Она следила по газетам за его блестящей карьерой с неусыпным вниманием. Ее слегка унижала эта одержимость, о которой не знал никто, кроме ее близкой подруги Фанни, а Фанни можно доверять, она не проболтается. Поэтому Лилиан не видела в том, что делает, большого греха. Говоря по правде, этот мужчина был лишь объектом ее самых необузданных фантазий, и Лилиан не собиралась расставаться со своим мысленным прибежищем. В иные ночи она ускользала с праздника под каким-нибудь предлогом, чтобы насладиться воображаемыми поцелуями своего героя.
Она часто представляла себе отважного офицера полиции в роли крестоносца, спасающего ее от жаждущих добыч и неверных или от какого-нибудь грубого мужлана, пытающегося ее похитить. Она внушала себе, что это не что иное, как девические фантазии, и что они никоим образом не соотносятся с самим прототипом и главным героем мысленно разыгрываемых ею представлений. Она гадала, узнает ли мистера Редфорда, если снова встретит его.
Единственным поводом для их встречи могла бы послужить необходимость воспользоваться его услугами, но даже при ее буйной фантазии она не могла вообразить, что такое может случиться. Ну под каким предлогом она могла бы встретиться с ним и о какой услуге попросить? Найти ее родного отца? Такая мысль на мгновение пришла ей в голову, но она тотчас отвергла ее. Если не считать того, что этот негодяй причинил отчаянное горе ее матери, он к тому же оставил несчастную леди, когда она ждала ребенка. Этот бесчувственный мерзавец не заслуживал того, чтобы его разыскивать.
Оглядевшись, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, Лилиан аккуратно сложила газету так, что вокруг объявления образовались сгибы, и осторожно надорвала ее, чтобы объявление осталось у нее в руках.
– С днем рождения, дорогая, – зевая, приветствовал ее Диллон, впорхнувший в комнату.
Газетная бумага с громким треском порвалась.
– Черт возьми! – пробормотала Лилиан, отодвинув газету, прежде чем он увидел, что она читает. – Ты так рано проснулся ради меня? – спросила она.
Видно было, что он сладко спал. Она с деланной радостью улыбнулась ему:
– Теперь я знаю, как много значу для тебя.
– Конечно, дорогая, – пробормотал он, протирая глаза.
Он властно поцеловал ее в губы, обдав запахом гвоздичного масла, и это напомнило ей о давно забытом происшествии.
– Помнишь наш первый поцелуй?
– Еще бы! – Он ухмыльнулся: – Дворецкий застал нас в чулане.
– Как поживает этот брюзгливый мистер Дженкинс?
– Боюсь, все еще терроризирует кухарку и шпионит за горничными. Но отец его ни за что не отпустит. Говорит, он держит всех в строгости.
Он сел рядом с ней.
– Кстати… – Диллон вынул из кармана халата бархатную коробочку и поставил на стол. – Это тебе!
– Ты без конца даришь мне подарки, Диллон. Не пора ли остановиться?
– Отец настоял.
Она прикусила губу, зная, на каких условиях сделан этот подарок.
– Чепуха, любая драгоценность меркнет перед тобой.
Браслет, отягченный налагаемыми обязательствами, сковывал ее, как наручник, и сверкание камней лишь усугубляло неловкость.
– Красивый жест, Диллон, но и этот подарок не заставит меня изменить решение.
– До чего же ты цинична! Ведь это подарок по случаю дня рождения.
– Диллон…
Он пожал плечами:
– Просто мы хотим, чтобы ты осталась и на следующий год. Это лишь поощрение и ничего больше.
– Я не желаю быть марионеткой в руках твоего отца.
– Ты хочешь меня уничтожить.
Он скрестил руки на груди. Его лицо дышало гневом.
– Прекрати эту мелодраму. – Она осторожно положила браслет в коробочку и закрыла ее. – Я не собираюсь обсуждать свои планы ни с тобой, ни с твоим отцом.
– Я могу дать тебе столько денег, сколько нужно, и ты это знаешь.
– Возможно, между тобой и твоим отцом нелады, но вы связываете со мной кое-какие надежды.
– Он более чем разумен.
– Поэтому я и пытаюсь поладить с вами обоими. Я с самого начала говорила тебе, что это продлится только до двадцать четвертого дня моего рождения.
– Как ты можешь отказать ему в этой радости, ведь он столько сделал для тебя?
Лилиан поднялась, ощущая собственную беспомощность. Они уже обсуждали этот вопрос. И как будто договорились.
– Но ведь между нами ничего не было решено.
Уязвленный, Диллон нахмурился:
– Мы друзья с самого детства, и я никогда тебя не оставлю.
Его укор повис в воздухе, он не заставит ее почувствовать себя виноватой. Она подошла к окну и уставилась на обнесенную оградой заднюю часть сада.
– Ты пойдешь сегодня вечером с нами в Комнату чудес мистера Уигли?
– Я уже видел панораму Санкт-Петербурга.
– Зато Фанни не видела. А я еще не полностью насладилась этим зрелищем. Хотя дважды его видела. – Она посмотрела на него, надеясь на перемирие. – Пожалуйста, побудь с нами ради моего дня рождения.
– Ты не боишься, что Кейн выпрыгнет из-за дерева и похитит тебя, чтобы скрыть свой обман? – фыркнул он.
– Я ведь не делаю посмешище из твоих страхов, Диллон, – тихо возразила она. – Почему ты стараешься умалить мои?
Он не смотрел на нее, играя бархатной коробочкой. Лилиан направилась к двери:
– Пойду одеваться.
– Лили?
Она обернулась.
Он протягивал ей коробочку:
– Это же подарок, который тебе делают без всяких условий.
Слегка наклонив голову, Лилиан приняла коробочку:
– Спасибо.
– Прости меня.
Он раскрыл объятия, и она подошла к нему, обвила его руками и прижалась щекой к груди. Ей был приятен запах его мускусного одеколона и чувство защищенности, которое он давал.
Он поцеловал ее в макушку.
– С моей стороны, было глупо и гадко смеяться над твоей ситуацией. Кейн – негодяй, и ты поступила мудро, приняв меры против него.
– Ты ведь лучше других знаешь, как он со мной обращался. Ты видел мои синяки, видел, как тяжело мне было.
– Знаю. Но я был так счастлив последние два года и не хочу, чтобы они кончались. – Он пожал плечами, не в силах сдержать свои чувства. – Никогда в жизни мы с отцом так не ладили. Никогда я не чувствовал такой связи с обществом, с равными мне по рождению и по положению. Мы созданы друг для друга. Если бы ты могла посмотреть на это моими глазами.
Она попыталась отшутиться:
– Просто я вижу все иначе, чем ты.
– Но ведь ты счастлива со мной.
– Я не могу себе представить, что буду с кем-то еще, но…
– Если бы только ты так нелепо не противилась браку…
– Нелепо? – Она вырвалась из его объятий. – Нелепо?
– Возможно, я употребил неточное слово. Может быть, лучше сказать «слишком противилась»?
– Слишком? Ты считаешь мои опасения излишними? – Она подбоченилась. – Скажи мне, Диллон, почему Кейн третировал мою мать? Потому что, как муж, имел над ней безграничную власть. Над ней, над ее деньгами, над домом.
– Она для него была ничто, и он обращался с ней, как с ничтожеством.
– Совершенно верно.
– Но не можешь же ты думать, что я когда-нибудь…
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь был вправе распоряжаться моей жизнью. Я терпела его власть одиннадцать лет, этого хватит на всю оставшуюся жизнь. А моя мать…
Вспомнив о хрупкой, вечно подавленной женщине с прекрасными золотыми волосами и печальными сапфировыми глазами, Лилиан почувствовала, что ее решимость непоколебима.
– Возможно, в конце концов ее доконала лихорадка, но дух ее был сломлен задолго до этого.
– А твои дедушка с бабушкой понимали это?
– Полагаю, они осознали это только после ее смерти. Но произойди это раньше, они бы все равно были бессильны. – Стараясь отогнать воспоминания, Лилиан обхватила себя за плечи. – Вздумай Кейн бороться с ними из-за меня, он наверняка одержал бы победу. Ведь в моем свидетельстве о рождении стоит его имя. В глазах света он мой отец, и эта угроза висит над моей головой, словно дамоклов меч, с самого моего рождения.
– Твои бабушка с дедушкой раскаивались, что устроили этот брак?
– Возможно. Но в то же время испытывали облегчение, поскольку им удалось дать мне законное имя.
– А ты предпочла бы, чтобы они раскаялись?
Она пожала плечами:
– Я никогда этого не узнаю. Так ведь?
Наступило молчание.
Лилиан вздохнула:
– Я не хочу с тобой ссориться, Диллон. Но ты должен меня понять.
– Значит, мы не поженимся?
– До тех пор пока я не вступлю в права наследства.
– То есть через год.
– Не думай, что меня устраивает роль любовницы. Я достойна лучшей участи. Мечтаю повидать мир.
В мечтах она не могла себе представить, чем станет заниматься, но в одном не сомневалась: она будет распоряжаться своей судьбой, сохранит свободу воли и духа, не обременяя себя зависимостью от мужчины.
Она увидела, как в его голубых глазах мелькнуло что-то похожее на боль – он был уязвлен.
– Ты несчастна, оттого что приняла решение остаться со мной?
– Ничего подобного. Возможно, меня угнетал мой выбор, но ты всегда был на высоте, всегда оставался чудом, Диллон. И я тебе благодарна.
Он взял ее руку и крепко сжал.
– Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое, дорогая.
– Знаю. – Она ответила на его рукопожатие. – Молю Бога, чтобы и Кейн это усвоил.
– Но ведь теперь он тебе не докучает.
– Пока нет. Благодаря тебе и твоему отцу. Он затаился, как змея, нежащаяся на солнце и готовая нанести удар при первой же возможности.
Лорд Корнелиус Кейн, пребывая в дурном расположении духа, сидел в высоком кожаном кресле у себя в клубе с бокалом бренди в руке. Он бежал в «Брукс»[1] в надежде укрыться от своего поверенного, который становился сущим наказанием. Болван не понимал основной концепции кредита. И видимо, настало время его сменить.
В гостиной появился мистер Питт. Лицо, как тарелка, вышедшие из моды панталоны. Кейн повернулся к нему спиной, всем своим видом показывая, что не желает видеть его в кресле рядом с собой.
– Теперь сюда пускают кого угодно, – пробормотал он.
– Что вы сказали? – спросил лорд Фелтон, подавшись вперед. Он был туг на ухо.
– Славный денек, – откликнулся лорд Кейн с деланной улыбкой.
– Моя Софи всегда любила весну, – вздохнул лорд Фелтон.
– Избавь меня от твоих лирических воспоминаний, старикан. Они повергают меня в панику.
– Леди Джейнос? – Склеротические глазки старого джентльмена заблестели. – Она ведь ваша родственница, да?
Как только речь заходила о Лилиан, на лице Кейна появлялась брезгливая гримаса. Он ненавидел июнь. Этот месяц напоминал ему о дне рождения порождения дьявола, повергшего в прах все его попытки создать себе приличную жизнь. А он ее заслуживал, как и любой дворянин, возможно, даже больше. Он редко задерживал оплату счетов, всегда отдавал карточные долги или проигрыш и почти никогда не жульничал. И все же ангелы, сидящие на облаках, бросали в него камни, как только он пытался встать на ноги.
Его план капиталовложений был мудрым, даже безупречным, но дал сбой. Сесилия угрожала рассказать мужу об их романе, но на этот счет он не особенно волновался – лорд Лэнгем должен быть ему благодарен за то, что он ублажает эту свиноподобную Сесилию. В его дверь стучались кредиторы, а его любимый лакей (по крайней мере это избавило его от необходимости выплатить ему жалованье за месяц).
Единственное, чего он не мог понять, – почему все обрушивалось на него одновременно. Вздыхая, он медленно цедил свое бренди, зная, что еще одного бокала заказать не сможет. Его долг был огромен, но никто не должен заподозрить, что он не выплатит своего долга в «Бруксе». Можно не заплатить портному (притвориться, будто работа дрянная), но мужской клуб – это святая святых. Он сидел здесь, словно в бастионе, предназначенном для отдохновения, но не мог как следует напиться. Его отец перевернулся бы в гробу, видя, как сын терпит такое непотребство. Лорд Корнелиус Кейн вынужден экономить! Куда катится мир?
Опорожнив свой бокал, он оглядел комнату в поисках какого-нибудь подхалима, который заплатил бы за его выпивку, и встретился взглядом с молодым человеком, стоявшим у камина. На нем были щеголеватая утренняя куртка красивого покроя и новенькие ботфорты с нестоптанными каблуками. Сразу видно, что он из богатой семьи.
Молодой человек внимательно разглядывал лорда Кейна. Его светло-голубые глаза сверкали. Он отошел от камина и двинулся вперед. Кейн откинулся в кресле, гадая, сколько бокалов бренди он сможет выдоить из этой добровольной жертвы.
– Лорд Кейн?
– Да.
– Лорд Рассел Мейберн.
Любой состоявший в родстве с маркизом Бомоном вызывал у Кейна неприязнь.
– Могу я присесть? – Молодой человек указал на стул.
– Предпочел бы, чтобы вы этого не делали, – кисло ответил Кейн, повернувшись в кресле. Однако наглец все же сел.
Кейн засопел. Нынешние молокососы напрочь лишены уважения к старшему поколению.
Мейберн знаком подозвал лакея:
– Два бренди и сигары. Самые лучшие.
Кейн продолжал хмуриться, впрочем, ничего не случится, если он пропустит бокал с этим щеголем. Кейн поерзал в кресле, размышляя о том, компромисс это или нет.
Когда им подали бренди, Мейберн приступил к делу:
– Начну без предисловий. Речь пойдет о Лилиан.
Этот малый говорил о ней запросто, называя ее по имени. Как о потаскушке.
Вероятно, это еще один из ее обожателей. Сейчас начнет превозносить ее добродетели. Но даже ради бренди лорд Кейн не намерен это терпеть. Ухватившись за подлокотники, он попытался встать.
– Я хочу увезти ее от моего брата, – продолжал Мейберн.
Кейн заморгал, не понимая, к чему тот клонит, и снова опустился в кресло, разглядывая молодого человека с возросшим интересом. Глаза у того горели, когда он говорил о Лилиан. Если вести себя правильно, этот малый может стать удобным инструментом в его руках.
– Почему вы хотите разлучить их с вашим братом?
– Потому что она заслуживает лучшей участи.
– Например?
– Она не должна оставаться содержанкой. И, если выйдет замуж, обретет все причитающиеся ей права.
Кейн вздохнул:
– Ваш брат ее использует.
– Омерзительно! Но она этого не понимает.
– Вы с ней друзья? – спросил Кейн, заранее зная ответ. Немногим было известно о неладах в семье Кейна. Лилиан предпочитала держать свои скелеты в шкафу.
– Она мне очень дорога. Но моего брата раздражает наша дружба.
– Я слышал, она его любит. Быть может, это к лучшему, что они вместе?
– Как вы можете так говорить? – воскликнул Мейберн, ударив кулаком по бедру. – С Диллоном у нее нет будущего. Ума не приложу, почему отец позволяет ему столь неуважительно обращаться с ней. Впрочем, он всегда потакал Диллону. Но мой долг спасти Лилиан. И я это сделаю.
– Каким образом? – спросил Кейн, лихорадочно перебирая в уме возможности использовать этого щеголя.
– Не знаю. – Молодой джентльмен помрачнел: – Она отказывается бежать со мной.
– И вы пришли к заключению, что…
Молодой человек заморгал. Взгляд его стал пустым, лишенным какого бы то ни было выражения.
– Что?
Кейн ободряюще кивнул:
– Вашего братца можно увезти.
– Куда?
Это было не самым удачным решением, но что поделаешь?
– Увезти от Лилиан.
– Вместо того чтобы заставить уехать ее?
– Именно так, и это отличная мысль.
Мейберн покачал головой:
– Диллон никогда ее не оставит. Он слишком дорожит своим положением любовника. – Молодой человек покраснел от гнева.
– Прошу прощения.
Кейн взмахнул рукой.
– Я кое-что смыслю в этих делах, и у меня просто кровь закипает в жилах при мысли о том, что происходит, но я ничего не могу поделать.
– Но если бы его удалось устранить…
– Если бы ваш брат сошел со сцены, Лилиан больше не испытывала бы его влияния. Он перестал бы ею манипулировать.
Кейн и Мейберн наклонились друг к другу.
– Тогда она стала бы более благосклонна к вам.
В глазах Мейберна затеплилась надежда.
– Это было бы великолепно. Я хочу сказать, для Лилиан. – Он нахмурился и поскреб в затылке: – Но как это сделать? Он не бывает за городом, не ездит в Бат на воды. Практически не расстается с Лилиан.
Хотя Кейн никогда не признался бы в этом молодому человеку, он уже пытался хитростью заставить Бомона покинуть Лондон. Однако ему это не удалось. Были использованы послания, требовавшие его немедленного и неотложного присутствия в его загородных владениях, фальшивые сообщения о похоронах родственников, а также предложения от самых соблазнительных представительниц полусвета. Но этот чертов тип был непоколебим, как пробка, застрявшая в горлышке бутылки.
– Сегодня день ее рождения, – сообщил Мейберн, возвращая Кейна к действительности. – Не знаю, что ей подарить.
– Может быть, мышьяк? – едва слышно пробормотал Кейн.
– Что? – Мейберн заморгал. – Даже думать об этом не смейте! Лилиан – это солнце Лондона! Прекрасное создание…
Кашлянув, Кейн перебил его:
– Может быть, книгу?
– Вы ее сегодня навестите?
– Нет, Бомон не разрешит.
Это было невозможно после того, как она сообщила дотошному маркизу о встрече в офисе поверенного. Не стоило осуждать Кейна за его справедливый гнев, вызванный тем, что его тесть, лорд Джейнос, завещал все свое имущество этой недостойной девице. Любой на его месте возмутился бы.
– Гнусная надоедливая бабенка, – пробормотал лорд Кейн, припоминая, как Лилиан пыталась помешать ему задушить поверенного, сообщившего ему это чертово известие. Кто мог бы осудить его за то, что он ее ударил? Это было бы самозащитой. Она это заслужила, в то время как ничуть не заслуживала завещанного ей состояния.
– Прошу прощения? – Мейберн смотрел на него как-то странно.
– Я хотел сказать, что вмешательство вашего брата возмутительно. Бомон оказывает влияние на Лилиан, настраивает ее против меня.
Конечно, это Лилиан настроила лорда и леди Джейнос против него и убедила изменить завещание. Она стала причиной его нынешнего ужасного положения. Из-за нее его лишили законного дохода. По ее вине он ввязался в это сомнительное финансовое предприятие, которое теперь на глазах разваливалось. Из-за нее он вступил в связь со взбалмошной Сесилией Лэнгем. Лилиан была причиной всех его неудач, а его намерение удачно выдать ее замуж, тем самым увеличив состояние, окончилось крахом из-за вмешательства маркиза Бомона.
И тут в голову ему пришла блестящая мысль. Сердце его забилось быстрее, а лицо покрылось испариной. Он мог завязать все свои проблемы узлом и разрубить этот узел одним ударом. Предвкушение успеха заставило кровь быстрее бежать по жилам. Он задрожал от возбуждения. Кейн не был так приятно взволнован с тех самых пор, как его кузен Луис умер от оспы, сделав его баронетом. Возникший у него план был замечателен своей простотой.
С трудом сдерживая радостное возбуждение, он объявил:
– Я вам благодарен, лорд Мейберн, за то, что вы подошли ко мне. Ваше участие в судьбе моей дочери делает вам честь.
– Благодарю вас, лорд Кейн, – ответил молодой человек с некоторой опаской. Он не привык к лести, потому что был настоящим олухом.
– Я рад, что вы ко мне обратились. У меня появилась отличная идея. И я думаю, что эти семена дадут хорошие всходы, если их взрастить должным образом. Они созреют и станут средством, которое поможет отдать должное Лилиан.
Мейберн выпрямился и теперь благодаря хорошо сшитому уэстонскому костюму выглядел вполне мужественно.
– В самом деле? Вы полагаете, это возможно?
– Да. Но вы должны кое-что сделать для меня.
– Все, что угодно, милорд, все, что угодно.
– Начнем с того, что вы мне все подробно расскажете о своем брате и его отношениях с моей дочерью.