"Любовь на острие кинжала" - читать интересную книгу автора (Гарнетт Джулиана)

6

– Я вам не верю. – В голубых глазах Эннис сверкала такая решительность, что Рольф просто опешил. Ее подбородок был протестующе поднят. Она с негодованием передернула плечами, и тяжелая волна волос переместилась за спину. Огонь очага, расположенного в центре зала, играл на ее лице, окрашивая высокие скулы розовыми бликами. – Ауберт не может быть столь жаден, чтобы требовать половину моих земель за свою подпись.

Рольф положил свиток пергамента на стол, по разные стороны которого они стояли. Только пегий мастифф был свидетелем их разговора. Они были одни, если не считать нескольких слуг, разбрасывавших свежие стебли камыша в дальнем конце зала.

– И все же он так и сделал. Правда, особой пользы ему это не принесло. Король ответил отказом, так что в конечном счете вашему брату пришлось довольствоваться одним или двумя маленькими замками, причем львиная доля доходов от них попадет в кошелек короля. – Он улыбнулся. – Вы удивлены? Иоанн страстно любит получать деньги и ни за что не упустит своей выгоды. Вашему брату еще повезло, что он вообще что-то получил. Если бы король захотел, он без труда заточил бы вас в тюрьму, а ваши наследные земли объявил собственностью вашего покойного мужа, конфискованной в казну из-за участия его в заговоре.

Эннис отвернулась, руки ее дрожали. Она спрятала их в широких манжетах своих рукавов и замерла, стоя спиной к Рольфу, глядя в огонь. Он испытал неожиданное чувство симпатии. Как это тяжело – быть заложником. Хотя много времени минуло с тех пор, когда его положение было похожим на ее, те ощущения легко всплыли в памяти. Когда он был еще пажом, его постоянно били, он сделался излюбленной жертвой и предметом издевательств для более старших слуг. В те годы он ненавидел каждый миг своей жизни и бунтовал так часто, что дня не проходило без порки, которой его подвергали за злостное неповиновение.

Но в конце концов он понял: чтобы однажды стать командиром, сначала надо научиться подчиняться. Как можно требовать дисциплины от других, если сам недисциплинирован? То, что сейчас он никак не выражал своей симпатии к Эннис, и было проявлением его самодисциплины, потому что ей не пойдет на пользу бальзам, приложенный к ее раненой гордости. Гораздо лучше для нее поскорей научиться отличать тех, кто может блюсти ее интересы, от тех, кто этого делать не станет. Совершенно очевидно, что Ауберту важна только собственная выгода, а не благо женщины, стоящей сейчас у огня.

Рольф удобно устроился в кресле, закинув одну ногу на угол стола. Он ждал, пока Эннис возьмет себя в руки. По всему было видно, ей удалось обуздать свои чувства. И когда она наконец повернулась, лишь глаза выдавали ее внутреннюю борьбу.

– Так, – спокойно произнесла она, – дело сделано. Король постановил, и наш брак состоится. Позволено ли будет мне покинуть место моего заточения на время церемонии или же я и тогда останусь под стражей?

Его губы сжались в порыве гнева.

– Это будет зависеть от вашего поведения, – сказал он с ледяным спокойствием. – Если вы собираетесь устроить спектакль на публике, перед алтарем отказавшись от своих клятв, вам стоит подумать об ужасных последствиях, которые этот поступок повлечет за собой для ваших верных подданных.

Сведя свои тонкие брови в одну линию, Эннис взглянула ему прямо в лицо. Щеки ее пылали, а в глазах была холодная голубизна, напомнившая ему зимний лед.

– Извините меня, – проговорила она, – но я не улавливаю вашей мысли. О каких подданных может идти речь, если в своих собственных замках я более не имею власти?

– Об этом я и говорю. – Он дал ей время подумать над своими словами, а затем продолжил: – Вассалы, верные клятве, данной вам, встанут на вашу защиту, не спросив вашего разрешения, и вы можете сыграть на этом. Стоит ли говорить о том, что сделает с ними король, если вы поступите таким образом?

– На этот счет я не сомневаюсь, – сказала она таким горьким тоном, что он понял: она уже обдумала эту возможность. – Если я могу стать заключенной, то и мои вассалы, конечно, подвергнутся гонениям, вздумай я вести себя столь безумно. Они не смогут воевать одновременно против вас и короля, и я никогда не потребую от них этой жертвы. Если бы черная тень предательства не висела надо мной, я никогда бы не уступила. Но я знаю моих вассалов и не подставлю их под удар. Не хочу я также окончить жизнь, как леди Мод де Брозе, которую уморили голодом за то, что она открыто выступила против Иоанна. Так что вам нечего бояться, милорд! Я не стану отказываться от клятв перед алтарем. У меня нет выбора.

Поскольку руки все еще были спрятаны в широкие рукава платья, Эннис кивком головы указала на пергамент, лежавший на столе.

– Это условия брака?

– Да, – ответил Рольф. – Мне их вам прочитать или позвать за писцом? Эннис извлекла из манжеты одну руку и протянула к столу раскрытую ладонь.

– Я прочитаю сама, если позволите.

С недоверием Рольф сказал:

– Но это написано на латыни.

Она безразлично заметила:

– Как и многие официальные документы. Мой предыдущий брачный договор был также составлен на латыни. Так вы позволите?

Он передал ей пергамент и стал смотреть, как она читает. Иногда брови ее раздраженно поднимались, а губы сжимались. Он ничуть не сомневался, что виной тому гнев, вызванный некоторыми условиями. На ее месте он чувствовал бы то же самое. Но что его поразило сильнее всего – так это ее умение читать. Некоторые из благородных дам, правда, имели кое-какие понятия о чтении, а равно и о письме. Но способность читать по-латыни была редкостью среди женщин, которых он знал.

Эннис отложила пергамент и взглянула на Рольфа:

– Итак, я, как мне показалось, лишаюсь всего, что имею?

– Нет, не совсем так. Вы разве не поняли того, что прочитали?

Он протянул руку к пергаменту, но она снова схватила его и прижала к груди. Ее глаза пылали гневом.

– Тут сказано, что мои земли после свадьбы переходят под ваш контроль. Этого следовало ожидать. Но, если от нашего союза появится ребенок, мои земли отойдут ему. – Ее губы скривились. – И этот пункт может быть аннулирован в случае, если ребенок не родится.

– Если бы я не был в этом уверен, миледи, то ни за что бы на вас не женился.

Ее глаза удивленно расширились, затем потемнели от смущения:

– Вы хотите сказать – вам не нужен ребенок?

Покачав головой, Рольф сказал с грустью:

– У меня уже есть сын и наследник, которого я лишен возможности видеть и воспитывать. Я не хочу иметь других детей, потому что нет никакой уверенности в том, что и этот ребенок не будет превращен в заложника. Времена сейчас слишком опасные. Одного заложника с меня довольно.

– Я согласна. – Ее руки слегка шевельнулись, отчего пергамент громко зашуршал. – Это хорошо, что вы не хотите детей. Я тоже не намерена рожать их от вас.

Хотя он и не собирался говорить ей, что знает о ее бесплодии, но эта холодная отповедь и самоуверенное заявление о том, что она не хочет детей от него, вывели его из равновесия. Он нахмурился:

– Если бы я желал иметь еще детей, а вы были способны их рожать, вы бы стали рожать без всяких отговорок, могу вас уверить! – Он шагнул вперед под ее презрительным взглядом. – Не надейтесь смутить меня вашими уловками, миледи. Я их не стану терпеть. Вы ведь всего только женщина. Когда мы поженимся, вы быстро выучите, где ваше место.

Эннис отступила на шаг, скривив губы.

– Я выучусь? Быстро выучусь сносить унижения, милорд? Вы переоцениваете свои способности. Я не собака, которую натаскивают для охоты, и не сокол, которого учат бить дичь. Нет, я женщина, и у меня есть права. – Она взяла пергамент и крепко сжала его. – Здесь говорится о лишении меня прав на мою собственность на время нашего брака или на время вашей жизни, если говорить деликатно. И вы надеетесь, что это навсегда? Предупреждаю вас – моя подпись необходима, чтобы придать силу такому документу. И я не собираюсь по своей воле передавать вам мою собственность навеки.

Лицо Эннис дышало гневом. Вместо того чтобы прямо и резко сказать ей, что она сделает все так, как велит ей король, Рольф решил промолчать. Это только затянуло бы спор о том, что он считал делом решенным. Если же сказать, что понимает ее желание рычать и скалить зубы подобно собаке, посаженной на цепь, она разозлится еще больше. Нет, лучше уж пропустить ее выпад мимо ушей.

Он молча встал с места, собираясь пожелать ей удачного дня и отправить обратно в комнату. Но Эннис вдруг отскочила от него на несколько шагов, вмиг закатала манжеты и сунула руку с пергаментом в пылающий очаг. Затем повернулась к нему:

– Вам показать, что я думаю о королевских декретах вообще и об этом вот документе, милорд?

Рольф замер, устремив глаза на свисающий край свитка, который уже начал скручиваться от жара пламени.

– Вы думаете, трудно сделать несколько копий? – проворчал он сквозь зубы. – Это только разгневает короля и затянет дело.

– Промедление мне на руку. Я не могу огорчить короля сильнее, чем он меня. Так почему бы мне не порадовать себя для разнообразия? Вот уже целый год со мной обращаются без всякого уважения, и я устала от этого. Никто меня не спрашивает, чего мне хочется, или в чем я нуждаюсь, или какое мое мнение о том, что со мной происходит. Нет, я просто птица в клетке!

Ее руки и голос дрожали, а загнутый конец пергамента начал уже чернеть. Рольф перевел взгляд на ее лицо.

– Свиток горит, – спокойно сказал он, но стоило ей взглянуть на документ, как он мгновенно прыгнул к ней.

Перехватив ее запястье, он отдернул Эннис от огня. Она выпустила пергамент, и тот с мягким шелестом упал в самое пламя. Рольф безжалостной рукой швырнул ее на пол, затем выхватил свиток из огня. Он сильно обжег себе руку, но, кажется, ему удалось спасти документ. Пахло паленым бархатом и кожей. Разгладив рукавом обгорелые края пергамента, Рольф убедился – все уцелело, если не считать нескольких слов, обуглившихся и превращенных в пепел.

Он присел на корточки. Эннис никак не могла подняться, запутавшись в складках платья, и барахталась на полу, опираясь на локоть. Подол задрался, открыв ее ноги. Шелковые подвязки поддерживали белые чулки, а шелковая же нижняя рубашка туго обмоталась вокруг колен, сковав ее движения. Длинные волосы змеились по камням пола, темно-рыжие пряди светились, отражая огонь. Пламя отражалось и в ее глазах, и весь ее облик дышал непокорной решимостью.

Они безмолвно глядели друг на друга, он – вне себя от гнева, она – свирепо оскалившись, словно волчица. Между ними, казалось, дрожала до предела натянутая струна. Из-под темных ресниц глаза ее смотрели настороженно и оценивающе. Во взгляде Эннис ясно читались ее намерения.

Он притворился, будто уронил свиток на пол, и, когда она подалась вперед, чтобы схватить пергамент, опередил ее: вмиг пряди рыжих волос оказались зажатыми у него в кулаке. Затем он рванул их на себя, словно это были поводья норовистой лошади.

Он медленно накручивал их на руку, принуждая Эннис ползти к нему на четвереньках. Сопротивляться она не могла, ибо он тянул все сильнее и сильнее. В глазах ее пылало бешенство, равно как и в словах, которыми она награждала его. Она была уже у его ног. Стоя на коленях на каменном полу, Рольф глядел на нее сверху вниз. Немного было радости в такой победе, да и женщина, кажется, не собиралась пока признавать своего поражения.

Искры огня упрямо вспыхивали в ее глазах. А щеки горели от ярости. Длинная манжета оторвалась от рукава ее платья и каким-то образом запуталась в волосах. Но, несмотря ни на что, она не сдавалась и упорно оказывала сопротивление.

– Господи, – пробормотал он, – неужели вы столь неразумны, чтобы пытаться бороться со мной?

– Это дело не разума, – огрызнулась она, стремясь освободить волосы от куска рукава, – но чести. Если вы должны жениться на мне – пусть так и будет. Но я не подчинюсь вам просто так, лорд Драгонвик. Как бы вы меня к этому ни принуждали.

Слабая улыбка тронула его губы:

– Мне всегда больше нравилась борьба, а не победа, миледи. Гораздо приятнее получать награду, которую пришлось добиваться с трудом.

– Но так ли уж приятно потерпеть поражение? – спросила она с насмешкой. Ей наконец удалось освободить свои рассыпавшиеся волосы от всего лишнего. – Не думаю. По крайней мере, для вас. Мужчины, которые больше полагаются на свою доблесть, знают, что даже лучший из лучших может быть побежден силой обстоятельств.

Рольф все еще держал в руке прядь ее волос. Не обращая на него внимания, словно находясь в своей комнате одна перед зеркалом, Эннис попыталась привести в порядок прическу. Она собрала блестящие ленты зеленого шелка и старалась укрепить ими волосы, аккуратно укладывая их в должной последовательности. Затем перебросила рыжую копну за плечи, и словно огненные змеи побежали по ее спине. Наконец Эннис посмотрела на Рольфа и спросила с дерзким вызовом:

– Вы боитесь, что я убегу от вас, милорд? Но я ведь всего только женщина, как вы изволили выразиться. Такого могучего воина я могу победить лишь своим жалким оружием – моим языком и умом. Это все, что у меня есть. Но этого вам не отнять!

– Подчас, – сказал он холодно, – возникает настоятельная необходимость в тишине. Тогда вам придется забыть о том, что у вас имеется язык, до тех пор, пока я вам не разрешу снова им воспользоваться. А что касается ума, то вам лучше употребить его на то, чтобы добиться моего расположения, а не искать способов мне досадить. Даже птица в клетке лучше поет ради корма.

Ее ресницы опустились, и тело пронизала дрожь. Ему не нравилось, что она вызывала в нем сочувствие. Это не нужно. Гораздо полезнее сейчас довести дело до конца и внушить ей раз и навсегда, что хозяин здесь он.

Намотав на пальцы прядь ее волос, которую он все еще удерживал в руке, Рольф медленно отогнул голову Эннис назад, лицо ее запрокинулось и оказалось прямо перед ним. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел ее расширившиеся и сверкающие глаза. Ее ноздри раздувались, приоткрытые губы были совсем рядом. Полусидящая-полуподвешенная, она могла только одной рукой опереться о пол. В неловкой позе чувствовалась боль. Она была так уязвима и беспомощна.

Рольф не торопясь встал, увлекая за собой Эннис. Ее голову он держал так, чтобы она могла видеть только его, и ничего более. Подняв ее высоко – пальцы ее ног едва касались пола, – он обнял Эннис, не позволяя ей упасть, и его рука ощутила, как напряжена ее спина. Рольф еще сильнее прижал к себе молодой гибкий стан. Ее груди отвердели – он почувствовал это даже сквозь одежду, – а бедра трепетали и терлись об его пах. И это вызвало в теле Рольфа немедленный отклик.

Боже милостивый! Она не должна была зажечь его так быстро! Давным-давно он дал себе слово не позволять женщинам вызывать у него других чувств, кроме некоей отстраненной симпатии или же обычного вожделения. Эннис заставила кровь в его жилах биться в бешеном ритме, и это говорило о том, что ему с ней лучше не связываться. Но она трепетала в его объятиях, ноги обвивали его голени. И Рольф обнял ее еще крепче и что есть силы прижал ее тело к своим бедрам. Взгляд искал ее взгляда…

Какая-то хитрая, кошачья усмешка играла на ее губах. Он подумал, что она, должно быть, почувствовала его желание и скорее всего сейчас насмеется над ним. Что ж, он покажет ей, сколь мало она для него значит!

Осторожно, не торопясь, он наклонил голову, и его рот захватил ее губы. Она судорожно вздохнула. Эннис даже не пыталась уклониться – это было невозможно, ибо рука его все еще крепко сжимала волосы на ее затылке. Прикосновения его губ – сначала мягкие, легкие – становились все более настойчивыми и страстными. Дыхание ее участилось. Рот его не отрывался. И поцелуй все длился и длился, пока она не повисла без сил в его объятиях, а из горла не вырвался тихий стон. Руки ее в последнем порыве взметнулись вверх, и, почуяв, что его хватка ослабла, Эннис сама притянула его к себе.

Резко отстранив женщину от себя, Рольф поглядел на нее сверху вниз. Грудь ее вздымалась от неровного дыхания, глаза были широко распахнуты и сверкали. Она поднесла ко рту руку, чтобы потрогать свои распухшие от поцелуев губы.

– Ах, миледи, – сказал он нарочито легкомысленным тоном, – не будьте столь легко доступной со мною. Желание часто так мимолетно…

Она поглядела на него сперва с недоумением, а потом с яростью. Краска бросилась ей в лицо.

– Свинья! – прошипела она. – Не смейте больше касаться меня!

– Это мой замок. Я делаю здесь что хочу. – Рольф слегка усмехнулся. – И вы это скоро усвоите, став моей женой, леди Эннис.

Даже сейчас, когда глаза ее были полны гнева и ненависти, а на лице лежала черная тень, Эннис оставалась прекрасной. Но ведь он знал немало красивых женщин. Чем уж так отличается эта? Да ничем особенным, если не считать, что она его заложница и скоро станет его женой. Он не может позволить ей взять над ним верх, так сильно влиять на него! Воспоминание о бессонной ночи, которую он провел после набега на ее комнату, по-прежнему жгло его.

И уж, конечно, он не позволит ей догадаться, какое неистовое желание она будит в его теле. Годами учился он управлять своими чувствами, давно постиг искусство самообладания. Рольф без труда мог контролировать дыхание и сердцебиение. И, казалось, в нем ничто уже не напоминает того незрелого юнца, который впервые познал женщину. Но он должен был признаться самому себе, что, к величайшему изумлению, не знает, как ему поступить, и что у него нет никакой надежды обуздать свое влечение к Эннис. Что же касается сегодняшней сцены, он благодарит судьбу, укутавшую его в длинную и плотную тунику и таким образом скрывшую от глаз его пленницы-невесты самое наглядное доказательство его чувств к ней…

Отпустив наконец ее волосы, Рольф отступил назад и позвал слугу. Вэчел, по-видимому, был где-то рядом, так как появился прежде, чем раскаты хозяйского голоса успели спугнуть двух птиц, сидевших на стропилах.

– Да, милорд. – Юноша переводил взгляд с Рольфа на Эннис с деланным безразличием.

– Проводите леди Эннис в ее комнату. И проследите, чтобы она получала все, что ей потребуется для нашей скорой свадьбы. В пределах разумного, конечно. Если какие-либо ее распоряжения вызовут у вас сомнение, немедленно доложите мне.

– Да, милорд.

Слуга повернулся к Эннис и медлил, не зная, готова ли она, но леди уже вполне взяла себя в руки и направилась к выходу.

Но не успели они пройти и несколько шагов, как она внезапно остановилась и бедняга Вэчел налетел на нее. Эннис обратилась к Рольфу, высоко подняв подбородок:

– Скажите, милорд, скоро ли наша свадьба?

– Через две недели. Через неделю после Пасхи и Нового года, поскольку они совпадают [10]. – Он насмешливо улыбнулся. – Вам так не терпится исследовать наше супружеское ложе, миледи?

– Бог свидетель, вы большой мечтатель, – резко сказала она. – У меня есть веская причина спрашивать. Мне понадобятся сундуки с моими вещами, оставшиеся у Сибрука. Пошлите за ними. – Помедлив, она спросила: – Посетит ли король нашу свадьбу?

– Иоанн прислал свои поздравления, но сейчас он слишком далеко и не почтит нас своим присутствием.

– Какая жалость, – сказала Эннис с усмешкой. – И еще большая жалость, что вы не с ним. Поскольку мне приходится готовиться в такой спешке, мне понадобится женщина в помощь. Дело не в том, что Вэчел плохо справляется, он справляется великолепно. Мне нужна помощница, которой близки и понятны мои нужды.

Это прозвучало убедительно, и Рольф велел Вэчелу подыскать подходящую служанку для леди.

– И переведите ее в комнату в западном крыле, – приказал он. – Там более достойное место для новой графини Драгонвик. Но не ослабляйте охрану! Пусть у дверей постоянно находится стражник.

– Благодарю вас, милорд, – сказала насмешливо Эннис, – за ваше великодушие и заботу.

Она прошествовала прочь из зала в сопровождении безмолвного Вэчела.

Рольф наблюдал за нею, пока она не скрылась из виду, поднявшись по винтовой лестнице. Бордэ, опечаленный тем, что его забыли, негромко заскулил и вывел хозяина из задумчивости. Рольф потрепал мастиффа по огромной голове и сказал с грустью:

– Если бы женщины были так же тактичны и понятливы, как собаки…

В благодарность за этот комплимент пес лизнул его обожженную руку. Это живо напомнило Рольфу обстоятельства, при которых он спас пергамент. Свиток все еще лежал на полу, слегка обгоревший по краям, но вполне пригодный для чтения, если не считать нескольких слов, обратившихся в пепел. Неважно. Рука заживет. И эта леди Эннис будет его женой, хочет она этого или нет.

Конечно, не слишком приятно, что она так яростно противится браку. Не то чтобы он считал себя такой уж наградой для женщин, но он знал многих девушек и зрелых матрон, заглядывавших ему в глаза с желанием и надеждой. За что леди Эннис так его ненавидит? Но нет, он же помнит, в ее глазах ясно читалась симпатия – в тот день, в замке Стонхем… Она едва сдерживала слезы во время его расставания с Джастином…

Конечно, она может злиться на то, что ее похитили, что он запугивал ее, заставляя подписать письмо. Святой Иероним! Разве не знала она, каким жестоким он может быть? Да его сдержанность в ту ночь вообще достойна восхищения! В один день потерять Эдмунда и не вернуть сына – это больше, чем может вынести человек. Святые Мария и Иосиф! Как раз женщины в таких ситуациях и ведут себя особенно безжалостно. Эннис своевольна и по-детски упряма, а то бы она узнала, что он может быть вежливым и нежным.

Размышляя таким образом, Рольф расправил пергамент, затем аккуратно свернул его, перевязал лентой и спрятал. При этом он потревожил обожженную руку и выругался. Может быть, стоило позволить свитку сгореть? Стать одноруким рыцарем Рольфу совсем не улыбалось.

Вне себя от гнева, Эннис кружила по своей новой комнате. Ничего не скажешь, она была куда больше и наряднее прежней. Но это не радовало. Здесь царила огромная кровать, снабженная вышитым балдахином, занавесями и толстым мягким матрасом, набитым гусиным пухом. На покрывалах лежало множество подушек. Богатые драпировки покрывали стены. Посредине комнаты широкий медный котел с тлеющими углями давал достаточно тепла для обогрева. В напольных канделябрах много свечей. Еще были большой обеденный стол и маленький. На толстых коврах, как бы в ожидании гостей, располагались кресла и стулья. Высокие окна застеклены. Из них открывался просторный вид на косогор, сбегавший от стен замка к деревне, примостившейся внизу. Густой линкольнширский лес вплотную подступал к ней.

Эннис с презрением осматривала все. Не думает ли этот грубиян, что, возвратив ей комфорт, он заслужил прощение? Уж не рассчитывает ли он получить награду, переведя ее из маленькой убогой комнатушки? Он жестоко ошибается. Ему придется потрудиться гораздо больше, проявить чудеса вежливости и внимания, чтобы хоть немного подняться в ее мнении с того нижайшего уровня, на котором находится сейчас. Этот черный рыцарь не добьется ее расположения столь несложными средствами.

Эннис чувствовала боль и слабость в ногах, и это напомнило ей то, о чем охотнее всего хотелось забыть. Прикосновение его рта к ее губам было столь необычным и волнующим, что не заметить это она просто не имела права. Его невозмутимость и хладнокровие в те минуты, когда она теряла голову от его поцелуев, можно легко объяснить его опытом и цинизмом. Но почему он высмеял ее за это? Почему поиздевался над ее пылкостью, которую она не сумела скрыть? Стыд терзал ее. Какая непростительная глупость! Как она могла поддаться ему хоть на короткий миг? Как могла вообразить, что он ей не опасен, что она достаточно вооружена против его самоуверенности и наглости, что может противостоять любому его оскорблению?..

Эннис не предусмотрела, что он применит оружие, против которого она бессильна, – ее собственное тело! Оно опять совершило предательство по отношению к ней. Его прикосновения снова лишили ее стойкости. И что хуже всего – он нагло вторгся в ее сны. Слава Богу, он еще об этом не знает, иначе он несомненно использовал бы и это против нее…

Посреди этих тревожных раздумий Эннис вдруг услышала стук в дверь. Сердце ее бешено заколотилось, готовое выскочить через горло. Она медленно повернулась, дверь открылась, и сердце вернулось на место. Вошла темноволосая женщина маленького роста.

– Меня зовут Белл, миледи, – пробормотала она по-английски. – Я послана к вам.

Улыбнувшись, Эннис подошла к девушке, которая с застенчивым видом смотрела в пол, и заговорила тоже по-английски:

– Я леди Эннис, Белл. Я очень рада, что вы будете мне помогать.

Все еще робея, Белл теребила фартук.

– Говорят, – сказала она, – что вы скоро выходите замуж за лорда. Я умею класть тонкие швы.

– Ваши способности будут очень полезны. Мне надо приготовить подвенечное платье, так что жду ваших советов, Белл. Я их с радостью выслушаю, и вы поможете мне выбрать, что мне больше пойдет.

Белл оживилась:

– Как вам угодно, миледи. По словам Вэчела выходит, что у вас будет все, что вы пожелаете. А я сделаю все, что вы мне велите.

– Хорошо. А не говорил ли Вэчел, как и когда я увижу, из чего мне предстоит выбирать? – Белл отрицательно замотала головой, а Эннис продолжила: – Что ж, это мы попробуем выяснить завтра, а пока я устала, да и вы, наверное, тоже. Скажите Вэчелу, пусть вам приготовят постель здесь – я хочу, чтобы вы оставались со мной в комнате. Вам это подходит?

– О, миледи, это еще как мне подходит. – Белл восторженно оглядела все кругом. – Это ж мне как повезло, что я оказалась в замке лорда Рольфа. Он же самый распрекрасный лорд! Каждый хочет получить здесь место… Я прежде на кухне работала. И я так горжусь, что служу вам! Я все для вас сделаю, чего ни пожелаете.

– Я не сомневаюсь в вас, Белл. В ближайшие дни, когда прибудут мои вещи, нам придется много работать. И мне понадобится ваша помощь. Это прекрасно иметь такую приятную компанию и такие руки, готовые трудиться.

– Слава тебе, господи, я сделаю все, что только можно, чтобы скрасить вам эти дни, миледи.

Девушка посмотрела на нее с улыбкой в добрых карих глазах, и Эннис впервые за эти трудные дни вдруг почувствовала, что, возможно, когда-нибудь она и перестанет быть чужой в замке Драгонвик. И – кто знает? – это страшное место тогда ей покажется не таким уж и страшным, каким представляется сейчас.

– Ну что ж! В таком случае, Белл, пожалуй, начнем с маленького задания, – сказала она бодро. – Вынесите прочь эти канделябры. Чем меньше драконов я вижу, тем мне легче.

Бросив на госпожу любопытный взгляд, Белл вытащила из комнаты изваяния, на которые ей указала Эннис. Эти фигуры, выполненные в виде стоящих чудовищ с когтистыми лапами и широко развернутыми крыльями, напоминали ей о пережитых унижениях, и она спешила расстаться с ними. Ее сны и так полны драконов – зачем же они ей нужны еще и средь бела дня?

Когда служанка вернулась, Эннис, улыбаясь, сказала ей:

– Ну, теперь, думаю, мы отлично поладим. Мне, как правило, здесь нечем заняться, и я рада, что вы останетесь со мной.

Белл с благодарностью смотрела на госпожу:

– Это честь для меня – служить вам, миледи. Сэр Гай говорит, что вы добрая и благородная леди, и я постараюсь ничем вас не огорчить.

– Сэр Гай? – Эннис посмотрела на девушку с удивлением. – А что еще он говорит?

Белл смущенно уставилась в пол. Затем, поборов робость, сказала:

– Только то, что поначалу вам было здесь не по себе и что впереди будут трудные дни…

Это была чистая правда. Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть беспокойные времена для всех них. Вот только что имел в виду сэр Гай – всю Англию или только жену Драгонвика?