"Любовь на острие кинжала" - читать интересную книгу автора (Гарнетт Джулиана)

4

Сэр Гай Фицхью глядел на своего господина с обеспокоенным и сердитым видом. Свет пламени в очаге, расположенном в центре зала, отражался на лице верного служаки, вспыхивал в его светлых глазах. В руках он держал то, во что превратилась одежда Эннис. Он с тоской изучал места, где сталь распорола лен. Какое-то время сэр Гай хранил молчание. Наконец произнес:

– Могу я гарантировать лорду Тарстону, что леди не причинили вреда, сеньор?

– Нет, не гарантируйте ничего, кроме того, что она моя заложница. В этих тряпках он может вычитать все, что ему заблагорассудится.

Рольф наполнил кубок. Но даже вино не могло уничтожить горький привкус во рту. Он нагнал страху на леди Эннис. Это должно бы его радовать. Пусть дрожит там, на кровати. Может быть, это ее образумит!

Допив вино, ле Дрейк с грохотом поставил кубок на стол. Сэр Гай даже подскочил от неожиданности. Его руки вцепились в изуродованное платье так, что костяшки пальцев побелели.

– Я передам послание, как вы хотите, – пробурчал он и замолк, но было видно, что ему хочется что-то сказать.

– Говорите, сэр Гай, а то у вас вид побитой собаки, – не выдержал молчания Рольф. – В чем дело?

– Леди… – Он глубоко вздохнул. – Она в порядке?

– Вполне! – Взгляд господина задержался на лице вассала. – Хотя она дерзка и своенравна и, мне кажется, заслуживает хорошей порки. Но будьте спокойны за нее. Даже если бы я имел обыкновение воевать с женщинами, то все равно слишком хорошо помню Хью де Бьючампа.

Гай удивленно поднял голову.

– Бьючамп? – эхом отозвался он. – Что у него общего с этой леди?

– Старый лорд был ее отцом. Он умер десять лет назад, но я никогда не причиню вреда его дочери.

От него не ускользнуло недоверчивое выражение на честном лице сэра Гая, и Рольф усмехнулся: похоже, один из его самых доверенных людей сомневается в чистоте его намерений относительно этой женщины. Да и он, по правде говоря, чувствует себя так, словно причинил кому-то незаслуженное зло. Потеря Эдмунда Моле была так же горька, как и провал попытки освободить сына. Старый учитель фехтования всегда был рядом с ним, еще с тех пор, когда Рольф, юный оруженосец, тренировался перед посвящением в рыцари. Теперь гибель товарища воспринималась особенно остро. То, что его тело пришлось оставить на поле битвы, было вдвойне невыносимо. Он надеялся только на то, что Эдмунда похоронят достойным образом, как и других павших. Если бы подобное случилось у стен Драгонвика, Рольф послал бы священника позаботиться о душах усопших и могильщиков – позаботиться об их телах. Но он не был уверен в том, что Сибрук поступит так же.

– Милорд, – сказал Гай, – вы позволите мне удалиться? Мне следует спешить, если я хочу помочь леди.

– Да, скачите быстро и осторожно. И постарайтесь выяснить все о тех, кого мы оставили там. – Он прикрыл рукою лицо и выдавил глухое проклятие. Спавший у его ног мастифф проснулся и заворчал. – О, если бы можно было что-то изменить, Гай! У меня такая тяжесть на душе от того, что я оставил наших мертвых…

– Не было выбора, милорд, – горькие складки легли на лицо Гая, – следовало спасать живых.

– Да, правда. И все-таки… Заботьтесь о своей безопасности.

Проводив сэра Гая, Рольф сел в глубокое кресло с высокой деревянной спинкой поближе к огню. Он опустил руку на огромную голову мастиффа, и пес положил морду ему на колени. Да, этот день выдался на редкость неудачным. Теперь Сибрук удесятерит бдительность и, может быть, даже отправит королю донос о действиях ле Дрейка. Не то чтобы он как-то боялся этого. Король редко ввязывался в распри между своими баронами, если это не сулило ему особенной выгоды.

Рольф присягнул на верность Иоанну в 1199 году, хотя это ему и претило. Но король Ричард на смертном одре повелел, чтобы его преемником стал Иоанн, а не их племянник Артур Бретонский. Это был самый мудрый выбор, потому что мало кто из англичан хотел видеть на троне иностранца, каковым в их глазах и являлся Артур, которого уже давно отвезли во Францию, где он жил при дворе Филиппа [8]. Если бы королем стал он, Англия надолго бы превратилась в предмет притязаний Филиппа. Маршал Вильям призвал баронов присягнуть Иоанну, и они сделали это, хотя любили его не больше, чем Рольф. Иоанн Безземельный – так за глаза называли его.

Рольф усмехнулся. Можно представить себе, как подобный титул злил короля. Его старший брат был уважаем всеми, даже самые непокорные бароны не осмеливались перечить ему. Ричард внушал своим недругам страх, они знали, что в случае неповиновения он вскоре появится с войском под стенами их замков. Иоанн не особенно полагался на свой талант полководца. Его методы были скорее политическими: интриги и кровавые заговоры стали его оружием, наемники часто играли в них решающую роль. При Ричарде человек всегда твердо знал, в милости он у короля или в опале. А Иоанн мог улыбаться в лицо и в то же время точить кинжал, чтобы ударить в спину. Хуже всего то, что нельзя верить королевскому слову. Нарушение любого договора, если только это сулило хоть малейшую выгоду, казалось ему самым обычным делом. Его двор стал вместилищем лжи и интриг.

Иоанн считал своим долгом отвоевать французские провинции. До этого были Ирландия и Уэльс. Вот уже несколько месяцев, как король пребывал за пределами Англии, и страна находилась под тиранической властью епископа Винчестерского Питера де Роше, который правил железной рукой. Это вызывало большое недовольство у баронов.

Хорошо еще, что маршалу Вильяму и графу Солсбери как-то удавалось пока исправлять вред от действий епископа, да и самого короля. Если бы не они и их сторонники из среды знатного рыцарства, озабоченные судьбами государства, Англия погрузилась бы в хаос…

Законы были зыбкими, и, что еще хуже, никто их не соблюдал.

Не в последнюю очередь причиной тому служила всеобщая ненависть к шерифам, которых король назначал для сбора налогов. Не раз и не два Рольф схватывался с сэром Ральфом Риделом, шерифом Линкольншира. Бессовестный и алчный, сэр Ральф взвинтил поборы до запредельных высот, утверждая, что цена на землю постоянно растет. Упорно отказываясь платить, Рольф протестовал против этого грабежа, доказывая его неправомерность. Он, конечно, не ждал, что Иоанн прислушается к его доводам. Но, вовлекая короля в свои споры с шерифом, он рассчитывал, что Иоанн не решится публично признать свое участие в вымогательствах и в конце концов согласится, что налоги чрезмерно высоки.

В отместку шериф обвинил двух рыцарей Рольфа в оскорблении власти, бросил их в темницу и подверг пытке. Это было прямым нарушением указа короля Генриха, строго ограничивавшего применение подобных методов и предписывавшего решать такие дела через суд гласный и справедливый.

Словом, чем больше и чем громче обращался ле Дрейк с протестами к королю, тем сильнее свирепствовал шериф. Возможно, он зашел бы в своих притеснениях еще дальше, если бы не знал, как нуждается его господин в могущественных баронах и их опытных воинах. Бароны были необходимы ему: без их поддержки Иоанн не мог бы вести войны, они поставляли ему хорошо обученных солдат, а если не хотели посылать в походы своих людей, обязаны были платить штраф. На эти деньги король приглашал наемников, и те сражались во славу его короны.

Иностранные наемники… Кровь стыла в жилах при одном упоминании об этих бродягах, свободно разгуливавших по английской земле. Иоанн не задумывался над тем, что однажды, не получив вовремя обещанных денег, они повернут оружие против него. Ведь голодная собака готова отчаянно сражаться за свою миску похлебки, и собственному желудку она всегда будет более верна, нежели ненавистному хозяину.

Рольф поглядел на своего любимого мастиффа. Пес свернулся на полу у ног хозяина, уткнув нос в собственный хвост. Устроившись поближе к огню, ле Дрейк осторожно поглаживал ноющее бедро. Давняя рана, память о былом сражении, часто мучила его. Много таких старых шрамов покрывали его тело – впрочем, и совсем новых тоже хватало. Такова доля мужчины, привыкшего к войне.

Но гораздо сильнее мучили раны, которые не оставляют видимых следов. Его пальцы сжались в кулаки, когда в пляшущем пламени очага он увидел лицо маленького мальчика, который выглядывал из-за плеча закованного в кольчугу похитителя. Забудет ли когда-нибудь Джастин, что отец не смог спасти его? Вряд ли. Время тянется для детей бесконечно, пока не сливается в размытое темное пятно, и лишь немногое всплывает на поверхность, четко запечатлевшись в воспоминаниях. И это, как правило, самые горькие, тяжелые картины былого.

Уж он-то знает. Разве его собственный отец не оставил в его памяти ощущение обиды и предательства? В душе Рольфа сохранились и другие чувства, связанные с детством, – чувства защищенности и любви, но такие мгновения в детстве были крайне редки. После смерти матери дни его наполнились несчастьем и страхом. И так продолжалось до тех пор, пока он не достиг возраста пажа и не поступил на службу к графу Вайтвиллу. Только тогда он впервые почувствовал, что может и сам управлять своей жизнью. Еще будучи оруженосцем, Рольф проявил недюжинные способности в овладении боевым искусством. И вот тогда его отец вновь проявил к нему некоторый интерес, который вырос еще больше, когда юноша был посвящен в рыцари.

Сейчас он лучше понимал прославленного барона. Имея двоих старших сыновей-наследников, не было особого смысла уделять много внимания маленькому мальчику… Третий сын добился отцовского расположения, только став рыцарем. Неважно, что это случилось так поздно – Рольф успел насладиться признанием и славой: его признал и полюбил старый барон, а славу он завоевал на поле брани и в рыцарских турнирах. Еще не получив титула, Рольф поместил на своем знамени изображение дракона. Ему казалось естественным и достойным, что это легендарное чудовище, которое его предки столь охотно вырезали на своих щитах и оружии, теперь постоянно носит он, что оно вышито на его одеждах, что оно ведет в бой его войско. Знак дракона издавна означал готовность биться до последнего; древние норманны, безжалостно опустошавшие берега Англии, украшали им свои корабли.

Королю Ричарду это знамя показалось настолько соответствующим характеру Рольфа, что он наградил его графством Драгонвик. За верную службу Ричард дал ле Дрейку земли в Англии, титул, а также жену. И однажды молодой рыцарь вдруг обнаружил, что помолвлен с восьмилетней английской наследницей. У Рольфа даже мысли не возникло противиться этой женитьбе. Он сделал все, что велел ему сюзерен, ибо свято чтил свой долг. Но свадьба состоялась лишь после смерти Ричарда: вернувшись из Франции в Англию, верный вассал стал фактическим мужем теперь уже четырнадцатилетней Марджори.

Хотя вначале он и не любил ее, но потом им не раз случалось испытывать подлинное счастье. Прошло несколько лет, а Марджори все никак не могла забеременеть. Он стал подумывать, что жена бесплодна… Но в конце концов она родила Джастина. И умерла от этого.

Он снова сжал кулаки. Повивальная бабка в слезах рассказала ему, что ребенок разорвал тело роженицы. Миниатюрная, хрупкая Марджори умерла с именем Рольфа на устах, не в силах перенести рождения столь крупного младенца. Рольф молча носил в себе ощущение вины все пять лет, прошедших с тех пор. Во искупление своего невольного греха он поклялся, что ни одной женщине больше не причинит вреда ни один его ребенок. Он останется холостяком до самой смерти. Его единственным наследником будет Джастин.

Не то чтобы он дал обет целомудрия. Вовсе нет. Он нередко приятно проводил время с легкомысленными придворными дамами. Про двор короля Иоанна с уверенностью можно было сказать, что распутству там предавались абсолютно все, вплоть до священнослужителей. У Рольфа не было недостатка в женском обществе, даже несмотря на его свирепую репутацию. А может быть, как раз и благодаря ей. Многих благородных леди привлекала возможность разделить ложе с мужчиной, который, по слухам, крушит своих врагов безо всякой жалости. Это интриговало, разжигало любопытство. Бывало, некоторые знатные дамы пользовались любым случаем, чтобы покрасоваться перед ним с блестящими глазами и полуоткрытыми губами, бросали ему вызов, намеренно обнажая грудь и не скрывая своего возбуждения.

Поначалу он был оскорблен, поняв, что на него смотрят просто как на добычу. Он не охотник, а дичь, обыкновенный объект пикантных сплетен для придворных дам. Но потом он сообразил, какую выгоду может извлечь для себя из их интереса к своей особе. Многие высокородные леди перебирались из постели в постель и имели массу возможностей подслушивать разговоры своих партнеров, выведывать их деловые тайны. Рольф не брезговал ценными сведениями, независимо от их источника и того способа, каким они были получены. И очень часто до него доходили секреты об устройстве замка или военных планах очередного недалекого и болтливого барона, забывшего об осторожности в объятиях придворной распутницы.

Но сегодня мысли Рольфа были обращены не к этим дамам.

Леди Эннис овдовела восемь месяцев назад. Несколько раз он встречал ее мужа и сумел составить мнение о нем. Люк Д'Арси был человеком слабым, пустым сосудом, который более сильные люди использовали по своему усмотрению и, как правило, в своих интересах. Рольф размышлял о мотивах Хью де Бьючампа, выдавшего за него свою дочь. По-видимому, такое решение продиктовала верность Ричарду, как она же предопределила и женитьбу самого ле Дрейка. Верные своему долгу вассалы обычно беспрекословно выполняли пожелания своего сюзерена не только на войне, но и в повседневной жизни.

Переливающиеся всеми оттенками красного языки пламени напомнили Рольфу об огненных волосах леди Эннис, подобных меху зимней лисы. И подобно этому зверю, она скалит зубы в безнадежном сопротивлении. Хотя она и овдовела всего несколько месяцев назад, ле Дрейку казалось странным, что она все еще не просватана. Здесь угадывается хитрая игра Сибрука. Граф будет приманивать ею то одного вассала, то другого, подобно тому, как водят морковкой перед мордой тягловой лошади. Он будет вымогать у них обещания верноподданничества и поддержки в обмен на руку леди. А сейчас он брызжет слюной, словно бешеный пес, поскольку она находится во власти ле Дрейка.

Рольф безрадостно усмехнулся. Да, это своего рода месть графу за то, что он держит в заложниках Джастина. Весьма кстати попала в его руки эта приманка… Ее земли равно вожделенны и для того, кто станет ее мужем, и для ее сюзерена. Хью де Бьючамп, должно быть, оставил неплохое приданое своей единственной дочери. При теперешних обстоятельствах очень важно разузнать побольше о наследстве старого лорда. Рольф слышал, что свои земли в Нормандии Бьючамп завещал сыну и наследнику, а менее значительные, но обширные владения в Англии отошли дочери. Это было все, что Рольф смог вспомнить. Но завтра он попробует узнать больше.

Так же необходимо разведать, насколько леди Эннис дорога своему брату. Если тот сочтет себя оскорбленным похищением сестры, то у стен Драгонвика или любого другого замка ле Дрейка не сегодня-завтра, помимо войска Сибрука, появится еще одна армия. Надо немедленно оповестить всех своих управляющих: пусть будут начеку и усилят охрану его владений. А кроме того, не стоит забывать, что не только родственники похищенной леди могут попытаться причинить ему вред.

Хотя сейчас его слава в зените, все же из соображений рыцарской чести многие, вероятно, захотят отбить у него благородную даму. Если ее брат прибудет из Нормандии, чтобы отомстить за оскорбление и вызволить из плена сестру, Рольф будет вынужден ее уступить или выплатить штраф. Или то и другое вместе, в зависимости от настроения короля. Иоанн, конечно, не будет в восторге, если иностранные войска вторгнутся в пределы Англии, – слишком много соблазнов будет искушать здесь иноземцев.

Неожиданное воспоминание о леди Эннис, распростертой под ним на жесткой кровати, обожгло Рольфа, как кипятком. Хотя его единственной целью и было просто напугать ее, чтобы заставить подписать письмо к Сибруку, он слишком легко соблазнился ее шелковистой кожей под своими ладонями и пленительными изгибами ее тела. В какой-то момент он почти подчинился зову плоти и чуть было не овладел ею. Еще немного, и он послал бы честь вместе с осторожностью куда подальше, чтобы утонуть в омуте наслаждений между ее бедрами. И, если бы она не реагировала столь бурно, он, безусловно, сделал бы это.

Он сообразил, что леди не хочет этого и что ее тело совершает предательство по отношению к ее воле. Вот что удержало его, а вовсе не соображения рыцарской чести. Хотя ее плоть и стремилась к наслаждению, в душе все противилось насилию. И так как он не хотел овладевать женщиной без ее согласия, ему пришлось вынести настоящую битву с самим собой. Неприятное чувство тяжести во всем теле напоминало ему о неудовлетворенном желании.

Огромный мастифф задрал морду и зарычал, предупреждая хозяина. Рольф успокоил его, потрепав по загривку.

– Милорд, – прозвучал голос у него за спиной, и он обернулся.

Перед ним стоял слуга. – Что вам, Вэчел?

Лицо Вэчела выдавало сильную усталость. Но он не отправится спать, пока его господин не отойдет ко сну. Рольф это знал наверняка. Несмотря на юный возраст, Вэчел исполнял свою работу с усердием и достоинством. Его отец служил ле Дрейку до самой своей смерти год назад, и Вэчел унаследовал должность покойного. Юноша высоко оценил оказанную ему честь.

– Милорд, я позаботился об удобствах для леди, как вы приказали. Теперь я хотел бы знать, что мне сделать для вашего удобства.

– Ничего ты здесь поделать не можешь, – пробормотал Рольф со вздохом. Поняв, что слуга не расслышал, он обрадовался, потому что незачем было показывать окружающим, что леди зажгла в нем нежданный огонь. – Сейчас, – сказал он громко, – я нуждаюсь только в постели и сне. Завтра мы встаем рано, так как предстоит многое сделать. Я хочу оповестить управляющих всех моих замков и удостовериться, что у них достаточно провизии. Проследите за тем, чтобы и здесь склады были полны на случай осады.

Не впервые этот замок выдерживал осаду. Вэчел сказал:

– Я взял на себя смелость отправить в деревню людей, чтобы запастись всем необходимым, а также предупредил старосту о возможной атаке. Завтра до наступления ночи у нас будет все, чтобы противостоять чему угодно.

Встав с кресла, Рольф потянулся всем телом.

– Вы незаменимый человек, Вэчел. Я счастлив, что вы у меня служите. А теперь ступайте. Нам сейчас необходим отдых, потому что завтра нам потребуется много сил. Я хочу созвать моих вассалов, если Сибрук решится напасть.

Вэчел фыркнул:

– Я очень сильно сомневаюсь, что этот славный рыцарь придет под наши стены. Ему больше пристали пустые угрозы и жалобы королю, чем честная схватка. И мало кто осмелится бросить вызов Дракону в его логове, – заключил он с гордостью.

– Не думайте, что все так просто, – мрачно возразил Рольф. – Многие хотят моей гибели. Даже мой собственный брат не отказался бы поглядеть на мое падение.

Это была чистая правда. Его старший брат, владеющий землями во Франции и Нормандии, считал Рольфа беззастенчивым выскочкой. Ни разу он не предложил ему поддержки в войне или переговорах, и Рольф давно поставил на нем крест. Между ними никогда не было близости, возможно, потому, что Вильям был гораздо старше и покинул родительский дом, когда он еще играл в детской. Джеффри, напротив, подходил ему и по возрасту, да и по характеру. Кроме того, его владения находились в Англии, как и владения Рольфа. Разница была в том, что один свои земли просто унаследовал, тогда как другому, младшему, пришлось за них долго и трудно бороться. Джеффри неоднократно говорил об этом с нескрываемым восхищением. Между ними была своего рода духовная связь, и Рольф делал все, чтобы не разорвать ее.

Родственные чувства дороже золота и драгоценных камней и встречаются реже, чем единорог, однажды заявил он Эдмунду. Его высказывания часто коробили честного учителя фехтования, который никогда не упускал возможности подметить лучшее в людях. Вот и Эдмунда нет в Драгонвике…

Оказавшись у себя в комнате, Рольф снова вспомнил о леди в восточном крыле. Он почувствовал необычный прилив симпатии к ней. Это, должно быть, очень страшно – оказаться заложником в борьбе могущественных баронов. Она же демонстрирует немалую силу духа. Мужественно переносит невзгоды. И тем не менее он ее укротит. Такова женская доля – всегда покоряться силе и воле мужчины, неважно, нравится ей это или нет. Точно так же, как долг вассала состоит в непременном подчинении своему сюзерену, независимо от своего желания. И высшей мудростью является смирение. И он усмирит леди Эннис.

Первые бледные пальцы рассвета проникли сквозь высокое окно за кроватью, тронули лицо Эннис и разбудили ее. Она удивилась, отчего это Алиса сегодня позволила ей так долго спать.

Затем память рывком вернула ее к действительности, и она, дрожа, плотнее завернулась в плащ сэра Гая. Дракон похитил ее… Кожа горела там, где он трогал ее, а когда он был тут, совсем рядом, Эннис могла видеть огонь в его глазах, зеленый, как чешуя того зверя, имя которого он носит. Как и это свирепое чудовище, он не имеет ни жалости, ни души.

Ничего в нем не было, кроме жестокой решимости, когда он сорвал с нее одежду и оставил здесь одну, обнаженную и дрожащую от ужаса. От стыда кровь бросилась ей в лицо, когда она вспомнила свое конвульсивное сопротивление и жалкие попытки усовестить его. Еще больший стыд испытала Эннис, подумав о том, какую предательскую шутку с ее волей сыграло ее тело под его руками. Он, видимо, и вправду колдун, если его ласки способны вызвать столь острые ощущения в греховной плоти.

Эннис закутала голые ноги, пытаясь согреться. В мыслях у нее царила полнейшая неразбериха. Она тяжело вздохнула. Ей необходимо взять себя в руки, необходимо понять истинные причины поведения ле Дрейка.

В свете дня комната, которая накануне казалась ей вместилищем злых сил, выглядела просто пустой и неухоженной. Последний завиток дыма поднимался над погасшей лампой. Свет из высокого окна не мог рассеять тени по углам. Он лишь причудливо освещал смятое покрывало у нее на кровати. Каменную стену занавешивал драный гобелен с изображением битвы святого Георгия с драконом.

Очень подходящий сюжет, хотя все и выглядит так, будто дракон побеждает. Лучше бы ле Дрейк себя на стенку повесил, со злобой подумала она.

Успокоившись, Эннис стала вспоминать прошлую ночь. Она, по-видимому, слишком бурно реагировала на его поведение. Но, если разобраться, надо признать, что его требования достаточно логичны. От своего заложника – случись ей, конечно, захватить такового – она добивалась бы того же самого. Под защитой стен замка своего мужа она никогда не попадала в подобное положение и ни разу не выступала в роли тюремщика. Хотя слышала, что некоторые женщины в отсутствие мужчин берут на себя такие обязанности. Ее эта судьба миновала. К счастью, так она думала раньше. Но сегодня жалела: будь у нее некоторый опыт в подобных делах, Эннис имела бы сейчас представление о том, чего может ждать заложник.

И вот теперь, когда ле Дрейка не было рядом, она могла на ясную голову попытаться понять его действия. Несомненно, он хотел запугать ее, чтобы заставить смириться. И Эннис, вероятно, смирилась бы, не будь она так издергана и измучена тяжелыми приключениями вчерашнего дня. Действительно, его дикий нрав мог заставить ее трепетать. В гневе хозяин Драгонвика был поистине страшен. Не надо иметь много ума, чтобы догадаться о его ледяной свирепости, о жестокой готовности совершить то, чего ему хочется. Все это она запомнит навсегда.

Легкость, с какой ле Дрейку удалось вселить в нее страх, Эннис объяснила своей усталостью и душевным смятением, которое овладело ею в тот момент. В следующий раз, когда он решит запугивать ее, это не удастся ему так просто. Она чувствовала, что любая уступка только подогреет его стремление заполучить все, но что он с уважением – естественно, против своего желания, – отнесется к стойкому сопротивлению.

Что же может она противопоставить ему? У нее нет ни малейшей поддержки, кроме силы собственного ума. Может быть, с помощью Божьей ей удастся перехитрить его и потянуть время, пока не придет спасение? Эннис была убеждена в том, что увидит его еще до захода солнца…

Но прошло целых две недели без какого-либо известия или знака от Рольфа ле Дрейка. Эта отсрочка дала ей массу времени для раздумий. Воспоминания о первом благоприятном впечатлении, которое он произвел на нее, все чаще стали ее посещать, борясь с впечатлениями более поздними. Она постоянно помнила его холодную жестокость по отношению к ней, но ничего не могла с собой поделать: ей все время мерещился благородный рыцарь, нежно качающий на колене маленького мальчика, его мягкая речь и особенно смущение в первые минуты общения с ребенком. Да, конечно, этот мальчик был его единственным сыном и наследником, но большинство мужчин, которых она знала, не относились к своим детям так трепетно. Нет спору, они их любили, но не с такой безумной самозабвенностью. Могло ли быть так, что безжалостный рыцарь вдруг оказался охвачен столь нежным чувством? Или же он был свирепым и непреклонным человеком, лишенным и намека на привязанность и ласку? Эта была большая загадка, которую она снова и снова пыталась разрешить.

Долгожданный вызов пришел к ней на закате, когда солнечный свет уже едва пробивался через высокое окно, почти не освещая комнату. В этот день ей дважды приносили еду, заменили лампу и выдали чистую одежду. Она медленно поднялась с кровати, лежа на которой составляла в уме список грехов, за которые очутилась здесь. Перед нею стоял слуга в черной с золотом ливрее Драгонвика. Затем она порывисто вздохнула.

– Дайте мне немного времени, чтобы собраться.

– Конечно, миледи, – ответил он и добавил: – Мне подождать в коридоре?

– О нет, я готова. Мне было нужно время, чтобы собраться с мыслями.

Она улыбнулась, разглядывая на полу бледный квадрат света, падавший сквозь незанавешенное окно.

– Я думала, пройдет еще две недели, прежде чем меня позовут…

– Было очень много дел. В противном случае лорд призвал бы вас раньше, я уверен.

– И я уверена, что он просто изнывал от желания еще раз со мною поговорить.

Вэчел, молодой слуга, покраснел и уставился в пол. Он так же, как и Эннис, был уверен в коварстве своего лорда. Это ожидание нужно было только для того, чтобы сломить ее волю и склонить к покорности.

Но в этот раз он недооценил свою добычу. Так поклялась Эннис самой себе, пока шла вслед за Вэчелом по широким коридорам и крутым лестницам. Факелы коптили и шипели в металлических подставках вдоль стен. Их свет плясал причудливыми пятнами, отчего резные каменные драконы, казалось, шевелились.

Когда они приблизились к залу, Эннис услышала знакомый беспорядочный гул вечерней трапезы. Он был одинаков для всех замков: шум шагов и голосов, висящий в воздухе, смех и неожиданно внятно прозвучавшее ругательство, рычание и лай собак под столами. Кто-то играл на лютне, и тихие звуки инструмента постоянно тонули в рокоте разговора. Запах рыбного паштета и медовых сладостей заставил желудок ее судорожно сжаться, ибо последние два дня она не ела ничего, кроме хлеба и черствого сыра.

Спустившись с последней ступеньки, Вэчел подал Эннис руку. Она осмотрела зал. Сегодня он не выглядел таким деревенски грубым, каким показался ей в ночь прибытия в замок. То впечатление было, конечно же, навеяно ее крайним утомлением и страхом. Богатые гобелены и портьеры с вышитыми на них сценами охоты сплошь покрывали каменные стены. Стропила и балки перекрытий были ярко расписаны знаками зодиака. Столы для гостей стояли под прямым углом к главному столу, находившемуся на возвышении. Гости сидели на длинных скамейках вдоль стен.

Позади верхнего стола висел гобелен с изображением герба ле Дрейка. Вышитый золотом дракон казался живым, колеблясь при малейшем движении воздуха.

Сидя в кресле с высокой спинкой, хозяин Драгонвика устремил взгляд на Эннис и Вэчела.

– Мужайтесь, – прошептал юноша и повел ее вперед.

Он шел с нею рядом через огромный зал, и на этом пути Эннис постоянно чувствовала на себе множество любопытных, по большей части враждебных взглядов. Ее ушей достигал громкий шепот, и, чтобы защитить себя, она надменно вздернула подбородок. Если они хотят устыдить ее тем, что она заложница, у них ничего не получится. Ей нечего стыдиться.

С высоко поднятой головой она пересекла зал, наполненный людьми. Вэчел вел ее под руку. Сэр Гай, сидевший за главным столом и наблюдавший за ее приближением, ободряюще ей улыбнулся. Она не сердилась на него за то, что тогда, в лесу, он не позволил ей бежать: его мотивы были ей понятны. Доброжелательный взгляд рыцаря и поддерживающая рука юноши придали ей смелости.

Не торопясь и с достоинством Эннис приблизилась к столу, где сидел ле Дрейк, наблюдавший за ней. В его глазах был странный блеск, объяснить который она не взялась бы. Огромный пятнистый мастифф лежал на полу у его ног. Она вспомнила собаку, виденную ею в ночь прибытия. Пес свесил язык на сторону, однако глаза его были живые и внимательные. Такие собаки были и в ее собственных замках. Рассказывали, что когда-то их завезли в Англию еще римляне для охоты на непокорных кельтов. Теперь они приносили пользу, охраняя замки и земельные угодья с преданностью и свирепостью, что стоило жизни не одному разбойнику.

– Бордэ, – позвал ле Дрейк тихо, и пес вскочил, внимательный и готовый к схватке. Слабая улыбка тронула губы барона, когда Эннис перевела взгляд с оскалившегося мастиффа на хозяина. – Он слушается беспрекословно, не так ли, миледи?

– Большинство собак так себя и ведет.

Этот ответ слегка удивил ле Дрейка. Его темная бровь поползла вверх, придавая ему циничный вид. Костяшками пальцев он лениво потирал челюсть, покрытую бородой. Некоторое время он изучающе разглядывал Эннис. Разговоры за соседними столами затихли, хотя гул голосов в других частях зала по-прежнему витал в воздухе. Эннис не глядела по сторонам, стояла неподвижно, подняв подбородок, как и подобает благородной леди.

– Собаки не рождаются с чувством покорности. Их надлежит приучить к ней. Среди них попадаются зловредные и своевольные. Особо упрямую суку не грех угостить хорошим пинком.

В этом грубом намеке ясно слышалась угроза. Но Эннис подавила страх.

– Это значит, – не задумываясь выпалила она, – что большинство преданных собак прошли прекрасную выучку и запомнили обращение с собой. Усвоив подобные навыки, даже самая покорная собака однажды бросится на своего хозяина и укусит.

Сэр Гай издал странный звук, похожий на фырканье, за что был награжден таким взглядом своего лорда, что неожиданно начал проявлять повышенный интерес к содержимому своего кубка. Ле Дрейк откинулся в кресле, воззрившись на Эннис.

– Тех собак, которые кусают руку, кормящую их, попросту уничтожают. Ни один мужчина не оставит без возмездия такое предательство.

– Это что, урок баронам, верным своему королю? – дерзко спросила Эннис.

Воцарилась потрясенная тишина. Хотя Эннис не сводила глаз с Рольфа, от нее не ускользнул быстрый взгляд сэра Гая, в котором читалась паника. За одним из нижних столов кто-то хихикнул. Эннис затаила дыхание. Она хотела бы вернуть обратно непроизвольно вырвавшиеся слова, но дело было сделано. То, что ее посмели сравнить с сукой, на мгновение заставило ее забыть об осторожности и дать резкий отпор. И вот теперь она сожалела об этом. Если слова Эннис начнут повторять – а их несомненно начнут повторять, – это грозит ей самыми серьезными последствиями. Неважно, что именно она имела в виду, – все может быть истолковано так, что принесет ей горе.

Наклонившись вперед, ле Дрейк прорычал по-английски [9]:

– Укротите свой дурацкий язык! Иначе я преподам вам жестокий урок!

– Да, лорд, – сказала она, склонив голову.

Очевидно, даже ле Дрейк не ожидал стать свидетелем столь быстрого ее отступления.

Смиренно потупившись, она украдкой оглядела лица присутствующих, ошеломленных ее смелостью. Некоторые несомненно поспешат донести обо всем королю.

– Вэчел, – сказал ле Дрейк, подзывая слугу, – подайте леди Эннис сиденье. Сегодня она согласилась отужинать с нами.

Несмотря на его кажущееся безразличие к ее присутствию, Эннис ощущала тревогу, однако не стала протестовать, когда Вэчел пододвинул ей стул и усадил между сэром Гаем и ле Дрейком. Высокий стол давал прекрасную возможность обзора. Посредине пылал очаг. Ужин, как правило, состоял из легкой пищи и подавался после вечерней молитвы и захода солнца. Пост все еще продолжался, так что вместо мясных блюд разносили жареную рыбу и сосуды с рыбным бульоном. Сыры и пшеничный хлеб восполняли отсутствие мяса. Не было никакого недостатка в пряном вине, кубки наполнялись немедленно, едва успев опустеть. Подавали и необычные блюда, к восхищению и восторгу гостей. Один из таких сюрпризов представлял собою огромный сладкий пирог, выполненный в виде рыцарского замка, окруженного рвом, в котором колыхалось желе.

Было очевидно, что лорд Драгонвик и не думает ограничивать себя и своих гостей в пище, как если бы он не подозревал о возможности блокады. Любой другой лорд на его месте ввел бы строгую экономию, предвидя длительные перебои с поставками.

Здесь же даже нищие, постоянно побирающиеся в любом замке, были обильно оделены свежей провизией: Эннис видела слуг, выходивших из зала с огромными корзинами на плечах. Нахмурившись, она праздно играла ложкой, вместо того чтобы есть. Что мог означать этот спектакль? Хотел ли лорд произвести на нее впечатление своим безразличием к близкой опасности? Или же он получил ответ на свои предложения и теперь ему больше не нужно готовиться к войне?

Надежда проснулась в душе Эннис. Взгляд ле Дрейка остановился на ней. Густые ресницы затеняли его глаза, и ничего нельзя было в них прочитать. Но слабая улыбка тронула его губы. Он был слишком спокоен, слишком уверен в себе. Значит, он знал что-то особенное. Возможно, гонец уже вернулся от Сибрука и принес его решение…

Ее сердце учащенно забилось. Быть может, ее скоро выпустят?.. Неужели переговоры закончились таким образом? В следующий момент ле Дрейк наклонился к ней, и она получила ответ.

– Я уверен, вам понравится быть здесь с нами, миледи, потому что пребывание ваше у нас сильно затягивается.

У нее сжалось горло. Рука непроизвольно взметнулась ко рту, как если бы она хотела помешать неосторожным словам слететь с языка. Эннис пристально смотрела в его глаза и видела в них зеленые огни гнева. Смущение охватило ее, и она неожиданно попыталась встать. Все вокруг воззрились на нее с недоумением.

Поймав ее руку, он отнюдь не вежливым образом усадил ее обратно:

– Нет, даже не думайте бежать. Вы прочно попались в западню, маленькая лиса. Ваш сюзерен, оказывается, предпочитает своего заложника моему. По крайней мере, так он утверждает. Будет ли он настаивать на этом решении в будущем? Я сомневаюсь. Хоть я и не причиню вам вреда, чтобы быть уверенным в том, что он не причинит вреда моему сыну, все же существуют разные степени принуждения.

Он принялся поглаживать ее руку, вяло лаская зеленый бархат ее платья, и она замерла. Длинная прядь волос ниспадала с ее плеча, покрывая грудь. Тыльной стороной ладони ле Дрейк приподнял эту тяжелую прядь, прижав ладонь к ее коже. Затем, захватив перевязанные лентами волосы, начал медленно накручивать их на пальцы, тем самым приближая ее лицо к своему.

Эннис попробовала сопротивляться, но тут же поняла всю тщетность этого. Даже присутствие посторонних его не смущало. Да и кто посмел бы вступиться за нее, рискуя навлечь на себя гнев лорда? Беспомощная, она оказалась в нескольких дюймах от его лица, и только руки ее еще упирались в его грудь в жалкой попытке отстраниться.

– Мне кажется. – пробормотал ле Дрейк так тихо, чтобы слышала только она, – я больше нравлюсь вашему сюзерену в роли похитителя, чем хитрого охотника за чужим наследством. Хотя между этими двумя занятиями разница на первый взгляд и не слишком велика, одно весьма существенное отличие все же имеется. Как похититель вдовы я могу быть приговорен к штрафу за насилие над вами. – Недобрая улыбка скривила его рот, и кровь застыла в ее жилах. – Если, конечно, я не получу разрешения от вашего ближайшего родственника, в данном случае – от вашего брата.

– Моего… моего брата? – Эннис с трудом подбирала слова. – Но ведь я долгие годы не общалась с Аубертом. Мы едва знаем друг друга, и – разрешение на что?

Продолжая сжимать ее волосы так, что лицо его находилось в пугающей близости, он другой рукой сдавил ее подбородок. Она окончательно пала духом. Несмотря на то, что времена, когда похищение женщин было обычным делом, прошли, сам по себе этот обычай не считался чем-то из ряда вон выходящим.

И вот теперь Эннис была полностью раздавлена, услышав страшные слова ле Дрейка:

– Разрешение жениться на вас, миледи.