"Любовь на острие кинжала" - читать интересную книгу автора (Гарнетт Джулиана)

1

Англия

Март, 1214 год

Туман мягко стлался вокруг высоких каменных стен, опоясывавших башни Стонхемского замка. Легкий ветер шелестел в ветвях деревьев, усеянных распускающимися почками. Петух сонно пропел, возвещая рассвет. Обитатели замка просыпались. Звуки их пробуждения были слышны даже за пределами крепостного рва, отделявшего Стонхем от дремучего леса, окружавшего замок.

Рольф Драгонвик с нетерпением ждал восхода. Конь под ним волновался, и рыцарь успокаивал его легким движением поводьев и ласковым шепотом. Он делал это рассеянно, все его мысли были обращены к предстоящей встрече с графом Сибруком. Встреча должна была состояться уже давно, как и свидание Рольфа с сыном Джастином. Вернувшись из Франции, Драгонвик жаждал немедленно свидеться с мальчиком, но его опекун лорд Тарстон Сибрук всячески препятствовал этому.

Волна гнева захлестнула рыцаря. Руки в железных перчатках резко натянули поводья. Вороной возмущенно зафыркал, затряс головой, грызя удила. Наклонившись в седле, Эдмунд де Моле произнес, успокаивая:

– Терпение, мой господин. Может быть, на этот раз лорд Тарстон отпустит мальчика…

Рольф помедлил с ответом. Да, хорошо, если бы все сложилось так, как говорит Эдмунд. И надо просто набраться терпения. Но оба не сомневались: Тарстон Сибрук никогда добровольно не откажется от опекунства над племянником. Если бы Рольф не волновался за безопасность Джастина, он, даже рискуя навлечь на себя гнев короля, снес бы с лица земли замок Стонхем и освободил мальчика – в конце концов, эта была бы не первая крепость, разрушенная им. Но Драгонвик знал: начни он только действовать без королевского разрешения, и его тут же объявят вне закона. Слишком долго он шел к своей цели, слишком много пережил, чтобы вот так, в одночасье, потерять все. Сейчас, имея на руках письмо от церковных властей с предписанием вернуть ему его единственного сына и наследника, Рольф хотя бы мог надеяться на успех. Он потратил на это два года. Два года унижений, прошений, лести, подарков, взяток, наконец! А в результате – всего несколько вежливых строчек официального послания, подписанного кардиналом. И это был единственный и притом слабый шанс. Ведь известно, что король легко игнорировал церковь, ее предписания и мнение, если считал это выгодным для себя. Ссора с папой римским из-за назначения нового архиепископа Кентерберийского закончилась отлучением Иоанна [1] от церкви. И только год назад состоялось примирение. Так что сомнительно, чтобы послание, которого Рольф добился с таким трудом, могло гарантировать ему успех у Сибрука.

И все же слова Моле давали надежду. Рольф улыбнулся:

– Может, он и согласится, Эдмунд. Я слышал, что Тарстон сейчас не в большой милости у короля. – Его улыбка превратилась в саркастическую гримасу. – Что-то, кажется, связанное с распутной камеристкой, на которую они оба положили глаз.

Эдмунд мягко засмеялся, карие глаза смотрели насмешливо:

– Никогда не слышал, чтобы Тарстон Сибрук отличался сдержанностью или осмотрительностью. – Он помолчал, затем выругался: – Кровавая свинья.

Рольф глядел на неприступные каменные стены, где на положении заложника держали его сына.

– Но этой свинье хватило предусмотрительности, чтобы захватить моего мальчика. Я стану заложником сам, подобно Джастину, но выполню задуманное. Я буду преследовать Сибрука, пока не заберу то, что принадлежит мне.

Эдмунд молчал. Глаза обоих всадников были прикованы к замку, окутанному туманом. Кто-то из оруженосцев кашлянул, негромко ржали лошади, приглушенно хлюпала грязь под их копытами. Эти звуки смешивались со звоном оружия и доспехов. Друзья привели с собой небольшой отряд: ровно столько хорошо обученных солдат, чтобы продемонстрировать силу, но не внушить реальную угрозу. Рольфу нужен был только его сын, и он готов был на все, чтобы склонить Сибрука к соглашению.

Но не в его характере было ходить с прошениями. Даже если этого требовала жизненная необходимость. Эдмунд не раз замечал, что ле Дрейку было гораздо сподручнее орудовать мечом и боевым топором, нежели пером и сладкими словами, как и его древним предкам – отважным норманнам, которые, смешавшись с саксами, произвели могучих воинов. И, конечно, свою жестокую репутацию бесстрашного рыцаря он завоевал, штурмуя замки, а не в залах, упражняясь в цветистых фразах и высокопарных речах… Еще мальчиком познал он власть силы. Крупный и рослый не по годам, он раньше своих сверстников научился владеть мечом и уже тогда узнал: слабый всегда остается в проигрыше. Узнал и запомнил навсегда, поэтому сумел сохранить достояние и власть.

Но сейчас он отдал бы все, чем владел, чтобы вновь обрести сына.

– Вы слышали, кто ожидает снаружи?

Эннис Д'Арси обернулась на взволнованное бормотание своей кузины. Серые полосы раннего света струились через высокое окно, напоминая столбы тумана, и бледно вспыхивали в волосах Алисы, когда та наклонялась вперед. Заспанные босоногие служанки, сгрудившись у большой жаровни, грели над раскаленными углями руки и голые ступни. Алиса подозвала одну из них, чтобы та причесала ее. И снова повернулась к своей собеседнице, ожидая ответа. Эннис тем временем разделила свои длинные волосы на две части, тщательно перевив их узкими лентами синего шелка. Кузина с одобрением улыбалась, глядя на ее ловкие движения.

Алиса любила посудачить. И разговор начинала обычно с вопроса: «Вы слышали?» Если бы она не была по натуре безобидным и незлобивым существом, эта ее привычка к сплетням стала бы для Эннис невыносимой.

– Нет, – отвечала она покорно, – кого же держат за воротами замка в такой холод?

– Дракона!

В шепоте Алисы прозвучали драматические нотки. Она неодобрительно взглянула на девушку, занимавшуюся ее волосами, затем добавила:

– Много бы я дала, чтобы посмотреть на это ненасытное животное. Мой муж говорит, что это самый отпетый негодяй из всех вояк королевства.

Пытаясь разобраться в скороговорке кузины, Эннис недоуменно нахмурилась и после краткой паузы спросила:

– Вы имеете в виду Рольфа, лорда Драгонвика? Того, кого называют ле Дрейком?

Алиса кивнула:

– Да! Вы что-нибудь слышали о нем?

– Так, кое-что…

Эннис снова умолкла. Зато Алиса и не думала останавливаться:

– Даже для барона [2], находящегося в немилости у короля, его репутация ужасающа! Говорят, он безжалостен к врагам и не дает ни малейшей поблажки ближайшим своим соратникам. Это тот самый ле Дрейк, который спалил дотла замок одного из врагов короля Иоанна и, ворвавшись в крепость, не пощадил никого!..

Алиса наконец перевела дыхание. Эннис воспользовалась паузой:

– Что же он делает здесь?

– Тарстон не обсуждает со мной своих дел, знаю только, что муж – опекун сына ле Дрейка…

Заметив удивление кузины, Алиса улыбнулась:

– Вы пробыли здесь совсем недолго и не можете знать, что ле Дрейк сочетался браком с сестрой моего мужа. Она умерла при родах, и вот тогда Тарстон был назначен опекуном новорожденного. Я и сама не понимаю, почему король поручил моему мужу воспитание сына Драгонвика… Однажды Тарстон обмолвился, что все дело в том, что это опекунство дает ему власть над Драконом, позволяет держать его на коротком поводке, как ручного медведя.

– Мне кажется, едва ли стоит сравнивать такое свирепое чудовище, как ле Дрейк, с несчастным животным, – усмехнулась Эннис. – Вероятно, прозвище Дракон ему подходит больше всего.

Обрадовавшись шутке, Алиса засмеялась и благодарно обняла кузину:

– Да, и как я слышала, это довольно миловидный дракон. Надеюсь, нам скоро удастся убедиться в этом.

– Хорошо бы… Я никогда не упущу случая взглянуть на человека якобы красивой внешности, пусть даже о нем и говорят, будто он воюет так же варварски, как и король в Уэльсе…

– Я рада, что вы приехали к нам, надеюсь, что вы останетесь со мной и разделите мой досуг. Все остальные дамы в этом замке – такие унылые создания, что порой я просто изнываю от тоски. Я хотела бы, чтобы ваше пребывание у нас продлилось как можно дольше.

– Этого же хочу и я, – откликнулась Эннис.

Это была истинная правда. Ведь сейчас в ее жизни настало нелегкое время. Алиса могла сколько угодно испытывать ее терпение, а ей оставалось только благодарить судьбу за то, что она находится здесь, а не в заточении. С той поры, как ее муж Люк Д'Арси попал в немилость к королю и был казнен, ей более нельзя было жить в своем замке. Роковая ошибка мужа лишила Эннис последней защиты и ввергла в пучину невзгод…

– Минутку, – прервала Эннис свою кузину, которая резко отчитывала служанку, так и не справившуюся с прической госпожи. – Разрешите мне помочь вам? Я уложу ваши волосы намного быстрее.

– Извольте. – Алиса облегченно вздохнула и нетерпеливым жестом отмахнулась от провинившейся. – Клянусь, я сойду с ума, если Тарстон снова начнет настаивать на том, чтобы я взяла на себя заботу хотя бы еще об одной из этих неряшливых нерасторопных особ. Разве я похожа на няньку?

– Разумеется, нет, моя дорогая кузина, – Эннис постаралась скрыть улыбку. Нянька… Ведь Алиса частенько забывала заглянуть даже к своим двум дочкам и передоверила кузине обязанность ежедневного посещения детской. Впрочем, собственные дети, похоже, волновали Алису куда меньше тех девушек, которыми под видом служанок Тарстон окружил свою жену.

Эннис завязала последнюю ленту в волосах кузины, еще раз поправила что-то в непослушных белокурых локонах.

– Ну вот, готово.

Алиса посмотрела в маленькое зеркало и удовлетворенно кивнула:

– Я думаю, алые ленты лучше смотрятся в моих волосах, не так ли? К вашим темно-рыжим больше подходят синие… А теперь нам пора. Если не поспешим, то рискуем опоздать к мессе. А вы представляете, как разозлится отец Франсуа, если мы заставим его ждать?

– Да, вы правы.

С этими словами Эннис накинула на голову капюшон, отороченный горностаем.

– Этот отец Франсуа, как и вы, частенько отчитывает нерадивых…

Алиса так и покатилась со смеху:

– Да, но в отличие от меня он получает от этого удовольствие. Ну что же, будем снисходительны к слабостям старших.

Эннис улыбнулась и подошла к огню, а Алиса на чем свет стоит бранила служанок. В заключение раздались две-три короткие звонкие оплеухи, и наконец вся группа покинула главные покои и направилась к маленькой часовне во дворе замка.

Тусклый свет пробивался сквозь туман бесформенными пятнами. Утренний воздух еще не прогрелся. Мороз пробирал до костей, проникая даже через шерстяную мантию, отороченную горностаем, и Эннис, чтобы сохранить тепло, пыталась натянуть на руки манжеты длинных рукавов платья. Вот уже несколько дней она не могла найти своих перчаток из овечьей шерсти. В этой пропаже она подозревала одну из девиц, которых Тарстон приставил для услуг к своей жене.

Бедная Алиса – она притворялась, что не понимает, какие отношения в действительности связывают ее мужа с этими обнаглевшими служанками. Но каждый в замке знал правду. Эннис недоумевала: ну если бы кузина была некрасивой, старой. Но нет! Яркая блондинка, изящная, со стройной фигурой, хозяйка Стонхемского замка притягивала взгляды многих мужчин, кроме… собственного мужа, который в постели предпочитал ей неряшливых девиц из простонародья и вульгарных служанок. И Эннис вновь и вновь задавалась вопросом: ну почему мужчины такие грубые животные?!

Отец Франсуа с нетерпением поджидал высокородных дам, бросая суровые взгляды на группу хихикающих девушек. Алиса резко ущипнула ту, что оказалась поближе, смех и перешептывания сразу же смолкли. Наступила благоговейная тишина.

В часовне стоял такой холод, что дыхание Эннис слетало с ее губ белым облачком. Сначала она помолилась за упокой души своих родителей, затем, послушная долгу, за своего мужа. Свечи в канделябрах отбрасывали мерцающий свет на серые каменные стены, на вышитые драпировки и на отделанное золочеными нитями одеяние пожилого священника. Его голос звучал монотонно, как всегда. Эннис машинально вторила давно заученным словам молитв. И скоро перестала слушать проповедь. Несколько позже она, как обычно, погрузилась в размышления о своей судьбе.

Сейчас для нее наступили опасные времена. Совсем недавно она умоляла мужа отойти от мятежных баронов, замышлявших измену королю Иоанну. Люк не послушал ее. Когда заговор был раскрыт, лишь немногим посчастливилось бежать во Францию. Люк оказался среди неудачников: был схвачен и казнен. Он потерял жизнь, а она – свой дом. И свою свободу.

Только счастливый случай помог Эннис. Давно, когда Иоанн был еще ребенком, Хью де Бьючамп, ее отец, был одним из немногих, кто отнесся к мальчику ласково и терпимо. Даже через десять лет после смерти Хью король не забыл милости, оказанной принцу. И это воспоминание спасло Эннис от тюрьмы, а может быть, и более страшной участи.

По приказу короля она отправилась в замок Стонхем, дабы остаться там при своей кузине. Люк Д'Арси был вассалом графа Сибрука, теперь ответственность за судьбу вдовы казненного ложилась на его плечи. Тарстон назначил наместника, который должен был заботиться о ее землях, пока сам граф не подыщет для нее подходящего мужа… Муж…

Эннис надеялась, что пройдет много времени, прежде чем появится новый претендент на ее руку. Она была обручена еще в колыбели, а в возрасте тринадцати лет уже вступила в брак с мужчиной, которого до свадьбы ни разу не видела. И хотя Люк Д'Арси не был человеком чрезмерно жестоким или безнравственным, но и хорошим мужем его также назвать было трудно. Ее первым чувством при известии о смерти Люка была боязнь за собственную безопасность. Затем пришло раздражение на то, что он так глупо загубил свою жизнь. Эннис соблюдала надлежащий траур без лишних эмоций.

Она подышала на свои озябшие пальцы. За одиннадцать лет брака с Люком Д'Арси она провела долгие часы в молитвах. И, наверное, не только потому, что так положено. Сколько раз преклоняла она колени на холодные камни, чтобы испросить у Всевышнего ребенка?! Она не смогла бы ответить, никто бы не смог сосчитать. Мысль о том, что она бесплодна, была раньше мучительна для нее. Теперь она питала надежду, что это обстоятельство отвадит хотя бы некоторых претендентов на ее руку. За прошедшие годы Эннис узнала вполне достаточно о мужчинах и о супружеской жизни! О, этих знаний ей хватит до конца дней… Если бы только это было возможно, она сама управляла бы своей собственностью и все оставшиеся ей годы провела в счастливом одиночестве.

Но она понимала, что это почти несбыточное желание. Измена Люка Д'Арси королю лишила ее прав на его земли, но ее собственные владения остались неприкосновенными. Ее единственный родственник, сводный брат, живущий в Нормандии, был вассалом английского короля и, конечно, никогда не осмелится вступиться за нее. Будучи ее сюзереном, лорд Сибрук оставлял в своем кармане немалую долю доходов с ее владений. Она для него – удачное помещение капитала, ее приданое – лакомый кусок для многих.

Когда месса наконец-то закончилась, Эннис направилась к выходу следом за Алисой и остальными. Солнце уже поднялось, и туман рассеялся. Юные зеленые почки покрывали все ветви деревьев в саду, окруженном невысокой оградой. Слышалось робкое блеяние ягнят. Долгожданная весна, как и во все времена, была полна новизны и обещаний после холодной, жестокой зимы.

– Эннис, – обернулась к ней кузина, – полагаю, нам стоит поспешить в пиршественный зал. Может быть, нам повезет, и мы увидим этого мрачного Дракона, который охотится в нашем лесу…

В зале было как всегда во время трапезы. Огонь пожирал толстые бревна в камине, дым спиралью поднимался к закопченным стропилам. Хорошо обученные охотничьи птицы сидели на черных балках и время от времени пикировали вниз. Громадные гобелены, развешанные по стенам, слегка колебались от неуловимого дуновения воздуха. Высокие окна пропускали тусклый свет. Факелы трещали в настенных подсвечниках и отбрасывали мерцающие блики на длинные столы. Стол лорда располагался на возвышении в дальнем конце зала. Множество столов поменьше, поставленных под прямым углом к нему, тянулось вдоль всего помещения. За ними на длинных скамьях разместились рыцари и гости. Слуги сновали взад и вперед из кухни в зал, разнося огромные блюда с едой, которая обычно успевала остыть, пока достигала пирующих.

Лорд Сибрук любил плотно позавтракать: к обычной овсянке и молоку он, если дело было не во время поста, требовал мяса, яиц и много пшеничного хлеба. Эннис ела умеренно. Приглашенная за стол лорда, она сидела рядом с Алисой и имела прекрасную возможность осматривать весь зал. Ей было интересно наблюдать за теми, кто собрался здесь этим утром. Некоторые рыцари состояли на службе у Сибрука, и она узнала нескольких его вассалов и одного своего. Из сидевших на нижнем конце она не знала почти никого. Никакого признака присутствия Дракона не наблюдалось.

Собаки ссорились под столами, пытаясь отнять друг у друга объедки. Время от времени слышался визг, когда чей-нибудь сапог пинал особенно надоевшего пса. Гул беседы то накатывал, то отступал, как морская волна.

Наконец утренняя трапеза закончилась, к немалому облегчению Эннис. Рыцари и вассалы разошлись, слуги начали убирать со столов. Эннис привстала, чтобы покинуть зал, но Алиса дернула ее за рукав.

– Подождите, – прошептала она, – разве вы не хотите увидеть Дракона?

Эннис колебалась: любопытство удерживало ее в зале, благоразумие подсказывало как можно скорее вернуться в свои комнаты. Чем меньше она будет знать о делах Тарстона, тем лучше. С тех пор как она поселилась в Стонхеме, она слышала немногое, но и этого было достаточно. Ей претили те методы и средства, с помощью которых граф вел дела со своими вассалами – будь то простолюдины или же бароны. Но предстоящая встреча обещала быть интересной. По законам рыцарской вежливости хозяин должен был пригласить Рольфа ле Дрейка к своему столу немедля по прибытии того к замку. То, что ему пришлось ожидать у ворот, пока трапеза не окончилась, было оскорблением.

– Да, – сказала Эннис, возвращаясь на место, – пожалуй, я останусь.

Алиса благодарно улыбнулась и с видом заговорщика пожала кузине руку. Она понимала, что, если бы Эннис покинула зал, Тарстон, вероятно, и жену отослал бы вместе с нею. Эту маленькую сценку, казалось, никто не заметил, да, собственно, на это не было уже времени: Тарстон подал знак к началу переговоров. Высокий, худощавый, с острым ястребиным профилем, он восседал в кресле с прямой спинкой возле маленького стола и ждал. Свет факела мерцал в его темных волосах. Пальцы выбивали нетерпеливую дробь. За ним стоял с пером и объемистой книгой в руках писец, готовый занести в нее любое распоряжение своего господина.

Столы были убраны и сложены вдоль стен до следующей трапезы. Только несколько скамей осталось посреди зала. Оруженосцы охраняли массивные деревянные двери. Эннис заметила, что некоторые рыцари возвратились обратно вооруженные и в доспехах. Они с безразличным видом слонялись вдоль стен, но в их позах было заметно ожидание. Они готовились к схватке.

Эннис нервно сжимала руки между коленями, чтобы унять дрожь. Наконец двойные двери открылись, и было объявлено о приходе лорда Драгонвика. Когда он вступил в палату, обстановка в ней накалилась, как от удара летней молнии. Алиса бормотала что-то, очень напоминавшее молитву, да и Эннис едва удержалась от того, чтобы не перекреститься, словно защищаясь от нечистой силы.

Войдя в двери без свиты, Дракон остановился, чтобы осмотреть зал. Первым впечатлением Эннис было, что он гораздо крупнее, чем она представляла себе. Может быть, дело было в его доспехах… Ходили слухи, что он потомок могучих и жестоких норманнов, которые в свое время свирепствовали на берегах Англии. Сходство было. Говорили, что это сходство особенно заметно в бою, когда он неустрашимо бился, подобно дикому витязю. Эннис понимала теперь, что в этих слухах была немалая доля правды. Несмотря на присутствие в зале вооруженных людей графа, поведение Дракона оставалось подчеркнуто невозмутимым. Ее поразило, что, оглядывая зал, он не выразил ни малейшего смущения либо недоумения. Он и не думал дожидаться позволения приблизиться к графу. Напротив, Рольф ле Дрейк шагал вперед с высокомерием короля, игнорируя впечатление, которое он производил на присутствующих. В нем не было ничего от скромного просителя, как можно было ожидать. Нет, этот человек дерзко направился к столу, где сидел Сибрук, в свою очередь не собиравшийся пригласить посетителя приблизиться хотя бы из вежливости.

– Вы знаете, зачем я прибыл, – заявил без предисловий ле Дрейк, и Эннис задрожала от враждебности его голоса.

В ее животе возникло ощущение, как если бы она съела слишком много зеленых яблок. Дракон оказался совсем не таким, как она ожидала; его массивные плечи были покрыты кольчугой и черной накидкой, на которой был золотом вышит дракон, стоящий на задних лапах. Алая мантия свисала с его плеч, а на поясе был прикреплен меч. Он снял латные перчатки и небрежно держал их в руках. Шлем он не надел, и его белокурые волосы, короткие на висках и затылке, отливали светлым золотом. Темно-каштановая борода была аккуратно подстрижена. Эннис ожидала увидеть жестокого, грубого человека, но перед ней предстал рыцарь отнюдь не свирепого вида и самых аристократических манер. Не было ничего от варвара в его поведении, он мог бы стать героем поэмы или романа о благородной любви. Высокие скулы, прямой нос, большие глаза под темными бровями и красиво очерченный рот, который был сейчас стиснут, делали его похожим скорее на ангела, чем на дракона. Мог ли он быть тем самым ле Дрейком, чье имя связывалось с убийствами и прочими мерзостями? Это казалось ей невероятным, но все-таки это был именно он.

Сибрук не отвечал, словно не замечая посетителя. Дракон сделал нетерпеливое движение, в его голосе послышались повелительные нотки:

– Так что же, милорд?

Ответ Тарстона прозвучал небрежно и насмешливо:

– У вас странная манера просить милости, лорд Рольф. И не в моих правилах беседовать о подобных вещах таким образом.

Темная бровь резко дернулась вверх:

– Вот как? Я думаю, вы предпочли бы не обсуждать этого вовсе, Сибрук. Но у меня есть предписание кардинала, чтобы вы освободили моего сына.

– Правда? – Тарстон подался вперед, уперев руки в стол, и ласково улыбнулся. – Могу я спросить, какого кардинала? Как вы знаете, велись некоторые споры о том, кого считать истинным главой духовной власти в Англии.

– Роберта Курсона! – Ответ был подобен рычанию, а улыбка Сибрука расширилась.

– А! Он ведь теперь представитель папы во Франции, не так ли? – Тарстон пренебрежительно пожал плечами. – Хотя Курсон и может вести переговоры с королями, это вовсе не означает, что у него есть какая-то власть надо мной.

– Он англичанин по происхождению и наделен всей полнотой церковной власти. Я принес присягу верности королю. И теперь желаю, чтобы мне возвратили сына.

От волнения у Драгонвика перехватило дыхание, и он умолк, пытаясь совладать с собою. Эннис со всевозрастающим интересом всматривалась в него. На лбу его вздулись жилы, глаза сузились. Но ему не удалось скрыть свой пристальный настороженный взгляд: из-под нахмуренных темных бровей сверкало зеленое пламя ярости. Но было и еще кое-что, что привлекло особое внимание Эннис, – этот яростный взгляд был полон боли. В ожидании ответа Сибрука ле Дрейк судорожно сжимал свои стальные перчатки. И она внезапно прониклась к нему необъяснимым сочувствием и симпатией.

– Я хотел бы увидеть документ, подписанный кардиналом, – сказал Сибрук, помолчав, и ле Дрейк достал свернутый пергамент из сумки на поясе. Он ступил вперед, чтобы положить его на стол перед графом. Последовала немедленная реакция вооруженных рыцарей, послышался слабый звон мечей и доспехов. Дракон уделил этому столько же внимания, как и собакам, прятавшимся под столами. Он стоял спокойно все время, пока Сибрук разворачивал и читал официальное письмо.

Только глаза Драгонвика находились в движении, отмечая все вокруг с настороженностью, выдававшей навык опытного воина. Когда его пристальный взгляд скользнул по ней, у Эннис перехватило дыхание. Затем этот взгляд прошел мимо и обратился к другим – к тем, кто сидел за столом и стоял вокруг. Она почувствовала, как краснеет от его безразличия. В его взгляде не было никакого интереса, только констатация ее присутствия, как чего-то несущественного. Уже давно никто ее столь откровенно не игнорировал.

Его равнодушие больно ранило Эннис. Хотя она и понятия не имела, почему это должно так ее задевать, но случившееся восприняла как оскорбление. Мало кто из мужчин смотрел на нее с безразличием, даже те немногие, кто не знал еще о ее статусе наследницы, не могли скрыть своих чувств при виде ее. Ее появление никогда не оставалось незамеченным. И хотя она и не думала чваниться своей внешностью, но отлично знала об эффекте, производимом ею на окружающих. Слишком многие и слишком часто разливались в восторженных дифирамбах ее «волшебному, прекраснейшему из всех лиц».

Прежде это не имело, конечно, никакого значения для нее. Но все же сейчас ей стало как-то тревожно от того, что лорд Драгонвик, казалось, вовсе не разделяет всеобщего мнения…

Легкий шелест пергамента немедленно привлек внимание ле Дрейка и всех остальных. Сибрук смял документ, его глаза превратились в щелки, когда он посмотрел на человека, стоявшего перед ним.

Эннис не удивилась, услышав слова Тарстона:

– Я сожалею, что должен отказать в вашем ходатайстве. До возвращения короля из Франции я не имею полномочий передать вам мальчика. Это ему решать, я всего лишь опекун вашего сына. – Легкая ироничная улыбка скривила его губы: – Кое-что позволяет мне сомневаться в вашей преданности короне.

– Моя преданность короне и Англии никогда не подвергалась сомнению, – прорычал Драгонвик в ответ.

– Может быть, я ошибаюсь, тогда простите меня. В конце концов, результат тот же самый. Мое решение то же: нет.

Улыбка Сибрука погасла, когда ле Дрейк резко шагнул вперед и его рука опустилась на рукоять меча. И тотчас же весь зал ощетинился оружием. Все замерли. Все смолкло, кто-то лишь взволнованно закашлял.

Драгонвик, однако, оценил ситуацию и вовремя остановился. Но глаза все еще горели от ярости.

Стояла такая тишина, как будто даже огромные псы перестали дышать… Наконец ле Дрейк склонил голову в знак согласия с решением Сибрука:

– Как пожелаете, милорд. Когда король вернется, я надеюсь увидеть вас снова.

– Когда король Иоанн возвратится из похода на Францию, возможно. Вы должны вручить ваше ходатайство ему.

Протянув руку, ле Дрейк сказал спокойно:

– Так я и сделаю. Возвратите мне письмо. Тарстон колебался, сжимая документ в кулаке… Его глаза столкнулись с глазами ле Дрейка, и он медленно протянул смятый пергамент. Драгонвик взял его и аккуратно разгладил, прежде чем заново свернуть и спрятать в кожаную сумку. Затем он посмотрел на Сибрука ледяным взглядом, который заставил графа поежиться в своем кресле.

Скривив губы, ле Дрейк спросил:

– Я, по крайней мере, могу увидеться с сыном? Прошло уже больше года, как я не видел его.

– Конечно. Он здесь заложник, а не заключенный.

Сибрук махнул рукой:

– Я выделю вам провожатых, они отведут вас в покои для посетителей. – Он сделал паузу, затем добавил: – Вы, надеюсь, поймете меня правильно: я вынужден настоятельно просить вас оставить оружие у моего управляющего имением.

– От вас, милорд, я и не ожидал ничего иного.

Эннис затаила дыхание, когда ле Дрейк развернулся на каблуках и зашагал прочь из зала. Она медленно выдохнула и услышала, что Алиса сделала то же самое. Тишина затягивалась, слышался только скрип пера в руке писца, неистово строчившего свои заметки. Граф первый нарушил молчание, закашлял, прочищая горло, и распорядился препроводить сына лорда Драгонвика к его отцу.

Обернувшись к жене, Сибрук приказал:

– Иди с ними!

Он не назвал причину, но Эннис догадалась: граф хочет, чтобы Алиса сообщила ему обо всем, что будет сказано между отцом и сыном. Если бы он послал одного из своих людей, его замысел стал бы слишком очевиден. Благородная дама, однако, была вне всяких подозрений.

– Пойдемте со мной, – попросила Алиса кузину, послушно поднимаясь с места. Любопытство, равно как и сострадание, заставило Эннис последовать за ней. Ни один маленький ребенок не должен оставаться наедине с таким страшным человеком, как ле Дрейк. Эннис недоумевала: что же Дракон может сказать сыну, которого видел всего несколько раз за пять лет?

И она думала, что ответ на этот вопрос поможет ей лучше узнать его. Для чего это так ей необходимо, Эннис не смогла бы объяснить, но Рольф ле Дрейк заинтриговал ее.