"Пурпур и бриллиант" - читать интересную книгу автора (Паретти Сандра)

3

Каролина судорожно натянула повод, привстала на стременах. Как ни была она захвачена врасплох внезапным нападением, ни испуга, ни растерянности не было в ее глазах, смотревших на приближающихся всадников. Больше она не позволит взять себя в плен. Не спуская глаз с мужчин в белом, она потянулась за оружием. Ее пальцы уже нащупывали курок, как вдруг чья-то рука легла на них. Это был Стерн, подъехавший к ней вплотную.

– Спрячьте оружие, – прошептал он. – В открытом бою нам не выстоять. Я попробую поговорить с ними.

Стерн поскакал навстречу бедуинам, приподняв руки, чтобы показать, что он безоружен. Она услышала, как он приветствует их словами, которые произносят при встрече свободные бедуины пустыни. Потом Стерн не спеша достал что-то из-за пояса. Это был прямоугольный кусок зеленого шелка, на котором золотой нитью были вышиты арабские письмена. Он почтительно протянул его всадникам.

Каролина наблюдала за тем, какое изумление появилось на обычно непроницаемых лицах бедуинов при виде этого куска материи. Они опустили оружие. Их лица, секунду назад еще горевшие воинственностью в ожидании схватки, понемногу светлели и оттаивали, не потеряв, впрочем, недоверчивого выражения. Казалось, они охотнее встретились бы здесь с откровенными врагами, чем с этим чужаком, представившимся им другом.

– Куда вы направляетесь? – спросил наконец старший, желтокожий мужчина с черной бородой.

– В Тимбукту, – ответил Стерн. – Мы попали в песчаную бурю и сбились с пути. И к тому же потеряли верблюда со всеми запасами воды.

– И совершенно случайно наткнулись на этот источник! – Бедуин окинул недоверчивым взглядом группку людей.

Его глаза хищно сузились, когда он увидел Разима. Казалось, он потерял контроль над собой, потому что схватился за ружье и направил его на их проводника. Но потом одумался и скомандовал что-то двум своим спутникам. Разим словно окаменел. Он даже не пытался сопротивляться, когда бедуины окружили его, отобрали у него оружие, обыскали...

– Привяжите его к верблюду, – крикнул человек с бородой, – да как следует! Мы поскачем очень быстро – как бы нам не потерять тебя! Ты ведь горишь от нетерпения, желая встретиться с Калафом, правда?

Мстительная улыбка все еще играла на устах бедуина, когда он повернулся к Стерну.

– Хотя у вас с собой знак алжирского дея, – сказал он, – я должен попросить вас следовать за нами.

Каролина поняла лишь одно: они должны скакать с этими всадниками. Но почему? Кто дал им право распоряжаться? Кто они, эти люди, чье появление подавило в зародыше всякую попытку к сопротивлению? Со связанными за спиной руками сидел Разим на своем верблюде. Как могло случиться, что этот бесстрашный человек так покорно предается в руки судьбе, словно его парализовал один только вид этих бедуинов? Черные погонщики, все еще вооруженные, молча стояли рядом. Охотнее всего Каролина сейчас приказала бы им стрелять. В ней все клокотало. Это какое-то безумие, их ведь больше, а бедуинов всего трое! Почему они подчиняются их воле? Еще не поздно, они еще могут вырваться! Она взглянула на Стерна. Тот сидел в седле, опустив голову и поглаживая шею своего коня. Каролина не понимала его. Что это, дурная шутка?

По приказу старшего бедуина чернокожие погонщики сняли с себя оружие и взобрались вдвоем на одного верблюда. Бедуины сложили их ружья в кожаную сумку и приторочили ее к седлу коня. Каждый вел за собой одного верблюда. Веревки туго натянулись, когда бедуины пришпорили своих коней и с громкими криками стали подниматься по склону котлована. Каролина, все еще надеявшаяся на внезапную перемену событий, вдруг увидела перед собой бородатого бедуина. Он схватил за повод ее лошадь, и та подчинилась его воле. И как несколько часов назад песчаная буря, так и теперь властная человеческая рука увлекала ее за собой, помимо и вопреки ее желанию.

Они скакали по пустыне в облаке вздыбленного копытами их коней песка, окрашенного закатом в розовый цвет. Казалось, лошади едва касались земли. Топот копыт слился в какую-то мистическую мелодию, словно ритм подземного барабана подгонял их вперед – все быстрее, быстрее...

Кони шли в пене, их шкуры лоснились от пота. Бедуин, скакавший между Каролиной и Стерном, не оставлял их ни на миг. Как мужчина, оценивающий людей по их умению держаться в седле, он вынужден был признаться себе, что за время бешеной скачки его недоверие к чужакам переросло в симпатию. Кем бы они ни были, наездниками они были отменными; по праву владели они отличительным знаком Дикого Омара, дея Алжира.

Солнце зашло. Спустился вечер, окрасив все в красные тона: развевающиеся белые плащи бедуинов, блестящую шерсть их белых скакунов и даже белые шатры, внезапно возникшие в тени небольшой пальмовой рощи. Все тем же бешеным галопом устремились туда бедуины. Мужчины осадили коней на свободной площадке перед шатрами. На секунду все пропало в облаке пыли, были слышны лишь возбужденные гортанные голоса. Как только пыль осела, Каролина увидела толпу мужчин, окруживших Разима.

Бедуины сняли его с верблюда и потащили по земле за веревку, которой он был обвязан. Он сумел подняться на ноги, однако вел себя все так же отрешенно, словно в полусне. Толкая его перед собой, бедуины повели Разима к самому большому шатру.

– Чем провинился Разим? – спросила Каролина.

– Он воспользовался колодцем, принадлежащим Калафу.

Каролина непонимающе уставилась на Стерна:

– Источники в пустыне принадлежат всем.

– Но пустыня принадлежит Калафу.

– Он шейх?

– Нет – разбойник. Разбойник, основавший собственное королевство, когда увидел, что все другие владения уже захвачены и распределены. Они величают его владыкой пустыни.

– Это был знак Калафа – то, что вы показали бедуинам? – спросила она. – Откуда это у вас?

– Это знак дея Алжира, которого они называют Диким Омаром – повелителем моря. Калаф – его сын.

Но Каролина уже не слышала его. Что будет с ними дальше? Как долго эта метка сможет защищать их? Чего они ждут? Почему не воспользуются подходящим случаем? Они ведь еще сидят в седлах, а их сопровождающие уже спешились. Никто не обращает на них внимания, никто и не заметит их бегства – по крайней мере, пока они не окажутся на расстоянии выстрела. Каролина напряглась, зорко оглядывая все вокруг.

Стерн без слов понял, что с ней происходит. Он и сам на протяжении всей скачки не думал ни о чем ином. Но именно сейчас это было бы безумием.

– Потерпите! Мы должны дождаться ночи, – прошептал он ей.

Каролина откинула голову, как всегда, когда ей не удавалось тотчас последовать своему желанию. Ждать – это было то, чего она никогда не умела и чему, видимо, уже никогда не научится. Она ощущала близость большого каравана. Она должна найти свою девочку.

– А как же караван? – спросила она.

– Люди Калафа укажут нам дорогу к нему.– Стерн не хотел продолжать, чтобы зря не волновать Каролину; однако по ее лицу он понял, что она догадывается, в чем дело.

Кроме того, она была женщиной, способной вынести любую правду.

– До сих пор это было всего лишь подозрение, – объяснил он, – но теперь я абсолютно уверен. Разим тоже догадывался. Калаф собирается напасть на золотой караван.

– Еще этой ночью?

– Это последняя ночь перед Тимбукту, поэтому она самая подходящая. Люди в караване считают себя уже в безопасности, и нападение будет для них полной неожиданностью. – Стерн осекся. Один из разбойников подскакал к ним и знаком приказал следовать за ним.

Разима нигде не было видно, верблюдов и чернокожих погонщиков куда-то увели. Каролина и Стерн скакали за бедуином мимо пустых шатров и погасших костров, к площадке, вытоптанной копытами лошадей. Там была группа всадников. Их лошади беспокойно пританцовывали, однако Каролина не сводила глаз с мужчины на белом жеребце в центре группы.

– Это он, Калаф, – прошептал Стерн.

Он мог бы этого и не говорить. Господин пустыни гордо восседал в седле. Его пурпурный бурнус спадал на спину белого коня. На поясе блестела украшенная рубинами рукоятка кинжала. Его лицо скрывалось в тени широкого тюрбана из пурпурного кашемира. Повелительным жестом он приказал Каролине и ее спутнику приблизиться.

Он долго молча разглядывал их. Потом негромко произнес:

– Мне сказали, что у вас есть знак моего отца. Покажите мне его!

Стерн достал из-за пояса кусок зеленого шелка. Он перегнулся через лошадиную гриву и протянул шелк Калафу. Калаф взял платок в руку, почтительно прижал его ко лбу, потом поднес к губам.

Одно мгновение Стерн раздумывал, не открыться ли ему. Но какой был бы в этом смысл, если он еще в течение ближайшего часа собирался нарушить право гостеприимства, которым одарил его Калаф, и предать его?

– Друзья моего отца – мои друзья, – сказал Калаф. – Добро пожаловать, – он указал на лагерь. – Я велю выделить шатер для вас. Отдохните. Через несколько часов я пошлю за вами. Надеюсь, вы окажете мне честь и разделите со мной трапезу, – он подал знак своим людям.

Потом, держа повод одной рукой, вновь встал во главе своего отряда. Они тронулись. Тьма мгновенно поглотила человека в пурпурном бурнусе. Только развевающиеся белые плащи его людей были видны еще несколько мгновений. Бесшумно, как будто копыта лошадей были обмотаны ватой, исчез отряд во мраке ночи.

Тьма опустилась над миром, черная, непроглядная, враждебная. Каролина и Стерн молча забрались в шатер, к которому их подвел провожатый, и присели на корточки. Они слышали, как он распряг их лошадей и бросил им сено. Потом дождались, пока его шаги затихли в отдалении.

Рамон Стерн поднялся.

– Я сейчас вернусь. Ждите, – проговорил он и вышел из шатра.

Прошло несколько томительных минут, показавшихся Каролине вечностью. Он вернулся, двигаясь так бесшумно, что она заметила его, только когда Стерн стоял уже рядом, держа в руках белые плащи. Один из бурнусов он набросил на плечи Каролине, другой накинул сам.

– Это защитит нас лучше темноты.

Он откинул полог шатра, и они вышли наружу. Огляделись, прислушались. Лагерь казался необитаемым. Все костры были потушены. Ни звука, ни огонька.

Они тихонько подошли к распряженным лошадям, привязанным за шатром. Стерн обыскал сумки, притороченные к седлам. Их оружие было на месте. Он протянул Каролине пистолет, сумку с патронами. Потом повернулся, собираясь уйти.

– А лошади? – спросила Каролина. Стерн покачал головой:

– Они слишком устали. Я знаю, где нам найти более быстрых скакунов.

Он торопливо пошел мимо пустых шатров к тому месту, где, огороженные частоколом, стояли лошади. Они жались к ограде, фыркали, задирали головы. На стойке висели седла и упряжь.

Стерн вывел из-за загородки двух коней и оседлал их – все это он проделал почти бесшумно. Потом он протянул Каролине повод, разорвал принесенную с собой мешковину, нагнулся и обернул ею копыта коней. Когда он выпрямился, глаза его блеснули.

Было слишком темно, чтобы разглядеть следы отряда Калафа, но лошади сами находили верное направление. Всего через четверть часа они начали различать впереди смутные силуэты всадников. Должно быть, почва, по которой они скакали, была твердой и каменистой, потому что топот копыт разносился далеко и отчетливо. Стерн свернул в сторону, и Каролина как тень последовала за ним. Совсем близко они обнаружили другую тропу, покрытую толстым слоем песка, на которой ход замотанных мешковиной лошадиных копыт был почти не слышен даже при быстрой скачке.

Вдалеке мелькнули огни. Всадники не могли понять, караван ли это или сигнал постовых Калафа. Чтобы сориентироваться, они остановились. Ночь была тиха, теперь ее не тревожил даже бег скакунов Калафа. Видимо, разбойники уже достигли того укрытия, откуда собирались нападать на караван. Теперь они, наверное, дожидались, когда к ним присоединятся остальные.

Каролина и Стерн, подстегивая своих коней, поскакали дальше. Тряпки давно сбились с лошадиных копыт, но сейчас уже было не до этого. Внезапно перед всадниками открылась широкая долина. Из едва различимого далека двигалась мерцающая огнями процессия. Караван! Приглушенное, но явно различимое монотонное «хо-хо-хо» погонщиков нарушило ночную тишину. Люди Калафа тоже, конечно, услышали эти звуки и, сидя в своих укрытиях, ждали только сигнала к нападению. Каролина и Рамон не могли уже думать об опасности быть обнаруженными ими. У них оставался последний шанс.

– Сейчас или никогда, – прошептал Стерн. – Скачите, не оглядываясь. Когда достигнем каравана – но запомните, только тогда, – мы разъедемся. Я поговорю с караванщиками, а вы попробуйте найти Зинаиду. Женщины и дети чаще всего находятся в центре каравана.

Каролина кивнула. В заунывных криках погонщиков было что-то будничное, успокаивающее. Ей казалось, она видит перед собой свое дитя, укутанное в теплые пеленки, спокойно спящее под мерный ход верблюда.

Глаза Стерна неотрывно следили за ее лицом. Что-то, что было сильнее его, толкнуло Рамона к ней. Одно короткое мгновение ему казалось, что женщина, чьего бурнуса нежно коснулась его рука, молча отвечает ему. Он уже хотел обхватить эту руку – слишком тонкую и нежную для того, чтобы править лошадью или держать оружие, – но тут увидел ее глаза. Они были направлены туда, в ночь, где долину прорезала казавшаяся бесконечной лента каравана.

Стерн пришпорил коня и галопом пустил его вниз в долину.

Серебром блестели в синей ночи пики вооруженного отряда, охранявшего караван. Каролина и Стерн при виде их сдержали коней. Рамон громко поприветствовал караванщиков. Через мгновение они уже были окружены всадниками. Каролина не настолько хорошо знала арабский, чтобы понять быструю речь караванщиков. Наконец Стерну удалось привлечь внимание их к своим словам:

– Остановите караван! Банда Калафа собирается там, на холмах. Они могут напасть в любой момент. Вооружайтесь все!

Известие о грозящей опасности мигом дошло до самого конца каравана. Словно порыв ветра поднял всех на ноги. Голоса стали громче, резко зазвучали приказы.

– Золото! – крикнул кто-то. – Золото!

Всадники галопом поскакали вперед, чтобы получить у охраны каравана оружие и патроны. Все остальные не ждали ничьих указаний, прекрасно зная, что должны делать при опасности. Они озлобленно гнали вперед своих животных, оттесняя в стороны чужих. Проклятия неслись отовсюду. Крепко сбитое, мощное, как у хищника, тело каравана казалось обезглавленным. Тени людей и животных хаотично метались по ночной долине.

Каролина тоже была захвачена этой испуганной круговертью. Вокруг нее мелькали чужие смуглые лица, с криком пробегали верблюды. Как она найдет своего ребенка в таком хаосе? Каролина с отчаянием подумала, что даже не знает кормилицу в лицо. Знает только ее имя – Зинаида. Рядом с ней опустился на колени один из верблюдов. Паланкин на его спине раскачивался из стороны в сторону. Чья-то рука откинула полог, и из-за него возникло лицо пожилой женщины.

– Я ищу Зинаиду, – крикнула ей Каролина. – Зинаиду, кормилицу! С ней новорожденный ребенок.

Старуха подняла голову и посмотрела на Каролину раскосыми, ничего не выражающими глазами. Ничего не ответив, она снова задернула полог паланкина.

– Я ищу Зинаиду, – громко обратилась Каролину к босому негру, который вел осла, почти не видного под грудой поклажи.

Тот указал куда-то назад, в глубину гудящего роем каравана.

Каролина с трудом пробиралась на лошади сквозь толпу людей и животных, охваченных паникой.

– Зинаида! – кричала она снова и снова, когда ее глаза различили во мраке ночи чье-то лицо.

Внезапно на ее крик остановился маленький лысый абиссинец.

– Вы ищете Зинаиду? – спросил он.

– Да, у нее новорожденная девочка.

– Пойдемте, – сказал он. – Я отведу вас к ней.

Но тут в начале каравана прозвучали первые выстрелы. Паника охватила людей, когда они увидели скачущих к каравану по склону холма разбойников Калафа в белоснежных бурнусах.

Каролина оглянулась в поисках абиссинца, который пообещал ей указать дорогу. Пронесшийся мимо всадник сбил его с ног. Вооруженные мужчины образовывали круг, оцепляя караван живым кольцом. Они выкрикивали приказания, пытаясь согнать в кучу людей и верблюдов. Абиссинец что-то еще крикнул Каролине, но его крик потонул в шуме стрельбы, раздававшейся теперь отовсюду. Каролина пришпорила лошадь. Перед ней, черный и невесомый, как тень, бежал абиссинец. Они пробились через обезумевшую толпу, достигнув хвоста каравана. Повсюду из темноты возникали и снова растворялись в ней белые бурнусы разбойников Калафа. Пули свистели, копья пролетали сквозь ночь и с жалобным скрипом врезались в песок.

Глядя прямо перед собой, Каролина не сразу заметила всадника, вынырнувшего откуда-то сбоку. Вдруг краешком глаза она увидела клинок, блеснувший в его руке, который со свистом разрубил воздух.

Белая кобыла под нею откинула голову назад, ее передние ноги подогнулись, и она рухнула на землю. Каролина больше не чувствовала под собой седла; ее ноги выскользнули из стремян, руки не смогли удержать повод. Она упала. Белый плащ, как парус, вздулся сзади и накрыл ее с головой...

Каролина лежала на земле, ее пальцы сжимали сыпучий песок, но ей все еще казалось, что она держит поводья. Вдруг она почувствовала что-то влажное на своих щеках, чье-то теплое дыхание согрело ее лицо. Она открыла глаза и увидела над собой морду своей лошади – узкую, светлую и большеглазую. Лошадь лежала на песке рядом с ней.

Каролина с трудом вытащила из песка руку, схватилась за светлую гриву и прижалась лицом к теплой шерсти животного. Картины, посетившие ее во время забытья, все еще казались ей реальней, чем то, что происходило вокруг. Ей не хотелось открывать глаза. Медленно, медленно сознание возвращалось к ней. Она вспомнила, как упала ее лошадь. Похоже, сама она не была ранена, только с лошадью что-то произошло при падении. Каролина села, проверила, слушаются ли ее руки, ноги. Огляделась вокруг. То, что она увидела, окончательно вернуло ее в реальный мир.

Караван, еще недавно наполнявший огромную долину жизнью, был развеян по песку: упавшие верблюды, которые не могли сами подняться, разбросанный скарб, разорванные мешки с фуражом, откуда клоками лезло сено, распоротые бурдюки с водой, разрубленные крепления шатров, опрокинутые паланкины... Зловещее оцепенение еще властвовало надо всем. Единственным признаком жизни были стоны раненых и крики животных.

Но не это теперь занимало ее. Где абиссинец? Как она найдет теперь Зинаиду и ребенка? Следы копыт подсказали Каролине место, где упала ее лошадь.

Она должна найти Стерна. Каролина внимательно посмотрела вокруг. Над гребнем холма сияла луна. Каролина с трудом взобралась на поднявшуюся на ноги лошадь. Перед ней каменные глыбы громоздились неким подобием архитектурного сооружения. Она направила туда свою лошадь, обогнув обломки скал и все больше углубляясь в этот странный ландшафт из слюдяного песка и красных, гладко отполированных кусков лавы. Кое-где эту скудную почву украшали чахлые пучки травы. Но постепенно растительность становилась гуще. Дорога уходила вверх. Лошадь, похоже, слушалась своего инстинкта, и Каролина предоставила ей свободу. Так она и ехала, доверясь лошадиному чутью, чувствуя себя уверенно верхом на умном животном. В ночном небе показались черные кроны пальм. Лошадь сама перешла на галоп. Из-за невысокого кустарника вдруг появилась голова газели. Секунду она оставалась неподвижной, лишь испуганно косила темными глазами. Потом мгновенно прыгнула в сторону и исчезла в темноте.

Бег лошади становился все быстрей и уверенней, хотя Каролина опустила поводья. Достигнув вершины холма, кобыла громко заржала и с новыми силами припустила вперед. Каролина ободряюще похлопала ее по шее. Странным образом уверенность животного передалась и ей. Но вдруг ее пронзила мысль, что кобыла просто возвращается к лагерю Калафа.

Каролина внимательно всмотрелась вперед. Но шатры с большого, окруженного пальмами высокого плато уже исчезли. И на земле не было никаких следов стоянки. Казалось, уже давно здесь хозяйничали только ветер и песок. Светлые гранитные плиты у источника блестели в лунном свете. Перед ней возникла изгородь лошадиного загона. Он тоже был пуст.

Лагерь был покинут, но ее не оставляло ощущение, что здесь кто-то есть. Какой-то еле слышный звук потревожил тишину. Она остановила лошадь. Каролина не была уверена, кто издавал эти звуки – животное или человек. Она напряженно вслушивалась. Вот он, снова. Слабый стон. Он исходил из кустов тамариска.

Полуприкрытый свисающими ветвями, под кустом лежал мужчина в голубом бурнусе. Как смертельно раненный зверь, он нашел себе укрытие и забился в него.

Каролина с жалостью узнала в человеке Разима. Его глаза были широко раскрыты и смотрели в темноту с выражением упрямой надменности.

Она не заметила, что песок под ним стал мокрым и темным от крови, что его бурнус весь пропитался ею. Она видела только его лицо, которое в бледном свете луны казалось маской, лишенной красок и жизненных соков.

Каролина молча склонилась над умирающим. Она не решалась окликнуть его. Подняв глаза, она увидела, что ее лошадь нашла кусочек земли, поросший травой. Внезапно кобыла настороженно подняла голову. В тот же момент Каролина тоже почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по земле. Это были ритмичные удары, становившиеся все ближе, все отчетливее. Теперь Каролина слышала стук копыт. Не способная даже сдвинуться с места, она так и сидела, склонившись к Разиму. Тень всадника накрыла ее. Несколько секунд вглядывалась она в лицо подскакавшего человека, прежде чем осознала, что это Рамон Стерн.

Испытывая невероятное облегчение, она обвила его руками, прижалась к нему, не в силах вымолвить ни слова. Да и что сейчас значили слова? Она хотела только чувствовать на своей щеке прикосновение его бурнуса, вдыхать с закрытыми глазами этот терпкий запах, исходящий от мужского тела. Это длилось всего миг, не дольше вздоха, но он стоил больше, чем месяцы скитаний и преследований, лежащие за ее спиной. Снова открыв глаза, Каролина встретила его взгляд и испугалась. Такая в нем таилась невысказанная любовь, что она поспешила высвободиться из его рук. Но это было не испугом, а, скорее, жестом отчаяния. То, что она прочла в глазах Рамона, опечалило ее. Она не разделяла этой любви и не могла бы разделить ее – но в этот момент ей было необходимо, чтобы ее любили.

До сей поры Каролина воспринимала все, что делал для нее Стерн, как должное. Более того: она с некоторым пренебрежением смотрела на этого человека. Слишком напоминал он ей о прошлом, о том, что она никак не могла простить своему мужу, который не пришел ей на помощь сам, а прислал этого чужака.

– Я не хотел напугать вас, – сказал Стерн.– Я искал вас повсюду.

От куста тамариска снова донеслись тихие стоны.

– Это Разим, – сказала Каролина. – Я нашла его перед самым вашим приездом.

Стерн опустился на колени рядом с проводником. По телу умирающего, все еще глядящего угасающими глазами в небо, пробежала судорога. Его голова упала набок. Только руки, сложенные на груди, невидимые под длинными рукавами бурнуса, оставались неподвижными. Стерн поднял рукава вверх, чтобы попытаться нащупать пульс. Однако, приподняв один рукав, вдруг замер. У Разима больше не было рук. Под голубой шерстью бурнуса недвижно лежали окровавленные обрубки. Стерн поднял голову:

– Он успел вам что-нибудь сказать? Каролина отвела взгляд от ужасающего зрелища.

– Почему они убили его? Только потому, что он довел нас до источника?

Стерн кивнул. Он знал, каким страшным пыткам подвергает Калаф тех, кто нарушает его законы. По сравнению с этими мучениями смерть, которая постигла Разима, можно было считать милостью. Бедуин медленно истек кровью от полученных ран. Видимо, Калаф и его бандиты здорово спешили. Стерн закрыл мертвому глаза. Рубаха на груди Разима была распахнута. На его шее на шнурке висел мешочек из козлиной кожи. Стерн порвал шнурок и снял мешочек с шеи бедуина. Мешочек словно ничего не весил. Что там могло быть? Может, цитата из Корана? Многие бедуины носили их с собой вместо талисмана. Но у них не было времени, чтобы исследовать его содержимое. Люди Калафа вполне могли вернуться сюда. Стерн снял с себя бурнус, свернул его и стал заметать песок, уничтожая следы, которые могли бы их выдать. Шорох бурнуса и тихий шепот песка были единственными звуками, нарушающими ночную тишину.

Была ли это безмерная усталость после шестнадцати часов практически беспрерывной скачки – или сказывалось потрясение после всего происшедшего? Но Каролина испытывала ужас перед необходимостью снова взобраться в седло и скакать в непроглядную ночь. Зинаида, ее дочка – они ждут ее, рассчитывают на ее помощь. Она снова и снова повторяла себе это, но не испытывала в душе ничего, кроме холодного отчаяния и пустоты. Нет, эта миссия – превыше ее сил! Ее взгляд скользнул по плато. Колодец! Глоток воды! Возможно, это ей поможет. Каролина бросилась туда, на бегу закатывая рукава бурнуса.

Она по локоть погрузила руки в прозрачную, холодную влагу. Не в силах остановиться, она вновь и вновь зачерпывала горстями воду и жадно подносила ее ко рту. В последний раз она просто пропустила воду сквозь пальцы, уже не будучи в состоянии выпить ни капли. Перегнувшись через край колодца, она вгляделась в женское лицо, отражавшееся в спокойной воде. Потом убрала со лба капюшон накидки и посмотрела повнимательней. Неужели это она? Ее глаза? Ее рот? Это был не просто мимолетный взгляд, который бросает на себя женщина в зеркало. Это было возвращение к себе самой. Она – женщина. Она молода и хороша собой. Она любила раньше и была любимой. А теперь – теперь ее тоже любят. Рамон Стерн.

Любовь – помнила ли она еще, что это такое? То, что она подвергала себя опасностям, перед которыми отступали даже мужчины, – делала ли она это из любви? И насколько хватит у нее сил хранить эту любовь, которая потребовала от нее стольких жертв? Она чувствовала себя лунатиком, который внезапно пришел в себя. До сего момента она шла своим путем со слепой решимостью, без дрожи и сомнений. Она не ведала ни страха, ни колебаний, ни сожалений, ведомая компасом своей большой любви. А сейчас она вдруг испугалась: а если компас врет, а если его магнитная стрелка потеряла свою магическую силу...

Обернувшись, Каролина увидела подъезжающего Стерна, ведущего за уздцы ее лошадь.

– Я обыскал все вокруг, – сказал он. – Они уехали. Правда, с ними исчез и весь наш багаж. И все лошади, и верблюды – все. – Он бросил на землю полупустой мешок. – Это единственное, что они проглядели.

Он спешился, развязал мешок и исследовал его содержимое. Кожаный футляр с серебряными пистолетами; кусок флорентийской парчи – жалкие остатки даров, предназначавшихся для наместника Тимбукту. А вот и шкатулка из кедра. Стерн открыл ее и вздохнул с облегчением. Лекарства и противоядия, полный набор хирургических инструментов уцелели. Это были бесценные вещи, которые сейчас для них важнее всех сокровищ на свете. Наконец Рамон вынул из мешка два голубых плаща, а остальные вещи сложил на место. Потом завязал разорванные концы мешка и приторочил его к седлу своей лошади.

– Пойдемте, – сказал он Каролине. – Нам надо поторапливаться, мы и так задержались здесь.

Каролина не двинулась с места. Она вспомнила об ожерелье из раковин, которое всегда возила с собой в седле – как напоминание о том утре, когда ее дочь появилась на свет. Это было единственное украшение, остававшееся у нее. Она стояла понурившись, погрузившись в собственное уныние. Существует ли что-нибудь способное вернуть ее к жизни?

Она взялась за повод, поставила ногу в стремя.

– Куда мы поедем? – в вопросе прозвучала глубокая безнадежность.

– Обратно к каравану.

Каролина напряглась в седле:

– Что там произошло?

– Есть убитые и раненые, но разбойникам не удалось захватить то, ради чего они устроили нападение. А что у вас? Нашли вы кормилицу с ребенком?

Как, как ей преодолеть подступающий паралич воли? Где взять силы?

– Нет. Я приехала слишком поздно... – Казалось, она сама себе не может этого простить.

Стерн набросил на плечи голубой плащ, второй протянул Каролине:

– Закутайтесь!

Она украдкой взглянула на него. Неужели его тоже ждет печальная участь, как и всех других, кто осмелится встать между нею и ее судьбой? Ее сердце дрогнуло. Она завязала плащ и сжала коленями бока лошади.