12

Туша губернатора большого Акерсхюса свидетельствовала о зажиточности и довольстве. Он тяжело дышал, сидя в гостиной поместья Тубренн с бокалом вина в жирной руке.

Как и большинство чиновников в Норвегии губернатор был немцем. Некоторые были датчанами и небольшое число – норвежцами.

Под париком обозначилась морщина, свидетельствовавшая о раздражении. Куда делась эта опрятная маленькая служанка? Он думал немного поболтать с ней, зайти в ее комнату позднее ночью. Или еще лучше: пусть бы она пришла в его апартаменты. А сейчас она исчезла. Плохо и то, что пробраться в ее комнату он не может, не расспрашивая, где она находится.

Его супруга, эта кислятина, на этот раз, благодарению Бога, не сопровождает его. Всегда она сидит, предупреждая его бровями, чтобы он не пил много, не заглядывался на дам.

В Тубренне прекрасно. Никакой мелочной экономии продуктов. Здесь, в этой провинции, которую он зовет Норвегией, чувствуешь себя совершенно изолированным. Своенравные и упрямые люди, лишенные культуры. Хорошо иметь такого друга, как хозяин поместья Тубренн. Богач, дальновиден и лоялен по отношению к власть имущим.

Но во время поездки сюда было очень холодно. Он не мог понять, как люди могут проводить в этой стране всю свою жизнь. Когда выйдет в отставку, он обязательно вернется в Германию. Более богатым, чем при приезде в Норвегию. Да. Должен же человек присвоить то, что можно получить за страдания от жизни в этой жалкой стране. Его сундуки полны. Многое уже принадлежало ему.

Один из мужчин что-то сказал, не сын ли хозяина Сювер? Он никогда не запоминал ни имен, ни лиц, но кажется, это он стоял у окна, а затем подошел к столу, где сидела вся компания.

– В Эстеросен горит костер, отец.

– Да, – промямлил хозяин Тубренна. – Какой-нибудь бедолага замерз и греется.

– Погода поменялась, – ответил Сювер. – Оттепель, но ветер дует сильнее.

– Благодарю, это и мы слышим, – сказал отец. – Кажется, крыши сорвет с домов.

– Настоящий зимний шторм, – хрюкнул губернатор. – А в уютной комнате прекрасно.

Телега с Эльдаром в качестве кучера тряслась, продвигалась вперед по открытой площадке на горе. Виллему убрала кляпы и ничего не понимавшие беззащитные спутники ее сидели и, не переставая, бормотали: «Замерзаю, замерзаю». А она ничем не могла им помочь. Кристину она завернула в свою большую шаль, а остальных попыталась разместить так, чтобы ветер бил как можно меньше. Руки их запрятала под рубашки, вытерла у них слюни, которые могли замерзнуть, превратиться в лед, а кусками ткани, которыми были заткнуты их рты, обвязала их головы. Но многие срывали с себя обогревающую их материю, и она постоянно была в движении, стараясь оказать им помощь.

В один из моментов, когда она оказалась возле облучка кучера, Эльдар громко сказал:

– Какого черта и для чего помогать им? Они даже никогда не отблагодарят тебя, а наоборот!

Губы Виллему онемели от холода, поэтому ее ответ прозвучал невнятно.

– Хорошие поступки, Эльдар, не всегда чисто бескорыстны. Конечно, бывают и такие, которые выполняются полностью анонимно и без какой-либо мысли о возмещении, но бывают и другие, когда человек не радуется, пока сам не ощутит результата, не увидит, как счастлив и благодарен тот, для кого что-то сделано. Большинство же добрых дел совершаются из эгоистических побуждений. Потому что человеку нравится видеть себя благородным и значимым.

– Ты немного чокнутая, – хмыкнул он. – Во время снежной бури способна еще и лекции читать.

Наверху, в горах продолжался снегопад. Колючая, твердая снежная крупа проникала повсюду, за воротники, в запястья, обжигала щеки и спокойно укладывалась в волосах. Ледяной ветер проникал сквозь редкие щели между досками пола телеги, забирался под рубашки. «Только бы мне не заболеть, – беспокойно думала она. Мы, женщины, так ужасно подвержены катарам, а в так называемых удобствах Тубренна были такие страшные сквозняки, что я могла… Но сейчас я не хочу болеть. Именно теперь, когда мы с Эльдаром выполняем такое важное задание, во имя спасения многих людей, с которыми обращались так сурово. Ох, скоро ли мы доберемся до места?»

Эльдар из Черного леса выходил из себя, потеряв всякую надежду. То, что его послали в эту бессмысленную поездку сопровождать, как он их называл, сборище идиотов, он воспринял как личное унижение. Вместо того, чтобы вручить ему ружье или нож, или меч, или что-либо другое и дать возможность рассчитаться с хозяином Тубренна и его работниками с их бабами, которые так долго издевались над ним. Он, который так много лет принимал участие в повстанческой работе, который с нетерпением ожидал крушения датского господства, сейчас лишен возможности участвовать в борьбе! Они, конечно, не знают, какой важной персоной он был среди повстанцев, а это так позорно, так унизительно, что он готов заплакать.

Он не знал, что его предводитель пришел из родного уезда и предупредил всех не прибегать к услугам Эльдара, ибо он разнуздан и жаждет лишь крови, мести ради мести.

Вывести его из борьбы!

А сзади на телеге сидела Виллему, обратив печальный взгляд к фигуре на облучке. Он показал себя со многих плохих сторон, но она знала, чувствовала сердцем своим, что он хороший человек; с ним только несправедливо обошлась жизнь, однако с помощью безграничной любви Виллему снова проявятся все его прекрасные качества.

Сигнальные костры, горевшие на высотах, вели жестокую борьбу с ветром, дождем и снегом. Видимость была отвратительной; многие отряды не могли разобраться, костер это или нет. Ночь была выбрана не из лучших.

Кроме того людей в лагерях беспокоило и другое. Между собой они говорили о том, что в лесах и на отдельных хуторах появились солдаты фогдов. Упоминали и о неудачной попытке посторонних проникнуть в поместье Турбенн. Их задача была абсолютно ясна: предупреждение.

Все это звучало тревожно.

Восстание началось не по плану.

Не всем отрядам удалось понять сигналы костров. И поскольку эти звенья были нарушены, целый ряд сигнальных костров в губернии Акерсхюс не был зажжен. Люди прождали напрасно. Фогды успели нанести удар. Небольшое сопротивление, которое удалось организовать повстанцам, быстро было сломлено, и восставшие во многих местах побежали, сломя голову.

Конечно, кое-где народ расправился с несколькими фогдами, но в результате неудачно выбранной ночи повстанцы, расположившиеся вокруг Тубренна, оказались изолированными. Их борьбу не поддержали единомышленники в губернии.

Да и большинство фогдов со своими хорошо вооруженными солдатами собрались вокруг Тубренна.

– Вот и пастушья изба, – крикнул Виллему через плечо Эльдар.

– Слава Богу, – прошептала она. Сзади в телеге становилось по настоящему беспокойно; люди плакали, жалуясь на зимний холод и непогоду.

Снова Виллему почувствовала бессильную мучительную боль за судьбу этих обездоленных людей.

– Эльдар, – сказала она, когда они помогали им выбраться с телеги и связывали их друг с другом. – Я действительно не кровожадна, но знаешь, надеюсь, что на этот раз хозяева Тубренна получат по заслугам.

Он не ответил. По-прежнему был недоволен.

Виллему рассердилась, когда они заводили колонну людей в дом:

– Не умеешь ты поддерживать у людей хорошее настроение!

Он зло уставился на нее: лицо иссечено снежной крупой, руки замерзли, пальцы не двигаются.

Голос его сразу несколько смягчился.

– Я только слишком разочарован.

– Я знаю. Попытайся все это выдержать вместе со мной. Это, конечно, не то же самое, но… Глаза его блеснули в темноте.

– У нас с тобой будет достаточно времени для работы, – сказал он сдержанно. – Если уж мне не пришлось биться, то я по крайней мере займусь любовью.

– Но, Эльдар, – задохнувшись произнесла она. – Ты смотришь на любовь как на акцию мести?

– Любовь? – хмыкнул он, открывая дверь. – Ты способна испытать чертовски сильное наслаждение? Я хочу обладать тобой. И теперь это произойдет, ведь мы сейчас одни с толпой…

– Не продолжай, не хочу слушать! Думаю, что мы должны поговорить друг с другом, ты и я. Этому мы посвятим всю ночь.

Стоя в дверях, он мгновенно прижал ее к себе.

– Называй это разговором! Мы посмотрим.

Она против своего желания освободилась от его объятий и вернулась, чтобы помочь Кристине. Виллему чувствовала неимоверную боль. Она была очарована Эльдаром, его яркой мужской привлекательностью и силой, он прижал ее к себе таким бесстыдным способом! Она думала и верила в его хорошее «я»… Но это «я» было спрятано в нем очень глубоко! Он приносит такое разочарование, что она скоро не сможет верить в него. Но самым плохим было то, что она сама оказалась слабой. Когда он разговаривал с ней таким циничным образом, то пробуждал в ней не только отвращение, но и желание. За это она себя ненавидела, но ничего не могла поделать. Голова кружилась, и она ощущала глухое желание прижаться к нему и уступить его притязаниям…

Кристина слезла с телеги и стояла, опираясь на ее край.

– Я помогу тебе добраться до избы, – сказала Виллему.

Измотанная в конец женщина положила на плечо Виллему руку и, спотыкаясь, последовала за ней.

– Ой, какая погода! Я промерзла насквозь. Слушай… Это мой брат, что ехал вместе с нами?

– Малте? Да.

Кристина застонала.

– Я не видела его шесть лет. Думала, что он давно умер. Что будет с моими родителями? И с Сювером?

– Я не знаю, Кристина. Не думаю, что их убьют.

После небольшой паузы, молодая женщина сказала:

– Мне это все равно.

Виллему не ответила. Что она могла сказать?

– Ты, – произнесла Кристина. – Тебе следует быть осторожной с мужчиной, который едет с тобой! Он далеко тебе не брат! Вы любите друг друга, не так ли?

– Не могу утверждать это. Но влечение между нами есть.

– Я хотела бы, чтобы ты помнила о моей судьбе. Но у моего любимого было доброе сердце. Этот же совершенно не подходит для тебя. Ты слишком хороша для него.

– Но я же обычная служанка.

– Никто не заставит меня поверить в это. Я не понимаю, как тебе удалось одурачить наших в Тубренне.

Виллему улыбнулась.

– Ты права. Нет, я вовсе не хочу иметь его, понимаешь. Такого, каков он сейчас. Однако я верю, что в нем есть много хорошего.

Кристина вздохнула:

– Ты, видимо, серьезно влюблена в него! Берегись, будь осторожна! Он принесет тебе только боль и скорбь!

– Я умею остерегаться, – улыбнулась Виллему с беспредельной уверенностью в себе. – Ну, вот мы и на месте. Надеюсь, Эльдар уже обогрел помещение!

Он во всяком случае развел огонь в очаге. Вокруг собрались все, протянув руки к пламени, произнося лишь одни слова: «свет» и «тепло». Эльдар продолжал осматривать помещение.

– Изба большая, – удивленно произнес он. – Я начинаю думать, что точильщик совсем не тот, за кого себя выдает. Мы все уместимся здесь. Еще в избе есть комнатка и нары. Кристина может лечь наверху, а ты и я займем комнату.

– Я могу лечь с Кристиной, – быстро произнесла Виллему.

– А не мы ли с тобой должны сторожить этих. Это мы с успехом можем сделать и из комнаты.

Виллему задумалась.

– А они должны спать вместе, мужчины и…

– Они и до сих пор так делали.

– Да, но они были привязаны. И упаси тебя Бог, если ты снова привяжешь их!

– Посмотрим, как будут развиваться события.

Быть замерзшим и голодным посреди ночи в незнакомом, необитаемом доме всегда несколько страшновато. Но положение Виллему и Эльдара было хуже. С ними были десять беспомощных людей, о которых они обязаны были заботиться, думать о пище и тепле для них и об их безопасности, хотя сами они были полностью измотаны.

Беззащитные сидели на кроватях, прикрепленных к двум стенам избы и смотрели на огонь. У третьей стены стоял обеденный стол, а у четвертой располагалось место для очага и двери, ведущие в комнату. Лестница для подъема на полати находилась около одной из кроватей.

«Боже мой, с чего мне начать?» – думала Виллему. Эльдар продолжал упорно заниматься очагом.

Внезапно от холода и безнадежности ее с головы до ног пронизала дрожь. Она стала обходить беспомощных растерявшихся людей, осматривая одного за другим.

Уже у первой женщины, с которой она начала свой обход, чтобы потом дойти и до мужчин, она столкнулась с огромными трудностями.

– Они должны сменить одежду, – тихо произнесла она. – Или, если бы мы смогли их вымыть…

– Пусть подождут.

– Да, я понимаю. Но все на них превращается в лед.

– Ты имеешь в виду, что у них есть… О! Боже мой!

Но помочь ей он и не пытался.

Виллему развязала веревки, сказывавшие их, согрела ледяные руки: сняв оледеневшие тряпки с грязных ног, растерла их.

– О, дорогая, какая рана! – воскликнула она. – Эльдар, у тебя есть теплая вода?

– Сейчас будет.

Он налил теплой воды на тряпку и протянул ее ей. Виллему осторожно, как могла, промыла рану. Тут же к ней подошел другой и показал свое колено.

– Рана!

– У меня тоже, – сказал еще один и показал руку.

Мгновенно она была окружена людьми. Все хотели показать ей свои раны, одна хуже другой. Жалобные крики «рана, рана» резко звучал в ее ушах.

«Боже, помоги мне», – шептала она про себя. Ах, если бы здесь был дядя Маттиас. Или Никлас. Да, Никлас с его врачующими руками. Они бы здесь понадобились. И он бы с удовольствием воспользовался своим искусством, ибо у него теплое, полное понимая сердце. Не так, как у других…

«Нет, я несправедлива. У Эльдара совершенное иное воспитание. Но придет и его время. Он еще покажет свое истинное, человеческое лицо».

Сама она чувствовала себя безнадежно неудовлетворенной, оказавшись перед этой нуждой и болями. У нее даже нечем было перевязать раны. От своего бессилия она сжала зубы и стремилась хоть как-нибудь помочь несчастным. Вонь от их грязной одежды душила ее, но она оставалась непоколебимой и продолжала свое дело.

Эльдар стоял у очага и следил за ней глазами. Видел охваченные радостью лица, обращенные к ней, слышал, как они называли ее ангелом и принцессой, и думал, что сейчас она вовсе не ангел. Но когда он увидел, как она прекрасно и мягко ухаживала за ними, несмотря на ее угловатые движения, ему самому стало тепло и приятно, но все же следующие произнесенные им слова были более жесткими, чем он рассчитывал.

– Точильщик говорил, что мы можем сварить на воде кашу из… муки. Ты можешь заняться этим.

Виллему, закончившая в этот момент перевязку последнего пациента, используя то, что было можно, уставилась на Эльдара.

– Я? Варить кашу?

– Да, разве это не женское дело?

Сначала она не могла произнести ни слова.

– Нет, знаешь ли! Ты с каждой минутой становишься все более и более невыносимым!

– Вот как! Приступай к делу и не создавай проблем.

– Ты сам можешь сварить кашу.

– Я? Голодны-то они, а не я.

Она почувствовала логику в его словах.

– Но я не умею варить кашу.

– Я должен укрыть лошадей. Или ты хочешь, чтобы они стояли под открытым небом и их засыпал снег?

– Нет, нет. Иди к ним. Я справлюсь здесь одна.

Но она далеко не была уверена, что ей это удастся.

Кристина не могла помочь. Была настолько слаба, что не стояла на ногах. Виллему уложила ее на кровать и побеспокоилась о том, чтобы мужчины случайно не полезли на нее.

Спустя некоторое время Виллему стояла у очага и пыталась добиться того, чтобы ячменная мука и кипящая вода превратились в кашу.

– Я не умею варить кашу, – то и дело бубнила она более высоким голосом, вплоть до фальцета. – Я не умею варить кашу!

Три женщины в группе смотрели на нее с непритворным, едва сдерживаемым смехом. Они не могли удержаться. Наконец они сжалились над Виллему.

– Нет, нет, – смеясь произнесла одна из них. – Садись!

За варку каши они взялись сами. Мутовкой проворными и осторожными руками они размешивали кашу до тех пор, пока не растворились все комочки муки, каша начала по-домашнему булькать.

В этот момент вошел Эльдар. Виллему сидела скрестив руки на груди.

– Мы недооценили наших друзей, Эльдар, – тихо сказала она.

– Конечно, – ответил он. – Но ведь нам было хорошо известно, что пища в Тубренне хорошая.

– Да. Но думаю, впредь нам следует быть более осторожными в разговорах. Мы можем обидеть их.

Он кивнул головой в знак согласия.

– Хозяин Тубренна и не держал бы их, если бы они были дураками.

– Не употребляй этого слова, Эльдар, – сказала она устало.

– Иными.

– Это звучит лучше. А каковы мужчины?

– И такие, и сякие, думаю. Некоторые соображают, а другие… Ну ладно: другие иные.

– Но все могут быть полезными. В какой-то степени обслуживать себя?

– Кажется, так.

– Тогда почему они прятались?

– Не знаю.

– А я знаю, – твердо сказала Виллему, – потому что их стыдятся их семьи. Потому что стыдно иметь таких детей.

– Более чем стыдно. Их считают подменышами, подложенными в колыбель троллями. Или при сем присутствовал сам сатана.

– Да, на него все можно свалить. Ты мне так нравишься, Эльдар.

Он взглянул на нее.

– Почему именно сейчас?

– Потому, что ты понимаешь.

«Потому что поддакиваю тебе, – подумал Эльдар. – Потому, что я хочу спать с тобой и нашел путь, ведущий к этому. Нежность к людям и животным. Сентиментальность. Тьфу, черт возьми! Я поймаю тебя, Виллему дочь Калеба. Больше меня не беспокоит то, что будет говорить твоя семья. Я буду обладать тобой, а затем исчезну, так же как моя сестра Гудрун исчезла из дома. Она сейчас живет хорошо. Ну, во всяком случае, довольно хорошо. Заполучить постыдную болезнь, как она, я не рискую, если поимею такую, как Виллему. О, Боже, как она прекрасна, я не выдержу, не могу ждать! Любовь? Болтовня! Сама не знает, что говорит. Ничего иного не существует, кроме того, что женщины могут дать в постели, а она может дать мне многое, я это вижу, знаю. Нежность. Общность-Чепуху она болтает».

Он задумался, но продолжал следить за ней, взглядом, потом уставился на сложенные дрова.

«Она говорит ерунду… Ерунду, говорю я, чепуху, чепуху!»

Он поднялся и угрюмо пошел по проходу.

Чертова девка!

Женщины проворно раздали кашу всем, а затем прекрасно помогли Виллему постелить постели. Процесс этот шел несколько хлопотно и возбужденно, но, как многие обездоленные люди, они обладали большим юмором. Поэтому смеху было много, пока они распределяли места на постелях и весьма малое число одеял и подушек.

Она поняла, что они были массой любящих существ с иными духовными качествами, чем обычные люди, или думали иначе, чем обыкновенные представители рода человеческого.

Они помогали друг другу, помогли поднять Кристину по узкой лестнице наверх. Там Виллему постелила для нее постель.

– Ты милая, – сказала Кристина, когда улеглась.

– Ерунда! Никакая не милая. Но, может быть, немного умею мыслить, – сказала Виллему. – Читаю мысли на расстоянии.

Кристина вздохнула.

– Да, но ты видишь во всех людях что-то доброе.

Это ценная черта. Запомни, она может стать опасной для тебя в будущем.

Виллему очень устала и не могла продолжать этот разговор.

Постепенно в большой комнате пастушеской избы воцарилось спокойствие. Она в последний раз обошла комнату, пожелала доброй ночи тем, кто еще не успокоился, и попыталась утешить их, говоря, что теперь все для них будет лучше. Но сама она начала просыпаться от грез и спрашивать себя о том, что же ждет их в будущем. Что за ответственность она и Эльдар взяли на себя? Что они могут предложить всем этим изгоям общества?

Эльдар стоял около двери и смотрел на нее, пока она ходила среди своих подопечных. Но как только она вознамерилась забраться к Кристине на полати, он остановил ее.

– Не мы ли с тобой хотели побеседовать сегодня ночью?

– Ночи уже осталось немного, – попыталась она защититься.

– Для нас хватит времени.

Несколько мгновений Виллему стояла в нерешительности. На улице, не уменьшая силы, выла зимняя буря. Никто ничего не знал о борьбе, которая должна была происходить сейчас. Здесь внутри царили покой и тепло.

Виллему была изнурена. И что еще хуже: неприятное ощущение и какие-то противные уколы предсказывали воспаление мочевого пузыря, которого она так боялась. Результат поездки на дырявой телеге.

– Не глупо ли будет разговаривать так поздно? – попыталась она уклониться.

Эльдар улыбнулся словно радующийся тигр.

– Нет, конечно, нет.

Никогда раньше хорошо закаленный мужчина из Свартскугена не боялся кровати. Тем более такой видный и осторожный. А сейчас он испытал страх. «Словно боюсь своей брачной постели», – мучительно думал он.

А если поразмыслить, не так ли в действительности обстоит дело?

Мысли его остановились. Виллему… Стоит только подумать о ней, и становится на душе тепло.

В его взгляде и в уголках рта появляется нечто похожее на нежность, но он этого не осознавал.

Мысли Эльдара слишком неукротимы. Он не привык к глубоким размышлениям, когда вопрос касается женщин.