10

Виллему, смертельно уставшая после очередного приема гостей, свалилась на кровать.

Однако среди ночи она проснулась. И поняла, почему. Снова она услышала приглушенные крики о помощи.

Она подошла к отверстию в стене, уверенная, что крики идут из подвала.

Но она ошиблась. Стояла лунная ночь, и в свете луны она увидела, что унылая процессия двигалась далеко в поле.

Но крики о помощи шли не оттуда. Даже не из подвала старого сарая. Они раздавались с другой стороны, из другого дома, которого она не могла видеть с этой стороны здания.

Виллему видела, что ночь уже кончается, но рассвет еще был далеко. Процессия двигалась по пути от двора.

На мгновение она растерялась. Была такой усталой, что едва двигала руками, однако это не остановило ее.

Она оделась, на этот раз тепло, и выскользнула на улицу, в надежде, что жуткие крики отвлекут от нее внимание жильцов дома. Ужасно, если ее застанут на улице в это время. Но они могли и не слышать ничего, потому что только ее комната находилась на этой стороне.

Она услышала стон человека, потерявшего всякую надежду, и исходил он из небольшого дома, заслоненного другими дворовыми строениями.

На всякий случай Виллему взяла с собой незажженный фонарь и кресало. Дрожа от осеннего холода она торопливо кралась вдоль стен домов, стремясь добраться до группы малых строений. Скоро выпадет снег, думала она. Вчера вечером западный край неба был огненно-красным. Обычно это является предупреждением о ветре, а может быть, и о шторме. Уже сейчас ветер был пронизывающим.

С удивлением она вдруг поняла, что дело уже идет к декабрю.

Подготовка к Рождеству прошла почти без ее участия, поскольку она должна была находиться почти все время в доме, никогда не входить в кухню и тем более на улицу. Она уже видела, как в дом вносили мясо, но забой скота происходил в абсолютной тишине. Может быть ночью? Во всяком случае, она была благодарна за это. Виллему по чувствительности напоминала Силье. Сердце ее обливалось кровью, если они видели, как убивают животного. Многие потомки Силье унаследовали такое чувство. Например, Доминик.

При мысли о теплом спокойствии Доминика все существо Виллему охватила тоска, хотя она вспомнила, как иронично он всегда относился к ней, как она возмущалась его высокомерием и специфическим поведением.

Она добралась до группы малых строений и застыла в ее центре.

Кругом было тихо. После лихорадочного празднества все кругом спало.

Она надеялась, что батраки и служанки были далеко на полевых работах или спали в своих постелях. Эльдара встретить она не может.

Виллему чувствовала себя очень маленькой и одинокой.

Долго стояла она, не двигаясь. Ждала. Ее окружала мертвая тишина. Она напрягла тело, борясь с холодом.

Но вот звук раздался снова. Горький, стонущий от безнадежности. Буквально рядом с ней.

Это было крошечное строение. Ей пришлось спуститься по лесенке, вырытой в земле, чтобы добраться до очень низкой двери. Только ребенок или гном мог бы войти в нее, не сгибаясь.

Дверь, естественно, была на замке. Когда Виллему начала ощупывать ее, стоны прекратились. Внутри воцарилась пугающая тишина ожидания.

Виллему стояла тихо и думала. Ясно, что она хотела бы проникнуть внутрь, но как это сделать?

Дверь такая массивная, а она не из сильных. Будешь биться о дверь, останутся только синяки на плечах, а ее не откроешь.

Однако люди, как правило, прячут ключ где-нибудь поблизости. Может, ей повезет.

Она начала искать его. Там, где обычно оставляют ключи. Над дверной коробкой. Нет. Под дверью. Тоже нет. Щели в стенах? Нет, нигде нет. Осталась лишь капитальная стена, ибо крышу, крытую торфом, она уже основательно прощупала руками, как и трубу для стока воды с крыши. Один небольшой камень легко отделился… Она его вытащила. Прощупала углубление внутри. Пальцы наткнулись на что-то холодное, круглое, продолговатое: ключ!

Еще не веря в это, Виллему широко и в то же время напряженно улыбнулась, потом прислушалась. Во дворе было совершенно тихо. В главном доме – ни огонька.

Она вставила ключ в замочную скважину, что-то пробормотала про себя и открыла дверь. Мгновение она стояла, не двигаясь, но ничего не произошло.

Опасливо перешагнула она высокий порог; пришлось сильно наклониться, согнувшись почти вдвое.

Она оказалась в небольшом, пахнущем землей проходе. Еще одна дверь…

Виллему закрыла внешнюю дверь и зажгла фонарь. Там, где она оказалась, было не холодно. Но ей было страшно.

В небольшом проходе, который осветился пламенем фонаря, смотреть было не на что.

Она положила руку на ключ от внутренней двери, но остановилась.

– Я не знаю, кто находится за этой дверью, – сказала она тихим голосом, – но я испытываю к вам дружеские чувства. Не бойтесь меня и, пожалуйста, не убивайте меня! Я услышала ваши крики и хочу знать, не могу ли я вам помочь.

После такого признания она решительно повернула ключ и вошла внутрь, готовая к удару по голове. Ничего, решила она, надо выдержать это. Проходить слишком глубоко внутрь не обязательно.

Удара не последовало. Комната, в которую она вошла, была маленькой, но довольно опрятной, однако запах в ней был нехорошим, очень нехорошим. В очаге все еще тлели дрова. В одном из углов стояла кровать, и на ней лежало какое-то существо. Крепко связанное.

– Боже, – прошептала Виллему. – Кто ты?

Существо, довольно молодая женщина, уставилась на нее. По глазам было видно, что она еще не потеряла разума, но скоро утратит его. Виллему это видела. Волосы у женщины были острижены безжалостно коротко, лицо некрасивое, сейчас еще обезображенное ужасом и безнадежностью. Суставы рук – в ранах от ремней, которыми она была привязана к кровати.

– А ты кто? – спросила женщина сиплым голосом, которого уже почти лишилась.

– Я работаю здесь.

– Ты не похожа на прислугу.

– Это как кому угодно. Но кто же ты?

Женщина улеглась снова на кровать и закрыла глаза.

– Они ничего не рассказывали обо мне? – устало спросила она.

– Нет.

– Конечно, нет. Я должна быть забыта. Я Кристина. Дочь хозяев поместья. Белая ворона в семье.

Виллему наморщила брови.

– Я слышала кое-что о Кристине. Ты давно лежишь здесь?

– Два года.

– Что? Но почему? – спросила Виллему и села на край кровати.

Она поняла, что ветер дул в направлении ее комнаты, поэтому она и смогла услышать стоны. В противном случае она вообще ничего бы не услышала.

Кристина лежала с закрытыми глазами. Слезы стекали по лицу.

– Я совершила неслыханное преступление, влюбилась в юного хуторянина. Мы хотели пожениться. Мои родители, сестры и братья… все были возмущены. Он, мой друг… погиб, как говорят, от несчастного случая. Я знаю слишком много. И меня заперли здесь.

Виллему была глубоко потрясена.

– Только за это?

– Нет, мы… нарушили и другой запрет.

Несколько месяцев тому назад Виллему было бы трудно понять, что означают эти слова. Сейчас она уже знала.

– Я понимаю. Вы ждали ребенка?

– Да. Он родился здесь, вовремя. Они забрали его, и никогда больше я его не видела. Моя сестра сказала, что он родился мертвым. Но это неправда. Я слышала его голос.

– В поместье нет ни одного ребенка, – сочувственно сказала Виллему.

– Нет, – сказала девушка. – Они убили его. Иного от них и не следует ожидать.

В комнате воцарилась тишина. Судьба этой женщины вызвала такую сильную боль в сердце Виллему, что ей казалось оно разорвется от скорби. Ведь и она испытывала такое же чувство к сыну хуторянина. Но этого она не могла рассказать девушке, не раскрывая своего происхождения.

Виллему, эта легкомысленная, беспечная, мало сентиментальная девица, протянула руки и погладила щеку женщины.

Слезы снова полились на подушку.

– Благодарю тебя, благодарю, – прошептала несчастная. – Первый раз за два года я почувствовала дружеское отношение!

Виллему потрогала ремни.

– Сейчас я не могу помочь тебе, не подвергая опасности себя и многих других. Но, если ты не расскажешь никому о том, что я приходила, я могу обещать тебе свободу до наступления весны.

– Свободу? Мне? Как ты можешь знать это?

– Не спрашивай! Обещай держаться! Помощь придет.

Кристина кивнула в знак согласия.

– Я не смогу больше приходить к тебе, – сказала Виллему. – Это опасно для нас обеих. Но я расскажу о тебе нужным людям. Скоро ты будешь свободной.

Рука Кристины повисшая на ремне, вцепилась словно клешня в руку Виллему.

– Я ничего не скажу. Обещаю!

– Обещай мне еще одну вещь, – произнесла Виллему с грустной улыбкой. – Обещай быть разумной!

– Это нелегко, но я постараюсь!

– Прекрасно. Кто о тебе заботится?

Лицо несчастной передернула гримаса.

– Одна из этих сварливых баб.

– А, понимаю. А что говорит твоя мать?

– Я не видела родителей с тех пор, как меня заперли здесь.

Виллему кивнула. Она не хотела раскрывать своих мыслей.

– Итак, до свидания, Кристина. Ты не будешь забыта, верь в это!

– Прощай… и спасибо тебе. Как тебя зовут?

– Будет лучше, если ты не узнаешь моего имени.

Виллему ушла, тщательно закрыв за собой двери. Когда она, незамеченная никем, вернулась в свою комнату, то увидела, что руки ее тряслись так, что она едва смогла снять с себя одежду.

Теперь ей есть что рассказать Эльдару завтра, и она буквально кипела от нетерпения.

Он слушал, не перебивая ее, только смотрел на нее задумчиво. В его глазах появилось новое выражение.

Предсказания Виллему относительно погоды оправдались. Мороз уже начал кусаться, и сильный ветер гнал снежные тучи на горизонте.

Наконец она прервала себя сама.

– Что ты об этом думаешь?

– Сколь опасно влюбляться в простого человека из народа. Или, наоборот, вступать в связь с девушками из высших слоев общества.

– И это говоришь ты? Виллему покраснела. Затем она выпрямилась. – Но я правильно сделала? Поступила корректно?

– Абсолютно! Я сам не смог бы сделать лучше. Было бы безумием освобождать ее сейчас. – Он задумался. – Виллему… Я думаю кое о чем.

Поскольку он не решался продолжать, она подбодрила его:

– Ну и?

– Мы ходим по острию ножа, ты это знаешь. Я, может быть, подвергаюсь большей опасности, чем ты. И я рассказал о тебе точильщику. Кроме того, я знаю, что ты умная, образованная и доверять тебе можно…

– Благодарю, – произнесла она, удивленная таким комплиментом. Он снова заколебался.

– Ты не можешь пойти со мной за конюшню, когда закончим разговор здесь? Я хочу кое-что с тобой сделать.

– Упаси меня Боже, – шутливо ответила она, а от страха сердце забилось сильнее.

Наконец он понял, что сказал. Он растянул рот в улыбке.

– Нет, такого приятного не будет, ты с ума сошла? Мы же брат с сестрой, ты это забыла?

На лице Виллему появилась вынужденная улыбка.

– Я просто пошутила.

– Догадываюсь. Так как, сможешь?

Она кивнула согласно головой, ничего не понимая.

– Ты сказал, что подвергаешься большей опасности, чем я? – сказала она после паузы.

– Да. Я… обследую, изучаю поместье. Большую часть дня, скрытно. Да и по ночам тоже…

– Не подвал ли? Без меня?

– Нет, там я еще не был. Пытался, но ключа нет. Кроме того, я сначала должен переговорить с точильщиком.

– Да? А что он вообще говорит?

– Что наша организация ожидает от нас многого. Раньше никто не осмеливался пробираться в такое гнездо, как это. Жаль, что я ничего не знал о Кристине. Но он придет сюда на следующей неделе. Да, они догадывались, что не все благополучно с рабочими в Тубренне. В самом поместье арендаторов нет, они не могли устроить так, чтобы кто-нибудь жил здесь. Их всегда интересовал вопрос о том, как хозяева поместья добиваются того, что хозяйство у них первоклассное. Они думали, что к нам здесь относятся несправедливо, применяют физическую силу. С тобой такого не случалось?

– Меня ни разу не ударили, – задумчиво произнесла Виллему. – Но переносить издевательства хозяйки, не давая ей отпора, трудновато.

Эльдар улыбнулся непривычно тепло.

– Ты, с твоим темпераментом! Могу себе представить. Мне приходится переносить пинки и удары, но не больше того, что можно было ожидать. Думаю, что они испытывают за нас некую боязнь, особенно за тебя. Ты же для них находка… и потом мы же их сторонники.

– Находка? Я? Более неуклюжей и беспомощной прислуги у них никогда не было!

– Это ты говоришь. Я думаю, что ты хорошая служанка.

– Должна понимать это как комплемент или как оскорбление? – хмыкнула Виллему.

– Но не следует возмущаться, здесь это опасно. Служанки – весьма почетная профессия.

Она поняла, что он прав, и сменила тему разговора.

– Что еще говорил точильщик?

– Что они скоро нанесут удар. День еще не определен, но во всяком случае это произойдет до Рождества. Они ожидают решения ряда мелких вопросов.

– От нас?

– Нет, нет. Неужели ты не поняла, что это касается всего Эстланда? Всей Норвегии? Это поместье лишь малая часть целого, один из пунктов, по которому они намерены нанести первый удар. Наша страна станет свободной, гусенок.

– Не называй меня гусенком, – фыркнула Виллему. – Я этого не заслужила. Во всяком случае от тебя, окаянный невежда!

– Ну, ну, бочка с порохом, – прервал он ее. – Никакой ты не гусенок. Но во всяком случае женщина.

– Да, и горжусь этим. Женское мышление во многом превосходит мужское.

– Ха!

– Ну хорошо. Имеет одинаковую цену.

С этим Эльдар согласиться не мог, но посчитал, что сейчас ему лучше промолчать.

– Если у тебя все, то пойдем.

Она последовала за ним за конюшню. Там он остановился. Здесь их никто не мог видеть.

Он засучил рукав и показал ей крестообразный шрам, расположенный ниже сгиба локтя.

– Он свидетельствует о том, что ты участвуешь в повстанческом движении. Засучи рукав!

– Но у меня нечем остановить кровь.

Эльдар сорвал широкий лист с растения на горке.

– Возьми его с собой в комнату.

Она согласно кивнула. Неизмеримо гордая тем, что она будет признана участником, давшим клятву, смотрела она, словно околдованная, на то, как нож прорезал глубокий крест и как полилась кровь, и тут ей стало дурно. Она чуть не упала в обморок. Вынуждена была на мгновение прислониться к стене конюшни. Боль была пронизывающей, острой. Ее собственная, темно-красная кровь капала на землю. Она напряглась. Это было уже слишком.

– Женщины, – презрительно фыркнул Эльдар, взглянув на ее белое как мел лицо.

Этого было достаточно, чтобы она пришла в себя.

– Я не в обмороке! – прошипела она. – Ела сегодня очень мало.

– Конечно, – произнес он скептически. – Беги скорее в комнату и перевяжи рану.

Виллему одарила его оскорбленным взглядом и повернулась в намерении уйти. Он остановил ее, схватив за руку.

– Что с тобой?

– Со мной? – переспросила она смущенно.

– Да с тобой. Ты так изменилась.

– Я не знаю.

– Нет, знаешь. Скажи мне, какие чувства питаешь ты ко мне сейчас?

Она удивленно подняла брови и холодно посмотрела на него.

– Те же, что и раньше.

– О, нет, не говори так. Ты краснеешь от одного доброго слова и начинаешь дрожать, как только я взгляну на тебя; что-то не верится твоим заверениям о том, что ты хочешь любить меня только поэтично и несексуально.

– Слушай, может быть, ты высказывался бы более осторожно? Сейчас ты говоришь не как брат. Но может быть мне, будет позволено спросить: что ты чувствуешь ко мне? Ты никогда этого не говорил.

Он притянул ее ближе к себе и проницательно посмотрел в глаза.

– Проклятие, я очень хочу тебя в постели, и ты это хорошо знаешь.

– Почему это? – попыталась она привести свои мысли в порядок, а сердце забилось почти в горле, мешая ей говорить естественно.

– Потому, что ты становишься слишком сильной для меня, и я вправе иметь желание наказать… показать, кто из нас двоих сильнее. Но ты можешь быть спокойна. Я не трону женщину из рода Людей Льда, иначе мы оба не сможем вернуться домой. А этого мы хотим, не так ли?

– Да, больше всего в жизни. Хорошо, Эльдар, я тоже буду честной. Я обнаружила, что жизнь состоит не только из поэзии.

Он безмолвно уставился на нее и смотрел долго. А затем произнес:

– Обнаружила?

– Да, но то же самое относится и к тебе, ты можешь воспринять это совершенно спокойно. Я тоже не хочу вернуться домой опозоренной. А сейчас… кровь льется мне на платье, может…

– Конечно, извини!

Он сразу отпустил ее. Вид у него был такой, словно он был полностью выбит из колеи, сбит с толку. Он не мог оторвать от нее взгляда.

«Кто здесь сильнее?» – радостно думала Виллему с просветленным чувством превосходства, которое приходит к женщине, когда она знает, что желанна. Она прижала лист к ране, опустила рукав блузки и, прижав руки к телу, перебежала двор и вошла в свою комнату.

«Я одна из них, одна из повстанцев, – счастливо думала она, завязывая рану тряпочкой. – Меня признали!»

Сама того не замечая, она подпала под сильное влияние Эльдара с его разговорами о революции. Можно бы сказать, что ей просто-напросто «промыли мозги». Научилась ненавидеть датское владычество до такой степени, что дома едва ли узнали бы ее. Это происходило постепенно, понемногу, по маленькой капле ежедневно во время встреч под деревом.

Сама она даже не представляла, насколько изменилась.

Она воодушевленно взглянула на свою повязку. «Что скажут дома об этом?» – думала она.

Дома. Внезапно она представила себе, что больше никогда не увидит Элистранда, Гростенсхольма, Липовой аллеи…

Виллему всхлипнула. Эльдар, восстание или нет – она так жаждет оказаться дома.

И в этот момент ее бесстыдные чувства к нему также обнажились. Но она была убеждена, что его ей бояться нечего. Он говорил серьезно, что никогда не тронет ее. К тому же для него семья в Свартскугене значила очень многое.

«И все-таки в нем есть что-то хорошее», – думала она, успокаивая себя.

Шел декабрь. Люди не помнили такого холодного декабря.

Сигнал передавался от одной деревни в другую:

«Губернатор в пути, направляется на несколько дней в гости к своим друзьям в Тубренн».

Со всей губернии Акерсхюс верхом или пешком двигались люди в тихие ночные часы – мужчины, которые должны взять судьбу Норвегии в свои руки. Целью их был захват губернатора. Тогда им будет легче справиться с фогдами. Его необходимо взять именно СЕЙЧАС, когда он далеко от столицы и датских кнехтов, а значит, беззащитен…

Виллему об этом ничего не знала.

Погода день ото дня становилась все хуже. Ветер срывал крыши с домов. По ночам, когда Виллему лежала в постели, все трещало и скрипело. Снег бился о бревенчатые стены.

Но ей удалось одно хорошее дело, о котором она с радостью сообщила Эльдару во время встречи под деревом. Они не могли присесть на скамейку, она была покрыта снегом.

– Я не могу долго оставаться здесь, – прошептала она, затаив дыхание. – Узнала, где они хранят ключ от подвала рабов!

– Ты уверена? – спросил взволнованно Эльдар.

– Да. Я могу принести его тебе сегодня вечером, если хочешь.

– Да, приходи с ним… если тебе удастся взять его незаметно! Все должно было произойти рано вечером, так как к возвращению батраков в середине ночи я снова должен быть на месте.

Она согласно кивнула.

Эльдар схватил ее за руку.

– Виллему, правда ли, что приезжает губернатор?

– Да, завтра утром.

– Где он будет жить?

Она объяснила, а Эльдар задавал и задавал вопросы. Сколько народу придет, сопровождает ли его вооруженный эскорт и так далее. Виллему отвечала, вопросительно глядя на него.

Он кусал губы. Может, ему рассказать о том, что сказал точильщик? О планирующемся нападении? Начале штурма? Нет, Виллему видится с хозяевами чаще, чем он. Если она не сумеет скрыть это, она может стать опасной. Пусть она останется в неведении.

Но он понимал, что поступает не по-товарищески.

– Иди к себе, – сказал он. – Нечего стоять здесь и мерзнуть. Вечером увидимся.

Они договорились, когда и где встретятся. Она побежала в дом, довольная тем, что смогла принести пользу.

Эльдар долго смотрел ей вслед. Его обычно такая непробиваемая совесть была слегка задета. Он должен снова встретиться с точильщиком уже послезавтра. Пламя восстания начинало разгораться. И он радовался, что может передать сообщение о приезде губернатора. Информацию, которую получила Виллему и сообщила ему. А она не могла при этом присутствовать, не могла знать ни о чем.

Он слышал, что сказал точильщик, что им следует сделать с ней.

От напряжения у Эльдара скребли на душе кошки. Час пробил. Тот час, которого они так долго ждали.

Доминик нашел Никласа в его комнате в Линде-аллее.

– Где все люди? – коротко спросил он. Его трагическое лицо выглядело больным от недосыпания и беспокойства.

– Я сам думаю о том же, – ответил Никлас. – Ни одной души ни на скотном дворе, ни в конюшне. Одна только горничная.

– Спросим ее.

Они нашли ее в девичьей комнате. Сначала она, упрямо раскрыв широко глаза, говорила, что ничего не знает, но затем призналась:

– Все уехали в Ромерике.

– Зачем?

Она не могла или не хотела отвечать на этот вопрос.

Куда в Ромерике?

Она этого не знала. Слышала, что шепотом называли поместье… кажется, Тубренн.

Доминик и Никлас посмотрели друг на друга. В течение осени слышали они это название много раз. Оба подумали об одном и том же! Это ключевой пункт. Может быть, они смогут услышать больше о Виллему там?

То, что она сама находилась там, они не могли себе и представить.

Они вернулись к себе. Доминик чувствовал себя довольно неважно. Тысячу раз с тех пор, как исчезла Виллему, упрекал он себя за то, что постоянно поддразнивал ее. В соответствии с поговоркой: лучшая защита – это нападение, он все время шутил над тем, что говорила она.

Дразнил и насмехался над ней, а ей было трудно ответить тем же самым или взбеситься. Никогда он не представлял, что она может оскорбиться. Сейчас он иногда видел перед собой ее глаза, какими они были, когда она фыркала на него. Непонятными они были оба. Оба думали, почему так получается?

Ему стало так больно от раскаяния, словно его свела судорога.

– Что-то говорит мне, что будет драка, – сказал Никлас. – Держи оружие наготове!

– Оно уже готово, – ответил Доминик.

– Но на чьей стороне будем мы, если начнется восстание? – спросил Никлас нерешительно.

– На стороне Виллему, – ответил Доминик. – В остальное вмешиваться не будем.