5

В голове шумело так, словно кто-то – на грани отчаяния – нажал басовое «до» на каком-то гигантском органе. Звук вибрировал в нем так, что ему пришлось закрыть ладонями уши и обратить свое искаженное страданием лицо к вечернему небу.

– Спасибо! – крикнул он. – Я понял!

Грохот постепенно затихал, но все еще был слышен. Звук был предупреждающим, настораживающим, неотступным.

Хейке коснулся рукой алруне .

– Итак, мой друг, ты сказал свое слово. Я понял, что мы пришли в весьма примечательное место. Можем ли мы считать, что эти разбойники с большой дороги напали на карету возле Тюрингена, убили кучера и в дикой панике бросились на эту боковую дорогу? А потом расправились с оставшимися в карете людьми? После чего направились в Маркарюд, где попытались продать краденое?

Мандрагора вела себя спокойно, но звучание было слышно – оно напоминало теперь отдаленный крик боли.

Хейке слез с коня.

Куда ему следовало теперь идти? Нелегко было найти дорогу среди вековых сосен и густого подлеска?

Он наугад вел коня вдоль тропинки. Тон звучания был ровным…

И тут он увидел узкую тропинку. И он направился по ней в сумрак леса.

Тропинка эта была недостаточно проторенной, но и не заросшей окончательно. Время от времени кто-то ходил по ней.

И поскольку ни мандрагора, ни его «меченая» кровь больше не протестовали, он шел дальше. Он понял, что бесполезно искать какие-либо следы происшедшего много лет спустя. Но эта тропинка могла вывести его куда-то.

Так оно и получилось. Пройдя немного, он вышел на заросшую кустарником поляну. Там находилась небольшая ферма.

Вид у нее был совершенно заброшенный. По обе стороны низкого домика возвышались готовые вот-вот развалиться постройки. Печная труба совсем накренилась, чуть не падала, двор был грязным, в хлеву мычала единственная корова.

Привязав коня к дереву, Хейке постучал в низкую дверь центрального строения.

За дверью послышалась возня и дрожащий старческий голос произнес:

– Вору здесь взять нечего!

– Я пришел не за тем, – ответил Хейке. За дверью стало тихо.

– Тогда входи, ради Господа!

Сначала Хейке ничего не увидел в темноте. Но, посетив пару дней назад точно такую же ферму, он теперь догадывался, что попал в жилую комнату.

Но такую темноту он видел редко. В камине тлело несколько угольков, но они не давали никакого света.

Хейке продолжал стоять у дверей, чтобы не потерять ориентации.

– Добрый день, – неуверенно произнес он. Звон в его голове затих.

– Входите, кто вы там, воры или бродяги, – произнес дрожащий от страха и злобы голос. – Нет у меня ничего. Абсолютно ничего!

– Я человек честный, – сказал Хейке и представился, сказав, что ему просто нужны кое-какие пояснения.

– По твоему голосу я слышу, что у тебя добрая душа, – ответил старик. – Мы составим друг другу компанию. Входи и садись.

– Спасибо за любезность, – с улыбкой ответил Хейке. – Но я ничего не вижу. Здесь так темно.

– В самом деле, я об этом не подумал. Брось в очаг охапку можжевельника!

Хейке на ощупь нашел ветки можжевельника. Огонь тут же загорелся.

И он увидел дряхлого старика, сидящего на сломанной кровати. Глаза у старика были выколоты, судя по всему, очень давно.

Теперь Хейке понял, почему во дворе такой беспорядок.

– Вы здесь живете совсем один, отец? – заботливо спросил он. – Как же вы справляетесь?

– Человек ко всему привыкает, – сухо ответил тот.

– Понимаю. Мне хотелось бы задать вам пару важных вопросов, отец, но если хотите, я могу сначала помочь вам по хозяйству.

– Да, что-то ноги разболелись сегодня, поэтому мне придется согласиться. Ты же знаешь, даже если все хорошо, всегда что-нибудь да не так.

Да, Хейке был с ним согласен. Он уже видел, в каком состоянии двор…

Оказалось, что дел у старика много. Хейке сделал все, о чем тот его попросил, и даже более того: подоил корову, налил коту молока, покормил кур и поросенка. После этого он прибрал снаружи и внутри, но оставил все вещи на своих местах, чтобы слепой о них не споткнулся. У Хейке еще осталась в походной сумке маленькая бутылка словенской сливовицы – и эта водка пришлась очень по вкусу старику.

И когда Хейке поставил на стол еду для обоих, старик сказал:

– Не мог бы ты остаться со мной, мальчик? Ты лучший из тех, кто посетил меня за много-много лет.

– К сожалению, нет, – извиняющимся тоном произнес Хейке. – Мне нужно ехать дальше, в Норвегию. Но если я могу остаться здесь на ночь, я буду благодарен.

– Конечно, о чем речь!

– Спасибо!

– Должно быть, ты красивый юноша? Ты такой добрый, у тебя такой мягкий голос.

– У каждого своя ноша в жизни, – с улыбкой ответил Хейке. – У вас – ваша слепота, отец. У меня – моя устрашающая внешность. И я говорю это не из кокетства, это мне не свойственно. Я привык к тому, что люди поворачиваются ко мне спиной, едва взглянув на меня.

– Значит, их слепота еще сильнее моей, – тихо сказал старик.

– Возможно, это и так. Но теперь о деле. Надеюсь, это не будет тягостно для вас, отец.

– Для меня тягостна только одна вещь, – мрачно сказал старик. – это история о том, как я лишился глаз.

– У меня есть устрашающее предчувствие того, что мне придется затронуть этот вопрос. Дело в том, что я ищу своих родственников, бесследно исчезнувших шестнадцать лет назад. И мне кажется, это должно было произойти где-то здесь.

Старик задрожал и принялся бесконтрольно шевелить губами.

– Ну, ну, – пытался успокоить его Хейке. – Я знаю, что это не вы, отец, виновны в этом. И вам не следует опасаться возмездия со стороны тех, кто ослепил вас, если расскажете мне о том, как все это произошло. Тех людей вскоре схватили в Маркарюде, и теперь они оба мертвы.

Старик перестал дрожать.

– Я хочу узнать, где похоронены обе женщины и дети, – мягко сказал Хейке. – Мой родственник, к которому они ехали, хочет знать, что с ними случилось. Он долго разыскивал их, но, очевидно, никогда не заезжал сюда.

– Здесь никто никогда не спрашивал об этом, – сказал старик.

– Да, и дом ваш совсем не виден с дороги.

– Но как ты узнал об этом, мальчик?

– Я напал на след и пришел сюда, – коротко объяснил Хейке, не желая слишком много распространяться о своих способностях. – Я очень прошу вас, расскажите обо всем, что произошло.

Старик охотно кивнул. Нарубив в лесу веток, Хейке бросил их в очаг, чтобы в комнате было светлее, хотя слепцу это вовсе не требовалось.

Лицо старика было покрыто сажей, волосы – нечесаны. Он был непостижимо беден. Единственным утешением было то, что животные давали ему молоко, яйца и иногда мясо – если у него поднималась рука, чтобы убивать своих друзей, разумеется.

– Мне кажется, вы человек на редкость храбрый, раз живете здесь совершенно один, – дружелюбно произнес Хейке. – Мне хотелось сделать для вас что-то большее, но я беден, как церковная крыса.

– Ты сделал достаточно, мальчик, и я расскажу тебе о том, чего никто еще не слышал.

В камине потрескивали дрова. В комнате стало так тепло, что старик снял свою тужурку. После этого он начал:

– То, что ты говоришь, верно. Шестнадцать лет назад на этой дороге произошло нечто ужасное.

Хейке вдруг обнаружил, что шум в голове совершенно прекратился – с того самого момента, как он вошел в дом старика. Сигналы о смерти здесь не были такими сильными, как на дороге.

– Я возвращался домой с мешком муки за плечами, смолов свой урожай зерна. И вдруг услышал за поворотом… Не плеснешь ли ты мне еще немного водки, мальчик?

– Можете выпить всю бутылку. Я пью очень мало.

Эта добрая настойка была небесным блаженством для одинокого человека, который был не в состоянии даже испечь себе картошку!

Он жадно глотнул из бутылки.

Потом крякнул, чувствуя в себе силы рассказывать дальше эту жуткую историю.

– Кто-то беспомощно плакал. Похоже, это был голос ребенка. Потом послышался женский крик, лошадиное ржанье. Уфф, это были ужасные минуты, лучше бы я вообще не приходил сюда! Ведь я ничем не мог помочь им.

Хейке стало не по себе, но ему необходимо было выслушать все до конца.

– Я увидел страшную картину. Двое мужчин наклонились над лежащей на земле женщиной, другая женщина стояла на коленях, закрыв лицо руками. На другой стороне дороги стояли дети. Они были слишком маленькими, чтобы понимать, в чем дело, но плакали они душераздирающе. Не задумываясь, я бросился к ним и закричал: «Остановитесь!» Мне не следовало бы этого делать, но я не мог смотреть на это надругательство.

– Я могу понять это, – пробормотал Хейке. Он был так взволнован, что голос его не слушался.

– И тогда они повернулись ко мне, назвали чертовым стариком, подбежали ко мне и сказали, что этого мне видеть не полагается, и прежде чем я успел что-то сказать, они схватили меня, один из них вынул…

Он не мог дальше говорить, вместо слов послышались беспомощные рыдания.

– Вам вовсе не нужно вдаваться в детали, – тихо сказал Хейке. – И тогда вы стали… Вы потеряли зрение, не так ли?

– Да, – всхлипнул старик. – А потом я, должно быть, потерял сознание от боли…

– Могу себе представить. А потом, когда вы очнулись?

– Тогда они уже ушли. И я услышал другие голоса, очень сочувственные, они говорили, что все это ужасно, что нужно похоронить их.

– Значит, тогда они были уже мертвы?

– Несомненно. И я, очевидно, застонал, когда очнулся, и эти люди подошли ко мне и занялись мной: промыли мне лицо и спросили, кто так поступил со мной. Но те, кто это сделал, пригрозили мне, что, если я проболтаюсь, они вернутся и перережут мне глотку. Поэтому я и сказал, что ничего не знаю, да так оно почти и было. Я знал только, что это были какие-то мужчины и что теперь они поспешно скрылись.

– И эти люди похоронили мертвых? Вы знаете, где?

– У дороги. Я могу приблизительно показать, где это, потому что слышал, как они копали. Они хотели взять меня в город, но я не мог бросить животных, и тогда они договорились с одним соседом, чтобы он в первые недели приходил и помогал мне. Но теперь он уже умер, и в последние годы я живу здесь совершенно один.

– Знаете ли вы что-нибудь о тех людях, которые нашли вас?

– Из их слов я понял, что сначала приехали двое из них, потом еще один. У того, кто прибыл последним, была карета, двое первых шли пешком. Но мне было так плохо, что я едва ли мог понять, о чем они говорили. Ах, это мгновенье… когда я понял, что эти негодяи сделали с моими глазами!

Старик принялся беспомощно плакать. Он пытался унять плач, но это ему не удалось. Наклонившись к нему, Хейке положил свою теплую руку на его ладонь.

– Похоже… – запинаясь, произнес старик, – похоже, в твоих руках есть добрая сила, мальчик! Как бы мне хотелось увидеть тебя! Ты, случайно, не Иисус Христос?

– Нет, нет, совсем нет, – озабоченно произнес Хейке. – Но я знаю, что такое страдание. Я сам однажды пережил это, отец. Ну, хорошо, а эти трое, прибывшие потом, они были добрые?

– О, да. Обычные, честные люди. Тот, кто ехал один, говорил очень хорошо и не по-смоландски, как и супружеская пара.

– Какого возраста были эти люди?

– Этого я не могу сказать, ведь я кричал все это время, так мне было плохо. И хуже всего были душевные муки.

Видя, что старик очень взволнован, Хейке не осмелился больше задавать вопросы.

– Я больше не буду вас спрашивать ни о чем, отец, давайте спать. Не могли бы вы завтра выйти со мной на дорогу? Как вы понимаете, я хочу найти могилы.

Конечно, он пойдет с ним. Не то, чтобы он думал, что старик ему поможет, – у него были другие средства обнаружения. Но он все равно хотел взять старика с собой, поскольку тот мог дать ценные пояснения, которые он мог затем передать Арву Грипу, если вообще когда-нибудь найдет его.

Но каковы бы ни были эти пояснения, известие, которое собирался принести Арву Хейке, было бы печальным. Хотя для Арва Грипа было бы все-таки облегчением узнать, что же на самом деле произошло. Он перестал бы мучиться напрасными догадками.

Хейке сделал все утренние дела для старика и поскакал по его указанию в ближайшую усадьбу, которая находилась так далеко, что ее вряд ли можно было назвать соседней. Ему удалось договориться с хозяином усадьбы о том, что пару раз в неделю кто-то будет приходить к слепому и помогать ему в его делах, с которыми он уже не справляется. Ведь он был уже стариком и мог, в случае болезни, остаться без присмотра.

Люди в этой бедной, маленькой усадьбе были добродушными и, узнав о том, как трудно приходится в последнее время старику, обещали помочь. Возможно, они могли бы взять его к себе вместе с его животными?

Поблагодарив их за отзывчивость, Хейке поскакал обратно.

В полдень они направились к дороге – старик и он. Шагая по тропинке и ведя за собой коня, на котором сидел старик, Хейке почувствовал, что вибрация в его голове снова нарастает. И чем ближе они подходили к дороге, тем сильнее она становилась. Он был уверен в том, что сам может найти могилы, но все же позволил старику указывать направление.

Они прошли небольшой участок дороги в северном направлении. Старик спросил, не видит ли он большой придорожный камень.

Хейке увидел его. И тогда старик определил, где они находятся. Он с легкостью указал на то место, откуда доносился стук лопат.

Он показал не совсем точно, но совсем рядом с этим местом. Хейке определил это точнее, потому что нарастающий шум в голове вел его прямо к небольшой ложбинке в лесу, находящейся неподалеку от дороги. И когда он попытался пройти мимо нее – поскольку ложбинка заросла березняком, – шум прекратился. Стоило ему вернуться назад – и он снова почувствовал вибрацию.

Наконец он остановился возле самых могил – уши его раздирало от нечеловеческого воя.

– Вот здесь, – процедил он сквозь зубы. – Я нашел это место.

Приглядевшись, он заметил между стволов берез на каменистом дне ложбинки какое-то подобие креста – нет, двух.

Хейке стало не по себе. Он прихватил с собой со двора лопату, но у него не было желания копать.

Слепой сел поблизости.

– Здесь только два креста, – сказал Хейке. – Наверное, у них не было времени, чтобы похоронить остальных.

– Нет, их было только двое, – доверительно произнес старик. – Я знаю, что там было только две женщины, я слышал это от них.

– Да, а как же дети?

– Дети? Они остались живы! Те двое подрались из-за них!

У Хейке перехватило дух от изумления.

– Подождите-ка! Вы кое-что забыли рассказать!

– Разве я не сказал об этом? Нет, мне казалось, что я вчера говорил об этом, но вчера вечером я так устал, а потом ты сказал, что пора спать.

– Это верно, я перебил ваш рассказ.

«Старик просто становится забывчивым», – подумал Хейке.

Сев рядом со слепым, он сказал:

– Я слушаю! Это очень важно. Бесконечно важно! Вы и в самом деле думаете, что малыши остались живы? И кто же это дрался из-за них? Разбойники?

– Нет, нет! Я не знаю, почему они не убили их, возможно, они посчитали, что те слишком малы, чтобы быть для них опасными, а может быть, просто их спугнули те, что пришли…

– Или, возможно, один из похитителей был слабее другого. Но этого вы, отец, конечно, не знаете, Вы же были тогда без сознания… Но скажите, что вы услышали, когда пришли в себя? Если Вы вообще могли запомнить что-то в таком жутком состоянии.

– Ты хорошо понимаешь чувства людей, мальчик! Да, мне было не до этого. Я запомнил совсем немного. Но все-таки попытаюсь вспомнить… Да, я помню, что все трое говорили о том, что очень заняты и не могут организовать достойные похороны этим двум женщинам…

– Они так и сказали? Двум женщинам? И это все?

– Да, только этим двоим. И потом я слышал, как они хоронили их, а женщина в это время пыталась утешить детей, находящихся почти рядом со мной и плачущих так, что сердце готово было разорваться на части.

Хейке глотнул слюну, чтобы не расплакаться.

– А потом я услышал, как они ругаются. Все они хотели забрать себе этих детей, мужчина с красивым, богатым голосом и супружеская пара.

Хейке невольно улыбнулся. «Богатый голос»! Он понимал, что старик услышал в голосе этого человека «отзвук» богатства.

– Этот человек сказал, что ему нужен сын, наследник, ведь этот человек явно был знатным. Супруги тоже были бездетными, и им тоже хотелось сына.

– Значит, никто из них не хотел девочку? – вырвалось у Хейке, который тут же проникся сочувствием к лишившейся матери девочке, смертельно напуганной виденным и отвергнутой всеми.

– Она ведь была совсем маленькой? – с надеждой спросил он.

– Да, ей было чуть больше года, но я ведь видел ее мельком, ты же понимаешь.

– Да, конечно.

– А потом между ними возникла перепалка… Потом они привели людей, которые занялись мной, но до этого все трое стали бросать монету – кому достанутся дети. И супружеская пара выиграла.

– То есть, ты хочешь сказать, что они забрали мальчика? – сухо спросил Хейке.

– Именно так. А тот важный господин был очень огорчен, но все же обещал дать девочке хорошее воспитание.

В многочисленных «они» и «их» старика можно было запутаться, но Хейке полагал, что догадывается, кто из них что сделал.

– Осталось спросить только о том, – сказал Хейке, – в каком направлении они уехали.

– Этого я не видел, – ответил старик, – но кое-что могу припомнить.

– Прекрасно! Я слушаю!

– Тот важный господин, что забрал девочку, отправился, насколько я понял, на север, далеко на север. В сторону столицы, я думаю.

– А те, что взяли мальчика?

– Они произнесли одно название. Это место находится далеко отсюда, на берегу Балтийского моря, как мне тогда показалось. Помню, я думал тогда о границе между Смоландом и Блекинге. На берегу Балтики, да, я знаю те дороги, моя мать родом оттуда. Так что, когда я услышал название, я сразу понял, где это.

– Что же это за название?

– О, вряд ли я помню его теперь! Дай мне подумать!

Хейке ждал. День был по-осеннему пасмурным. И хотя жилище слепого было полуразвалившейся хибарой, Хейке хотелось вернуться туда – иметь крышу над головой и человеческое общество. Общаться с человеком, воспринимающим его таким, как он есть, а не таким, как он выглядит.

Но ему придется скакать дальше.

– Подожди, может быть, вспомню… – сказал старик. – Моя мать была не оттуда, она жила… Ну, конечно! Это же Бергквара! Супружеская пара, взявшая мальчика, направлялась в Бергквару! А знатный господин поехал с девочкой в сторону стокгольмского тракта. Он подвез их на первом участке пути, и они были благодарны ему за это.

Да! Теперь Хейке было что сообщить Арву Грипу при встрече.

Если они встретятся.

Что ему следовало теперь делать? Отправиться в Бергквару, что на берегу Балтики? В таком случае, ему предстояло ехать прямо на восток. В то время как Хальмстад находился на западе, как пояснил старик.

Проклятие!

Что он, кстати, хочет делать в Бергкваре? Перебирать подряд всех восемнадцати-девятнадцатилетних юношей и смотреть на их родителей? Спрашивать у них: «Извини, твои родители действительно являются твоими родителями?»

Нет, правильнее всего было бы скакать в Хальмстад и продолжать поиски Арва Грипа.

Хейке проводил старика домой и позаботился о том, чтобы все у него было под руками.

Они решили, что нет смысла тревожить усопших женщин, похороненных возле дороги. Достаточно было того, что Хейке знал, что это супруга Арва и ее горничная. Теперь живые были важнее мертвых. Старик пообещал переговорить с теми, кто мог бы перенести тела женщин на кладбище.

Попрощавшись с глубоко тронутым его вниманием стариком, Хейке снова отправился в путь.

Он был последним из Людей Льда, кто покинул Сконе.

Подобно тому, как однажды Люди Льда навсегда покинули Данию, они покидали теперь Сконе. Медленно, постепенно, весь род собирался на Севере. Род, который никогда не рассыпался в разные стороны, потому что все они нуждались друг в друге.

Никого из Людей Льда не было больше в холодной Сибири. Не было и на юге, после того как Хейке покинул Словению. Остатки рода обитали теперь на сравнительно небольшой территории на Севере.

И Хейке пытался теперь найти их.

А также двух исчезнувших детей.