14

Месть Молина человеку, сломавшему жизнь его дочери и внучке, была беспощадной. Теперь все убедились, каким жестоким мог быть старый промышленник, каким непреклонным. Он не мог допустить, чтобы Бакман избежал суда, и постарался обрубить ему все пути для новой карьеры.

В то время в стране начали приобретать влияние газеты. Молин призвал репортеров из недавно основанной «Aftonbladet», а также из старой и уважаемой «Post och Inrikes Tidningar», и в деталях разоблачил продажного коммерции советника.

Разразился невиданный скандал. Публика еще не привыкла к публикациям личного характера, поскольку все газеты в основном рассуждали о политике. А тут вам и убийство, и властолюбие, и человеческая подлость. Народ откровенно и с наслаждением смаковал подробности, а тиражи газет росли.

Бакман был раздавлен – на всю оставшуюся жизнь, какой бы вердикт не вынес суд. Маленького сына у него отобрали и отдали в хорошие руки.

Только членам рода Людей Льда было не по себе. Все это абсолютно не в их стиле. Но пришлось войти в положение уязвленного человека: его пытались лишить всего, что составляло смысл его жизни.

Хуже всего то, что Кристера, Коля, Хейке и всех остальных в газетах превозносили до небес. И они ужасно тяготились внезапной славой. За исключением Кристера, который нашел роль героя весьма забавной и увлекательной.

Хейке написал домой Винге, что останется у Коля и Анны-Марии до рождения ребенка. Оставалось не так много, как им казалось, – Анна-Мария уже отходила половину положенного срока. И Хейке тревожился за нее, он хотел присутствовать при родах и попытаться спасти ее, если случится худшее – и родится безобразный «меченый». Такой, как он сам.

Анна-Мария не должна погибнуть, в этом все были единодушны. Хейке хотел позаботиться и о старом Молине, ибо тот был еще далеко не здоров, хотя чувствовал себя намного лучше.

Кристер и его семейство уехали домой в Моталу: их ждали шлюзы Гета-канала и роскошное празднество на природе в окрестностях Линчепинга.

Но сперва Кристер красиво попрощался с маленькой Магдаленой.

Он был для нее невероятной поддержкой в эти трудные дни. Всегда, когда она просыпалась, он был рядом. Сидел на постели и пытался ободрить. Старался притупить ее боль и заглушить горькие воспоминания. Он обнимал и утешал ее, когда она обливалась слезами над злосчастной судьбой своей матери. Он терпеливо выслушивал ее рассказы о долгих годах жизни сначала нежеланной падчерицей в новой семье отца, а потом пленницей в зловещем приюте. Ей нужно было от многого избавиться, многое отринуть, и он всегда был рядом. В эти дни они стали очень близки друг другу.

И вот он должен уезжать. Они спустились в парк Молиновой усадьбы и молча побрели по дорожке, словно им было больше нечего сказать. Впереди черной тучей нависла разлука.

– Ты… напишешь мне? – наконец выдавил из себя Кристер.

Она грустно улыбнулась.

– Однажды я твердо обещала тебе писать, но тогда мне помешали. Теперь я опять твердо обещаю. А ты сможешь мне написать?

– Конечно! Теперь-то у меня есть твой адрес. А тогда ты мне не позволила. Боялась, что они перехватят письма. Но теперь мы свободны, Магдалена!

Они шли медленно-медленно, еле волоча за собой ноги, но тем не менее впереди уже замаячил конец парка. А во дворе усадьбы стоял готовый к отправлению экипаж. Перед ними бежал Саша.

Кристер остановился и взял ее руки в свои. Он был серьезен. Пристально вглядывался ей в лицо, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти дорогой образ.

Однажды она явилась ему маленькой сказочной принцессой, такой красивой, нарядной и воздушной. Теперь от той принцессы мало что осталось. Волосы ее резко пахли уксусом после травления вшей, кожа была по-прежнему покрыта сыпью и следами укусов, хлопчатобумажное платьице мешком висело на тощем тельце. Но на щеках появилась краска, а на костях наросло немножко мяса.

– Я вернусь, Магдалена. Я не намерен всю жизнь быть шлюзовым смотрителем, займусь учебой. Непременно! Мой отец и твой дедушка побеседовали о моем будущем.

Он поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую, романтически замирая. Это был трепетный миг. Возвышенный! Она взволнованно вздохнула.

– Когда ты повзрослеешь, Магдалена, я тебя поцелую по-настоящему. Если ты мне позволишь.

– А я уже достаточно взрослая, – прошептала она.

Он не верил своим ушам.

– И я буду так ужасно далеко, – протянул он, чтобы проверить ее реакцию.

– Ужасно далеко.

Кристер заглянул ей в глаза.

– Думаешь, мы можем? Это позволительно?

Она энергично кивнула. Глаза ее блестели одновременно робко и решительно.

Он не осмеливался дышать. Чувствовал, как горели щеки, когда он бережно-бережно обнял ее за плечи и притянул к себе. Она так легко и мягко подалась навстречу.

О, это было прекрасно! Волшебно! На мгновение он почувствовал предательское головокружение – то ли любовный дурман, то ли пары уксуса, это навсегда останется тайной. А потом медленно отпустил ее губы.

После этого слова были невозможны. Они шли молчаливые, мечтательные и печальные – рука в руке, ужасно смущенные близостью друг друга.

– А-а, вот вы где, – раздался голос Тулы, и они обнаружили, что вышли прямо на середину двора. – Кристер, я никак не найду твоих свежевыстиранных трусов. Они висели на веревке и вдруг исчезли.

О, сбила весь настрой! Кристер метнул убийственный взгляд в сторону матери, но та и не подумала заметить.

– Они на мне, – коротко сказал он.

– Но они же мокрые!

– Ничего не поделаешь. Других я не нашел.

Только тут Магдалена заметила, что его элегантные белые брюки прилипли к бедрам. Должно быть, ужасно неудобно.

Так оно и было.

– Ты должен снять их, – смущенно произнесла Магдалена. – В приюте я узнала, как легко можно подхватить болезнь из-за этого.

Тут Кристеру во всей красе открылась перспектива, как мужчины всю жизнь живут по указке женщин: сначала матери, потом жены, а потом даже и дочерей…

Тула весьма унизительно протянула ему новые трусы, и он, покраснев, кинулся в дом. Да, не так он представлял себе душераздирающее прощание. Вертевшийся под ногами Саша едва не опрокинул его.

Но когда Кристер вышел, Магдалена нежно улыбнулась ему, и у него потеплело на душе. Он подхватил на руки Сашу и ласково стиснул его, глядя прямо в глаза стоявшей рядом Магдалене.

– Присматривай за нашей хозяйкой, Саша, – тихо сказал он. – Ты знаешь, мы должны хорошо заботиться о ней. Мы ведь так ее любим, правда?

Слезы радости навернулись на глаза Магдалене, и она тоже попыталась схватить Сашу. Получилась куча мала – собака была наверху блаженства!

Следуя указаниям Хейке, они были очень внимательны к Томасу по дороге домой, делали все, чтобы он не утомлялся. Хейке сказал, что Томас слишком много на себя брал, хотел со всем справляться самостоятельно и никому не быть в тягость. А его от рождения слабое сердце не выдерживало. Но если бы он нормально отдыхал и не перенапрягался, то мог бы прожить еще хоть сто лет. Томас, испытавший шок от известия о своем слабом сердце, подчинился требованиям Хейке и согласился, чтобы Тула или Кристер взяли на себя часть его мужских обязанностей по дому.

Скандал распространялся со сверхзвуковой скоростью. Прибыв домой, они обнаружили, что слух о падении Бакманов опередил их. Подруга Тулы Аманда могла сообщить, что линчепингское общество ликовало. Заносчивые Бакманы никогда не пользовались популярностью, и теперь в городе только и говорили, правда ли, что крошка Магдалена была прикована цепью к стене и изнасилована санитарами? И что кузен фру Бакман умертвил бессчетное количество своих пациентов?

Тула опровергла подобные слухи, но зато могла сообщить, что власти прикрыли «Милосердие», и на многие знатные и благородные фамилии легло пятно за то, как они обходились со своими несчастными родственниками. И теперь решено основать новую, лучшую лечебницу под контролем санитарных властей. Эта роскошная идея – о надзоре за состоянием здравоохранения на селе – принадлежала деду Эрика Оксенштерна, профессору Абрахаму Бэку. И Анна-Мария получила поддержку рода Оксенштернов в том, что касалось пресловутой лечебницы.

И вот Кристер и Тула собрались на великие торжества по случаю освящения Гета-канала. Дедушка и бабушка тоже присоединились к ним, а Томас остался дома, и все сочли, что так лучше для него.

Дедушка Эрланд, естественно, надел свою старую парадную «юную форму» – с ярко-красными обшлагами и бряцающей портупеей.

Конечно, она кое-где была узковата, но бабушка Гунилла расставила и украсила ее, и Кристеру казалось, что большего франта, чем дедушка, на балу не сыскать! Поговаривали, что граф Поссе собирается наградить его медалью за долгую верную службу, и такая награда была как раз под стать «юной форме»!

Но Кристер был невесел. Мама Тула знала, почему. Целую неделю он упражнялся в передаче мыслей на расстоянии и пытался вызвать в комнате образ Магдалены.

Наконец, пожаловался матери:

– Мам, почему у меня все время ничего не получается? Я же знаю, что я «меченый» в своем поколении, и очевидно, скоро мои таланты раскроются. Но совсем не так, как я хочу. Да, конечно, та роза расцвела и еще кое-что было, но должно же быть больше! Вы с Хейке только подумаете о чем-либо, и оно происходит. А я… Это несправедливо!

Тула думала об этом, когда праздник уже подходил к концу.

Дедушка получил свою медаль и сиял, как солнышко, виновники торжества Арвид Мориц Поссе и его супруга, дочь основателя Гета-канала Бальтазара фон Платена, удалились.

На лугу между Линчепингом и Гета-каналом разбили гигантский шатер, в котором начались танцы. Все общество было там, поражая воображение роскошью нарядов: сверкающие платья, мундиры и фраки, парадные ливреи слуг…

Дедушка уже устал от шума и веселья и захотел домой. Они решили уйти все вчетвером.

Кристеру было забавно, что все хотят поболтать с ним и с Тулой и узнать побольше о громком скандале.

Однако счастлив он не был. Тула понимала, что виной всему упрямое неповиновение его колдовских способностей.

Но она даже не предполагала, что скандал, вызвавший всеобщее ликование, ничто по сравнению со скандалом, который вскоре спровоцирует Кристер. Настоящим скандалом!

А все из-за нее.

Увидев удрученную физиономию своего любимого сына, она тихо прошептала:

– Дорогие духи, почтенные предки рода Людей Льда!

Вам известно, что я обычно не беспокою вас, это Хейке общается с вами. Но сейчас страдает мой несчастный сын, и я прошу вас помочь ему – один-единственный раз.

Пусть подействует его колдовство – ну например, выполните его первое желание! Он был бы так рад. Думаю, он скоро поймет, что он не «меченый». Поэтому маленький успех не вскружит ему голову. Даже, возможно, напротив, преподаст урок?

Что такие способности – не игрушка. Не знаю, вам решать.

Я только хочу, чтобы он сегодня был доволен. Он так старался и заслуживает маленького поощрения.

Она услышала, как раздался дьявольский смех. Или показалось?

Похоже на смех Суль? Самой непредсказуемой и охочей до розыгрышей из всех «меченых» рода Людей Льда?

Да нет, наверное, померещилось.

Но Кристер был вознагражден за свою рыцарственность и усердие.

Именно в тот момент, когда они собрались уходить, церемониймейстер, лейтенант кавалерии, взял его за руку и крикнул обществу, отдыхавшему в перерыве между танцами:

– Дорогие друзья! Давайте произнесем здравицу за этого молодого человека, так рыцарственно спасшего несчастную крошку Магдалену Бакман от жестокого рока! С самого начала он стремился, чтобы униженные возродились к достойной жизни, а подлецов настигло справедливое возмездие. Трижды три раза «ура!» за Кристера Томассона!

И все долго кричали «ура!» и хлопали в ладоши, потому что всегда приятно, когда гордыня получает по заслугам.

Кристер так разволновался и так проникся ко всем внезапной любовью, что поднял руки и воскликнул:

– Спасибо! Сердечное спасибо, друзья мои! Ах, я так вас люблю! Я хотел бы видеть вас как можно больше!

Ш-ш, прошелестело в толпе. Ш-ш, ш-ш, – по всему шатру.

Все озадаченно уставились друг на друга. Что это за звук?

Вдруг вскрикнула дама.

Чей-то смех превратился в вопль ужаса.

Один за другим люди обнаруживали сначала соседа, а потом и себя самого стоящими в куче свалившейся на пол одежды.

Тихий звук был звуком расползавшихся швов.

Все покровы упали, и каждый из присутствующих стоял голым, лишившись спасительной одежды.

– О Боже, – прошептала Тула, схватила за руку своего злополучного сына и побежала. – Пойдемте, мама, папа, идемте отсюда живо!

Четверка беглецов покидала шатер под тихий треск корсетных крючков и застежек, сопровождавшийся пронзительными воплями их тучных обладательниц.

Никто из наших героев не лишился одежд.

Пока они убегали и разыскивали свой экипаж, они слышали за спиной крики – душераздирающие крики ужаса и стыда, когда обнажились все телесные недостатки.

А потом начался дикий переполох: все пытались схватить куски своих туалетов и закутаться в них.

– Что случилось? – недоумевающе спросил дедушка Эрланд, пока Тула вовсю нахлестывала лошадей, удирая со злосчастного места.

– Это Кристер, – горько сказала она. – Наши предки пообещали, что исполнят его первое желание. А он пожелал видеть этих людей как можно дольше. Но неправильно выразился и заявил «как можно больше». О Господи!

Вдруг Тулу разобрал смех. Сначала невинное хихиканье, перешедшее потом в настоящий приступ хохота, так что пришлось отдать вожжи.

– Надеюсь, что никто нас не заметил, – сказала Гунилла. – Ни того, что мы остались одетыми, ни того, что мы исчезли.

– Нет, все были заняты собой или соседом, – ввернула Тула между двумя приступами смеха. – А видели церемониймейстера? Чопорного лейтенанта. Такой маленький…

– Тула! – строго сказала ее мать. И вдруг все прыснули со смеху.

За исключением Кристера. Он был раздавлен. Нем всю дорогу до дому.

Когда они вылезли из повозки возле своего маленького домика, Тула обхватила его за шею и дружелюбно сказала:

– Не грусти, мой мальчик! Я всего лишь хотела, чтобы духи помогли тебе. Никто не мог предположить, каким окажется твое первое желание.

Но он в тот вечер не проронил ни слова. Зато на следующее утро сам пришел к Туле.

– Мама, – сказал он упавшим голосом. – Я был глуп.

Теперь я понимаю, что играл с огнем. Никогда даже в самых буйных фантазиях я не мог вообразить, какие силы таятся в «меченых» рода Людей Льда!

А еще я понял, что другие всегда поступали так, как ты вчера: притворялись, будто я творил чудеса.

Та роза… Я не хотел видеть очевидного: что слуга господина Молина подменил ее. И все жалкие чудеса, которые я верил, что совершал раньше, так же легко объяснимы.

Люди манипулировали мной и моей наивностью. Горько признавать, но я никакой не «меченый». И не хочу больше им быть.

– Да, мой мальчик, – ласково сказала Тула. – Потому что теперь ты встретил куда большее чудо: любовь.

– Ага, ты поняла, – кисло заявил Кристер. – А ты растоптала ее, когда завела разговор об этих трусах!

– Да, я потом поняла, что была немного бестактна. Прости меня! Нет, ты не «меченый», иначе зачем бы Хейке оставаться у Анны-Марии? На сей раз проклятие падет на ее ребенка. А что означает это проклятие, я знаю, как никто.

– Однако ты процветаешь?

Тула отвернулась и горько скривила рот.

– О, я запятнана, Кристер! Я заклеймена! Потом повернулась к нему и лучезарно улыбнулась.

– А вчера было забавно, правда? Можно дорого дать, чтобы вернуться туда и посмотреть, как они искали свою одежду.

Тогда он, наконец, улыбнулся, и они прекрасно провели время, безудержно хохоча.

– Но больше никогда, – пообещал Кристер.

– Больше никогда, – сказала Тула.

Роковое происшествие в шатре объяснили тем, что, видимо, там собрались какие-то подземные газы, разъевшие нитки на одежде. Об этом скандале долго говорили, но только потихоньку. Потому что все, кто там был, оказались в равном положении. И на этот раз говорить гадости о других получалось не так приятно.

Хейке жил у Коля и Анны-Марии до поздней осени. Пришло время родов.

Он хорошо подготовился, заполучил лучшего врача-акушера и отличную повивальную бабку.

Рассказал им об особенностях рода Людей Льда, об острых плечах, которые могут разорвать роженицу на части.

Он сам был лучшим тому примером, и ни у кого не возникало сомнения в правдивости его слов.

И от того, что Анне-Марии было сорок, проблема не становилась менее серьезной.

Пару суток она страдала, и каждый старался сделать для нее все, что мог.

Наконец, час пробил. Хейке ходил с белым от ужаса лицом.

Но свой страх он мог оставить при себе. Анна-Мария родила девочку с угольно-черными, кудрявыми, как у отца, волосами и самым чудесным личиком, какое только можно вообразить.

Абсолютно прелестное крошечное создание.

И только когда она открыла глаза, чтобы взглянуть на свой новый мир, наследство дало о себе знать.

Глаза, устремленные на троих принимавших, были такими ярко-желтыми, словно Господь окунул их в серу, когда выбирал цвет.

Но маленькое личико излучало такое спокойствие, так нежно улыбалось, что Хейке изумленно воскликнул:

– Эта девочка не «меченая»! Она «избранная!»

– Благодарю тебя, Господи, – прошептала Анна-Мария. – Не благодари заранее, – сказал Хейке. – Жизненный путь избранных подчас очень тернист. Вспомни Ширу! Что только ей не пришлось испытать?

– Но ведь нашей дочери не нужно искать Источники Жизни? – испуганно спросила Анна-Мария.

– Нет-нет, с этим уже покончено. Но… Хейке молчал. Словно прислушивался к чему-то в себе.

– Что такое, Хейке? – спросил Коль.

– Мы должны хорошо присматривать за этим ребенком, наконец сказал он. – Ибо она избрана для особой миссии во благо рода Людей Льда.

Он не сказал остального, что чувствовал: что девочка должна пережить нечто непостижимое, неподвластное его разуму; он не мог осознать, что за путь лежал перед нею.

Только чувствовал, что хочет прижать девочку к груди и крепко держать под своей защитой.

– Она неописуемо красива, – сказал он. – Словно маленький эльф из волшебной саги. Коль и Анна-Мария переглянулись.

– Мы уже решили, как ее назовем, – сказал Коль и осторожно взял крохотное создание на руки.

– Ты ведь знаешь, что несчастную мать Анны-Марии звали Сара.

Мы решили назвать девочку Сара. Это имя встречается повсюду в Швеции.

– Необыкновенно подходящее для нее имя, – сказал Хейке.

Он уехал домой в Норвегию, к Винге, которая присматривала за Гростенсхольмом в его отсутствие. К своему сыну Эскилю из Липовой Аллеи и его жене Сольвейг.

И к своему единственному внуку Вильяру, который для всех был загадкой.

Теперь сага о Людях Льда будет повествовать об этом одиноком волке.

О том, как люди поняли, что творилось в его удивительной душе.

Но не будем забегать вперед – это долгая история.

Когда Кристер, наконец, отважился жениться на своей Магдалене, у них родилась дочь, которую назвали Малин.

Он учился, как безумный, чтобы справиться с промышленной империей Молина, которую должен был унаследовать после смерти старого хёвдинга.

Но Молин успел застать крах дела всей своей жизни, еще до того, как империя, превратившаяся в маленький заводик, перешла Кристеру.

И, откровенно говоря, Кристер испытал облегчение. Он боялся великих дел.

Настали времена, сокрушившие молинову империю, – времена неотступного стремления государства и народных масс поделить блага этого мира.

Народ мало кто слушал, но зато государство делало все возможное, чтобы разорить сильнейших…

Род Людей Льда тоже столкнулся со всевозможными серьезными проблемами, из которых экономические были, пожалуй, самыми незначительными. Именно тогда, в 1840 году, тьма пала на Людей Льда.

Тьма, которой было суждено продлиться несколько лет, прежде чем забрезжил рассвет.

И Вильяру выпал жребий открыть мрачную эпоху.