12

На следующее утро Элдрид забрала к себе обоих детей, чтобы дать возможность Силье передохнуть несколько дней. Даг крепко спал ночью и Силье показалось, что он уже не такой красный и болезненный, как раньше. Но, возможно, это только ей казалось. Днем раньше Тенгель просил о том, чтобы немного ослабить «страшную смирительную рубашку», против чего энергично протестовала Элдрид. Ребенок становился уродом без тугого пеленания, об этом знали все. Надо же было следить за тем, чтобы у детей были прямые ноги. Что он, Тенгель, совсем рехнулся? Силье решила больше не пеленать мальчика слишком туго. Она уже поступала так, живя в доме Бенедикта, ее доверие к Тенгелю было безгранично.

Как только Элдрид с детьми ушла, Силье засуетилась. Трясущимися от волнения руками она наполнила съестным деревянный короб, надела красивый бархатный плащ, полученный ею от Тенгеля, и притворила за собой дверь. Чтобы никто ее не заметил, она крадучись вышла со двора и стала пробираться заросшими тропинками через березовую рощу к другому концу долины. В воздухе кружились снежинки. Небо было тяжелым и серым, вершины гор скрыты облаками, за исключением одной небольшой, покрытой снегом. День был холодным, лес продувался ветрами, шелестевшими в оставшейся на деревьях листве.

Силье пришлось пересечь в одном месте дорогу и, естественно, встретить людей. По дороге шла женщина. К большому удивлению Силье женщина вприпрыжку побежала в лес и спряталась. Тут Силье вспомнила, что она уже видела здесь раньше нечто подобное. Люди в долине жили так замкнуто и изолированно, что они смотрели на пришельца с огромной боязнью. Та женщина просто испугалась Силье, вероятно, она думала, что Силье опасна. Силье пожала плечами и продолжала путь.

Когда она увидела в ложбине старый низкий дом, ее сердце начало биться быстрее, а руки задрожали. Осмелится ли она? Вокруг дома не было видно никаких признаков жизни. Далеко в долине слышался стук топора. Может быть, это Тенгель, утешала она себя. Но на небольшом дворе, перед которым стояла Силье, не было никаких следов на снегу, хотя снег был недельной давности. Как давно были здесь в последний раз соседи, подумала она с беспокойством. Никто сюда не ходит. Они справляются сами. Они же могут давно лежать мертвыми. Но Силье вспомнила ощущение, похожее на кошмар, когда они проезжали это место впервые. Ей тогда казалось, что кто-то наблюдал за нею отсюда. Неуверенно она направилась к дому. Она так боялась, что ноги ее заплетались. Дверь была низкой и разделена на две половинки. Она была косой и утопала в снегу. Пальцы Силье так дрожали, что она не могла как следует постучать. Она попыталась еще раз. Ее сердце стучало где-то в горле, точно у насмерть перепуганной птицы. Она подождала. Ни звука. Она не слышала абсолютно ничего, поэтому сильно вздрогнула, когда одна из створок двери отворилась. Внутри в темноте мерцали два кошачьих стариковских глаза. Силье склонилась перед узловатым лицом, смотревшим недоверчиво и имевшим известное сходство с Тенгелем. Прежде чем Силье успела обрести дар речи, изнутри послышался звучный ироничный голос.

– Это жена Тенгеля. Пусти ее внутрь, Гримар!

Распахнулась другая створка двери. Силье перешагнула через высокий порог и очутилась на земляном полу. Навстречу ей завоняло чем-то старым и нечистым, но больше всего пахло застоявшимся дымом. Внутри было необычайно темно. Края дымового отверстия были черны от копоти, а другого источника света не было. В очень старом очаге на полу тлели угли, но они давали не очень много света. Прошло какое-то время, пока Силье смогла что-то различать в закопченном дымном помещении. Но в конце концов она смогла разглядеть фигуру, сидевшую в дальнем углу на короткой кровати. Силье низко поклонилась, но слова «Бог в помощь» прозвучали бы в этом доме так неестественно, что вместо этого она сказала:

– Добрый день, матушка Ханна. Я – Силье. Поскольку вы оба ближайшие родственники Тенгеля, то я позволила себе посетить вас. Я принесла вам кое-что, не побрезгуйте.

Могли ли они слышать, как дрожал ее голос? Старая женщина что-то проурчала. Силье не могла разглядеть ее лица, было слишком темно. Но у нее было ощущение, что она видит что-то древнее, что за ней внимательно наблюдают. Теперь Гримар подошел к Силье. Он стоял как раз за ее спиной, и она чувствовала его дыхание. На какое-то мгновенье ее охватил безумный страх. Ей захотелось бежать. Тишина в комнате, отвратительный кислый запах, смешанный с дымом, но сильнее всего что-то неприятное в самой атмосфере, что-то незнакомое, колдовское, чему она не могла дать название, напугало ее до смерти. Но она взяла себя в руки и выпрямилась.

– Могу я куда-то это положить? Короб я должна забрать с собой, потому что он из дома, где я живу.

Когда Гримар взял ее за руку, она чуть не вскрикнула. Но он только хотел показать ей стол. Она вынула из короба еду: хлеб, кусок ветчины, рождественскую колбасу, масло и сыр – в основном то, что она получила, покидая дом Бенедикта. Старая женщина села поудобнее и вытянула шею. Силье догадалась, что решала здесь все она. Поэтому Силье повернулась к ней.

– Если я могу что-нибудь сделать для вас, то только скажите. Помочь в доме или что-то подобное. Я могу попросить Тенгеля запасти для вас дров.

– Тенгель! – насмешливо фыркнула старуха. – Тенгель глупец! Он обладает силой и не хочет ею пользоваться. Единственное, чего он хочет – уничтожить ее. Я не хочу видеть здесь Тенгеля. А что ты могла бы сделать в этом доме? Такая работа тебе не по силам.

Силье испугалась гнева старухи.

– Тенгель был очень добр ко мне, – тихо сказала она. Ей казалось, что она должна защищать его, даже если это будет раздражать старуху.

– Но он не хочет зачать в тебе ребенка, – выкрикнула Ханна. – Он – единственный, кто может продолжить эту силу, а он хочет уничтожить ее.

«Как она обо всем этом может знать? – испуганно подумала Силье. – Она же просто лежит здесь и ни с кем не встречается.»

– Он – не единственный, – возразила она. – Суль…

– Суль – это тупик. Это ты, девушка, должна продолжить наследие первого, великого Тенгеля. Ты – единственная, кто может изменить безумные замыслы его потомков. Ты, только ты!

Силье склонила голову.

– Вы знаете, что я этого хочу, матушка. Вы чувствуете мои желания, не правда ли?

– Да, – угрюмо улыбнулась старуха. – Я ощущаю твои чувства, ощущаю огонь, бушующий в тебе. И ты женщина Тенгеля, потому что вас связывает нечто больше, чем желание близости. Я дам тебе напиток, я заставлю его…

– Нет! – сказала Силье твердо. – Я не хочу любви, вызываемой колдовскими чарами. Если я не могу добиться его без колдовства, значит, я недостаточно сильна.

– Ты поистине самая смелая маленькая тварь, какую я только видела, – сказала Ханна. – И к тому же ты гордая. Остерегайся гордости, Силье! Это – опасная ноша. – Смех ее был необычным. – Значит, ты осмеливаешься отказаться от моей помощи! Но это, конечно, потому, что ты пришелец в этой долине и не знаешь нашей власти. Знаешь ли ты, что я могу уничтожить тебя, не прикоснувшись к тебе?

– Мне об этом рассказывали. Но меня огорчает то, что вам здесь может быть плохо.

Ханна откинулась назад в постели.

– Ты являешься женщиной Тенгеля, – сказала она с удовлетворением. – Делай, что можешь, и тогда будет то, что ты хочешь. Он еще придет. Ты, впрочем, видела это?

– Что? – спросила Силье, не понимая, о чем говорит старуха.

Ведьма засмеялась.

– Я видела Тенгеля, когда он родился. И я подумала, что если бы женщины только знали, то они бы выстроились в очередь, ожидая, когда он будет взрослым. Но для девственницы это ничего не значит.

Наконец-то до Силье дошло, о чем шла речь. Она почувствовала, что ей стало жарко от отвращения. Фу, как гадко!

– Да, да, – громко хихикала старуха. – Именно так!

Силье потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки. Она сменила тему разговора.

– Не можете ли вы… сказать мне, каким будет мое будущее?

Над лачугой повисла напряженная тишина.

– Я могла бы, пожалуй, это сделать. Но что касается Тенгеля, то я не могу видеть, будет ли твое будущее связано с ним. Потому что он обладает такой же силой, что и я, и он не дает мне видеть. Во всяком случае, ты будешь осчастливлена рождением ребенка. Но от кого, не могу сказать. Из-за моего строптивого родственника. Иди домой и дай ему урок, Силье! Очаруй его своей молодостью и теплотой, так, чтобы он не был уверен, что он посеял в тебе свое семя, пока не будет поздно.

Румянец залил щеки Силье. Она поклонилась, взяла пустой короб и, провожаемая молчаливым Гримаром, вышла из домика. Когда она вошла в лес и убедилась, что никто не мог ее видеть, то закрыла лицо руками. Ее тело дрожало от страха и стыда, а зубы стучали. Теперь она знала, что пока она могла продолжать род, ей нечего было бояться злой Ханны.

Она не осмелилась ничего рассказать о посещении стариков. Шли самые суровые зимние месяцы. Ветер завывал за углами дома, и снегу наметало под дверь так много, что зачастую было невозможно выйти по утрам. Силье окрепла и могла снова взять заботы о детях на себя. Постепенно все в доме пошло на лад. Даг выздоровел, а Суль щебетала, довольная и радостная, пока все шло так, как она хотела. Но они, конечно, уставали друг от друга. Вынужденное пребывание в доме из-за сильных холодов сказывалось на настроении каждого. Парадная горница выглядела порой точно поле сражений, но только применяя иногда силу, Силье удавалось держать свое хозяйство под контролем.

После того как она напряла ниток, началась работа за ткацким станком. Часы, проводимые за этим занятием, давали ей возможность возвыситься над скучной домашней повседневностью. Когда соседи услышали о том, как красиво она ткет, они начали навещать ее, чтобы посмотреть. Это радовало и одновременно пугало Силье, потому что она никогда не знала, чем будет их потчевать. Ее пирожки всегда немного подгорали, сыры были либо слишком рыхлые, либо слишком твердые, ничего не получалось так, как было задумано.

Соседки дали ей хорошие советы, касавшиеся техники ткачества, а взамен получили от нее новые образцы узоров.

Особенно изумляла Силье, ограниченность их болтовни. Их язык был очень простым, а словарный запас ограниченным. Это же касалось и тем разговоров. Единственное, о чем они болтали, были беды и благополучие соседей, а также ведение хозяйства. Точка. Если Силье пыталась затронуть такие темы, как история, культура, религия или что-то более повседневное, то наступала тишина. Они не знали ничего о жизни за пределами долины и явно не хотели знать. Словно эта долина была единственной в мире.

Силье видела Тенгеля чрезвычайно редко. Он приходил помогать ей в самой тяжелой работе, которую надо было выполнять вне дома, заботился о том, что бы они ни в чем не нуждались. Но он избегал встречаться с ней взглядом. Силье знала, почему, и мирилась с его отсутствием. Но случалось, разумеется, что их взгляды встречались и задерживались, и тогда между ними возникало своеобразное, почти поющее молчание. И они знали, что ничего не изменилось. Или, может быть, все-таки изменилось? Может быть, их томление достигло кристальной ясности, предела, за который Силье боялась заглядывать, и она держалась подальше от него, как только могла.

Тенгель со своей стороны разговаривал с вождем. Они оба сидели на льду, пытались наловить рыбы, чтобы увеличить запасы продовольствия. Каждый прорубил свою лунку, и они должны были все время следить за тем, чтобы проруби не затянулись льдом. Ветер щипал за уши, но порой долетало более нежное дуновение, предвещавшее будущую весну. Вождь был одним из немногих, кто не совсем избегал Тенгеля.

– Что ты будешь делать с Силье? – спросил он неожиданно.

Тенгель растерялся.

– Как это?

– Ее присутствие будоражит юношей. Они заглядываются на ее дом, они дерутся из-за нее.

– Я этого не знал, – сказал Тенгель, сдвинув брови.

– Нет, они не осмеливаются показываться. Но однажды здесь что-то произойдет. Ты должен выдать ее замуж, и как можно скорее. Молодая девушка, живущая совсем одна… это слишком большое искушение для молодых людей.

У Тенгеля неприятно засосало под ложечкой.

– Я не знаю… Я не могу выдать ее замуж так, без дальних разговоров, без ее согласия.

– Почему? Разве это не народный обычай? Девушки не могут рассчитывать на то, чтобы решать самим. Но ты поговори с ней. Вероятно, у нее есть кто-то на уме, один из молодых парней. Она же великолепная женщина и к тому же богато одаренная. Я думаю, что Хемминг заинтересован. Я бы не отверг такую сноху.

– При ней двое детей.

– О девочке позаботишься ты или Элдрид, она же вашей крови. Маленького мальчика, наоборот, можно взять для пользы дела, мужчина на хуторе всегда нужен. Поговори с ней, послушай, что она для себя хочет. И помни, Хемминг – не худшая партия!

У Тенгеля совсем пропало желание рыбачить. Он собрался и сразу ушел домой. Но он не решился поговорить с Силье. И, вероятно, напрасно, потому что уже на следующий день начались события, которых опасался вождь.

Тенгель вернулся домой после неудачной охоты в горах. Он знал, что в той же местности охотился и Хемминг. Когда Тенгель добрался до глубокой реки неподалеку от дома Силье, он его увидел. Тот стоял на берегу реки и смотрел на что-то внизу. Немного помедлив, Тенгель подошел ближе. Хемминг заметил его и поманил знаком. На губах сына вождя была наглая улыбка.

– Посмотри туда! – сказал он.

Тенгель посмотрел вниз на реку. Силье полоскала белье в ледяной воде на другом берегу. Белье лежало на камнях, а за ними притаился один из парней семейства Браттенг. Самый нахальный из них. Было нетрудно догадаться, каковы его намерения.

Тенгель стал кричать, но шум реки заглушил его голос. Хемминг стоял рядом и ухмылялся. Тенгель в отчаянии стал искать камень, чтобы, бросив его, предупредить Силье, но в этот момент Хемминг взял его за руку и указал пальцем на происходившее внизу. Тенгель не видел нападения Браттенга, но было очевидно, что Силье заметила его своевременно. Она молниеносно схватила юнца за волосы и потянула вперед, так что он поднял руки, пытаясь освободиться.

Одновременно она схватила его другой рукой под подбородком, а в следующее мгновение ударила согнутым коленом в пах. Парень согнулся и, шатаясь, отступил назад, затем он рухнул на снег и остался лежать, корчась от боли. Силье быстро собрала белье и побежала к дому.

Тенгель и Хемминг посмотрели друг на друга.

– Боже меня сохрани! – вырвалось у Хемминга. – Думаю, что не стану с ней связываться, нет.

– Она говорила, что научилась защищаться, – сказал Тенгель, еще не придя в себя. – Но чтобы так основательно…

Они прошли вниз по течению реки к мосту. Браттенг поднялся и шатаясь, ушел. Было маловероятно, что он повторит свою попытку.

– Я поднимусь к ней, – пробормотал Тенгель, когда они перешли реку.

Он нашел ее во дворе, занятую развешиванием белья. Уже издали он заметил, что она была взбудоражена.

– Силье, я все видел, – сказал он, приближаясь. Она выпустила то, что держала в руках, и бросилась в его объятия, не думая, хорошо ли это или плохо.

– Ах, Тенгель, почему ты не можешь быть здесь постоянно? – У нее был очень взволнованный голос. – Я так беспомощна без тебя!

– То, что я только что видел, доказывает совсем иное, – сказал он и поразился тому, как дрожал его голос. Теперь он чувствовал себя совершенно бессильным, и ему было очень больно.

Они не возвращались к вопросу о жилье с того дня, как открылись друг другу. А это было почти два месяца тому назад.

– Где дети? – невнятно спросил он, касаясь губами ее волос.

– У Элдрид. Я не решаюсь брать их с собой на реку.

Тенгелю не хотелось выпускать ее из своих объятий, а Силье не делала никаких попыток освободиться.

– Здоров ли Даг? – спросил он просто, чтобы продлить этот опьяняющий, прекрасный миг.

– Я думаю, он не очень сильный, но это, как ты говоришь, оттого, что он никогда не получал материнского молока. Однако теперь он может сидеть с опорой.

– Послушай, я часто собирался поговорить с тобой кое о чем относительно Дага. Но… каждый раз, когда мы встречаемся, другие мысли занимают меня.

Она улыбнулась. Его пальцы играли завитком ее волос, развившимся во время работы. Голова Силье покоилась на его груди, она мечтательно глядела на окрестности.

– Ты помнишь белье Дага – буквы Ш. М.? – спросил он.

– Я их, конечно, не забуду никогда.

– На белье была изображена также баронская корона. И ты говорила, что нашла ребенка прямо у городских ворот. Я послал туда человека – это был, впрочем, кучер, чтобы попытаться найти следы его матери. Мы думаем, что ему это удалось. Я просто не успел рассказать тебе об этом раньше, до того как мы были вынуждены переселиться сюда. А потом мне было не до этого.

– Как ты мог забыть? – она строго на него посмотрела. – Ты знаешь, что меня очень интересовало, откуда он родом. Ну, так что узнал кучер?

Тенгель попытался сосредоточиться, хотя глаза Силье были устремлены прямо на него.

– Есть такой барон Мейден, дворец которого находится совсем близко от городских ворот. У него дочь, Шарлотта. Не из самых юных… а также не из самых красивых, как говорят.

Силье притихла в его объятиях, она, казалось, забыла о нем.

– Значит, теперь она, неизвестная женщина, обрела плоть и кровь. Это Шарлотта Мейден. От этого становится грустно. Теперь я знаю, кто имеет право на нашего маленького мальчика.

Тенгель обратил внимание на то, что она сказала «нашего мальчика». Он мягко возразил ей:

– У нее нет никакого права, Силье, и она совсем не желает иметь ребенка. Но я понимаю, как ты это чувствуешь.

Шарлотта Мейден… Силье не могла не думать о ней. Она была преисполнена глубокого сочувствия. Она совсем не думала о том, что эта женщина оставила малютку на погибель. Силье понимала больше, чем другие.

– Очнись, Силье. – мягко сказал Тенгель. – Сейчас ты была далеко-далеко отсюда.

Мысленно она покинула Тронхейм и вернулась обратно на бедный хутор в горах. Еще поднимался пар над лоханью для стирки у дерева во дворе. Синица прощебетала свою радостную песенку, предвещая весну.

Но Тенгель ничего этого не замечал. Он видел только Силье. Держать ее в своих объятиях… именно так он об этом мечтал.

– Силье, – прошептал он. – Каждый день был для меня адом. А ночи еще хуже.

– Для меня тоже, – тихо сказала она и снова посмотрела на него.

– А теперь, когда я увидел того негодяя у реки… я думал, что у меня все внутри перевернется.

Ее лицо медленно озарилось улыбкой. До нее словно только теперь дошло то, что руки Тенгеля обнимали ее уже давно. Она ощутила тепло, кровь согрела ее всю до кончиков пальцев. Трепеща, она подняла руки и взяла в свои ладони его лицо, касаясь его так легко, словно крыльями бабочки. У Тенгеля перехватило дыхание, он прижал Силье к себе. Они стояли, тесно обнявшись, щека к щеке. Она почувствовала его рот, скользнувший по ее шее снизу вверх, и откинула голову назад. Его губы щекотали ее кожу, и она сладострастно улыбнулась и еще теснее прижалась к нему. Губы Тенгеля скользнули выше, к ее лицу, осторожно поцеловали ее щеки, лоб, глаза и рот. Сначала нежно и бережно, но затем с чувственной настойчивостью, которая вызывала в ней пульсирующий жар. Он вновь и вновь целовал ее, как одинокий мужчина, каким он был, опьяняюще, захватывающе и с такой любовью, что Силье только принимала это опьянение от счастья, где все шаталось, парило и раскачивалось вокруг нее, словно ее несли мягкие облака любви.

Вдруг она обнаружила, что ее руки обхватили его плечи, словно когти, и что она прижимала свое тело к нему весьма недвусмысленным образом.

Он немного отстранил ее от себя и посмотрел ей в лицо. На ее губах еще играла счастливая чувственная улыбка. Его глаза затуманились, он словно не понимал, где находился.

– Что будет с нами, Силье? – прошептал он испуганно. – Я не должен жить. Я должен умереть!

– Нет, – жалобно возразила она. – Оставить меня в этом мире? Без тебя я ничто. Пойдем, пойдем со мной. Посмотри сюда. Я встаю по одну сторону двери, а ты стоишь снаружи по другую сторону. Ты не можешь войти.

Она лихорадочно болтала, чтобы удержать его. Неохотно он пошел на эту наивную хитрость. Он чувствовал себя глуповатым, но сделал это ради нее.

Ее слова спотыкались друг о друга.

– Мы необходимы друг другу в любом смысле, Тенгель. Каждое мгновение. Говорить друг с другом, решать вместе проблемы, радовать друг друга…

– Я это знаю, – сказал он грустно. – Мы, конечно, искренне необходимы друг другу. Потому что ты и я, Силье… мы словно дерево, разделенное на две части. И если его не составить вместе, то дерево умрет.

Она смотрела на него, не дыша. Он не сказал слов, которых она ждала. Ей пришлось говорить самой.

– Так почему не попытаться? У нас может быть ребенок?

Тут он посмотрел на нее, и белые зубы дикого зверя блеснули в доброй улыбке.

– Я думаю, что мы оба вполне теплокровные. Тебе не кажется, что мы перестаем владеть собой?

– Да, – сказала она, застыдясь. – Прости меня!

Он положил свою руку на ее.

– Никогда не проси у меня прощения, Силье! Ты не веришь, что я понимаю тебя? Ты просто говоришь вслух то, что я думаю. А теперь я должен идти.

Она сделала отчаянную попытку продолжить разговор.

– Ты… я часто думала…

Он остановился.

– Я часто думала о том первом вечере, когда мы встретились. С тобой была тогда целая группа мужчин. Всадники, которые слушались тебя. Кто они были?

– Люди Льда, – сказал он с улыбкой. – Мы были посланы вождем, чтобы привести домой Хемминга. Мы услышали о том, что его взяли в плен, и его отец считал, что мне нужны были люди, чтобы освободить его. Они сразу вернулись сюда. Прощай, Силье! Береги себя!

Он ушел. Она ничего не могла сделать, чтобы удержать его. Но теперь он приходил чаще. Он забегал каждый день, чтобы убедиться, что им хорошо и что никакие юнцы не осложняют ей жизнь.

Силье была очень рада тому, что зима теперь действительно кончалась. Люди Льда утверждали, что зима была мягкой, но ей так не казалось. Однако этой зимой дикие звери пощадили их. Раньше случалось, что стаи волков пробирались через ледник, и тогда положение Людей Льда становилось очень тяжелым. Но, к счастью, в этом году обошлось. Благодаря Тенгелю и Элдрид Силье пережила зиму благополучно. Ей по-прежнему требовались силы, чтобы справляться с чрезвычайно трудной Суль и поддерживать жизнь в Даге. Он не годился для суровой жизни в горах. А Элдрид была озабочена своим. Корм для скота подходил к концу, и она сама совершенно вымоталась, так как в течение многих лет управлялась на хуторе совсем одна. Чтобы немного разгрузить ее, Силье каждый день помогала ей на скотном дворе. Женщины очень сблизились друг с другом, и Силье доверилась Элдрид, рассказав о своей тоске по Тенгелю.

– Тенгель так глуп, – сказала Элдрид. – Подумать только, как хорошо было бы ему у тебя! Но его я тоже могу понять. Я видела больше, чем ты, результатов злого наследия. Достаточно того, что я сама никогда не хотела рожать детей.

– Видишь ли, Элдрид, я никогда не верила по-настоящему во все эти разговоры о злом наследии. Я не верю ни в колдовство, ни в ведьм. Я отказываюсь верить в это.

Элдрид выпрямилась. Ее глаза стали мечтательными.

– Так или иначе, ты права. Самая большая опасность от силы, которую они получили, не в колдовстве и чарах, а в злой воле. Они считают, что могут вредить людям и животным. Это то, что сломало так много моих родственников. И это то, против чего борется Тенгель.

– Я думаю, что он беспокоится без причины, – сказала Силье. – Я не верю в то, что он имеет что-то от этой силы, кроме исцеляющих рук. Я видела это сама, а помогать другим – какое же это зло!

Элдрид повернулась к ней, но по-прежнему с отсутствующим видом.

– Тенгель? Радуйся тому, что он такой, каков сейчас. Я видела, как он делал такие вещи… В детстве и ранней юности. Но затем он чего-то испугался, не знаю, чего… и пытался уйти от этого. Ханна злится на него, она считает, что у него большие способности. Нет, Тенгель знает, видимо, что он делает, если не хочет связывать себя с женщиной.

Силье посмотрела на нее, но Элдрид больше не говорила. Она начала доить одну из коров и делала это так энергично, что корова начала лягаться. Силье вздохнула. Ей нигде не брезжила надежда.

Началось таяние снегов. Реки и ручьи вышли из берегов, снег стал пористым и серым. На озере обрушились запруды, а река заполнила через ледник почти весь туннель. Стены домов пахли разогретой на солнце смолой, а у Суль, копавшейся на дворе в журчащих ручейках, появился на лице свежий загар. Весна пришла быстрее, чем ее ждали. Со временем уровень воды понизился, и путь в окружающий мир был снова открыт. И у Элдрид появилась надежда. Может быть, корма все-таки хватит до тех пор, когда скотину снова можно будет выгонять на пастбище.

Силье нанесли визит. Красавец Хемминг. Ей это не понравилось. Суль была у Элдрид, а она оставалась с Дагом. Красивый Хемминг все еще имел над ней какую-то власть, как, очевидно, и над всеми женщинами, которых встречал. Но Силье не питала к нему никакого теплого чувства. Она видела в нем слишком много безответственности. И все же не могла не восхищаться его внешностью – ослепительной улыбкой и глазами, которые словно говорили, что именно она была для него чем-то особенным.

Он был опасным гостем. Если бы она знала причину его визита, то вела бы себя еще более осмотрительно. Накануне вечером Хемминг пировал вместе с другими молодыми людьми, живущими в долине. Они выпивали и болтали о Силье. Оказалось, что не только парень из семьи Браттенг пытался подъезжать к ней, но и еще несколько, однако они не осмелились зайти так далеко. Нет, с этой девушкой им было не по пути.

Хемминг сразу же поднял брошенную перчатку.

– Один раз я мог бы взять ее, – сказал он лениво. – Но тогда я ее обидел. Взял у нее кое-что из ценных вещей вместо ее невинности. Но я могу уложить ее, когда захочу.

Другие собутыльники не поверили ему. В конце концов договорились о том, что пока он будет находиться у Силье, остальные спрячутся в роще и будут ждать результатов его визита. Они видели, что Хемминга впустили. Уже одно это было неплохо. Они дерзко подкрались поближе, спрятавшись за пристройкой на дворе, и приглушенно засмеялись, когда один из них провалился в подтаявшем сугробе.

Силье очень скоро поняла, зачем пришел Хемминг. Она попросила его уйти. Ради его отца и старой дружбы она не желала никакого скандала. В ответ он только насмешливо ухмыльнулся. Когда она пошла к двери выпустить его, он вскочил, так как не мог допустить, чтобы другие парни видели, как его выпроваживают. Он схватил ее и заломил ей руки, помня о том, как она обошлась с Браттенгом. Он намеревался завоевать ее медленно и осторожно, потому что, несмотря на все, считал насилие презренным выходом из положения. Ему никогда не приходилось прибегать к насилию, чтобы обладать женщиной. Но ожидающие снаружи парни сделали его нетерпеливым.

Вопреки ожиданиям, Силье оказалась сильной, и она была разъяренной. Она укусила его в руку, так что он застонал от боли, но он и не думал сдаваться. Он повалил ее на пол, зная, что многие девушки становились податливыми, стоило их только возбудить. Они оба боролись молча и ожесточенно. Постепенно к Хеммингу пришла уверенность, что он победит, и он начал последние приготовления. Тут Силье оцепенела. Он закрыл ей рот ладонью, прежде чем она успела закричать. Но при этом у нее освободилась рука, и она моментально воспользовалась ею самым худшим способом. Хемминг вскрикнул от боли, и в этот миг в дверях появился Тенгель. Юнцы разбежались врассыпную, как испуганные цыплята, когда он, большой и устрашающий, прошел через двор хутора. Он видел их и хотел было сначала бежать за ними, но в эту минуту услышал крик Хемминга. Тенгель бросился в дверь и сразу все понял. Он поднял Хемминга за воротник, чуть не задушив его. Силье поднялась, шатаясь. Подавив рыдания, она поправила платье и попыталась привести в порядок волосы. Ярость Тенгеля была неописуемой. Никогда раньше она не видела его лицо таким ужасным. Хемминг перепугался до смерти.

– Не делай мне ничего такого! – вопил он. – Не проклинай меня, Тенгель, не накликай на меня зло. Это была только шутка, я…

– Что ты предпочитаешь? – с трудом выдавил из себя Тенгель, страшно побледнев. – Чтобы я тебя избил… или использовал другие силы?

– Лучше избей меня! Бей меня, ради Бога, если можешь. Но я никогда не собирался…

– Тогда надень на себя штаны, – прошипел Тенгель, и Хемминг не заставил себя ждать. Но когда Тенгель вновь схватил его, он начал кричать:

– Нет, не бей, не бей, она этого не заслуживает! Она только…

Тенгель размахнулся. Он наносил ему все новые удары, вне себя от ярости, пока Силье не попыталась его остановить. Хемминг рухнул на пол, словно окровавленный мешок. Тенгель снова поднял его и выбросил на двор.

– Заберите его с собой! – крикнул он перепуганным парням, которые ждали наверху в роще. Затем он снова вошел в дом.

– Как это было, Силье? – спросил он, еще не отдышавшись. – Он ничего тебе не сделал?

Она стояла, повернувшись к нему спиной, опираясь руками на шкаф, и дрожала всем телом.

– Нет, нет, он не успел. Спасибо за то, что ты пришел. У тебя определенно стало привычкой являться, когда я нуждаюсь в тебе.

– Да. Мне стало неспокойно, и я решил придти раньше, чем обычно. Так… не плачь, дитя, теперь это позади.

Она глубоко вздохнула.

– Я не плачу. Во всяком случае, не очень. Но мне не нравится… что ты его бил. Хоть он это и заслужил, но мне больно видеть, как ты кого-то бьешь.

Тенгель прикрыл глаза.

– Мне давно этого хотелось. И не только мне, но и многим другим, как я полагаю. Рано или поздно кто-то должен был прекратить его наглые выходки. Сожалею, что это был я и прошу у тебя прощения за то, что тебе пришлось смотреть на это, Силье.

Он сделал к ней шаг.

– Я понимаю, – сказала она невнятно. – Мне нужно к Дагу, – быстро добавила она.

Она чувствовала, что ей не следует сейчас бросаться в объятия Тенгеля. Она взяла Дага на руки. Он плакал, когда она боролась с Хеммингом, но тогда было не до него. Сейчас Силье баюкала его в руках, пытаясь успокоить. Тенгель выглянул во двор. Он увидел, как парни уводили с собой Хемминга. Они поддерживали его под руки, и он, шатаясь, тащился между ними.

– Тебе надо было бы иметь здесь побольше света, – сказал он, закрывая деревянным штырем крошечное смотровое отверстие. Он продолжал стоять и неуверенно озираться вокруг, отчетливо сознавая, что Силье взволнована его расправой с Хеммингом.

– Я вижу, ты поставила здесь свой красивый витраж. Может быть, мне выпилить…

Она поставила витраж на шкаф, и Тенгель стоял и трогал красивую мозаику, сделанную Бенедиктом.

– Нет, – сказал он медленно.

– Что ты имеешь в виду?

– Нет, витраж не подходит сюда. Он сделан совсем для другой стены. Для дома совсем другого качества, чем этот.

– Ты имеешь в виду, что мы не имеем на это права?

На лице Тенгеля появилось отстраненное выражение.

– Конечно, имеешь, – произнес он наконец. – Это же твое.

– Ты сейчас заглянул в будущее? – тихо спросила Силье дрожащими губами.

– Да, – задумчиво сказал он. – Я вдруг почувствовал в себе огромное сопротивление тому, чтобы поставить этот витраж здесь.

В комнате стало совершенно тихо. Затем Тенгель выпрямился, словно пытался все с себя стряхнуть.

– Ну, давай я тебе помогу, раз я пришел. Принесу воды и дров.

Когда чуть позднее появилась Элдрид вместе с Суль, все было, как прежде. Не было сказано ни слова о посещении Хемминга.