9

Доминик шел за пастором по направлению к церкви. Они еще не вышли за пределы селения, как перед лицом у него мелькнуло что-то темное и руки оказались связанными. На голову ему натянули мешок.

Доминик отличался недюжинной силой, но разбойников было слишком много и нападение было тщательно подготовлено.

– Помогите, святой отец! – крикнул он пастору.

– Заставьте его заткнуться! – прошипел почтенный слуга Божий.

Не снимая мешка, в рот Доминику загнали большой кляп, у него мучительно заболели уголки губ, и он чуть не задохнулся от омерзительного запаха, которым был пропитан мешок. Ноги Доминику тоже связали, и несколько человек перекинули его через круп лошади позади седла. «Виллему! – думал Доминик. – Виллему осталась в доме одна с Йенсом!»

Он мог думать только об этом.

Нападавшие не произнесли ни слова. Кто-то вскочил в седло той лошади, на которой лежал Доминик. По стуку копыт он понял, что всадников четверо, они галопом выехали из селения.

Но где же остальные? Как они намерены расправиться с Йенсом и Виллему?

Впрочем, он прекрасно понимал, какая судьба их ожидает.

Ехали долго. Доминику грозила верная гибель. Однако, воспользовавшись тем, что в темноте внимание всадников было поглощено лошадьми и дорогой, Доминик пытался освободиться от пут. Подготовка королевского курьера включала упражнения, помогающие спастись даже в самом безвыходном положении. Когда-то Доминик потратил много часов на упражнения по освобождению собственных рук, связанных тем или иным способом. Сейчас главное для него было освободить руки.

Но ремни были затянуты намертво. Доминик пытался растянуть их, тогда как его бросало из стороны в сторону. Вот если бы он упал! Но он был крепко привязан и к лошадиному крупу.

Долго им еще ехать?

Он уже не чувствовал своего тела, ему казалось, что у него не осталось ни одной целой кости, когда кто-то крикнул: «Тпру-у!» и лошадь сбавила ход.

Все остановились. Доминика сняли с лошади и бросили на землю, руки и ноги у него оставались связанными.

Кто-то тихо отдал приказ. Доминик узнал голос мнимого пастора. Вокруг тела Доминика обвилась еще одна веревка. Только бы под нее не попали руки!

К счастью, ему удалось повернуться так, что его связанные за спиной руки оказались поверх новой веревки.

Он покрылся холодной испариной, когда понял, что к этой веревке был привязан большой камень.

Доминик всегда боялся утонуть, эта смерть казалась ему особенно мучительной.

Больше он ни о чем не успел подумать. Сильные руки подняли его, и он почувствовал, что летит. Мгновение, и вода поглотила его.

Доминик не ушел на большую глубину. Его усилия освободить руки оказались не напрасными. Растянутый им ремень едва держался у него на кистях. Одно сильное движение, и руки были свободны!

Запястья болели, но сейчас Доминику было не до этого, действовать следовало быстро и решительно. Летя с обрыва, он набрал полные легкие воздуха – его должно было хватить на то, чтобы вытащить из чехла нож. Разбойники забыли отобрать его либо по оплошности, либо решили, что Доминик все равно не сможет им воспользоваться. Доминик быстро перерезал веревку, которой был обмотан.

Больше камень не тащил его на дно. Со связанными ногами и мешком, натянутым на голову и плечи, Доминик всплыл на поверхность.

Он уже начинал задыхаться.

Не зная, остался ли кто-нибудь на берегу, Доминик высунул из воды только нос. Во рту у него по-прежнему торчал кляп. Мешок намок и был полон воды, но Доминику удалось осторожно повернуть голову вбок и дышать носом.

Легкие его готовы были разорваться.

Он хлебнул воды.

Только не кашлять! Кто знает, может, они все еще стоят на берегу и тогда увидят пузыри.

Наконец Доминик осмелился немного высунуть из воды голову и услышал стук копыт. Его палачи были уже далеко, стук копыт быстро удалялся.

Доминик понял, что остался один. Силы его были на исходе.

Он поплыл наугад, не зная, в какой стороне был берег. Связанные ноги тянули его на дно.

Нырнув, он одним быстрым движением перерезал веревку на ногах.

Теперь плыть стало легче.

А вот подсунуть нож под ремень, удерживавший мешок на плечах и мешавший ему свободно двигать руками, у него никак не получалось. Доминик судорожно взмахивал ножом. В конце концов ему удалось разрезать сам мешок, с помощью ножа он вытащил изо рта кляп. Теперь он мог свободно дышать и смотреть.

Берег оказался совсем рядом. Он был высокий, это Доминик уже знал, однако ему удалось на спине доплыть до него и даже выбраться на сушу, хотя плечи у него еще были крепко стянуты.

Один раз он чуть не сорвался обратно в воду, но в конце концов выбрался на твердую почву.

Доминик лежал, тяжело переводя дыхание и стараясь справиться с дрожью: его трясло от холода и пережитого страха.

Потом он снова принялся за ремень, которым были стянуты его плечи. Ремень больно впивался в кожу, но теперь у Доминика было время. Неудобно изогнувшись, он пилил и пилил толстую кожу.

Наконец Доминик напряг мускулы плеч и ремень лопнул. Доминик с облегчением стянул с себя мешок и глубоко вздохнул.

Но где он, что это за местность?

Доминик огляделся. Озеро. Берег, окутанный ночным сумраком, ничего не говорил ему. Они ехали долго, очень долго…

Но Доминик помнил, в каком направлении уехали бандиты. Их следы наверняка приведут его в Халларюд. Правда, обратно ему придется идти пешком.

– Господи, – прошептал Доминик, поднимая лицо к звездам. – Спасибо, что спас меня! Прошу Тебя, сохрани мою возлюбленную, пока я не приду ей на выручку!

Доминик тревожился за Виллему. Сейчас он ни чем не мог ей помочь.

Йенс? Йенс тоже не спасет ее, да и сам не уцелеет. С ним-то разбойники расправятся в два счета.

Ну, а если Виллему и Йенс избегут их нападения? Тогда Виллему грозит другая, не меньшая, опасность.

У Доминика были все основания для тревоги.

В маленьком домишке на постоялом дворе Виллему с трудом отдавала себе отчет в том, что с ней происходит.

Страстное желание принадлежать Доминику, обида, вызванная его сдержанностью, которая казалась ей бессмысленной и больно задевала ее самолюбие, а рядом этот потный, изнывающий от страсти Йене, лежавший подле нее в кровати.

Что с того, что Йенс всего лишь неотесанный крестьянский парень? Он силен, как бык, и от него пахнет страстью, как от настоящего мужчины. К тому же, сам того не подозревая, он нашел слабое место Виллему: ее сострадание ко всем обиженным.

Йенс был далеко не глуп, но при этом простодушен, добр и несчастен.

Для Виллему этого было достаточно. Она мучительно боролась с нахлынувшими на нее чувствами.

– Пойми, Йенс, я не могу стать твоей, – по-товарищески объясняла она ему. – Я обручена с другим и должна оставаться непорочной. Потерять невинность для меня равносильно смерти.

– Неужели ты не можешь забыть его? – Йенс осторожно прикоснулся своим огромным пальцем к ее плечу. – Мы с тобой такая славная пара.

«Господь всемогущий! – подумала Виллему. – Мы славная пара! Это я-то с моим воспитанием, смелым умом, живостью рядом с этим Йенсом?»

– Нет, Йенс, я не могу забыть его. Спи лучше!

Йенс отвернулся от нее и громко зарыдал.

– Что с тобой? – испуганно прошептала Виллему.

– Умираю, – простонал Йенс. – Неужели ты не понимаешь, что я умираю?

– С чего ты взял? – Виллему придвинулась к нему и осторожно погладила его по щеке. – От этого не умирают, поверь мне.

С неожиданным проворством Йенс повернулся к ней, обхватил ее за талию и спрятал лицо у нее на груди.

– Виллему, ты ведь знаешь, я не сделаю тебе ни чего плохого, но я не переживу еще одного плевка в лицо. Ни одна девушка не захотела иметь дело с таким, как я…

– Неужели ни одна?

– Ни одна, на мне будто лежит заклятье. Я им казался дураком, а мне так хотелось потрогать их, погреться в их объятиях, мне это надо, как и всякому мужчине… Мне бы хоть раз дать волю чувствам, у меня аж все нутро ноет… Ты должна понять меня. Когда-нибудь меня удар хватит или нутро лопнет, если я не…

– Йенс, это не так опасно, как ты думаешь. – Виллему попробовала утешить его, ей не хотелось, чтобы он начал требовать от нее невозможного. – А ты не можешь… я слышала, мужчина может помочь себе сам.

Йенс испуганно посмотрел на нее. Даже в темноте было видно, как он вспыхнул.

– Ты говоришь о рукоблудии? Нет, Виллему, на такое я не могу пойти, это грех, от него спинной мозг чернеет, это тебе всякий скажет.

– Глупости! Ничего страшного не случится, если иной раз от безвыходности человек сделает себе поблажку, – со знанием дела сказала Виллему.

«Да я сама могла бы помочь ему», – подумала она.

– Ни за что на свете! За это человека ждут вечные муки. Вот если бы ты… если бы ты позволила… только чуть-чуть…

Со стороны Йенса это было уже вымогательство!

«Доминик, где же ты? Спаси меня, Доминик!» – повторяла мысленно Виллему.

«От его слов я теряю власть над собой, – с ужасом подумала Виллему. Он мне никто, мне нет дела до его страданий, но с другой стороны он мужчина, и он так близко. Природа требует своего, даже если на вид это и неприглядно. Я не чувствую к нему влечения.

Но как же мне трудно отказать ему!»

– Йенс, лучше я встану, так не годится…

Йенс крепко держал ее. Не грубо, но умоляюще, он был в отчаянии.

– Я… я не нарушу твоей невинности… Я только прикоснусь…

«Господи, помоги мне! Как мне отказать ему? Как сказать „нет“, чтобы не ранить его? Будь на его месте любой другой мужчина, я бы немедленно дала ему отпор. Но Йенса это может сломить на всю жизнь. Неужели именно я должна окончательно добить его?

Если бы я не рвалась всей своей плотью к другому! Господи, дай мне силы, научи, что делать?

Как он тяжело дышит, как дрожит и умоляет!»

– Йенс, прошу тебя!

Она сама слышала, как неуверенно звучит ее голос.

– Виллему, родная, я ничего тебе не сделаю. Ничего не нарушу…

– Нет, нет, пусти меня, это безумие!

Она уже почти сдалась и сама это понимала. В висках у нее стучало, она забыла обо всем, ее испепеляла страсть, все ее существо дышало этой страстью.

Она так долго хранила свою страсть для Доминика, но сейчас рядом с ней был Йенс!

Он пытался раздвинуть ей колени, но она все еще противилась ему, лежа на боку неподвижно, не отвечая на его ласки.

Йенс стонал и пытался добиться своего. Он не был насильником, он просто нуждался в ней и не мог совладать с охватившей его похотью. Пошарив руками, он спустил штаны и прижался к ней всем телом.

От него шел жар, но все-таки он натянул на них овчину, чтобы согреть Виллему.

Виллему дрожала, ей было жутко: его близость и отталкивала, и притягивала ее. Однако ни на одно мгновение она не могла вообразить, что это Доминик, – Йенс был слишком на него не похож.

Хотя даже допускать такую мысль было опасно – она могла уступить сладкой истоме, пульсирующей у нее в низу живота.

«Господи, что это он делает?»

– Нет! – вскрикнула Виллему.

– Я не глубоко, – простонал Йене.

Виллему чувствовала, как его пышущая огнем плоть проникла между ее бедрами, чувствовала, как он трется о ее святая святых, даря ей сладостное ощущение.

«О Господи, помоги мне! – взмолилась Виллему снова. – Дай мне силы устоять! Я не хочу этого! Я предназначена другому!»

Она боролась с собственным желанием раскинуть ноги, открыться навстречу ему, уступить этому жгучему желанию.

Руки Йенса сжимали ее так сильно, что на спине у нее должны были остаться синяки, лицо его было искажено гримасой, он стонал, пыхтел и лизал ее шею, его большое тело мерно вздымалось и опускалось.

– Я хочу… я хочу получить тебя всю, до конца! – выдохнул он.

– Нет! Нет! – прошептала Виллему, испуганная тем, что сама хотела того же.

Она извивалась под Йенсом и шептала про себя: «Иди же, иди же ко мне, а то я погибну! Нет, нет, только не поддаться этой истоме, что я делаю, мое тело больше не подчиняется мне!»

Стоит ли удивляться, что столько девушек и молодых женщин попадают в силки соблазнителей? Она больше никогда не будет осуждать их. Никогда.

Йенс совсем обезумел, он издавал жалобные стоны, а Виллему держалась из последних сил, не позволяя ему проникнуть в себя. Наконец по телу Йенса прошла дрожь и он упал на Виллему. Она почувствовала у себя на ногах что-то горячее и липкое.

– Виллему, – вздохнул он, – Виллему, это было так сладко!

Сгорая от стыда и неутоленного желания, Виллему слушала, как Йенс сбивчиво рисует ей их будущее.

– Теперь мы с тобой всегда будем вместе. В следующий раз у нас получится еще лучше, вот увидишь!

Никогда! Неужели он верит в это? Неужели он ничего не понял?

Похоже, что не понял.

Йенс продолжал болтать в счастливом угаре, она молчала. В конце концов он задремал и потом крепко уснул. Виллему соскользнула с кровати, схватила свое платье и быстро натянула его на себя. Она была без сил, ее трясло, она выбежала во двор и бросилась к прачечной, где мылась накануне вечером. Там стояла кадка с остывшей теперь водой. Виллему сдернула платье, забралась в кадку, схватила первую попавшуюся тряпку и долго терла себя в надежде смыть с себя не только грязь, но и стыд. Но даже холодная вода не могла погасить огонь, горевший в ее лоне.

Потом она снова надела платье и прислонилась к стене, не в силах пошевелиться.

– Доминик, – шептала она. – Я не виновата. Я только помогла парню, который боялся умереть. Я осталась непорочной и по-прежнему принадлежу тебе, Доминик. Только бы ты желал, чтобы я была твоей!

Эта мысль принесла ей боль!

Несмотря ни на что, Виллему чувствовала себя такой грязной. Она сама не знала почему… У нее вырвался вздох. Как теперь быть с Йенсом, который уверовал в их общее будущее? На этот раз она помогла ему, но он убежден, что это только начало. Он ей не нужен. Она помогла ему обрести веру в себя, теперь пусть ищет счастья в другом месте.

Придется, видно, нанести ему этот удар.

Глухой стук вывел Виллему из задумчивости.

Он донесся из дома, в котором они остановились.

Но ведь Йенс спит…

Виллему выглянула из прачечной: дверь дома была открыта.

Но ведь она точно помнит, что закрыла ее за собой.

В дверном проеме дома мелькали чьи-то тени.

– Ее здесь нет, – пробасил кто-то.

– Хоть с этим разделались, и то ладно. Поставим дозор у двери, рано или поздно она все равно вернется сюда. А когда наши вернуться с Сундена, они сами займутся ею. Идем отсюда!

Незнакомцы ушли, оставив на пороге дозорного.

Виллему отказывалась поверить в случившееся. Страшная правда не сразу дошла до ее сознания. Йенс!

Должно быть, он, умер, не просыпаясь.

Бедняга! Такой бесхитростный, доверчивый…

Нужно было бежать, но Доминик поручил ей свой дорожный мешок, в нем было все его имущество. Да и ее собственный мешок тоже остался в доме. Надо их забрать оттуда во что бы то ни стало. Доминик не должен возвращаться сюда, здесь его ждет верная смерть. Я пойду его искать. От испуга и растерянности Виллему не знала на что решиться.

Йенс. Добрый, милый… А его убийца сидит там и мешает ей зайти в дом!

Виллему охватила ярость. Она накатывала волнами и требовала выхода.

Словно призрак, Виллему вышла из темноты и приблизилась к дозорному, сидевшему на пороге дома. Она протянула руку, точно собиралась произнести заклятье.

– Уходи! Исчезни! – проговорила она голосом, дрожащим от гнева. – А не то я напущу на тебя порчу, и жизнь тебе покажется адом!

В темноте она видела, как часовой открыл рот и издал сдавленный испуганный писк. Потом прошмыгнул мимо нее и выбежал в ворота.

Виллему знала, чем напугала его. Он увидел ее глаза и ощутил их колдовскую силу, унаследованную ею от Людей Льда. Эта сила появлялась у Виллему всякий раз, когда ее терпение было на исходе. Горе, гнев и стремление защитить близких ей людей, всегда вызывали эту тайную силу к жизни.

Медлить было нельзя. Виллему вбежала в дом и схватила мешки, свой и Доминика. Против воли, краем глаза она глянула на постель. По подушке были разбрызганы темные пятна. Виллему сразу же отвернулась, стараясь превозмочь тошноту и отчаяние.

Но ей было не до слез. Через мгновение она была уже в воротах и выглядывала в узкий проход между домами. Тишина, ни малейших признаков жизни.

Где же церковь? Надо найти церковь или усадьбу пастора, они должны находиться неподалеку друг от друга. Уже полночь или даже заполночь, а Доминик еще не вернулся.

Виллему отогнала страшную мысль, иначе у нее не было бы сил действовать.

Найти церковь оказалось просто. Но в ней было темно. Чуть поодаль она заметила большой белый дом. Должно быть, это была пасторская усадьба.

Виллему шла крадучись, прижимаясь к стене дома. На кладбище стояла кучка людей, до нее долетели их голоса.

– Да ты не в своем уме, – засмеялся один из них. – Тебе все почудилось!

– Клянусь, это правда, – ответил дрожащий голос. – Ее глаза светились в темноте. Точь-в-точь как у кошки. И она хотела напустить на меня порчу. Я сразу понял, что она ведьма! Разрази меня гром, если она не ведьма!

– Тебе атаман покажет ведьму! Кто бы подумал, что ты такой болван! Идемте, сейчас мы ее схватим!

– Я туда не пойду!

– Еще как пойдешь! А надо будет, силой отведем! Они прошли по улице мимо Виллему.

Она быстро миновала открытое место и побежала к усадьбе пастора. Там тоже было темно, но Виллему твердо решила узнать, куда ушел Доминик.

Ей пришлось ждать, наконец вышел священник в ночной рубашке до полу и с сальной свечой в руке.

Но это был совсем не тот священник, который увел Доминика…

Запинаясь, Виллему спросила у него, не приходил ли к нему сегодня человек по имени Доминик Линд?

Священник сокрушенно покачал головой.

– Опять эти вольные стрелки прикрылись мною, – вздохнул он. – Наша церковь им, как кость в горле. Нет, фрекен, думаю, вам лучше отказаться от поисков своего друга. Вольные стрелки своих пленников живыми из рук не выпускают.

У Виллему упало сердце. В голове гудело. Уже уходя, она спросила:

– Скажите, а где находится Сунден?

– Сунден? Это озеро, оно далеко отсюда. На север.

«Озеро? Господи, помоги нам всем и Доминику в первую очередь!»

– В какую сторону мне идти?

– Ступайте через пустошь, там есть дорога, она начинается сразу за общинными землями. К ним вы выйдете, если пойдете прямо до конца этой улицы. А там держитесь на север, утром дорога будет видна хорошо.

«Не буду я ждать утра», – подумала Виллему. Она скороговоркой, сбивчиво поблагодарила пастора и извинилась за свое ночное вторжение. Ей уже не терпелось поскорей отправиться в путь.

Из головы у нее не шла одна мысль: на кладбище под деревьями она видела лошадей вольных стрелков. Сами же стрелки ушли на постоялый двор. Вот только все ли? Не остался ли кто-то сторожить лошадей?

Это было сомнительно. Ведь жители Халларюда давно спали, и разбойники могли за своих лошадей не опасаться.

Вскоре Виллему была уже на кладбище. Лошади тихонько заржали, и она постаралась их успокоить.

У одной из лошадей была на лбу белая звездочка. Знакомая звездочка, где же она видела эту лошадь?

Да это же лошадь Доминика! Оказывается, здесь паслись лошади, украденные у них в ущелье!

Виллему не терпелось найти свою лошадь. Только как же она узнает ее в этой темноте? Виллему вспомнила, что у ее лошади на задних ногах были белые чулочки.

Вот и она! Виллему погладила лошадь по морде, потом отвязала ее и лошадь Доминика – на этом она решила остановиться, не стоит чересчур жадничать. Впрочем, и оставлять разбойникам лошадей тоже не стоило.

Виллему отвязала всех лошадей, потом села на свою лошадь и взяла под уздцы лошадь Доминика. Остальных она хлестнула, и они помчались искать лучшее пастбище. Виллему с удовлетворением смотрела им вслед, пока они не скрылись в темноте.

После этого она поскакала во весь опор к общинным землям.

Приближался рассвет. Небо на востоке едва алело, и хотя было еще темно, Виллему теперь знала, в какой стороне находится север.

Быстро найдя дорогу, проторенную через пустошь, она скакала к озеру Сунден, держа на поводу лошадь Доминика.

Сердце Виллему сжималось от страха. Она пыталась отогнать горькие мысли. Но веселые мысли на ум не шли.

Йенс? Думать о нем было тяжело. Она была рада, что он хотя бы умер счастливым. Один раз в жизни он все-таки был утешен женщиной. И она не омрачила его радости, даже когда он стал вслух мечтать о будущем. Их будущем, которого у них не могло быть.

Незаметно для себя Виллему начала плакать. Она сама удивилась своим слезам – сейчас для них было не время.

В глубине души она знала, почему плачет. Ей было стыдно, что смерть Йенса принесла ей облегчение.

Это было низкое чувство. Конечно, она жалела Йенса, но, с другой стороны, понимала, что, останься он в живых, ей пришлось бы нанести ему тяжелый удар. Ведь девушка, которую он уже считал своей, должна была достаться другому.

Виллему сокрушалась, что не может от чистого сердца оплакать смерть Йенса.

Светало. С рассветом к ней, хотя и медленно, возвращалась бодрость. Сосны на пустоши кутались в накидки из туманной дымки, где-то жалобно кричала одинокая птица. Может, это была сова?

Виллему остановила лошадей.

Вдали, чуть правее, навстречу ей двигалась едва различимая фигура. Видно, одинокий путник шел в Халларюд.

Он шел быстрым шагом. Вскоре Виллему отчетливо увидела его силуэт, узнала походку.

Улыбка озарила ее лицо, она направила лошадей навстречу путнику.

Когда он был уже близко, Виллему громко крикнула, делая вид, что не узнает его:

– Продаю лошадей! Кому нужна лошадь? Отличные вороные!

Доминик остановился. Он не верил своим глазам. Виллему подъехала ближе.

– Отличные лошади! Не купит ли сударь одну из них?

Наконец к нему вернулся дар речи.

– Охотно. Сколько просишь за нее?

– Один поцелуй, – не моргнув глазом ответила Виллему.

– Увы, сейчас мне это не по средствам. Могу предложить только свою негасимую любовь.

В глазах Виллему появилось нежное, грустное выражение.

– Бог с тобой, сойдет и негасимая любовь. По рукам!

Доминик вскочил на лошадь.

– Наши лошади! Как тебе удалось найти их? И где Йенс?

Они поехали на север, так решила Виллему, и Доминик не спорил, понимая, что сейчас она знает лучше, какое направление выбрать.

– Йенс погиб, – тихо проговорила Виллему и протянула ему руку, он крепко сжал ее, оба помолчали.

Над болотами занимался день. Копыта лошадей рвали хлопья тумана.

– Что с тобой случилось, Доминик? Почему у тебя мокрые волосы?

Доминик поведал Виллему свою историю. Она не могла сдержать возмущения, громко проклиная вольных стрелков.

– А что случилось с тобой?

Умолчав о том, что произошло между нею и Йенсом, Виллему рассказала Доминику обо всем, что предшествовало их встрече на пустоши. Не сказала она ему и о том, что лихорадка в ее крови не унималась.

«Наверное, это пламя будет терзать меня всю жизнь, – думала она. – Сколько времени я мечтаю только о нем, мне не нужен никто другой. Из-за него я поехала в Данию, за ним последовала в Швецию, и страсть моя разгорается только сильнее. Я поступилась своей гордостью, мне теперь стыдно взглянуть ему в глаза, мне стыдно смотреть на других людей, на луну, на солнце… Будь она проклята его стойкость, его способность держать меня на расстоянии – все это причиняет только боль!»

Доминик покачал головой, выслушав ее рассказ.

– Ты уже использовала большую часть из своих девяти жизней, Виллему. Побереги оставшиеся, – предупредил он.

– На что они мне! – устало сказала она. – Ты придумал, где мы укроемся? Я хотела сказать, где мы укроемся от вольных стрелков?

– Они нам больше не угрожают. Так далеко на север они не заходят. Здесь уже шведская земля, и они чувствуют себя на ней неуютно.

– Значит, мы в безопасности?

– По-моему, да.

– Доминик, я не буду спрашивать тебя о будущем, я не хочу заглядывать даже в завтрашний день. У меня только одно желание – отдохнуть. Мне казалось, я могу вытерпеть все, но последние события лишили меня последних сил. Если мы в скором времени не остановимся отдохнуть, я просто свалюсь с лошади.

– Я этого не допущу, – улыбнулся Доминик. – Я и сам едва держусь в седле, у меня до сих пор дрожат руки. Потерпи немного, мы найдем место для отдыха.

Они продолжали ехать на север. Над болотами плыл туман, луна на светлеющем небе поблекла и превратилась в тонкую льдинку.