5

Доминик приказал людям остановиться.

Было так темно, что он их едва видел.

– Надо разбить лагерь, – тихо сказал он. – Нельзя показываться в крестьянских усадьбах и на постоялых дворах. Каждый из вас наслышан, как в окна домов, где останавливались шведы, заглядывали дула мушкетов вольных стрелков. Мы сейчас как раз на границе их владений. Надо найти укрытие и для нас, и для лошадей. И не вздумайте разводить костер! Лучше промерзнуть до костей, чем сложить голову из-за собственной глупости.

Вскоре они нашли подходящую чащобу, завели туда лошадей, и сами там же устроились на ночлег.

Доминик заметил, что один из солдат лег чуть в стороне от других, самый низкорослый и тщедушный.

«Господи, где только у него душа держится, глаза поднять боится, а за мной увязался! – с грустью подумал он. – Будто мне других забот мало!»

В сумерках Доминик стал приглядываться к солдатам, пустившимся вслед за ним в это рискованное путешествие. Во-первых, среди них был толстяк, это Доминика порадовало. Во-вторых, солдат, которого, судя по его виду, ничем нельзя было удивить – он все знал наперед. Как ни странно, среди спутников Доминика оказался и робкий солдат с безвольным подбородком. Кроме них, остался в отряде и деревенский сердцеед. Он говорил на уппландском диалекте, на котором говорил и сам Доминик.

Хорош отряд! Доминик старался понять, на кого же из них можно положиться? Пожалуй, толстяк вызывал больше доверия, чем остальные. Трудно было предугадать, как поведут себя эти солдаты в минуту опасности, хотя они проявили известное мужество, последовав за ним.

Все улеглись на землю, завернувшись в попоны, и тут Доминик не удержался и задал вопрос, который уже давно вертелся у него на языке. Ближе всего к нему лежал молодой солдат с безвольным подбородком.

– Скажи, почему ты поехал со мной? – обратился к нему Доминик.

Солдат даже поперхнулся от страха.

– Я… я живу в Эльмхульте, господин лейтенант, – ответил он дрожащим голосом.

– Значит, ты хочешь вернуться домой?

– Да, господин лейтенант, – прошептал солдат. – Плохой из меня вояка, не гожусь я для войны.

– Так ты что же, не боишься вольных стрелков?

– Еще как боюсь! Потому и молюсь все время Богу. Глядишь, поможет мне вернуться домой целым и невредимым.

– Что ж, молись, – сухо сказал Доминик. – Да и я постараюсь, чтобы на твоей нежной шкуре осталось как можно меньше царапин. Как тебя зовут?

– Фольке, господин лейтенант.

Доминик повернулся к добродушному толстяку.

– А ты почему остался со мной?

– Думал, что вам от меня какой ни на есть прок будет, господин лейтенант, – не моргнув глазом ответил толстяк.

– Спасибо тебе. Как тебя зовут?

– Йенс, господин лейтенант.

Двое других лежали, подперев голову рукой, и ждали, когда до них дойдет очередь отвечать на вопрос Доминика.

Сердцеед, усмехаясь, ответил, что слыхал, будто девушки в Смоланде славятся своей красотой. Они и в Сконе недурны, только уж чересчур недоступны, в этом он убедился на собственном опыте. Этого солдата звали Ёте.

Солдата, который знал все на свете, звали Кристоффер. Доминик немало удивился, когда Кристоффер сказал, что открытому бою в составе целого войска он предпочитает рискованную встречу с врагом один на один, когда требуется проявлять выдержку и смекалку. Вот обвести вольных стрелков вокруг пальца – это задача по нем, после такой победы он может высоко носить голову.

«Только сперва ее надо сохранить, – горько подумал Доминик.

Он почувствовал неприязнь к этому солдату. Подобные люди встречались ему среди солдат и раньше. Они любили воинское ремесло, потому что оно было связано с жестокостью и насилием, и всегда были беспощадны к врагу.

– Ну, а ты? – окликнул он тщедушного солдата, лежавшего поодаль.

Солдат не ответил.

– Да он спит, – сказал Ёте-сердцеед. – Его зовут Эгон, он совсем недавно прибыл в крепость, мы про него мало что знаем. Говорят, будто у него дома осталось трое детей.

«У такого-то? – подумал Доминик с удивлением. – И когда это он успел?»

Однако Виллему не спала. Она просто не смела рта раскрыть, боясь, что голос и норвежский выговор выдадут ее. Она собиралась открыться Доминику позже, когда они останутся наедине, надеясь, что тогда его гнев за ее безрассудное поведение будет не столь силен.

Кроме того, Виллему побаивалась солдата с красивыми жадными глазами. Если он узнает, что она женщина, ей покоя не будет от его домогательств. Чары его были для нее не опасны, но ее страшила необходимость постоянно отбивать атаки назойливого ухажера.

Виллему больше по душе был добряк Йене. Ей всегда нравились такие люди, хотя многие, она знала, посмеиваются над ними.

О двух других солдатах у Виллему еще не было определенного мнения. Она провела бок о бок с ними весь день, но ведь они не сходили с лошадей.

Виллему устала, и у нее ныло все тело. Она была хорошая наездница, однако уже давно не садилась в седло.

Доминик… Как хорошо вновь оказаться рядом с ним! Виллему с трудом сдерживалась, чтобы не подползти к нему, прося о защите от холода, голода и усталости. Перед глазами у нее и сейчас была его статная фигура, слившаяся с крупом коня, его развевающиеся черные волосы.

Леса вольных стрелков не пугали ее. Она не отдавала себе отчета в том, как опасны они для шведских солдат. Отряду так легко удалось уйти от датчан, стоит ли после этого бояться каких-то дикарей в звериных шкурах?

Люди Доминика уже крепко спали. Ей оставалось только последовать их примеру. День был тяжелый, вожделенный сон снизошел на Виллему. Засыпая, она слышала крики воронов, не успевших устроиться на ночлег.

Хлопья утреннего тумана, словно танцующие эльфы, плыли над полями, когда на другой день люди Доминика один за другим очнулись от сна. Виллему старалась держаться от Доминика подальше и опускала голову к седлу всякий раз, когда он на нее взглядывал.

Каждому было выдано по куску хлеба, после чего отряд снова пустился в путь. В молчании, осторожно, они пробирались по лесу.

«Долго я так не выдержу, – думала Виллему. – Рано или поздно я не успею отвести глаза, когда он обернется. И тогда мне несдобровать. А мне нужно, чтобы меня пока считали драгуном».

Она подняла широкий воротник мундира, чтобы прикрыть им лицо.

День выдался на удивление жаркий. От жгучих солнечных лучей некуда было деваться: на небе не было ни облачка, буковый лес почти не давал тени. Доминик разрешил своим солдатам снять мундиры.

Четверо солдат разоблачились, а пятый лишь плотнее прикрыл воротником лицо.

«Что с ним? – досадливо думал Доминик. – Трусит или это сбежавший преступник?»

Доминик не раз пытался поймать его взгляд, но солдат всегда отводил глаза, принимаясь либо поправлять подпругу, либо смахивать грязь с сапог. Доминику никак не удавалось разглядеть его лицо, ему видна была только часть щеки, нежной, почти детской.

«Сидеть бы ему дома, а не искать погибели на войне, – пронеслось у Доминика в голове. – Про этого солдата говорили, будто у него трое детей. Трудно поверить. Какая женщина могла выйти за такого сосунка?»

Солнце палило немилосердно. Буковый лес сменился ельником и пустынными болотами. Кое-где проглядывали скалы, зияли глубокие расселины. Над болотами кричала черная гагара.

Доминик разрешил разбить лагерь – надо было поесть. Лошадей спрятали в чаще и расположились на склоне холма.

– Провианта у нас маловато, – тоскливо заметил Йенс.

– Не беда, полпути уже позади, – утешил его Доминик. – Видишь, как лес изменился? Скоро мы ступим на землю Смоланда – Сконе останется позади.

– Скоро мы ступим на землю вольных стрелков, – буркнул всезнайка Кристоффер.

– Боюсь, что так, – согласился Доминик. – До сих пор нам сопутствовала удача. Дай Бог, чтобы нас и дальше не обнаружили. А уж если стрелки нападут на наш след, мы нигде не сможем чувствовать себя в безопасности.

– Т-с-с! – шепнул Фольке, в глазах у него мелькнул ужас, он схватил за руку Йенса. – Глядите!

По другую сторону болота шли двое, один вел под уздцы лошадь. По-видимому, они не заметили отряд, хотя обнаружить его ничего не стоило.

– В кусты! – шепотом приказал Доминик.

С заячьим проворством все перемахнули через пригорок и залегли в ложбине за кустами. Доминик надеялся, что незнакомцы не заметят их лошадей.

Солдаты едва осмеливались дышать. Шаги проходящих звучали совсем близко.

Доминик лежал в неудобной позе. Он приподнял голову. Чуть пониже себя он заметил заголившееся бедро одного из солдат. Драгунский мундир задрался наверх, и в боковой разрез штанов проглядывала нежная розовая кожа. Такой кожи не могло быть даже у самого юного королевского драгуна. Мало того, Доминик разглядел на бедре у солдата два родимых пятна.

Доминик нахмурился. Все лежали, стараясь слиться с землей, а он вдруг забыл об опасности.

У кого он видел такие же родимые пятна? Это было уже давно…

Он едва удержался от восклицания, когда правда вдруг дошла до него.

Не может быть! Как Виллему оказалась здесь, рядом с ним, в этом опасном лесу?

В том, что это была она, он уже не сомневался. Пойти на такое безрассудство – это на нее похоже!

«Господи, что же мне теперь делать?» – думал в отчаянии Доминик.

В то же время он готов был смеяться над собой: провести целые сутки бок о бок с Виллему и узнать ее только по родимым пятнам на бедре!

Неплохо она их всех одурачила! Подумать только: Эгон, отец троих детей!

Любопытно, куда делся настоящий Эгон? Наверняка бежал. Видно, между ним и Виллему было некоторое сходство, раз остальные ничего не заподозрили. Виллему здесь, и так близко от него! Стоит ему протянуть руку… Любовь к ней захлестнула Доминика.

Но радость вдруг сменилась гневом. Сумасбродная девчонка! Как она посмела подвергнуть себя той страшной опасности, которая подстерегала их на каждом шагу? И как посмела возложить на него лишнее бремя – бремя ответственности за ее жизнь?

От возмущения он ущипнул ее за бедро.

Виллему вскрикнула, все повернули головы в их сторону. Двое с лошадью были уже далеко, но кричать все равно не следовало!

Виллему обиженно посмотрела на Доминика.

– Ничего страшного не случилось, – мрачно сказал Доминик. – Я нечаянно толкнул Эгона в бок.

Конечно, перед ним была Виллему! Ее лицо вспыхнуло одновременно и от негодования, и от чувства вины. Она была разоблачена, и Доминик, мягко говоря, не пришел в восторг от их неожиданной встречи. Виллему никогда не видела его таким сердитым.

Доминик встал.

– Должно быть, мы слишком близко подошли к селению, – сказал он. – Но в любом случае надо ехать дальше.

Солнце жгло немилосердно. Виллему наконец решилась снять мундир и остаться в рубахе, как все. Но широкополую шляпу она не сняла – шляпа защищала от солнца ее нежное лицо.

Отряд проезжал по мрачной и пустынной местности. Время от времени леса сменялись обширными болотами. Всем было не по себе – они в любую минуту ожидали удара в спину.

– Удивительно, что те двое нас не заметили, – сказал Йенс.

– Впредь надо держаться подальше от селений, – отозвался Доминик. – Не понимаю, как только люди находят здесь себе пропитание!

Однако вольные стрелки уже давно обнаружили маленький отряд. С вершины каждого холма за Домиником и его солдатами следили внимательные глаза, и по цепочке передавалось сообщение: в лесу шведские солдаты!

Вольные стрелки ждали лишь удобного случая, чтобы напасть, и уже мысленно готовили для шведов самые изощренные пытки.

– Сейчас их даже не трогайте, – сказал атаман вольных стрелков своим людям. – Они сами угодят к нам в ловушку.

Путь становился все тяжелее. Болота кончились, лесистая местность постепенно сменялась скалами, изрезанными глубокими расселинами.

Доминик остановился.

– Прямо ехать нельзя, – решил он при виде узкой теснины, открывшейся перед ними.

– Но ехать в объезд – слишком далеко, – возразил Ёте.

– Тем более, что для этого пришлось бы возвращаться немного назад, – поддержал его Кристоффер.

– Другого выхода нет, – сказал Доминик. – Вид этого ущелья не внушает мне доверия. Неровен час, мы столкнемся там с вольными стрелками…

– Не беда! Что нам стоит справиться с горсткой разбойников! – настаивал Кристоффер.

Доминик вздохнул:

– Тогда я должен открыть вам правду, – сказал он со вздохом. – Среди нас есть женщина. И мы не должны подвергать риску ее жизнь.

Солдаты с недоумением уставились на него, потом медленно повернулись к Виллему – они сразу догадались, кто из них женщина. Виллему покраснела и опустила глаза.

– Черт подери, разве ты не мужик и у тебя нет троих детей? – проговорил Йене.

– Солдата по имени Эгон среди нас нет, – объяснил Доминик, голос его звучал жестко. – Зато есть моя своевольная кузина, которая в угоду своему капризу последовала за мной. Похоже они с Эгоном поменялись местами. Я слишком поздно это обнаружил, иначе сразу отослал бы ее обратно. Теперь нам придется считаться с ее присутствием. Солдаты на миг потеряли дар речи.

– Но в седле она держится, как настоящий мужчина, – заметил Кристоффер, который понимал толк в верховой езде.

В глазах Ёте вспыхнул огонек, и это не укрылось от внимания Доминика.

– Никто из вас не прикоснется к ней даже пальцем! – строго предупредил он солдат. – Даже думать об этом не смейте. Ясно?

Все кивнули, однако у Ёте, казалось, зародилась своя тайная мысль. Доминик понял, что за ним нужен будет глаз да глаз.

– Сейчас я ваш командир, и вы все как один должны мне подчиняться, иначе мы не сладим с вольными стрелками, если встретим их на пути, – сказал он. – Поэтому держитесь от нее подальше!

Солдаты новыми глазами посмотрели на Виллему. У Йенса появилось отеческое желание защитить ее. Фольке был рад, что теперь не он самый слабый и беспомощный в отряде. Кристоффер не мог скрыть досаду, а Ёте… Ёте был похож на кота, загнавшего крысу в угол.

«Теперь только Господь может помочь нам», – подумал Доминик.

– Итак, поворачиваем и едем в объезд, – распорядился он.

На другом склоне ущелья снизу и до самой вершины громоздились неприступные скалы. Проехать там нечего было и мечтать.

Йенс вздохнул.

– Может, сперва поедим? – предложил он. – А то у меня уже давно брюхо подвело.

– Пожалуй, так и сделаем, – одобрил его предложение Доминик. – Путь предстоит долгий. Но учтите, сегодня есть больше уже не будем. Завтра я надеюсь прибыть на место. Сейчас разделим наш запас провизии пополам: одну половину съедим сразу, другую оставим на утро, а ужинать сегодня нам уже не придется. Все согласны?

Никто не возражал. Они нашли прохладное место на склоне, здесь хватало тени и для них, и для лошадей.

Во время еды Доминик расспрашивал солдат об их жизни.

– Небось, по моему выговору слышно, что я из Сконе, – сказал Йене. – Я и мои старики не задумывались, кто правит страной, датчане или шведы. У нас была хорошая усадьба: живи да радуйся, только бы не мешали хозяйством заниматься. Но тут пришли шведы и забрали меня в солдаты, а какой из крестьянина солдат, горе одно.

– Вот чудак, радоваться должен, – презрительно сказал Кристоффер. – Быть солдатом чести больше, чем крестьянином.

– Может и так, а все одно: армия мне не по душе, – добродушно возразил Йене. – Правда, девушки не любят таких, как я.

– С чего ты это взял? – оживился Ёте.

– Ни одна не пожелала выйти за меня замуж, хотя мы жили зажиточно и коров у нас было много. Отец с матерью к кому только не посылали сватов, но те всегда возвращались ни с чем.

– А у тебя когда-нибудь зазноба была? – спросил Ёте.

Йенс глянул на Виллему и смущенно опустил глаза.

– Нет, – усмехнулся он. – Я лишь издалека поглядывал на красивых девушек, да один раз я попробовал было…

– Говори же, чего умолк? – подбодрил его Ёте.

– Не могу я говорить о таком в присутствии благородной дамы.

– Ничего, я и не такое слыхала, – успокоила его Виллему.

– Была одна девушка, несколько раз оставался я с нею с глазу на глаз, даже пробовал обнять, да только ничего из этого не вышло.

Виллему стало жаль этого добродушного толстяка.

– Зато тебе, Ёте, девушки, небось, сами на шею вешались? – спросил Йене.

– Даже не спрашивай, – Ёте залился смехом. – У меня другая забота была: как от них отбиться.

– Счастливчик! – вздохнул Йене.

– Как сказать, иной раз вернешься домой после очередного свидания, еле ноги передвигаешь, а у тебя в постели лежат сразу две девушки, и обе ждут твоей ласки.

– Попридержи язык, Ёте! – одернул его Доминик.

– Да забудьте вы, что я женщина, – сказала Виллему. – Считайте меня тоже драгуном.

– Это не так-то просто, сударыня, – почтительно заметил Йене.

Виллему покраснела. Повернувшись к Ёте, она спросила:

– А где твой дом?

Ёте лежал, опершись на локоть, он был красив, как Бог, и знал об этом.

– Из дома меня так давно выгнали, что я даже забыл, где он находится. До войны был работником на большой усадьбе неподалеку отсюда. В Беккаскуге. Там есть красивый замок, которым владеет семейство Рамельс. Мне уже доводилось встречаться с вольными стрелками, они хозяйничают там по соседству. Это одна из причин, по которой я примкнул к шведам. Насмотрелся на этих вольных стрелков, которые сочувствуют датчанам.

– А ты, Кристоффер? По твоей речи я слышу, что ты из Уппланда. Каким образом ты оказался в Сконе?

– А как вы сами попали в Сконе, господин лейтенант?

– Я тебя первый спросил!

– Почему это я должен рассказывать? – уперся Кристоффер. – Чем я отличаюсь от остальных? Разве что немного больше получил от Господа Бога.

Доминик улыбнулся.

– Разума, отваги, смекалки? Ты это хочешь сказать?

– А если и так? Будь у меня возможность учиться, я бы далеко обставил всяких богатых сынков, которые думают, что они лучше других только потому, что происхождения благородного.

– Но ведь теперь и выходцы из простого сословия могут изучать разные науки.

– Эх, господин лейтенант, это только на бумаге!

Виллему почувствовала, что Кристоффером движет зависть, он, небось, и книгу-то в руки ни разу не брал.

У нее, как и у Доминика, Кристоффер вызывал непонятную неприязнь. Его самоуверенность отталкивала. И от взгляда его холодных глаз мороз пробегал по коже.

Доминик обратился к Фольке:

– Значит, ты живешь в Эльмхульте? А чем ты там занимался?

– Работал на одной усадьбе, только не большой.

– А девушка у тебя была? – усмехнулся Ёте.

– Была, но не особенно красивая.

– Слушать вас – уши вянут! – не выдержала Виллему. – Почему-то все мужчины считают, что заслуживают самых красивых девушек, хотя сами при этом безобразны, как тролли? Высказываю вам презрение от имени всех девушек, которых вы не считаете красавицами!

Наступило молчание.

– Виллему, – мягко сказал Доминик, – ты обидела Фольке, сказав, что он безобразен, как тролль.

– Я этого не имела в виду! Если у меня и сорвалось с языка неосторожное слово, это относилось не к нему. Не сердись на меня, Фольке.

Фольке кивнул, лицо у него залилось краской от смущения.

– Расскажи, о чем ты мечтаешь? – обратилась к нему Виллему, желая загладить неловкость.

– О чем я мечтаю сейчас? Только о том, чтобы вернуться домой, сбросить с себя этот проклятый мундир и снова стать простым деревенским парнем.

– А ты, Йенс?

– Мечтаю хоть раз переспать с девушкой, прежде чем помру. Потому я так и остерегаюсь вольных стрелков.

– А ты, Кристоффер?

– Есть у меня кое-какие мечты, только я предпочитаю не выбалтывать их первому встречному.

– Ёте, о чем мечтаешь ты?

– Я в своих мечтах высоко не заношусь. Мне бы осушить кружку пива в трактире да усадить девушку на колени. Такую же красивую, как вы, фрекен Виллему.

Он так бесстыдно подмигнул ей, что всем стало ясно, кого именно он не прочь держать сейчас на коленях.

– Господин лейтенант, ваша очередь, – обратился Йенс к Доминику.

Доминик очнулся: пока Виллему беседовала с солдатами, он не сводил с нее глаз.

– Я сейчас только об одном мечтаю, как бы нам всем живыми выбраться из этого проклятого места.

– Ну, об этом каждый из нас мечтает! А теперь фрекен Виллему должна рассказать нам, о чем мечтает она.

Виллему была разочарована ответом Доминика – неужели ему больше и мечтать не о чем?

– У меня в крови лихорадка, – начала она издалека. – Я мечтаю об одном человеке. Он предал меня: уехал и не попрощался. А это прощание было для меня единственной возможностью сказать ему, как горячо я его люблю. Так вот моя мечта – быть рядом с ним, отдать ему всю любовь, всю страсть, которая меня испепеляет. Только рядом с ним, в его объятиях обрету я покой.

Услыхав такой ответ, солдаты оторопело молчали.

– Господи! Хоть бы на миг оказаться на месте того счастливца! – проговорил Ёте. – Ай да кузина у вас, господин лейтенант!

Доминик отвел взгляд от горящих глаз Виллему.

– Напрасно завидуешь, тяжко придется тому человеку, дай Бог ему побольше твердости, – сказал он, обращаясь к Ёте. – Ему предстоит нелегкая борьба. Думаешь легко удерживать на расстоянии такую своевольную девицу?

– А ты уверен, что он захочет держать меня на расстоянии? – жалобно спросила Виллему Доминика.

– Поверь мне, он просит Господа послать ему силы и твердости устоять перед тобой.

– А почему он непременно хочет устоять? – спросил Кристоффер.

– На то есть свои причины. Суровая судьба развела их. До конца жизни они не смогут соединиться: их удел – это крушение надежд и тоска друг по другу, – ответил Доминик.

– Боюсь, вашей юной кузине одной тоски мало, – сухо заметил Кристоффер.

– У моей кузины нет выбора. Она рискует жизнью, если уступит любви. Ну, нам пора ехать!

Виллему встала вместе со всеми. Ответ Доминика несколько успокоил ее. Однако сдаваться она не собиралась. Она твердо решила не подчиняться суровым законам Людей Льда.

Доминик будет принадлежать ей, как бы он этому ни противился!

В глубине души она знала, что и он ни о чем другом не мечтает, хотя в отличие от нее всегда повинуется чувству долга.

Виллему смотрела в сторону Доминика, и сердце у нее ныло от тоски.

– Повернули назад, – разочарованно и злобно сказал атаман вольных стрелков. – Придется их задержать. Надо любой ценой заставить их ехать через ущелье!

Атамана звали Лилле-Йон, он был из северной части Геинге. Уже в первый год войны, которую вели вольные стрелки, он прославился своей изощренной жестокостью.

Атаман отдал своим людям несколько кратких приказаний.

Неожиданно Доминик увидел впереди на вершине горы несколько человек. Он осадил лошадь.

– Вольные стрелки! – вырвалось у него. – Всем спрятаться!

Но спрятаться было негде. Дозорные вольных стрелков должны были вот-вот их заметить. (Впрочем, они уже давным-давно заметили шведов, только не подавали вида, чтобы усыпить их бдительность.)

– Нам остался только один путь. – В глазах Доминика мелькнула тревога.

Кристоффер угадал его мысли.

– Да, надо спускаться в ущелье, – сказал он, – хотя предпочел бы открытую схватку на равнине.

– Попробуем уйти от них. Стрелки вооружены, вон дула их мушкетов блестят на солнце. Мы должны постараться избежать схватки, иначе нам никогда не доставить ларец в Эльмхульт, – проговорил Доминик.

– Мы должны доставить туда в целости и невредимости не только ларец, но также и фрекен Виллему, – галантно заметил Ёте.

– Да, и ее тоже, – резче, чем следовало, отозвался Доминик.

Они повернули лошадей и понеслись в теснину смерти, залитую жарким солнцем. Потревоженные вороны с криками взлетели над скалами.

Вольные стрелки, похожие на довольных грифов, наблюдали за ними с горной вершины.

Ни один из этой шестерки не должен был живым покинуть ущелье.