11

– Входи, – кратко сказал он. – Винга умерла.

– Я знаю, – ответила она. – Я услышала вой волков. Тогда я поняла, что у тебя большое горе.

– Да. Входи!

Тула окинула дом взглядом снизу вверх.

– Пока нет. Сначала я провожу Вингу до могилы. Как ты думаешь, могу я остановиться в Линде-аллее? Хейке понял ее загадочную речь.

– Конечно! Как поживает Кристер и его небольшое семейство?

– Отлично. Какое-то время им будет меня не хватать, а затем жизнь потечет для них, как обычно. Они прекрасные люди, все трое.

Хейке кивнул.

– Я провожу тебя до Линде-аллее. Все равно я должен сообщить им печальную весть. Они медленно шли по старой тропинке между хуторами, вели за собой коня Тулы.

– Прошло много лет, с тех пор как ты была здесь, – сказал Хейке.

– Да.

– Но ты не постарела.

– Увы, – улыбнулась она. – Но ты прав. Я осталась все той же, меченой.

– Тебя ждали.

– Откуда ты это знаешь?

– Ночью в Гростенсхольме было так неспокойно. Я думал, это из-за Винги. Но теперь я знаю – они чувствовали, что ты приедешь.

– Да. Пожалуй это так. Как я поняла, ты этой ночью не много спал?

– Да. Всю ночь я держал в объятиях Вингу. Мы разговаривали. Спокойно и приятно. Потом я потерял с ней контакт. Она начала говорить о своих родителях. Она была снова в Элистранде, маленьким ребенком. Говорила о маме Элизабет и папе Вемунде и о прекрасной жизни в Элистранде. На какое-то время она вновь вернулась ко мне. Я рассказал ей, как сильно я ее любил. Затем ее не стало. Тогда уже рассвело.

– У меня с Томасом было так же чудесно. За исключением того, что я приняла это не так спокойно, как ты. Я кричала и возмущалась судьбой все его последние дни. Теперь мы остались одни, Хейке.

– Да. Так это бывает с нами, мечеными. Мы живем дольше.

– Будто мы не достаточно настрадались от нашего злого наследия, не испив и эту скорбь.

– Скорбь. И ненависть.

– Ненависть к Тенгелю Злому?

– Да. Ты знаешь, Тула, моя ненависть так велика, что я не могу ее выносить. Когда моя любимая будет предана земле, я знаю, что сделаю.

Она взглянула на него, но ничего не сказала. Не спросила. Возможно, она знала.

Третий раз за короткий отрезок времени они стояли на Гростенсхольмском кладбище. Сначала Марта. Последнее погребение было самым тяжелым. Когда погребение закончилось и они медленно шли к Линде-аллее, где должны были состояться поминки, то увидели фигуру, полускрытую кустами на боковой дороге, ведущей к Элистранду. Тула, которая шла последней вместе с Вильяром и Белиндой, быстро сказала:

– Это она? И держит на руках твою племянницу?

– Да, – ответила Белинда, чувствовавшая большое уважение к этой новой родственнице Вильяра. У Тулы были такие дикие глаза, как ей казалось. И неужели ей действительно 48 лет? Непостижимо!

В глазах Тулы появился еще более недобрый блеск.

– Вы идите дальше, – сказала она. – Я должна поговорить с этой женщиной.

– Но… – произнес Вильяр.

– Возьми с собой девушку и иди!

Немного помедлив, он послушался. Остальные участники похоронной процессии были далеко впереди. Вильяр и Белинда были последними, они хотели наедине попрощаться с Вингой. Они один раз обернулись и успели увидеть Тулу, прежде чем она исчезла за деревьями у края дороги. Они видели, как фру Тильда с мрачной улыбкой на тонких губах пятилась назад. Потом они больше не смотрели. Хейке ждал их.

– Куда делась Тула?

– Пошла поговорить с фру Тильдой. Хейке побледнел.

– Тула? Ты в своем уме?

– Ну и что? Она просто хотела попытаться заставить ее отдать…

Но Хейке уже шел обратно быстрым размашистым шагом. Помедлив, они последовали за ним. Они нашли Хейке стоявшим неподвижно, точно парализованного, перед своевольной Тулой. Фру Тильды и след простыл. Тула повернулась к Белинде. Всех напугал пылающий огонь ее красивых, желто-зеленых глаз.

– Сейчас ты сможешь взять Ловису. Забери ее домой к родителям, как воспитатели они подходят больше.

Ответная тишина была неописуема. Затем Белинда посмотрела на дорогу.

– Но… Тут же лежит брошь фру Тильды! В куче… золы?

Вильяр издал стон.

– Не трогай ее! Пойдем! Мы пошли – быстро!

Он почти потащил Белинду за собой, спеша за другими участниками похорон. Они увидели, что Эскиль стоял и ждал их. Сольвейг поторопилась опередить других, чтобы принять гостей.

– Что это было?.. – попыталась выяснить Белинда, но Вильяр оборвал ее.

– Не спрашивай! Бог да поможет всем нам. Что ждет нас теперь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что мы потеряли Томаса и Вингу. Это – самое худшее, что могло с нами случиться. Теперь мы стоим перед потопом!

На поминках в Линде-аллее они ничего не сказали. Этот время было полностью посвящено памяти Винги. Но по пути в Гростенсхольм Вильяр говорил со своим дедом.

– Я этого не понимаю. Как Тула могла такое натворить? Ведь никто из меченых Людей Льда не имеет таких больших сил?

– Тула действует не одна, – ответил Хейке. Он был очень бледен.

Вильяр посмотрел на находившуюся перед ними старую усадьбу.

– Поэтому она не хочет жить в Гростенсхольме?

– Они ждут ее там.

– Речь ведь идет не о наших предках?

– Нет, те никогда не делали такого. Это совсем другие.

– Но они были сейчас за пределами усадьбы.

– Да, это так.

– Кто это?

– Весь серый народ?

– Нет. Только четверо из них. И я никогда не понимал, что они у нас делают. Никогда! Они во много раз сильнее, чем серый народ. У них с серыми, собственно, ничего общего. Но они следуют за людьми Льда еще со времен Тенгеля и Силье.

– И они тянутся к Туле? Хейке ответил угрюмо:

– Я не знаю, какого рода связь она с ними имеет, но она их добыча, это так. Как только она окажется в стенах Гростенсхольма. И она знает об этом.

– А она не отступит?

– Теперь уже нет. После смерти Томаса она сожгла все мосты, ведущие к людям. Как ты только что видел.

– Да, – сказал Вильяр с содроганием.

– Я боюсь, Вильяр. Боюсь, что она будет здесь. Однако бедная маленькая Белинда отстала, мы ушли вперед! Она старается поспевать за нами, а мы просто шагали шире.

Они подождали ее.

– И все-таки, – медленно произнес Хейке, – все-таки мне страшно возвращаться в Гростенсхольм. Там так пусто, Вильяр! Так пусто!

– Я знаю, дед.

Тайком он взглянул на Хейке. Дед не был похож на себя. В такой скорбный день это было бы не удивительно. Но тут было нечто большее – в глазах Хейке можно было прочитать фанатичную решимость. Вильяр видел ее с того самого утра, когда дед сообщил, что бабушка умерла. На лице Хейке, исполненном достоинства, отражалось не только бездонная скорбь, но и ни с чем не сравнимое отчаяние. Нечто неотвратимое, что испугало Вильяра.

В такие моменты хорошо было иметь рядом Белинду. Она была такой доверчивой, такой земной. За время короткого пути до дома она размышляла о многом. О практических вещах, которые она должна была проделать с Ловисой. О том, должна ли она, Белинда, уехать теперь в Кристианию, и о том, как они поступят с вещами Винги.

Прекрасно, что можно было заниматься такими простыми делами.

Уже на следующий день Хейке пошел к ленсману и рассказал, что случилось с фру Тильдой, которой уже хватились. Разумеется, он не сказал правды. Он назвал это «самовозгоранием». Это было нечто, чего все боялись. Все знали страшные истории о людях, которые начинали гореть. Собственно, таких случаев на свете было очень мало на протяжении всей истории, но страшные рассказы охотно передавались народом из уст в уста.

И когда ленсман и его свита увидели на дороге останки фру Тильды, то никто не усомнился. «Видно, это сам дьявол пришел и забрал ее», – решил ленсман, и никто ему не возражал.

Ловису забрали в Гростенсхольм. Прислуга из Элистранда не протестовала. Родителям Белинды было снова отправлено послание. Потому что кто-то же должен был позаботиться об усадьбе?

Однако прежде чем успели приехать родители, сестры и братья Белинды и начались хлопоты по переезду, в Гростенсхольмской волости произошли другие события…

Через два дня после погребения Винги Вильяр спустился вниз в столовую, чтобы позавтракать. Белинда была уже тут, с маленькой Ловисой на коленях.

– Доброе утро, – приветливо поздоровался он. – Уже встали?

Как всегда, когда она видела его в последнее время, она испытывала потрясение. Приятное, однако ей это не нравилось. Это причиняло боль.

– Твой дед рано ушел из дома, – сказала она смущенно. – Он оставил для тебя письмо. Вот – пожалуйста!

– Письмо? – удивился Вильяр, сдвинув брови. – С какой это стати?

Он уселся перед своей тарелкой и вскрыл конверт. Белинда ощущала в доме гулкую тишину. Тишину скорби. Здесь не хватало одного голоса. Радостного и неистового голоса хрупкой старой дамы, с серебристыми волосами и живыми движениями. Казалось, будто сама жизнь покинула Гростенсхольм. Расточительная, безответственная жизнь с поздними зваными ужинами, с роскошью, экстравагантностью и радостью жизни.

– Нет, – прошептал Вильяр. Он был явно испуган.

– Что там? – спросила Белинда.

– Он не в своем уме, этого он не может сделать! Я должен пойти в Липовую аллею, немедленно!

– Я с тобой, – сказала Белинда, потому что ее место было там, где был Вильяр.

Он ее не слышал. Он бросился опрометью из дома с письмом в руке. Белинда передала маленькую Ловису горничной и побежала следом. Он был уже далеко, на выгоне для лошадей, и ей пришлось немного приподнять юбки, чтобы поспевать за ним. Она догнала его только на дворе Линде-аллее. На всякий случай она держалась все еще позади, когда он вошел в дом.

Его родители и Тула сидели за столом и завтракали.

– Вильяр, что привело тебя сюда так рано? – спросил Эскиль.

Этот дом был тоже отмечен печатью скорби. У всех было подавленное настроение. Тула, сидевшая посредине напротив двери, мельком взглянула на Вильяра. У него в голове быстро пронеслась мысль о том, что ему необходимо узнать обо всем, что она могла надумать во время длинного пути из Швеции… Но он не тратил время зря на раздумья и пустую болтовню.

– Хейке уехал в долину Людей Льда!

Реакция Эскиля и Сольвейг была такой же, как у него – изумление и страх. Но Тула реагировала иначе:

– Что? Без меня? Когда он уехал? Бездыханная после бешеной пробежки, Белинда ответила:

– Только что. Он вручил мне письмо, которое я должна была отдать Вильяру. Затем он потрепал меня по щеке и исчез. Сразу после этого пришел Вильяр.

– И такое теперь, – пожаловался Эскиль. – Когда на пороге зима. Он же старый человек!

Тула вскочила из-за стола. Она проглотила последний кусок хлеба и запила его молоком.

– Читай письмо, Вильяр! Живо, я не должна терять время!

– Но ты не можешь…

– Замолчи! Читай! Вильяр развернул письмо.

– «Дорогой Вильяр!

Этим я полностью передаю Гростенсхольм под твою защиту, я знаю, ты справишься с этим.

Это письмо прощальное. Теперь, когда больше нет Винги, я попытаюсь найти сосуд Тенгеля Злого с водой зла и обезвредить его чистой водой Ширы. Я знаю, что я не тот человек, но мне нечего терять, чтобы добиться всего. Если я смогу освободить наш род от этого страшного карающего меча, то я это сделаю. Не должны больше рождаться такие обделенные дети, как я. Я попытаюсь вернуться домой, но если не вернусь, знайте, что мне не удалось выполнить задачу.

Все сокровища Людей Льда принадлежат теперь Туле, которая должна затем передать их маленькой Саге. Что касается волшебного корня, то я сохраняю его у себя. Он был со мной с первых месяцев жизни и охранял меня всю жизнь. Мне теперь нужна его сила, и, как говорится, я собираюсь вернуться! Так что он еще будет когда-нибудь принадлежать Туле, он тоже.

Вильяр, я беру с собой воспоминания о жизни с твоей бабушкой. Передай привет моему любимому сыну Эскилю и скажи, что он нас только радовал. Передай привет его восхитительной Сольвейг, которая поддерживала нас в хорошие и плохие дни. Привет неукротимой Туле. Попроси ее как следует заботиться о сокровищах Людей Льда! Разумеется, я беру с собой не всю воду из бутыли Ширы, поскольку, если мне не повезет, то вода еще останется для того, кто предназначен для продолжения борьбы. Дорогой Вильяр, позаботься о том, чтобы маленькой Белинде было хорошо. Она это заслужила.

Будьте все благословенны! Скоро мы снова увидимся!

Преданный Вам Хейке».

Вильяр опустил письмо. Остальные озадаченно смотрели на него.

– Это звучит совсем не так, будто он верит в свое возвращение, – сказала Сольвейг.

– Он должен! Он непременно должен, – сказал Вильяр.

Тула быстро шмыгнула в свою комнату.

– А не может ли она поехать вслед за ним? – испуганно сказала Сольвейг.

Эскиль выразился очень лаконично:

– Попытайся остановить ее! Вильяр опустился на стул.

– Что нам делать, отец?

Прежде чем Эскиль ответил, Тула вихрем пронеслась мимо с приготовленными в дорогу вещами. Она смела со стола несколько хлебцев и бараний бок, поцеловала Сольвейг и поблагодарила всех присутствующих. Затем покинула дом.

Тула поскакала сперва по направлению к Гростенсхольму. Она остановилась у ворот, не хотела подъезжать ближе. Она поднялась на стременах и крикнула, повернувшись к старому дому:

– Я вернусь. Я вернусь очень скоро. Только сперва я должна последовать за Хейке. В долину Людей Льда. Пожелайте мне удачи! И ждите меня!

Затем она повернула своего коня и поскакала по дороге на север, так что земля летела из-под копыт. Осенний лес переливался необыкновенно изысканными красками. Вдоль дороги, по которой она скакала, было много кленов, а ни одни деревья в лесу не могут светить, как они. Осины и березы осыпали ее желтой листвой, рябины блестели, как начищенная медь, а между ними сверкали желто-коричневые листья дубов и голубовато-зеленое великолепие сосен. Но Тула ничего этого не замечала. В голове у нее была только одна мысль: нагнать Хейке.

Через несколько часов она сумела это сделать. Она увидела впереди могучего, седовласого Хейке. Он остановил своего коня и подождал ее.

– Я знал, что ты приедешь, – произнес он сурово.

– Почему же ты не попросил меня поехать вместе с тобой?

– Я хотел, чтобы ты решала сама.

Они поскакали дальше. Небо было таким ярко-голубым, что напоминало огромный купол, покрытый лазурно-голубой эмалью.

– Кувшин с тобой? – спросила она.

– Да.

– Но драгоценное сокровище находится в Гростенсхольме. Однако я взял с собой понемногу от всех составляющих частей, которыми я бы мог воспользоваться.

Они снова ехали молча. Тула размышляла над тем, обладал ли еще Хейке устрашающей силой. Словно мощно заряженное грозовое облако, которое он держал в себе много-много лет.

Точь-в-точь, как она сама.

– Ты еще молода, – сказал Хейке. – Неужели ты действительно сделаешь это против воли своей семьи?

Она печально помолчала.

– Малин – прелестное дитя, – сказала она. – Но ей совсем не обязательно иметь такую бабушку, как я.

– Но ты же постоянно была…

– Замолчи! Ты же не знаешь о моей поездке сюда, в Норвегию.

Хейке больше ничего не сказал. Он только прислушивался к глухому стуку копыт по мягкой земле. Они еще не достигли главной дороги между Кристианией и Тронхеймом.

– Наступает зима, – промолвила Тула.

– Все приметы говорят о том, что зима будет мягкой. И мягкой, и поздней.

Она сделала выдох в свежий осенний воздух и усомнилась в этом. Но сама она не боялась зимы, она совершенно ничего не боялась, потому что больше не причисляла себе к человеческой толпе. К этим живущим, безобидным и менее безобидным людям, которые дрались и барахтались, чтобы выбраться наверх из вечной трясины, какой была жизнь.

– Когда мы будем там, по твоим расчетам? – спросила она.

– Расстояние между Кристианией и Тронхеймом исчисляют обычно в 20 дневных поездок верхом. Тогда можно ехать спокойно. Мы можем доехать быстрее.

– Не мучая лошадей, – сказала Тула. Он взглянул на нее и улыбнулся.

– Я слышу, что ты из Людей Льда. Разумеется, мы не будем мучить лошадей, ты это знаешь.

Они ехали по холмистой равнине. На особенно живописном месте возвышалась церковная колокольня. Люди всегда умели выбрать для церкви лучшее местоположение.

– У тебя есть какой-то план? – спросила Тула.

– Нет, вообще никакого. Кроме как попытаться найти место, где спрятан кувшин Тенгеля Злого. Последний, кто был неподалеку от него, это Ульвхедин. Это было более ста лет тому назад. Он был так одурманен травами, что не помнил, где ходил.

– Но у нас есть исходный пункт – скала над могилой Колгрима.

– Да, это ясно. Но кто знает, сколько выступов скал в долине? И могила находится даже не близко от места Тенгеля Злого. Она просто указывает направление. Но мы не должны отправляться сразу же, Тула.

– Да, – пробормотала она. – У меня сложилось впечатление, что Тенгель Злой не даст нам слишком приблизиться.

– Правильно. Но у меня волшебный корень.

– У Колгрима он тоже был, – напомнила она.

– Да, это так. Но я хочу верить, что между Колгримом и мной есть определенная разница.

– О да, – ухмыльнулась она. – По крайней мере, в возрасте.

Тут Хейке тоже улыбнулся. Они продолжали ехать молча и скоро оказались на главной дороге с весьма оживленным движением. Здесь встречались другие всадники. Они ехали мимо более медлительных экипажей и повозок. Солнце еще не достигло зенита.

Вильяру было неспокойно. В усадьбе было много дел, но на душе у него было тревожно. Во второй половине дня он снова пошел в Липовую аллею и нашел своего отца таким же встревоженным. Эскиль вздохнул.

– Я поеду вслед за ними, мысль о том, что отец – на пути в долину Людей Льда, нестерпима.

– Точно так же думал и я, – сказал Вильяр. – Но я хотел попросить тебя присмотреть в течение нескольких дней за Гростенсхольмом, пока я не верну деда домой.

Никто из них не говорил о Туле. Она была вполне в состоянии распорядиться своей собственной жизнью. А кроме того, ее теперешнее поведение немало пугало их.

– Нет, ты не можешь отправиться в такую опасную поездку, – сказал Эскиль. – Ты слишком молод.

– Я бы сказал, что ты, наоборот, слишком стар, – ехидно сказал Вильяр. – И ты ведь понимаешь, что я не собирался позволить им доехать до этой долины!

Сольвейг побаивалась и не хотела отпускать никого из них. Но после довольно ожесточенной дискуссии Эскиль уступил. У него было свое приключение, в Эльдафьорде. Вильяр же всю свою жизнь был только дома. То, что отправлялся он, было более естественным.

– Однако нагони их как можно скорее, – наказывал Эскиль. – Они не должны уехать слишком далеко, тогда, возможно, они не повернут назад. Ты должен привести Хейке домой, даже если бы пришлось связать его по рукам и ногам!

– Положись на меня, – сказал Вильяр. – Он не попадет в смертельную долину. Мы будем дома самое позднее через несколько дней!

Он заторопился домой, чтобы взять с собой самое необходимое. Когда он вошел в холл, там стояла Белинда с Ловисой на руках и своими упакованными вещами.

– Куда ты собираешься? – спросил он.

– Мои родители приехали в Элистранд. Пришло письмо о том, чтобы я переезжала туда с Ловисой. Я жду только экипаж.

– Вот как, – сказал Вильяр. Внезапно он почувствовал пустоту. – Конечно. Это… было… Она так и не услышала, что это было.

– Но ты вынимаешь пистолеты, – сказала она, вытаращив глаза. – Ты должен ехать?

– Я поскачу вслед за дедом и Тулой. Должен вернуть их домой. Они не могут добраться до долины Людей Льда. Я должен их остановить…

Она решительно посадила Ловису на софу.

– Тогда я поеду с тобой.

– Ты что, с ума сошла?

Белинда была настроена весьма решительно.

– Ты не можешь поехать один, с тобой должен быть кто-то, кто будет за тобой присматривать.

Он смотрел на нее с одновременно веселым и безнадежным выражением на лице.

– И это сделаешь ты?

– Это – моя обязанность.

– Я полагал, что твоя обязанность – Ловиса.

– Ловисе теперь будет хорошо в семье. Моя семья способна позаботиться о ребенке.

Вильяра вдруг охватило горячее сострадание к заброшенной Белинде. Неужели она сама в это верила? Как ее мать заботилась о ней самой? Но с внуками было, очевидно, по-другому. Говорят, что когда речь идет о собственных внуках, то человек становится немного помешанным.

Да, Ловисе будет в Элистранде, пожалуй, хорошо. Но Белинде? Она стояла прямо перед ним и смотрела ему смело в глаза, с искрой затаенной грусти. Словно знала, каков будет его ответ. Вильяр тяжело вздохнул.

– Я же обещал и бабушке, и деду присматривать за тобой… И здесь речь идет всего лишь о нескольких днях.

«Как бы ни сложилось это путешествие, – подумал он, – она бы ведь стала самой счастливой, если бы приняла в нем участие. Она ведь такая заброшенная! Такая отвергнутая. Чем станет она в Элистранде? Нянькой для Ловисы? Белинда, не вырони пеленки! Нет, неужто ты не можешь последить, чтобы вода в ванне была теплой? О, бедная Сигне! Не смогла сама заняться своим ребенком. Подумать только, какой необыкновенной матерью она была бы!»

При его последних словах в глазах Белинды загорелся робкий проблеск надежды. Но поскольку Вильяр медлил так долго, он вновь погас.

– Ты можешь ехать вместе со мной, – грубовато разрешил он.

– Оооо, – прошептала она. – Что мне взять с собой? Много ли еды? Взять ли дождевики? Зимний плащ?

Он отдал ей немногочисленные распоряжения, и следующие полчаса прошли в лихорадочном темпе.

Белинда делала массу ошибок и должна была укладывать вещи по нескольку раз. Бедной Ловисе не уделялось обычного внимания. Но вот прибыл экипаж, и маленькая девочка отправилась в Элистранд на коленях кучера. Белинда боязливо думала о том, что они с Вильяром должны исчезнуть из Гростенсхольма раньше, чем ее родня успеет прибыть сюда, чтобы схватить и ее. Очевидно, они были бы очень разгневаны.

И вот они сидели на конях. В последнюю секунду прибежала одна из кухарок с бутылкой самогона. «Никогда не знаешь заранее», – невнятно произнесла она.

– А как мы догоним их? – спросила Белинда. – Они ведь уехали так далеко вперед.

– Они остановятся на ночь, – ответил Вильяр. – Они же скакали целый день. А мы отправляемся под вечер. Это станет нашим преимуществом. Мы нагоним их за ночь. Мы их найдем, – закончил он, стиснув зубы.

Белинда всем этим только наслаждалась. Она должна была ехать верхом вместе с Вильяром по крайней мере два долгих дня, прежде чем они вернутся домой. Это будут прекраснейшие дни в ее жизни, эта необыкновенно красивая осень.

– А умеешь ли ты, собственно, ездить верхом? – спросил он немного недоверчиво.

– О да, – заносчиво ответила Белинда.

Правда состояла в том, что она имела о верховой езде слабое представление. Но это ничего не значило. Если только она будет ехать на своем коне первые часы за Вильяром, то она, пожалуй, натренируется. Тогда она ему покажет.

Эскиль и Сольвейг прибыли в Гростенсхольм отчасти, чтобы кивнуть сыну на прощанье, отчасти, чтобы посмотреть, что делать в усадьбе в ближайшие дни.

Их беспокоило и то, что Белинда должна ехать вместе с ним. Это означало для Вильяра дополнительную нагрузку, потому что помощи от нее не было никакой, от этой маленькой, старательной, но неловкой девушки. К тому же платить за две комнаты в гостинице было дороже.

– И все же, мне кажется, это прекрасно с его стороны так серьезно относиться к ответственности за нее, – сказал Эскиль.

– Да, – ответила Сольвейг. – Только я немного озабочена. Не хочу, чтобы он ранил ее, а он должен это сделать рано или поздно. Потому что она ведь по уши влюблена в него. А он видит в ней только протеже. По-детски доверчивую. Нуждающуюся в помощи.

– Да. Я жду, когда этот мальчик, однако, надумает жениться, – сказал Эскиль и повернулся, чтобы войти в дом. Потому что Вильяр и Белинда исчезли теперь за перелеском.