13

Марит огляделась по сторонам: она была ужасно смущена и растеряна, совершенно забыв дорогу.

– Думаю, что это та самая дорога, – неуверенно произнесла она.

Глаза их постепенно привыкали к темноте, они могли без труда различить деревья и кусты, но было совсем не просто рассмотреть с покрытого лесом холма, где лежит долина.

– Видишь, небо в этой стороне светлее, – сказал нотариус, – и поскольку теперь месяц Рождества, значит, солнце не ходит по большой дуге, и нам нужно идти на юго-запад. Ты не помнишь, в каком направлении лежала эта усадьба?

Она готова была умереть от отчаяния: она не помнила!

– Мы как раз стоим лицом в ту сторону… – запинаясь, пробормотала она.

– Пожалуй, ты права, – согласился он. – Попробуем поехать туда, куда ты показываешь…

Переход через холм, лежащий между Энгом и Мубергом, занял много времени. До западного склона было дальше, чем они предполагали.

Один из фермеров вырвался вперед.

– Если Ваше Величество позволит, я скажу кое-что…

– Будь добр, скажи, – ответил нотариус, забавляясь тем, что к нему обратились, как к королю. Он был человеком без сословных предрассудков, любил охоту и рыбную ловлю и на протяжении многих лет был другом семьи Мейден из Гростенсхольма, поэтому и прибыл сюда по первому зову. Этого судью, на встречу с которым они ехали, он давно держал под подозрением, поскольку к нему поступали многочисленные донесения о взятках и превышении полномочий с его стороны. Но до сего времени судье удавалось вывернуться, так что теперь у нотариуса появилась возможность свести счеты с этим сомнительным судьей. Всех судей он держал в ежовых рукавицах: добросовестных, грамотных, жестоких в отношении сбора налогов.

– Так что же ты хочешь? – спросил он фермера, который просто потерял дар речи, оказавшись лицом к лицу с представителем власти.

– Если верно то, что сказал Ларс своей Марит, то мы едем в нужном направлении, потому что есть только один прямой путь из усадьбы Воллера на другую сторону холма. Но эта лесная дорога такая старая, что многие уже забыли о ней.

– Однако никто из нас не видел здесь заброшенной усадьбы, – сказал Калеб. – А мы обыскали все вокруг.

– Но не на этом холме, – уточнил Никлас. – Это ведь слишком далеко от нас…

– На этой стороне должны быть скалы и… – сказала Марит.

– Верно, – вспомнил Калеб, – мы были в этой местности, Габриэлла и я, но повернули обратно возле скал, считая, что никто не может забраться туда. Да, мы на верном пути!

И они прибавили ходу.

И вскоре ехавшие впереди закричали в один голос:

– Смотрите! Там горит!

Желто-красное пламя лизало небо, заволакивая его густым дымом и озаряя таинственным светом.

– Дева Мария! – произносили многие и пришпоривали коней, несмотря на темноту и незнакомую местность.

– Посмотрите наверх! – крикнул Калеб. – Здесь начинаются скалы. И здесь должна быть дорога к усадьбе. Мы должны найти ее!

Посреди усадьбы был каменный дом с деревянной провалившейся крышей. Об этом Воллер не подумал – и внезапно пожар приостановился. Горела лишь половина усадьбы, бывшая когда-то жилыми помещениями. Ветер дул в противоположную сторону, и искры не долетели до амбара.

– Нужно поджечь снова! – сквозь шум пожара крикнул Воллер. – На этот раз начните с конюшен!

Взяв с собой пару своих людей, он направился вдоль нетронутого здания к двери конюшни. Судья и его кнехты стояли на некотором отдалении от домов, чтобы лучше было видно представление. Из амбара не доносилось ни звука.

Виллему и Доминик решили не кричать, пока хватит сил терпеть. Они неподвижно стояли на коленях, взявшись за руки. Доминик шептал слова любви плачущей Виллему, и она отвечала ему. Они еще не поддались панике, не почувствовали дыма и жара – во всяком случае, это им пока не досаждало.

– В такие минуты обычно начинают взывать к Богу, – сказала она, пытаясь рассмеяться, несмотря на всхлипы.

– Я давно уже взываю к Нему, – серьезно ответил Доминик.

– Хорошо хотя бы то, что мы вместе, – заметила она.

– Да. И поскольку мы все-таки не сможем обладать друг другом…

– То это, возможно, лучшее, что может быть! Не сказать ли об этом воллерскому помещику?

– Он не ведает, что любовь пребывает по ту сторону жизни и смерти.

А в этот момент судья и его люди замерли, услышав доносящийся из чащи леса раскатистый голос:

– Именем Его Величества короля Кристиана V прекратить этот убийственный пожар!

– Кто ты такой, чтобы говорить от имени короля? – крикнул в ответ судья. – Я судья Его Величества, и я командую здесь!

Из леса выехал большой отряд всадников. Многие из них знали судью, он испугался, чувствуя, что бледнеет.

Нотариус, как представитель власти, холодно произнес:

– Мадс Осмундссон, ты отстраняешься от обязанностей судьи. И если девушка мертва, ты будешь приговорен к смерти!

Воллерский помещик слышал этот приказ, произнесенный достаточно внятно. Он тут же сообразил, в чем дело, и сказал своим помощникам:

– Теперь они нужны нам живые, а не мертвые. Выводите их, да поскорее, и скачите с ними в Воллер так, словно за вами гонится сам черт!

С этими словами он вскочил на коня и помчался вперед.

Судья быстро оправился от шока. Он надеялся, что Воллер услышит слова нотариуса и увезет пленников с собой. И, услышав отдаленный стук копыт, он понял, что все в порядке.

– Какая девушка? – с обидой произнес он. – Мы сжигаем старую усадьбу, чтобы освободить место для новых построек.

– И для этого тебе понадобились все твои кнехты?

– Мой господин, Вы оскорбляете меня! Если Вы думаете, что у нас тут пленники, обыщите весь дом!

В полусгоревшей части усадьбы уже нечего было искать, но Калеб и Габриэлла все же направились ко входу – и остальные последовали за ними.

Нотариус дал наказ солдатам из Акерсхюса:

– Смотрите за этими кнехтами, чтобы никто из них не улизнул. Сначала проверим, так ли уж невиновен судья, как он утверждает! Иди, Мадс! Один!

Это очень не понравилось судье: он чувствовал себя уверенным лишь тогда, когда за его спиной стояли подручные Воллера или его собственные. Но на этот раз перевес был не на его стороне, так что ему пришлось подчиниться.

– Я не понимаю, в чем Вы меня обвиняете, господин нотариус. Разве могу я прятать здесь женщину? – с чувством оскорбленного достоинства произнес он. – Мне кажется, я всегда был одним из верных слуг Его Величества!

– Неужели? Скактавл придерживается другого мнения!

– Скак…

Судья лишился дара речи. Он с яростью подумал о своих помощниках, не удосужившихся проверить, жив Скактавл или нет.

Больше нотариус к нему не обращался, направившись прямиком к дверям конюшни.

– Скактавл говорил, что нужно пройти через конюшню… – нервно заметил Калеб. – Им еще не удалось сжечь амбар, так что нам остается лишь благодарить Бога за то, что мы пришли не слишком поздно.

– Там никого нет, – выдавил из себя судья, которого втолкнули туда.

Факелы освещали незапертые двери амбара.

– Вы же сами видите, что здесь пусто! Все стояли у входа.

– Что означает это сооружение из жердей? – спросил Андреас.

– Здесь держали свиней… – торопливо ответил судья.

Ощупав перегородку, Калеб заметил, какая она прочная.

– Она совсем новая, – сказал он.

– Да, ее только что поставили.

– Кому принадлежит эта заброшенная усадьба?

– Сейчас никому. Вы же видите: она пустая.

Габриэлла зашла в одно из отделений, взяла с собой факел и осветила пол. Она подняла что-то и тут же побледнела.

Калеб охнул.

– Волосы Виллему! Волосы Виллему!

Он схватил судью за воротник, стал трясти его, но тот не в силах был вымолвить ни слова. Никлас крикнул из другого отделения:

– Кто-то был привязан к этой стене!

– Они убили сына Микаела! – завопил Бранд.

Все знали о непримиримости Бранда, впадавшего в ярость.

Судья, страшащийся своего одиночества среди врагов, воскликнул:

– Это не я! Это не я! Это не мои пленники, я могу присягнуть!

– Вполне возможно, – холодно заметил Андреас. – Но Скактавл был твоим пленником. Ты целый год держал его здесь – ты, презренная тварь! И только потому, что тебе показалось, что он слишком легко отделался от последствий бунта!

Один из свартскугенцев давно уже пытался что-то сказать.

– Господин нотариус, мне показалось, что я слышал удаляющийся стук копыт, как только мы пришли сюда.

– Я тоже слышал, – подтвердил другой.

– Я видел, вниз ведет дорога, – добавил третий.

– Куда ведет эта дорога? – спросил нотариус судью.

– Я не знаю.

– Не валяй дурака, это не в твоих интересах!

– Я– я думаю, что она ведет… к усадьбе Воллера.

– Вот это мы и хотели узнать. Маттиас, я останусь здесь: ответственность за судью и его кнехтов теперь ложится на меня и моих людей. Но вы можете взять с собой несколько солдат из Акерсхюса, хотя вас и так много. Скачите поскорее к Воллеру, я прибуду следом, как только мы обезвредим всех этих людей.

Все тут же сели на коней и поскакали вниз по лесной дороге.

Покинутая усадьба была скрыта за скалами и лежала в глубоком ущелье на границе с округом Энг – вот почему так трудно было найти ее.

В усадьбе Воллера было темно и тихо. Это было четырехугольное строение, внутри которого находился скрытый от глаз двор. К их большому удивлению, ворота оказались открытыми – и они, не задумываясь, въехали туда на всем скаку.

Фермеры на своих битюгах не могли скакать так же быстро, как остальные, часть из них отстала. И тут ворота закрылись, пропустив лишь небольшую группу, ехавшую впереди.

Во дворе зажгли факелы – и тут Люди Льда и свартскугенцы – немногие, кому удалось проскочить, – увидели, что на них со всех сторон наставлены копья, колья и вилы.

Но Бранда это не испугало: в нем загорелся страшный гнев, и он бросился к двери и принялся колотить в нее.

– Выходи, воллерский помещик, и держи перед нами ответ! Если ты убил наших детей, я сам отправлю тебя на плаху!

Все напряженно ждали. Атмосфера во дворе была крайне напряженной, люди Воллера нервничали, но гости не шевелились. Они получили приказ от Калеба не ввязываться в драку.

Наконец дверь распахнулась.

– Кто вы такие, чтобы нарушать ночной покой честных людей? – крикнул Воллер.

– Не притворяйся, – холодно произнес Бранд. – Ты держишь здесь Виллему и Доминика. Мы требуем их выдачи живыми. И знай, что сюда скоро прибудет нотариус с кнехтами из Акерсхюса, так что твоя песенка спета!

– Вряд ли. Они будут сторожить кнехтов судьи.

– Будь разумным! Давай по-хорошему, без кровопролития! Мы не хотим устраивать здесь драку!

Воллерский помещик бросил взгляд на освещенный факелами двор. Быстро прикинув соотношение сил, он решил, что они примерно равны. Потасовка могла превратиться в настоящую кровавую бойню, и еще не известно было, чья возьмет. Его люди впустили слишком много «гостей».

– Мы можем договориться полюбовно, – коротко произнес он. – Вы получите их, если подпишете документы, уже заготовленные мной.

– И что же говорится в этих документах?

– Что я взамен получаю во владение Гростенсхольм, Липовую аллею и Элистранд.

Все охнули. Во дворе воцарилась полная тишина. Наконец арендатор Свартскугена мрачно произнес:

– Твой отец тоже выкинул такую злую шутку, когда отнял Воллер у моего отца!

Помещик не нашел, что ответить.

Габриэлла, побелевшая, как полотно от страха и боли в плече, больше не могла выдержать этого.

– Сначала покажи нам наших детей! Мы хотим видеть, что они живы!

– Зачем вам они? Ваша дочь – ведьма, которую рано или поздно сожгут на костре. Мы просто хотим немного укоротить ее мучения.

– Виллему не ведьма!

– Неужели? Спроси любого из них! Спро…

– Я хочу видеть ее! – в ярости и отчаянии бросила ему в лицо Габриэлла. – Что вы сделали с ней?

Воллер сделал знак одному из мужчин, стоящих за его спиной – и Виллему вывели на ступени, освещенные светом факелов. Руки ее были связаны за спиной, из носа текло, она сопела и шмыгала. Она казалась такой маленькой и беспомощной, остриженная, дрожащая от холода.

– Один мой взгляд, и она умрет, – сказал воллерский помещик.

– Виллему! – крик Габриэллы был похож на душераздирающий вопль.

– Мама! Дорогие мама и папа! – всхлипывала Виллему, и в ее плаче слышались все перенесенные ею страдания.

– А где Доминик? – спросил Бранд. – Где внук моего брата Тарье?

– Молодой человек оказал сопротивление, когда мы тащили сюда девицу, так что нам пришлось немного образумить его – сам виноват. Но с ним все в порядке. С моим сыном Монсом было в тот раз куда хуже!

– Что Вы заладили об одном и том же? – вспылил Калеб. – У Вас что, нет других наследников?

Это было сказано грубо, Калеб сам понял это, но вид измученной дочери заставил его потерять над собой контроль.

– У него есть наследник, – ответила Виллему, и все услышали, как страшно она была простужена. – У него есть дочь и внук, который смертельно болен. Дядя Маттиас, не могли бы Вы спасти его? Вместе с Никласом…

– Заткнись, девка! – крикнул Воллер.

– Я мог бы попробовать помочь ему, – дружелюбно сказал Маттиас. – Я прихватил с собой лекарства на случай, если они понадобятся нашим детям.

– Мне не нужна помощь учеников дьявола!

– Маттиас обычный врач, – сказал Бранд. – Но у Никласа целительные руки. Он может…

– Никогда в жизни! – выкрикнул помещик. – В этот дом Люди Льда не ходят! Всем известно, что Люди Льда – потомство Сатаны! Я сам смогу присмотреть за своим внуком.

В западной части дома распахнулось окошко.

– Отец! Прошу тебя, пожалуйста…

Все посмотрели туда: у окна стояла невзрачная молодая женщина, дрожащая от страха, потому что осмелилась перечить отцу.

Побагровев, он погрозил ей кулаком.

– Тебя это не касается! Закрой окно – и немедленно!

На ее лице появилась гримаса нерешительности: она уже взялась было за оконную раму, но остановилась, услышав голос Андреаса:

– Это ее ребенок, она имеет право принимать решение! Если она хочет, чтобы сначала Маттиас – не Никлас – осмотрел его, послушайтесь ее!

– Послушаться ее? Женщину?

Бранд наклонил голову и посмотрел исподлобья, по-бычьи, на Воллера.

– Ты боишься не Сатану, поскольку ты сам находишься скорее под его покровительством, чем под покровительством Господа! Ты воплощение самого зла! Ты просто ненавидишь Людей Льда – и это становится для тебя делом принципа! Забудь о своем жалком самолюбии и не приноси ему в жертву жизнь ребенка и душевный покой матери! У твоего внука есть возможность спасения – а ты ею не пользуешься! Какой же ты после этого дед!

– Вы все равно не сможете спасти ребенка, так что нечего и болтать об этом! – презрительно бросил Воллер.

– Этого ты не знаешь. Если ты боишься сверхчеловеческих способностей Никласа, то прими, по крайней мере, помощь Маттиаса! Он совершенно обычный человек.

– Я не боюсь…

Воллерский помещик заметил, что противоречит самому себе и раздраженно отвернулся.

– Ну, хорошо, идемте! Вы, двое, врач и колдун! Даю вам один час. Если вы не вылечите за это время мальчика, усадьбы будут моими. А если я не получу их, тогда конец ведьме и ее рыцарю!

Они ничего не ответили. Виллему снова увели, а Доминика они так и не видели. Все, кто остался во дворе, уселись на землю и на ступени.

Ночь была холодной, но они этого не замечали: холод страха, наполняющий их сердца, было куда труднее вынести.

– Один час? – произнесла Габриэлла, повернувшись к Калебу. – Что они, по его мнению, могут сделать за один час? Он намеренно поставил такое жесткое условие!

– Да. Я не понимаю его. Нотариус может прибыть с минуты на минуту – и что тогда он скажет в свое оправдание?

– Возможно, он думает, что мы подпишем документы о покупке усадеб до того, как приедет нотариус. Ты слышала, что он сказал Маттиасу в доме, перед тем, как закрыть дверь?

– Нет, а что?

– Что он указал в документах, что усадьбы продаются за две телячьи шкуры. «И догадайся сам, какие телячьи шкуры мы имеем в виду!» – злорадно сказал он Маттиасу. Что можно ожидать от такого человека?

Калеб тяжело вздохнул.

– Но она жива, и то хорошо, – сказала Габриэлла.

– Да, слава Богу! И мы должны вызволить ее отсюда.

– Ты готов отдать за нее Элистранд?

– Да, готов. Ты ведь тоже?

– Конечно! Но не говори об этом вслух, а то Воллер услышит!

Маттиас и Никлас вошли в комнату, где ждала их дочь хозяина, уже одетая. Вблизи она казалась еще более невзрачной. Но в ее любви к ребенку нельзя было ошибиться. Руки ее двигались нервозно, глаза, уставившиеся на обоих мужчин, расширились от призрачной надежды.

– Пойди прочь, баба, – сказал ее отец. – А вот и ребенок. Посмотрим, на что способны вы со своим искусством!

Маттиас захватил с собой сундучок с медикаментами. Поставив его на стол, он склонился над ребенком.

Мальчик спал или был без сознания, дыхание его было слабым и быстрым, как у птенца.

– Сколько времени он уже находится в таком состоянии? – тихо спросил Маттиас.

– С самого рождения, – грубо отрезал Воллер. – Он всегда был хилым. Но после того, как свартскугенцы убили его отца, я все надежды возлагаю на него.

– Это Ваша дочь? – спросил Маттиас. Помещик неопределенно фыркнул.

– Вы уверены, что это свартскугенцы убили его отца?

– Знаю? Это ясно и так! Мой зять был один, когда это случилось.

– Каждый волен думать по-своему, – ответил Маттиас своим мягким, дружелюбным голосом. – Можно раздеть ребенка? – спросил он у матери.

Она тут же бросилась раздевать мальчика. Он проснулся и начал хныкать усталым, жалобным голосом.

Маттиас вздохнул:

– Один час – слишком малый срок. За это время мы только, в лучшем случае, поставим диагноз. Возможно, определим, как нужно лечить его, но вылечить его за это время…

– Таковы мои условия.

– В таком случае, нужно сразу обратить к Никласу.

– Только без фокусов-покусов!

Маленького, тщедушного мальчика положили на стол, подстелив сукно. Маттиас принялся тщательно ощупывать его – и ребенок пищал, как новорожденный.

– Что он ест?

– Самое лучшее, что у нас имеется! – похвастался хозяин. – Здесь у нас нет недостатка в еде!

Маттиас взглянул на мать.

– Ему дают молоко, хлеб и все, что у нас есть. Но у него рвота. Единственное, что он может есть, так это кашу…

– И так было все время?

– Нет, сначала все было нормально, потом стало все хуже и хуже.

Она заплакала, а отец рявкнул, чтобы она замолчала.

– В выделениях есть кровь?

– Да, на пеленках…

Маттиас задумался. Ему трудно было поставить диагноз.

– Ты заметила, какую еду он в особенности не выносит?

– Всю еду.

– Некоторые дети не переносят коровьего молока…

Она задумалась, в глазах ее было отчаяние.

– Нет, он не переносит вообще всякую пищу…

– На пеленках бывает слизь?

– Да.

– Тогда все ясно! У него острый катар желудка!

– Я так и знал, – вставил воллерский помещик.

– Почему же Вы сразу не сказали об этом? – вмешался Никлас, до этого молчавший. – Мы зря теряем время на расспросы!

– Заткнись, бесстыдный, сопливый щенок!

Никласу стало ясно, что помещик даже понятия не имел о катаре желудка.

Маттиас попытался успокоить их:

– Я пропишу ему диету, куда входят лекарственные растения…

– Ведьмовские снадобья? – оборвал его помещик.

– Ни в коем случае! Вот это, – сказал он, доставая маленькую коробочку. – Этот порошок достался нам от сведущих в колдовстве Людей Льда. Я отдаю его Вашей дочери, потому что она лучше понимает состояние своего ребенка. Каждое утро она должна давать ему одну маленькую щепотку.

– Не бери это! – приказал помещик дочери, которая уже взяла коробочку. Отпрянув от него, она крепко зажала в руке драгоценное снадобье.

– Я бы так не поступал на Вашем месте, – мягко сказал Маттиас Воллеру. – Датский король Кристиан IV очень хотел, чтобы ему прописали этот порошок, когда его лечил от расстройства желудка мой родственник Тарье Линд из рода Людей Льда. Но ему так и не досталось это снадобье. Мой прадед Тенгель лечил с помощью этого порошка одного священника, и тот не протестовал, хотя и знал, что это колдовское средство.

– Гм… – только и произнес помещик.

– А сейчас ребенок должен принять дозу этого снадобья. Оно сделано исключительно из хорошо известных трав, так что Вам нечего опасаться. Не найдется ли немного кипяченой воды?

Дочь подошла к двери и крикнула слуге, потом вернулась.

– Некоторое время воздерживайтесь от коровьего молока, – сказал ей Маттиас. – Используйте только чистую кипяченую воду для приготовления каши, я напишу, как ее готовить. Но, господин Воллер, Вам не кажется, что такой тяжелый катар невозможно вылечить за один час? Не слишком ли это короткий срок?

– Такова моя воля.

Маттиас вздохнул. Он достал из сундучка жаропонижающее средство и высыпал порошок в бокал с водой.

– Тогда нам ничего другого не остается, как попросить помощи у Никласа, – сказал он.

– Шарлатанское искусство! – пробормотал помещик. – Но пусть попробует! Я вижу, вы хотите, чтобы у постели ребенка стоял сам дьявол!

– Искусство врачевания – это загадка, любезный, – терпеливо пояснил Маттиас. – И не наше дело решать, откуда оно пришло – с неба или откуда-то еще. Я знаю только то, что мой прадед Тенгель очень многим принес облегчение и благоденствие своими целительными руками, и Никлас равняется на него, используя свой дар. Он мог бы иметь власть над людьми, мог бы стать святым, к которому совершают паломничество – но он не хочет этого. Он скромный молодой человек, не считающий себя избранником Божьим, а тем более – избранником Князя Тьмы.

– Но теперь ты все-таки делаешь это, – ворчливо сказал Воллер Никласу. – Почему же?

– Потому что я хочу спасти моих родственников и друзей детства. Мы трое всегда были близки друг другу, потому что у всех нас есть специфические способности.

– Еще бы! – пробормотал помещик. – Я сам видел это у нее… с меня хватит! И у него тоже? Что же он умеет?

– Он может читать мысли, – не без опаски произнес Никлас.

Воллерский помещик с изумлением уставился на него.

– Значит, он…

– Что же?

Помещик говорил это скорее самому себе:

– Узнал, что мы хотим сжечь их…

– Доминик вполне мог это узнать.

По телу тучного помещика пробежал озноб.

А Никлас продолжал:

– И я делаю это потому, что этот маленький мальчик должен быть спасен – ради его матери, у которой наверняка нет иных радостей в этом доме, и ради самого мальчика.

В глазах помещика он увидел вопрос: «А не ради меня?» – но его лицо тут же приняло свое обычное, деспотическое выражение.

– Ну, давай же, нечего тут болтать!

Взглянув на свои руки, Никлас – на глазах у трепещущей матери – положило их на тщедушное тельце, провел ими по бледной коже, потрепал ребенка по щеке и улыбнулся, заметив его испуганный взгляд. У воллерского помещика пока не возникало мысли о том, что все это имеет отношение к ведьмам и демонам.

В комнате было тихо, даже помещик молчал, было слышно лишь, как Маттиас перемешивает порошок. Тишину нарушил приход служанки, которая принесла кипяченую воду. Наконец смесь была готова.

– Будет лучше, если ты дашь это ему сама, – сказал он матери.

Она тут же это сделала: ребенок проглотил это равнодушно и вяло, почти не раскрывая рта. Все это время Никлас не отнимал рук от его тела.

Когда мальчик проглотил все, мать выпрямилась и сказала:

– А теперь остается только ждать, когда он выплюнет все это обратно.

– Обычно это бывает сразу? – поинтересовался Маттиас.

– Сейчас сами увидите.

Они стали ждать, но ничего не было.

– И, конечно, у него тут же начнется понос, – добавила она.

Они опять стали ждать.

– Он может сидеть?

– Только с поддержкой, он же такой слабый.

– Приподнимите его. Так будет лучше для него после еды.

– Да, но тогда начнется рвота!

– Давайте попробуем.

Она подняла за плечи маленькое тельце – нежно, по-матерински. Мальчик зевнул.

– Но… – удивленно произнесла она. – Обычно он…

– Будет лучше, если я снова займусь им, – сказал Никлас и взял ребенка на руки. – Я еще не закончил. Как его зовут?

– Эрлинг, – застенчиво произнесла она.

– Эй, Эрлинг! – улыбнулся Никлас мальчику, держа его на руках. Мать просияла от радости и гордости оттого, что кто-то разговаривает с ее всеми забытым ребенком.

Руки Никласа мягко и осторожно обхватывали маленькое тельце. И вот – хотя голова его неустойчиво качалась из стороны в сторону – мальчик посмотрел на свою мать, найдя ее лицо среди новых и незнакомых лиц, и неуверенно улыбнулся.

– Он улыбается! – воскликнула мать. – Он улыбается, отец! Он не улыбался уже так долго!

– Ему больше не больно, – пояснил Маттиас. – Лекарство и руки Никласа сделали свое дело.

Воллерский помещик встал.

– Можете забрать домой тех двоих, – проворчал он и вышел из комнаты.

Передав ребенка матери, Никлас поспешил за ним, в то время как Маттиас давал ей необходимые предписания. В прихожей Никлас увидел, как воллерский помещик рванул дверь и крикнул Бранду:

– Можете заходить, вас никто не тронет!

И, надув губы, он отступил назад и скрылся в своих комнатах. Что еще ему оставалось делать?

И тут начался хаос. Прибывшего нотариуса вместе с его кнехтами впустила охрана, толком не знавшая, что ей нужно делать, и Никласу пришлось объяснить, в чем дело, в то время, как большинство Людей Льда бросились освобождать пленников. Сказав, что хозяин Воллера не отделается от ответственности, и искупит свои грехи, нотариус направился во внутреннюю часть дома. Габриэлла позвала Виллему – и та вышла из комнаты со связанными за спиной руками, сопровождаемая двумя охранниками.

– Где Доминик? – первым делом спросила она.

– Здесь, – ответил один из охранников и открыл другую дверь. Доминик сидел там, скрючившись, у стены, со связанными руками и разбитым в кровь лицом.

Упав перед ним на колени, Виллему прошептала:

– Ах, Доминик!..

Но руки ее были связаны.

Он посмотрел на нее – его глаза улыбались, несмотря на боль.

– Виллему… – сказал он, и в его голосе звучала вся любовь мира.

Калеб, Габриэлла, Бранд и Никлас, вошедшие в комнату, чтобы развязать пленников, остолбенели, уставившись друг на друга: их лица выражали ужас.

Быстро нагнувшись, Габриэлла развязала веревку на руках дочери и помогла ей встать.

– Пойдем, Виллему, – сказала она. Остальные занялись Домиником, поставили его на ноги.

– Вытри мне нос, мама, – попросила Виллему, – я не могу пошевелить руками.

До Габриэллы дошло не сразу. Ах, дитя, дорогое дитя!

– Я так хочу есть, мама, – жаловалась Виллему. – Я такая грязная, я насквозь продрогла, я простужена… Я хочу домой!