9

Эскиль был благодарен маме Винге за то, что она отправилась с ним в дом Ингер-Лизе.

Он представил свою мать семейству, которое было в восторге. Винга выглядела как настоящая дама, к тому же она умела располагать к себе людей. Этому искусству она научилась с годами, и Хейке неоднократно с немым восхищением наблюдал, как она поворачивает все в свою пользу. Или, вернее, в пользу своих близких. Винга была по-прежнему заманчиво красива. Несмотря на то, что ей исполнилось сорок, выглядела она на двадцать девять (она приложила к этому определенные усилия, и ей это удалось). И в то же время, она, при желании, могла показать весь шарм, присущий зрелой женщине. В данный же момент, в обществе своего длинноногого сына, ей не нужно было выглядеть на двадцать девять, поэтому она держалась как женщина в летах. И Эскиль с удивлением наблюдал ее в этой новой роли.

Тем не менее, он был почти напуган тем, что крестьянин, поддавшись ее искусству обольщения, растаял, как воск: чтобы прочитать историю Эльдафьорда, она пустила в ход все свои способности.

Винга, в свою очередь, была в недоумении. Девушка, Ингер-Лизе, была на редкость хороша собой, но ей никак не удавалось привлечь внимание Эскиля, как она ни старалась. Что происходило с парнем?

Но как только девушка заговорила, Винга все поняла: эдакая самодовольная, жеманная дурочка!

Видя, что ее сын попал в трудную ситуацию, она тут же сказала:

– Эскиль, будет лучше, если ты сейчас отправишься наверх и поможешь отцу. А мы тут сами все прочитаем.

Мы, это означало: она и хозяин!

Эскиль с облегчением встал, и Винга проводила его до двери. Там она сжала его руку и сказала:

– Это хорошо, Эскиль, что ты не попался в ее сети. У тебя еще много времени впереди, ты встретишь еще красивых девушек.

– Тише… – попросил ее Эскиль, и Винга с удивлением посмотрела на него. И она увидела на его лице горечь, причину которой не понимала.

Эскиль возвращался обратно в состоянии отупения, будучи не в силах ни на чем сосредоточиться. Он забыл даже про Йолинсборг с его привидениями, стоящий на вершине холма, он даже ни разу не взглянул в ту сторону.

На кухне он увидел Сольвейг. Он кивнул ей, стараясь не смотреть на нее.

– Твой отец у Йолина, – взволнованно произнесла она. – Он находится там уже долго.

Эскиль снова кивнул, чувствуя себя совершенно ни на что не способным. Пугливо и растерянно взглянув на него, она сказала:

– Эскиль… Ты ведь не собираешься снова идти наверх, в Йолинсборг?

– Куда идти? Ах, да… Нет… Я не знаю, во всяком случае, один я туда не пойду. Но если отец пойдет туда, я пойду с ним.

– Я не хочу, чтобы ты ходил туда, Эскиль, не хочу!

И тут он взорвался. Взявшись за спинку стула, он стукнул им об пол.

– Я хожу туда, куда мне хочется! – раздраженно произнес он и направился к выходу.

Но в дверях он остановился, подумал и вернулся назад.

– Прости меня, – с сожалением произнес он, видя ее окаменевшее лицо. – Я не хотел обидеть себя, Сольвейг. Я просто… раздражен. У меня плохое настроение.

– Ничего, – ответила она, и тут вошел Терье и сердито спросил, почему в кухне такой беспорядок. Он не терпел в своем доме никакой небрежности.

Эскиль отправился в свою маленькую комнату.

Вечером все собрались в гостиной Терье. К этой комнате у Терье было особое отношение: целый год она бывала заперта, и гости могли любоваться ею, лишь стоя в дверях. Но Винга, вернувшись из дома Ингер-Лизе, всплеснула руками и воскликнула: «Ах, какая у них внизу чудесная гостиная!» Ее слова задели Терье за живое. И он впустил их в свою гостиную: пусть полюбуются творением его рук!

В самом деле, в комнате был идеальный порядок, все было настолько превосходным, что становилось не по себе. «Бедняга…» – подумала Винга, которой Эскиль рассказал по дороге кое-что о нем. У Терье были просто навязчивые идеи.

– Кстати, – сказала она. – Мне там, в деревне, сказали, что есть одна дама, которая более чем охотно согласилась бы стать вашей домоправительницей, господин Йолинсон. Вами интересуется столько женщин!

– А, Хильда… – ответил Терье с гримасой раздражения. – Ее я брать в дом не собираюсь! В мой чудесный дом? Она слишком толста и неуклюжа, люди будут смеяться надо мной.

Винга подумала: хорошо, что Хейке не слышит эти слова. Ей хотелось как-то подбодрить и воодушевить этого явно приторможенного в умственном развитии человека, но ответ его не настраивал на дружеские излияния.

Они сидели и негромко разговаривали, чтобы не разбудить мальчика.

Разговор шел о вещах повседневных. Хейке и Винга рассказали о своей поездке в Эльдафьорд.

– Тебя и в самом деле оказалось нелегко найти, Эскиль, – сказала с улыбкой Винга. – Никогда в жизни мы не задавали людям столько вопросов. Но наконец мы нашли рыбака, который довез нас сюда на своей лодке. Ах, как мы обрадовались, снова увидеть тебя, Эскиль!

– Ты знаешь, где ты теперь находишься, мой мальчик? – с улыбкой спросил Хейке.

– В Эльдафьорде, конечно.

– Да, но в какой части Норвегии?

– В Вестланде. Хейке покачал головой.

– Вестланд – это слишком широкое понятие. Я же имею в виду более конкретное название.

– Нет, этого я не знаю.

– Так вот, если отсюда провести прямую линию – через горы и долины, прямо на восток, то попадешь точно в долину Людей Льда!

У Эскиля отвисла челюсть.

– Неужели?

– Вот именно.

– Значит, мы так далеко ушли на север? Ах, отец, давай отправимся туда!

– Нет, что ты! Нам нечего делать там. И если бы даже мы отправились туда, путь этот был бы очень длинным. Нам пришлось бы сделать большой крюк, а на это у нас нет времени. К тому же меня пугает эта долина. Вам обоим, простым людям, бояться нечего. Мне же… Однажды я уже встречался с Тенгелем Злым. С меня хватит. Я поклялся тогда, что никогда больше не пойду на это. Давайте лучше поговорим о делах насущных. Значит, вы оба убеждены в том, что вас кто-то преследовал?

– Да, – хрипло произнес Терье Йолинсон. – Раньше я не верил в это. И все эти страшные истории только раздражали меня. Но то, что мы слышали, господин Линд, было ужасно. Это было просто неописуемо.

Хейке кивнул.

– Я верю больше тебе, чем моему фантазеру-сыну, – сказал он. – Теперь уже поздно туда отправляться, но завтра утром, если хотите, я могу сходить туда с вами.

– Хорошо, – сказал Эскиль, обращаясь к Терье. – У отца особые способности распознавать присутствие колдовских сил и бороться с ними.

– Ну, ну, – возразил Хейке. – Это вовсе не так. Сам я мало на что способен, но мне помогают… Об этом не стоит теперь говорить. Мы собирались немедленно уехать вместе с Эскилем отсюда, но если речь зашла о привидениях и человеческих смертях, нам придется заняться этим.

Вид у Терье был растерянный. У него не было ни малейшего желания снова возвращаться туда.

– Совершенно очевидно, что мы напали на след, – с жаром произнес Эскиль. – Теперь мы знаем, где находится клад.

Клад?.. Эти слова возымели действие. Никто не мог лишить Терье Йолинсона его законного наследства! Это было написано на его красивом, но – ах! – хитром и упрямом лице.

– Хорошо, – угрюмо произнес он, – я пойду с вами. Но я думаю, что нам следует взять с собой священника…

– Священник – это неплохо, – с улыбкой произнесла Винга. – Но я уверена, что Хейке уладит это дело куда лучше.

– Нет, Винга, – предостерегающе произнес Хейке. – Это будет совсем не то.

– Сейчас в деревне есть священник, – вставила Сольвейг. – Он пришел исповедовать старого Борда Трондсона.

– Тогда я предлагаю тебе, Терье, взять завтра рано утром с собой священника, – спокойно заметил Хейке. – Священники хорошо справляются с духами грешников, покоящихся в не освященной церковью земле. Но против злых духов они бессильны.

– Стало быть, ты сам хочешь заняться ими? – хрипло произнес Терье.

– Я попытаюсь, – смиренно произнес Хейке.

Он с трудом заставлял себя смотреть на Терье. Каждый раз, когда он видел его, в памяти его всплывали горькие картины. Торжествующее лицо Сёльве с желтыми глазами. Его смех, когда ему удавалось уколоть Хейке какой-нибудь щепкой…

Он инстинктивно взглянул на свое предплечье: там все еще были заметны шрамы от уколов.

Глаза у Терье не были желтыми. В остальном же он был поразительно похож на Сёльве.

Хейке задумался над сказанными Эскилем словами. Что Терье временя от времени «исчезает» из реальности, становится плоским, словно картинка. Вернее, он становился тенью – плоской, лишенной глубины. Хейке не воспринимал так Терье. Во всяком случае, здесь, в доме, да и Эскиль видел его плоским только в окрестностях Йолинсборга. Одно было ясно: в человеке этом были какие-то странности. Он не был привидением, подобно Ансиоле. Не был он и призраком. Абсолютно ничего этого не было в нем. Хейке научился различать признаки привидений. Нет, Терье был скорее всего воплощением кого-то, жившего прежде. Или, может быть, кто-то хотел жить в нем дальше и вселился в его душу?

Трудно было разобраться во всем этом. Может быть, его мысли были просто нелепостью. Но то, что Эскиль видел весь пейзаж в окрестностях Йолинсборга – вместе с Терье, конечно – плоским, говорило кое о чем.

И Хейке решил повременить с окончательным мнением о Терье до утра. Расправив плечи и вздохнув, он весело сказал:

– Ну, Винга, что ты узнала об истории Эльдафьорда?

– Не слишком много. Там говорится большей частью о деревенских усадьбах, и хозяин всеми правдами и неправдами заставил меня прочитать все про его замечательную усадьбу. Можно было подумать, что он сватал за Эскиля свою дочь.

Она дразняще улыбнулась Эскилю, но тому было вовсе не до смеха. Он внимательно рассматривал поверхность слова, словно желал высчитать возраст дерева, из которого стол был сделан.

Поняв, что шутка ее была неудачной, Винга сказала:

– Тем не менее, я узнала кое-что об этих кострах, от которых и произошло название этой местности.

– Хорошо, – сказал Хейке. – Об этом я хотел бы послушать.

– Но я не совсем поняла, в чем дело. Похоже, люди очень боятся говорить об этом. «Эта жуть», было там написано.

– Это выражение было использовано и в другом месте, – заметил Эскиль. – «Обвал на Орлиной горе увлек за собой всю эту жуть», или что-то в этом роде.

– Так-так, – произнес Хейке. – Значит, костры горели на плато? Над Йолинсборгом?

– Да, теперь я припоминаю, – сказал Эскиль. – Однажды, когда я поднимался наверх, я заметил какое-то чуткое, призрачное свечение. Но я не осмелился разглядывать его.

– Я слышала, как старики рассказывали о чем-то таком, – вставила Сольвейг.

– Заткнись, – оборвал ее Терье. Сделав вид, что не слышит сказанных Терье слов, Эскиль повернулся к Сольвейг и сказал:

– В самом деле? А я-то думал, что только я такой сверхчувствительный. Оказывается, другие тоже…

Сольвейг была рада тому, что он обратился прямо к ней и даже пошутил.

– Нет, это свечение люди видят с давних времен, – сказала она. – Не правда ли, Терье?

– Не болтай чепухи, – прошипел Терье, и радость умерла на ее застывшем лице. Повернувшись к Винге, Хейке сказал:

– Ты узнала, что представляли собой эти костры?

– Нет, но в каком-то месте я прочитала о «наказании Господа, ниспосланном безбожнику». Не знаю, что имеется в виду.

– Обвал, происшедший в 1256 году, конечно, – сказал Эскиль.

– Нет, я имею в виду безбожника. Кто это был? И что он натворил? Был ли это господин Йолин, спрятавший свои сокровища в 1600-х годах?

– Завтра узнаем, – сказал Хейке. – А то и сегодня.

На том они и разошлись.

Эскиль вышел во двор. Он и сам не знал, что ему было нужно. В это время из хлева показалась Сольвейг. Вечер был теплым и тихим. Эскиль стоял и смотрел на фьорд. Проходя мимо него, она ради вежливости негромко сказал:

– Хороший вечер…

– Да, – пробурчал он и засунул руки в карманы. Она не знала, что еще сказать ему. «Не уходи…» – молил мысленно Эскиль, не в силах думать ни о чем другом.

– Теленок облизал меня, – с нервозной улыбкой сказала она, – так что у меня все руки мокрые.

Он посмотрел на ее руки и улыбнулся – с оттенком мужского превосходства. Но не злобно.

Некоторое время оба молчали.

– Ты, должно быть, очень страдал в тюрьме от одиночества, – каким-то извиняющимся тоном произнесла она.

– Да, разумеется.

– Нет ничего странного в том, что тебе нравится общество Ингер-Лизе, – мягко и дружелюбно сказала Сольвейг.

– Я не обращаю внимания на таких ряженых кукол. Они думают только о том, какое впечатление производят на других. А ты сама? Наверняка ты была очень одинока после смерти мужа! Ведь общество Терье – это совсем не то, что надо.

– Я была одинокой задолго до смерти Мадса, – тихо сказала она. – Наш брак был ужасно несчастливым.

– Тогда зачем же ты выходила замуж? – агрессивно произнес Эскиль.

– Так хотели мои родители.

– Мне трудно представить себе, что кто-то мог решить это за тебя. Ты производишь впечатление такой зрелой.

– Но ведь и я когда-то была очень молодой! Это болезнь Йолина меня состарила.

– Я не говорю, что ты старая, – сердито произнес Эскиль, не глядя на нее. – Но ведь женщинам, так же, как и мужчинам, нужно общество. Что делают женщины в подобных случаях?

– Тоскуют, – тихо ответила она. – А потом смиряются.

– Ты тоже смирилась? Она ничего не ответила.

– Я спрашиваю, ты тоже смирилась?

И опять не последовало никакого ответа. Он резко повернулся в ее сторону.

Ее уже не было. Он услышал только, как тихо закрылась дверь кухни.

Эскиль остался стоять во дворе, прислушиваясь к ночным звукам. К шорохам в хлеве, крикам пролетающих мимо ночных птиц. К беспредельной тишине, исходящей от гор и от фьорда. Холод, спускающийся вниз с горных вершин, стал проникать под его одежду, вызывая дрожь. И он пошел в дом, не смея бросить взгляд на Йолинсборг. У него не хватало на это смелости. Ему не хотелось нарушать атмосферу этого прекрасного вечера, не хотелось будоражить свой ум. Ему не хотелось снова метаться между бессильным раздражением и мечтами, которые он не решался додумать до конца.

Утро было пасмурным, немного туманным. Уже кричали вовсю морские птицы, когда Хейке, Винга, Эскиль, Терье, Сольвейг и священник отправились в Йолинсборг. Вместе с ними пошел и молодой рыбак по имени Элис, не веривший в привидения, но сгоравший от любопытства.

Маленький Йолин был таким спокойным, радостным в это утро, что Сольвейг решилась оставить его одного. Она давно уже не покидала усадьбу. Здоровым он, конечно, не был, но Хейке зашел и поговорил с ним, и это благотворно подействовало на мальчика. К тому же он получил маленькую дозу морфина, на всякий случай.

Хейке совсем не нравилось, что с ним отправляется столько людей. Вингу, он, разумеется, остановить не мог, за долгие годы их брака он понял, что перечить ей невозможно. Но он боялся за своего сына – и Винга тоже, поэтому она и настояла на том, чтобы отправиться с ними, она боялась потерять Эскиля. Эскиль же хотел во что бы то ни стало пойти с отцом. Конечно, в этом был смысл, хотя Хейке много дал бы за то, чтобы тот остался внизу, в усадьбе Терье, под надежным замком.

Сольвейг тоже не следовало брать с собой.

Но она уговорила его. И поскольку ее желания уже давно никто не выполнял, он пошел на уступки.

То, что она беспокоилась о Терье, было исключено. Хотя она и не показывала этого, Хейке чувствовал ее отвращение к Терье, сквозящее в каждом ее жесте. Но почему же она настаивала на этом?

Бросив взгляд на Эскиля, он удивился.

Юноша был не похож на себя. Он отсутствовал дома целый год, но его изменило не время. Это имело отношение к происходящему. Он казался беспомощным, неуравновешенным. Хейке замечал, что взгляд Эскиля часто останавливается на Сольвейг и отчаяние на его лице сменяется упрямством.

А что она? Она бросала быстрые, боязливые взгляды на Эскиля, трепеща, как лесная фиалка.

Как бы Эскилю не пришлось обидеть Сольвейг, эта женщина перенесла столько испытаний в жизни!

Только бы Хейке спасти ее сына! Но он знал, что это всего лишь мечты.

Он не брал на себя ответственности за молодого рыбака. Когда они поднимались наверх, они услышали позади голоса – к ним присоединилось еще двое юнцов. Хейке спросил их, движет ли ими любопытство или же они готовы в случае необходимости проявить выдержку и храбрость. Оба смутились, но все же ответили, что у них достаточно сил, чтобы вступить в схватку с привидениями.

Тон, каким были сказаны последние слова, вызвал у Хейке раздражение. Но поскольку он не знал наверняка, представляет ли собой этот дом опасность, он не стал с ними спорить.

Посмотрев вниз, на деревню, он заметил повсеместное оживление. Собравшись группами, люди смотрели на идущих наверх. Несколько мальчишек хотели было тоже увязаться за ними, но их остановили и отшлепали. И он понял, что для людей, живших вы деревне, привидения были реальностью. Да, если он избавит их от этой напасти, это будет большое дело. В этой маленькой бухточке каждая пядь земли имела значение, не говоря уже о свободе передвижения.

И вот они поднялись к Йолинсборгу.

– Какой красивый дом! – воскликнула Винга. – Просто великолепный!

Терье просиял. Но даже теперь улыбка его ничего не выражала: ни радостного удивления, ни смиренной благодарности. Может быть, только скрытый триумф или самодовольство… «Вот, посмотрите, самонадеянные людишки, мы здесь, в деревне, имеем больше, чем вы! Что, не ожидали такого?»

Хейке стиснул зубы. Нет, он не мог выносить этого человека! Хотя тот был вовсе не виноват, что напоминал ему кошмары детства.

Некоторое время они стояли и осматривали дом. Терье совсем не хотелось туда входить.

Наконец Хейке сказал:

– Большинство из вас останется здесь. Мы же с пастором пойдем в дом. Если мы там ничего не обнаружим, Эскиль и Терье пойдут следом – когда мы их позовем. Если же все будет хорошо, войдут в дом и другие.

Он ничего не сказал о том, что мандрагора беспокойно двигалась. Никто даже не подозревал, что она у него есть.

– Твой отец такой смелый! – шепнула Сольвейг Эскилю.

– Еще бы! Он может все!

Винга с благодарностью улыбнулась сыну.

И когда оба мужчины вошли в дом, Сольвейг боязливо приблизилась к Эскилю, словно ища у него защиты. И у него появилось сильное желание обнять ее хрупкие плечи.

Хейке и священник остановились в прихожей. Хейке собирался с мыслями. Мандрагора согнулась крючком, хотя ничего не было заметно в помещении.

– Вы что-нибудь замечаете, пастор? Священник, худощавый мужчина с редкими седыми волосами и костистым лицом, ответил:

– Я бы этого не сказал. О доме в Эльдафьорде я слышал с детства, но слухам, ходящим в деревне, я не придавал значения. Могу сказать только, что Терье Йолинсон проделал большую работу по перестройке дома! Это трудолюбивый и богобоязненный человек, усердно посещающий церковь.

– Вы бывали здесь раньше?

– Да, здесь умерло несколько человек. Злой, непонятной смертью. Но большинство из них было перенесено на носилках в усадьбу. Но я был здесь, когда умер брат Терье, Мадс Йолинсон. Тогда здесь была лишь старая часть дома.

– Какой вам кажется атмосфера этого дома? – спросил Хейке, думая о том страхе, который испытывала Сольвейг к этому дому.

– Атмосфера? – с улыбкой произнес священник. – Об этом я ничего не могу сказать.

Они стали осматривать дом. Неторопливо и основательно. В первую очередь они заглянули в кладовую.

– Мне кажется… – с усмешкой произнес священник, – что вы к чему-то прислушиваетесь?

– Да, так оно и сеть. В этом доме слишком тихо.

– Что вы хотите этим сказать?

Хейке чувствовал некоторое недоверие к себе со стороны пастора. Он вспомнил, как еще утром этот добрый приходской священник медлил, прежде чем подать ему руку, испуганный его внешностью. «Бедняга, как он уродлив!» – говорил взгляд священника.

Но к такому отношению он давно уже привык.

И ответил со своей обычной кривой усмешкой:

– Если я и имею что-то в виду, так это то, что оба мы теперь в безопасности. Давайте позовем Эскиля и Терье! Ведь, если поразмыслить над деревенскими слухами, правда о сокровищах господина Йолина всегда была «нежелательной».

Пастор посмотрел на своего партнера так, будто начинал сомневаться в его здравом смысле.

– Значит, мне не нужно освящать этот дом? – спросил он.

– Пока не нужно, – коротко ответил Хейке. – Пока мы еще не обнаружили здесь ничего, что требовало бы молитв. Если бы вы сейчас начали молиться, то спугнули бы возможное средоточение зла, и мы никогда ничего не узнали бы об этом. Любопытство же, господин пастор, всегда было одной из моих движущих сил!

Священник кивнул в знак согласия, и Хейке позвал двух других.

Оба они вошли в прихожую.

– Ну как? – тихо и настороженно спросил Терье, словно его пугала тишина его собственного дома, который он перестраивал в течение стольких месяцев.

– Пока ничего, – ответил Хейке.

Терье с облегчением вздохнул, Эскиль был в замешательстве. Ведь папа Хейке всегда видел больше, чем остальные!

Впервые за все утро Хейке по-настоящему взглянул на Терье Йолинсона. И на этот раз он понял, что имел в виду Эскиль. В этом человеке и в самом деле было что-то особенное! И то, о чем говорил ему Эскиль, Хейке теперь тоже замечал. В Терье было что-то нереальное. И более того! Хейке не мог выразить этого словами, но чувствовал, что стоит перед неизвестным ему явлением. И ему не терпелось узнать, во что все это выльется.

Удивительно было то, что сам Терье, казалось, совершенно не догадывался, какое впечатление он производит на других, на таких сверхчувствительных людей, как Хейке, как Эскиль! Да, Эскиль, который всегда считался совершенно бесталанным! Как же реагировала на все это Винга? У Хейке не было времени выяснять это.

Вопрос стоял так: если Терье имел отношение к проклятию этого дома, если он был частью него… почему же тогда Терье Йолинсона преследовала та жуть, которая царила здесь?

В этом было какое-то несоответствие!

Терье напал на след сокровищ – и был тоже изгнан отсюда!

Нет, это было абсурдом. Во всем этом не просматривалось никакой взаимосвязи.

Хейке заметил, что все чего-то ждут от него. Они ждали его распоряжений, в том числе и священник.

– Давайте пойдем и посмотрим записи, – предложил Хейке. – От вас могут потребоваться кое-какие пояснения.

Они направились на кухню, причем Эскиль и Терье были настороже, готовые к бегству, если…

– Посмотрим, – сказал Хейке. – Мы войдем сюда все вместе?

Им так и не удалось войти в тесную кладовую. Внезапно все остолбенели и стали прислушиваться. Где-то в доме послышался жалобный хор. Стонущие, плачущие голоса, взывающие о помощи.

В мгновение ока Терье выскочил за дверь. Остальные же остались в доме. И Эскиль остался только потому, что отец железной хваткой взял его за руку.

– Отец, – прошептал он. – Это же те самые звуки, которые я слышал перед появлением той самой жути!

– Спокойно, Эскиль, – ответил ему Хейке. – Мы с пастором одни ничего не найдем. Ты должен остаться с нами. Ведь это тебя они собираются преследовать!