10

Она знала, что не может получить мандрагору. Она будет принадлежать ей только после смерти Хейке. А если чего-то Тула и не хотела, так это его смерти! Между ними установилась на редкость прочная дружба.

Вся же остальная часть наследства – огромные, устрашающе-действенные запасы, были ее!

Да, потому что Хейке ими вообще не пользовался. И не было никакого смысла в том, чтобы все это так и оставалось неиспользованным.

Тула не видела этих сокровищ. И у Хейке были все основания не допускать ее к ним, учитывая ее строптивость.

Она не видела ни запасов снадобий, ни сосуда с водой Ширы.

Но она сгорала от желания овладеть всем этим. И вот уже скоро ей предстояло покинуть Гростенсхольм. И, возможно, она сюда никогда больше не вернется…

Дело было в том, что Тула уже искала эти сокровища. Время от времени она оставалась дома одна и пользовалась этим. Она осматривала шкафы, кладовые, запертые на ключ комнаты и чуланы.

Но ни разу она не обнаружила даже следов того, что искала. Она не могла себе представить, где же они могли быть спрятаны.

Пока, наконец, однажды…

Конечно же! Как она раньше об этом не подумала! Конечно же, на чердаке!

Через четыре дня, когда вовсю сверкало весеннее солнце, ей представился удобный случай. Все наносили визиты по случаю сорокалетия Винги, а те, кто работал на кухне, никогда не поднимались на второй этаж.

Ей не было страшно. Предупреждения Хейке были, конечно же, уловкой, чтобы она не искала ничего на чердаке. Ведь служанки, Эскиль и Винга поднимались на чердак, когда хотели! И ничего там не было опасного! Просто там находились сокровища.

Она собиралась увезти их с собой тайком в чемодане. Фляжку Ширы она брать не собиралась, она ей была ни к чему, поскольку Тула не имела намерения отправиться в долину Людей Льда.

Она собиралась домой. Домой, чтобы учиться колдовать.

Почему подняться на чердак для нее опаснее, чем для других? Как раз наоборот! Она ведь была «меченой» и в некотором роде имела отношение к призракам. Во всяком случае, она лучше знала их мир.

В доме было тихо. Тула подкралась к лестнице, ведущей на чердак.

Она вставила ключ в замочную скважину.

Вопреки всему, ее сердце учащенно стучало.

Тьфу! Если это получается у служанок, значит, получится и у нее! Ведь у нее же такие способности!

Вот об этом ей как раз и следовало подумать. О предупреждении Хейке. Слуги и Эскиль могли ходить туда свободно, а также Эскиль. Потому что они не видели призраков. Хейке и Винга были хозяевами Гростенсхольма и заключили с обитателями чердака соглашение. Тула же была залетной птицей. И она не усвоила себе правила неприкосновенности частного жилища. «Мой дом – моя крепость!» И нечего здесь делать разным проходимцам!

Те, что жили наверху, не хотели, чтобы их видели. Это было такое простое правило, но Тула этого не понимала.

Дверь со скрипом отворилась.

– Тс! – прошептала Тула с улыбкой.

На лестнице чувствовался сквозняк. И у нее это вызвало неприятное чувство, она вспомнила, каким штормом сопровождалось появление Тенгеля Злого.

Подбадривая себя мыслью о сокровищах, она стала подниматься наверх.

Там, наверху, послышался шепот и бормотанье. Помедлив, Тула открыла дверь и вошла. Шепот перешел в басовитое, угрожающее гуденье. Не такими ли были вибрации смерти, которые слышал Хейке? Она не была уверена в этом, но в голове ее гудело и шумело.

Чердак был необычайно просторным, так что она едва различала его противоположную стену. И он был обитаем. Или это были привидения? Она нервозно фыркнула при мысли об этом, не чувствуя особого желания встретиться с ними.

Они стояли в выжидательных позах. Они все были здесь. И вид у них был не гостеприимным.

– Добрый день, – с натянутой улыбкой произнесла Тула. – Не обращайте на меня внимания! Я только поищу здесь кое-что.

Снова послышался шепот и оборвался и начался снова. Он нарастал и стихал и был вовсе недоброжелательным.

Две женщины с торчащими из-под одежды хвостами приблизились к ней с угрожающим видом. Высокий висельник тоже медленно подошел, глаза его угрожающе сверкали.

Внезапно обратный путь на лестницу ей преградили несколько жутких существ. Подошедшая к Туле женщина уставилась ей в глаза своими побелевшими, выкатившимися глазами, лицо ее казалось голубовато-бледным. Утопленница? К Туле подползали на животах какие-то мерзкие созданья – маленькие девочки и мужчины, которых она раньше не видела и которые, судя по всему, умерли ужасной смертью, все они тянулись к ней, окружали ее.

– Но… я не хочу причинить вам никакого зла, – испуганно произнесла она. – Хочу только поискать…

Теперь речь уже не шла о сокровищах, теперь она думала о том, как спасти свою жизнь, вырваться отсюда!

С этими тварями и впрямь нельзя было шутить!

Она повернулась к лестнице. И тут заметила, как кто-то рванул ее за платье, материя затрещала. Низкорослое существо с окровавленными зубами разинуло пасть, чтобы схватить ее за руку.

Тула закричала. Она попыталась подойти ближе к спасительной двери, но тут шум стал оглушающим, от криков у нее звенело в ушах, призраки возбужденно вопили. Тула обернулась к ним, почувствовав рывки за платье и укусы, и завопила от страха. Лестница была так близко, она видела следы крови на руке, пытаясь отстраниться от нападавших на нее призраков, ей казалось, что все кончено. Никогда она не увидит больше мать и отца, никогда больше…

И тут она услышала глухое, низкое рычанье. Четыре демона стояли рядом с ней, окружая ее. Толпа чудовищ закричала и заверещала, и Тула, увидев, что проход на лестницу свободен, вырвалась из когтистых лап, оставивших на ее руке длинные полосы, пробормотала слова благодарности четырем своим жутким покровителям и опрометью бросилась вниз по ступеням. Выскочив за дверь и захлопнув ее, она бросилась с плачем на пол, вся исцарапанная, в разорванном на длинные лоскуты платье.

Она услышала внизу торопливые шаги. Хейке и Винга вернулись домой.

– Что это еще такое? – бросил на ходу Хейке. – Что за шум? Ах, Винга, здесь лежит Тула! Но почему у нее такой вид?

– Чердак… – прошептала Винга. – Она побывала на чердаке. Не потому ли ты так скоро собрался домой?

– Просто я почувствовал, что дома что-то не так. Но мысль об этом даже не приходила мне в голову!

Они подняли Тулу и отвели в ближайшую комнату. Она не позволяла к себе прикасаться, настолько исцарапанной она была. Винга принесла воды и обмыла ее раны.

– Ты сошла с ума, Тула, – сердито сказал Хейке. – Разве ты не знаешь, как это опасно? Зачем тебе понадобилось туда ходить?

Она только всхлипывала в ответ.

И когда Винга отлучилась ненадолго, Хейке тихо спросил:

– Как тебе удалось выбраться оттуда? Люди погибают там, наверху, разве ты не знаешь? Помощники Снивеля были разорваны в клочья. Никто не выходит живым из когтей призраков, если сунется к ним на чердак, в их владения. Тебе кто-то помог. Кто же?

Потрясенная, она не могла вымолвить ни слова.

Но Хейке не сдавался.

– Это не Виллему и не Доминик, я знаю, они не властны над призраками. Кто же это был, Тула?

– Демоны, – в отчаянии прошептала она. Хейке онемел. Потом сказал только:

– Тебе нужно уехать отсюда завтра же. Я хотел написать твоим родителям, чтобы они встретили тебя, но на это нет времени. Ты должна уехать немедленно! То, что ты подвергала опасности свою жизнь, это уже плохо, но с демонами дело обстоит гораздо хуже. Почему они помогли тебе, Тула?

– Не знаю.

Он потряс ее за плечи.

– Отвечай мне!

Вошедшая в это время Винга спасла ее.

– Дорогая Тула, почему ты пошла на чердак? – спросила эта моложавая сорокалетняя женщина.

Как обычно, Тула решила прибегнуть к спасительной лжи.

– Я знала… что там есть… что-то очень важное… Слова с трудом пробивались у нее сквозь плач, но Хейке и Винга были терпеливы.

– …важное для… Людей Льда… Я хотела посмотреть… там, наверху… я думала, что… я найду…

Она жалобно шмыгнула носом.

– Это безумие! – сказал Хейке. Но потом подозрительно спросил:

– Ты уверена в том, что это и было причиной? Ты «меченая», Тула. И ты не проявляла никакого интереса к тайному наследию Людей Льда. Это неестественно, я знаю это по собственному опыту.

И тут Тула вспыхнула, как порох. Сев, она стукнула кулаком по тумбочке.

– Да! Да, это так, я искала сокровища! Они принадлежат мне. Мне! Потому что ты ими не пользуешься, у тебя они просто лежат и гниют!

И тогда Хейке улыбнулся широкой, понимающей улыбкой.

– Вот теперь ты говоришь откровенно! Теперь я узнаю это вожделение по обладанию наследством. Теперь я понимаю смысл твоего визита на чердак. Я был несправедлив к тебе, Тула. Ты была такой способной, такой послушной и покладистой, хотя тебе приходилось бороться с собой. Я дам тебе кое-что из этих сокровищ в качестве задатка. Ты это действительно заслужила. Тебе от этого легче?

– Да, спасибо, – пропищала она, совершенно сраженная его добродушием, которого она не заслуживала, по ее мнению.

После этого ее обнял Хейке, а потом Винга.

Однако Хейке напомнил:

– Сегодня ночью ты переночуешь с Вингой, а я перейду в другую комнату. Хотя я и рад, что ты жива, мне совершенно не нравится та помощь, которую ты получила! Я не понимаю, что это значит…

Тула так и сделала. И она была благодарна ему за то, что он дал ей возможность спать в одной комнате с Вингой: она была страшно напугана.

И еще: теперь она уже не верила в то, что демоны являлись ей в фантастических, эротических снах. Они представляли собой нечто большее.

Ей было трудно заснуть в ту ночь. По многим, многим причинам. Страх, боль, грусть по поводу того, что она вынуждена покинуть своих друзей: Хейке, Вингу, Эскиля и всех тех, с кем она познакомилась в округе Гростенсхольм, – пациентов, животных во дворе…

Но заснуть ей не давала главным образом мысль о том, что эти четыре демона, узнав, что она собирается уезжать, не захотят отпускать ее – и эта мысль наполняла ее ужасом. Что если они захотят отомстить Хейке и его семье, за то, что она уедет? Несмотря на то, что ей жаль было расставаться с Гростенсхольмом, ей хотелось немедленно покинуть его. Хейке был прав, хотя он ничего и не знал о визитах демонов. А ведь они посещали ее тогда, когда она чувствовала сексуальное волнение и нуждалась в близости с мужчиной.

Тула с содроганием вспоминала ночи, проведенные с духами преисподней. Разумеется, они прибегали к более изощренной технике, помимо прикосновений, и они были тем более изобретательны, чем больше ей этого хотелось. Она принимала их за фигуры из своих снов и, возможно, находилась в своего рода гипнотическом состоянии каждый раз, когда они появлялись, потому что комната казалась ей так странно освещенной, предметы казались расплывчатыми, а все, что происходило, казалось таким отдаленным.

И все-таки происходило это на самом деле или нет?

Она позволяла им погружать в себя их ледяные члены, касаться когтями ее грудей и при этом испытывала смешанное со страхом наслаждение. Им нравилось, когда она возбуждалась – они тоже тогда приходили в возбуждение, и они знали цену ее уступчивости. Возможно, они понимали, что когда-нибудь их встречам придет конец, ведь она не будет существовать вечно.

Поэтому Тула смертельно боялась, что они обнаружат ее отсутствие.

Это была бесконечно долгая ночь.

Она не могла понять, как Хейке и все остальные могли жить в этом доме в постоянном соседстве с жуткими чердачными существами, бродившими по всему дому. Но и Хейке, и Винга уверяли, что все прекрасно. Призраки никогда не причиняли им зла, наоборот, они присматривали за домом, и все благоденствовало и процветало под их покровительством. Люди здесь никогда не знали экономических проблем, и имению этому не было равных. И слугам тоже жилось хорошо, они с легкостью выполняли всю работу по дому и по хозяйству, не подозревая даже, что кто-то незаметно и тактично оказывает им помощь. Эскиль ни о чем не знал, хотя и говорил часто, что у него есть свой Ангел-хранитель. Ангелов здесь не было, но покровители имелись.

И, кстати, у Хейке и его семьи не было выбора. Однажды в результате жуткого жертвенного ритуала он вызвал духов, чтобы сохранить Гростенсхольм для своих потомков, – и это чуть не стоило жизни ему и Винге. Но много раз потом он думал, стоило ли это делать. В самом деле, призраки не причиняли им никакого вреда, тем не менее он жил в постоянном страхе, опасаясь того, что могло случиться. И после того, как с Тулой произошло нечто неописуемое… его предчувствия грозили стать реальностью.

Поэтому Хейке тоже не особенно хорошо спал в ту ночь.

И только под утро, когда уже забрезжил рассвет, Тула смогла настолько расслабиться, что к ней пришел сон – и то от изнеможения. Но даже эти несколько часов сна благотворно подействовали на нее.

Накануне вечером было решено, что Эскиль проводит ее. Ведь, во-первых, Винга хотела послать сына с поручением в Кристианию, это было чисто женское поручение относительно заказанной ею обуви. Во-вторых, Хейке хотел послать Эскиля в Гетеборг, чтобы собственноручно передать важное лекарство уехавшему туда пациенту. Ему не хотелось отправлять это по почте.

Так что у Тулы был теперь попутчик почти до самого дома.

Они решили отправиться верхом. Это было проще, чем ехать в медленно катящейся карете, да и Туле было бы легче продолжать путь одной, без Эскиля. У него не было времени провожать ее до самого дома, у него было много дел в Норвегии, но в любом случае он должен был позаботиться о том, чтобы последний отрезок пути она проехала в безопасности – такой наказ дали ему Хейке и Винга.

Но у Эскиля были другие планы. И он не торопился рассказывать о них.

Тула попрощалась с Гростенсхольмом. Рано утром, на рассвете, она еле слышно попрощалась со всеми. Она страшно боялась демонов, и Хейке чувствовал ее страх, не понимая до конца причин его. Ему тоже не хотелось, чтобы что-то помешало ее отъезду, он тоже чувствовал опасность. И он не переставал удивляться тому, что демоны помогли ей. Мысль об этом не выходила у него из головы. И он вспомнил, как к одной служанке Снивеля пристали четыре грозные фигуры, не делавшие никакой тайны из того, что они испытывают к ней эротический интерес. В тот раз они ничем ей не навредили. Но если Тула…

Нет, Хейке старался вытеснить эту мысль из своего сознания.

Когда Тула была уже готова к отъезду, Хейке протянул ей маленький кожаный мешочек.

– Вот, мой друг, здесь два снадобья из сокровищ Людей Льда. Я написал, для чего они предназначены, а также указал точную дозировку на листке бумаги.

Тула, знающая, с каким трудом Хейке освоил грамоту, благодарно улыбнулась и подумала, что постарается разобрать его почерк, даже если ей понадобится на это полжизни. Ведь этот подарок был для нее дороже золота!

– Но, – предупредил Хейке. – Не злоупотребляй этим!

– Разумеется, не буду, – сказала Тула. – Я уже это усвоила.

Хейке вздохнул.

– Когда на твоем лице такое ангельское выражение, Тула, я ожидаю самого худшего. Ну, прощай, моя девочка, и не соблазняй по дороге моего сына!

– У Эскиля иммунитет против моих дурацких затей, – засмеялась она.

– А у нее – против моих, – сказал Эскиль. – Просто мы не относимся к одному и тому же виду животных.

– Вовсе нет, относитесь, – сказала Винга. – Просто вы оба разумны. Еще одно кровосмешение среди Людей Льда было бы катастрофой!

– По-моему, хуже уже некуда, – заметил Хейке.

Они обнялись, всплакнули – и Тула с Эскилем отправились в путь.

Ее не покидал страх. Ей все время казалось, что демоны смотрят ей вслед. Она не помнила, есть ли на чердаке окна. Разве на крыше не было маленькой башни, сообщавшейся с чердаком?

Что, если они теперь стоят там, наверху?.. Ведь они могут преследовать ее повсюду, где бы она ни была, независимо от времени и места! А если они увидят, как она скачет прочь и тут же отправятся вдогонку? Или усядутся на коня позади нее? Нет, ей нужно было успокоиться. Но она не могла отделаться от этих мыслей. До каких пределов простирается их территория? До въезда в Гростенсхольм? Или дальше?

Она не думала, что дальше границ округа. Хейке как-то рассказывал ей, что все призраки в его доме – выходцы из этого округа.

Ворота усадьбы… до них еще ехать так далеко. По спине у нее бежали мурашки от страха. Эскиль повернулся и помахал рукой своим родителям, но она не смела оглядываться. Ни за что в жизни она не оглянулась бы назад!

Может быть, немного позже. Не надо гнать коня, а то демоны, которые, возможно, наблюдают за ней, Подумают, что она уезжает навсегда. Господи, что за неразбериха у нее в мыслях!

А вот и ворота. Они остались позади! Теперь она спасена?

Она не знала этого наверняка. Эскиль тоже нервничал, но по другой причине. И Тула еще не знала по какой.

Свой баул ей пришлось оставить в Гростенсхольме, поскольку они отправились верхом. Но лошадь была выносливой, так что все личные вещи она взяла с собой. А баул обещали передать ее родителям при следующей встрече.

Они выехали на равнину. Эскиль весело рассказывал о предстоящем им пути, но Тула отвечала немногословно. Ее лицо и все ее тело окаменело от подспудного страха.

Ей казалось, что они слишком медленно тащатся по равнине.

Наконец они достигли последнего холма, откуда открывался вид на Гростенсхольм. Эскиль остановился и оглянулся. Но Тула не осмеливалась это делать. «Я напишу письмо, – совестливо подумала она. – Теплое письмо, в котором поблагодарю за проведенное там время и проявленную ко мне любезность… Интересно, удивится ли Эскиль?»

Она усмехнулась.

– Я никогда не могу достойно покинуть какое-нибудь место, – сказала она, как бы оправдываясь. – Стоит мне оглянуться назад, как я тут же становлюсь сентиментальной.

– Ты? Мне казалось, что ты тверда, как кремень, – сказал он, трогая с места коня.

– Мне тоже так казалось. Но во мне есть не только это, во мне есть все.

Это было действительно так: она была такой сложной, словно в ней соседствовало сразу двадцать различных людей.

– Почему ты думаешь, что я так тверда? – поинтересовалась она.

Эскиль пожал плечами.

– Потому что ты никогда не показываешь своих чувств. Никогда не знаешь, что от тебя можно ожидать.

Ничего себе! А он, оказывается, наблюдателен, этот молодой мошенник! Тула была удивлена, что так плохо понимала его.

Через некоторое время они въехали в поредевший уже лес, через который когда-то, покидая Гростенсхольм, скакала верхом Суль, радуясь своей новообретенной свободе. Теперь от этого леса остались лишь отдельные группы деревьев, среди которых выросли дома. Здесь начинались теперь окраины Кристиании. «Со временем город поглотит и Гростенсхольм», – с сожалением подумала Тула.

Этого ей не хотелось. Ей казалось, что Гростенсхольм был своего рода монументом Людей Льда.

Но разве возможно остановить город? Кто может остановить эту так называемую цивилизацию?

Пока они ехали по населенной местности, Тула все больше и больше утверждалась в мысли, что в Гростенсхольме ей жилось на редкость вольготно. И ее все больше и больше ужасала повсеместная нищета в Норвегии.

Разумеется, она знала, что страна переживает трудное время. Норвегия пыталась восстановить равновесие после смены датского правления на унию со Швецией. Кронпринц, Карл Юхан, будучи, собственно, регентом, подозрительно относился к норвежцам и имел повсюду своих шпионов, чтобы следить за настроениями людей и попытаться перетянуть их на свою сторону. Налоги были очень жестокими; многие отдавали государству семейное серебро, и это не улучшало общего настроения.

Больше всего страдали бедняки, как бывало всегда в трудные времена.

В воздухе ощущалось приближение бунта.

Тула слышала, конечно, как вздыхали по поводу тяжелого времени Хейке и Винга, но политика никогда не интересовала ее.

И теперь, думая об этом, она вспомнила, что нигде не видела ни одной серебряной вещи. В Гростенсхольме тоже вынуждены были отдать свое серебро для усиления мощи страны. А может быть, серебряный налог, получаемый в Норвегии, шел в Швецию, в столицу Карла XIV Юхана? Неужели дошло до такого?

Но она знала, что норвежская конституция пришлась не по вкусу Карлу Юхану. Ему казалось, что Стортинг обладает слишком большой властью. Король есть король, и он должен сам распоряжаться судьбой своей страны!

По дороге им встречалось множество нищих. «Так не должно быть», – с возмущением думала Тула.

Теперь она понимала, какой эгоистичной жизнью жила. Но что она могла сделать? Она могла лишь сконцентрироваться на своем маленьком мире, на большее она была не способна.

– Похоже, ты сегодня не в себе, – не без агрессивности сказала она Эскилю.

Казалось, слова ее стали вызвали у него чувство облегчения. Словно он чего-то добивался и наконец добился.

– Да, я не в себе, – признался он. – Тула, у меня есть злые планы!

Эти слова Эскиля о зле в отношении самого себя прозвучали совершенно глупо.

– Что еще? – сказала она, сдерживая смех.

– А вот что, Тула. Я подумал, что смогу проводить тебя только до Кристиании.

Она была удивлена. Она вопросительно, с вызовом, посмотрела на него.

И он на едином дыхании произнес:

– У меня теперь есть шанс. Я взял с собой выигранные деньги и собираюсь скакать в Эльдафиорд.

Выдохнув, он продолжал:

– Поэтому я и не поехал в карете. Она была бы для нас обузой.

– Вот как? – сказала Тула после некоторого молчания. – А как же обещание, данное твоему отцу? Насчет Гетеборга.

– Ты сама сможешь выполнить его поручение. Тебе это по пути.

– Почти по пути, да. Ты должен был отправиться туда, проводив меня. Но я смогу это сделать. Да, ведь Эльдафиорд находится не в Швеции? Это название совсем не шведское.

– Верно. Мне нужно на северо-запад.

Тула задумалась.

– И ты думаешь, я справлюсь одна? Семнадцатилетняя девушка в многодневной поездке?

– О, ты вполне справишься, – ехидно произнес он, и Тула подумала, что он знает о ней слишком много. Они никогда не разговаривали серьезно, постоянно болтали глупости, играли в слова, словно дети, шутили и высмеивали друг друга.

Они не сказали друг другу ни одного серьезного слова.

– Собственно, кто ты такой, Эскиль? – спросила она. – Мы прожили столько месяцев в одном доме, но я совсем не знаю тебя.

– И я тебя тоже, Тула. Ты для меня большая загадка.

– Почему ты никогда не говорил со мной? По-настоящему.

– Возможно, я боялся. У нас нет ничего общего. И что-то в тебе пугает меня. Она кивнула.

– Ты более проницательный, чем я думала. И, похоже, ты не тот, за кого я тебя принимала.

– Тула, ты должна понять меня, – с горячностью произнес он. – Я сын двух сильных представителей Людей Льда. И такие дети обычно ни к чему не пригодны, они начинают пить, опускаются. Вспомни сына Виллему и Доминика, Тенгеля Молодого. Кто он такой?

– Никто. Нуль.

– А сын Лив и Дага, Таральд?

– Тоже никто. Возможно, он является самым слабым звеном в цепи Людей Льда. Сын Никласа и Ирмелин Альв получился неплохим, но тоже ничего особенного из себя не представлял.

– То же самое можно сказать и о сыне Ульвхедина и Элизы, Ионе. Обычный, добропорядочный человек, без всяких следов одаренности.

– Да, ты прав. И теперь ты боишься сойти на нет? Стать полным ничтожеством?

– Вот именно. Поэтому мне нужно в Эльдафиорд.

– Что же тебя так влечет в это место?

– Об этом я не могу тебе сказать.

– Могу я отправиться с тобой? Он строго посмотрел на нее.

– Дуреха! Это же мое приключение!

Тула заразительно рассмеялась.

– Уж не думаешь ли ты, что я более сильная личность, чем ты? Не боишься ли оказаться во втором ряду?

Стиснув зубы, он пристально посмотрел на нее.

– Ты, Тула, настолько сильна и преисполнена тайн, что от тебя просто разит какой-то древней мистикой! Поэтому я и боюсь тебя.

– Господи… – произнесла она, захваченная врасплох. – Этого я не знала.

– Но ты держишь все в тайне. О, Господи! Ты ведь скрываешь свое подлинное «я»! Кто ты, собственно, такая, Тула?

– Твой отец знает это, – тихо ответила она. – Сама же я точно не знаю, кто я такая. Знаю только то, что во мне живет два различных начала.

Эскиль удивленно посмотрел на нее.

– Я называю сама себя «Ангелом с черными крыльями», – сказала она, жалобно усмехнувшись.

Он фыркнул.

– Это может быть лишь маскировкой, – сказал он. – Не то, чтобы я видел в тебе что-то дьявольское, но меня не удивит, если ты натворишь что-нибудь такое.

Ей показалось, что он зашел слишком уж далеко.

Заметив ее недовольство, он торопливо добавил:

– Во всяком случае, Тула, я обдумал твое возвращение домой. Здесь, в седельной сумке, есть одежда, из которой я вырос несколько лет назад. Ты можешь надеть ее.

– Одежду для мальчика?

– Да, именно! В ней ты будешь в безопасности.

Тула не сразу нашла, что ответить, но, обдумав все, сказала со смехом:

– Эта мысль мне нравится. Да, черт побери, эта мысль очень мне по вкусу! Подумать только, насколько свободна я буду! Но как же мои волосы?

– Я прихватил с собой ножницы.

– Еще чего!.. Ладно, стриги, но не слишком коротко!

– Многие мальчики носят волосы до плеч.

– А… мои формы?

– Наденешь широкую рубашку, – торопливо ответил Эскиль. – А сверху короткий плащ.

– Не слишком современно, – сказала она, сморщив нос. – Ну, ничего! Что будет, то будет!

И тут же громко рассмеялась.

– А знаешь, Эскиль, – сказала она, – это будет очень забавно! Ах, как я буду дурачить людей! Буду обводить их вокруг пальца!

Тула никогда не задумывалась над последствием своих слов. Она начинала сожалеть о сказанном, когда было уже поздно.