"Первая вокруг света" - читать интересную книгу автора (Хойновская-Лискевич Кристина)

«Князик» и другие

За экватором пассат начал проявлять явное желание перейти к восточному направлению. Отклонялся всего на 10–15°, но это давало возможность плыть в полветра. Я приближалась к Галапагосским островам. На всякий случай вытащила генеральную карту, чтобы обойти архипелаг на безопасном расстоянии. После полудня запеленговала остров Бальтра. Потом на Маркизах этому навигационному успеху завидовали все знакомые: радиомаяк острова работал только по требованию. Разумеется, никто из нас и не думал заказывать через Эквадор такую услугу. Очевидно, мне повезло — я поймала сигнал, предназначенный для другого судна.

Поскольку Бальтра находился на истинном курсе 263°, мне следовало идти круче, чтобы обойти архипелаг с севера. Круче означало, что необходимо добавить к двум стакселям еще грот. Пассат по-прежнему безумствовал, скорость ветра скакала от 10 до 30 узлов. По безоблачному, казалось бы, небу неслись «ватники» — совершенно прозрачные и исключительно взбалмошные. Каждый заставлял «Мазурку» лечь на воду и одновременно сделать скачок вперед. Следовало набраться терпения, тем более, что работа «ватников» давала в итоге неплохие пробеги. На правом траверзе показалась Эспаньола, следовательно, Галапагосы я миновала. Правда, еще пару дней ветер нервничал, вода бурлила у бортов — действовало течение, но я уже спокойно взяла курс на Маркизы.

Своим успехом я похвасталась сперва Гдыне-Радио, а потом «Князику», несколько дней назад подключившемуся к обслуживанию «Мазурки». Гдыня-Радио не могла охватить радиосвязью всю акваторию Тихого океана: моя станция была слишком слаба для таких огромных расстояний. Связь с родиной становилась все хуже, пока 7 июля не прекратилась вовсе. На помощь «Мазурке» были готовы прийти все польские суда, ведущие лов в Тихом океане: каждое охотно брало на себя роль посредника — дублера Гдыни-Радио. «Мазурка» родилась в рубашке — о лучших няньках нельзя было и мечтать. Ежедневно в условленное время я слышала вызов: «Мазурка», «Мазурка», — «Князик», «Князик»! Я настраивала передатчик и сообщала данные о погоде, курсе и последнем суточном пробеге. Мои сведения, вопросы и пожелания радист «Князика» записывал всегда с ангельским терпением и безошибочно, хотя рыболовное судно не парусник. Не позже следующего дня вся информация попадала адресату — моему мужу, который продолжал возглавлять центр дистанционного управления «Мазуркой». Тем же путем приходили ответы и сообщения для меня. Связь осуществлялась в самых различных условиях слышимости и шума, но радист никогда не выключал микрофон, прежде чем не убеждался, что я все поняла, иногда много раз повторяя одно и то же. Рыбаки прекрасно знают, что такое связь для моряка, и делали все, чтобы она действовала. Закончив деловую часть, «Князик» приступал к развлекательной программе под названием «Знать «Мазурке» не мешает, что свет собою представляет». В нее включалось все: погода на Балтике, спортивные новости (ведь в Монреале шла Олимпиада), политические и экономические события, иногда просто чтение газет. Я была очень благодарна этим людям. Своим трудом и симпатией к «Мазурке» они приближали ко мне родину и весь мир, и я не была одинока.

Связь с «Князиком» продолжалась до Маркизов, потом эстафету принял «Центаурус». Рыбацкие няньки пестовали «Мазурку» так долго, как только это было возможно.

2 августа пассат принял регулярное направление, т. е. юго-восточное. Кульминация показала 2° 34' южной широты и 92° 52' западной долготы. Снова появилась надежда на прекрасное быстрое плавание. Ветер еще немного буйствовал, скорость его прыгала, но я ежедневно продвигалась в сторону Маркизов на 120 и более миль. Чтобы помочь «Каурке», поставила пассатные стаксели — на этот раз получилось намного быстрее, чем в Атлантике, хотя мертвая зыбь была тут сильнее. Шедшая с юга постоянная волна соединялась с восточным течением, а на них накладывалась ветровая волна с юго-востока. Одним словом, весь юго-восток постоянно бурлил валами, но плавание было отличным.

Я немного экспериментировала с парусами — не с научно-исследовательской, а скорее, с утилитарной целью: мне хотелось при наименьших затратах и кратчайшим путем достичь наибольшей скорости. На пять дней решила даже отказаться от пассатных стакселей — заменила их обычными. В полветра пассатные стаксели работали не очень эффективно, наветренный, собственно, больше дергал снасти, чем тянул вперед. Мне не хотелось портить парус и такелаж или галсировать против ветра в направлении Маркизов, а это было бы неизбежно, если бы яхта отклонилась слишком далеко на север. Я полагала что плыву сама, а не пассат несет «Мазурку».

Несколько дней ветер еще посвистел, побуйствовал, а потом успокоился, стал ровным и можно было вернуться к пассатным стакселям. Впрочем, ежедневно он позволял проглатывать два градуса долготы, так что поводов для нареканий не было. Дожди мне не докучали, в среднем в неделю выпадал один дождичек-морось — его хватило бы запить лекарство. Хорошо, что я не рассчитывала на небесное снабжение и везла питьевую воду с собой, хотя и плыла в зоне экватора. Канистры с топливом и водой загромождали всю каюту, но зато я была на полном самообеспечении.

Экваториальная зона слегка «подгрызала» «Мазурку». Каждые два-три дня я была вынуждена очищать вертушку лага от голубых слизистых нитей. Противными существами — темно-коричневыми цветами-улитками на тоненьких ножках — покрывалась также подводная лопасть авторулевого. Время от времени я поднимала ее и острым ножом громила эти растения-зверюшки.

В тысяче милях западнее Галапагосов возле яхты неожиданно появились другие живые существа. Сначала я увидела на поверхности океана нечто, похожее на большой футбольный мяч, светло-коричневый в темную клетку. Подплыла ближе. «Нечто» оказалось огромной черепахой, медленно плывущей встречным курсом. На следующий день появилась еще одна. Они двигались куда-то на восток против течения и ветра. Наверняка у них не было такого навигационного обеспечения, как у меня, но было видно, что черепахи отлично знают цель своего путешествия.

15 августа пассат решительно сменил направление на восточное, что опять сопровождалось его повышенной нервозностью и мимолетным дождичком. Я объяснила «Каурке», что теперь у нас будет приятное плавание на фордевинд и ее обязанность — не устраивать глупых шуток и держать курс. Правда, обижаться я не имела права: авторулевой держал установленный курс идеально, что подтверждалось наблюдениями. Особенно при фордевинде это простое устройство управляло яхтой намного лучше, чем смогла бы я. Впрочем, 24 часа у руля я и не выдержала бы.

Итак, «Каурка» работала добросовестно, а вот со мной стало твориться что-то неладное. Очевидно, восточный ветер принес какие-то вирусы — у меня разболелась голова. Это недомогание я особенно не люблю. Я могла забыть о больной руке или ноге, но не о голове: ведь для этого нужна именно голова. После того, как я сообщила об этом «Князику», что вызвало на дружественном судне переполох, судовой врач из обширного списка лекарств яхтенной аптеки выбрал одно — сильный антибиотик. Оказывается, дело серьезнее, чем мне показалось.

Через несколько часов голова перестала болеть. И тогда я почувствовала, что в самом деле больна. Вроде бы ничто меня не беспокоило, но я совсем обессилела. Ноги стали словно ватными. По яхте я передвигалась на четвереньках, а при выходе на палубу руками поднимала ногу и ставила на каждую ступеньку. У меня кружилась голова, я чувствовала себя после таблеток все хуже, однако отменить назначение врача не решилась.

«Мазурка» очень старалась помочь мне, однако плавание требовало и моего участия. Ждать выздоровления не желали ни кульминация, ни ветер, ни аккумуляторные батареи. Чтобы не лишиться связи, нужно было запускать зарядный агрегат, т. е. перебрасывать, как всегда, парусные мешки. Нужно было проверять аккумуляторные батареи, т. е. извлекать из-под раковины и стула возле штурманского стола два тяжеленных ящика, а потом запихивать их обратно. Нужно было управлять яхтой — больше некому, если бы мне даже выдали больничный лист. Лишь после очередной врачебной консультации, получив новые назначения, я постепенно стала приходить в себя.

Погода, к счастью, мне благоприятствовала. Ровный и умеренный восточный ветер быстро приближал «Мазурку» к цели. За сутки я одолевала по два градуса долготы. Если так пойдет дальше, то я достигну Маркизских островов не за 60 дней, как планировала, а гораздо раньше — к моему большому удовольствию и облегчению. Тогда мне казалось, что я способна хорошо выдерживать плавание только месячными этапами. Жизнь, как всегда, внесла свои коррективы: позже я вспоминала шестинедельное плавание по Тихому океану как короткую прогулку. Оказывается все зависит от тренировки, как в спорте.

Тихий океан служил не только источником энергии для моего движителя, но и организовывал для меня культурно-массовые развлечения.

В них участвовали, вероятно, все дельфины южной части океана. Как-то возле «Мазурки» появились отдельные особи, потом целые семьи, а вскоре весь океан — до самого горизонта — наполнился дельфинами. Они плыли тем же курсом, что и я — в направлении Маркизов. Крупные и средние мчались вперед, а молодежь начинала игры с «Мазуркой». Дельфиньи дети скакали у бортов и перед носом — парами, тройками, по одному. Те, что посмелее, кружили вокруг яхты или ныряли под нее. Разогнавшись с траверза, они стукались носом о корпус и выплывали довольные с другой стороны, чтобы через минуту повторить маневр. Время от времени появлялся дельфин побольше, вероятно чья-то мама, и загонял все юное общество в строй. Дельфинята делали несколько протестующих прыжков и уносились на запад. На смену им появлялись очередные шаловливые дети и начинали новые игры с яхтой. Случалось, что и большие дельфины задевали «Мазурку»: деликатно стучали носом в обшивку и ныряли под судно. Дельфинье общество плыло быстрее, чем моя яхта, и визиты возле бортов не тормозили темп моего продвижения.

24 августа яхта «вошла» на карту Маркизов. Через несколько часов я узнаю, что стоит моя астронавигация. Маркизы не предоставляли штурманам ничего: ни огней, ни радиомаяка, никакой современной радиолокационной техники. Локатора, правда, у меня и не было. Своим высотным линиям положения я верила, но зловредное беспокойство нашептывало мне, что, бывало, острова терялись и у более крупных яхт, с полупрофессиональными экипажами. Конечно, если я не попаду сразу на остров, то можно обойти молчанием этот неважный факт: кто проверит, что в действительности было на яхте с экипажем-одиночкой, но против этого восставала моя совесть штурмана. Ведь не зря же мне ставили когда-то пятерки за счисление! В течение сорока дней, что я плыла в Тихом океане, все мои расчеты подтверждались. Поэтому перед носом яхты обязан появиться определенный остров архипелага, на который я целилась после Эспаньолы, а именно — Уа-Хука!

На следующий день в шесть утра остров, действительно, появился — точно по курсу 270°. Я сравнила силуэт на горизонте с картинкой на карте (у меня была прелестная карта с картинками островов). Горка на краю океана точь-в-точь совпадала с видом Уа-Хука. Математике нужно верить! Я стала поспешно готовиться к заходу в порт, хотя до конечной цели путешествия — острова Нуку-Хива — было еще много часов плавания. Я знала, что засветло не успею добраться до залива Таиохаэ — для этого моя скорость была слишком мала, а выискивать в кромешной тьме вход в него у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я заменила пассатные стаксели обычными — паутина пассатных парусов помешала бы маневрированию, а мне хотелось попасть в залив без дополнительных хлопот, памятуя о Кристобале. Днем я сделала больше, чем обычно, обсерваций, чтобы проверить действие течения и лишний раз убедиться, что передо мной действительно остров Уа-Хука.

Под средним кливером я медленно приближалась к острову и в полночь миновала его. Взяла курс на остров Уа-Пу. По моим расчетам, я должна увидеть его рано утром и, оказавшись на траверзе острова Нуку-Хива, выйти в полветра прямо на вход в залив Таиохаэ.

На рассвете из темноты вылез коричнево-бежевый остров-замок — Уа-Пу. Справа на траверзе виднелся контур гор с вершинами, отсеченными тучами, — Нуку-Хива. Я добавила еще один кливер, грот и круто пошла в сторону мыса Мартин. Утро было прохладное, а может, мне так показалось от волнения, и я надела прямо на купальник штормовку. При любых маневрах, а их в этот день предстояло достаточно, я всегда надевала штормовую одежду и обувь — защита собственной шкуры в прямом и переносном смысле была одним из основных законов на «Мазурке».

Дул свежий ветер, и я подошла вскоре к берегу. Теперь осталось распознать вход в залив. По лоции навигационными знаками должны служить два маленьких островка и белый крест на восточном берегу, прямо у входа. Маленькие островки оказались высоченными холмами — мачта «Мазурки» едва достигала их подошв, а белый крест представлял собой серую полосу со следами белых горизонтальных вкраплений на коричневом откосе. В поисках указанных в лоции знаков я могла бы плавать вокруг острова Нуку-Хива всю жизнь. Очевидно, ее составителям не хватило фантазии или чувства меры. Берег осветило солнце, я перевела язык лоции на реальный и подошла к восточному холму. В глубине виднелся длинный залив — Таиохаэ-Бей.

Ветер немного покрутился и успокоился. Было тихо, шумел только мой двигатель. На якорном месте стояло несколько яхт, в их числе желтый новозеландский шлюп, известный мне по Барбадосу, Кристобалю и Бальбоа. Я бросила якорь рядом с ним и выключила двигатель. Было 26 августа, полдень.