"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Гелхвидзе Самсон Прокофьевич)РассказыПРОСТИ МЕНЯ, ТАМАРА Покашливая, с трудом передвигаясь по комнате, чуть не разлив чашку горячего чая, едва не без радости добравшись до помятой постели, Сидамон поставил-таки чашку на тумбочку, завалился в постель и вскрикнул от неожиданной боли, прострелившей ему поясницу. – О Боже, кончится это когда-нибудь, -с тоскою подумал он. Голова раскалывалась на части, тело бросало то в жар, то в холод, затекшие от продолжительного лежания бока стонали, моля о пощаде. Он не двигался. С закрытыми глазами мысленно производил осведомительную экспресс-летучку тела, прислушиваясь к жалобам каждого органа. – Ну, что ж, спасибо хоть на этом,- заключил, заканчивая самоосмотр, -могло быть и хуже. Да, он и впрямь становился беспомощным, самонепереносимым в моменты, когда здоровье явно пошатывалось и сдавало. – Кретин, идиот! В погоне за здоровьем теряешь его, никак не усвоишь эту простую истину, которую когда-то удалось случайно открыть. Рука проплыла в потемках над тумбочкой, и прежде, чем включился настольник, послышался звонкий шум падающих склянок из-под снадобий. Им сопутствовал едкий и продолжительный кашель. – О Господи,- взмолился Сидамон,- сжалься. Принялся было подбирать лекарства, но, тотчас смирившись с происшедшим, оставил затею. – Так, стало быть, надо,- подумал,- по крайней мере, хоть немножечко места освободилось. Словно дым из лампы Алладина, клубился пар, подымавшийся из чашки. – И всей энергии этой достаточно, чтоб поднять одну строительную конструкцию как минимум до пятого этажа, – вычислил он в уме, – но, чтоб вылечить себя, недостаточно. Зафиксировал на часах двадцать три тридцать и вновь уставился взглядом в пол. Лекарства между невысокими стопками книг, большие коричневые изношенные чусты, радиола, прячущийся за ней телефонный аппарат и, наконец, хлопья пыли под массивным письменным столом сливались и сопрягались с общим хаосом, давно утвердившимся в его комнате и в доме. Он долго не мог найти термометра и шприца, хоть и не собирался сейчас воспользоваться ни тем, ни другим. – Шприц я оставил на газе, а термометр… Простудиться до такой степени, летом! Да на такое… Кашель снова сотряс его. Пошарив за спиной, он нащупал вилку электрогрелки и с первой попытки попал ею в штепсель. Но, увы, это не вызвало у него никакого другого желания, кроме как поскорее перевести сенсорный переключатель электроприбора на отметку три. – Сам виноват, – не унимался Сидамон, – и дальше будет хуже. Зазвонил телефон. – Алло. Это котельная? – послышалось в трубке в ответ на его неохотное “алло”. Он еще раз окинул взглядом комнату, и его вдруг охватило ничем не объяснимое веселье. – Нет, это скорее прачечная, чем котельная! – Мне не до шуток, – грубовато отозвался мужской голос. – Мне тоже, – вздохнул Сидамон. – Послушайте, приятель, вы не могли бы уделить мне пару минут? – Мне не до пустых разговоров! Ту – ту – ту,- оборвалась связь. – Вот так всегда, и никому нет до тебя дела. За плечами Сидамона было восемнадцать лет учебы и несколько лет рабочего стажа. В школе его ни разу не оставили на второй год учебы, и на работе он не получал никаких упреков и замечаний. Всюду и везде был почти примерным и в меру скромным. Времени сквозь и мимо него прошло порядком. Многие из окружающих, если даже не все, казались ему друзьями. Но он всех как-то упустил, доведя общение до “здравствуй и прощай” при редких случайных встречах. – Вроде никого не обижал…и меня не обижали,- досадовал Сидамон, – наоборот, грудью друг за друга стояли, а сейчас разве что узнаешь о них запоздалые новости. – Один погиб,- вздыхал он,- другой переехал, третий женился, четвертый… – А вот ты так и остался, Сидамон, ни туда, ни сюда, одинокий в неодинокой среде, в этом холодном и мрачном каменном царстве. – Слава богу, живы родители, сестра и брат…У них семьи, заботы. Пора и тебе обзавестись семьей,- подключился внутренний голос. – Я знаю,- согласился с ним Сидамон,- только это ты и твердишь все последние годы. Но где ты был, черт побери, раньше, когда распускал всех своих лучших подруг направо и налево, доверял их другим? Почему ты ни разу не остановил и не задал мне этот вопрос? Нет, ты ждал именно этого дня, чтобы попрекнуть меня в том, в чем я невиновен. – Тамара, моя бедная Тамара, только сейчас до меня доходит всякий твой жест, поступок, направленный на то, чтоб меня осенило. Прости, Тамара, прости меня за слепоту. В тот вечер, усталая от неудачных попыток, растерянная, раздраженная, ты покинула меня. И вот сейчас я вижу то, чего не увидел тогда,- твою печальную улыбку прощания с последней надеждой. Я слышал, ты замужем и у тебя двое детей, что переехала жить в какой-то далекий город. – В какой? – Не знаю, я не интересовался. – Почему? – Поздно. – Но ведь я тебя любила когда-то? – Любила? Нет, скорей не успела полюбить. – Ну, хорошо, что же тогда наша дружба? – Не знаю, не терзай меня, Тамара, ведь уже все равно. – Не поверю, чтоб ты не хотел хотя бы увидеть меня еще раз… когда-нибудь. – Увы, сейчас во всяком случае – нет. Ну, а вообще, из любопытства, признаться честно…не знаю, нет. Теперь этого уже не нужно, Тамара. – Любопытство в любви – плохая маска. – Ты сошла с ума, – вскрикнул он, и кашель вновь охватил его своей мощной цепью.- Прости, ты ни при чем, виноват во всем я. Жизнь преследовала меня всегда и всюду, и кажется, сейчас она меня догнала. И выпустит ли так просто из своего капкана? Да и для чего, чтобы вновь пуститься в погоню за мной. Нет, уж слишком я для нее ничтожен, а она, увы, куда выше меня по опыту и по знаниям. К тому же и убегать мне теперь уже некуда, да, признаться, и незачем.Всякое, Тамара, бывало. И женщины, и мужики по пьянке, и многому я уже научился. Забывать стал немало, даже сокровищницу свою – детство. Но тебя забыть, забыть твое лицо так и не смог, Тамара. В тот теплый весенний вечер, укрываясь от проливного дождя, приникнув ко мне, ты что-то шептала, промокшая, вздрагивала от холода, говорила, говорила. Тебя имея рядом, я, нелепый, думал о чем-то другом, о том, что уже было открыто учеными, о сером опыте, предстоящем в химической лаборатории. Даром, конечно, ничего не пропало, теперь я знаю, какое из лекарств меньше повредит мне, но если это и так, я все равно навредил себе за свой век немало, Тамара, я потерял тебя. Не пробудил меня и наивный твой поцелуй в мою небритую и грубую щеку, когда я провожал тебя до дому. Что же ты тогда находила во мне, слепом, Тамара? Обликом ты, пожалуй, не была царицей Тамарой, но твоя душа… Увы, я тогда дальше внешности не заходил… Он предался забытью. Очнулся. Интересно, какая она теперь? Поднял с пола спидолу, включил её и, заскользил волноловом по разным диапазонам в поисках любимых мелодий, еще долго терзал себя воспоминаниями о недалеком прошлом. – Испортили все передачи, – констатировал с неудовольствием.- О голова моя, – поскуливал, поднося к губам чашку с остывшим чаем. Послышался звонок телефона. Чуть позже печальный голос Майи. – Почему ты не зашел сегодня к Арчилу? Ведь ты обещал. – Не смог. – У тебя хриплый голос,-встревожилась Майя,- ты что, нездоров? – Нет, все в порядке. – Не лги, пожалуйста. – Ну, простыл малость. – Температура есть? – Ой, Боже мой, нету, нету. – А почему ты кричишь на меня? – Потому, что уже поздний час, я устал и хочу спать. – Хочешь я приду сейчас к тебе? – Нет, Майя, нет. – Ты меня больше не любишь,- все более унывал голос Майи. – Люблю, Майя, люблю, больше всех. – Правда? – Ну, конечно. – Ну, тогда… – Ну, тогда – будет завтра, договорились?- перебил Сидамон. – Хорошо,- согласилась Майя,-завтра я позвоню тебе. – Не надо, я сам тебе позвоню. – У тебя там кто-то есть? – Что за чушь, у меня никого нет, кроме тебя, и ты это прекрасно знаешь. Сидамон почувствовал, что не лжет Майе и это его обрадовало. – Я тебя очень люблю, но сейчас не могу повидаться с тебой, мне жутко хочется спать. – Ну, хорошо,- радостно согласилась Майя,-тогда до завтра. – Ага, до завтра. – Целую. – Я тоже. Ту-ту-ту… – Ох, уж эти женщины! С восхищением принимают от любого мужчины свое фирменное блюдо “люблю тебя” во всякое время суток и в любом виде, даже от тех, кого не любят. Им нравится, как лихо они поражают мужчин. И не задумываются над тем, что, получая это блюдо от любимых мужчин, оказываются побежденными сами. – Ну, все, хватит, к черту! Теперь спать и только спать. Его уже не мучил свет ночника и назойливые своевольные мысли. Он медленно погружался в мир сна. В обнимку с тикающим будильником он удалялся все дальше и дальше от себя по широкой ясной дороге, где-то там за горизонтом терявшей черты сновидения. Во сне раздался звонок телефона, во сне же было произнесено “алло”. – Алло, Сидамон, милый, здравствуй! Алло, ты меня слышишь?- раздался в трубке тревожный женский голос. – Слышу,- равнодушно пробормотал Сидамон. – Сидамон, ты меня слышишь? С тобой говорит Марина. Я звоню из аэропорта. Нас здесь остановили по транзиту. Наш рейс вылетает через час. – Какая Марина? – Одноклассница, вспомни! – Не знаю я никакой Марины! И вообще перестаньте все волноваться, уже полночь. Он бросил в раздражении трубку. – Идиотка! Видите ли, она Марина, а я Сидамон. Ну и что теперь из того. Он опять стал погружаться в дремоту, ему снился голос позвонившей ему некой Марины. И вдруг что-то всколыхнуло его, сжало сердце, властно нахлынули сомнения, голос показался знакомым и близким. – Не может быть. – Но с какой тогда стати она назвалась Мариной? – И вообще никакая Марина со мной не училась. – Но этот голос? – Все равно, за час до аэропорта не добраться. И вообще какая-то чушь. Он включил ночник, приподнялся на локтях, закашлялся. – О моя голова, где ты? Все это ложь и провоцирование больного. Он принял губами белую таблетку и запил ее остатком чая. Это помогло на секунды отвлечься от мыслей. – Лекарство запивают простой водой,- мелькнуло в голове наставление. – Знаю,- огрызнулся он на себя, выключая ночник. – Все это бред, ночной жуткий бред. Проклятая голова, до утра она расколется на сто частей. Он повернулся набок, подбил под головой подушку, пожелал себе по обычаю спокойной ночи и сладкого сна. Через пару минут из подъезда Сидамона выходил высокий, худощавый человек в шляпе и в плаще, из-под воротника которого темнел шарф. Он взглянул на звездное небо и без труда отыскал луну. – Сегодня новолуние,- подумал он,- говорят, как неделю встретишь, так ее и проведешь. Подтянув воротник и опершись на палку в правой руке, человек медленно пошел вниз по невысоким пологим ступеням. Его сухое покашливание все слабее и слабее нарушало ночную тишь. |
|
|