"Сезон охоты на падчериц" - читать интересную книгу автора (Саморукова Наталья)

Глава 10. Мужикам подавай баб наглых, нахрапистых. Мужик с такой бабой чувствует себя наездником хоть куда.

Работы было — непочатый край, но у меня внезапно открылось второе дыхание. Как альпинист, стоя у подножия горы, с наслаждением думает о покорении очередной вершины, так я смело смотрела вперед и верила в то, что правда восторжествует. Все тайны будут разгаданы, злодеи наказаны. Как в сказке. Вот только сказка выходила очень уж страшной.

Светлана приняла меня крайне нелюбезно. Она даже не пыталась скрыть, насколько неприятен ей мой визит. Всем своим видом она показывала, что ей не хочется не только говорить со мной, но даже сидеть рядом. Если бы не убедительная просьба Ангелины, она бы и на порог меня не пустила.

Как я поняла, они с Романовой были ровесницами, но Света напоминала реанимированную мумию жены фараона. Нет, надо отдать ей должное, при своих внешних данных она умудрялась выглядеть вполне пристойно. Ухоженная кожа, умело наложенный макияж и элегантная прическа несколько скрадывали ее почти классическое уродство. Но не более того. Веса в ней было килограммов тридцать. Каждая косточка ее тщедушного тела была так туго обтянута кожей, что, казалось, оболочка того и гляди порвется. Она была невероятно костлявой. Тонкая хрупкость Ангелины несла в себе признаки породы, а тут налицо было крайней степени истощение, как будто изнутри ее поедали бесы. Смуглость довершала впечатление засушенных мощей. И при этом Светлана не старалась быть обаятельной, милой, как-то завоевать собеседника, заставить его забыть о своей некрасивости. Я знаю многих людей, чье уродство не замечаешь уже на второй минуте общения, а тут с каждой секундой это лишь отчетливее бросалось в глаза.

— Не знаю, что вы хотите от меня услышать. — Светлана села довольно далеко от меня, и это создавало определенный дискомфорт.

— Да ничего особенного, — начала я. — Мне хотелось бы знать ваш взгляд на то, что происходило накануне трагедии, ваше мнение о девочках. Ангелина Степановна говорила, что они сильно изменились после учебы за границей.

— Горбатого могила исправит. Что вы все носитесь вокруг этих профурсеток? Что вы там пытаетесь себе такое вообразить? Ангелина навешала вам лапши на уши? Рассказала, какими грандиозными личностям они были? Да обычные шлюхи, которых в детстве пороть было некому.

— Но согласитесь, их гибель довольно необычна. Как вы думаете, кому они могли помешать?

— Да кому угодно!

— Наследство поделили между собой Ангелина и Анвар…

— Оставьте свои домыслы! И Федор и девки были сатанинским отродьем! Таких и бесплатно могли похерить. От них никому покоя не было. Да вы знаете, сколько они тут успели наворотить, пока Федор не услал их подальше? Они же со всеми мужиками, которые приходили в дом, переспали! А у тех, между прочим, жены имеются.

— Но это все… это все ведь не стоит того, чтобы убивать их, да еще так изощренно.

— Уверяю вас, это еще не самый изощренный способ. Подумаешь, взорвали. Да что тут такого? Нынче можно полгорода взорвать, были бы деньги. Наняли киллера, который специализируется на взрывах, да и вся недолга. Не такие грандиозные расходы.

— То есть вы считаете, что им просто отомстили?

— Я, любезная, ничего не считаю. Просто даю вам понять, что наш разговор совершенно бестолковый. Ангелина вообразила себе чуть ли не международный заговор, а я говорю — не надо сочинять!

— Но убийство Фредди...

— А что — убийство Фредди? Здесь-то уж все кристально ясно. Разборки. Слышали о таком?

— Слышала, но способы убийства его и падчериц сходны.

— Вот именно. Возможно, тот, кто имел зуб на девок, тоже об этом подумал. Вот и решил запутать следствие. Не думайте, девушка, что вы самая умная. Нас тут следователи уже порвали на куски, выясняя, что да как. И все я им уже сказала. Ничего нового добавить не могу. Даже не старайтесь.

— Светлана, скажите, а почему вы живете здесь, в чужой семье? — Я решила уйти с накатанной дорожки нашего и впрямь слегка бестолкового разговора.

— А вам, извините, какое дело? — упрямо играла свою роль Светлана.

— Просто интересно. Вы ведь очень давно знакомы с Ангелиной? Так все время и живете ее жизнью?

— Не хамите. Если думаете, что вам удастся меня уколоть, то зря. Оставьте свои потуги. Не вы первая пытаетесь мне рассказать о том, как ужасно быть приживалкой. Ради бога, можете думать все, что хотите.

— Давно Ангелина болеет?

— Давнее некуда. Мы теперь на медицинские темы станем говорить?

— Светлана, я пришла не для того, чтобы вас в чем-то уличить…

— Слава богу! А то я уж перепугалась.

— …Но и не для того, чтобы устраивать здесь склоку. Если вы не желаете говорить со мной, то давайте так и скажем об этом Ангелине.

Светлана на секунду замерла. Видимо, было что-то такое, что заставляло ее выполнять просьбы своей подопечной… или хозяйки. Я все никак не могла понять, как именно распределены здесь роли.

— Хорошо, — спокойно сказала она, — что еще вы хотите узнать?

— Мы несколько раз пытались заговорить с Романовой об отце девочек, но всякий раз, как только разговор касается этой темы, она едва не падает в обморок. В чем дело?

— Отец девочек… Вы думаете, я с ним знакома?

— Разве нет?

— Нет. С ним никто не знаком.

— Но Ангелина что-то ведь говорила о нем, не может быть, чтобы молодая девушка не поделилась с подругой.

— А нечем было делиться. Так и зарубите себе на носу. Считайте, что никакого отца не было.

— Имело место непорочное зачатие?

— Как вам угодно. Но про отца девчонок вам никто ничего не скажет. Ветром надуло, изнасиловали на улице — можете рассматривать какие хотите варианты. В любом случае, чертово семя проросло на благодатной почве.

— Так, значит, вы все-таки знаете отца?

— Нет, еще раз говорю вам, нет. Хотите, могу поклясться на Библии?

— Пожалуй, не стоит. Скажите, а индийская подруга Ангелины Наталья, как она замешана во всей истории?

— Наталья? Та, что вышла замуж за индуса? Понятия не имею.

Светлана едва ощутимо задергалась. На расстоянии я почти не видела ее глаз, но мне показалось— они лихорадочно забегали. Руки, похожие на птичьи лапки, стряхнули с юбки несуществующие соринки и замерли на коленях.

— Они были очень дружны?

— Дружили, да, — без прежнего злобного пафоса сказала Светлана, — они землячки. Из одной деревни.

— Так родители Ангелины тоже из староверов?

— Пьянь подзаборная ее родители. Натальина родня присматривала за девкой, привечала ее, кормила. Оттуда и дружба. В училище вместе поступили, а потом подружка выскочила замуж и укатила. Ангелина, беременная уже, в Москву подалась.

— Так значит, она уже была беременной, когда уехала? Значит, все произошло там, в Новосибирске?

— Не знаю, где и что произошло. Родила она на первом курсе.

— Как же она одна, с маленькими детьми, без родных, без поддержки?

— Это кто же вам сказал, что без поддержки? Ангелина всегда находила того, кто ее поддержит. Тут у нее талант. С голоду не пухла, оборванной не ходила. А девки ей не больно-то и мешали. И нянька была, и я помогала.

— Вы с ней уже в Москве познакомились?

— Да. — Светлана устало прикрыла глаза и откинула голову назад. Она там плачет, что ли? Но уже через несколько секунд Светлана очнулась, такая же недосягаемая за своей колючей проволокой, как прежде. — Какие еще вопросы будут?

Я понимала, что пора закругляться. Если женщина и знает что-то, откровенничать не станет. Она ясно дала это понять. Еще немного, скорее, для очистки совести, чем с целью действительно что-то разузнать, я порасспрашивала ее по поводу Фредди. Но тут Светлана оказалась совсем уж немногословной. Мужа Ангелины, как я поняла, она просто не выносила. Но и боялась. Даже сейчас, после его смерти, она не могла скрыть предательского озноба, когда говорила о нем. Из тех немногочисленных обмолвок, что она допустила, я сделала вывод — в глазах женщины Федор очень опасный и крайне непорядочный человек. Ее саму он терпел из милости, Ангелину использовал как игрушку, а от девочек с самого начала мечтал избавиться. Еще один слой краски лег на портрет нашего заказчика, окончательно все запутав.

— Нет, ты скажи, что мне делать? Пойти в монастырь? Может, мне стоит уединиться под сенью вековых лип в дальнем скиту и так скоротать свои дни?

Санька, справедливо полагая, что моими делами мы позанимались сполна, завела свою любимую песню.

— Сань, я не понимаю, какие ты ищешь варианты? Ты хочешь, чтобы он все бросил и пришел к тебе, наплевав на хорошую работу, на имущество?

—Да не надо мне таких жертв. Ты же знаешь, Настя, я сама могу принести себя в жертву, мне это как раз плюнуть. Но я должна быть уверенной в том, что мои страдания не напрасны.

— А ты не уверена?

Санька подняла на меня свои ясные очи.

— Уверена, конечно. Но мне иногда кажется, — она понизила голос до трагического шепота, — что в этом не уверен он сам.

Уже третий год длился Санькин роман с Олегом. И если бы я слышала что-то новенькое. Нет, подруга упорно продолжала изводить себя одними и теми же сомнениями. Ей все казалось, что ее милый совсем не уверен в правильности принятого решения. Сначала их роман был классическим треугольником. Он — преуспевающий эксперт одного из итальянских высокотехнологичных заводов, уехавший за границу еще на заре перестройки и успевший за эти годы обзавестись на чужбине семьей. Санька — любовница, без каких бы то ни было перспектив на изменение статуса. Редкие свидания, бешеная страсть, обостренная расстоянием и миллионом других препятствий.

Потом их роман, совершив неожиданный кульбит, принял совершенно иной характер.

Олег долго не мог решиться на откровенный разговор с женой, и кто знает, решился бы вообще. Но тут выяснилось — пока он ходит вокруг да около, жена сама вынашивает планы их расставания. Казалось бы, жизнь все решила, все расставила по своим местам. Но как бы не так. Едва только перспектива близкого развода замаячила перед семейной парой, оба принялись метаться и мучиться сомнениями. Олега неприятно задело то, что супруга все эти годы ему изменяла, в то время как он считал ее чуть ли не святой. Его мучило чувство вины из-за того, что он предает верную ему женщину. Но когда оно отступило, на смену вышла толстая занудная жаба и принялась сокрушаться: как же так, все эти годы — псу под хвост?

Лешка называл это мужской фанаберией. Он говорил, что многим мужикам нравится осознавать свою исключительную роль в жизни женщины. И когда выясняется, что это совсем не так, ревность буквально берет за горло. Ревность ведь бывает и без любви. Порядком усугубляет ситуацию и болезненная ломка привычного уклада. Примерно то же самое испытывает и жена. Появление в жизни уже опостылевшего супруга другой женщины ранит ее чуть меньше, но порой куда изощренней. Жена Олега, сообразив, что мужика увели из стойла чуть раньше, чем она сама позволила ему уйти, вдруг стала всячески тянуть с разводом. Олег, по сути, делал то же самое, того не сознавая. Он зацикливался на каких-то проблемах, которые якобы пока мешали им с Санькой объединиться, и очень злился, когда слышал в ее словах малейший упрек. Проблемы, без сомнения, были очень важными — тяжелая болезнь тещи, бесконечные недуги самой жены, отношения с великовозрастным ребенком. Как порядочный человек, он не мог бросить все, их не решив. Только бессовестный и бездушный человек мог этого не понимать.

— Так хочется иногда быть бессовестной, — задумчиво тянула Санька, словно примеряя на себя роль коварной соблазнительницы чужих мужей.

— За чем же, девки, дело стало? — На кухню влетела Марго. Она отвергла очередного претендента и теперь активничала дома. Покоя от нее не было даже в клозете.

— Мужики любят бессовестных, — не унималась тетушка. Не так давно разменяв пятый десяток, она все еще оставалась молодкой на загляденье. У нее был отличный цвет лица, свидетельствующий о бесперебойном пищеварении уверенного в себе человека. — Мужикам подавай баб наглых, нахрапистых. Мужик с такой бабой чувствует себя наездником хоть куда.

— Вы, тетя, это по личному опыту знаете? — не преминула вставить я маленькую шпильку в ее слишком уж раздутое самомнение. Но микроскопическая дырочка на нем если и появилась, то тут же затянулась.

— Не учи отца, и баста! Да у меня мужиков было столько, сколько вам до пенсии не захомутать. А то, что замуж не вышла, так не хотела. И вообще, у меня все впереди. Мой вам совет, курицы бледные, мужику в рот смотреть — последнее дело. Мужик от такого поведения расслабляется, тосковать начинает. Ему адреналин подавай, свежую кровь! А какая свежая кровь в таком болоте? — Она презрительно глянула на Саньку и сморщилась. — Тьфу, одна депрессия от такой любви. Себя, девки, надо любить. Себя — прежде всего, а уж всех остальных в порядке очередности. Тогда отбою от ухажеров не будет! Они ж дураки, они ж всему верят! Если баба считает себя красавицей, секс-бомбой, то и эти кретины будут ее такой считать.

— Вы, Маргарита Ивановна, кажется, собирались куда-то? — напомнила я. Бесконечные прописные истины, которые Маргоша выдавала за откровения, мне уже порядком надоели.

— А может быть, она права? — грустно спросила меня Санька, когда тетушка закрыла дверь квартиры с обратной стороны.

— Господи, да она начиталась девичьих журналов, вот и шпарит как по писаному. Сань, ты же сама мне все время говорила — против природы не попрешь. Один знакомый индус сказал: кто встал на цыпочки, тому трудно стоять.

— Кажется, я где-то это уже читала. Какой-то восточный мудрец на эту тему распространялся.

— Возможно. Алеша — просвещенный парень.

Скрыть от родителей Алексея случившееся с ним несчастье все-таки не удалось. Когда сын в течение недели не ответил ни на один их звонок, они оба прилетели в Москву. Теперь Наталья все дни проводила в его палате, а Радж пытался добиться активности от столичных правоохранительных органов. Гришка ему в этом помогал по мере сил.

Алеша миновал тот опасный период, когда его жизнь висела на волоске. Врачи уверенно прогнозировали — парень будет жить. Но из комы он так пока и не вышел. Почти вдвое похудевшая от переживаний Наталья дала обет полной аскезы, спала не больше трех часов в день, почти ничего не ела и пребывала словно в другом измерении. А мне непременно было надо поговорить с ней. Радж, очень плохо говоривший по-русски, не мог объяснить мне всех хитросплетений отношений жены с Ангелиной. Да и ему тоже было не до разговоров, дни и ночи он пропадал, рыская с Гришкой по городу в поисках тех злосчастных скинхедов.

С большим трудом удалось найти свидетелей жестокого избиения. Ни один из трех очевидцев не удосужился даже позвонить в милицию — возможно, просто боялись. Однако все твердо стояли на том, что на Алешу напали именно скинхеды, бритые парни в черных кожаных куртках со свастикой на спине. Но как Гришка и его бывшие коллеги ни трясли свою агентурную сеть, исполнителей найти пока не могли. В том, что это были именно исполнители, сомнений не было. А вот были ли они скинхедами, это еще бабушка надвое сказала.

Решив поговорить с Натальей позже, мы занялись фигурами второстепенными. Никогда не знаешь, где найдешь ту важную деталь, которая окажется универсальным ключом ко всем секретам.

Семен Альбертович Потапов, глава охранной фирмы “Северо-Восток”, встретил меня недовольным ворчанием:

— Ну чего ты ходишь? Чего вынюхиваешь? Заняться мне больше нечем, кроме как лясы с тобой точить. Ты бы, девка, бросила это. Без тебя разберутся.

Я терпеливо выслушала все его сентенции относительно места женщины в мировой истории. Пока сварливый дед сокрушался по поводу женской глупости и суетливости, я внимательно изучила окружающую обстановку и пришла к выводу, что фирма влачит жалкое существование. Офис походил на помещение районного опорного пункта. Выкрашенные зеленой краской стены кое-где облупились, полировка на столах в стиле приснопамятных семидесятых годов потрескалась. Сам Семен Альбертович восседал на шатком деревянном стуле, а его помощник, невзрачный тип лет сорока пяти, и вовсе на каком-то табурете. Меня усалили на драную больничную кушетку. Здесь было не просто бедно, нищета кричала из каждого угла. Странно, ведь фирма принадлежала Федору. Конечно, он мог давно наплевать на убыточное предприятие, но уж на ремонт следовало разориться. С таким офисом заполучить клиента вообще не было шансов.

— Ладно, девка, давай свои вопросы.

— Вопрос, собственно, один. Я хотела узнать, не происходило ли с Алешей в последнее время что-то странное? И вообще, чем он у вас занимался?

— Толян, слышь, чем у нас Алеха занимался?

Помощник привстал со своего места, рука его непроизвольно дернулась, словно он хотел взять под козырек.

— Семен Альбертович? — Он непонимающе уставился на директора, удивившись вопросу.

— Вот-вот. Думает, сейчас мы ей досье на него принесем. Эх, бабы… Простота трехрублевая. Ты бы, звезда моя, формулировала конкретней.

— Попробую. — Я старалась не замечать его идиотской манеры общения. — Не был ли Алеша чем-то обеспокоен, не просил ли вас о помощи? Ведь, насколько я понимаю, ваша фирма предоставляет услуги по обеспечению личной безопасности граждан.

— Есть такое дело, — довольно улыбнулся Семен Альбертович, — обеспечиваем. Мы, почитай, самая серьезная организация по всей России.

Заметив, как я подозрительно кошусь на сиротскую обстановку, он улыбнулся еще шире и чем-то дзынькнул под столом. Как по мановению волшебной палочки, допотопный шкаф, стоявший позади него, отъехал в сторону, открыв тяжелую, с массивными бронзовыми ручками дверь.

Видимо, подобный фокус Потапов проделывал не впервой и очень собой гордился в этот момент. Из зиц-председателя фирмы “Рога и копыта” он мгновенно превращался в руководителя процветающего предприятия. За волшебной дверью скрывались подчеркнуто скромные, но уже совсем иного уровня апартаменты. По ярко освещенному коридору мы прошли к лестничному пролету. За это время я насчитала три плотно закрытых и два открытых помещения. В открытых сидели люди в наушниках, уткнувшись в плоские мониторы. Никто не разговаривал, все были заняты, несомненно, очень важными делами.

Поднявшись этажом выше, мы вошли в небольшой уютный кабинет. Через минуту симпатичная девушка в линялых джинсах и простой черной футболке принесла чай и бутерброды.

— Спасибо, Нюша, — кивнул ей Потапов и, хитро улыбаясь, обратился ко мне: — Ну что, удивил тебя?

Что ж, у каждого свои игрушки.

— Удивили, Семен Альбертович, — искренне ответила я.

— То-то же! Покойник Федор любил над клиентами подшутить. Отправит их ко мне, они в шоке, давай ему названивать. А я раз на кнопочку — пожалуйте в гости. Челюсти у всех так и отвисали.

— Что же вы не уберегли хозяина? — решила я применить систему опроса, именуемую психологами шоковой.

Но старик остался равнодушным к моему выпаду.

— Не уберегли вот, — просто согласился он, — да и как было уберечь? Если человек сам решает умереть, то кто же ему помешает?

— О чем вы говорите? — испугалась я.

— А то не понимаешь!

— Вы хотите сказать, что это было самоубийство??

— Что же еще? Конечно. — Потапов согнул в сильной, совсем не старческой ладони чайную ложку и легко сломал ее на две половинки. — Это же ясно как белый день.

— Господи, но зачем? Почему?

— Ой, девка, ты думаешь, я тебе тут и директор, и психолог, и психиатр заодно? Зачем у людей крыша течет? Кто ж знает, кроме Господа Бога? Федор уж три года, почитай, а то и больше, от придури маялся. А перед Новым годом совсем худо ему стало. Вот, знать, и порешил себя. Но ты ведь пришла об Алешке спрашивать, так спрашивай. Федор — отдельная история. О причинах его гибели никто особо не распространяется. Ты думаешь, почему дело сразу замяли? Да потому что некого искать! Нет виновников. К мобильнику своему только он сам доступ и имел. Ну посуди, девка, мыслимое ли дело, чтобы кто-то изловчился в его мобильник взрывное устройство засунуть? Да как же такое могло быть?

— Это мог сделать кто-то из близких, кому он доверял.

— Ага, мог, но не сделал! Этот телефон он купил за день до смерти. Сам! Я лично его в руках держал и уверяю тебя: аппарат был в полном порядке. Мы встречались с ним перед тем, как он к гостям рванул. Он мне давал кое-какие распоряжения. Потом уж только я понял, что предсмертные. Домой он приехал в одиннадцать тридцать, сразу же отзвонился мне. Ну как ты думаешь, мог ли кто-то, кроме него самого, за двадцать минут взрывное устройство подготовить? Только он сам. На обратном пути из города все и сделал.

— Странно, — протянула я и задумалась. — Скажите, а что за распоряжения вы от него получили?

— По поводу близняшек, чтобы, значит, как вернутся они, так сразу ввести их в курс дела. Он ведь планировал их ко мне в контору пристроить. Толковые девки, только шебутные. Самое для них у нас место.

— Интересно… А кто сейчас ведет все дела Фредди?

— Ой, не люблю я, девка, этого собачьего имени. Дела Федора не надо вести. Он перед смертью продал, почитай, весь бизнес, перевел в деньги. Только “Северо-Восток” и оставил. Подписал на меня. Исключительно из уважения, я ведь не раз ему по жизни помогал. Он мне тогда, в нашу последнюю встречу, так сказал: “Семен, если, не дай бог, со мной что-нибудь случится, ты девчонок не бросай. Ангелину я обеспечил, она еще лет сто может как сыр в масле кататься. А девчонки непутевые, пропадут. Ты возьми их к себе, научи уму-разуму”. Да и то, у меня клиентура такая, что за два года можно самых вершин достичь.

— Вы хотели сделать из девушек телохранителей?

— Тьфу, бестолковая. Охранять не значит только кулаками махать. У нас же тут все! Банк данных такой, что ФСБ и не снилось. Мы каждую сделку за две минуты просчитать можем. Кадровую безопасность налаживать — тоже наша задача, чтобы, значит, утечек не было никаких. За компьютерными сетями присматривать, чтобы кто не влез, должников к стене прижимать — забот полон рот. А если кто в политику прет, то и тут без нас никуда. А ты говоришь, телохранители… Кто к нам попал, тот не пропадет, особенно если с пониманием. Со стороны никого не берем, по рекомендациям только. Но уж если прошел человек проверку, то, значит, не сегодня-завтра с членами правительства может за ручку здороваться.

— И все-таки я не понимаю… Как Федор мог все бросить и вот так — взять и…

— Никто не понимает. Ты просто прими это как факт.

— А как же девочки? Ведь их тоже убили. Их смерть, получается, выпадает из вашей схемы.

— Я тебе вот что скажу. Мы с этим делом разберемся сами. Тебе нечего лезть. И Гришке своему скажи, что вы у нас как под микроскопом. Мы вам по шее потому не даем, что не особо пока мешаетесь. Копайте себе, но смотрите, не закопайтесь. А то порой роешь, роешь, а потом раз — могилу вырыл. Всяко, знаете, бывает… Девки отца искали своего, знаешь об этом?

— Знаю, — кивнула я.

— Вот-вот. А в лице отца, стало быть, еще один наследник имеется. В завещании четко указано, что в случае смерти сестер их часть равномерно делится между ближайшими родственниками. Сама теперь кумекай, что к чему.

— А кто он? Кто их отец?

— Над тем же голову ломаем. Не нашли пока. Гелька стоит на своем, что человек он в ее жизни случайный, переспала с ним чуть ли не один всего раз, а потом не встречалась больше никогда. Знать о нем ничего не знает, ведать не ведает.

— Может, в таком случае Федора убил именно этот человек? А потом таким же способом устранил девочек?

— По логике оно так. Но практически — нет, не могло такого быть. Я уж сам ломал голову, но не получается. Хоть ты тресни! — Потапов громыхнул по столу кулаком. Стол не треснул, но пошатнулся. — Ладно, некогда мне с тобой.

— А Алеша? Про Алешу так ведь ничего и не сказали!

— И говорить нечего. Дерганый был парень в последнее время, да. А больше ничего не скажу тебе.

Информации у нас было уже столько, что голова отказывалась ее вмещать, и Лизавета аккуратно заносила сведения в базу данных компьютера. Скопилось огромное досье, поскольку очевидцами убийства были двадцать восемь человек, не считая нас с Лешкой. И каждый мог быть причастен. Бывшие Гришкины коллеги не сомневались в этом. Версию самоубийства они отмели на корню, полагая, что Потапову просто выгодно представить дело именно в таком свете. Ведь речь идет о репутации теперь уже его личной фирмы.

По логике привести в действие взрывное устройство мог лишь тот, кто находился в непосредственной близости от Федора. Ведь для этого следовало позвонить ему на мобильный как раз в тот момент, когда к запалу ракеты уже поднесли огонь, но сама она еще не взмыла в воздух. И хотя проверка исходящих звонков присутствовавших ничего не дала, от этой версии отказываться никто не собирался. Очевидцев вызывали на бесконечные допросы, не миновали сей участи и мы с Лешкой. Но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. По итогам оперативной работы удалось выяснить лишь одно крайне любопытное, но бесполезное обстоятельство — никто из гостей не любил Фредди. Он словно бы специально позвал тех, кто не стесняясь поливал его за глаза грязью. Ничего личного, просто все они были из другого лагеря, из окружения другой влиятельной группировки. Однако никто почему-то не отказался. Пришли все.

Пока Гришка активно тряс своих бывших собратьев по оружию, я наслаждалась общением с элитой общества. Нет, все-таки мне никогда не стать светской львицей. Даже если я стану одеваться в дорогих магазинах и питаться исключительно сплетнями, мне нипочем не научиться этой элегантной небрежности, этому ненавязчивому шарму, этой легкой презрительности в глазах, такой неуловимой, что никак невозможно заподозрить человека в высокомерии, а все одно — неуютно себя чувствуешь.

Черт его знает, отчего одни могут быть элитой и сливками, а другие нет. Вопрос такой же философски бестолковый, как вечный спор о добре и зле. Почему одни богатые, а другие бедные? Почему кому-то все, а кому-то шиш с маслом? Так сложилось. Есть прирожденные лидеры, есть безнадежные аутсайдеры, и у психологов всегда будет шанс заработать кусок хлеба, потому что надежда перекроить себя по более совершенному лекалу неизбывна в человеке. Но я лично знаю очень мало людей, которым удалось на руинах прежней личности соорудить что-то более-менее жизнеспособное. А если уж совсем честно, то Денис Привольный — единственный и неповторимый экземпляр. Ему удалось.

Я его вспомнила. Еще в ту роковую ночь я отчаянно пыталась понять, где видела этого человека. Но память молчала. А тут вдруг как озарение. Ну конечно, это же Деня! Милый трогательный юноша, который учился на три курса старше меня и был любимчиком всех девушек института. Ничего пошлого, только чистый материнский инстинкт. Самое беззащитное и самое нелепое создание, которое только можно вообразить.

Несмотря на свой катастрофический лишний вес, Деня казался очень хрупким. Да он и был таким. Его ранила любая несправедливость, с которой он сталкивался; он не мог спокойно спать, пока голодали дети в Африке; его карманы было вечно сальными, потому что он таскал в них котлеты для бездомных собак и кошек. Деня не в состоянии был произнести слово “задница”, он никогда никому не перечил. Он, точно Алешенька Карамазов, прощал миру все его несовершенство, но при этом мучительно от такового несовершенства страдал. Деню не обижали даже самые отпетые циники нашего вуза. Обидеть его было все равно что пнуть ногой слепого щенка, и он как-то тихо просуществовал рядом с нами все годы учебы. Мы были уверены: путь Дени лежит в монастырь.

Сама я мало с ним сталкивалась. В каких-то полуприятельских отношениях с ним была Санька, и через нее я узнавала, что в очередной раз учудил этот увалень, какому бомжу отдал свою очередную стипендию, какой бабушке помог перейти дорогу, а заодно оформить пенсию по инвалидности, приготовить обед, сделать ремонт. Санька порой возмущалась: ну до чего наглые встречаются люди! Неужели не видят, что имеют дело с убогим, отчего без зазрения совести пользуются его помощью? Но сама запросто звонила ему, как только нужно было писать курсовую или сдавать особенно заковыристый зачет. И он с радостью спешил на выручку, хотя Санька совершенно точно не была его идеалом женской красоты. Было доподлинно известно, что Деня втайне вздыхает по нашей преподавательнице Елене Викторовне, яркой высокой блондинке. В этом смысле он был довольно консервативным. Стоит ли говорить, что Деня был девственником без всякого шанса стать мужчиной. Представить его за процессом продолжения рода было просто кощунственно. Да он и сам, видимо, этого не представлял.

Несмотря на невероятную толщину, он был очень привлекательным. Лицо парня лучилось особым светом. И если отбросить все его вторые и третьи подбородки и хомячьи щеки, то было в нем что-то от Давида работы Микеланджело. Сравнение на тот момент очень смелое, ибо для того чтобы увидеть в Дене первоначальный природный замысел, нужна была недюжинная фантазия, как у скульптора, отсекающего от камня все ненужное.

Но прошло время, и замысел проявился во всей красе. Денис Привольный стал красавцем, которого не стыдно поместить на обложку самого стильного журнала. А поставь его в один ряд с Брэдом Питом, Киану Ривзом и Томом Крузом, артисты умрут от стыда за свое уродство. От прежнего Дени в нем остались разве что высокий, чуть упрямый лоб и привычка особым жестом поправлять очки. Он сначала сводил глаза в кучку, потом брал очки за поперечную дужку и, приподняв, снова бросал их на переносицу. Теперь он это делал очень быстро, чтобы никто не видел. Пожалуй, это то немногое, что давало основание положительно ответить на вопрос: “А был ли мальчик?”

— Меня уже допрашивали, муторно вспоминать все это по второму кругу. Фредди очень жаль, и я искренне желаю, чтобы убийцу нашли. Но не могли бы вы закончить наш разговор как можно быстрее?

Денис слегка покачивался в кресле и был так ослепительно элегантен, так светски безукоризнен, что мне хотелось немедленно опрокинуть кофе на его светло-серые брюки. Прямо дрожь пробирала от всей этой красоты. Но как это ему удалось?!

— Да, — сухо кивнула я, — постараюсь вас не задерживать. Меня интересуют, пожалуй, только три вопроса. Давайте я их в свободном порядке вам изложу. А вы в свободном порядке ответите.

— Хорошо, — он склонил голову набок, — я слушаю.

— Почему вы приняли приглашение Федора, хотя всей тусовке известно, что вы дважды в категоричной форме отказывались с ним работать, невзирая ни на какие деньги? Что вы делали в минуты перед убийством? И, наконец: Деня, как тебе удалось так похудеть?

Денис щелкнул челюстью и во все глаза уставился на меня.

— Э-э-э… Похудеть? Собственно, в каком смысле?

— Так и знала, что этот вопрос покажется тебе самым интересным. Случайно вспомнила тебя. Со времен нашей учебы ты сильно изменился.

Зря я затеяла эти воспоминания. Собеседник, вместо того чтобы вдумчиво и обстоятельно отвечать на поставленные вопросы, заерзал в кресле, краснея и потея от неловкости. Впрочем, продолжалось это всего лишь несколько секунд. Прежний Деня, так некстати выглянувший из-за шикарного занавеса, тут же спрятался снова. Передо мной снова сидел породистый светский лев, лишь легкая дрожь кончика дорогого кожаного ботинка выдавала некоторое его смятение.

— Да, я тебя тоже вспомнил, — просто ответил он. — Надо сказать, что и тебе время пошло на пользу. Ты была такой серой-серой мышкой, очень стеснительной и неуклюжей. А сейчас ничего, выправилась.

Я икнула от досады. Один — один.

— Что же касается твоих вопросов, то начну с последнего, — продолжал Денис, — про похудение там и прочее, не имеющее к делу никакого отношения. И вот что я скажу. Мы не очень точно видим окружающих и часто обманываемся в них. Однокашники видели меня одним, я был другой, стал третьим. А если разобраться, то метаморфозы заложены в нас изначально. И уже тогда во мне было больше меня сегодняшнего, чем тебе может казаться. Не удивляйся. Что же касается похудения — способ один. Надо меньше жрать.

— Спасибо, — улыбнулась я, беря из вазочки пятое печенье.

— Теперь остальные вопросы. Что я делал?.. Мы с Ольгой уже успели немного выпить, нам было весело. И мы играли в одну игру. Суть ее проста. Среди гостей надо выбрать кого-то одного и непрерывно за ним наблюдать. Только незаметно. Поверь, в многолюдной компании люди часто ведут себя довольно свободно и порой уморительно. Это что-то вроде психологического эксперимента. Надо только быть осторожными, маскироваться, делать рассеянный вид.

— Кто же стал вашей жертвой?

— Сначала Федор.

— Вот даже как?

— Ничего удивительного, он был самым ярким персонажем на этом вечере.

— И долго вы за ним наблюдали?

— Пока он не исчез. Я даже точно могу назвать время, когда это произошло. В четверть двенадцатого он вышел из гостиной, после того как кто-то позвонил ему на мобильный. У него два мобильных. В черном чехле и в синем. Звонили на синий. Прежде чем взять трубку, он огляделся по сторонам и только потом, прикрыв рукой микрофон, ответил. Говорил недолго, меньше минуты. И тут же ушел.

— А до этого? Что он до этого делал?

— Встречал гостей, беседовал с распорядителем, общался с женой. Ему было очень некомфортно в смокинге, и он постоянно одергивался. Довольно забавное зрелище. У меня даже сложилось ощущение, что костюм не по фигуре. Как если бы он купил его в самый последний момент и не успел подогнать. Больше ничего примечательного. Мы недолго успели за ним понаблюдать. Теперь что касается второго объекта. Только не обижайся…

— Почему я должна обидеться?

— Просто вторым объектом была ты.

— Польщена. Я такая же яркая, как Фредди?

— Скорее, просто забавная. Ты уморительно себя вела. Глазела по сторонам, постоянно спотыкалась. Прости, но за версту видно, что на таком мероприятии ты первый раз и тебя все нервировало и смущало.

— Не буду спорить.

— Может быть, это покажется интересным, был еще один человек, который очень пристально за тобой смотрел. Помнишь некрасивую женщину с собачкой?

— Светлана… да, конечно.

— Так вот, она буквально не сводила с тебя глаз. С тебя и твоего спутника. И делала это очень аккуратно. Ну, может быть, чуть менее аккуратно, чем мы, потому что нас она не засекла, а мы ее раскусили очень быстро. Вот такая информация. Буду рад, если это окажется полезным.

— А остальные гости? Ты их всех знал?

— Разумеется. Супонины, старик Каратаев, он меня буквально накануне записывал для своей программы. Валентина, вдова покойного Николая Сараева, богатая дама, и, между прочим, говорят, к ней сватается один арабский шейх.

— Серьезно?

— Не знаю, но говорят. Очень яркая женщина, особой стати и особого ума. Имеет три высших образования, но не знает таблицу умножения.

— Бывает…

— Бывает. Еще Виталий Поварской, большая шишка в рекламном бизнесе. С женой. Ну Таранцева ты знаешь, певец, надежда российской культуры. С ним девушка была, наверное, обратила внимание, в сиреневом платье, дочка главного Фединого конкурента. Редактор “Молодежной газеты”, почему-то со второй женой, хотя доподлинно известно, что недавно женился в третий раз. Три Фединых зама, все с женами, и прочая челядь. Теперь ты хочешь получить ответ еще на один вопрос. Так?

— Да, хотелось бы. Все это довольно странно. Почему он собрал вас, людей посторонних и даже отчасти враждебных ему?

— Так вот. Отвечу коротко: не знаю. Почему пришли мы, могу рассказать. Но ничего интересного.

Я выжидающе смотрела на Дениса, точно зная, что сейчас он будет врать.

— Нам просто стало любопытно.

— Просто любопытно? — приподняла я бровь, четко давая ему понять, что не верю.

— Да, просто любопытно, — поверх очков посмотрел на меня Денис, однозначно показывая — ему все равно, верю я или нет, другого ответа не будет.

— А если подумать?

— Или придумать… Придумай что-нибудь сама. У меня сейчас важная встреча, лень напрягать фантазию.

Ну лень так лень. Я нехотя встала с роскошного офисного дивана, на котором уже пригрелась и обжилась. Какой-то запах привлек внимание. Рядом, в открытой тумбе, истекал маслом пакет. Котлеты что ли?

— Котлеты, — заметив мое внимание к свертку, ответил Денис, — для кошек.