"Меч, палач и Дракон" - читать интересную книгу автора (Рау Александр)

Глава 5

К особняку Марии де Тавора — признанной светской львицы — съезжались кареты. Вот уже целую неделю она с блеском справляла свое двадцати семилетие, не скупясь на расходы, тратя целое состояние.

Многие шестнадцатилетние девушки, впервые попавшие на осенние балы, могли позавидовать чистоте и здоровью ее кожи, румяному лицу, ослепительной белоснежной улыбке и стройному стану.

Покойный герцог, что был старше ее на сорок лет, умер вскоре после свадьбы, и Мария зажила в свое удовольствие, став звездой королевского двора. Богатая, красивая, своевольная, она в тонкости познала куртуазную науку. Поэты посвящали ей стихи, дворяне дрались на дуэлях из-за ее улыбки.

Гийом ее не любил, и чувство это было взаимным. Когда-то их связывал короткий роман. Покровители герцогини желали узнать о нем побольше, а сама Мария надеялась подчинить себе самовольного королевского мага. Но ничего из этого не вышло, цепь интриг породила кровь, что заставляла их холодно улыбаться друг другу при встрече, искать подвох и опасность в каждом слове. Потому-то Гийом и был приглашен на вечер поэзии, что решила провести герцогиня.

Особняк владетелей Таворских был убран и обставлен с поистине варварской роскошью: фигурные вазы и бесстыжие обнаженные статуи времен легендарной панцайской империи, высокие и мягкие алькасарские ковры, шкуры редких зверей из лагрских лесов, редкие картины, золоченые кожаные обои из Остии, хрустальные люстры. Воздух наполнен дорогими ароматами наурских благовоний.

Гийом скучал во втором ряду зрителей, что широким полукругом обступили хозяйку дома и поэта де Кордова. Оба улыбались. Мария де Тавора тонко и хитро, поэт широко и открыто.

— Что-то вы стали редко бывать у меня, Луис, а ведь когда-то клялись в любви?

— Реку времени не запрудить, прекрасная Мария, мне не удалось сорвать для себя вашу розу. Я отчаялся, в пал во мрак и забвение, откуда меня вывела новая любовь — моя Изабель, — он чуть повернул голову и с нежностью посмотрел на жену.

— Предатель! — согласно незримому плану неписанного спектакля рассердилась герцогиня.

— Вовсе нет. Я искуплю сейчас мою вину. Вот мой сонет. Лучший за последний год. Для вас написан он. Внимайте: Вы мой, свет, не отразимы, потому-то ангел мой, против воли вы любимы, всеми, в том числе и мной. В вашей воле, дорогая, никого не полюбить, но любить вас больше рая, вы не в силах запретить. И, пускай, неумолимы, вы, но с вашей красотой, вы пребудете любимы, всеми, в том числе и мной.

— Браво! — воскликнул Рамон Мачадо — граф, министр Финансов и любовник прелестной вдовы.

Выглядел он немногим старше Гийома. Король Хорхе не любил стариков на службе у государства. Как он говорил, им не хватает энергии, какие мысли, когда кости ломит и почечуй мучает.

Рамон Мачадо не был ни красавцем, ни образцом рыцаря: невысокий, толстоватый, краснолицый. Женщин привлекла явственная аура власти и силы, исходившая от неказистого министра. Гордыни и амбиций Мачадо хватило бы на троих чародеев.

Мария де Тавора любила близость сильных мира сего. Прежним ее любовником был Агриппа д'Обинье — маршал и министр Меча, к несчастью женатый. Супруга маршала не давала развод и так упорно боролась за него, что прославленный полководец, как это часто бывает, капитулировал перед ней, опять став примерным семьянином. Немалую роль в этом сыграл разговор Луизы д'Обинье с герцогом Гальбой — давним другом и наставником маршала.

— Присоединяюсь, — поклонился в пояс Мигель Клосто — дипломат и скандальный весельчак. Поклонился и заметно покачнулся, — Вы сказали за всех, Луис.

Вина гостям в этом доме не жалели.

Луис раскланялся гостям и вышел из полукруга. Изабелла — рыжеволосая красавица в платье любимого ей изумрудного цвета — сжала руку мужа.

Маг посмотрел на них, и подумал, что эта девушка удивительной, почти кукольной красоты, могла бы быть его; но не было бы тогда в ее глазах ни радости, ни любви.

— Гийом, ваша очередь! — нарушил его отвлеченность необычайно приветливый голосок Марии де Тавора.

— Я не поэт, — ответил он.

— И не важно, — встрял Мигель Клосто, — Читай чужие, все равно, мы в этот вечер славим герцогиню!

— Стих мой короток: всего четыре строфы, — нехорошо улыбнулся Гийом.

Взгляд его против приличий нагло уперся в глубокое декольте герцогини.

Читал он медленно, четко, словно рубя фразы. Стих звучал, как проклятье, притом, что читал его маг. Зал замер в шоке. Герцогиня побледнела, ее любовник потерял дар речи.

Гийом лишь на миг упредил взрыв, добавив строчку:

Первым захохатал все тот же Мигель.

— Ай да, Гийом. Вот какие у нас маги! — он громко зааплодировал.

Вслед за ним облегченно рассмеялся весь зал. Гийом поклонился и вышел из круга. Ему надоело это развлечение, захотелось выйти на воздух.

На террасе его догнал Мигель.

— Опять вы? — раздраженно спросил маг, — советую на сегодня отказаться от вина.

Небо над ними было усыпано яркими звездами, так густо, что дух завораживало, и совершенно не хотелось ни о чем говорить. Только стоять и смотреть вверх.

— Пятую строчку вы придумали сами, — сказал внезапно Мигель, — опасная шутка.

— А вы, вижу, пьяны не больше, чем я, — оглядел его Гийом, — Я хорошо отношусь к вам, Мигель, поэтому, не стоит так больше поступать, поссоримся. Играйте в наблюдателя с другими.

— Будьте осторожны, — предупредил его дипломат, — Я слышал, как герцогиня обмолвилась Рамону Мачадо: «Мне обещали, что сегодня Гийом получит хороший урок».

— Спасибо, друг.

Танцы — венец любого вечера, где есть и мужчины, и женщины. Карты и разговоры надоедают всем, даже старикам, что на время оставляют все прочие дела, дабы понаблюдать за парами.

— Гийом, вы не нашли себе дамы? — милая женщина — Кармен.

Бывшая любовница графа Риккардо де Вега — фактически жена, бывшая ему одновременно и помощницей, и советчицей, почти старшей сестрой. А с недавних пор супруга Бласа Феррейра, честного гвардейца нисколько не смущало ее прежнее положение. Кармен — высокую, стройную обладательницу темно-русых вьющихся волос — нельзя было не заметить.

Маг близко познакомился с ней на похоронах мятежного графа, сдержавшего слово, данное королю, и покончившего с собой через полгода после провала восстания.

— И не искал, — Гийом никогда не танцевал.

— От чего же? Вы красивый и интересный мужчина, — Кармен Феррейра с интересом смотрела на него.

Блас, державший ее за руку, терпеливо ждал. У него в этой жизни было всего три священные привязанности: Мария, Хорхе, Камоэнс.

Злые языки, во множестве водившиеся при дворе, обходили молчанием капитана гвардии и его жену. Смертельно опасно задирать лучший меч Камоэнса. Тем более что сам король был гостем на его свадьбе.

— Не люблю, не хочу, не умею, — маг вежливо улыбнулся, — Веселитесь, Кармен, пользуйтесь моментом. Разговор со мной скучен.

Сидеть остались только желчные старики, да несколько картежников. За столиком в темном углу пара профессионалов обыгрывала молодого белокурого паренька провинциального вида. Он то краснел, то бледнел, но из игры не выходил. Судя по аккуратным стопкам монет на столе, он уже спустил немало золота, и теперь ставил на кон один из своих перстней с ярко-желтым камнем.

Гийом знал, что после полуночи парень спустит все и подпишет не одну расписку.

Музыканты вдруг замолчали, отложив инструменты. Гости засуетились, вскоре выяснилась причина внезапного оживления.

Лучезарно улыбаясь, в праздничную залу ступила принцесса Ангела. Рядом с ней, бережно сжимая царственную ручку, гордо шествовал Гонсало де Агиляр — первый из учеников Бледного Гийома, гранд Камоэнса по происхождению.

Они смотрелись очень красиво. Принцесса в национальном платье с обнаженной шеей и плечами, глубоким декольте и длинными рукавами, через разрезы в которых мелькали белоснежные руки. Ее прелестные каштановые локоны струились по плечам и спине, распущенные тем способом, что требует подготовки большей, чем иная прическа.

Молодой чародей в золотистом халате, подпоясанном широким алым шарфом, в высоких сапожках, светился от счастья. Золотой обруч на лбу с большим рубином посредине приятно оттенял его темные волосы.

— Принцесса, для меня это большая честь! — в голосе хозяйки слышалась неподдельная радость, Ангела никогда не была ее соперницей.

Герцогиня относилась к открытой и предельно честной в общении принцессе с покровительством и сочувствием, не видела в ней соперницу. Ангела, бедняжка, имела столько возможностей, но не пользовалась ими.

— Благодарите, Гонсало, он в разговоре убедил меня посетить ваш уютный дом, — улыбнулась принцесса.

Гийом не отрывал от нее глаз, пока это было возможно и не привлекало излишнего внимания — на гостей отвлеклись все, даже картежники.

— Я всегда ваш верный слуга, Ангела, скажите — исполню любое желание! — заявил Гонсало под одобрительный шепот зрителей.

— Тогда будьте не слугой, а рыцарем, слуг у меня хватает, — ответила принцесса.

— Прошу, откройте новый танец, — заявила Мария де Тавора.

Принцесса с радостью согласилась. Остановившиеся пары вновь закружились. Маг лениво крутил в руках почти пустой бокал, время от времени подавляя зевоту. Никто не видел за этой привычной маской его истинных чувств. Он чувствовал себя одиноким и лишним среди чужого счастья.

Гонсало де Агиляр — выходец из обедневшей фамилии — мог пригласить принцессу и держать ее за талию, прижимая к себе чуть сильнее, чем того требуют приличия. Он — свой для аристократов.

Гордому и напыщенному Гонсало, не сделавшего в жизни ничего по-настоящему стоящего, можно громогласно заявлять о своей несчастной любви к принцессе. Это вызовет лишь сочувствие и уважение — все как полагается, каждая принцесса имеет воздыхателей, иногда их даже выдают за соотечественников.

Если бы на месте де Агиляра был он, то поднялся бы скандал. Заслуги перед Камоэнсом значения не имеют; знания и умения — тоже, как и богатство. Нужно происхождение от древних разбойников и воспитанная на этом вековая спесь.

Кружатся счастливые пары: Гонсало и Ангела, Луис с Изабеллой; Блас и Кармен. Даже герцогиня и та страстно прижимается к министру Мачадо. Вьются пышные юбки и подолы платьев.

Тонкое стекло едва не затрещало, успел ослабить хватку.

Маг решил подняться на крышу, он любил ночной город. Света в доме де Тавора не жалели, но это не останавливало парочки, целующиеся в коридорах. Тех из них, кто отвлекся, ослабил объятия, обернулся, тут же оставляла сладостная истома — лицо чародея пугало.

У одной двери маг остановился.

— Все будет, как я сказал. Напоим, подпишет, а потом никуда не денется — придется отдать имение. Или девку в постель пьяному подложим, проснется — ужаснется, сам предложит, чтобы жениться не пришлось… — горячо втолковывал кому-то знакомый по королевскому двору мужской голос.

Он хмыкнул, покачал головой и пошел дальше.

Внезапно из двери дамской комнаты, что впереди по коридору, выскочила сеньора в красном платье. Походка ее была неверной, шатающейся. Гийом брезгливо поморщился — терпеть не мог пьяных женщин — уступил дорогу. Но сеньора качнулась, запнулась и, падая, схватилась за жилетку мага, надетую им в этот вечер поверх привычной рубашки с широкими рукавами. Раздался треск отрываемых пуговиц.

Гийом взял ее за плечи, осторожно помог встать. Сеньора заботу не оценила.

— Оставьте меня, нахал! — пьяный вопль дополнила увесистая пощечина.

Сеньора освободилась и, гордо дернув длинным носом, удалилась, все так же пошатываясь. Щека тут же загорелась. Ногти попали по больному месту — рана от ледяной иглы Кербона не успела полностью зажить.

Любование ночным городом откладывалось. Гийому нужно было зеркало и достаточно света. Исцелять себя намного труднее, чем другим. Маг вздохнул и пошел обратно, искать требуемое.

— Господин, вас ищут, прошу скорее за мной! — окликнула его служанка с незапоминающимся лицом и непонятным возрастом.

— Что случилось? — спросил он.

— Быстрее, сеньор. Быстрее, — отвечала она на бегу.

Второй этаж. Вереница коридоров, знакомые комнаты. Когда-то Гийом был здесь частым гостем.

— Туда, вторая дверь налево. Скорее! — служанка вдруг остановилась.

Маг свернул за угол. Резко остановился у двери. Вздрогнул, ощутив хорошо знакомую мерзкую ауру. Человеку за дверью было очень плохо, как душе, так и телу. Плохо и больно.

Его учили убивать, но и лечить приходилось немало. Маг задушил внутренний порыв — кинуться на помощь. Вспомнил предупреждение кажущегося пьяным Мигеля Клосто, и то, где он находится. Прислушался. Всхлип. Сдавленный стон. Женщина. А вокруг тишина.

Кляня себя за жалость, он толкнул дверную ручку. Шагнул одной ногой через порог, тут же послушался топот десятка ног.

Все было подстроено заранее. Ловушка. Оставался один выход.

Чародей развернулся и вышел за угол, навстречу взволнованной толпе. Состав ее Гийома не удивил. Хозяйка дома — Мария де Тавора, Рамон Мачадо, Марк де Мена, которого не было видно весь вечер, Гонсало, Блас Феррейра с супругой, еще незнакомые гости, где-то за их спинами та, что заманила его сюда.

— Сеньоры и сеньориты, здесь совершенно насилие! — маг опередил служанку на долю мгновенья.

— Поэтому мы и здесь, Гийом, — Рамон Мачадо явно взял на себя роль судья, — служанка сказала, что здесь надругались над женщиной.

Гийом отчетливо видел себя со стороны, с кровавыми царапинами на щеке и разорванной жилеткой.

— Догадываюсь, меня хотят обвинить в этом? — констатировал он.

— В моем доме! — взвилась герцогиня, — В присутствии принцессы. Ублюдок!

«Какая актриса пропадает», — подумал маг.

— Гийом, прошу вас, не двигайтесь, — вкрадчиво вежливо сказал Гонсало, намереваясь зайти ему со спины — отрезать дорогу.

— Стой, где стоишь, Гонсало де Агиляр. Быстро же ты поверил в мою вину, ученик, — хмыкнул черноволосый черодей, — Разорванная жилетка — пытался поймать пьяную даму. Да, на лице моем царапины, но это пощечина, глаза выцарапывают по-другому. Кровь — от удара открылась свежая рана.

— Не слушаете его, хватайте. В моем доме! Подлый насильник! — глаза Марии де Тавора неподдельно сверкали, он не играла, действительно его ненавидела, — Блас, вы офицер, что же медлите! — Кто-нибудь, зовите стражу!

— Не вы мне отдаете приказы, герцогиня, — холодно ответил капитан Феррейра, — Гийом еще не закончил.

Маг улыбнулся, ошибкой герцогини было взять с собой гвардейца. Кармен крепко держала руку мужа и внимательно следила за происходящим.

— Что колдун, попался? — Марк де Мена — единственный, кто был при оружии, наверняка, причастен к этому, не смог сдержать злорадства, — В городе уже давно пропадают девушки всех сословий — вот он злодей.

— Это серьезное обвинение, виконт. Маг ответит на него, а сейчас молчите, — Рамон Мачадо больше не спешил с выводами.

— Тот, кто позвал вас, поспешил. Где эта служанка? — уже убежала. Не удивлен. Еще немного и я подошел бы к ней — оказать помощь, вот тогда обвинения были бы весомей. Но все это чушь. Сеньоры Мачадо и Феррйера знают, как ищут насильников при беспорядках — спускают всем штаны. Простой и действенный способ.

Герцогиня прикусила губу. Блас усмехнулся. Из комнаты донесся очередной тихий стон. Жертва насилия, — маг чувствовал, что она очень молода, и скорей всего была девственна — находилась в забытье, которое не спало от боли истерзанное тело.

Гийом загораживал дверь, так что никто не пытался зайти туда до конца разбирательства.

— Он чародей. Мог и это предусмотреть, — не сдавался де Мена, сжимая эфес меча, нос его спустя неделю после памятной стычки был все еще опухшим.

— Я не насилую женщин, предпочитаю покупать. А если бы и решил, то усыпил, и обошелся без шума и царапин на лица. Потом, когда девушка поправиться, можно будет магией помочь ей вспомнить лицо, или приметы насильника.

Ваши «старые» волшебники сведущи в этом больше меня или Гонсало. Так же они могут сравнить части плоти: мою и ту, что возьмут из-под ногтей несчастной. Бастардов и плоды измен они по крови определяют, думаю, и тут не оплошают.

— Простите нас за поспешные обвинения, Гийом, — сказал Рамон Мачадо.

Коренастый граф выразил общее мнение. Герцогиня не смотрела на мага. Виконт Марк де Мена глядел с бессильной ненавистью, еще не веря, что он оправдан.

Капитан Феррейра взмахом руки отогнал воинов — стражей герцогини и гвардейцев свиты принцессы — столпившихся позади гостей.

— Пропустите меня, — потребовала Кармен, — Я знаю, что нужно делать в таких случаях, что говорить.

— Печальный опыт? — герцогиня не могла не уколоть.

— Да. После прошлогоднего восстания в моей родной Маракойе осталось немало обесчещенных девиц — следы пребывания благородных рыцарей верных королю, — язвительно ответила супруга Феррейры.

— Стойте! Нужно закрыть лицо. Маска неузнавания — я умею. Мы должны уберечь от позора девицу из благородного рода, — вмешался Гонсало.

— А если простолюдинка, то можно позорить? — с презрением глянула на него Кармен, — но идея хорошая.

— Я сделаю это и забуду лицо, — пообещал Гийом, — А вы, мой верный ученик, ступайте вниз, и расскажите, что произошло на самом деле. Гости волнуются. Не забудьте поведать правду принцессе Ангеле. Я почему-то уверен, что о насилии она узнала именно от вас.

— Поедемте, вниз, сеньоры, — поддержал его Блас, — здесь сейчас нужны лекари.

— Я клянусь, что о позоре этой девушки никто не узнает, — заявила герцогиня, спускаясь по ступенькам.

— Я же, приложу все усилия, найти подонка. Гостям скажем, что это был неизвестный влезший в дом. И изнасиловал не гостью, а любимую служанку герцогини, отсюда и шум. Незачем разводить лишние подозрения, — сказал свое веское слово граф Мачадо.

— Моя помощь еще требуется? — уже на пороге спросил маг, наложив на несчастную соответствующее заклятье; чтобы лекари, ждущие за дверью, не увидели лица.

— Нет, ваш ученик, при всей его нелепой гордыне, это здорово придумал. Здешнее общество нездорово, могут отдать девочку в монастырь, — не оборачиваясь, ответила Кармен Феррейра, гладя всхлипывающую жертву и одновременно смывая кровь на ее губах мокрым платком.

— Не плачь, красавица, все будет хорошо, я обещаю. Не плачь, не надо. У тебя такие волосы прелестные, наверное, все подруги завидуют? — ласково и успокаивающее говорила она.

Гийом умылся в серебряном тазике, принесенном слугой, снял и кинул в угол рваную жилетку. Ему, вдруг стало так гадко, что захотелось напиться.

С принцессой он успел переброситься лишь парой слов перед ее уходом. Ангела после скандала с насилием захотела домой.

— Здравствуйте и прощайте, Гийом, — грустно улыбнулась она, — Я не поверила в эту ложь.

Взгляд ее вопрошал: как ты? Все нормально?

— Я знаю, принцесса.

Глаза его ответили: не беспокойся, береги себя, я тебя люблю.

— Гонсало, останьтесь здесь. Н стоит из-за меня прерывать свое веселье, — обратилась она к своему «рыцарю».

— Но я…

— Считайте это приказом, со мной двадцать гвардейцев, не стоит волноваться. Хотя, не скрою, мне приятна ваша забота.

Гости, успокоенные известием, что пострадала всего-навсего служанка, продолжали веселиться, правда уже не все; часть разъехалась, устав уже от ежедневных гуляний и возлияний.

— Простите, Гийом, — подошел к нему Гонсало.

— За что? — поинтересовался маг, — Ты не обязан меня любить, или верить в мою непогрешимость. Сам не раз говорил, что я человек без чести, это, кстати, сущая правда. Нет у меня вашей чести.

Гонсало де Агиляр потупил взор, он едва не поругался с принцессой из-за своих слов.

— Простите, за то, что не сдержал личные чувства к вам, и поэтому был предвзят. Я хотел, чтобы вы оказались виновны, мой бывший учитель. Потому что вы сильнее и опытнее, потому что принцесса относиться к вам лучше, чем ко мне. Вы лишены чести, совести и морали, но пользуетесь тем, чего не заслужили.

И все же я извиняюсь, перед вами Гийом Бледный, извиняюсь за поступок недостойный настоящего дворянина, — видно было, что он заранее выучил эту речь, боясь запнуться перед лицом противника.

Гийом грустно улыбнулся.

— Извинения приняты, мой бывший ученик. Вы глупо выглядите, носясь со своими благородством, честью и происхождением. Словно именно они и только они определяют человека. Но совесть, видимо, еще жива. В отличие от моей, — он усмехнулся, — Выпьем?

Гонсало заколебался, но все же остановил слугу с подносом и снял с него два бокала с вином.

— За принцессу Ангелу! — произнес он единственный тост, могущий их хоть на время примирить.

— За нее. Пусть будет счастлива! — поддержал Гийом.

Оба замолчали.

— Мы не любим друг друга, Гийом, — сказал де Агиляр, — Я вхож в дом герцога Гальбы, вы — его заклятый враг. Но мы оба боевые маги, давшие клятву верности Хорхе Третьему и Камоэнсу. До меня дошли слухи, что в Мендоре объявился новый маг — человек в черном, скрывающий лицо. Он появляется всегда ночью, в тот момент, когда его не ждут. Его видели общающимся со «старыми волшебниками». Предмет переговоров неизвестен. Так же он успел выполнить несколько поручений весьма влиятельных графов. Делайте выводы.

Бывший учитель ответил ему не сразу.

— Крайне занимательная история, — Гийом ласкал пальцами ножку бокала, — если это был не ты, и не я, то остается лишь Кербон. Понсе они бы узнали — он сам из «старых». Но Кербон терпеть не может черное, я никогда не видел его в одежде этого цвета. Он выбрал бы другой цвет. Да и не в его манере таинственность. Он ищет славы, как и ты, любит свет и блеск.

— Это не он, — категорично заявил Гонсало, — все сходятся что маг этот — чужак. Не один из нас и не выходец из числа «старых». Думайте, не буду вам мешать.

Гийом проводил его равнодушным взглядом. Тайны и секреты Гонсало ему сейчас были неинтересны. Следовало бы уехать домой, не прощаясь с хозяйкой, но он сидел и тянул вино.

В дальнем углу опытный игроки завершили разгром белокурого провинциала. Парень все так же сидел за тем роковым для него столом. На смену игральных картам и золоту пришло вино. Не отдельные бокалы, а бутылки. Слугам надоело бегать туда-сюда. Вино было дорогим и бесплатным одновременно. Маг сомневался, что в карманах парня хоть что-то осталось.

Гийом встал и подошел к шулерам. Одного из них — маркиза ля Круса — невысокого, тощего с серым лицом, крысиными глазками и повадками крысы — он знал достаточно хорошо.

— Удачный вечер, ля Крус? — громко спросил он.

Маркиз, услышав этот голос, дернулся, как от удара.

— Вы, Гийом?! Какая неожиданная встреча…, - глазки маркиза с тоской взглянули на дверь. Он сожалел о том, что остался праздновать успех прямо в доме Тавора.

Гийом смотрел ему в глаза и молчал.

Маркиз долго не выдержал.

— Играли мы честно, — заявил он, — Свидетели подтвердят. И выигрыш совсем не велик, около тысячи флоренов, — для маркиза с вечным долгом в тридцать это было немного.

— Тише, — тонкий визгливый голос шулера раздражал, — Мне неинтересен выигрыш. Кто он?

Ля Крус облегченно выдохнул.

— Приезжий с алькасарской границы. Его опекун — командор ордена Сант-Фебре. Играть совершенно не умеет. Легко подается на провокацию. Половина долга еще на нем. Написал расписку да завтрашнего вечера. Два перстня проиграл, жалко не фамильные — так безделушки. Я вот думаю, не будет ли с опекуном проблем — они там, в ордене, люди суровые, — разоткровенничался маркиз, блестя алчными глазенками и радостно потирая руки.

— Заткнись, тошно, — прозвучало как приказ.

Челюсти маркиза тут же сомкнулись неожиданно для него самого, сильно прикусив язык.

Фредерико Альберти — несчастливый игрок и несостоявшийся гвардеец — обреченно смотрел на полупустой бокал. Он пил вино, не чувствуя вкуса и почти не пьяния. В голове гуляли противоречивые мысли.

«Сегодня удача была так близка. Я почти выиграл. Черт, но почему же не повезло! Этот ля Круус — шулер, видно же сразу, зачем только играть сел? Тысяча флоренов. Господи. Дядя Рафаэль будет разгневан. Нет, он будет в бешенстве. Какой позор! Где взять пятьсот золотых до завтрашнего, нет уже сегодняшнего, вечера. Проклятые деньги! Если бы была еще хоть сотня флоренов, я бы точно выиграл! Ля Крус — шулер».

Круговорот прервал незнакомец, севший за столик тут же наливший себе вина из его бутылки. Незваный гость выпил, качнулся на стуле и достал колоду.

— Сыграем? — произнес он не слишком разборчиво.

Фредерико едва сдержался, чтобы не послать незнакомца туда, откуда возвращаются лишь для дуэли.

— Нет.

— Почему? — в серых глазах незнакомца было искренне удивление.

— Денег нет, — неожиданно признался Фредерико.

— Совсем? — незваный гость был очень бледен, наверное, болен.

— Две монеты на житье в гостинице, — язык опять оказался быстрее ума.

— Давай на две сыграем, — настаивал гость, судя по всему тоже проигравшийся в прах. Ни камзола, ни украшений — лишь нелепые штаны, рубашка, да блеск шальной в глазах.

— Оставь меня, — Фредерико Альберти опять вспомнил дядю — сурового рыцаря, посвятившего жизнь борьбе с алькасарскими язычниками.

— Нет, мы сыграем, — незнакомее ударил по столу кулаком. Бутылки и бокалы тут же охватило синее пламя, съевшее их без остатка, — Я Гийом — королевский маг. Слышал это имя? Так что мы будем играть. Ты — на две монеты, я — на столько, на сколько захочу.

Фредерико сглотнул, ссорится со знаменитым чародеем, он не хотел. Какой смысл в двух золотых? Ведь жизнь его все рано что кончена.

— Давай, — он с отчаянной беззаботностью кинул на стол последнюю монету. Двойной флорен.

Маг щелчком пальца пододвинул к себе чернила и бумагу, что остались после проигрыша. Длинные пальцы, взяв перо, проворно чиркнули что-то на листке. Фредерико увидел цифру 100.

— Чтобы все было честно. Я богаче, — пьяно засмеялся маг.

Следующая ора изменила судьбу Фредерико Альберти, уберегла его от позора и дяди, что мог в приступе ярости лишить его наследства.

Знаменитый маг оказался никудышным игроком. Он путал карты, громко ругался, когда на руках у него не было нужной. Проигрывал и азартно требовал реванша, ставя все большие суммы

Остановился он лишь тогда, когда закончилась бумага.

— Хватит, — сказал магик вслух и отбросил карты.

Фредерико вздохнул, он успел выиграть ровно тысячу флоренов.

«Эх, бы выиграть еще тысячу, или даже две», — подумал он, — «такой шанс бывает раз в жизни». Но тут же одернул себя: «Радуйся тому, что есть, чародей может и протрезветь».

— Когда я могу получить свой выигрыш? — набравшись храбрости, спросил Альберти.

— Завтра, приходи в королевское казначейство, там и заплатят, — отмахнулся от него маг и подал листочек с цифрами.

— А где же подпись? — возмутился Фредерико, его пытались обмануть.

— Ах да, — кивнул Гийом, и на листке-расписке появилось изображение криво нарисованной кошки.

— Что это? — удивился Фредерико.

— Печать. Мой герб — леопард, — мага клонило в сон.

Фредерико Альберти — самый счастливый человек на свете — едва не рассмеялся, вот он какой, оказывается, грозный боевой маг Гийом. Нужно будет обязательно рассказать дяде.

— Прощайте, — он встал из-за стола, взяв на память счастливую колоду.

— Не спешите, я еще не сказал, что вам делать, — остановил его маг.

— Вы шутите? — улыбнулся Фредерико, тасуя карты. Он не заметил, что речь его соседа стала вдруг абсолютно четкой и разборчивой. Трезвой. Другой. Пугающей.

— Нельзя просто так взять и выиграть у меня тысячу флоренов, — хищно улыбнулся маг, Фредерико понял, что лучше бы он отправил незваного гостя далеко-далеко, была бы дуэль или нет, спорный вопрос.

— Пятьсот — отдашь долг ля Крусу, пятьсот на житье, — маг приказывал емукак поступить, и Фредерико с ужасом осознавал, что выполнит его распоряжения. — В гвардию записаться пробовали?

— Пробовал. Отказали. Дескать, молод и не воевал раньше.

— Тогда сегодня же, придя в министерство Монеты за деньгами, найдете там Луиса де Кордову, вы видели его здесь. Скажете, что я прислал вас, и ваша заветная мечта отправиться в далекие моря за Жаркий Берег.

— Я не хочу в море. Я и плавать не умею, — пробовал возразить Фредерико.

— Учитесь, — жестко ответил маг, — И еще, — он указал рукой на карты, что держал Фредерико, — Вы больше никогда не будете играть на деньги, или что-то иное. Навсегда оставите те игры, где есть азарт: кости, карты и прочие.

После этих слов Фредерико Альберти крепкий парень, мечтавший поступить в гвардию, едва сдержал крик, прокусив губу от боли; из глаз его брызнули злые слезы. Он упал на одно колено и с ужасом смотрел на обожженные пальцы и ладони.

Невредимые карты разлетелись по полу. Ему хотелось выть.

— Думаю, урок понятен, — почти ласково сказал ненавистный голос, — Вижу, вы не рады. Дам одно послабление: в Смерть Короля играть разрешается. Это хорошая игра.

— Вы жестоки, — Кармен Феррейра проводила взглядом провинциала, убежавшего перебинтовывать руки.

— Какой есть, — хмуро ответил маг, — Не больше, чем другие.

— Мария де Тавора здесь не причем, — внезапно сказала Кармен.

Супруга ее в обозримой близости не наблюдалось, поэтому Гийом вздохнул — придется поддерживать разговор — и спросил:

— Вы о чем, сеньора Феррейра?

— Кармен, Гийом, для вас Кармен. Герцогиня Тавора не причастна к случившемуся в этих стенах насилию. Она лишь попыталась использовать его себе на пользу.

— Она сама вам это сказала? — усмехнулся маг.

— Гийом, — вздохнула Кармен, — Умерьте личную неприязнь. Я умею читать по лицам. Это не она. Верьте мне.

Гийом поверил.

— Где ваш муж, сеньора? — он оглядел залу. Большинство гостей уже разъехалось.

— Дома, завтра у него трудный день. Я же осталась по приглашению герцогини, будет интересно пообщаться с ней поближе.

— Злобная стерва, да интриганка, готовая на все ради почета и денег. За титул королевы любого зубами загрызет, — дал мрачную характеристику Гийом.

— Как и почти любая дама здесь, — улыбнулась Кармен.

— И вы?

— Нет. Я нашла свое счастье. Золотая клетка меня не интересует. Вы в черных красках описали герцогиню, а вот мне ее жалко.

— Жалко?! — Гийом едва не вскрикнул от удивления.

— Да. Мы ведь с ней похожи. Две красивые девочки из провинции, дочери нищих отцов с безрадостным будущим. Одно богатство — внешность, — маг кивнул. Кармен не была писаной красавицей, но отвести от нее взгляд было чертовски трудно.

— Мне повезло: мой отец был наставником Риккардо де Вега, и неизвестно еще, кто кого совратил, — рассмеялась супруга Бласа Феррейра и отвела погрустневший взгляд.

Риккардо де Вега — граф Кардес — был не из тех, кого быстро забывают.

— Я могла бы быть женой графа, но хотела ответной любви, а не смеси из дружбы, ответственности и вины. К счастью, я дождалась Бласа. А вот Мария де Тавора нет, ее выдали за старого герцога против воли.

Кармен вытащила из волос длинную шпильку, на которой, как оказалось, держалась вся сложная прическа. Волосы распылись по плечам.

— Устала. Не представляете, как тяжело следовать за модой, — призналась она, — Я не завидую герцогине, Гийом. Она наследница гигантского состояния и одного из трех герцогских титулов королевства, но какой ценой? Говорят, что ее покойный супруг отличался большой фантазией в постели, очень изощренной и зачастую весьма болезненной. А сколько было до него?

— Мне все равно, — отмахнулся маг, — Давайте, покинем это темный угол. Видите, Луис де Кордова уже изрядно пьян и взял в руки гитару.

— Хорошо, — согласилась жена Бласа Феррейры, — Ведите, — протянула ему руку.

Поэт сидел на низком резном стульчике в окружении поклонников. Взгляд его был туманен и смотрел куда-то в даль, через людей и стены. Рыжеволосая Изабель стояла рядом с мужем, положив свою маленькую ручку ему на плечо. Глаза ее смотрели нежно и заботливо.

Пальцы Луиса били по струнам, иногда не попадая в такт словам, но никто на это не обращал внимание. Там, где круг Перекрестка, Шесть подруг Танцевали.

Строки, положенные на музыку, были грубы, резки и четки.

Три — из плоти, три — из стали. Давние сны их искали, но обнимал их яро, золотой Полифем. Гитара!

— Изабелла еще не опытна. Нужно было увести его домой раньше. Теперь будет играть, пока не уснет и останется ночевать у герцогини, она предоставляет альковы всем желающим, — в словах Кармен чувствовался большой опыт, — Честно, стихи его с музыкой сочетаются плохо.

— Не могу судить. Я собираю стихи, но ценю не ритм и эпитеты, а смысл, — пожал плечами маг.

— Есть один стих Луиса, который не знает широкая публика. Блас прочитал мне его, когда я спросила у него, а что за человек, этот загадочный маг Гийом?

Смерть была в двух шагах от меня,

Смерть была в двух шагах от меня.

Я увидел ее,

Ее увидела ты.

Ко всем в двери постучалась смерть,

И всем в уши кричала смерть.

Я услышал ее,

Ее услышала ты.

Но ей вздумалось вдруг ни тебя, ни меня не заметить.

— Насчет широкой публики вы ошибаетесь. Я слышал его не раз, хотя и не от сеньора де Кордова, и после чтения все оборачивались и пялились на меня, — заметил маг, — Что вы хотели мне сказать этим, сеньора Феррейра?

Кармен загадочно улыбнулась и промолчала.

— Луис любит преувеличения. Сеньоре Изабелле я никоим образом не угрожал. Да и не смерть я, вовсе. Не претендую на такое громкое и пустое имя. Когда-то меня звали Играющим со Смертью. Это точнее. То она меня, то я ее. Пока ничья — я жив.

— Вот вы и ответили себе сами, — вновь улыбнулась Кармен, — Я же лишь ставила целью узнать о вас побольше.

— Узнали? Раскрыли мою душу в пустом разговоре? — саркастически усмехнулся маг.

— Вы устали, Гийом, — Кармен не заметила его подколки, — Глаза, складки на лбу. Вас мучает что-то.

— Несчастная любовь, — честно признался маг.

— Все шутите, — погрозила ему пальцем Кармен, — Вам нужен отдых. Развейтесь, и, советую, побудьте с женщиной, чувствую, их у вас давно не было.

— Угу, — кивнул маг, — месяц как содержанку рассчитал, а новую найти — все времени не было. Вы мне положительно нравитесь, Кармен. Прямо луч света, в здешнем темном царстве. Так зачем я был вам нужен?

— Не сегодня, — едва заметно мотнула она головой, — Как-нибудь я зайду к вам, Гийом, и расскажу свою проблему.

— Одна? — удивился чародей, — Муж ревновать не будет?

— Нет, он в курсе. И помочь мне, к несчастью, не может.

— Заинтриговали, но я на места Бласа вас бы одну никуда не отпускал. Даже по магазинам и ювелирам. Вы, чертовски соблазнительны, Кармен. Так и хочется впиться в ваши сочные губы, взять на руки и утащить в постель, срывая на ходу платье, — Гийом говорил это с абсолютно серьезным лицом, но глаза его смеялись.

Кармен Феррейра заметила эту смешинку, и, закусив губу, сама едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться. Лицо ее покраснело.

— Благодарю за откровенный комплимент, Гийом. Сейчас невозможно встретить такую честность. Обычно говорят: «сеньора, ваши губы, как кораллы; груди как два прекрасных холма. Как же я мечтаю пройтись языком любви по ложбинке между ними, слизывая пот нашей страсти». Хочется дать пощечину, разодрать в кровь наглую морду, а нельзя, не принято. Эта пошлость считается искусством.

Кармен посмотрела на свои ухоженные пальчики с аккуратными острыми ноготками, окрашенными красным лаком, и мечтательно вздохнула. Здесь маг не выдержал, рассмеялся, привлекая внимание еще остававшейся публики.

— Что поделаешь, стихотворчество — обязательная часть образования, вот и развелось поэтов. В кого пальцем не ткни — все что-то пишут. В основном о любви и непременно несчастной. Или же счастливой, тут есть два направления: о древних богах или пастухах и пастушках. Причем ни тех, ни других, горе-поэты в глаза не видели. Вот и получаются у них пастухи в пышных туниках, играющие на арфе и рассуждающие о судьбах мира напыщенным придворным языком. Это даже не смешно.

— Не судите строго.

— Буду. Надоело. Какой сборник не открой — всюду прекрасный вымысел, чинно и благолепно. А пол-Мендоры в грязи тонет. В центре чистота и фонари, а новом городе — где простой люд — канализации нет и в помине, не улицы, а болота. Ваши «старые» волшебники едва успевают инфекции и болезни останавливать…

— Хватит, Гийом. Вы устали и злы — воспользуйтесь моим советом, не то скоро станете просто несносны, — остановила его движением тонкой ручки Кармен, — Уже светает, мне пора, Блас любит, когда завтрак готовлю ему я, а не кухарка.

— Прощайте, Кармен. Спасибо, вы подняли мне настроение, — маг наклонился и поцеловал ей руку, — Я сделаю для вас все, а сейчас — прощайте!

— Вы задержались, каасил, — ворота Гийому открыл лично — Майал — главный средь паасинов, что охраняли его.

На вид ему было между тридцатью и сорока, несколько шрамов на правильном и некогда красивом лице мешали определить точный возраст. Страж был явно не доволен бодрствованием, вызванным долгим отсутствием мага. По его знаку двое других паасинов, всюду сопровождавших Гийома, отогнали карету к черному входу.

— Только не говори мне, что в этот час на улицах опасно, — упредил Майала чародей.

Черноволосые дети лесов, что вот уже полгода стерегли его покой, были идеальными воинами и отвратительными слугами. Их кандидатуры предложил ему еще покойный граф де Вега, забыв упомянуть о характере паасинов, что не считали себя людьми и вели свой род от Волка, принявшего облик человека, и богини их лесов.

Гийом до сих пор не мог сказать точно, что означает слово «каасил» — титул, которым его почтительно величают. Повелитель, колдун, или же беспечный тюфяк, нуждающийся в защите?

— Мой долг хранить вас. Мы поклялись, и честно отрабатываем ваше золото, каасил. Прежняя охрана была хорошей — умерла, спасая вас, мы же — лучшие, поэтому просто не допустим такого ситуации, — не скромничая, ответил Майал, смотря на чародея сверху вниз.

Паасины были все как один высоки, стройны и черноволосы, и с непривычки казались близнецами. Они тщательно брили лица и тела, не оставляя волос нигде кроме верха головы. В их больших миндалевидных глазах всегда читалась одна и та же смесь из непоколебимой уверенности в себе, гордости и чувства легкого превосходства.

— Зови меня, Гийом. Надоело слушать: каасил, да каасил, не титул, а кличка, — сердито приказал Гийом.

— Слушаюсь, каасил, — Майал определенно издевался.

Паасины никогда никому не кланялись, максимум, на что мог рассчитывать наниматель или сюзерен — кивок головы. Одевались они только в три цвета: зеленый, черный и синий.

— Прошу, каасила, впредь предупреждать меня о возможных задержках заранее — я увеличу охрану. Вы — люди — самые опасные и коварные существа, — твердил свое Майал по дороге в дом.

— Вы — люди, — передразнил его Гийом, — А вы кто, нелюди что ли? Заладили свое, дети лесов. Потомство от связей между пасинами и прочими человеками рождается? Рождается — значит, вы люди.

— Нет, не рождается, — остановился Майал, паасин любил спорить.

— Конечно, если это носить, то детей не будет, — Гийом развернулся и быстро схватил телохранителя за правую руку, на среднем пальце которой красовалось деревянное колечко, — Попробуй снять, когда в очередной раз в город к любовнице пойдешь.

Майал освободился одним едва заметным движением.

— Полукровок можно плодить только в критических случаях, когда род ослаблен. Мы бережем чистоту своей расы. Мы близки, но не родня, человек Гийом.

— Бережете, не плодите. С одной стороны — сохраняете народ, культуру, обычаи, богов. С другой — слабы своим консерватизмом, вот и истребили вас всюду, кроме лесов между Камоэнсом. Лагром и Скаем, — подвел итог Гийом, — Когда-нибудь мы еще поговорим на эту тему. А сейчас, не обижайся на усталого чародея.

— Я и не обижаюсь, Гийом, — паасин позволил себе улыбку, — Любознательность вкупе с уважением к чужому народу не повод для обид, — стражи распахнули перед ними стеклянные двери.

В небе пробивались первые лучики наступающего дня.

— Если бы ты оскорбил нас, то сразу же узнал об этом. Жизнь хулителя — единственная достойная плата за его слова, — тихо добавил Майал, когда Гийом переступал через порог.

Войдя, наконец, в свой дом, маг замер. Спасть ему не хотелось, есть тоже. Это самое ужасное состояние, когда апатия нападает одновременно и на тело, и на разум.

— Каасил, в нашем доме гость. Он пришел вечером с вашей визиткой, я предложил ему подождать, благо он оказался моим знакомым.

— Кто это? — удивился Гийом.

— Барт Вискайно — бывший торговец сукном, затем офицер нашего графа Риккардо — сейчас лейтенант короля Хорхе, — последнее паасин произнес с явным неудовольствием.

Людских владык они не любили — те слишком часто покушались на вольности лесного народа во всех трех пограничных странах. Исключением были лишь графы де Вега — властители Кардеса — даровавшие паасинам полную автономию в своих обширных владениях.

— Он еще здесь? — поспешно спросил маг, мысль о разговоре с бомбардиром его обрадовала.

— Да. Барт в комнате для гостей. Ору назад еще бодрствовал, мы разговаривали о Кардесе.

— Спасибо, — маг устремился в комнату для гостей.

Майал язвительно бросил в спину, что гостей в это время беспокоить невежливо, но Гийом проигнорировал его слова.

Барта Вискайно не слишком огорчило внезапное пробуждение. Он не отказался от позднего ужина, плавно перетекший в ранний завтрак.

— Тяжело вам с Майалом приходится, Гийом? — прямо спросил Барт, отдавая должное трудам знаменитого повара Хасана, — Сознавайтесь, я их упрямую породу хорошо знаю.

— Угу, — признался Гийом, жуя.

В кампании с едва знакомым лейтенантом ордонансных рот ему было легко и свободно; в отличие от затхлой атмосферы светских приемов, где на пару-тройку добрых товарищей, приходилась сотня злопыхателей, алчных до скандалов сплетников или просто завистников.

— Зато бойцы они отличные. Раньше меня алькасары, из плена выкупленные, охраняли, пока не погибли все. Паасины им не уступают, даже превосходят.

— Еще бы, — ухмыльнулся офицер, отложив обглоданную кость, — Они же всю жизнь с кем-нибудь воюют: то со скайскими кланами, то с лагрскими князьями, то с нашими из провинции Вильена. Только в Кардесе им свободно.

Тут поневоле лучшим станешь. Вы же были под Ведьминым Лесом, видели, как они стрелы мечут из своих здоровенных луков. Что не выстрел, то труп или раненый.

— Как вам Мендора? — решил сменить тему маг, о войне Барт мог говорить долго и подробно.

— Красивый город, но жадный, — дал неожиданную характеристику бывший купец, — все норовят объегорить, хоть на медяк да обхитрить. Я бы здесь разорился, у нас в Кардесе честно торговали, — заявил он.

Маг улыбнулся, услышав пассаж о честной торговле.

— Справедливо, — поправился Барт, — по сравнению со здешними купцами мой дядя-суконщик — сущий ангел. А так в столице хорошо. Платит Хорхе вовремя, жаловаться не на что.

Хотя, не признают здесь мои нашивки, — нахмурился лейтенант Вискайно, — Мы — из ордонансных рот офицеры — словно и не офицеры вовсе. Недавно сунулся в дом веселый из дорогих — не пустили. Куда, говорят, прешь, здесь для благородных. А я чем хуже?! — в голосе Барта звучала обида.

— Привыкайте, — пожал плечами маг, — здесь дворянство главное. Даже меня знать за ровню не держит.

— Вас? — от удивления Барт даже протрезвел немного, — Мага Боевого? Если бы не вы, мы с графом Риккардо «королей» под орех разделали бы! И была бы теперь Мараккойя вольным королевством.

— Такова жизнь. Главное, держитесь короля. Служите ему верно и будите щедро вознаграждены. Как вы, точно подметили при нашем знакомстве: мы не из дворян, нам — чтобы пробиться наверх — нужно думать головой

Маг порывисто встал из-за стола.

— Я сейчас вернусь.

Ждать Барту пришлось не долго. Гийом вернулся с толстой книгой из пергамента, напомнившей лейтенанту об оставленной мирной жизни.

— Смотрите, — Гийом раскрыл ее на нужной странице, — Вот чего вы можете достичь!

Барт взглянул, и хмель из его головы тут же испарился. Могущественный чародей не лгал о своем происхождении.

В заголовке одной станицы значилось — Прибыль, на другой — Убыток.

Платил в основном Хорхе — сто тысяч золотых в год — столько, тут же вспомнил торговое училище Барт, составлял доход графа. Плюс еще тысяч двадцать — графа мелкие магические услуги.

— Какое богатство! — он посмотрел на Гийома полубезумными глазами.

— Все относительно, лейтенант, — чародей грустно улыбнулся, — Это пустые деньги — деньги, что не приносят радости; мои потребности крайне скромны. Я содержу дом и охрану — верность паасинов стоят дорого, иногда помогаю хорошим людям. Остаток — большую часть доходов — трачу их на пустяки: на коллекцию редкого оружия и драгоценных камней, на магические эксперименты.

— Не только, — хитро взглянул Барт, — Судя по записям, ваши деньги разбросаны по пяти крупнейшим банковским домам Далации и Остии, — он ткнул пальцем в очередную строчку, — Вы даже скайцам в долг золото дайте.

— Не в долг, а на хранение. Я трачу пустые деньги, Барт, — повторил чародей, — Золото в чужих банках — слабая гарантия на случай роковых перемен. Судьба била меня слишком часто, чтобы я наделся на силу богатства. Игра с векселями — это память об отце, который растил меня купцом и банкиром.

Гийом видел, как разгорается алчность в глазах Барта, что заворожено смотрел на цифры в толстой книжке с невзрачной обложкой.

— Хотите сто тысяч монет, Барт? Ведь не из-за хорошей жизни вы подались в солдаты? — спросил он прямо.

— Сто тысяч?! Кого я должен убить? Где ставить подпись демон-искуситель?! — воскликнул тот.

— Я не демон. Говорю серьезно, они мне не нужны, — спокойно пояснил чародей.

Барт Вискайно — бомбардир и разорившийся купец — серьезно задумался.

— Нет, Гийом. Спасибо, но нет, — голос его дрожал от волнения, он забыл о нормах вежливости, — Твое щедрое, ненужное золото не принесет мне счастья.

— Уважаю, — коротко и емко ответил Гийом, — Немногие смогли бы устоять.

Маг подошел к коврам, что были развешаны на стенах гостиной. На коврах висело разнообразнейшее оружие: мечи, сабли, кинжалы. Походил рядом с ним взад-вперед. Наконец, остановил свой взгляд на одном экспонате.

— Дарю, — он протянул Барту длинный широкий кинжал в простых кожаных ножнах, — Не отказывайтесь, я сегодня обидчивый как паасин. Это благодарность гостю от хозяина за хорошую беседу.

— И не подумаю, — Барт вновь стал самим собой, хитро ухмыльнулся во всю широкую физиономию, — Какой идиот дармовщину отринет? — он вынул кинжал из ножен, придирчиво оглядел, попытался опробовать остроту на длинном ногте.

— Осторожней! — предупредил Гийом, — палец оттяпаете, приращивать назад не буду, — Лагрская сталь — оружие королей. Не смотри, что вид невзрачный, а рукоять без украшений. Ему лет сто, тогда мастера меньше всего заботились о красоте. Вам как бомбардиру в самый раз. Решите выйти в отставку — продадите.

— Всучил все-таки, — восхищенно произнес Барт, с таким оружием будущее его — если судьба сохранит в войнах — было обеспеченно.

— Спать не хотите? — поинтересовался маг через некоторое время.

— Нет.

— Тогда готовьтесь, едем в бардак!

— Куда? — переспросил Барт.

— В бордель, веселый дом, отель удовольствий, обитель гурий и так далее… — весело объявил Гийом. — В самый лучший, туда, где уже не шлюхи, а куртизанки. Вас гложет обида. А мне сегодня рекомендовали срочно побыть с женщиной. Содержанки сейчас у меня нет. Служанки — скучно и банально. Так что мы едем в «Приют Любви», что у храма Благочестивой Инес.

— Гийом, вы пьяны? — Барт растерялся, его — несостоявшегося купца, помнящего прошлую неудачу — пугал такой замысел.

— Можно считать и так! — подтвердил тот, — Не беспокойтесь об одежде и облике — я же маг, пусть и боевой. Зачарую, маску неузнавания наложу, переоденемся — родные матери мимо пройдут и не обернуться, — азартно заявил Гийом, — Легенда следующая: мы гости из Тронто; ты — граф, я — маркиз. Зваться будем так же.

Барту Вискайно — простому лейтенанту из ордонансных рот — ничего не осталось, как согласиться. Слишком велико было желание прикоснуться к сверкающему миру знати. В тот день маг Гийом, сам того не зная, стал для него святым из детства, что разносит детям подарки.

— А давайте, и Майала с собой возьмем? — храбро предложил он.

— Хорошая идея, — пьяно согласился маг, — Давно хотел его длинные патлы перекрасить, да наглые глаза поуже сделать.

Через две оры трое пьяных всадников в ярких тронтких плащах верхом на чистокровных алькасарских скакунах с таким чувством и выражением восхищались рассветом; что у сонных городских стражников, идущих с утренним обходом, уши закладывало. Новоявленные тронтцы веселились во всю, поддерживая репутацию самых отпетых сквернословов Благословенных Земель.

Гийом разделился на две части. Он — первый, охмелевший радовался маскараду вместе с Бартом Вискайно и Майалом. Он — второй, выл от тоски, вспоминая прошедший день: чужую радость; свое одиночество; недоступную принцессу Ангелу, кружащуюся в танце с Гонсало де Агиляром.

Он — второй, надеялся, что совет Кармен поможет. И в объятьях роскошной куртизанки он хоть на миг забудет Ангелу: хрупкую, стройную фигурку; тонкую шею, которую так хочется поцеловать-укусить; дурманящий запах ее кожи; вкус ее губ; голос, что манит и сводит с ума.