"Человек Огня" - читать интересную книгу автора (Сальгари Эмилио)

XIX. Жертвы войны

Хижина, раньше принадлежавшая пиайе изгнанного или истребленного аймарами племени, была гораздо обширнее прочих хижин, но и гораздо темнее, так как в стенах не было щелей и свет проникал лишь через маленькое отверстие в крыше. С первого взгляда уже можно было заключить, что это жилище какого-нибудь колдуна, так как оно было увешано бесчисленными амулетами и ожерельями из зубов хищных зверей и змеиных позвонков. Но оба европейца, конечно, прежде всего обратили внимание на коллекцию превосходно сохранившихся человеческих голов, украшавших стену, находящуюся против дверей. Бразильские дикари всегда оставляли головы вождей враждебных племен, которые пали в сражении или же были ими съедены. Они сохраняли их особенным способом: сначала извлекали мозг, который считался лакомством, потом погружали голову в сосуд, наполненный горьким растительным маслом, называемым antiroba, и затем подвергали ее некоторое время действию дыма. Вынув глаза, они вставляли вместо них два резца какого-нибудь грызуна, зашивали губы и украшали уши маленькими пучками черных или желтых перьев.

Коллекция покойного пиайе была довольно велика; она состояла из двадцати хорошо сохранившихся голов. Кроме этого в хижине не было ничего. Вся меблировка состояла из гамаков, сплетенных из грубых волокон. Выдолбленные тыквы и скорлупа кокосовых орехов должны были служить посудой, несколько чаш из пористой глины были наполнены водой, которая просачивалась сквозь стенки и собиралась в огромный глиняный сосуд. Как это ни странно, но бразильские дикари всегда относились с большим вниманием к воде для питья и употребляли лишь абсолютно чистую воду, просочившуюся сквозь сосуды, сделанные из пористой глины, служившие им фильтрами.

— Ну, как ты находишь наше жилище? — спросил Альваро после того, как они осмотрели все углы.

— Несколько темновато, сеньор, — отвечал Гарсиа, — и потом… эти головы, которые точно смеются над нами, не делают веселым это жилище. Кому они принадлежали?

— Вероятно, людям, которые были съедены аймарами.

— Могли бы они также съесть и эти головы, а не оставлять их здесь!.. Послушайте, сеньор Альваро, надеюсь, вы не намерены исполнять долгое время обязанности колдуна? С меня уже теперь довольно, и я бы хотел вернуться в лес.

— Попробуй, мальчуган. Я не запрещаю тебе.

— Если бы я мог, то не заставил бы себя просить! — ответил Гарсиа.

— А пока удовлетворимся тем, что нас сделали пиайе. Ведь и я не имею ни малейшего желания оставаться среди этих людоедов, которые к тому же не внушают мне ни малейшего доверия. Диас, наверное, даст о себе знать каким бы то ни было образом. Он теперь уже знает, что мы попали в руки аймаров.

— Как вы думаете, они стерегут нас по ночам?

— Конечно. Они ведь нам не доверяют и, разумеется, смотрят за нами в оба. Но даже если бы нам удалось бежать, что могли бы мы сделать теперь, не имея ружей? Вот если бы я мог вернуть свое ружье и патроны! Впрочем, я думаю, что это возможно. Ведь дикарям еще не известно употребление огнестрельного оружия, и мы, пожалуй, можем заставить их отдать нам ружье и патроны… Прекрасная мысль! Постараемся убедить этих злодеев, что это наши амулеты, которые дают нам победу над врагами.

В этот момент снаружи раздались резкие звуки какого-то инструмента, похожего на дудку, и странный грохот, точно тысячи мелких камней пересыпались в ящик и ударялись о его стены.

— Музыка! — воскликнул Гарсиа. — Неужели аймары намерены устроить нам концерт? Я бы предпочел обед.

Он выглянул в дверь и увидел, что к ним в хижину направляются человек двенадцать дикарей, а впереди идет юноша тупинамба, который исполнял роль переводчика. Четверо дикарей играли на инструментах, похожих на флейту и сделанных, по-видимому, из человеческой берцовой кости. Другие двое встряхивали тыквенными бутылками, наполненными мелкими камешками. Сзади них один из дикарей нес какой-то футляр из звериной шкуры, украшенный зернами золота и раковинами, а другие несли корзины, казавшиеся довольно тяжелыми.

— Чего хотят эти люди? — спросил Альваро юношу тупинамба.

— Они пришли вручить вам тушану вождя и поручить его вашей бдительности.

— Это что за штука?

— Скипетр племени. Другие же несут еду и превосходную таробу, приготовленную самой древней старухой аймаров для покойного пиайе.

— Положи тушану куда-нибудь в угол, потому что в данный момент нас может интересовать только еда. Ведь пиайе белой кожи все-таки не могут питаться одним воздухом!

Юноша посмотрел на них с некоторым удивлением, взял трубку, в которой хранился скипетр, положил ее под консервированными головами и затем велел поставить корзины на землю.

Альваро жестом удалил музыкантов и носильщиков и осторожно приподнял крышку, опасаясь найти в корзине несколько кусков жареного человеческого мяса.

Повара вождя, узнав, что пиайе белой кожи могут есть только врагов своей расы, заменили человеческое мясо превосходной рыбой, которая в изобилии водится в затопленных саваннах, лепешками из маниока и бананами, жареными в горячем пепле. К этому угощению они добавили два больших сосуда, наполненных какой-то молочной жидкостью, издававшей резкий запах алкоголя.

— Приступим, Гарсиа! — весело воскликнул Альваро. — В этом меню нет человеческого жаркого ни белого, ни черного, ни краснокожего.

Не обращая внимания на индейского юношу, оставшегося в хижине, они принялись есть с большим аппетитом и потом попробовали напиток тароба, используя вместо стаканов свернутые в трубку пальмовые листы.

— Недурно, — сказал Альваро. — Я не думал, что эти людоеды умеют приготовить ликеры… Ба! Да я, кажется, слышал что-то об этом напитке и…

— И о зубах старух, сеньор, — добавил Гарсиа.

— Да, да, и о зубах тоже! — отвечал Альваро, выпуская из рук пальмовый лист. — Эй, мальчик, не знаешь ли ты, как готовят этот напиток?

— Он вам не нравится? — спросил юноша.

— Тебя спрашивают, из чего он делается?

— Из клубней маниока, сеньор, — отвечал индеец. — Сначала их кипятят, а потом дают жевать самым старым женщинам племени…

— Черт возьми! — воскликнул Альваро, чувствуя приступ тошноты

— Потом, когда они хорошо измельчат зубами клубни, то эту массу снова кипятят, а затем переливают в сосуды и зарывают в сырую землю, где она подвергается брожению.

— Тьфу! И вы это свинство пьете? Гарсиа, выброси эти сосуды. К черту вашу таробу! Эти индейцы настоящие свиньи!

— Почему вы это говорите? — спросил юноша.

— Чтобы я стал пить эту гадость, разжеванную старухами…

— Но, сеньоры, если не разжевать раньше клубни маниока, то тароба не удается.

— Убери скорее этот напиток, а не то я вылью его на голову первому индейцу, который будет проходить мимо. Пиайе белой кожи не употребляют подобных напитков… Теперь мой обед испорчен!

— Сеньоры, — заметил им юноша, хохотавший до упаду. — Не стоит так выходить из себя! Как бы то ни было, но этот напиток вовсе не так уж плох.

Юноша был несколько озадачен приемом, который оказал великий пиайе лучшему из бразильских напитков. Он, взял оба сосуда и вынес их из хижины, спрашивая себя, какие же спиртные напитки употребляют белые люди, пренебрегающие таробой, приготовленной старухами племени?

— Теперь посмотрим, что за тушана, которую мы должны охранять, — сказал Альваро. — Должно быть, это что-нибудь очень важное, вроде печати короля или что-то подобное.

Он взял футляр, сделанный из толстой бамбуковой трубки длиной по крайней мере в метр и украшенный раковинами и пластинками золота. Внутри находилась деревянная палка, чрезвычайно тяжелая, вероятно, сделанная из железного дерева. К обоим концам палки были привязаны пучки ярких птичьих перьев.

— Точно жезл главнокомандующего, — сказал Альваро, с любопытством рассматривая палку. — Если они доверяют нам этот жезл, значит, мы стали очень важными персонами. Диас рассказывал мне, что этот предмет доверяется только людям высокого происхождения. Это меня успокаивает.

— Почему, сеньор?

— Потому что я боялся, что эти звери подождут, чтобы мы разжирели, и тогда нас съедят. Э! Белое мясо, пожалуй, может соблазнить этих обжор.

— Что ж, будем мы продолжать играть роль колдунов?

— На что ты жалуешься? Какой требовательный! Ведь мы сразу превратились в очень важных особ, в великих жрецов, вместо того, чтобы поджариваться на решетке из ветвей, а ты все еще недоволен!

— Предпочитаю свободную жизнь в лесу вместе с моряком.

— Терпение, мой милый Гарсиа. И я не менее тебя желаю поскорее расстаться с этими дикарями. Пока же останемся колдунами, а там увидим.

В эту минуту юноша-переводчик вошел в хижину и, обратившись к Альваро, сказал:

— Великий пиайе, вождь просит вас присутствовать при умерщвлении пленника, предназначенного для съедения. Будет устроен пир для военачальников и для наиболее доблестных воинов. Вождь говорит, что мясо этого пленника станет гораздо лучше, если вы взглянете на него своими очами.

— Если бы нас оставили в покое, то я был бы более доволен. Я не люблю смотреть, как убивают какого-нибудь беднягу, и еще более неприятно мне видеть, как его будут есть.

— Таков обычай племени, и вы не можете уклоняться от исполнения обязанностей, которые возлагаются на пиайе.

— Этот осужденный твой соотечественник? '

— Нет, это тупи.

— Не попробовать ли мне спасти его?

— Не делайте этого, великий пиайе. Мой покровитель также в самом начале попытался было сделать это, но чуть-чуть сам не был съеден вместо пленника. Нет, не пробуйте восставать против обычаев племени, если хотите спасти свою жизнь… Слышите? Пленник уже начал свою воинственную пляску. Он, конечно, не задрожит от страха и будет энергично защищаться, когда ему приготовятся размозжить голову.

На площади раздались звуки дудок и грохот мелких камней, насыпанных в тыквенные бутылки, которые нарочно встряхивали, чтобы усилить шум. Временами раздавался чей-то голос, настолько громкий, что он покрывал весь этот грохот.

— Очевидно, мы не можем отказаться, — сказал Альваро. — Приходится идти туда. Должность пиайе, как она ни почетна, все же имеет свои неприятные стороны.

Они вышли из хижины на площадь, где уже собралось несколько сот человек. Были также и женщины, жалкие создания, с такими же зверскими лицами, как и у мужчин. Волосы у них были тоже всклокочены, как у мужчин, нижняя губа безобразно растянута и в нее вставлен кусочек дерева или камня, уши также вытянуты и украшены нанизанными на волокна маленькими косточками, вероятно человеческими фалангами, и разноцветными камешками.

Тупи, который предназначался на ужин воинам, уже был приведен на площадь. Это был прекрасно сложенный молодой человек лет двадцати пяти, с более правильными и тонкими чертами лица, нежели у аймаров. Он пел и танцевал, сопровождаемый музыкантами, показывая этим, что нисколько не боится смерти. Позади него шла какая-то старая мегера, страшно разрисованная, и несла священную дубину, которой бразильские дикари убивают своих пленников. Почти все бразильские племена обращаются с врагами, попавшими к ним в плен, с полным уважением и считают их священными. Они не держат их в заключении и дают им свободу, но зорко следят за ними, чтобы они не убежали. Само собой разумеется, что пленных кормят обильно, чтобы они не похудели, и они всегда получают обед вождя. Дня за два до назначенного срока в честь обреченных на смерть устраивается пир, и несчастные жертвы должны принимать в нем самое деятельное участие и стараться выказывать беззаботную веселость, хотя знают, что женщины племени уже готовят сосуды, в которых будет вариться их мясо. Этого требует этикет, и никому из пленников не приходило в голову нарушить его. Конечно, и тупи, которого ожидала смерть, показал себя достойным сыном своего племени, имевшего репутацию самого храброго и воинственного из бразильских племен. Он плясал, смеялся и шутил с аймарами, окружавшими его, и делал вид, что не слышит песни смерти, которую затянула старая мегера, несшая роковую дубинку.

— Мы держим птичку за шею, — пела старуха, стараясь закинуть на плечи пленника нечто вроде лассо. — Если бы ты был попугаем, прилетевшим поклевать у нас зерна, то ты бы улетел от нас. Но теперь мы тебе обрезали крылья и мы тебя съедим!

Тогда воин приостановил свои шутки и пляску и, точно внезапно объятый яростью, прокричал громовым голосом:

— Вы меня съедите, но я убил отца того воина, который стоит возле вождя, и съел его сердце! Я убил также одного из ваших вождей и ранил насмерть его сына и мы их обоих съели!

Он дошел уже до центра площадки, где был разложен огромный костер, на котором была приготовлена большая решетка из ветвей железного дерева.

Вождь аймаров, разукрашенный по случаю торжества разноцветными перьями и ожерельями, подошел к пленнику в сопровождении свиты воинов и, согласно обычаю, предложил ему в последний раз взглянуть на солнце. Затем, вперив в него свирепый взгляд, сказал:

— Отрекись от своих слов, скажи, что ты не ел отца этого воина, а также одного из наших вождей и его сына!

— Освободи меня, и я съем тебя и всех твоих! — гордо ответил тупи.

— Ты поплатишься за это — я готовлюсь нанести тебе смертельный удар. Так как ты утверждаешь, что убил и съел моих воинов, то будешь съеден уже сегодня.

Вождь сказал это, потрясая в воздухе своей дубиной, точно пробуя свои силы.

— Это превратности жизни, — спокойно отвечал ему пленник, пожимая плечами. — Но мои друзья очень многочисленны, и они отомстят за меня!

— Какое мужество у этого молодца! — сказал Альваро, когда юноша-индеец перевел ему ответ пленника.

— Он доблестный воин, достойный сын своего отца, великого воина, — отвечал юноша.

— Как жаль, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его!

— Аймары пришли бы в ярость. Оставьте это.

Двое аймаров подошли к пленнику и связали ему ноги, оставив свободными руки. Тогда он начал извиваться как бешеный, вызывая всех на бой. Видя, что к нему приближаются воины, он поднял несколько камней, находившихся возле него, и бросил их в врагов. Он мог это сделать, потому что ему было предоставлено право защищаться. Он ревел, словно дикий зверь, и, несмотря на связанные ноги, прыгал с легкостью газели.

Но круг около него смыкался все теснее.

Вождь поднял дубину. Еще несколько мгновений пленник продолжал метаться и награждать кулаками противников, потом вдруг раздался глухой удар. Дубина вождя размозжила ему череп, и он, сраженный, упал на землю.

— Уйдем! — воскликнул Альваро, чувствуя непреодолимый приступ отвращения. — Я не могу видеть этих убийц!

Он взял за руку Гарсиа и пошел назад в свою хижину, в то время как аймары с диким ревом бросились на еще теплый труп воина и потащили его на костер.