"Железный рассвет" - читать интересную книгу автора (Стросс Чарльз)

НОВЫЙ ДЕНЬ, НОВАЯ ПЕРЕДОВИЦА

«Лондон таймс» — потрясающие новости с 1785 года! Представляет Фрэнка «Носа» Джонсона. Спонсоры: Интерструктуры Марипоза, Банк Мамалат аль-Фалака, КиберМаус™ и Первая Всеобщая Церковь Кермита.

ПЕРЕДОВИЦА

Хочу рассказать вам о бедствии на Новой Москве. Даже если придется использовать лишенный морали язык так называемой объективной журналистики — эту воистину мерзопакостную грязь, что сродни колоссального восьмиузельному сраному кластеру, — существующий дабы потворствовать «ангелам», военблогерам и прочим бедствующим шлюхам, столь же неуместным в этой жизни, как вино в бочонке виски.

Как и большинство людей, завязанных на этот почтенный печатный орган светового конуса, вы, возможно, посчитали Новую Москву очередной головной болью: затягивающее болото «мак'»-мира, населенного греховными овцестригами, пытающимися не принимать всерьез богоразруиштелъную технику и оказавшимися поверженными Эсхатоном. Немного жесткого гамма-излучения, большая новая туманность — и все испарилось за пару лет. Бросок в недра данного блога выявил, что 69 % земляных червей никогда не слышали о Новой Москве, а из тех, кто слышал, 87 % уверены в незначительности произошедшего для политики Земли; сравнимо с количеством убежденных, что минет — не настоящее половое сношение, что старина-извращенец Санта Клаус подкладывает к вашему камину каждого 25 декабря подарки, а Земля — плоская.

Теперь пришло время сдвинуть крайнюю плоть недоразумения и пройтись жесткой щеткой просвещения по всей этой массе липкой полуправды и лжи. Истина ранит, но не так сильно, как последствия умышленного неведения.

Я был на Новой Москве девять лет назад, совершая заурядный долгий круиз по злачным местам Септагона, сельским просторам Междуречья и неким диким сверхобобщениям вроде Аль-Ассада, Брунея или Бетховена. Новая Москва, повторяю в третий раз, не буколическая сельская трясина. Разновидность каторжанской застойной планеты с континентальными государственными правительствами, объединившимися в планетарную федерацию, городами величиной с Мемфис, Аджубу и Токио и орбитальной инфраструктурой, способной создавать термоядерные межпланетные перевозчики.

«Островная» — такое определение больше всего подходило Новой Москве, каким бы космополитом она ни являлась, имея около двух миллионов граждан и отсутствие кораблестроительных верфей для сверхсветовых кораблей. Но граждане Новой Москвы поддерживали свои промышленные возможности много лучше, чем иные постинтервенционные колонии, и жили весьма прилично. Благодаря предкам из Айовы и Канзаса, говор их был словно с постоянным зеванием, но это вовсе не означало глупость, примитивизм ублюдства от кровосмешения или психопатство империализма, зацикленного на галактическом завоевании. Я нашел жителей Новой Москвы в целом терпимыми и дружелюбными, непредвзятыми и открытыми, энергичными и в то же время забавными и человечными, как любые другие люди, которых я знал. Если искать типичный «мак'»-мир, то Москва могла претендовать на звание такового: основанная беженцами евро-американской культуры XXI века, принявшими за аксиомы общечеловеческие ценности — демократию с принципами толерантности и свободы вероисповедания, строящими цивилизацию на данных основах. «Мак'»-миры, так мы называем их, — мягкие и вежливые наследники западных исторических традиций. Иными словами — там тоска смертная.

Но тут имело место исключение: какой-то засранец уничтожил их.

[Эд-бот: подстроить к точке семь. Думаю, здесь тяжеловато.]

Шокированы сквернословием? Хорошо, просто хотелось привлечь ваше внимание. Случившееся на Новой Москве вызывает опасения, ведь такое может произойти где угодно. Кстати и на Земле — где вы, возможно, сейчас находитесь, здесь примерно 70 % процентов наших читателей, — или в мире Мэрид. Это могло случиться с премерзкими империалистическими мудаками Права Ориона или с тихой мусульманской технократией Бахрейна. Мы все уязвимы, ибо, кто бы ни раздолбал Новую Москву, они отмылись от чудовищного преступления и остаются чистюлями, пока не заведено официального расследования, и могут повторить подобное снова.

«Таймс» получила эксклюзивный доступ к раздутому в шесть раз государственному внутриправительственному бюджету, утвержденному за два года до Инцидента Ноль. Большинство из резервов основного текущего бюджета не реализованы до бедствия. Хочется полагаться на точность данных, и могу вас уверить, что военные расходы, которые могли бы спровоцировать вмешательство Эсхатона, не просматриваются даже радаром. Детальная ревизия [Эд-бот: добавить гиперссылку для добавочного материала] показала, что официальные военные расходы составляли 270 миллионов в год на содержание несверхсветового флота сдерживания, а еще 600 — на гражданскую оборону, в основном на противодействие естественным катастрофам. В бюджете не было зазора для стомиллионных издержек по темным проектам. Новомосковские судоверфи на полном серьезе испытывали недостаток спецоборудования и знаний для ремонта и тем более воссоздания производства сверхсветовых кораблей. Никаких причинно-следственных нарушающих конфликтов. Поверьте, вообще ничего не оказалось достойным внимания. Никакой инфраструктуры для разработки запрещенных вооружений или нарушения Третьего завета. Обвинение в тайном создании нарушающего причинно-следственные связи оружия не выдерживало никакой критики. С другой стороны, соглашение о кооперации с опасными соседями, Новым Порядком, предполагало некоторые неприятности, но ничего существенного для размещения в новостном блоге, по крайней мере тогда.

В итоге это обернулась против них. Какая-то подлая клика, обладающая сверхоружием, точила топор на московское правительство, осознавая, какое недовольство породит бойня миллионов, сводившаяся к мести по поводу некоторых малозначительных и, несомненно, вызванных внешней силой факторов мнимого неуважения. Другими словами, произведен акт геноцида.

Завершение: на форуме читательских откликов некий натасканный подонок назвал уничтожение Новой Москвы актом милосердия богоподобного существа и потребовал урезания фондов содействия переселяемым беженцам, на что могу ответить: пошел подальше и сдохни. Можно окатить меня презрением. Но я так зол, что даже не могу писать об этом. Даже поражен, почему клавиатура до сих пор не расплавилась под пальцами. И я просто в ужасе вообще от постановки данного вопроса. Ты даже не вырос до уровня читателей «Таймс», и я немедленно вымарываю твою писанину. «Ты — позор представителей человеческого вида», — вот что говорит мгновенно включающийся инстинкт.

Конец

Фрэнк сердито раздавил остаток сигары в пепельнице. Несколько раз непотребно выругавшись, глубоко вдохнул запах очистителя тесной каюты. Все-таки нужно восстановить вентиляционный режим и содрать пластырь, налепленный на детектор дыма, иначе стюарды из службы систем жизнеобеспечения заявятся и заведут покровительственно-вежливую беседу, но пока он пользовался возможностью обонять по собственному усмотрению. Далеко не все в его власти было на этом корабле, позиционируемом как передвижной тематический парк. Как маниакальный трепач, Фрэнк был патологически неудобен любому окружению, ибо не умел приспособить беспорядок внешний к собственному порядку души.

Фрэнка настолько обгадили, что переполнявшая его злость и стремление к действиям привели к соблазну разбить голову об стену. Проблема серьезная, признавал он, — ужасная способность чувствовать боль других. Будь возможность удалить ее хирургическим путем, он не колеблясь сделал бы это — и тогда, вероятно, из него смог бы получиться политик-карьерист. Из-за своей профессии он испытывал сильные угрызения совести. Особенно тогда, когда, как в этом круизе, приходилось заниматься изгнанием своих собственных призраков. Он перекрыл поток трудового процесса защелкиванием клавиатуры, запихнул машинку в карман и встал из кресла, напоследок глотнув голубизны токсичного воздуха, и открыл дверь впервые за последние двадцать четыре часа.

Где-то в командном отсеке «Романова», возможно, завопила сирена тревоги: «Опасность! В каюте «В-312» тролль! Срочная обработка спрей-дезодорантом и подготовка к дезактивации коридора «В-3»! Опасность! Опасность! Химическая угроза!» Широко раздув ноздри, он вдохнул неестественно чистый воздух. Крупный мужчина с бровями вразлет и весьма выразительным носом, по описанию одной из бывших любовниц — самец седозадой гориллы, подтверждением чему служили коротко стриженные черные с проседью волосы, придававшие еще большую выразительность. Ниже контура стрижки кожа пылала юношеской силой, он почти вибрировал от переизбытка энергии, теломер,2 перепрограммированный шесть месяцев назад, выбрасывал неугомонность подросткового излишества, о существовании которого он почти забыл. Это привносило в его работу неуживчивость к передовицам некаторжанской прессы, и после нескольких часов заточения он буквально вырвался на свободу.

Коридор с дверными проемами, плюшевой обивкой стен, утопленными дверными ручками и сетью безопасности, готовой остановить неожиданные кульбиты в случае внеосевого ускорения. Повсюду фальшокна с видами буколической гармонии, пустынных закатов, песчаных пляжей, пышных тропических дождевых лесов и захватывающих дух звездных пейзажей. Рассеянное освещение создавало иллюзию бестеневого трубчатого тоннеля, успокаивающее воздействие — совсем как в деловом отеле, но вдвойне надоедливей и с запахом синтетической хвои.

Неспешно идя по коридору, Фрэнк принюхивался. Он ненавидел и злился одновременно на этот аспект межзвездного перемещения. Разве можно было ощутить риск путешествия к отдаленным мирам, если имелся опыт схожих ночевок в подобных холено-наманикюренных спальных номерах самообслуживания, сконструированных исключительно для приведения к наименьшему общему знаменателю дерьмо-мозги у торгующих трутней? Отели с обаятельно успокаивающей ручной росписью на стенах, буфет с готовой едой по личному выбору, уже разложенной по тарелкам, и потолок над королевских размеров кроватью, демонстрирующий сто тысяч убогих фильмов или миллион роликов прочей хрени.

Да и черт с ними! На фиг все услужливые задницы с их торговым звездным мессианством и менталитетом быстрых денег. Занятые только собой, избалованные и жадные, не желающие ничего видеть дальше собственного носа и выходящего за рамки ободряюще высоких ценников. Черт с ними и их потребительским спросом на успокаивающие и тоскливые летающие отели с надменной и покровительственной наемной опекой, без малейших признаков, что пассажиры уже не в Канзасе, а на борту сверхмощного лайнера с миллионом тонн сверхплотного вещества — звездолета, способного обогнуть черную дыру и проскользнуть по радиусу видимой вселенной на волне сворачиваемого пространства-времени. Черт возьми, если бы они осознавали происходящее, могли хотя бы разволноваться, напугаться даже… Это привело бы в дальнейшем к снижению спроса на билеты компании «ВайтСтар», образца корпоративного подохода во всем, а потому…

Каким только образом Фрэнку не доводилось перемещаться. Например, на устаревших прыжковых транспортниках, вращавших колеса командных отсеков для обеспечения подобия гравитации. Он провел незабываемую ночь с немногими из уцелевших на полу бронированного танкоперевозчика, несущегося по песчаной пустыне, в ожидании уже представляемого зрелища вертолетов победителей, потом — целую неделю ютился на полу самоходки в болотистой речной дельте неподалеку от города Октавио на Мемфисе. По сравнению с любыми из пережитых ситуаций, настоящее могло считаться верхом роскоши. Здесь все было немного легкомысленно, простовато, но хуже всего — бесхарактерно.

В конце плавно извивающегося коридора Фрэнк прошел через занавеси, скрывающие настенные ступеньки большой винтовой лестницы, стилистически больше подходящей космическому грузовику. Лестница была из органики, из модифицированного красного дерева, старательно выращенного спиралью внутри трубы, искривленного в виде полумесяцев пересекающихся секций, после жестоко умерщвленного и частично подпорченного группой экспертов по покрытиям. Лестница проходила через все одиннадцать пассажирских палуб корабля и вела прямо к наблюдательному пункту — оптически чистому куполу, закрытому теперь из-за аберрации звездного света, отсекающей все волны, за исключением невидимого гамма-излучения. Фрэнк осмотрелся и глянул на часы.

— Четыре утра? — проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Хм.

Его появление в столь ранний час несколько удивило немногих пассажиров и одетых в белое стюартов-людей. Не то чтобы время имело большое значение, просто многие жили в соответствии с корабельным графиком, придерживаясь имперского временного стандарта, связывающего межзвездную торговлю, что означало сон для большинства и закрытые для обслуживания основные общественные места.

Ночной бар на палубе F еще работал, и Фрэнк немного запыхался, взбираясь по кругу пятнадцати сотен градусов штопора винтовой лестницы. Он протолкнулся сквозь хрустально-позолоченные двери и поглядел по сторонам.

Несколько полуночников зависали в баре, несмотря на неурочное время: парочка выпивох старательно припрятывала наркоту, а сидевшие кружком за столиком в углу с полдесятка друзей болтали. Зачастую бывает трудно определить возраст человека, но эти были слишком молоды для участия в культурном общении. Либо студенты в Большом Турне, либо группа трудяг, втянутых в один из невероятных водоворотов рынка рабочей силы, удешевляющих ее и готовых применять ее там, где занятость была невысокой. Фрэнк видел такое и раньше, самому однажды пришлось выступить в подобном качестве по молодости и беспомощности. Он возмущенно фыркнул в собственный адрес.

— Мне «Рэя с племянником» со льдом, но не взбалтывая. — Он улыбнулся барменше, которая ответила кратким кивком, понимая неохоту посетителя к разговорам, пока тот не выпьет, и отвернулась выполнить заказ.

— Нехиленькое путешествийце в такую-то даль… э-э… что-что-что? — послышался голос откуда-то слева.

Фрэнк обернулся.

— Нехиленькое для кого? — отозвался он, гася в себе первый импульсивный комментарий. Не знаешь заранее, кого случайно встретишь в баре в четыре утра, а меньше всего — уволенного старшего правительственного чиновника, что обнаружилось после публикации фотографии в «Таймс». Фрэнк не имел намерений никого отметать в сторону, даже явного извращенца, каковым этот партизанский собеседник несомненно являлся от макушки с нахлобученной вязаной шапочкой электро-голубого цвета с россыпью голографических звездочек до высоких ботинок разных цветов, одного красного, другого зеленого. Несмотря на задушевный взгляд темно-карих глаз и малиновые усы, он напоминал беглеца из лагеря перевоспитания преступников-модников. — Извините, но я пришел сюда не на сеанс групповой терапии, — громко проговорил Фрэнк.

Барменша прервала его личное наблюдение за субъектом звоном хрусталя по дереву. Фрэнк поднял стакан и понюхал бесцветную жидкость.

— Верно, и я пришел сюда не от души посмеяться. — Разноцветный нахал кивнул в преувеличенном одобрении и щелчком пальцев подозвал барменшу. — Мне того же, что и ему.

Фрэнк холодно шевельнул рукой и посмотрел на гогочущих парней. Коротко стриженные, они имели уныло привлекательный, тщательно отмытый вид: без пирсинга, не раскрашены, без заплетенных косичек и прочего выпендрежа, распространенного среди молодежи. Это напоминало ему что-то тревожное, ранее где-то виденное, но за тридцать лет странствий по разным мирам он повстречал достаточно странностей. Сидевшие казались подозрительно здоровыми, словно им был знаком краснящий шею деревенский уклад жизни. Может, дрезденские студенты, отпрыски наследственного менеджментариата, отправленные за госсчет на год странствий между высшей гимназией и вступлением в правительственное чиновничество. Все в мешковатых коричневых брюках и серых свитерах, сходных как униформа, или, может, они из мира, где щеголи выкидываются из города на рельсы. Вариантов предположений, что они следовали последней моде, тоже хватало. Фрэнк оглянулся на разноцветного нахала.

— Это бочковой выдержки, — предупредил он, сам не понимая зачем.

— Неплохо. — Нахал одним глотком ополовинил стакан. — Здорово! Эй, еще. Как вы сказали, он называется?

— «Рэй и племянник», — устало проворчал Фрэнк. — Старый и ужасно дорогущий ром, импортируемый прямо со Старой Земли. Вы пожалеете об этом завтра утром, точнее вечером. Или в любое другое время, получив счет.

— Как? — Раскрашенный фабричный взрыв поднял стакан, повертел его и вылил остаток в рот. — Ух ты, именно подобного мне и не хватало. Благодарю за такое знакомство. Полагаю, мы заведем совместную долгую и плодотворную жизнь. Я с пузырем, имею в виду.

— Ну, раз уж вы не станете винить меня за похмелье… — Фрэнк отпил глоток и оглядел бар. Но, за исключением клонов германской диаспоры, здесь никого не было в качестве какой-либо перспективы спасения.

— Куда же вы направляетесь, как вас там? — поинтересовался приставала, когда барменша поставила перед ним другой стакан.

— Сперва на Септагон. Следующая остановка. — Фрэнк пытался сопротивляться неизбежному. — Затем, наверно, на Новый Дрезден, далее на Вену, минуя Новый Порядок. Я слышал, в тех местах принимают беженцев из Москвы. Может, вы знаете об этом? — Он пожал плечами. — А когда по обратной петле корабль вернется к Новому Дрездену, я снова вернусь на борт, и снова на Септагон, а потом на Землю или туда, куда меня забросит работа.

— А, да. — На лице собеседника промелькнуло задумчивое выражение. — Вы журналист?

— Не совсем. Я военкор-блогер, — признался Фрэнк, не понимая, раздражен он или польщен. — А вы здесь зачем?

— Я клоун. Мой сценический псевдоним Свенгали.3 Только сейчас я не на работе, и если вы попросите меня выкинуть какой-нибудь номер, мне придется осведомиться, какие ваша культура разрешает поединки.

— Э-э. — Фрэнк внимательно посмотрел на коротышку, и где-то в глубинах его сознания с лязгом провернулся метафорический механизм. Он отхлебнул рома, прополоскал им горло и лишь после этого проглотил. — Так кто же вы на самом деле? Не записываю, ибо я тоже не на работе.

— Человек, ведомый собственным сердцем. — Свенгали невесело улыбнулся. — Ничего нет забавного в занятии клоунадой, по крайней мере не после первых шести тысяч репетиций. Теперь я даже не могу вспомнить собственное имя. Я ношусь по всей долбаной галактике, развлекая идиотов, обитающих в сраных дырах и притонах, блею, как умею. Перед людьми, не живущими на говняных помойках, не выпендриваюсь, ибо хочу на днях удалиться от дел и поселиться далеко не в мусорной яме.

— А, вы, значит, работаете на линиях «ВайтСтар»?

— Исключительно по контракту. Я не связан узами промышленного крепостничества.

— Ого. И многие на лайнере приглашают клоуна? Свенгали хлебнул рому и ответил нудным монотонным голосом:

— На борту лайнера «Романов», принадлежащего линиям «ВайтСтар», 2318 пассажиров, 642 члена обслуживающей команды и 76 человек инженерного и летного состава экипажа. До следующего порта захода через одиннадцать дней количество людей может подрасти на одного-двух новорожденных. Согласно регистрации, существует до семидесяти процентов вероятности одного летального исхода в данном маршруте, хотя пока ни единого не случилось. Имеются также тридцать одно дополнение из родственников и примазавшихся к членам экипажа. В настоящий момент большинство этой обширной группы вступают в возраст затянувшегося совершеннолетия, но около ста восемнадцати человек, находящихся в периоде половозрелового кошмара, страдают от излишней опеки взрослых, являясь либо единственным ребенком, либо детьми родителей всего лишь лет на двадцать их старше. Избалованные сопляки, придерживающиеся обезьяньих дворовых развлечений, с намного большей, чем у взрослых, потребностью в дешевом безделье и намного меньшей жаждой деятельности.

Фактически, — Свенгали приподнял стакан и подмигнул барменше, — они пустышки. Это мое мнение, сложившееся задолго до того, как вы вызвали меня на разговор о так называемых взрослых.

Фрэнк шлепнул стаканом о стойку бара.

— Новое ревю, — выговорил он. — Чертово кабаре, где меня опять заманивают в консервную банку.

Клоун, похоже, расстроился.

— Не моя вина, — извинился чудик. — Я лишь следствие официальной развлекательной компании, использующей ностальгические чувства. Считаю себя бизнес-путешественником, продуктивно пользующимся временем передвижений, неким исключением из попусту растрачивающего период полета большинства.

Люди перемещаются до мест назначения. Зачем им нужно проводить недели скучного бодрствования в дорогущих личных каютах, когда можно закрыться стеклом кокона в грузовом отсеке. Мертвоголовые из четвертого класса не потребляют лишнего кислорода, не скучают, не покупают дорогущей жратвы и не менее дорогущих увеселений во время маршрута. Вот компания и привлекает развлечения и различные новинки для максимального высасывания доходов из пассажиров. Понимаете ли вы, что статус менеджера по развлечениям на нашем звездолете выше рангом главного механика? Или что неофициальная добавочная прибыль превышает пятидесятипроцентный тариф за каюту и обслуживание неспящих пассажиров? — Он лукаво подмигнул вновь наполненному стакану Фрэнка. — Выбирайте на собственное усмотрение, или-или, ведь я могу оказаться таможенным офицером, а в стаканчике моем простая питьевая вода. А может, я здесь именно для того, чтобы вы продолжали напиваться, пока не рухнете под стол во имя великой славы прагматизма «ВайтСтар»!

— Ни то, ни другое, — заявил Фрэнк с той степенью самоуверенности, которая проявляется после трех порций бочкового рома и тонко подстраивает детектор вранья. — Вы просто сраный анархист, и следующая выпивка за мой счет, так?

— Ну, — выдохнул Свенгали, — вы уже строите предположения о моей честности и правдивости, хотя мы знакомы не более пяти минут, но все равно выражаю вам признательность от основ своих горьких и вывернутых сердечных желудочков.

Так какого же типа вы блогер, что готовы раздавать направо-налево дорогущую выпивку?

— Из тех, что желают нажраться по-свински и обязательно в компании. Но жесткий. Помои передовиц, имитирующих ответные выпады, никакой жалости к объектам исследования. Мама всегда говорила, пенять на себя не стоит, и я по возможности пытаюсь выживать согласно ее совету. На деле, меня можно сильно разлюбить, поближе узнав; я бессердечен, если трезв.

— М-да. Может, я смогу вам помочь? Храню сердце девятилетнего мальчонки в банке с формальдегидом в личном багаже. Прошу прощения за шутку, но если вы посчитали ее некорректной, я выставляю вам счет.

— Не надо дергаться. Оно умрет еще до прибытия.

— Тогда полный тип-топ.

— Смешайте мне «Талискер», — попросил барменшу Фрэнк и обратился к клоуну: — Какие сигары предпочитаете?

— Произнесено слово сигары? — переспросил Свенгали. — Давненько не брал в рот этих сарделек.

— Сигары, сигары.

Из дальнего утла доносилось какое-то ритмичное дворовое словоблудие, на слух Фрэнка германского диалекта, сопровождающееся звоном пивных кружек. Свенгали поморщился, вытащил две «гаваны» из предложенного портсигара, одну взял себе, другой угостил Фрэнка.

— А прикурить? — Клоун щелкнул пальцами, как зажигалкой, и возник огонек.

— Благодарю. — Фрэнк сделал первую пробную затяжку, слегка поморщился и повторно втянул дым. — Намного лучше. Выпивка с сигарами, чего еще нужно для нормальной жизни?

— Не унылого секса, побольше денежек и почивших вовремя врагов, — подытожил Свенгали. — Не сию минуту, правда, смею добавить. Честно говоря, корабельная жизнь — помесь секса, денег и умерщвлений, сама по себе гнусная идея. Мой завершающий выход на арене Нового Дрездена, конечном для меня пункте этого тура, и, признаю, не могу отказать себе в мелочном удовольствии некоего разнообразия.

— Не умерщвления, надеюсь. Свенгали ехидно ухмыльнулся.

— Каковы, вы думаете, возможности простого клоуна? Единственное, уничтожаемое мной, — всего лишь рядовая однообразность.

— Рад слышать. — Фрэнк пыхнул сигарой, выпуская дым расходящимся густым голубым потоком, стараясь не замечать вставленных барменшей носовых прокладок. — Приходилось встречаться с московскими беженцами?

— Четырехлетней давности, конечно?

— В общем, да, — согласился Фрэнк и, сверившись с часами, уточнил: — Примерно четыре года девять месяцев по общепринятому имперскому календарю.

— Угу, — кивнул Свенгали. — Дальние станции. Припоминаю, да. — На мгновение оторвавшись от сигары, продолжил: — Пришлось приноравливаться к расписанию близлежащих полетов. Всякий корабль совершает остановку для перезарядки в своей спасательной миссии. Этот — не исключение. Какое-то время приходилось работать на самого зловредного циркового импресарио, обосновавшегося на Моргане, тетку по имени Ринглинд, дерьмово считающей клоунов неквалифицированной рабсилой и пользовавшей нас покруче зверья. В итоге я смылся от нее с фальшивыми документами и наличностью, хватившей на поездку рефрижератором, отправлявшимся с планеты, иначе мне грозил суд за сомнительный контракт, которым она же меня и одурачила. — Он снова глотнул рома. — Полагаете, этим ограничусь?

— Сделайте одолжение, станьте моим гостем. — Фрэнк опять пыхнул сигарой, размышляя о возможности секретного контроля всевозможных армейских комиссий, бесспорно интересующихся пьющим истеблишментом. — М-м, имя звучит колокольчиком.4 Не ее ли грохнули при странных обстоятельствах пару годиков назад? Скандал какой-то, вроде?

— Без комментариев. Однако меня совсем не удивил придавивший ее слон — бабища умела наживать себе врагов. Окажусь в тех местах, непременно потопчу ее могилку, дабы точно убедиться в ее кончине.

— Вы были быстры и сильны?

— В то время да, — проговорил Свенгали, заводясь. — Она поджигатель, я катализатор, умение перемалывать в фарш все при помощи человека с резиновой носовой нахлобучкой служило запалом. Мы… — Он замолчал и посмотрел на что-то за спиной Фрэнка.

Тот обернулся вослед взгляду клоуна.

— Что там? — поинтересовался он, пристально глядя на веселившегося в молодежной компании блондина с вытянутым лицом, впалыми щеками и торсом, напоминающим стену бункера ядерной ракеты. Ростом много выше Фрэнка.

— Вы отравляете воздух, — произнес блондинчик с холодной вежливостью. — Пожалуйста, прекратите немедленно.

— Разве? — Фрэнк выдавил одну из своих говноедческих улыбок: любил разборки. — Даже не заметил. Странно, неужели я попал не в общественный бар?

— Именно так. И мне не нравится вдыхать ваш мерзкий смрад. Прекратите немедленно. — Ноздри парня раздувались от возмущения.

Фрэнк посильнее затянулся и картинно выпустил дым через нос.

— Эй, девушка, нельзя ли обеспечить этому лыбящемуся парню дополнительную пожаробезопасность?

— Можно.

Первое услышанное слово от барменши. Девушка казалась спокойной и стойкой, как и положено на такой работе любой молодой женщине, мотающейся между мирами для расширения горизонтов своего бюджета. С наполовину выбритой головой, чтобы была видна вшитая гемма из золотых нитей, и мускулистыми руками, столь заметными в исторически неаутентичной безрукавке, дополненной ковбойским галстуком.

— Знаете, сэр, здесь общественная пивная. Для желающих курить, напиться или ширнуться. Единственное место на данной палубе этого корабля, где таковое позволено. Итак, — Фрэнк оглядел парня, — какая часть сказанного непонятна? Бар для курящих. Запах не нравится? Поищите место для не курящих или побеседуйте на сей счет с капитаном.

— У меня другое мнение. — Квадратная челюсть приняла раздраженный вид, будто на нее уселся москит, и почти сразу Фрэнк ощутил на своем горле ручищу, похожую на клешню промышленного робота.

— Ганс! Нет! — вскакивая из-за стола, выкрикнула женщина. — Запрещаю!

Голос ее звенел с безошибочно угадываемой самоуверенностью превосходства. Ганс мгновенно отпустил горло Фрэнка и отступил на шаг. Фрэнк закашлялся и посмотрел на парня настолько пораженный, чтобы сжать кулак.

— Эй ты, задница, нарываешься… Сзади ему на плечо легла рука.

— Не стоит, — прошептал Свенгали. — Не надо.

— Ганс, немедленно извинись перед этим человеком, — приказала блондинка. — Сейчас

Ганс замер, лицо окаменело.

— Простите, — проговорил он. — Мне не следовало пускать в ход руки. Еще раз простите. Матильда?

— Иди… думаю, тебе стоит вернуться к себе, — меняя интонацию, произнесла женщина. Ганс развернулся на каблуках и замаршировал к двери. Фрэнк смотрел ему вслед с закипающей яростью, временами оборачиваясь к столику с типами «радость-через-силу», старательно избегавших взглядов в его сторону.

— Какого хрена?

— Могу позвонить в офис старшего стюарда, если хотите чтобы вас проводили до каюты, — предложила барменша, вынимая обе руки из-под стойки. — Шустрый парнишка.

— Шустрый? — Фрэнк моргнул. — Да, подходящее словечко. Прямо каратист какой-то… — Он оборвал себя, потер горло и глянул на пепельницу. Раздавленная в блин сигара почти прогорела.

— Вот зараза. Как быстро-то. Видели такое? — вымолвил он с начинающей пробирать его дрожью.

— Да, — спокойно ответил Свенгали. — Армейские имплантаты. Похоже, моему товарищу действительно потребуется сопровождение, — обратился он к барменше и, не развивая тему, добавил, стараясь не стоять спиной к другой стороне комнаты: — Не поворачивайтесь к парнишке задницей при следующей встрече…

— Не понял?

— Выпивка за мой счёт. И себе тоже, — сказал Свенгали барменше.

— Благодарю. — Она плеснула им рома и выудила бутылку какого-то крепкого пойла. — Свен, глаза обманывают меня, или у тебя в руке какая-то штуковина?

— Не стану комментировать, Элоиза. — Клоун пожал плечами и одним глотком опустошил полстакана. — М-да, пятый стаканчик за вечер. Хана моей печени.

— Так что там насчет…

— Всякие к нам заходят, — заметила Элоиза и, перегнувшись через бар-стойку, прошептала: — Не связывайтесь с этими ребятами.

— Нечто особое? — поинтересовался Свенгали.

— Просто ощущение. — Она поставила бутылку. — Они психи.

— Делал я психов. — Клоун опять пожал плечами. — В нашей декларации полно гребаных Питеров Пенов и Лолит. Психи не съезжают с катушек от чутка сигарного дыма в ночном баре.

— Это не обычные психи, — настаивала она.

— Думаю, он прикончил бы меня, не вмешайся девица, — сумел выговорить Фрэнк, трясущейся рукой удерживая стакан, тихо дребезжавший о крышку стойки.

— Может, и нет. — Свенгали прикончил остатки рома. — Просто лишил бы вас сознания и оставил до прихода команды уборщиков. — Он вопросительно изогнул бровь и обратился к Элоизе: — Под стойкой есть тревожная кнопка, или ты просто бешено мастурбировала?

— Тревожная кнопка, ты, поц.5 — Она помолчала. — Слушай, никто не предупреждал меня ни о каких эрзац-малолетках. И как я могу узнать, приходят ли они ко мне в бар?

— В каютной декларации указан их реальный возраст. Юный вид не всегда соответствует истинным годам. Или пожилой, например. Можно прибыть откуда-нибудь, где действуют ограничения расширяющих жизнь правил, так? — Свенгали снова пожал плечами. — По крайней мере, там большинство Лолит знают о поведении в обществе, в отличие от здешних, тупых как дерево. Чертовски удобная вещь, когда можно действительно ввести в заблуждение попыткой восьмилетки отвлечь внимание серией ярко раскрашенных косынок, произведенных на ткацком станке. И тем не менее кто эти люди?

— Минутку. — Элоиза отвернулась и набрала что-то на барном реестре. — Занятно. Они из какого-то Тонто. Направляются на Новый Порядок. Слышали о таком?

Раздался глухой звон: Фрэнк уронил стакан на пол.

— Твою мать, — выругался он.

— Вы выронили выпивку? — уставился на него клоун. — Занятно, я-то посчитал вас человеком, намертво приклеенным к бутылке. Не поделитесь своим удивлением?

— Мне прежде встречались люди оттуда. — Фрэнк посмотрел на отражение в барном зеркале стола с пятью старательно игнорирующими его резко очерченными типами с игральными картами, на квазиуниформную внешность и крепкое телосложение представителей захолустья. — Они. Здесь. Черт! Я думал, «Романов» делает остановку там лишь для дозагрузки, но, похоже, это действительно порт захода.

Ощутив тычок локтя под ребра, он увидел, как Свенгали воззрился на него с выражением глубокого размышления на клоунском лице вне исполнения служебных обязанностей.

— Пойдемте-ка ко мне. Там у меня в сундучке припрятана бутылочка. Поговорим. Элоиза, как насчет домашней вечеринки?

— Освобожусь через десять минут, или когда Люсид сменит меня, — ответила барменша и с интересом поглядела на Фрэнка. — История-то стоящая?

— История? — отозвался Фрэнк. — Можно сказать и так. — Он снова покосился на отражение в зеркале. Вспышка ледяного ужаса иглами проколола кожу, разжижая внутренности. — Нам бы лучше поторопиться…

Женщина, Матильда, тоже уставилась на него через окантованное позолотой зеркало с видом не столько неприязненным, сколько безразличным, как бы собираясь с мыслями, стоит ли прихлопнуть нудную муху.

— …прежде чем они по-настоящему обратят на нас внимание.

— Прямо сейчас? — Свенгали спрыгнул с табурета и подхватил Фрэнка под руку. Выпил он достаточно, но казался почти трезвым. Фрэнк, со своей стороны, был не так трезв, как испуган, что ощущает себя таковым. Он позволил клоуну провести себя через дверь к лифтовой площадке и мимо нее вниз, по узкому без коврового покрытия коридорчику, к маленькой и тесной служебной каюте.

— Чуть дальше, — сказал Свенгали. — Выпить хотите?

— Хочу… — Фрэнка трясло. — Да. И предпочтительно где-то в таком месте, о котором они не знают.

— Где-то там. — Свенгали впустил Фрэнка, толкнул его на узкую койку и закрыл дверь. Он порылся в одном из надголовных ящиков и вытащил металлическую фляжку и пару складных стаканов. — Итак, вы узнали этих ребят?

— Не уверен, — скривился Фрэнк. — Но они с Тонто и направляются на Новый Порядок, где я однажды провел время действительно скверно.