"Железный рассвет" - читать интересную книгу автора (Стросс Чарльз)

ОБЕЗВРЕЖИВАНИЕ

Земля, видимая с орбиты в двадцать четвертом столетии, представляла собой планету, истерзанную технологической цивилизацией, со шрамами, оставленными в назидание. Почти десять процентов поверхности было забетонировано. Целые поля незаконченных конструкций отмечали незавершенные операции территориального переустройства От джунглей Сахары до нежных пастбищ бассейна Амазонки сложно было отыскать какую-нибудь местность, не тронутую рукой человека.

Земная цивилизация, изначально ограниченная пределами одной планеты, распространилась на всю Солнечную систему. Вокруг газовых гигантов выросли необыкновенные индустриальные кольца, в то время как с высот Килиманджаро и из Центральной Панамы в геостационарную орбиту врастали алмазные нити. Земля, как ее называли поначалу, стала Старой Землей, миром зарождения человечества, колыбелью цивилизации. Но в этом домашнем мире существовала любопытная динамика, нетипично юношеский взгляд на будущее. Старая Земля в двадцать четвертом столетии больше не была родовым гнездом. Ничем даже отдаленно похожим.

В этом парадоксальном факте большинство винило Эсхатона. Эсхатон — сверхчеловеческий продукт технологического своеобразия искусственного интеллекта, созданный объединением огромного количества компьютерных сетей в конце двадцать первого века, — не захотел делить планету с десятью миллиардами взирающих на будущее с опасением приматов.

Когда он саморазвился чуть ли не до богоподобного разума, то разбросал большинство людей по другим планетам через червоточины, образованные таким способом, который в течение последующих веков не могли постигнуть ученые. И не из-за нехватки способностей для анализа его методов — просто большинство людей были слишком заняты борьбой за выживание среди вызванного резким сокращением населения экономического краха и не проводили исследования до тех пор, пока через несколько сот лет первые сверхсветовые звездолеты с Земли не достигли ближайших звезд и не раскрыли причудливый аспект произошедшего. Дыры, раскрытые Эсхатоном в космосе, вели назад во времени, отбрасывая на год в прошлое за каждый световой год расстояния. Некоторые каналы червоточин уводили на действительно огромные расстояния. И с той поры приемники энтузиастов, ищущих внеземные цивилизации, начали принимать устойчивые сигналы, тишина достижимого космоса наполнилась эхом человеческих голосов.

К третьему столетию после знаменательного события политика Земли в значительной степени выправилась. Фрагментарные коалиции и оборонные микроэкономики, оставшиеся за пределами коллапсирующей волны глобальной беспошлинной империи двадцать первого века, преобразовались в децентрализованную сеть, способную развивать экономику. Люди даже сумели выдержать тяжесть глобальных проектов реформирования территорий. Некоторые отрасли переживали подъем; Земля быстро приобретала репутацию крупнейшего и самого открытого торгового центра в радиусе сотен световых лет. Объединенные Нации — некое подобие первой организации, носящей то же название, — включали в себя и внетерриториальные образования. Реструктированная для поддержания доходных направлений организация приобрела весомую репутацию в коммерческой дипломатии. Даже самая насущная проблема двадцать второго века, дробление популяции, последовавшее на волне сингулярности, была в значительной мере предотвращена. Дешевые нестареющие проститутки и разумная эмиграционная политика стабилизировали численность населения на уровне середины двадцатого века, в соответствии со способностью планеты прокормиться и необходимом для поддержания возрожденных прогрессивных научных исследований. Наступило, короче говоря, время оптимизма и экспансии: молодая и энергичная, плюралистически мозаичная цивилизация планеты вырвалась в звездное пространство и нашла своих давно потерянных детей.

Но никто не искал легкой жизни, как и Рашель Мансур — родившаяся на этой планете более сотни лет назад, ценившая ее, возможно, более всего.

— Я готова войти, — спокойно сообщила она, прислоняясь к стене рядом с дешевой, выкрашенной серым аэрогелем дверью. Она оглядела пустой коридор. Пахло сыростью. Тонкий замызганный коврик был настолько грязен, что система самоочистки не могла справиться. Большинство световых панелей разбиты. — Все на местах?

— Пока еще монитруем кое-что из тяжелого оборудования. Постарайтесь не объявлять тревогу по крайней мере в первые десять секунд. После этого мы будем готовы, когда понадобимся.

— Хорошо. Поехали. — Неожиданно она поняла, что ей хочется притащить сюда Мадам Председательшу — посмотреть, на какой вид дипломатического досуга тратятся деньги. Рашель подобралась, глубоко вздохнула и постучала в дверь. Мадам Председательша сможет прочесть об этом в уюте зала комиссии, когда получит сообщения из независимых каналов информации. В данный момент Рашель выполняла свою работу, и ей требовалось сохранять внимание на 101 %.

— Кто там? — прогремел голос с другой стороны.

— Полицейский переговорщик. Вы хотели поговорить с кем-нибудь?

— Тогда чего ждете? И вам бы лучше быть без оружия! Заходите и слушайте. Камеры принесли?

Ох. «Шварц прав, — пробормотала она в аудиомонитор. — Вы готовы сейчас начинать?»

— Да, мы с вами. — Голос Макдугл, слабый и хриплый, просипел в левом ухе.

Рашель взялась за дверную ручку и медленно повернула. Квартирная охрана была занята эвакуацией, а менеджмент отключил все запоры. Дверь легко открылась. Рашель стояла в дверном проеме, полностью просматриваемая из комнаты.

— Можно войти? — спросила она, стараясь не подавать признаков, что услышала жужжание жучка, слетевшего с ее плеча.

Жилье представляло собой однокомнатную квартирку со встроенными в противоположную стену комнаты кроватью, душевой кабиной и кухонным комбайном. На входной двери рисованное окно с видом бескрайних просторов Юпитера, что открывается с поверхности курящегося желтым Ио. Когда-то это был жилой модуль временного использования для переселенцев (одинокий взрослый индивид), но более поздние обитатели обжили его, доведя почти до полного износа основные структуры общего пользования и изгадив обстановку. Складная мебель поддерживалась подпорками, на потертом ковре сотни брошенных объедков. Тошнотворно сладковатый запах гниющей пищи почти заглушал смрад дешевого табака — гадкой смеси, по мнению Рашели. Она отказалась от курения вместе с заменой третьей пары легких много лет назад.

В центре комнаты в полукресле, подающем среди окружающей грязищи пример хорошего состояния, разлегся мужчина. Почти двухметрового роста и скроенный как танк, но с явными признаками болезни. Мелированные волосы, голый потный живот, вздувшийся над ремнем, лицо, изрезанное глубокими морщинами. Он развернул к ней свое сиденье и широко улыбнулся.

— Прошу в мой королевский дворец! — объявил он, разводя руки.

Рашель заметила грязный бинт, обмотанный вокруг левого запястья, и тянувшийся из-под него к большому контейнеру с ячейками провод.

— Хорошо, вхожу, — произнесла она со всем возможным спокойствием и зашла в комнату.

Из контейера прохрипел механический голос:

— Время отсчета: минус тридцать пять минут. Отсчет продолжается. Предупреждение: опасное приближение. Неизвестный субъект на расстоянии трех метров. Требуется ускорение цикла?

Рашель сглотнула. Человек в кресле не обратил на голос никакого внимания.

— Добро пожаловать в Президентский дворец нынешнего и будущего Короля Уганды! Как тебя зовут, сладенькая? Ты известная журналистка? Пришла брать у меня интервыо?

— М-м, да. — Рашель остановилась в двух метрах от больного ц его говорящего атомного любимца. — Я Рашель. Славная у вас бомбочка, — осторожно заметила она.

— Предупреждение: опасное приближение. Неизвестный субъект…

— Заткни хайло, — небрежно откликнулся мужчина, и бомба замолкла на полуслове. — Миленькая, да?

— Да. Сами смастерили? — У Рашели участился пульс. Она заблокировала часть эндокринных потоков, заставляя усилием воли потовые каналы на ладонях прекратить накачку и приостановить попытки желудка очиститься в ближайшее окно.

— Я? Я похож на бомбодела? Приобрел готовенькое. — Он улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

Рашель сумела сохранить спокойное выражение лица, но ее ноздри раздулись от безошибочно узнаваемого запаха гнилых зубов.

— Разве это не здорово? — Он выставил запястье. — Если я умру — пуф! Все похоронные затраты включены!

— Насколько она мощна? — поинтересовалась Рашель.

— О, очень! — Он улыбнулся еще шире и, непристойно раздвинув ноги, потер промежность. — Третья градация, более трехсот килотонн.

«Это не простецкая бомбомбочка с черного рынка», — мысленно передала она, надеясь, что Макдугл тщательно прислушивается к разговору, и медленно произнесла:

— Эта штуковина, должно быть, стоит кучу денег.

— Естественно. — Улыбка увяла. — Продал все. Даже отказался от некоторых титулов. — Внезапно он оказался на ногах и напыщенно воскликнул: — Я Иди Амин! Король Шотландии, Кавалер ордена Креста Виктории, Кавалер орденов Британской Империи второй и пятой степеней, Губернатор Кибоджи и Мэр Букаке! Я Президент! Уважайте и спрашивайте меня! Вы, сраные белые европейцы, так долго угнетающие народы Африки, трепещите — настало время нового свободного мира! Я стою за исламские ценности, африканский триумф и свободу от угнетателей. Но вы меня не уважаете. Меня никто не слушает, когда я говорю, что надо делать. Настало время кары! — Он уже плевался слюной.

Рашель попыталась сделать еще шаг, не привлекая внимания разглагольствующего, но бомба была начеку.

— Тревога: приближение неидентифицированного субъекта, предположительно противника…

«Не шевелись, — едва слышно прошептала Макдугл, — эта срань на самовзводе. Приближение без дружеских намерений — взрыв!»

По лицу Рашель скатилась капля пота. Но женщина заставила себя улыбнуться. Над головой тихо гудели насекомые-наблюдатели.

— Воистину впечатляет, — проговорила она.

Полицейские осы кружились рядом, готовясь к осторожному налету. Мысль о внезапном нападении: «Нужно быть ближе. А как? Думай».

— Мне нравятся люди, умеющие впечатлять, — проворковала она. — А вы из таких, мистер Президент?

«Подберитесь чуть ближе для обезвреживания, — бессловесное сообщение Макдугл, — оповестите о готовности жучков».

— Рад слышать, что вы так думаете, юная леди, — провозгласил Последний Король Шотландии, почесывая промежность.

«Не симптом ли это крайнего приапизма?» — отметила Рашель, глядя на грязные пятна пота, с трудом сдерживаясь, чтобы не облизать пересохшие губы.

«В инъекции очень сильный антисеротонин, воздействующий на активационпую систему сетчатки. Десять секунд — и он в коме. Нужно заставить его замолчать, прежде чем он вырубится. И, да, это симптом».

— Ваш маленький царек выглядит так, будто хочет держать двор, — соблазнительно улыбнулась Рашель, сглатывая и готовясь к следующему шагу. «Сначала завоевать доверие, затем обезвредить эту…» — А как по протоколу следует приблизиться к Президенту, господин Президент?

— Нужно раздеться догола. Голые — мои друзья. У голых нет пушек. Слышишь, бомба? Голые женщины — мои друзья. Голые сучки. Мои особенные друзья. — Казалось, он должен немного расслабиться, но его челюсти были крепко сжаты, а сам он злобно щурился, словно испытывал сильную свищевую головную боль. — Собираешься раздеваться, сука?

— Как скажете, господин Президент. — Рашель стиснула зубы в болезненной имитации улыбки, когда расстегивала блузку и медленно снимала ее. «Услышали это?» — мысленно произнесла она, скатывая легинсы до колен и стягивая их с ног. Она встала перед ним и с трудом изобразила улыбку, пытаясь выглядеть соблазнительной, подстегнула эндокринную систему для подачи потока крови в подкожные сосуды вялых сосков. Стараться притвориться возбужденной и выполнять все требования жалкого ублюдка, чтобы отвлечь его от перспективы болезненного пути в ядерное забвение, прихватив с собой полгорода. Все что угодно, лишь бы подобраться к пусковому устройству…

— Можешь подойти к трону, — объявил Фельдмаршал Профессор Президент Доктор Иди Амин Дадаист, раздвигая ноги. С презрительной гримасой невыразимого отвращения он рывком сдернул штаны. Пенис оказался большим и твердым, а несколько гноящихся язв делали его похожим на гниющий баклажан. — На колени для поцелуя своего Императора!

Рашель смотрела, как он вздымает руки над головой и с ленивой улыбкой правыми пальцами прикасается к повязке смертника. Она в напряжении опустилась на колени.

— Я специалистка по ручной работе, — проговорила она, потянувшись к его промежности; по коже бежали мурашки.

— Ну так работай, — непререкаемо заявил он. — И помни: как твой Президент, я властен над твоей жизнью и смертью.

Рашель кивнула и нежно погладила президентские яйца, отметив пульсацию вены. Склонилась ниже, пытаясь оценить расстояние и сглатывая подступившую желчь.

— Можно поцеловать вас, господин Президент? Вы очень могущественный человек. Вам нравится? Я ваша преданная слуга. Позволите мне поцеловать вас в губы?

Фельдмаршал и Профессор слегка выпрямился.

— Конечно, — объявил он, слегка нагнетая патетическую обстановку: он задержал дыхание, пока Рашель ласкала его.

— А приятно пахнет, — быстро произнесла она, подалась вперед и впилась ему в губы, язык неистовствовал, пальцы обрабатывали член.

Он слегка напрягся, изогнулся, и Рашель потянулась, чтобы схватить его за правое запястье. Перед глазами в смутном мельтешении крылышек промелькнуло нечто насекомоподобное в тот самый момент, когда он дернулся и выпустил липкую струю горячего императорского семени ей на бедро. Его челюсти растянулись: Рашель засунула язык ему в рот на всю возможную глубину, сжала веки и, сдерживая дыхание, молила, чтобы не случилось припадка, когда он начнет дергаться и отталкивать ее от себя. Президент действительно пару раз дернулся, закатил глаза и опал в полукресле. Его правая рука свесилась, и Рашель сумела дотянуться до запястья. Едва дыша, она отвернулась и стала отплевываться — пыталась избавиться от вкуса гнилых зубов, — потом согнулась и шумно блеванула прямо под ноги диктатора.

Через несколько секунд почувствовала на плечах сильные руки.

— Пойдемте. Позвольте, я выведу вас наружу. Все под контролем.

— Под… — Рашель потянулась вытереть хлынувшие из глаз слезы и поняла, что ее рука липкая от спермы. — Все закончилось?

В комнате присутствовала говорившая в ларингофон голая женщина-полицейский с переносным чемоданчиком с инструментами.

— Группа по разминированию уже здесь, вам на смену, точнее ее половина. Теперь вы можете выходить. — Оставшаяся без формы и личного оружия инспектор Макдугл, оказалось, имела множество примечательных татуировок, каких Рашель давненько не приводилось видеть: ангельские крылья на лопатках и змея вокруг талии. Макдугл указала на четверку обнаженных, склонившихся над бомбой женщин с инструментами и нейтронными счетчиками. — Не правда ли, вдохновляюще, полковник! «Голые женщины — мои друзья».

Рашель покачала головой. Над головой жужжало насекомое. Не полицейское. Скорее всего, первый предвестник журналистской братии.

— Я не настоящий полковник, просто играю такую роль в банановых республиках. — Рашель содрогнулась. — Мне нужно было подобраться к нему поближе, чтобы обездвижить его руку. Любым способом.

— Ну, если бы это зависело от меня, вы бы получили медаль. — Макдугл жестко глянула на кресло и покачала головой. — Спокойней, некоторые жопы готовы на все ради такой ручной работы.

— Мне нужна вода. — У Рашель вновь перехватило дыхание, едва она почувствовала подступающий прилив тошноты.

Кто-то передал бутылку. Она полоскала рот и отплевывалась, пока бутылка не опустела. Рашель старалась не думать, насколько хуже могло все закончиться. Возможность оказаться с откушенным языком, если бы с ним случился припадок. Или бы он пожелал чего-нибудь гораздо более скверного. Появилось другая бутылка, и Рашель вылила половину на левую руку и бедро.

— Мне необходим душ. Антибиотики. Куча антибиотиков. На сколько укол вырубил его?

— На сколько? — озадаченно повторила Макдугл и посмотрела на насекомых: выпрямилась, пристально приглядываясь к ним, и в пресс-секретарской манере сообщила: — Служба безопасности «Веселого Джокера» очень серьезно относится к подобным инцидентам. В соответствии с проводимой нами политики нулевой толерантности к персональному обладанию ядерным оружием, мы использовали боевой препарат разрушительного действия, поражающий активационную систему сетчатки правонарушителя. Больше ничего не последует — он остается в состоянии сна до полного уничтожения остатков его мозжечка.

Судя по бесформенной храпящей фигуре, это произойдет скорее раньше, чем позже. Искусство импровизации в инцидентах с вовлечением ядерного оружия имело тенденцию к плохой прессе даже на такой спокойной территории, как Республика Кантон Женева.

Из вороха сброшенной у двери одежды раздался пронзительный сигнал бипера. Рашель нагнулась и нащупала свои коммуникационные кольца еще до того, как поняла, что уже двигается самостоятельно.

— Да? — хрипло спросила она.

— Вы, должно быть, не услышали заключительных слов! — Осуждающий с угрозой тон; похоже, Мадам Председательша следила за событиями и была в сильной ярости от чего-то — возможно, от факта, что Рашель все еще жива. — Мне все известно и насчет вас, и ваших дружков в исполнительном отделе! Не думайте, что сумеете под каким-либо предлогом избежать аудиторских слушаний!

— Пошла на хер! — отрезала Рашель и оборвала связь. «Я тебя позже достану, — подумала она, испытывая головокружение, и оперлась на дверной косяк. — Раскрою твою игру и тебя же переиграю…» Она попыталась совладать с собой, ибо паранойя уже выходила из-под контроля. — Инспектор, я могу попросить доставить меня домой? Думаю, у меня шок.

И Рашель сползла вниз по стене, смеясь и плача одновременно.

На противоположном конце комнаты обнаженная женщина победоносно подняла в обеих руках нечто напоминающее большой магазин пулемета. Все, казалось, аплодировали, но Рашель не могла понять, почему.