"Буканьер его величества" - читать интересную книгу автора (Сабатини Рафаэль)

Глава VIII. КАПИТАН

Наступила безлунная тропическая ночь, озаряемая мириадами ярких звезд. Де Берни расхаживал взад и аперед по полуюту, и от его высокой фигуры на палубу, освещенную кормовым фонарем, ложилась длинная тень.

На закате ветер заметно ослаб, однако направление его не изменилось. «Кентавр» на всех парусах шел прямо на юго-запад, теперь его руль и мачты были в полном порядке. За ним, метрах в двухстах — судя по огонькам трех носовых фонарей, — рассекая фосфоресцирующие волны, следовал Том Лич.

Ночь выдалась нестерпимо душная, и большая часть буканьеров, нынешняя команда «Кентавра», высыпала на верхнюю палубу — под свет сигнальных фонарей, мерцавших, словно светлячки.

Рядом пираты играли в «семь — одиннадцать», и время от времени звон костей в кружках, заменявших им оловянные стаканчики, заглушался взрывами хохота и бранью. На полубаке, под нестройный аккомпанемент скрипки, больше напоминавший пиликанье, и грубый одобрительный смех слушателей, звучала одна и та же непристойная песня.

Де Берни слышал весь этот гвалт лишь краем уха и не обращал на него никакого внимания. Он был занят своими мыслями и совершенно не реагировал на то, что творилось вокруг.

Около полуночи он спустился вниз и направился к себе в каюту. У входа в коридор на нижнюю палубу, прислонясь к переборке, стояли Уоган и Холлиуэл и о чем-то шептались. При его появлении они смолкли и пожелали ему доброй ночи.

Войдя в коридор, молодой француз подумал, что попал в пещеру. Впереди — ни огонька. Де Берни уж было собрался ступить в его черную глубину, как вдруг ощутил прямо перед собой — ибо все его чувства вмиг обострились — едва уловимое движение. Он замер, но тут же успокоился, услышав тихий, почти таинственный голос: — Господин!

И он двинулся следом за Пьером — незримым, безмолвным стражем, охранявшим дверь в его каюту. Конечно, это он потушил фонарь.

В каюте, где горел светильник, де Берни обратил внимание на встревоженное, лоснящееся от пота лицо юного метиса. Ровным голосом, почти шепотом, Пьер по-французски сообщил ему в двух словах следующее: он шел на палубу подышать воздухом, но у входа в коридор услышал голоса Уогана и Холлиуэла. Уоган упомянул имя де Берни — его тон насторожил Пьера. Бесшумно отступив назад, он потушил фонарь, чтобы его не заметили, и ползком подобрался ко входу, решив послушать, о чем говорили пираты. Из их разговора он узнал, что оба помощника вместе с капитаном замыслили против де Берни гнусное действо. Как только тот приведет их на место и дело будет сделано, они там же его и прирежут — так что свою долю он получит сполна.

Уоган раскрыл этот замысел Холлиуэлу, чтобы успокоить его, потому как тот больно уж злобствовал из-за того, что согласно какой-то там сделке де Берни причиталась пятая часть добычи. Уоган посмеялся над ним и заверил, что де Берни получит ровно столько, сколько они сочтут нужным, а нет, так ему просто перережут глотку — и концы в воду.

Однако Холлиуэла не так-то просто было урезонить. Де Берни, мол, хитер как черт и скользкий как угорь — улизнет из рук так, что глазом не успеешь моргнуть. К тому же он не дурак, себе на уме и уж наверняка почуял недоброе…

— Но с какой стати ему не доверять нам? — бесстрастно ответил Уоган. — Он бывалый буканьер, таких уж нет. Так что сдохнет, а слово свое сдержит. А мы постараемся усыпить его бдительность. До тех пор пока не выйдем на караван, придется плясать под его дудку и потакать его прихотям. А коли будет слишком задирать нос, мы ему это припомним. В конце концов, заплатит за все с лихвой.

Потом, услышав, как де Берни спускается по трапу, они притихли.

Француз выслушал слугу, не проронив ни слова. Он стоял у стола, стиснув рукой подбородок, и размышлял, но на лице его не было ни страха, ни удивления.

— Хорошо, мой мальчик, — произнес он, когда тот закончил, и прибавил: — Я так и знал.

Его бесстрастный голос, похоже, привел Пьера в недоумение.

— Ведь вам грозит опасность, господин!

— Да-да, конечно, — проговорил де Берни, как бы подтрунивая над не на шутку обеспокоенным слугой. — Она существует. Но самое страшное — впереди. А пока все козыри в наших руках. Значит, говоришь, пока мы не выйдем на караван, они будут плясать под мою дудку и потакать всем моим прихотям? Что ж, кое-что я уже для них припас.

И он опустил руку на плечо слуги.

— Спасибо тебе, Пьер, за усердие. Но впредь не вздумай за ними следить. Не стоит зря рисковать. Побереги себя. Ты мне еще понадобишься. А теперь отправляйся-ка спать. Сегодня всем нам пришлось несладко.

Утром, из уважения к своим попутчикам, а может, просто из желания оказать услугу мисс Присцилле, де Берни решил продемонстрировать одну из прихотей, какими его попрекали Уоган с Холлиуэлом.

Поднявшись с восходом солнца на мостик, он увидел обоих приятелей.

— У миссис де Берни слабое здоровье, — властно обратился к ним он. — И порой она встает довольно поздно. Мне бы хотелось, чтобы по утрам в кают-компанию никто не заходил, дабы ее не беспокоить. Вы меня поняли?

Уоган недовольно взглянул на гордого француза.

— Это еще почему! — проворчал он. — Как прикажете вас понимать? А завтрак? Может, ваша милость все же соблаговолит дать нам спокойно пожрать?

— Ради бога, завтракайте где угодно, только не там.

Не обращая внимание на их возражения, он отправился делать осмотр судна.

Когда он отошел достаточно далеко, Уоган, дав волю чувствам, разразился проклятьями.

— Скажите, какие нежности! Черт бы его взял! Значит, мы рожей не вышли, чтоб общаться с дамой! Надо ж, какая цаца! Ладно, скоро эта куколка запоет по-другому… Придется обучить ее вежливым манерам. Так, а что будем делать сейчас?

— Как и говорил — во всем ему потакать. А сейчас главное — пожрать. Где угодно. Знаешь, мне не очень-то улыбается снова торчать в ее компании — вспомни, какую рожу она скривила. А ее братец? Разевал хайло, только чтоб поворчать. А наш Чарли, со своими выкрутасами?.. Просто диву даюсь, как меня только не вывернуло наизнанку… (И Холлиуэл демонстративно сплюнул.) По мне — жрать так уж жрать, если в охотку-то.

Уоган хлопнул его по плечу.

— Верно, черт возьми. Ладно, скажем спасибо нашему Чарли!

Когда немного спустя де Берни снова оказался на мостике, ирландец встретил его с широкой улыбкой.

— Э! Ты это здорово придумал, Чарли, — послать нас к черту. Слов нет, спасибо. Теперь мы не станем докучать твоей женушке и ее развеселому братцу. Ты доволен?

— Вот и прекрасно. Так что можете катиться куда угодно — разрешаю, — как бы мимоходом бросил де Берни.

Старший штурман и старпом недоуменно переглянулись.

— Слыхал? Он нам еще разрешает! — пробубнил наконец Уоган. — Ну и наглец!

Меж тем де Берни, облокотясь на релинги, задумчиво смотрел на силуэт «Черного Лебедя», неотступно мчавшегося следом за ними. Так; погруженный в свои мысли, он простоял с полчаса. Когда он выпрямился, на его лице не осталось ни тени раздумий — де Берни загадочно улыбался…

Он подошел к Холлиуэлу, тот давал какие-то указания старшему матросу, стоявшему за штурвалом.

Де Берни приказал ему лечь в дрейф и дать сигнал «Черному Лебедю» сделать то же самое. Потом он велел подготовить шлюпку и спустить ее на воду. Ему нужно было переговорить с Томом Личем.

Холлиуэл повиновался, и уже через полчаса шлюпка «Кентавра» подошла к обшарпанному борту «Черного Лебедя». Лич встретил де Берни потоками брани. Какого дьявола ему понадобилось от него ни свет ни заря? Зачем попусту тратить время!

— Что касается времени, то спешить нам некуда, — заметил француз. — Но даже если б оно нас поджимало, я все равно буду верен себе: как говорится, тише едешь — дальше будешь.

Он стоял на верхней площадке наружного трапа — величавый и, не в пример остальным буканьерам, на удивление изящный.

— Да неужели!.. Значит, ты свалился сюда, чтоб мне приказывать?

— Я здесь для того, чтобы обсудить, как быстрее дойти до места, — ответил де Берни ледяным, бесстрастным голосом.

Высыпав на палубу, матросы смотрели на де Берни во все глаза — с любопытством и даже восхищением, однако их больше привлекал не его роскошный наряд или стать, а сама его личность, овеянная легендами о подвигах, что он совершил в те времена, когда плавал с Морганом и слыл грозой Карибского моря.

После его слов у Лича всю злобу как рукой сняло. Если он и жаждал что-либо услышать, так это то, о чем намеревался переговорить с ним де Берни. Как только ему станет известно все, что нужно, рассудил Лич, уж он-то заставит француза говорить по-другому.

По пути на нижнюю палубу он сделал знак двум буканьерам следовать за ними. Когда они спустились в просторную, но заваленную всяким хламом грязную кают-компанию, де Берни познакомился со старпомом и старшим штурманом «Черного Лебедя» оба коренастые парни. Эллис, старпом, был горячий и рыжий как огонь — яркими были и шевелюра, и даже борода. Под глазами у него, бесцветными и жесткими, как будто лишенными бровей, были красные круги. Бандри, старший штурман, с землистым лицом, сплошь усеянным оспинками, был мрачнее ночи. Одет он был опрятно, держался гордо и с достоинством.

Все трое уселись за стол. Старик негр, в одних только холщовых штанах, с клеймом на руке, принес ром, лимоны и сахар, после чего, под брюзжание вечно недовольного Лича, спешно удалился.

— Теперь, Чарли, — обратился капитан к гостю, — можешь говорить.

Де Берни наклонился вперед, оперся руками на огромный грязный стол дубового дерева и посмотрел Личу прямо в глаза.

Начал он довольно неожиданно:

— Я наблюдал за твоим ходом. И мои давешние предположения подтвердились: помнишь, я говорил, что ты слишком долго скитался по морям?

— Верно, — заметил Бандри. — Но чтоб это увидеть, вовсе необязательно быть моряком.

— Будешь говорить, когда тебя спросят, — гаркнул на него Лич, разозлившись, что его человек с ходу согласился с де Берни. — Ну и дальше?

Француз немного помолчал, потом продолжил. Одобрительное замечание Бандри, взбесившее Лича, пришлось как нельзя кстати — де Берни это было только на руку. Он быстро смекнул, что, встав на его сторону, Бандри облегчит его задачу.

— Я уже говорил, твое днище сплошь заросло, так что, доведись мне стать капитаном «Кентавра» чуть раньше, ты бы никогда не взял меня на абордаж, дружище! К тому же с твоим проворством я б уже давно отправил тебя на дно… Так, что ни одна твоя пушка не успела бы выстрелить.

На миг оторопев, Лич вдруг разразился хохотом. Эллис тоже осклабился. Однако изъеденное оспой лицо Бандри, как успел заметить де Берни, по-прежнему оставалось бесстрастным.

— Ты всегда был задавакой, каких еще поискать, но такого я никак не ждал, даже от тебя! Да, тебе море не в диковину. Ведь ты же у нас Чарли Великолепный. Но, может, все-таки поделишься с нами, как ты собирался проделать эдакое чудо?

— А вот твоему штурману не до смеха, — поддел его де Берни.

— Ну и что?

Лич недовольно посмотрел на спесивого Бандри.

— Он, видно, думает, как и я! — продолжал француз. — Уж у него-то голова варит. Ему известно, что днище «Кентавра» хорошо просмолено и он оторвался бы от вас как пить дать.

— Оторваться и пустить меня ко дну — не одно и то же. Так чего ты там вякал насчет «отправить меня на дно»?

— Раз от корабля можно оторваться, значит, с тем же успехом его можно пустить ко дну, если, конечно, действовать решительно и с умом. В морском сражении главное — быстрота маневра. Вовремя сменить галс, мгновенно дать залп и снова поменять галс — так, чтобы все мачты слились в одну, чтобы противнику было несподручно вести огонь, — вот и все правила морского боя. И «Кентавру» эти маневры были бы под силу, если б им командовал я. Я бы кружил вокруг вас, как акула вокруг кита, и продырявил бы вас еще до того, как вы успели бы переложить штурвал.

Лич злобно передернул плечами.

— Может, так, а может, нет. Какая разница и какое отношение это имеет к делу?

— Да, — буркнул Эллис. — Послушаем, что ты споешь нам сейчас…

— А ну, повежливей, или я за себя не ручаюсь, — резко оборвал его де Берни.

Лич ударил кулаком по столу.

— Какого дьявола! — проорал он. — Мы что, собрались здесь, чтоб перегрызть друг другу глотки или толковать о деле? Еще раз тебя спрашиваю, Чарли, какое отношение это имеет к нашему делу?

— Я начал с этого только потому, что хотел вам доказать: случись бой — вам крышка. Не считаться с силой кораблей и команды противника — чистое безумие. Нам предстоит иметь дело с мощными, хорошо вооруженными фрегатами. Если не ударим в грязь лицом — наших двух кораблей хватит вполне. Но, прежде чем ввязываться в бой, нужно привести их в порядок. В этой игре слишком высокие ставки, и, не имея на руках козырей, нечего ее затевать.

— Ты же сказал, их будет не больше двух с половиной сотен?

— Да, и семьдесят отменных пушек против шестидесяти наших. И днища у них выскоблены до блеска, не то что наши…

Лич несколько поостыл, но все еще продолжал хорохориться.

— К чему ты клонишь, черт возьми! Зачем искать лишние хлопоты?

— Я их не ищу. Они есть, и надо сделать все, чтоб их не было.

— Не было?

— Да, не было. Прежде чем вступать в бой, приведи-ка в порядок днище «Черного Лебедя».

— Привести в порядок? — стушевался Лич и, нахмурясь, переспросил: — Зачем?

— Только так, в противном случае тебе каюк.

Бандри согласно кивнул и собрался было что-то сказать, но Лич мигом заткнул ему рот.

— Тысяча чертей! Ты что, вздумал меня учить — меня, капитана?

— Если откажешься делать то, что я говорю, значит, до капитана тебе еще далеко.

— Заткнись! На «Черном Лебеде», даже на таком, как сейчас, я хоть завтра готов встретиться с твоими испанцами, пусть их будет трое. Если ты не дурак, должен понимать, у нас на счету каждый день.

— Времени у нас с избытком! Еще целый месяц впереди. Его как раз хватит, чтобы очистить и просмолить твое днище.

Переубедить Лича оказалось делом не из легких: чувствуя свою неправоту, он, как последний глупец, заупрямился еще пуще.

— Мне наплевать, есть у нас время или нет. И нечего стращать меня испанскими фрегатами. Эка невидаль! Давай-ка лучше толковать о деле. Так куда мы все-таки держим курс?

Де Берни долго смотрел на него через весь стол. Потом осушил залпом свою кружку, отодвинул стул и встал.

— Раз ты упорствуешь, я умываю руки. И заруби себе на носу: вступать в бой с караваном на такой посудине, как твоя, — чистейшее безумие. А мне моя голова пока дорога. Теперь можешь катиться на все четыре стороны.

Не веря своим ушам, трое пиратов ошалело вытаращили на него глаза.

— Ты это на что намекаешь? — вскричал наконец Эллис.

— Если капитану Личу угодно потопить оба своих корабля, я участвовать в этом не желаю. Продолжайте себе спокойно потрошить посудины вроде «Кентавра» с лесом, кожей, кокосами да пряностями. Имею честь кланяться.

— Сидеть! — проорал Лич.

От злости он аж подскочил. Де Берни продолжал стоять.

— Итак, что вы решили?

— Да нет, сейчас решать придется тебе. Не забывай, кто мы. Ты у меня на борту, и мне, клянусь преисподней, смутьяны здесь ни к чему. Твое дело ясное. Так что дал слово — держи.

— Я буду делать то, что считаю нужным. Условия ставлю я, — невозмутимо ответил де Берни.

— Нет, что я считаю нужным, слышишь, я! Я здесь капитан!

— Ах так! А если я откажусь?

— Я вздерну тебя на рее или того хуже.

— Неужели! — бросил де Берни свысока, как будто обращаясь к занятной, причудливой зверушке. — Да будет тебе известно, капитан, команде небезразлична моя участь, особенно после того, как твои люди пронюхали, что я веду их прямиком к испанскому золоту. Они захотят узнать, за что ты решил меня вздернуть, Том. И что ты им скажешь? Что я не хотел, чтобы ты вел их на верную гибель? Или что я старался сделать все, чтобы обеспечить нам победу? Так что же ты им ответишь?

Наблюдая за злобным лицом пирата, де Берни заметил, как оно изменилось и побледнело. Он обвел взглядом остальных. На лице Эллиса он прочел ту же растерянность, что и у капитана. Лицо Бандри выражало тревогу; он-то и взял слово:

— В конце концов, капитан, Берни верно толкует.

— Мне плевать… — начал Лич с еще большим упрямством, нежели обычно, но тут вмешался Эллис:

— Зачем так круто, капитан? Будь я проклят — зачем! Он прав, клянусь чертями и их преисподней! Стоит ли ссориться, если дело у нас у всех одно? Чарли хочет нам помочь, и мы должны отплатить ему добром. Пускай он не храбрее тебя — это не так уж важно!

— Осторожность — не помеха, — в свою очередь, вставил Бандри. — Я много чего повидал и могу сказать: все, что он говорит о корабле, да и остальное — правильно. Если б время поджимало — спору нет, выбирать бы не пришлось. Но, раз у нас его навалом, почему бы нам, черт возьми, в самом деле не провести его с пользой.

Оставшись в одиночестве, Лич понял, что все козыри перешли к де Берни. Силясь скрыть свою ярость под маской елейности, он дружески произнес:

— Да, черт побери, ты прав! К чему нам ссориться? Я умею признавать ошибки. Но ты тоже хорош, Чарли! Ишь, ощетинился, как еж! Ладно, черт с тобой, садись, наливай себе кружку и давай потолкуем как старые, добрые товарищи.

В знак примирения он подвинул к нему бурдюк с ромом и сел.

Де Берни спокойно и чуть заметно поклонился, занял свое место и плеснул себе рому; в душе он ликовал, но его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

— Значит, вы согласны ремонтировать корабль?

— Клянусь честью! Раз уж Бандри с тобой заодно… Сказать по совести, я другого мнения, но… Договорились, и покончим с этим.

— В таком случае, — сказал де Берни, — сначала держим курс на Альбукерке note 54. Там есть необитаемый островок, я давненько приглядел его: просторная бухта, туда войдет дюжина кораблей, длинный отлогий берег — в общем, то, что нужно. В Карибском море лучшего места не сыскать. Будете как у себя дома. Там вас никто не заметит, кроме того… — он остановился и поднял вверх указательный палец, — он лежит в двух переходах от того места, где я собираюсь напасть на караван испанцев.