"Все монархи мира: Греция. Рим. Византия" - читать интересную книгу автора (Рыжов Константин)АВГУСТ, Гай Юлий Цезарь ОктавианОктавиан, или, как его звали в детстве и юности, Октавий, приходился Цезарю внучатым племянником. Его бабка с материнской стороны, Юлия, была родной сестрой императора. Собственно же род Октавиев, к которому будущий Цезарь принадлежал по отцу, считался весьма захудалым, хотя и претендовал на родство с патрицианским родом Октавиев. Сам Август позже писал о себе, что происходит из богатой всаднической семьи, но враги в лицо попрекали его тем, что прадед его был африканцем и держал лавку с мазями, а дед был не то пекарем, не то ростовщиком. Что касается его отца, Гая Октавия, то достоверно известно, что он избирался претором, а после претуры получил в управление Македонию и достойно справлялся со своими обязанностями: бессов и фракийцев он разбил в большом сражении, а с союзными племенами ладил и даже заслужил похвалу Цицерона. Умер он рано, оставив двух дочерей и четырехлетнего Гая. Октавий родился в консульство Марка Туллия Цицерона. В 45 г. до Р.Х. он с несколькими спутниками отправился вслед за Цезарем в Испанию с немалым риском для жизни, так как претерпел по пути кораблекрушение и подвергался опасности быть убитым по дороге испанцами. Цезарь был доволен смелостью, а также природным умом Октавия. Задумав затем поход против дакийцев, он отправил племянника вперед себя в Аполлонию, в Эпир. Здесь юноша узнал о смерти дяди, а также о том, что тот в завещании усыновил его, передав ему свое имя и три четверти своего имущества (Светоний: «Август»; 1-8). Поначалу Октавий находился в нерешительности и не знал, как ему себя вести. Мать и отчим Филипп писали ему из Рима, чтобы он не зазнавался и не рисковал. Они советовали Октавию избрать жизнь частного человека как менее опасную при данных обстоятельствах и , ехать в Рим. Октавий из Аполлонии переправился в Италию, но не в Брундизий, а в Лупии. Здесь он узнал подробности о покушении и то, что в большинстве своем римляне клянут убийц и оплакивают Цезаря. Мать советовала ему отказаться от наследства и от усыновления, но Октавий решительно возразил, что это было бы постыдным и трусливым поступком. Он отправился в Брундизий. Все тамошнее войско вышло ему навстречу и приветствовало его как сына Цезаря. Октавий воспрянул духом и с этого времени всегда и везде именовал себя Цезарем. Он двинулся в Рим в сопровождении значительной толпы приспешников (Аппиан: 15; 10, 11). В столице Цезарь прежде всего обратился за поддержкой к Антонию, старому боевому соратнику его приемного отца и сотоварищу его по последнему консульству. Антоний был в это время на вершине своего могущества и почти единолично распоряжался всем. Вдова Цезаря, Кальпурия, сразу после смерти мужа перевезла в дом Антония все наличные деньги — в целом около четырех тысяч талантов и все бумаги покойного. Так как по завещанию Цезаря полагалось выплатить каждому римлянину по семидесяти пяти денариев, молодой Цезарь напомнил Антонию о взятых им на хранение деньгах. Антоний, полный пренебрежения к юным годам Цезаря, отвечал ему очень высокомерно. Он сказал, что тот просто не в своем уме и лишен не только разума, но и добрых друзей, если хочет принять на свои плечи такую непосильную ношу, как наследство Цезаря. Однако юноша не уступал и по-прежнему требовал денег (Плутарх: «Антоний»; 15-16). Антоний возразил ему без обиняков, что ничего не отдаст, поскольку эти деньги не личное достояние Цезаря, а были взяты им из государственной казны. Он прибавил к этому еще много обидных и унизительных слов, так что Цезарь ушел в сильнейшем гневе. Все имущество, доставшееся ему по завещанию, он немедленно предназначил на продажу, а вырученные суммы направил на выплаты народу. При этом он велел объявлять по возможности низкие цены, чтобы распродажа шла быстрее. Римляне, видевшие, как юноша разоряет себя ради того, чтобы выполнить посмертную волю отца, проникались сочувствием к Цезарю и негодовали на Антония, который жил в вызывающей роскоши. К тому же, пользуясь властью консула, Антоний продолжал третировать своего противника. Он запретил ему выставлять на зрелищах, посвященных Венере-родительнице, золотой трон и золотой венок в честь своего отца, хотя эти почести полагались тому по закону. Запрет этот привел всех в недоумение, а Цезарю дал возможность усилить свое влияние. Он обхаживал народ и бывших солдат и просил всех вступить в защиту покойного императора, подвергающегося теперь издевательствам. Он говорил, что этим они защитят и самих себя, так как не будет прочным их достоянием то, что они получили от Цезаря, если то, что было постановлено для самого Цезаря, окажется непрочным. Увидев, что все вокруг ропщут на него и даже центурионы, служащие в его личной охране, не скрываясь, осуждают его поведение, Антоний понял, что недооценил своего врага, и решил впредь действовать осторожнее. Он разрешил выставить кресло на зрелищах и при посредстве старых ветеранов помирился с Цезарем. Его влиянием он хотел воспользоваться для того, чтобы получить после консульства в управление Цизальпийскую Галлию. Сенат не хотел давать ему эту провинцию, так как ясно было, что Антоний сразу склонит на свою сторону стоявшие там легионы и тогда сможет делать с государством все, что захочет. Поэтому сенат назначил Галлию Дециму Бруту, одному из убийц Цезаря. Но когда вопрос был поставлен на голосование в народном собрании, Цезарь своими уговорами склонил римлян предоставить ее Антонию, ибо, говорил он, нельзя допустить, чтобы этой опасной провинцией управлял убийца его отца (Аппиан: 15; 21-23, 28-30). После этого Цезарь стал добиваться своего избрания народным трибуном, хотя был патрицием и еще не заседал в сенате (Светоний: «Август»; 10). Он надеялся на поддержку Антония и во второй раз обманулся. Антоний, не считаясь с недавно заключенной с Цезарем дружбой, объявил в качестве консула, что Цезарь не имеет права нарушать закон. А чтобы народ против его воли не проголосовал за Цезаря, он вовсе отменил выборы. Пытаясь обезоружить Цезаря, которому все опять начали сочувствовать, Антоний распустил слух, что Цезарь замышлял убить его и предоставил тому свидетелей. Увидев, что враг цепко держит в руках столицу, Цезарь отправился в Кампанию и начал готовиться к вооруженной борьбе. Он склонил города, заселенные его отцом, сражаться на его стороне. Его поддержали сначала ветераны Калатия, а затем Казилина. Цезарь дал каждому солдату 500 драхм и повел за собой 10 000 человек. Лагерь свой он устроил в Альбе и вскоре, считая перешедших на его сторону солдат, имел под своим началом пять легионов. Он постарался придать делу такой вид, словно выступил в поддержку сената и республики против единоличного правления Антония. Все решения он принимал, оповестив об этом предварительно сенаторов, и сумел покрыть их авторитетом многие свои поступки. Действительно, сенаторы больше склонялись на сторону Цезаря, чем Антония, которого многие боялись. Антоний поспешно уехал в Брундизий и вызвал сюда македонские войска. Всего удалось собрать четыре легиона. У Децима Брута он потребовал Галлию, которая следовала ему согласно народному постановлению. Брут, которого поддерживал сенат, отказался выполнить этот приказ. С тремя легионами он укрылся в Мутине и приготовился к обороне. Полный гнева Антоний выступил против Брута и осадил Мутину. В начале 43 г. до Р.Х. истекли консульские полномочия Антония. Консулами стали Гирций и Панса. При их поддержке сенаторы обвинили Антония в превышении своих полномочий, а также в том, что войско, данное ему для войны во Фракии, он направил против Италии. Ему предложили оставить Галлию и ехать проконсулом в Македонию, а когда Антоний отказался, объявили его врагом отечества. После этого сенат позаботился о двух главных вдохновителях покушения на Цезаря — Кассии и Бруте. Македония была передана Марку Бруту, а Кассию поручили Сирию. Все провинции, находившиеся восточнее Ионийского моря, обязаны были снабжать их деньгами и припасами. Таким образом в короткое время они сумели собрать большое войско и превратились в грозную силу. Легионы Цезаря были поставлены на государственное довольствие, а ему самому в звании пропретора поручили вместе с консулами выступить против мятежников. Все эти постановления смутили Цезаря, поскольку он ясно увидел, что вражда с Антонием привела его в один лагерь с убийцами его приемного отца, за смерть которого он поклялся мстить. В усилении Кассия и Брута он предчувствовал для себя прямую угрозу. К тому же, подчинив его консулам, сенат фактически лишил Цезаря его войска. Действительно, Гирций сразу потребовал у него два лучших легиона, и Цезарю пришлось их уступить. Он ничем, впрочем, не выразил своего неудовольствия, полагая, что среди превратностей гражданской войны у него будет много благоприятных моментов для того, чтобы получить свое обратно (Аппиан: 15; 31, 39-40, 43, 46-49, 51, 61, 63-65). Война против Антония завершилась в два месяца и была очень удачной для Цезаря. В первом сражении, в котором был ранен Панса, он не принимал участия. Зато во втором, развернувшемся у стен Мутины, ему пришлось не только быть полководцем, но и биться как солдату. Когда в гуще боя был ранен знаменосец его легиона, он долго носил его орла на собственных плечах (Светоний: «Август»; 10). Гирций, преследуя врага, ворвался в лагерь Антония и пал у палатки полководца. Цезарь первый пробился к его телу и прикрыл его плащом (Аппиан: 15; 71). Когда вскоре после этого умер и Панса, распространился слух, что это Цезарь позаботился об их смерти, чтобы теперь, когда Антоний бежал, а республика осталась без консулов, он один мог захватить начальство над победоносными войсками. В особенности смерть Пансы внушала столько подозрений, что врач его Гликон был взят под стражу по обвинению в том, что вложил яд в его рану. Другие утверждали, что и второго консула, Гирция, Цезарь убил собственной рукой в замешательстве схватки (Светоний: «Август»; 11). С остатками своего войска Антоний отступил за Альпы. Войну против него сенат поручил Дециму Бруту. Последний хотел поблагодарить Цезаря за помощь, но Цезарь отвечал, что явился сюда не для того, чтобы спасать убийцу отца, а для войны с Антонием, с которым, если захочет, может помириться вновь, в то время как с Брутом он не помирится никогда и ни при каких обстоятельствах. Сенат был очень доволен разгромом Антония, а еще больше тем, что расправился с ним руками Цезаря. Теперь, когда прямая угроза государству миновала, многие считали, что пришла пора поставить на место и этого честолюбивого юношу. Цицерон, фактически стоявший во главе сената, повернул дело так, что победителем при Мутине был объявлен Брут. Войско консулов он так же переподчинил ему. Имя Цезаря вовсе не было упомянуто в его распоряжениях. Оскорбленный всем этим, Цезарь потребовал триумфа за военные подвиги. В ответ сенаторы отправили ему презрительный отказ, объяснив его тем, что он еще слишком молод и ему надо дорасти до триумфа. Столкнувшись с таким пренебрежением к себе, Цезарь затаил обиду и стал искать пути для сближения с Антонием. Многих пленных он отправил в войско Антония без всякого выкупа, а союзника его Вентидия с тремя легионами пропустил за Альпы, глубокомысленно намекнув ему при этом, что не испытывает к Антонию никакой вражды. Азинию и Лепиду, двум старым соратникам его отца, командовавшим армиями за пределами Италии, он писал более откровенно, сетуя на то, что цезарианцы никак не могут договориться между собой, в то время как помпеянцы потихоньку прибирают власть к своим рукам. Все это Цезарь проделывал пока что тайно, приготовляя почву для будущего разрыва с сенатом (Аппиан: 15; 73-74, 80-81). Одновременно он отправил доверенных людей к Цицерону и предложил ему на пару с ним домогаться консульства в ближайшие выборы. Чтобы усыпить подозрительность этого прожженного политика, состарившегося в интригах, он заверял его, что, получив власть, предоставит все нити управления Цицерону, поскольку мечтает лишь о славе и громком имени. Эти посулы соблазнили и разожгли Цицерона, и он, старик, дал провести себя мальчишке — из врага превратился вдруг в первого друга Цезаря, просил за него народ и старался расположить в его пользу сенаторов (Плутарх: «Цицерон»; 45-46). Этим он, правда, ничего не добился — в сенате его подняли на смех, а Цезарю отказали в консульстве, так как он не достиг положенного по закону возраста. Тут как раз пришли тревожные известия из Галлии — Лепид, которому сенат вместе с Децимом Брутом поручил вести войну против Антония, перешел на сторону последнего с семью своими легионами, многими другими частями и ценным снаряжением. Антоний присоединил к себе также три легиона Вентидия и вновь превратился в грозного противника. Сенат вызвал два легиона из Африки и послал за поддержкой к Кассию и Бруту. Цезаря тоже призвали выступить против Антония, но он вместо этого стал подстрекать своих солдат к недовольству. Он указал им на то, что пока в сенате господствуют родственники убийц Цезаря, земельные наделы ветеранов-цезарианцев могут быть отобраны в любой момент. Только он, Цезарь и наследник Цезаря, может гарантировать их безопасность, а для этого они должны требовать для него консульской власти. Войско дружно приветствовало Цезаря и тотчас отправило центурионов с требованием консульской власти для него. Когда же сенаторы снова отказали в этом дерзком и прямо незаконном требовании, Цезарь поднял свои войска, перешел Рубикон и повел на Рим восемь легионов. Когда в Рим пришло известие о приближении Цезаря, возникли страшная паника и смятение; все в беспорядке стали разбегаться в разные стороны. Сенат был в безмерном ужасе, так как три африканских легиона, на которые у него была последняя надежда, немедленно по прибытии в Рим перешли на сторону Цезаря. Город был окружен солдатами. Ожидали репрессий, но Цезарь пока никого не тронул, он только захватил казну и выплатил каждому легионеру по 2500 драхм. Затем он провел выборы и был избран консулом вместе со своим ставленником Квинтом Педием (Аппиан: 15; 82, 84— 89, 92, 94). Немедленно вслед за тем он возбудил против убийц Цезаря уголовное преследование за умерщвление без суда первого из должностных лиц в государстве. Все они были осуждены заочно и приговорены к смерти, причем судьи подавали голоса, подчиняясь угрозам и принуждению под личным наблюдением Цезаря (Плутарх: «Брут»; 27). После этого он стал подумывать о примирении с Антонием. Поступили известия, что Брут и Кассий собрали двадцать легионов и множество других вспомогательных отрядов. Перед лицом такой грозной опасности все цезарианцы должны были объединиться и действовать сообща. Поэтому враждебные постановления против Антония и Лепида были отменены сенатом, и сам Цезарь в письме поздравил их с этим. Антоний и Лепид тотчас дружески ответили ему. К этому времени на их сторону перешли все заальпийские полководцы: Азиний с двумя легионами, Планк с тремя, а потом перебежали и все десять легионов Децима Брута. Сам Децим Брут пытался скрыться, но был схвачен и обезглавлен (Аппиан: 15; 96-97). Когда покончено было с междоусобными войнами среди цезарианцев и все европейские провинции признали их власть, Цезарь, Антоний и Лепид сошлись вместе вблизи города Мутины на небольшом и плоском островке, находящемся на реке Лавинии; каждый из них имел при себе по пяти легионов. Расположив их друг против друга, они направились каждый в сопровождении трехсот человек к мосту через реку. Здесь они оставили стоять на местах своих сопровождающих, двинулись к середине островка на обозримое со всех сторон место и все трое сели, причем Цезарь в силу своего звания занял место посередине. В продолжении двух дней с утра до вечера совещаясь между собою, они постановили следующее. Цезарь должен сложить с себя консульское звание, а Вентидий на остающуюся часть года принять его; учредить новую магистратуру, равную по значению консульской должности (триумвират), для приведения в порядок государства после гражданских войн; эту должность предоставить Лепиду, Антонию и Цезарю в течение пяти лет. Тотчас же они должны были назначить ежегодно сменяющихся городских магистратов на ближайшие пять лет. Управление провинциями должно было быть поделено так, что Антоний получал всю Галлию, Лепид — Испанию, Цезарь — Африку, Сардинию и Сицилию. Вопрос о восточных провинциях был отложен до окончания войны с Кассием и Брутом. Решено было далее, что Антоний и Цезарь поведут с ними войну, тогда как Лепид должен стать консулом на следующий год и оставаться в Риме для ведения дел в нем. Из войск Лепида три легиона должны были остаться у него для охраны Рима, а остальные семь — разделены между Цезарем и Антонием так, чтобы каждый из них мог повести в поход по 20 легионов. Они должны были уже теперь обнадежить войско наградами за победу, причем помимо других подарков предоставить им 18 италийских городов для поселения; эти города, отличающиеся богатством, плодородием почвы и красотой зданий, они намерены были вместе с землею и домами разделить между войском, как если бы эти города были завоеваны ими в неприятельской стране. Решено было также расправиться со своими личными врагами, чтобы они не мешали им в осуществлении их планов и во время ведения ими дальнего похода. Все эти постановления были записаны, и Цезарь как консул прочитал их войскам все, за исключением лишь проскрипционных списков. Списки имен лиц, предназначавшихся к смерти, триумвиры составили наедине, подозревая при этом всех влиятельных людей и занося в список личных врагов. При , этом они жертвовали друг другу своими родственниками и друзьями. Один за другим вносились в список кто по вражде, кто из-за простой обиды, кто из-за дружбы с врагами или вражды к друзьям, а кто по причине выдающегося богатства. Дело в том, что триумвиры нуждались в значительных денежных средствах для ведения войны, так как самые богатые провинции находились пока под властью помпеянцев. Сами же триумвиры в разоренной войнами и налогами Европе, особенно в Италии, терпели нужду в деньгах. Вот почему они налагали тягчайшие поборы на все слои населения. Некоторые подверглись проскрипции из-за своих красивых загородных домов и вилл. Всего было приговорено к смерти и конфискации имущества 300 сенаторов и 2000 всадников. Большинство из обреченных на смерть триумвиры намерены были подвергнуть публичной проскрипции после своего вступления в Рим. Но 17 человек из числа наиболее влиятельных, в том числе Цицерона, решено было устранить ранее остальных, подослав к ним убийц немедленно. Договорившись обо всем, триумвиры вступили в Рим. Каждого сопровождал один легион и преторианская когорта. Окружив народное собрание войсками, триумвиры провели через него все свои решения, придав им таким образом видимость закона. Ночью во многих местах города были выставлены проскрипционные списки с именами лиц, подлежащих уничтожению. Головы всех казненных выставлялись на форуме. За каждую голову платили 250 000 драхм, а рабам — в 10 000 (им также давались свобода и римское гражданство). Все обязаны были предоставлять свои дома для обыска, причем скрывшие осужденного также подлежали казни. За донос назначена была особая плата. Впрочем, надежды триумвиров на то, что за счет имущества проскрипированных они покроют военные издержки, не оправдались. Все боялись покупать его, опасаясь и на себя навлечь такую же кару. Если что-то и покупалось, то лишь за ничтожную плату. Чтобы собрать недостающие деньги, триумвиры обложили особой податью 400 наиболее состоятельных женщин, а также всех, владеющих состоянием более чем в 100 000 сестерций. В начале 42 г. до Р.Х. Цезарь отправился на юг Италии. Он дал обещание жителям Регия и Гиппония, что их города будут исключены из списка городов, назначенных его солдатам в награду за победу. Цезарь боялся, как бы те не пристали к Сексту Помпею, который, обладая огромным флотом, захватил в это время Сицилию и вел против триумвиров упорную борьбу. Затем Цезарь отправился в Брундизий и отплыл с войском в Эпидамн. Тут он вынужден был остановиться из-за болезни. Антоний один повел армию к Филиппам, где стояли со своими легионами Брут и Кассий. Цезарь прибыл позже, еще не оправившись от недуга, — его несли на носилках перед рядами войск. Обе стороны имели по 19 легионов тяжеловооруженных, но конницы у Кассия и Брута было больше. В дополнение к этому их флот господствовал на море, и они имели в изобилии всякие припасы, в то время как Антоний и Цезарь испытывали большие лишения. Поэтому Антоний торопился с битвой и первым напал на врагов. Он разгромил Кассия, но Брут обратил в бегство легионы Цезаря и захватил лагерь. Сам Цезарь в этой битве не участвовал: он уехал накануне. Позже в своих воспоминаниях Цезарь писал, что одному из его друзей приснился дурной сон, и поэтому он остерегался этого дня. Разбитый Кассий покончил с собой, а Брут, возглавив оба войска, стал готовиться ко второй битве, которая должна была решить исход всей войны. Он считал, что затягивание военных действий вызовет голод в войске противника, и поэтому некоторое время не выводил свои легионы за лагерные укрепления. Но воины требовали решительной битвы, и против своей воли Брут дал на нее согласие (Аппиан; 16; 2, 3, 5-7, 11, 15, 31, 34, 86, 106, 108, ПО, 125). Когда началась битва, тот фланг, что находился под прямым начальством Брута, взял верх над легионами Антония и обратил в бегство левое крыло врага. Но другой фланг начальники, чтобы предотвратить окружение, растягивали все больше и больше, а так как численное превосходство было теперь на стороне Цезаря и Антония, боевая линия истончилась в середине и потеряла силу, так что не смогла выдержать натиск врага и побежала. Легионы Цезаря прорвали вражеский строй и немедленно ударили в тыл Бруту, после чего его войско обратилось в бегство. Сам Брут укрылся в ближайший лес. Этой же ночью он простился с друзьями и, бросившись на меч, покончил с собой. Перед смертью Брут сказал, что умирает спокойный: он доволен тем, как прошла его жизнь, и упрекает судьбу лишь за жестокость к его отечеству, ибо оно в этот день навсегда потеряло свободу (Плутарх: «Брут»; 49, 52). И это была правда: будущий государственный строй римлян определился именно после битвы при Филиппах и после нее они уже никогда не возвращались к демократии (Аппиан: 16; 138). Отпраздновав победу, Цезарь отправился в Италию, чтобы раздать воинам земли и распределить их по колониям; он выбрал себе это дело, так как был нездоров. Антоний двинулся в восточные провинции для сбора обещанных воинам денег. Солдаты, отслужившие положенный срок, были отпущены. Цезарь и Антоний поделили между собой одиннадцать легионов, которые были набраны из бывших воинов Кассия и Брута. На обратном пути болезнь Цезаря усилилась, приняв особенно опасный характер в Брундизии: распространилась даже молва, что он умер. Выздоровев, Цезарь вступил в Рим, а Лепида отправил в Африку, которая следовала ему по новому разделу. Как и было обещано, Цезарь наделил ветеранов землей. Он дал им и много сверх обещанного, заимствовав для этого деньги у храмов. Это подняло еще более его престиж в глазах войска. Но у местного населения, которое без всякого повода сгонялось со своих земель и лишалось домов, такая политика вызывала жгучую ненависть к триумвирам и в особенности к Цезарю. Сторонники Антония тоже были недовольны, обвиняя Цезаря в том, что он пользуется отсутствием соправителя и переманивает на свою сторону его легионы, дабы в дальнейшем прибрать всю власть к своим рукам. Ведь получалось так, что войну с Брутом и Кассием фактически выиграл Антоний, а вся благодарность войска достается Цезарю. Во главе противников Цезаря встали Луций Антоний, брат триумвира, бывший в 41 г. до Р.Х. консулом, и жена Антония, Фульвия. Согнанных с земель италиков Луций обнадежил и обещал им свою поддержку. Ветеранам Антония он внушал, что Цезарь мечтает о единовластии и ведет дело к диктатуре. Все симпатии италиков были на стороне Луция, и тому удалось собрать семнадцать легионов, в то время как Цезарь поначалу имел всего четыре. Он оставил Рим и пошел навстречу своему полководцу Сальвидиену, который вел ему из Галлии шесть легионов. Луций беспрепятственно вошел в столицу и к великой радости народа объявил власть триумвиров низложенной; он обещал, что Антоний сложит с себя власть добровольно, а Цезаря и Лепида принудят к этому силой. Но когда в Италию вошел Сальвидиен, а в войске Луция произошло замешательство (прошел слух, что Антоний не доволен братом, так как вовсе не собирался ссориться с Цезарем), положение резко изменилось. Луций отступил от Рима и укрепился в Перузии, а Цезарь со своими полководцами начал осаду. Продовольствия в городе было немного, и когда Цезарь пресек его подвоз со стороны, в Перузии начался сильнейший голод. Все же Луций упорно защищался всю зиму. Несколько раз осажденные пытались вырваться из кольца осады, но неизменно терпели поражение, так как Цезарь велел обнести город рвом и частоколом, а затем построить стену и на ней воздвигнуть полторы тысячи деревянных башен; стена была снабжена частыми зубцами и другими приспособлениями, рассчитанными на два фронта — против осажденных и против тех, кто подошел бы извне. Весной 40 г. до Р.Х. Луций вынужден был просить пощады. Цезарь обошелся милостиво с солдатами и самим Луцием, но перузианцев подверг примерному наказанию. Всех сенаторов он велел казнить, а город хотел отдать на разграбление. Ночью, однако, здесь вспыхнул пожар, и Перузия выгорела дотла. Хотя внешне Цезарь продолжал делить власть со своими соправителями, поражение Луция превратило его в единодержавного правителя Италии и всех западных провинций: многие сторонники Антония, а также его полководцы со своими легионами бежали из страны. Галлию и Испанию Цезарь присоединил к себе. Одиннадцать легионов Антония, расположенных здесь, перешли на его сторону. Обеспокоенный всем этим Антоний отправился из Египта в Италию. Когда ему не позволили высадиться в Брундизии, он заключил союз с Помпеем и начал против Цезаря неприятельские действия. Сам Антоний осадил Брундизий и занял на Италийском берегу Сипунт и Авзонии, а Помпей захватил Сардинию, причем два стоящих здесь легиона сдались ему без боя. Цезарь имел к этому времени в своем распоряжении 40 легионов, но далеко не был уверен в том, что все они сохранят ему верность, если дело дойдет до решительного сражения с Антонием. К тому же он не располагал ни одним кораблем, не располагал и возможностью построить флот, так что опасался, как бы его противники, владевшие 500 кораблей, не блокировали разоренной войной Италии и не вызвали там голода. Все эти причины, а также то обстоятельство, что и войско и сами полководцы были утомлены бесконечными войнами, заставили обе стороны искать мира. При содействии друзей Антоний и Цезарь встретились в Брундизии и заключили между собой новый договор. Все римское государство они поделили на три части, так что Цезарю достались все провинции, западнее иллирийского города Скодра, а Антонию — все, находящиеся на востоке от него. Африка осталась за Лепидом. Цезарю предназначена была война с Помпеем, а Антонию — с парфянами. Поскольку Фульвия, жена Антония, недавно умерла, договорились, что Антоний женится на Октавии, сестре Цезаря. После этого оба триумвира отправились в Рим и отпраздновали там свадьбу. Между тем Рим страдал от голода, так как купцов с востока удерживал страх перед Помпеем и Сицилией, а с запада — то обстоятельство, что Сардиния и Корсика были также в руках Помпея; из Африки хлеб не приходил, так как те же враги господствовали на обоих морских берегах. Цены на все продукты в Риме поднялись, и так как причину бедствия видели во вражде между вождями, то их бранили и требовали примирения с Помпеем. Но Цезарь на это не соглашался и готовился к войне. Чтобы собрать средства на нее, он издал закон всем владеющим рабами выплатить за каждого из них в казну по двенадцать с половиной драхм, а также обложил податью лиц, вступающих во владение наследством. Приказ этот был встречен взрывом негодования в народе. В Риме собралась огромная толпа возмущенных; когда же Цезарь вышел к ней, чтобы обратиться с речью, в него полетели камни. Антоний поспешил было ему на помощь, но тоже был встречен градом камней. Тогда он вызвал значительный отряд и солдаты разогнали толпу, многих при этом перебив и поранив. Трупы несчастных Цезарь велел бросить в Тибр. Так прекращена была эта смута, но голод продолжал нарастать и к зиме достиг наивысшей силы. Цезарь принужден был уступить. Весной 39 г. до Р.Х. он согласился начать мирные переговоры с Помпеем. Помпей с флотом прибыл к Дикеархию. С рассветом вбили посреди моря на небольшом расстоянии колья, настлали на эти колья доски и устроили таким образом два настила. На один из них взошли Цезарь с Антонием, на другой — Помпей с Либоном (он был посредником при переговорах). Переговоры оказались нелегкими. На Сицилию к этому времени бежали многие из проскрибированных. Помпей требовал, чтобы к изгнанию были присуждены лишь убийцы Цезаря, а остальным была дарована амнистия и возвращено их имущество. Цезарь и Антоний согласились с трудом на возвращение им четвертой части имущества. После этого заключен был мир. Помпей обещал не препятствовать торговле, но сохранил под своей властью Сицилию, Сардинию, Корсику и Пелопоннес на тех же основаниях, на каких триумвиры владели своими провинциями. Его ветеранам обещаны были такие же награды, как и ветеранам триумвиров. Все бежавшие к нему из Италии рабы получили свободу, но тех, что бежали после заключения договора, он должен был вернуть их хозяевам. Свои чрезвычайные полномочия триумвиры продлевали еще на четыре года, а затем должны были возвратить управление народу. Этот договор Цезарь заключил с большой неохотой под давлением обстоятельств. Продемонстрировав свое миролюбие, он вместе с тем продолжал тайно враждовать с Помпеем. Пелопоннес, который следовал тому по договору, он соглашался передать не иначе, как по выплате греками всех наложенных на них податей. Возмущенный этим Помпей вновь начал разбои на море, голод в Италии возобновился, но Цезарь всецело возлагал вину за это на коварного Помпея, а также на нерадивость римлян, которые вместо того, чтобы оружием завоевать себе моря, предпочли получать подачки из рук врагов. И действительно, ему удалось переломить в свою сторону общественное мнение: римляне громко говорили, что мир не принес с собой облегчения, а только посадил им на шею четвертого тирана. В это время Менодор, которому Помпей сначала доверил управление Корсикой и Сардинией, а потом стал подозревать без всякого основания в измене, поспешил перейти на сторону Цезаря вместе со своим флотом, обоими островами и тремя легионами пехоты. Цезарь принял его, и мир оказался окончательно разорван. Поскольку Помпея нельзя было победить иначе как на море, Цезарь приказал строить корабли в Риме и в Равенне. В 38 г. до Р.Х., когда все было готово, он переправился из Тарента в Регий. Помпей ждал его у Мессены всего с 40 кораблями (нападение произошло неожиданно, и главные силы еще не успели к нему подойти). Цезарь, однако, не решился завязывать сражение в узком проливе. К тому же он поджидал флот Менодора. От Регия он поплыл на север вдоль берегов пролива. Между тем Помпей, успевший собрать большую часть своих кораблей, настиг флот Цезаря у Схиллея и прижал его к скалистому неприступному берегу. Корабли стали наталкиваться друг на друга, налетать на скалы и наполняться водой. Ночь и подход кораблей Менодора не позволили Помпею довершить разгром, но и без того положение флота Цезаря было отчаянное. Сам он соскочил с корабля на прибрежные скалы, принимал выплывавших из моря и провожал их на ближайшую гору. Спасшиеся провели ночь на голом скалистом берегу, без пищи и слуг, испытав все лишения. Цезарь, находившийся в таком же положении, обходил их, убеждая потерпеть до зари. Все его рабы разбежались, и у него поначалу даже не было палатки, где бы он мог отдохнуть. На другой день разразилась сильнейшая буря. Помпей успел укрыться со своими кораблями в Мессене, а флот Цезаря был почти полностью уничтожен непогодой (Аппиан: 17; 3, 12, 19, 22, 24, 30-34, 47-52, 56, 65-69, 71-72, 77, 80, 84-90). Среди этих несчастий произошло радостное для Цезаря событие — после многих неудач, он наконец нашел себе спутницу жизни. В юности он был помолвлен с дочерью Публия Сервилия Исаврика. Однако после первого примирения с Антонием, когда их воины потребовали, чтобы оба полководца вступили в родственную связь, Цезарь взял в жены Клавдию, падчерицу Антония, дочь Фульвии от Публия Клодия, хотя она едва достигла брачного возраста. Поссорившись со своей тещей Фульвией, Цезарь, не тронув жены, отпустил ее девственницей. Вскоре он женился на Скрибонии, которая уже была замужем за двумя консулами и от одного имела детей; но и с нею он развелся в самый день рождения дочери Юлии, как он сам писал, «устав от ее дурного нрава». Теперь же Цезарь увлекся Ливией Друзиллой, женой Тиберия Нерона. Он отнял ее беременной у мужа, женился на ней, и любил ее, как никого, почитая до самой смерти (Светоний: «Август»; 62). В следующем году война с Помпеем продолжалась. В крайности Цезарь вынужден был обратиться за помощью к Антонию. В начале весны 37 г. до Р.Х. Антоний приплыл для переговоров в Тарент. Поначалу отношения между соправителями были натянутые: Цезарь жаловался, что Антоний задержал свою помощь на такой долгий срок. Антоний послал вперед себя жену, и Октавия сумела смягчить брата. Триумвиры встретились вполне дружелюбно. Цезарь один без телохранителей переплыл в лодке реку Тарент и провел в доме Антония ночь. На следующий день такое же доверие выказал со своей стороны Антоний. Договорились, что Антоний даст Цезарю 120 боевых кораблей для войны с Помпеем, а Цезарь уступит ему 20 000 легионеров для похода против парфян. Свою чрезвычайную власть они продлили еще на пять лет и не старались придать этому решению даже той видимости законности, о которой заботились в первый раз (Аппиан: 17; 93-95). Отложив начало войны еще на год, Цезарь занялся подготовкой своего флота. Взамен погибших кораблей были отстроены новые. Убыль в экипажах была восполнена за счет 20 000 отпущенных на волю рабов. При Байях Цезарь велел устроить гавань, соединив с морем Лукринское и Авернское озера, и здесь в течение всей зимы тренировал свои войска (Светоний: «Август»; 16). Наконец, летом 36 г. до Р.Х. Цезарь во второй раз выступил против Помпея. Сам он вел флот из Дикеархии, Лепид с 170 кораблями и 12 легионами направился из Африки к Лилибею, а Тавр с флотом Антония шел из Тарента. По всеобщему мнению, отразить этот тройной удар Помпею было не под силу. Однако вновь, как и два года назад, сильная буря смешала все планы Цезаря. Тавр, правда, успел вернуться в Тарент при первых ее признаках, а Лепид, потеряв много кораблей, все же добрался до Сицилии, но флот самого Цезаря понес такие потери и повреждения, что ему пришлось потратить целый месяц на ремонт кораблей. Цезарь с твердостью воспринял эту новую неудачу. Хотя приближались осень и конец навигации, он решил завершить войну с Помпеем в этом году. Свой флот под командованием Агриппы он отправил к Милам, а сам с кораблями Тавра поплыл к Тавромению. Агриппа в Милах встретил флот Помпея и атаковал его. После Упорного боя помпеянцы, потеряв 30 своих кораблей и потопив 5 неприятельских, отступили на более мелкое место, куда корабли Агриппы не могли за ними следовать. Цезарь тем временем высадил три легиона под Тавромением. Он был уверен, что Помпей все еще находится под Милами, но тот, оставив там часть кораблей, чтобы вводить в заблуждение Агриппу, внезапно явился под Тавромением и стал теснить врага. Цезарь велел войску ожидать его в укрепленном лагере, а сам с флотом вышел против Помпея. Битва продолжалась целый день и закончилась полным разгромом Цезаря. Большая часть его кораблей была потоплена или сожжена. Другие бежали к берегам Италии. Сам Цезарь добрался до Абальского залива (Аппиан: 17; 98-99, 105, 107, 109-112). Военачальники Помпея, Демохар и Аполлофан, преследовали его, и он с трудом ускользнул от них на единственном корабле (Светоний: «Август»; 16). Цезарь сошел на берег с одним только оруженосцем — без друзей, телохранителей и рабов. Здесь его, ослабевшего телом и духом, нашли разведчики Мессалы (ему поручил Цезарь в свое отсутствие италийские легионы). Ободрившись, Цезарь стал деятельно собирать корабли и готовить к переправе новые легионы (Аппиан: 17; 112). В эти дни его жизнь не раз подвергалась опасности. Рассказывают, что один раз он шел пешком мимо Локров в Регий и увидел биремы Помпея, двигавшиеся вдоль берега; приняв их за свои, он спустился к морю и едва не попал в плен. А когда после этого он спасался бегством по узким тропинкам, то раб его спутника Эмилия Павла попытался его убить, воспользовавшись удобным случаем, чтобы отомстить за Павла-отца, казненного во время проскрипций (Светоний: «Август»; 16). Те войска, которые он оставил под Тавромением, вынуждены были выйти из лагеря из-за недостатка продовольствия. С тяжелыми боями, постоянно теснимые помпеянцами, они через безводную местность добрались до Мил и соединились с Агриппой. К этому времени Агриппа овладел Тиндаридой, местечком, изобиловавшим съестными припасами и удобно расположенном для ведения войны на море. Цезарь переправил в Тиндариду свои войска. Всех сил в Сицилии у него было 21 легион тяжеловооруженных, 20 000 всадников и 5000 легковооруженных. Уже глубокой осенью во время сильных дождей он соединился с войском Лепида, и они оба расположились лагерем близ Мессены. Их отряды рассыпались по всей Сицилии, подвергая ее грабежам и опустошению. Помпей не решался начать сухопутное сражение. Гордясь своим флотом, он послал к Цезарю вызов и предложил решить исход войны морской битвой. Цезарь согласился, хотя прежде ему не везло ни в одном его морском предприятии. Был назначен день, к которому обе стороны снарядили по 300 кораблей. Цезарианским флотом командовал Агриппа, наиболее талантливый из всех полководцев Цезаря. Цезарь поверил в его удачу и не ошибся. На виду у двух сухопутных армий вблизи Навлоха развернулось грандиозное морское сражение, протекавшее с большим ожесточением. Исход его долго казался неясным, но в конце концов Агриппа прижал помпеянский флот к берегу и полностью уничтожил. Успели спастись только 17 кораблей. Помпей укрылся в Мессену, бросив свою сухопутную армию. В тот же день она сдалась Цезарю. Когда весть о поражении достигла Лилибея, его гарнизон также капитулировал. Помпей бежал из Сицилии. Восемь легионов, оставленные им в Мессене, перешли на сторону Лепида. Располагая теперь 22 легионами, Лепид стал строить планы, каким образом он может сохранить Сицилию для себя, не отдавая ее Цезарю. Он послал приказ во все города, в которых уже стояли его гарнизоны, не впускать к себе ни Цезаря, ни его полководцев. Таким образом, только что закончив одну войну, Цезарь оказался перед угрозой новой. Впрочем, скоро выяснилось, что Лепид не рассчитал своих сил. Даже его собственные солдаты не одобряли его распри с Цезарем. Что же касается недавних помпеянцев, только что перешедших на его сторону, то их такой оборот дела устраивал еще меньше, ведь в случае поражения Лепида они уже никак не могли рассчитывать на снисхождение со стороны Цезаря. Зная о настроениях солдат, Цезарь с незначительной охраной вдруг явился в лагерь Лепида. Он обратился к солдатам и сказал, что не желает войны. Те приветствовали его как императора, а помпеянцы тотчас перешли на его сторону. Узнав в чем дело, Лепид напал на Цезаря. В завязавшейся схватке некоторые спутники его были убиты, самого Цезаря ударили копьем, но не пробили панциря. Он поспешно отступил за укрепления. Однако дерзкий его поступок не прошел без последствий. Воины Лепида стали перебегать к Цезарю, сначала по одиночке, потом группами, и наконец целыми легионами. Цезарь принимал всех. Когда его спросили, что делать с Лепидом, он велел сохранить ему жизнь. Он лишил Лепида всех полномочий и отпустил в Рим, где тот жил до смерти как частный человек. Африка и Сицилия были присоединены к владениям Цезаря. Так счастливо закончилась эта война, самая тяжелая из всех, какие пришлось вести Цезарю. Возвратившись в Рим, Цезарь обратился к делам государства. Он простил все недоимки по налогам и откупам, чем вызвал всеобщую радость и ликование. Но это был только первый шаг. Цезарь понимал, что много надо сделать для того, чтобы вернуть разоренной до последних пределов стране былое процветание. Италия была наводнена шайками беглых рабов, мародеров и отщепенцев всякого рода. Наглость грабителей не знала пределов. Цезарь повел против них настоящую войну и предал всех пойманных массовому истреблению. Не прошло и года, как снова повсюду установились мир и безопасность, и Цезарь заслужил общее изумление столь быстрым и неожиданным восстановлением порядка. Он вернул многие права в государственном управлении ежегодным должностным лицам, согласно отцовским законам, сжег документы, относящиеся ко времени смут, и обещал вполне восстановить государственный строй после возвращения Антония из парфянского похода. Сам Цезарь стал готовиться к походу против иллирийцев, которые своими набегами опустошали берега Италии (Аппиан: 17; 113-126, 129, 132). Он двинулся в Иллирию в 35 г. до Р.Х. Многие племена на побережье подчинились ему без боя. С другими ему пришлось вести упорную борьбу. К 33 г. завоевание Иллирии было завершено (Аппиан: 9; 16-28). Тем временем постепенно назревала война с Антонием. Тот жил в Александрии и, охваченный любовью к египетской царице Клеопатре, совершенно потерял голову. Мало того, что он наносил оскорбление своей жене и сестре Цезаря, открыто сожительствуя с другой женщиной, он вызвал к себе волну ненависти со стороны римлян еще и тем, что поделил восточные провинции Римской державы между своими детьми от нее. Своего старшего сына Александра он провозгласил царем Армении, Мидии и Парфии, а младшего, Птолемея, — царем Финикии, Сирии и Киликии. Донося об этом сенату и часто выступая перед народом, Цезарь ожесточил римлян против Антония. Не оставаясь в долгу, Антоний посылал своих людей с ответными обвинениями. Важнейшие из них были таковы. Во-первых, отняв у Помпея Сицилию, Цезарь не выделил части острова ему, Антонию. Во-вторых, он не вернул суда, которые занял у Антония для войны с Помпеем. В-третьих, лишил власти Лепида и сам распоряжался его войском, его провинцией и назначенными ему доходами. И, наконец, чуть ли не все земли в Италии он поделил между своими воинами, солдатам же Антония не оставил ничего. Оправдываясь, Цезарь заявлял, что Лепида он отрешил от власти за наглые бесчинства, что военною добычею готов поделиться с Антонием, если и тот поделится с ним своим завоеванием — Арменией, и что на Италию у солдат Антония никаких притязаний быть не может: ведь в их распоряжении Мидия и Парфия, земли, которые они присоединили к Римской державе, отважно сражаясь под начальством своего императора. Получив этот ответ, Антоний в 32 г. до Р.Х. послал в Рим своих людей с приказанием выдворить Октавию из своего дома и стал готовиться к войне. Узнав о стремительности и размере вражеских приготовлений, Цезарь был в тревоге. Он опасался, как бы не пришлось начать военные действия в то же лето; между тем ему еще многого не доставало для войны, в добавок повсюду звучал ропот, вызванный высокими налогами. Свободнорожденные должны были внести в казну четверть своих доходов, а вольноотпущенники — восьмую долю всего имущества, и каждый гневно взывал к Цезарю, вся Италия волновалась. Поэтому величайшей ошибкой Антония считали промедление: он дал Цезарю время приготовиться, а волнениям — улечься, ибо пока шли взыскания, люди негодовали, но, заплатив, успокоились. Когда Цезарь счел свои приготовления достаточными, было постановлено начать войну против Клеопатры и лишить Антония полномочий, которые он уступил и передал женщине. У Антония было не менее 500 боевых кораблей, 100 000 пехоты и 12 000 конницы. У Цезаря было 250 судов, 80 000 пехотинцев и 12 000 конницы. Зная о своем двойном преимуществе на море, Антоний предполагал решить войну морским сражением. Хотя ему и указывали на то, что для такого большого количества кораблей нельзя собрать достаточного количества гребцов и потому они будут медленны и неповоротливы, Антоний в угоду Клеопатре не изменил своего мнения. Между тем флот Цезаря был оснащен безупречно. В сентябре 31 г. до Р.Х. оба флота встретились в Греции у мыса Актия. Сам Цезарь распоряжался на правом фланге, а левый поручил Агриппе. Как многие и предвидели, суда Антония оказались никуда не годными. Из-за недостатка гребцов они не могли набрать разгона, от которого, главным образом, и зависит сила тарана. Корабли Цезаря легко избегали ударов, обходили врага с борта и нападали с тыла. Тем не менее исход битвы еще далеко не был решен, когда 60 египетских кораблей, руководимые Клеопатрой, вдруг разом обратились в бегство. Едва Антоний увидел это, он, словно обезумев, бросил сражение и кинулся догонять Клеопатру. Флот его еще продолжал сражаться некоторое время, но к вечеру прекратил сопротивление. Цезарь захватил более трехсот боевых кораблей. Через неделю сдалось и все сухопутное войско — 19 легионов и массы конницы. После этого Цезарь поплыл в Афины, примирился с греками и разделил остатки сделанных для войны хлебных запасов между городами, которые терпели жесточайшую нужду — ограбленные, лишенные всех своих денег, скота и рабов (Плутарх: «Антоний»; 54— 57, 60-62, 65, 66, 68). Зиму Цезарь хотел провести на Самосе, но тут пришли тревожные вести из Рима, что отборные отряды, отосланные им после победы в Брундизий, взбунтовались и требуют наград и отставки, — он тотчас пустился обратно в Италию. Дважды в пути его застигали бури — один раз между оконечностями Пелопоннеса и Этолии, другой раз против Керавнийских гор, в обеих бурях часть его либурнийских галер погибла, а на корабле, где плыл он сам, были сломаны снасти и поломан руль. В Брундизии он задержался только на двадцать семь дней, пока не устроил все по желанию солдат, а затем вернулся в Грецию (Светоний: «Август»; 17). Весной 30 г. до Р.Х. Цезарь двинулся в Египет через Сирию, а его полководцы — через Африку. Пелусий сдался римлянам без боя. Цезарь подошел к Александрии, и здесь возле Конского ристалища конница Антония имела с ним удачное сражение. Но эта незначительная победа не могла уже изменить судьбы Антония. Остатки его флота перешли на сторону Цезаря, за ними последовала конница, только пехота вступила в бой, но потерпела поражение. Покинутый всеми Антоний покончил с собой, заколовшись мечом. Когда Цезарю сообщили об этом, он ушел в глубину палатки и заплакал, горюя о человеке, который был его свойственником, соправителем и товарищем во многих делах и битвах. Потом, достав письма, он кликнул друзей и принялся им читать, чтобы они убедились, как дружелюбно и справедливо писал он и с какой грубостью, с каким высокомерием всегда отвечал Антоний. Затем он велел захватить Клеопатру и зорко следить за тем, чтобы она не покончила с собой. Всех александрийцев он помиловал ради славы их города. Но Антулла, старшего сына Антония от Фульвии, Цезарь велел обезглавить. Позже был умерщвлен и сын Клеопатры Цезарион, которого она родила от старшего Цезаря. Саму Клеопатру Цезарь хотел провести по Риму во время триумфа как пленницу, но она, не смотря на строгий надзор, отравилась (Плутарх: «Антоний»; 74, 76, 78, 80, 81, 86). Цезарь обратил Египет в провинцию; а чтобы та была плодороднее и больше давала хлеба столице, он заставил солдат расчистить заплывшие от давности илом каналы, по которым разливается Нил. Возвратившись в 29 г. до Р.Х. в Рим, он справил тройной триумф: далматский, актийский и александрийский в течение трех дней подряд. По возвращении Цезарь подверг чистке сенат, который давно уже разросся и превратился в беспорядочную толпу — в нем было больше тысячи членов, и среди них люди самые недостойные, принятые после смерти старшего Цезаря по знакомству или за взятку. Просмотрев сенатские списки, Цезарь многих вычеркнул и вернул сенат к прежней численности (600 человек) и прежнему блеску. Говорят, что при этом он сидел на председательском месте в панцире под одеждой и при оружии, а вокруг стояли десять самых сильных его друзей из сената. Каждого сенатора подпускали к нему поодиночке и обыскав. Некоторых он усовестил, так что они добровольно отреклись от звания. Он распорядился отныне созывать сенат лишь два раза в месяц, а при себе завел совет, с которым обсуждал дела перед тем, как предоставить их полному сенату. В 27 г. до Р.Х., по предложению Мунация Планка, сенат предложил Цезарю именоваться Августом, как спасителю отечества. Это имя он принял с благодарностью и носил до самой смерти. Тогда же устроен был раздел провинций между ним и сенатом. Август взял на себя те из них, которые были значительны и управлять которыми годичными наместниками было трудно и небезопасно. В дальнейшем он, впрочем, посещал и те и другие и, объехав всю державу, не был, кажется, только в Африке и Сардинии. В 26 г. до Р.Х. Август вел войну против кантабрийцев в Испании, закончившуюся их покорением. Поход этот едва не стоил ему жизни. Он вообще отличался слабым здоровьем и недомоганиями, которые повторялись у него каждый год в определенное время: около своего дня рождения он обычно чувствовал расслабленность, ранней весной страдал от расширения предсердия, а при южном ветре — от насморка. По возвращении же из Испании его донимала болезнь печени. Августа лечили горячими припарками, но без всякого результата. Наконец, к 23 г. до Р.Х. болезнь приняла такой опасный характер, что Август стал готовиться к смерти. Тогда он подумал о восстановлении республики и отказался от консульской власти, которой пользовался непрерывно с 31 г. до Р.Х. Он даже вызвал к себе сенаторов и должностных лиц и передал им книги государственных дел. Вскоре врач Антоний Муза стал лечить его необычным и сомнительным способом: холодными припарками. Против ожидания, средство помогло, и Август совершенно оправился. Тогда сенаторы на свои деньги поставили Антонию статую возле изваяния Эскулапа. А в Италии весть о выздоровлении Августа была встречена с таким ликованием, что многие города день, когда он впервые их посетил, сделали началом нового года. Выздоровев, Август отказался от мысли о восстановлении республики. Он считал, что опасно отдавать вновь государство в руки многих правителей. Он остался во главе страны, хотя официально его особое положение не было ничем закреплено. После болезни он семнадцать лет отказывался от консульства, приняв на себя лишь пожизненную власть народного трибуна и проконсула. Говорят, что, когда народ в 22 г. до Р.Х. предложил ему диктаторскую власть, он спустил с плеч тогу и, обнажив грудь, умолял его от этого избавить. Сам себя он именовал принцепсом (то есть первым в списке сенаторов). Имени же «государь» он всегда страшился как оскорбления и позора. Ни внешностью, ни образом жизни он старался не выделяться среди других. Когда он бывал консулом, то обычно передвигался пешком, когда не был консулом — в закрытых носилках. К общим утренним приветствиям он допускал и простой народ и принимал от него прошения с необычайной ласковостью. Сенаторов в дни заседаний он приветствовал только в курии на их местах, к каждому обращаясь по имени, без напоминания; даже уходя и прощаясь, он не заставлял их вставать с места. Со многими он был знаком домами и не переставал бывать на семейных праздниках. За вольные и строптивые речи от него никто не пострадал. Присутствуя на выборах должностных лиц, он всякий раз обходил трибы со своими кандидатами и просил за них по старинному обычаю. Он и сам подавал голос в своей трибе, как простой гражданин. Выступая свидетелем в суде, он терпел допросы и возражения с редким спокойствием. Жил он сначала близ форума в доме, принадлежавшем когда-то оратору Кальву, а потом — на Палатине, в доме Гортензия; но и этот дом был скромный, не примечательный ни размером, ни убранством, — даже портики были короткие, с колонами из альбанского камня, а в комнатах не было ни мрамора, ни штучных полов. Больше сорока лет он спал в одной и той же спальне зимой и летом, и зиму всегда проводил в Риме. Работал он в особой комнате наверху. Если он бывал болен или хотел отдохнуть, то перебирался на виллу к кому-нибудь из вольноотпущенников или в дом своего друга Мецената. Отдыхать он ездил или в Кампанию или в какой-нибудь городок недалеко от Рима, а в старости полюбил бывать на Капри. Больших и роскошных домов он не терпел, статуй и картин не покупал, но зато собирал старинные доспехи и огромные кости доисторических животных. Столы и ложа, которыми он обычно пользовался, едва ли могли Удовлетворить даже простого обывателя. Постель же у него была низкая и жесткая. Одежду он носил только домашнего изготовления, сработанную сестрой, женой, дочкой или внучками. Званые обеды, которые Август устраивал для своих друзей, отличались больше радушием, чем изысканностью. Обычно подавали три блюда, самое большее — шесть. Сам он ел очень мало и неприхотливо. Любил грубый хлеб, мелкую рыбешку, влажный сыр и зеленые фиги. Вина же вообще пил очень мало. По мере возможностей Август старался и сограждан своих вернуть к нормам древней римской морали. С этой целью в 18 г. до Р.Х. он пересмотрел старые законы и ввел некоторые новые: например, о роскоши, о прелюбодеянии и разврате, о подкупе, о порядке брака для всех сословий. Строгость этих законов вызвала много нареканий, и в дальнейшем Августу пришлось их смягчить. В том же году во второй раз пересмотрели список сенаторов, но на этот раз сенаторы сами выбирали друг друга. Лабеон подал голос за жившего в ссылке Марка Лепида, а на вопрос Августа, неужели не нашлось никого достойнее, ответил: «У каждого свое мнение». Говорят, что эта дерзость сошла ему с рук. Свою дочь Юлию Август выдал за боевого соратника Агриппу. Не имея наследников мужского пола, он в 17 г. до Р.Х. усыновил своих внуков от Агриппы — Гая и Луция. Их он с детства приблизил к государственным делам и посылал в провинции и в войска как назначенных консулов. Пишут, что он был строгим воспитателем. Дочь и внучек он даже обучил прясть шерсть; он запрещал им все, чего нельзя было сказать или сделать открыто, записав в домашний дневник. Внуков он сам обучал чтению и письму и другим начальным знаниям, в особенности стараясь, чтобы они перенимали его почерк. Когда он обедал, они всегда сидели при нем на нижнем ложе, а когда он путешествовал, они ехали впереди в повозке или скакали по сторонам. Свое последнее, тринадцатое, консульство (во 2 г. до Р.Х), Август специально испросил для того, чтобы в этой высшей должности вывести к народу своих приемных сыновей Гая и Луция в день совершеннолетия каждого. Но несмотря на все это ни в детях, ни во внуках ему не было удачи. Обеих Юлий, дочь и внучку, запятнанных всеми пороками, ему пришлось сослать (во 2 г. до Р.Х.) Гая и Луция он потерял одного за другим через восемнадцать месяцев — Гай скончался в Ликии, Луций — в Массилии. Он усыновил на форуме перед собранием курий своего третьего внука Агриппу и пасынка Тиберия — но от Агриппы за его низкий и жестокий нрав он вскоре отрекся и сослал его в Соррент. Смерть близких была ему не так тяжела, как их позор. Сосланной Юлии он запретил давать вино и предоставлять малейшие удобства; он не подпускал к ней ни раба, ни свободного без своего ведома и всегда в точности узнавал, какого тот возраста, роста и вида. Только пять лет спустя он перевел ее с острова на материк и немного смягчил условия ссылки; но о том, чтобы совсем ее простить, не могло быть и речи. Между тем известно, что сам Август в молодости был очень падок до женщин и имел связь со многими матронами. Даже в старости он был неравнодушен к сладострастным утехам и был, как говорят, большим любителем молоденьких девушек, которых ему отовсюду добывала сама жена. Избранный после смерти Лепида, в 12 г. до Р.Х., великим понтификом Август велел собрать и сжечь все лжепророческие книги, в большом количестве ходившие в народе. Календарь, введенный Цезарем, но затем по небрежению пришедший в расстройство и беспорядок, он восстановил в прежнем виде; при этом преобразовании он назвал августом месяц своего первого консульства и самых славных побед (получилось так, что именно в августе он потом и скончался). О красоте и величии Рима Август заботился постоянно. В 7 г. до Р.Х. он разделил весь город на округа и кварталы. Для охраны от пожаров он расставил посты и ввел ночную стражу для предотвращения наводнений, расширил и очистил русло Тибра. Все дороги к столице он велел отремонтировать' и вымостить. Священные постройки, рухнувшие от ветхости, Август восстановил и украсил богатыми приношениями. Он выстроил очень много общественных зданий; из них важнейший — форум с храмом Марса Мстителя. Многие здания он построил под чужим именем, от лица своих внуков, жены и сестры. Видным гражданам он настойчиво советовал украшать город по мере возможностей каждого, воздвигая новые памятники или восстанавливая или улучшая старые. Он по праву гордился сделанным и говорил, что принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным. Военным делом Август занимался много и упорно, постепенно перестраивая армию и добиваясь строгой дисциплины. Так, например, после гражданских войн он ни разу не называл солдат «соратниками», а только «воинами», ибо находил это слишком льстивым для военных порядков. Проверки и учения он проводил постоянно и строго взыскивал за малейшие упущения. Всем воинам, где бы они ни служили, он назначил единое жалование и наградные, определив для каждого чины и сроки службы и пособие при отставке, чтобы после отставки ни возраст, ни бедность не побуждали их к мятежам. Чтобы средства для жалования и наград всегда были наготове, он учредил военную казну и обеспечил ее за счет новых налогов. В награду за свои труды Августу, третьему из всех римлян, во 2 г. до Р.Х. было пожаловано народом и сенатом почетное имя отца отечества, причем первыми это сделали плебеи и только потом — сенаторы. Несмотря на слабое здоровье, Август дожил до глубокой старости и умер достаточно неожиданно. В 14 г. он провожал своего пасынка и соправителя Тиберия в Иллирик. По дороге у него начал болеть желудок. Но он все же доехал до Неаполя. Здесь болезнь его Усилилась, и на обратном пути в Ноне он слег. Перед смертью он велел причесать себя и поправить отвисшую челюсть. А когда вошли Друзья, он спросил их, как им кажется, хорошо ли он сыграл комедию жизни? И произнес заключительные строки: Ливии, которая держала его голову на коленях, он сказал: «Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!» С этими словами он испустил дух. И в смерти, как и во всем остальном, он был счастлив, так как умер легко, словно уснул (Светоний: «Август»; 7, 18, 20-22, 25-30, 34-35, 47, 49, 52-54, 56, 58-59, 63-65, 69, 71-74, 76, 81, 97-99). |
||
|