"Переяславская Рада (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Рыбак Натан)

Глава 3

...С год назад, по весне, ударил в колокол старенький дед Лытка. На майдан, к церкви, сбегались люди. Бежали из хат, с огородов, кто с поля бешено гнал лошадей, а кто и сам бежал быстрее худоребрых кляч. Только вода из луж брызгами рассыпалась вокруг. Спрашивали на бегу друг друга:

– Горит?

– Где горит?

– Может, пан приехал?

– Или стражников принесло в недобрый час?

Кипел Байгород. На майдане, перед церковью, верховой казак держал в руках длинный желтый лист пергамента. Раскрыв рты, замерли селяне.

Слушали.

"Никогда не найдете способа победить, коли ныне не сбросите вовсе ярмо урядовцев и не добудете воли, той воли, что наши отцы кровью окропили...

Нас, мужественных и вольнолюбивых, считают дикими и непокойными; отважных и заслуженных, назвали нас бунтовщиками. Ведь всему свету ведомо, что король и паны ничтожат казацкое и селянское добро, бесчестят жен и детей. Всем назначают невольничий оброк, тяготы работы на панщине больше прежнего, а если кто публично или приватно пожалуется на такие обиды, встречает только смех и оскорбление, самое большее – пустые и никчемные обещания. Все смотрят, как бы только уничтожить казацкий род".

Верховой перевел дыхание, окинул взглядом толпу, она росла, и задние спрашивали стоявших впереди:

– Что читает? Виц lt;Виц – указ о посполитом рушении (всеобщем ополчении).gt; королевский?

Опоздавшие догадывались:

– Видно, король Ян-Казимир зовет с турками воевать...

– Да нет, слова не такие, о нас сказано...

Верховой хрипло кричал:

– Люди, читаю обращенный к вам универсал Богдана Хмельницкого, сиречь Хмеля. Он за правду нашу стал и кличет всех вас в войско, чтобы шли к нему пеше и конно, оружно и неоружно. Тот, у кого нет оружия, добудет его во вражеском стане. Слушайте, люди! – И читал дальше. Катились над майданом горячие слова:

"Даже военную службу Речь Посполитая назначила нам бесплодную и бесполезную, и мы в пределах королевства тщетно тратим казацкую отвагу, между тем как только на Черном море, среди опасности от турок, казацкий народ ширится и живет. Поляки – паны и шляхта – положили святой целью своей политики подавить наши права и ставят над нами урядовцев, как и в других местах, не для того, чтобы они помогали мещанам и селянам, а только на то, чтобы силой могли удерживать города и села...

На все эти обиды нет другого способа, как только сломать ляхов силой и страхом смерти, тех ляхов, которые уже отвыкли от борьбы. А если доля нас покинет, то ляжем трупами, но не оставим городов и нив. Я уже по многим примерам знаю, что свобода тогда менее надежна, когда нет перед нами заботы и врага, а лучше защищать ее в готовности и напряжении.

Хорошо было бы, если бы разом, сообща, одним ударом казаки и селяне ударили. Пусть ляхи в вашей особе, селяне, почувствуют железо внутри, и будут видеть ежедневно перед глазами врагов, и увидят, как добываются города и села, тогда только разлюбят они войну, вернут волю казакам, лишь бы иметь спокойствие.

А что до меня, то я, Зиновий-Богдан Хмельницкий, не пожалею ни жизни, ни силы, готов буду ко всяким опасностям, все отдам ради общей свободы и покоя. И душа моя не успокоится, пока не добуду этого плода, который высшим желанием себе положил.

Дано в таборе казацком, под Желтыми Водами, года 1648, апреля месяца, собственной рукой подписано:

З и н о в и й Б о г д а н Х м е л ь н и ц к и й".

Майдан клокотал. Кто поосторожнее, тот косился в сторону панского палаца. Но там было тихо. Пан Корецкий веселился этой весной в Прилуках, у пана Иеремии Вишневецкого.

Мартын Терновый стоял рядом с отцом, жадно ловил каждое слово, а потом, как и все, кинулся к верховому, – тот хрипло отвечал на вопросы, свернув в трубку универсал.

– А как к Хмелю попасть? – спросил Мартын Терновый казака.

– Садись на коня, парубок, да, если имеешь саблю, бери саблю, а нет – бери косу или вилы, и скачи, сын, на низовья Днепра, там всюду по селам и местечкам наши в курени собираются, идут на помощь повстанцам. Бери, хлопче, универсал, читай по селам, а я дальше подамся.

***

...Мартын сохранил пожелтелый длинный лист пергамента. Уже кое-где стерлись буквы, но мог сказать напамять все, – ведь сколько раз читал его людям.

Тогда, в тот день, пол-Байгорода село на коней и двинулось в низовья Днепра. Весь край поднялся на призыв Хмеля. Универсал гетмана, казалось, писанный рукой самой правды, читали по городам и селам, его слова добрым посевом входили в душу селян и казаков.

Горячие слова гремели на сельских майданах и среди степей:

– "Идите к нам оружно и неоружно и знайте, что жизнь свою отдадим, лишь бы не было у нас пана, чтобы жили мы мирно, как братья, на своих землях и наслаждались покоем..."

...Плакали матери, сестры, невесты. Знали – с битвы не все возвратятся. Беспокойный ветер метался в низовьях Днепра.

Зашевелилась Речь Посполитая. Но думали в Варшаве: и на этот раз обойдется, погуляют казаки и снова захлебнутся собственной кровью.

Канцлер Оссолинский сказал в сейме:

– У черни спина зачесалась, хочет в Варшаву, удовлетворим ее желание... Прикажем коронному гетману пану Николаю Потоцкому выполнить волю короля и сейма, а схизматика и изменника Хмельницкого, привязав к конскому хвосту, на аркане приволочь в Варшаву, отсечь ему ноги и руки и посадить на кол. Так будет.

В Варшаве смеялись, читая универсал Хмельницкого... Перестали смеяться после Корсуня. Тогда поняли: спасет только посполитое рушение.

– Буйным урожаем взошел в этом году Хмель, – пошутил князь Януш Радзивилл.

Но было не до шуток. Войско Богдана Хмельницкого вторглось в пределы королевства.

В то время Богдан Хмельницкий, даже после Корсунской победы, когда он взял в плен обоих гетманов – коронного и польного – и отдал их в ясырь татарскому хану, еще не был уверен, что счастье ему улыбнется и что он как победитель въедет в Киев – в тот Киев, в котором король десятилетиями держал своего воеводу, который считал нерушимо и навечно себе подвластным.

И не удивительно, что вспоминали теперь казаки былое, вспоминали былое старшина и гетман, все, кто с оружием пошел на битву и сейчас наслаждался великой победой.