"Дневники 1932-1947 гг" - читать интересную книгу автора (Бронтман Лазарь Константинович)

ВСТРЕЧИ, СОБЫТИЯ. 1932–1936

Аннотация: Встречи с Калининым, Луначарским, заметки о Сталине, открытие метро в Москве. Встречи с летчиками, гибель Берлин и Ивановой, похороны Павлова, встречи со Сталиным, встреча Чкалова.

Тетрадь 1. С 23.10.32 по 10.08.36

1932–1935

23.11.1932

Из встреч с Калининым.

Первой встречи и первого реферата не помню. Одно время (в 1927–1928 г.) мне его приходилось реферировать почти каждую неделю. То он приветствует выпускников, то вступает на НКПРОСе.

Небольшие штрихи: На выпуске ПП института в Политехническом институте Калинин, говоря об облике коммуниста-человека (и подчеркивая особенно его роль, как организатора) сказал:

— Вот вы все слышали выражение: женщина с изюминкой. Что это за изюминка такая? С виду женщина как женщина, а вот что-то в ней есть отличное. Так вот — он прервал свое хождение по эстраде и весело улыбнулся коммунист — это мужчина с изюминкой.

На торжественном вечере 10-летия ОДН в экспериментальном театре Калинин выступил с большим докладом. По окончании он быстро побежал за кулисы. Я за ним. Нагнал его. Поздоровались. Диалог:

— М.И.! вашу речь можно давать без визы?

— А что вы записали?

— Все записал.

— Ради Бога не давайте! Такая чушь получится!

Это он говорил, конечно, смеясь. Как-то в другой раз от отвечал на такой же вопрос:

— Если вы уверены, что хорошо записали, тогда виза ни к чему. Если вы не уверены — то зачем вас редакция посылала?!

(Очень хорошо сказано!)

Было какое-то торжественное заседание УС ОДН в Кремле, в зале заседаний президиума ВЦИК. Столик прессы — рядом со столом Калинина. Калинин курит «Ориент», все время бегает к нам за спичками (Одно стекло золотых очков треснуто). Посовещавшись — преподнесли ему от журналистов коробку спичек. Весело благодарил.

15.12.1934.

Перевыборы в Моссовет. Ротационный цех новой типографии переполнен. Калинин выступает с докладом. Произносит, между прочим, истину чрезвычайно огорчившую работников комбината: «работники редакции являются мозгом комбината, умом газеты, а вы только их обслуживаете». Потом в частной беседе признался Мехлису: «вот у вас я чувствую себя дома, а в „Известиях“ — в гостях. Мне часто Сталин говорит, „твоя газета“, „в твоей газете“. Какая она моя! Вот „Правда“ — это моя газета!»

5.04.1936

Дежурный по заводу им. «Осоавиахима» Слободский рассказал мне (я ждал полета «…жевдо»).[1]

Есть у него приятель Котов, шофер Калинина. Как-то Слободский сидел у него, раздается звонок:

— Приезжай сейчас за мной, поедем на охоту. (Дело было осенью 1934 года)

— Котов говорит «Хорошо». Сейчас приеду. И возьму с собой приятеля.

— А что за человек?

— Надежный.

— Ну хорошо.

Дал он мне свое ружье. Поехали. Ехали по шоссе, а затем в сторону. Увязли. Пошли пешком, потом постреляли, вернулись. Машина ни с места. Подложили плащ Котова — мало. Было на мне новенькое кожаное пальто постелили в грязь, проехали немного, опять постелили. Так выехали. Но во что превратилось пальто… Едем. Я и Котов дрожим от холода. Калинин нас пригласил к себе, дал коньяку, согрелись. Больше всего мне понравилось, что он чай из самовара пьет. Потом позвонил в секретариат — приказал, чтобы принесли несколько пальто. Принесли, кое-какие драповые пришлись впору и мы уехали.

А утром на следующий день мне доставили на квартиру новенькое замечательно кожаное пальто Я его не ношу — в шкафу висит.

23.11.1932

Из встреч с Луначарским.

Первой встречи не упомню.

Штрихи: В Доме Печати делает доклад «Идеализм и материализм». Битком. Блестящий доклад. По окончании тесный толпой — в секретариат. Одна экзальтированная девица все время рвется к нему с бессменным восклицанием:

— А.В.! Какой Вы прекрасный доклад сделали! (надоело)

— А вы что ж меня за круглого дурака считали, что ли?!

Девицы след простыл.

После назначения его Зав. ученым комитетом при УИКС, как-то я и Родин И.М. встретили его у нач. Главнауки Луппола. Присели в приемной.

— Я отдыхаю сейчас, — говорил А.В. — Наконец-то я получил возможность заняться научной работой, заняться собой. Нельзя же вечно жить на проценты с капитала («Капитала»?).

Отчетливо помню обстановку первой беседы. Это было в начале 1926 г. (или в конце 1925). Вечером позвонили в редакцию и сообщили, что А.В. приехал из-за границы и дает беседу (в 7 часов) советским журналистам о своих впечатлениях. Галкин предложил мне ехать. Громадный дом в Денежном пер. на Арбате. Шестой этаж (табличка «Нарком просвещения А.В. Луначарский на дому никого не принимает»). Газетчики («Известия», «Гудок», «Наша газета» и др.) съехались почти одновременно. А.В. у входа в свой кабинет всем пожимал руки. Кабинет небольшой. Почти весь занят письменным столом, около — столик для стенографистки. На одной стене — широченные книжные полки, у другой — книжный шкаф. Кругом картины, наброски, снимки, много женских лиц. Началась беседа. А.В. рассказывал свои впечатления о культурной жизни Франции и Германии Беседа длилась около 30–40 минут. По окончании — тот же прощальный ритуал.

Заголовки в газетах были самые разнообразные: «А.В.Л. о Европе», «Беседа с А.В.Л», я дал: «Культура Запада на переломе».

Луначарский никогда не отказывал в беседе. Мне приходилось брать у него беседы в вагоне, на перроне, в автомобиле, в приемной, на дому за полчаса до его отъезда в Ленинград («Что готовят художники к 10-му октябрю») Вообще он относился к журналистам с предельной внимательностью. Вспоминается заседание (открытие) первой международной конференции революционных писателей — в зале заседаний НКПРОСа. Говорил Барбюс. После его горячей речи все повскакали с мест. А.В.Л. переводил, окруженный писателями. Я стоял против него и записывал. Заметив, что я не успеваю, он резко замедлил речь и убыстрил темп только после того, как убедился в моей успеваемости.

25.10.1932 г.

Похороны Стопани.

Помимо того, что я дал в отчете, хочется отметить только два момента:

— первое. При выносе урны из клуба общества старых большевиков страшно растерянное близорукое лицо Ярославского.

— второе. У мавзолея, после замуровывания урны, я обратился к Малышеву с просьбой дать точный список ораторов панихиды. Смерть Стопани очевидно на него подействовала чрезвычайно. Он взволнованно шарил руками по карманам и говорил растерянно: «да, да, он у меня… Мне его Ярославский передал… Вот он тут должен быть… Старики мы стали, куда я его дел, из ума выживаем… Вот старый дурак..» и проч.

Как он постарел за последний год! Месяца 3–4 назад он еще совсем бодрым, но постаревшим, заходил в редакцию и просил меня съездить на собрание колхоз. торговцев Кр. Пресни. Год назад, когда я его видел в столовой V съезда Советов — был совсем молодым.

Дневник событий

21.11.1932

Был у Владимирского (НКЗдрав). Брал беседу о предстоящей (с 28.11.32) советско-германской медицинской неделе. Он немного запоздал, извинился по телефону, затем вышел ко мне, потолковали и уговорились встретиться еще раз в 5 ч. вечера. В 5 я был, дополнительно поговорили, он пригласил на вечерний прием иностранных журналистов. Какая у него демократическая, совсем не наркомовская обстановка и какой…(зачеркнуто) стал!

15.12.1934

На ночной летучке Мехлис потребовал освещения новых видов хлопка (итальянской конопли и других). «Сталин на них сейчас необычайно нажимает. Его подлинные слова: „мобилизовать на это дело все живое и мертвое“. Он даже хотел выговор закатать некоторым членам ЦК».

— Сегодня напечатан отчет о приеме Сталиным делегации хозяйственников. Любопытно, как Сталин внимательно заботится о своевременном выходе «Правды». Вчера на ночной летучке Мехлис рассказал, что в 11 час 15 мин. вечера Сталин позвонил ему и сказал, что отчет о беседе готов и его можно давать, но пришлет он его завтра. Мехлис смеется: «Он сам постановил, что позже 11 часов вечера материал в газету присылать нельзя, было же 11 ч.15 мин. и он решил перенести отчет на завтра. Я не настаивал».

— Мы выступили с номером, посвященном Закавказью. Сегодня вверху шестой полосы напечатано на двух колонках сообщение «исправление ошибок». Там говорится о том, что в зарождении большевистской организации в Баку главную роль играл отнюдь не Енукидзе. (Хотя многие историки и в частности БСЭ это и утверждают). Оказывается поправку писал сам Сталин.

10.01.1935.

Раневский рассказывает любопытную историю. В Баку он виделся с секретарем Азерб. комитета Багировым. 29 или 30 ноября он был в Москве. В Кремле зашел к Поскребышеву, чтобы узнать, когда его на следующий день сможет принять Сталин. Внизу у подъезда он встретил Сталина.

— А, здравствуй! ты чего?

— Да вот иду к Поскребышеву узнать, когда ты сможешь меня принять.

— Принять смогу завтра часов в 5, а сейчас меня другое интересует: ты «Чапаева» видел?

— Нет не видел.

— Как же ты мог не видеть «Чапаева»? Непростительно! Идем сейчас же смотреть.

Подобралась группа в несколько человек, в том числе и Киров и все отправились наверх, в просмотровый зал, где просмотрели «Чапаева». Демонстрировал Шумяцкий. Сталин сказал, что он смотрит «Чапаева» не то в одиннадцатый раз (не помню — Л.Б.). Во время просмотра кто-то напомнил, что на Кавказе был партизан не менее легендарный, чем Чапаев. Сталин заинтересовался — где он сейчас? Оказалось, что где-то пропадает в безвестности в пределах Сев-Кав. края. Немедленно ушло предписание найти и водворить в хорошие условия.

21.01.1935

Сегодня был в Большом театре на траурном заседании. Давал отчет. Докладывал Стецкий. Сталину устроили бурную овацию. Он стоял во втором ряду за Ворошиловым и Молотовым. Затем сел, желая прекратить аплодисменты. Не тут то было. Овации раздавались с новой силой и ему пришлось опять встать. Боговой предложил сократить в отчете описание овации. «Он этого не любит. Он даже не разрешил принять на заседании приветствие по его адресу».

21.01.1935

Вспоминается довольно забавная история с Капицей. Капица — один из крупнейших физиков мира, советский гражданин, но с 1921 г. живет в Лондоне, член Королевского научного общества, читает в университете. В Лондоне ему создан специальный институт. В 1934 году он приехал в Ленинград на менделеевский съезд. и остался в СССР. О нем на съезде мне говорил проф. Румер, что он «ставит материю в такие условия, в которых она никогда не была на Земле со времен первоздания» (он сконструировал установки сверхмощных магнитных напряжений и необычайно низких температур — до -272 с десятыми градуса, помещает туда тела и изучает, в частности открыл явление сверхпроводимости диэлектриков). Мехлис предложил мне взять с ним беседу. Вечером мы получили из Совнаркома сообщение: «В Академии наук. Президиум Академии наук постановил назначить известного советского физика П.Я. Капицу (стояло „тов.“, но зачеркнуто) директором организуемого в системе Академии наук института физических проблем». Я позвонил Баху. Он мне сказал, что беседу об этом дать не может, ибо не знаком с работами Капицы. Я застукал вице-президента Академии — Комарова. Тот ответил то же самое «Капице мы создаем персональный институт для его работ — будет заниматься чем хочет, институт мы решили создать магнитно-криогенный, а не физических проблем». Проф. Вулл ответил скептическим незнанием. Утром из Ленинграда приехал Капица. Я приехал к нему. Представился. Он заявил, что без санкции Межлаука ничего дать не сможет и долго любезно поддерживал разговор. «Знаете, я не люблю говорить о своих работах. Это все равно, что снимать копию с картины Рембранта — мазня!» Я позвонил Межлауку, он был болен. Добились его согласия, позвонил Капице, сообщил, что Межлаук ждет его звонка и сперва поехал к нему. Он меня огорошил сообщением, что уговорил Межлаука пока не давать беседы. Мехлис договорился с Молотовым. «Давать можно, даже полезно объяснить читателям, чем будет заниматься институт». Мехлис попросил меня пригласить Капицу к нему. Поехал на Линкольне в «Метрополь». Капица любезно отказался — «Иду на „Веселые ребята“». (Лифшиц сообщил, что ленинградские академики отказались дать беседу о Капице и институте).

23.01.1935

Последние предпусковые дни метро. Сегодня вечером я поехал на ст. «Комсомольская площадка»., чтобы дать небольшой очерк об опытном поезде метро. Встретил Петриковского — директора метрополитена. Ходит взволнованный, на вопросы отвечал отрывисто. Тут же вертится начальник штаба особой охраны метро. Стал ждать. Часов около десяти приехал Л.М.Каганович. с ним вместе Булганин, Хрущев — в робе и ватнике и Старостин. Каганович быстро осмотрел станцию, коротко ее одобрил и предложил поехать по опытной трассе. Поезд стоял, дожидаясь. Сам Каганович встал в кабину машиниста. Доехали до Красносельской. Осмотрели. Одобрил, понравилась — «с большим вкусом». Дальше поехал в вагоне. «Это что, дерматин на диванах? Немедленно заменить кожей, рваться будет. Лампочек слишком много: зажигать через одну.» Подъезжаем к Сокольникам. Каганович выглядывает в окно «Вот она, красавица!». Внимательно смотрел все. Разговорился с начальником службы связи:

— Фамилия? (Каганович твердо сморит ему в газа и страшно внимателен.)

— Кувшинников.

— Давно кончили? Где работали раньше? Кем?

— В 29. На Курской, пом. нач. станции.

— Значит — советской формации. За границей были?

— Нет

— Обязательно надо побывать и чем скорее, тем лучше. Это же страшно сложное хозяйство. Дело знаете?

— Знаю.

— Любите?

— Люблю.

— Крушений по вашей вине не будет?

— Нет.

— Хорошо. А за границу его все таки послать надо.

Такой же разговор произошел с нач. движения Зотовым. (А через неделю их всех сделали помощниками, а начальниками назначили побывавших заграницей, их же Каганович специально вызвал и предложил не обижаться).

Прошли в блок-участок. Каганович заставил продемонстрировать ему работу централизованного поста и проэкзаменовал дежурного по посту. Лейтмотив тот же: крушений не будет?. Затем осмотрели вестибюль. Произошел забавный инцидент. Каганович обратил внимание, что двери (входные) имеют ручку, отрываются только в одну сторону и имеют стеклянное нутро. «Надо поставить на пружинах. Здесь же десятки тысяч будут проходить. Этак только в кабинете можно. Заграницей совсем дверей нет. И стекло снять, или в крайнем случае, забрать решеткой. Вот до такого уровня. Не возражаю. Вы как полагаете, товарищи? Вот спросим практиков» — он обратился к плотникам-строителям. «Да, конечно» — замялись те. Один, посмелее ответил: — «Ты же сам говоришь — десятки тысяч. Вот и представь: дверь на пружинах, я иду впереди, ты за мной. Я отпустил дверь — она раз тебя по лбу. Нет, так лучше». Каганович засмеялся. — «А что, сюда только входят?» — «Да» — «Тогда оставьте так. Не возражаю».

Поехали обратно. На ст. Комсомольская он спросил Петриковсокго: «А уборные построили?» — «Да». — «Поставьте швейцара. И деньги берите. Обязательно. В чем дело? Захотел получить удовольствие — плати монету».

Осмотр длился два часа. На следующий день он созвал у себя совещание эксплуатационников.

27.01.1935

Мы хотели в связи с пуском, выступить широко. Каганович запротестовал. «Пишите сейчас немного. А то все расскажете, а когда пустим метро — никто и читать не будет».

4.02.1935

Прошел первый испытательный поезд по всей трассе. Мы ждали его на Комсомольской. Ждали 5 часов. С поездом приезжал страшно довольный Хрущев, Булганин и Старостин. Сели составлять коммюнике. Через день — 6.02 прокатили депутатов. Ночью проехал Каганович.

8.02.1935

Заходил Саша Безымянский. Все хлопочет напечатать свою песню о метро с нотами. Долго ходил по коридору, агитировал меня: «Ведь ее петь везде будут». Ночью пропел ее Мехлису. Мехлис послушал и сказал: «Пишешь ты хорошо, а поешь — хуево».

20-22. 01.

Сидел два часа с Леваневским. Составлял вместе с ним проект беспосадочного перелета Москва-Сан-Франциско, через Северный полис. Идея моя, доработка его. Хочу лететь с ним. Проект дали Мехлису, он передаст в ЦК.

7.02.

Заехал сегодня вечером (около часа ночи) вместе с Хватом к Ляпидевскому. Сидит один в белье, разучивает на баяне «не белы снеги». На столе — чертежи, осиливает аналитическую геометрию. Вчера он избран членом ЦИК. Показывал все регалии. Доволен.

10.02

Был Прокофьев. Избран членом ЦИК. Смеется: «Сейчас могу к вам в редакцию ходить без пропуска». Протестовал против радио-зондов («Подумаешь — на 17 тыс. метров!»)

9.01

Ехал вместе с Молоковым в Ленинград. Он мне рассказал о совей единственной аварии: из Новосибирска в Красноярск. «Мотор выработался. Заявляю — лететь нельзя. Лети! Пассажиров брать нельзя. Бери! Полетел. Налетел на лесной пожар, дым, ничего не видно, и мотор сдал. Врезался. Четыре пассажира убились, механик тоже. Как сам жив остался — не знаю. И самое тяжелое — ничего не могу вспомнить, урок который надо из этого извлечь, научиться, других научить». Разволновался, всю свою жизнь рассказал.