Фрейкоры Повесть о германских добровольцах(том I) Вольфганг Акунов

Добровольческими корпусами (фрейкорами) в германской традиции принято именовать сравнительно небольшие военные добровольческие части без строгого подчинения крупным войсковым соединениям. Иногда слово «фрейкор» переводится с немецкого языка на русский как «свободный корпус», что, однако, менее точно. В германской истории наибольшую известность снискали добровольческие корпуса Шилля и Лютцова, сражавшиеся против наполеоновской тирании. В рядах «черных егерей» — добровольцев фон Лютцова — пал в бою с французами немецкий романтический поэт и патриот Теодор Кернер — «немецкий Денис Давыдов». После развала кайзеровской армии в 1918 году из ее обломков образовались многочисленные добровольческие формирования, основанные, как правило, националистически настроенными офицерами и названные по их фамилиям, в подражание отрядам ландскнехтов германского Средневековья. Под их знаменами объединились безработные, вчерашние гимназисты и кадеты, студенты-корпоранты, восточноэльбские юнкеры и профессиональные солдаты, потерявшие всякие ориентиры в гражданской жизни после возвращения с фронта, не желавшие мириться с социальной дискриминацией, враждебно настроенные по отношению к Веймарской республике и видевшие свое основное предназначение в борьбе с внешним и внутренним большевизмом. Коренное различие между положением в России в 1917 и в Германии в 1918 году, несмотря на сходные обстоятельства — военное поражение, отречение Императора и революционную ситуацию в стране — заключалось в следующем. Даже на последней стадии войны германские фронтовые части, в отличие от российских, остались до конца верны присяге, сохранили высокие боевые качества и лояльность по отношению к командованию и правительству.

В дни Ноябрьской революции в Германии как раз в германской армии случаи приверженности к левому (как, впрочем, и к правому) радикализму и вообще к революционным идеям были достаточно редки. Хотя после роспуска старой кайзеровской армии в начале декабря 1918 года большинство офицеров потеряли в армии всякий вес, внешние посторонние силы также не имели никаких шансов на успех в среде фронтовиков — ни Советы солдатских депутатов, ни строгая большевицкая система так и не смогли по-настоящему укрепиться в германской армейской среде. С конца 1918 года фронтовые части сами начали организовываться в добровольческие корпуса и отряды самообороны, причем добровольцы повсеместно выступали с позиций непримиримой борьбы с большевизмом, на кровавые эксцессы и прочие безобразия которого многие успели насмотреться еще в охваченной смутой России. Непримиримо антибольшевицкой позиции подавляющего большинства германских фронтовиков нисколько не противоречило то обстоятельство, что начало Ноябрьской революции было положено матросским бунтом в Киле. Дело в том, что германские военные моряки (как и российские, между прочим!) почти не принимали участия в Великой войне, в большинстве своем четыре года бездельничали на своих базах и потому приняли в полном смысле слова «в штыки» отданный, как им казалось, «под занавес» приказ главнокомандующего Имперским военно-морским флотом адмирала Шеера выйти в море на бой с британским «Гранд Флитом». На фронте же, где офицеры и солдаты кайзеровской армии годами вместе сражались, гибли и кормили вшей в окопах, дух боевого товарищества («камерадшафт) был весьма высок. Поэтому в сухопутных войсках не могло быть и речи о таких военных мятежах, как в Киле. Впрочем, и у нас в России в годину смут особо «отличились» не столько солдаты, сколько орлы-матросики — «краса и гордость революции»…

Поздно вечером 10 ноября 1918 года преемник Эриха Людендорфа на посту генерал-квартирмейстера генерал-лейтенант Вильгельм Грёнер от имени Верховного Руководства Сухопутных Сил (ОГЛ), предложил лидеру Социал-демократической партии Германии Фридриху Эберту рассматривать германскую армию как фактор обеспечения закона и порядка и как инструмент борьбы с большевизмом. 11 ноября большинством съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, собравшегося в цирке (!) Буша, Временное социал-демократическое правительство Эберта было конституировано как Совет Народных Уполномоченных (СНУ) — название этого органа было, в сущности, аналогично названию тогдашнего большевицкого Совета Народных Комиссаров в Совдепии — государственном образовании, созданном большевиками на месте прежней исторической России. Подобное название, несомненно, являлось уступкой «революционному духу масс», охватившему всю Центральную и Восточную Европу повальному революционному безумию.

Сразу же после избрания Фридриха Эберта Председателем Совета Народных Уполномоченных он заключил с генералом Грёнером секретное соглашение о подавлении большевизма в Германии, продолжении войны с Совдепией на Востоке, освобождении России от Советской власти, и о разрешении на формирование добровольческих частей. Чтобы решить первую задачу соглашения (по которому Совет Народных Уполномоченных обязался восстановить в армии командную власть и единоначалие офицеров) была достигнута договоренность о незамедлительном вступлении в Берлин 10 фронтовых дивизий для охраны правительства и «недопущения таких событий, как в России». Но оказалось, что дивизии, прибывавшие с фронта, мало способны к ведению боевых действий на родине, да еще и в городских условиях. Большинство фронтовиков думало лишь о возвращении домой. Поэтому 27 ноября 1918 года Верховное Руководство Вооруженных Сил отдало распоряжение о формировании новых воинских подразделений исключительно из тех военнослужащих, лояльность которых не вызывала никаких сомнений. Тем самым была заложена основа для формирования добровольческих корпусов. Никаких изменений государственного строя, структуры и аппарата германского государства взявшие власть фактически «без боя» социал-демократы решили не проводить вплоть до созыва Национального (Учредительного) Собрания. Никто из прежних чиновников государственных учреждений, проявивших лояльность новой республиканской власти, не был смещен со своей должности. Так — в отличие от России! — в Германии было обеспечено продолжение бесперебойного функционирования государственной машины. В качестве военного министра Фридрих Эберт пригласил в новое Временное правительство заслуженного боевого генерала Ганса-Георга Рейнгардта, прославившегося на фронтах Великой войны.

Ныне почему-то стало модным безмерно приуменьшать угрозу большевизации Германии, нередко даже подвергается сомнению само понятие «Ноябрьская революция 1918 года». Между тем сторонники товарищей Ленина-Свердлова-Троцкого, захватившие власть над Россией, думали, прежде всего, о реализации своего основного стратегического плана — разжигания пожара мировой революции любой ценой. Говоря словами песни, которую большевики заставляли учить даже детей в советских школах:

Мы пойдем к буржуям в гости,

Поломаем им все кости!

Мировой пожар горит,

Буржуазия дрожит!

Или, в несколько более «возвышенной» версии певца «новых варваров» Александра Блока, придавшего всему происходящему оттенок некоего «русского космизма»:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем!

Мировой пожар в крови!

Господи, благослови!

Особые надежды большевицкое руководство, тратившее на раздувание «мирового пожара» многие миллионы награбленных в России золотых рублей, связывало с Германией. Выступая 22 октября 1918 года с докладом о внешней политике на заседании ВЦИК, В.И. Ульянов-Ленин, указав на образование в Германии военно-революционных комитетов, делал вывод о непосредственной близости международной революции. Как писал по этому поводу в своем дневнике 23 октября 1918 года историк Ю.В. Готье:

«Странную речь произнес Ленин в ЦИКе: с одной стороны, говорил он, мы трещим, с другой — мы победим с помощью германских и болгарских товарищей; что это, сознательный обман или бессознательное самообольщение? Одним, одним дышит эта речь: беспросветной немецкой ориентацией; для Ленина Германия остается пупом земли, если не империалистическим, то революционным, и вся сволочь, слепо идущая за ним, уже непоколебимо верует, что вся та же Германия — на этот раз большевистская — решит судьбу мира».

Так, еще соблюдая условия заключенного с кайзеровской Германией «похабного» Брестского мира, большевики тайно помогали разжигать в Германии революцию, финансируя более десяти левых социал-демократических газет, распространяя в Германии антивоенную и антиправительственную литературу, отпечатанную в Совдепии. Большевицким правительством был учрежден особый фонд в 10 миллионов золотых рублей, находившийся на попечении депутата германского рейхстага (!) Оскара Кона, а в самой Германии было закуплено на сто тысяч марок оружия для организации вооруженного восстания. А уж после падения кайзера и установления в Германии фактического двоевластия Совета Народных Уполномоченных — с одной стороны, и возникших по всей Германии более чем 10 00 °Cоветов рабочих и солдатских депутатов — с другой, большевики развернулись в полную силу.

Сложившееся в Германии после свержения кайзера положение можно было сравнить с ситуацией в охваченной революцией России, очень метко охарактеризованной русским белым добровольцем Г.Ф. Прониным в его написанных уже в годы эмиграции беллетризованных военных мемуарах «Бронепоезд "Офицер"»:

«Большевизм протягивал руку всем озлобленным неудачникам, разжигая дремавшую ненависть, и другой рукой, гнойными пальцами, с трусливой поспешностью кутал в кровавую тряпку полуистлевший человеческий череп…»

Временное правительство Эберта поначалу не имело авторитета ни среди правых, ни среди левых. Германское «советское движение» открыто взяло курс на захват всей полноты государственной власти. С первых же дней Ноябрьской революции по всей Германии начали формироваться вооруженные отряды Красной гвардии, состоявшие преимущественно из бывших солдат (нацепивших красные кокарды вместо прежних черно-бело-красных имперских) и присоединившихся к ним гражданских лиц (сумевших избежать призыва в армию и в годы войны отсидеться в тылу!), щеголявших красными нарукавными повязками и кумачовыми бантами. Эти отряды именовались «Республиканской солдатской гвардией» («Републиканише зольдатенвер»). В Берлине они насчитывали 14 батальонов и официально подчинялись назначенному Фридрихом Эбертом губернатору Берлина социал-демократу Отто Вельсу. Хотя в их рядах числились преимущественно члены СДПГ (социал-демократы) и НСДПГ (более радикально настроенные «независимые социал-демократы», или «независимцы»), не считавшие Совет Народных Уполномоченных своим врагом № 1, очень скоро тон в «зольдатенвере» стали задавать «спартаковцы», настроенные к СНУ откровенно враждебно. В противовес им СДПГ приступила к формированию «Республиканских охранных войск» («Републиканише шуцтруппе»), лояльных по отношению к Временному правительству.

12 декабря 1918 года правительство Фридриха Эберта, обеспокоенное наличием у населения сотен тысяч бесхозных «стволов», по согласованию с Верховным Руководством Вооруженных Сил, объявило о создании «Добровольного народного ополчения» («Фрейвиллиге фольксвер»), в состав которого планировало включить все существовавшие на тот момент вооруженные формирования. Но осуществлению этого плана воспротивились «спартаковцы», не желавшие лишаться своих ударных отрядов, необходимых им для вооруженного государственного переворота по ленинскому образцу. Наибольшая угроза Временному правительству Эберта исходила от прибывшей из балтийских портов и расквартированной в Берлине «Народной военно-морской дивизии» («Фольксмаринедивизион»), объявившей себя частью новой республиканской армии, но на деле проникнутой большевицким духом и постоянно затевавшей провокации и перестрелки с немногими верными Временному правительству армейскими и полицейскими частями. Легко предположить, в какую кровавую пропасть оказался бы ввергнутым весь мир, если бы советской Красной Армии удалось прорваться в охваченную беспорядками Германию через Польшу и, по ленинскому замыслу, «соединить русский серп с германским молотом». Казавшиеся в описываемое время поистине неисчерпаемыми людские ресурсы взнузданной Троцким и Лениным России и въевшиеся в плоть и кровь немецкого народа дисциплина и любовь к порядку, русский хлеб и германская техника, поставленные на службу Коммунистическому Интернационалу, представляли реальную угрозу всем лучшим достижениям мировой цивилизации. Но на пути красного Молоха в Германии, как и в России, встали белые добровольцы.

Общее число добровольческих корпусов, частей и подразделений в самой Германии и на сопредельных территориях (Прибалтика, Австрия) в 1918–1921 годах превышало 2000. Разумеется, одно их перечисление заняло бы десятки страниц убористого текста и вышло бы далеко за рамки нашего очерка. Впрочем, о многих из этих «фрейкоров» не сохранилось почти никаких достоверных сведений (ни об их символике, ни об их численности, ни даже о фамилиях командиров). Это объяснялось, во-первых, тем, что белые добровольческие части чаще всего организовывались не «сверху», а «снизу», стихийно, по инициативе населения и фронтовиков, вернувшихся на родину и возмущенных творившимися там безобразиями; во-вторых, само веймарское правительство социал-демократических бонз, не сметенное красной волной большевизма только благодаря штыкам добровольцев, стальной щетиною прикрывших Шейдемана-Носке-Эберта и прочих германских «керенских», как бы стыдилось перед лицом «всего прогрессивного человечества», что было вынуждено принять помощь от «классово и идеологически чуждой» ему «реакционной военщины», и постаралось по возможности изгладить память о подвиге фрейкоровцев из памяти современников (не говоря уж о неблагодарном потомстве!).

Первым исторически засвидетельствованным белым добровольческим корпусом являлся фрейкор, сформированный в портовом г. Киле — «колыбели германской революции» — в середине ноября 1918 года по инициативе известного деятеля Социал-демократической партии Германии, депутата рейхстага Густава Носке. Этот первый социал-демократический бургомистр Киля создал из лояльных новому республиканскому правительству морских офицеров и матросов небольшую добровольческую часть, получившую полуофициальное название «Железная бригада» и задуманную как противовес анархиствующим «красным матросам». Сформированную Густавом Носке кильскую «Железную бригаду», вскоре переименованную в «1-ю военно-морскую бригаду» (командир — полковник фон Роден), не следует путать с другой «Железной бригадой», сражавшейся против советских большевиков в Прибалтике в 1918 и прославившейся в 1919 году под названием «Железной дивизии» (о чем далее будет рассказано более подробно).

21 ноября 1918 года, по инициативе унтер-офицера, заместителя офицера (кандидата на офицерскую должность) Зуппе, на базе 2-го гвардейского полка бывшей кайзеровской армии был сформирован второй, уже более многочисленный, исторически засвидетельствованный добровольческий корпус — батальон силой в 1500 штыков.

Третьим по счету фрейкором, сформированным в конце ноября 1918 года, был добровольческий полк под командованием полковника 4-го гвардейского полка Рейнгардта (будущего обергруппенфюрера СС), в состав которого вошли и бойцы корпуса Зуппе, так называемые «зупперы». Но решающую роль в организации добровольческих корпусов, призванных сохранить в Германии хоть какое-то подобие закона и порядка, хотя бы до созыва учредительного Национального собрания, было суждено сыграть генералу Людвигу Меркеру, командиру распущенной после заключения перемирия 214-й пехотной дивизии бывшей кайзеровской армии, разработавшему классическую модель, в соответствии с которой в дальнейшем было сформировано большинство наиболее боеспособных германских добровольческих корпусов. 6 декабря Меркер объявил чинам своей дивизии о своем намерении сформировать фрейкор, базой которого стал вестфальский монастырь Зальцкоттлен и формирование которого началось уже 14 декабря.

Этот сформированный исключительно из добровольцев, о чем говорило уже само его название, Добровольческий ландъегерский корпус, состоявший на первых порах всего из 3 стрелковых рот (имевших на вооружении минометы) и 1 артиллерийской батареи, заявил о своей готовности служить республиканскому Временному правительству Германии, чтобы не допустить большевицкой революции. Командование сочло достаточным платить добровольцам жалованье по тридцатидневному контракту, но не позаботилось об их вооружении и снаряжении. Благодаря своему непререкаемому авторитету не только среди офицерского корпуса, но и среди унтер-офицерского состава и солдат, боевой генерал Меркер без особого труда и в кратчайшие сроки набрал в новый корпус несколько тысяч добровольцев, хотя и столкнулся с немалыми сложностями в деле их обмундирования и вооружения. Склады вооружений были либо разграблены анархиствующими толпами, либо находились под контролем левых солдатских советов, не склонных удовлетворять требования «реакционного генерала».

Тем не менее, вопрос вооружения и снабжения удалось решить, хотя и с огромным трудом. В отличие от старой кайзеровской армии, где между офицерами и нижними чинами существовал резкий сословно-дисциплинарный барьер, во фрейкоре Меркера между офицерами и нижними чинами сразу же сложились узы боевого товарищества, обозначаемые в немецком языке упоминавшемся нами выше словом «камерадшафт». Впрочем, последнее было и не удивительно, с учетом того, что все добровольцы Меркера, и солдаты, и офицеры, прошли школу окопной жизни Великой войны, которая, если не совсем стерла сословно-дисциплинарные различия, то, во всяком случае, свела их к минимуму. Вторым отличием нового добровольческого формирования был его смешанный состав, нарушавший традиционное деление военных частей на пехотные, кавалерийские и артиллерийские. Каждое подразделение Ландъегерского корпуса (именуемого иногда в исторической литературе также «Корпусом земских стрелков») включало в себя представителей всех родов войск, что обеспечило ему необходимую гибкость в ходе предстоящих боев, которые добровольцам предстояло вести, главным образом, в городских условиях.

Пример Меркера оказался «заразительным». В течение декабря 1918 года в окрестностях Берлина, при участии капитана Курта фон Шлейхера (будущего генерала рейхсвера и имперского канцлера, заигрывавшего с профсоюзами и убитого эсэсовцами Генриха Гиммлера в «Ночь Длинных Ножей» 30 июня 1934 года), были сформированы полк «Потсдам» (командир — майор фон Штефани), добровольческий корпус Гельда (командир — генерал фон Гельд), добровольческий корпус Гюльзена (командир — генерал фон Гюльзен), Германская охранная дивизия генерала фон Висселя, Государственный стрелковый корпус генерал-майора Редера и добровольческий корпус генерала фон Люттвица. Большинство этих добровольческих структур было сформировано на базе прежних регулярных армейских частей. Сохранившийся в качестве «обломка» кайзеровской армии кадр Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии (Гардекавалеридивизион)под командованием генерала фон Гофмана был переведен из столицы в пригород Берлина Тельтов и доукомплектован добровольцами. Сходным образом были реорганизованы 17-я и 31-я пехотные дивизии прежней кайзеровской армии.

Примерно в то же самое время были сформированы добровольческие корпуса Лихтшлага и Россбаха, 2-я Вильгельмсгафенская военно-морская бригада Эргардта, 3-я военно-морская бригада Левенфельда, Железная дивизия Бишофа, Марбургский егерский корпус. Число добровольческих формирований росло по мере нарастания угрозы большевицкого переворота во всегерманском масштабе. В верхнесилезском каменноугольном бассейне в конце 1918 года также появились добровольческие корпуса, воспрепятствовавшие захвату имевших для Германии стратегическое значение шахт и горных заводов отрядами польских националистов бывшего депутата германского рейхстага поляка Адальберта Корфанты, в одночасье сменившего свое слишком «германское» имя на исконно польское «Войцех». Любопытно, что первыми немецкими добровольческими корпусами в Силезии были не подразделения «имперских немцев», а два отряда, состоявшие из австрийцев и судетских немцев под руководством австрийских офицеров, общей численностью 60 офицеров (австрийских немцев) и около 2600 унтер-офицеров и рядовых. Они были сформированы в самом конце 1918 года и на протяжении многих месяцев оказывали неоценимую поддержку германским военным властям. Что же заставило австрийцев и судетских немцев проливать свою кровь за, казалось бы, совсем чужую им германскую Силезию?

Дело в том, что осенью 1918 года Национальное собрание Немецкой Австрии (так называлась австрийская половина распавшейся в результате военного поражения двуединой Австро-Венгерской «Дунайской» монархии Габсбургов) провозгласило слияние Австрии с Германией. Того же хотели и немцы, проживавшие с незапамятных времен в Судетской области, являвшейся до конца 1918 года частью немецкой Австрии и вдруг, ни с того ни с сего, по воле Антанты, ставшей частью свежеиспеченной Чехословакии — государства, исторически никогда не существовавшего! Но собравшееся в тихом тюрингском городке Веймаре (связанном с именами классиков немецкой литературы Гёте и Шиллера), подальше от мятежного Берлина, германское Национальное (Учредительное) собрание боялось санкций со стороны победоносной Антанты, категорически запретившей воссоединение Австрии с Германией, хотя Австрия являлась одной из коренных германских земель со времен Карла Великого и до 1866 года!

Вот почему австрийцы и немцы из Судет по зову сердца поехали воевать в, казалось бы, расположенную в «чужом» для них государстве Силезию. Когда позднее, в конце мая — начале июня 1919 года, в Силезии был поставлен решающий вопрос о подписании Версальского договора, в распоряжении германского Генерального командования в Бреслау находилось около 30 000 надежных и находившихся в состоянии постоянной боеготовности войск. Их основу составляли по-прежнему добровольческие корпуса.

В южных и юго-восточных районах Берлина, где поистине неуемную революционную активность, то и дело приводившую к кровавым столкновениям, проявляли главные враги республиканского правительства — левое крыло НСДПГ (Независимой социал-демократической партии Германии), берлинские «революционные старосты», во главе с Э. Штольце и Г. Ледебуром, и немецкие большевики-«спартаковцы», было сконцентрировано несколько десятков верных Временному социал-демократическому правительству Эберта-Шейдемана добровольческих частей общей численностью около 10 000 штыков и сабель, имевших тяжелое вооружение, в том числе крупнокалиберные пулеметы, бронеавтомобили, огнеметы, артиллерию и даже танки. Были реорганизовано Берлинское генеральное командование. Проявлявший во многих случаях нерешительность военный комендант Берлина генерал Леки был смещен и заменен более энергичным генералом бароном фон Люттвицем.

В Берлине по-прежнему была расквартирована находившаяся под сильным большевицким влиянием «Народная военно-морская дивизия», упорно отказывавшаяся подчиняться социал-демократическому коменданту Берлина Отто Вельсу. Эти «народные матросы», на словах пребывавшие во власти «революционных идеалов», в действительности превыше всего ценили голый материальный интерес (как, впрочем, и российские «братишки»!). Дивизией командовал «пламенный революционер товарищ Дорренбах», бывший флотский офицер, за недостойное поведение разжалованный еще при кайзере Вильгельме II из лейтенантов в простые матросы. Вооруженные до зубов, заменившие национальные эмблемы своей воинской формы одежды красными революционными кокардами и кумачовыми нарукавными повязками, «народные матросы» всерьез считали себя «красой и гордостью революции», свысока поглядывая на «буржуев» и других своих сограждан, казавшихся им «менее революционными», и были в первых рядах «борцов за свободу», избивавших на улицах и в казармах «реакционное офицерье» и срывавших с ветеранов войны погоны и заслуженные боевые награды. Вдобавок берлинцы жаловались на матросов за их склонность к «экспроприации экспроприаторов» (по меткому выражению Ульянова-Ленина), то есть к элементарному воровству. А ведь эти «пламенные революционеры» были расквартированы не где-нибудь, а в Берлинском дворце прусских королей (как все похоже на историю с «героическим» штурмом Зимнего «братишками» с «Авроры»!).

Когда правительство Эберта-Шейдемана приказало распоясавшимся матросикам покинуть дворец, те в качестве «отступного» потребовали выплатить им предварительно за уход 80 миллионов марок «компенсации»(!). Получив решительный отказ, «народные матросы», недолго думая, напали на коменданта Берлина Отто Вельса (члена правления СДПГ!) в его собственном служебном кабинете, избили и взяли заложником. Правительству Фридриха Эберта пришлось двинуть войска на штурм бывшей королевской конюшни — центра обороны засевших во дворце «братишек» Дорренбаха. 24 декабря 1918 года жители Берлина стали свидетелями форменного уличного сражения, развернувшегося между солдатами-фронтовиками и «Народной военно-морской дивизией». В боевых действиях на стороне последней против правительственных войск приняли участие и вооруженные формирования «спартаковских» боевиков. С обеих сторон только убитыми насчитывалось 29 человек. Перепуганное не на шутку правительство Эберта пошло на уступки взбунтовавшимся матросам и заплатило им отступные, в обмен на клятвенное обещание больше не бунтовать. «Орлы-матросики» некоторое время держали данное «буржуям» слово, пока не вмешались в столкновение между правительством и левыми радикалами в январе 1919 года. Это вмешательство оказалось для них роковым. Сам товарищ Дорренбах был убит в уличной стычке в мае 1919 года.

27 декабря 1918 года старый социал-демократ и заслуженный депутат германского рейхстага Густав Носке — создатель первого добровольческого корпуса в Киле — был назначен военным министром. 29 декабря социал-демократическое правительство Германской республики приняло решение о насильственном разоружении немецких «большевиков» — сторонников Коммунистической партии Германии (основанной на базе «Союза Спартака» по указанию кремлевского эмиссара Карла Собельсона-Радека), «Союза красных солдат», «Народной военно-морской дивизии», Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) и др. «Союз Спартака» («Шпартакусбунд») был основан еще 11 ноября 1918 года и возглавлялся Карлом Либкнехтом, Розой Люксембург, Лео Иогихесом, Кларой Цеткин и Паулем Леви.

Наряду с распространявшейся самими «спартаковцами» официальной версией происхождения названия их организации, связанной с именем античного гладиатора Спартака, восставшего против власти Римской республики в I веке до Р.Х., существует и другая версия, более похожая на правду, согласно которой германский «Спартак» был назван в честь основателя тайного парамасонского Ордена иллюминатов — выкреста Адама Вейсгаупта, также носившего псевдоним «Спартак» и еще в конце XVIII века готовившего «свержение тронов и алтарей во всемирном масштабе». 29 декабря 1918 года «Союз Спартака» был переименован в Коммунистическую партию Германии (КПГ). «Спартаковцы», среди которых преобладал тип безоглядного «фанатика революции во что бы то ни стало», получали всемерную поддержку от завладевших Россией большевиков, что послужило причиной разрыва германо-советских дипломатических отношений и высылки из Германии большевицкого полпреда Адольфа Иоффе — одного из «отцов» грабительского в отношении России Брестского мира.

Фактически «спартаковцы» ни на минуту не признавали социал-демократическое правительство Германии (идя в этом, как и во всех других, вопросах, всецело по стопам российских большевиков с их направленным против Временного правительства лозунгом: «Долой министров-капиталистов»!) — еще 9 ноября 1918 года, когда социал-демократ Филипп Шейдеман провозгласил Германию демократической республикой (и сам стал ее первым канцлером), Карл Либкнехт, в противовес СДПГ, в тот же день провозгласил в Берлине советскую социалистическую республику. Присутствовавший на учредительном съезде КПГ, вместе с четырьмя другими высокопоставленными большевицкими делегатами из Москвы, советский эмиссар К.Б. Радек — личный представитель В.И. Ульянова-Ленина — призвал германских коммунистов бойкотировать предстоящие выборы в Национальное собрание и выразил надежду, что «скоро в Берлине будет заседать международный Совет рабочих депутатов и русские рабочие будут совместно с немецкими сражаться на Рейне, а немецкие совместно с русскими — на Урале» (то есть против белых войск Верховного Правителя России адмирала Колчака).

«Спартаковцы» и иже с ними поспешно готовились к выступлению, чтобы предотвратить заведомо негативный для них результат выборов в Национальное собрание и, взяв власть вооруженной рукой, разогнать последнее, как большевики Ленина-Троцкого-Свердлова разогнали Учредительное собрание в России («Караул устал! Все расходитесь по домам!»). Однако вышло все иначе.

4 января 1919 года президент Германии Фридрих Эберт и его военный министр Густав Носке посетили военный лагерь добровольцев Цоссен и убедились в боеспособности фрейкоровцев, которых коммунисты, по аналогии с российскими реалиями того времени, сразу окрестили «белыми».

Сами добровольцы, кстати, охотно приняли это название. Ведь многие из них успели повоевать в Финляндии и Прибалтике против красных на стороне тамошних белых. Они носили на рукавах своих обычных армейских мундиров и шинелей цвета «фельдграу» («серо-полевого цвета») белые повязки (нередко — просто носовые платки) или белые «углы»-шевроны (как, например, добровольцы Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии); обводили свои стальные каски белыми полосками по окружности или же рисовали на них (а также на грузовиках, броневиках и танках) масляной краской (а порой и просто мелом) белую «Адамову голову», то есть череп с перекрещенными костями (именуемую, согласно немецкой традиции, также «мертвой головой»), или оперенную стрелу, а добровольцы, сражавшиеся против красных в Финляндии и Прибалтике (в частности, бойцы 2-й военно-морской бригады Эргардта и добровольческого корпуса Мансфельдa) — белую свастику (так называемый «громовый крест»), перенятую ими у латышей и финнов, в чьей национальной символике свастика играла важную роль — у финнов — как «крест свободы», у латышей — как «крест Перкона» («Perkonkrusts»), или «огненный крест» («ugunskrusts). У финнов свастика — «гакаристи» («хакаристи») традиционно играла столь важную роль, что вошла даже в штандарт президента Финляндии, высший орден — Крест Свободы (Крест Маннергейма) и Большую цепь второго по значению государственной награды — Ордена Белой Розы Финляндии (откуда была удалена и заменена двенадцатилистником только в 1963 году!). Древнелатышский бог-громовержец Перкон (Перконс) соответствовал древнеславянскому Перуну и древнелитовскому Перкунасу; в 20–40 годы в независимой Латвийской республике даже существовала военизированная антисемитская организация «Перконкрустс» («Громовый крест»), использовавшая в качестве символа свастику.

Кроме изображений Железного креста (перенятых от бронетанковых частей кайзеровской армии времен Первой мировой войны), свастик самых разных видов («гамматических крестов», «солнечных колес» и пр.) и «Адамовых голов», на добровольческих броневиках часто было написано белой масляной краской «Бронеотряд верных правительству войск».

В общем и целом, белые добровольческие корпуса не имели какой-то единообразной структуры. Большинство из них было сформировано в первые месяцы 1919 и расформировано в начале 1920 года. Некоторые из них просуществовали в качестве самостоятельных боевых единиц всего лишь на протяжении нескольких недель, после чего влились в состав более крупных соединений. Многие фрейкоры возникли как исключительно локальные организации для защиты местного населения, имели чисто местное значение и были распущены после восстановления закона и порядка в своем родном городе или районе. Тем не менее, представляется возможным предпринять попытку классификации фрейкоров по нескольким категориям.