"Розы во льдах" - читать интересную книгу автора (Лейкер Розалинда)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Немного позднее Бет и Анна отправились к старому дому. Кузины уже успели поговорить о прошлом, рассказать друг другу о детстве, обсудить характеры своих матерей, их взгляды на жизнь, и если не подружились, то приготовились относиться друг к другу с терпением и благожелательностью, как того требовали родственные узы. Анна много говорила о том, как Джина вышла замуж за Пауля вскоре после его вступления во владение домом. Сестры знали его с детства, он часто навещал двоюродную бабушку. Но о смерти Джины Анна не сказала ни слова. Бет поняла, что Анна не только переживала утрату, но и уважала желание Пауля не обсуждать эту тему.

Во время беседы Бет сделала для себя заключение, что все Холстейны питали фанатичную привязанность к местам и людям. У ее собственной матери тоска по дому принимала болезненный характер, дед Холстейн держал при себе дочерей, а потом внучек мертвой хваткой. Теперь Зигрид, по словам Анны, отдавалась хозяйству целиком, испытывая к земле любовь, граничащую с одержимостью. Бет вынуждена была признать, что и в ней была частица фамильной одержимости, иначе она не стала бы рисковать после двух серьезных предупреждений. Что касается Джины, то ее страстью был Пауль, она положила на него глаз еще будучи почти ребенком; по счастливой случайности, дед дал согласие на их брак, считая, что инициатива принадлежит ему, и пребывая в неведении относительно того, что его дочка давно решила завладеть этим богатым и знатным молодым человеком и остаться жить в долине. А сама Анна? Бет решила, что она более спокойна в привязанностях и более трезво смотрит на жизнь, ибо провела несколько лет в Швейцарии, в горах, где поправляла слабое здоровье: дед послал ее туда, когда выяснилось, что у нее появились признаки легочного заболевания, которое убило их отца.

– Я сильно кашляла, – сказала Анна, убирая свисавшую ветку, чтобы помочь Бет пройти, – была слабой, вечно болела. Оказалось, что ничего серьезного, но это помогло мне обрести свободу на целых четыре года. После смерти Джины я вернулась и с тех пор живу в Нилсгаарде.

– Разве не тяжело было находиться в клинике? – спросила Бет.

– Легче, чем терпеть тиранию деда в Холстейнгаарде, – возразила Анна и пожала плечами. – Я быстро поправилась там, но поняла, что пока поступают деньги на лечение, никто не будет от меня избавляться. Режим у нас был свободный, можно было приходить и уходить когда хочешь. Единственное отличие от гостиницы заключалось в том, что там находились медсестры и другой больничный персонал. – Она сорвала листок и улыбнулась воспоминаниям. – Неподалеку от клиники было много интересных мест, настоящих достопримечательностей. Это помогало переносить болезнь и все, что с ней связано.

Старый дом располагался не очень далеко от Нилсгаарда, но создавалось впечатление, что путник попадал в совсем другой мир, – так надежно он был укрыт от посторонних глаз. Дорога вела через сосновый лес и от особняка спускалась вниз, а потом снова поднималась вверх, уже выше старого дома, который приютился на естественной террасе у маленькой бухты. Берега ее так густо заросли деревьями, что было трудно разглядеть выход из залива в озеро, ибо густые ветви свисали над самой водой. Бет почувствовала неприятный холодок в груди, когда они с Анной дошли до поворота дороги, – там деревья вдруг расступились, и взору предстала крыша ее будущего жилища.

Она старалась не обращать внимания на дурные предчувствия, которые постепенно овладевали ею по мере того, как кузины приближались к дому. Вот они прошли над водопадом, питавшим залив и бравшим начало от какого-то высокогорного потока. Шум водопада вблизи заглушал отдаленные звуки более мощного водопада Торден. Но ее внимание оставалось прикованным к дому. Сложенный из темных бревен, заросших мхом, – время постройки было невозможно определить, – он скрывал в углублении почерневшую от времени дверь, над которой нависала торфяная крыша, переходившая в навес для наружной галереи с южной стороны, противоположной озеру. С галереи дверь вела на чердак и виднелось крошечное оконце, закрытое ставнями, остальные окна в доме тоже имели ставни. Непропорционально малый размер окон придавал постройке зловещий негостеприимный вид. К каменной плите перед входом и лестнице на галерею вели ступени; другие, более грубо отесанные, спускались вниз, к заливу. В нижнюю часть схода было вделано заржавевшее металлическое кольцо – знак того, что в прошлом здесь стояла лодка.

Анна, должно быть, следила краешком глаза за реакцией Бет.

– Вижу, что вам здесь не нравится. Еще бы! Глупо было предлагать это место. Оставайтесь со мной в Нилсгаарде. Я буду рада вашему обществу, мы станем вместе гулять и ездить верхом. У меня будет повод развлечься, и вы тоже не соскучитесь, ручаюсь.

Бет понимала, что Анна желает ей добра, но ей меньше всего хотелось предаваться развлечениям, это отвлекло бы от работы, а она надеялась найти редкие цветы. Нужно было дать понять, что она предпочитает одиночество и возможность распоряжаться собственным временем.

– Я приехала в Тордендаль, чтобы работать, – сказала Бет, – и говорила за кофе, что надеюсь сделать лучшие рисунки из всех, которые когда-либо делала. В старом доме меня ничто не будет отвлекать.

Бет огляделась вокруг. Они остановились в нескольких шагах от дома.

– Даже вид из окна такой, что долго на него смотреть не хочется. Деревья скрывают все, кроме… – она запнулась, ибо, подняв глаза, увидела, что, кроме Торденгорна, таящего угрозу и предупреждение, с того места, где стоял дом, поверх деревьев ничего разглядеть было невозможно.

– … кроме Торденгорна, – закончила Анна, – Это вас беспокоит? Если случаются обвалы, то дома они не достигают, он уже стоит несколько сот лет и остался невредим.

– Это я поняла. Думаю, что место было вы брано именно поэтому. У него есть имя? – Бет снова оглядела местность.

– Да. Это называется Черный Залив, а дом – Дом у Черного Залива, хотя в Нилсгаарде его не называли иначе как «старый дом», просто потому, что изначально это было обычное жилище фермера.

Бет удивилась, внимательно посмотрев в сторону залива:

– Но вода здесь прозрачная, как стекло! Каждый камешек виден.

– Да, но название здесь не при чем. Оно связано с Черной Смертью, которая пришла в эту страну в четырнадцатом веке. Чуму завезли корабли, заходившие в Берген. Более двух третей населения вымерло. Тордендаль мог бы избежать беды, так как надежно изолирован, но однажды сюда по горной тропинке проник незнакомец, пытаясь спастись от чумы; ему оказали гостеприимство. К несчастью, он принес болезнь с собой, и она быстро распространилась по всей долине. Женщина, которая жила в этом доме, одна из всей семьи осталась в живых, она-то и наложила проклятие на всех чужаков, прибывающих в Тордендаль. Отсюда и старая поговорка, которая приучила местных жителей бояться посторонних пришельцев. – Анна заметила, что Бет снова замкнулась в молчании. – Вы по-прежнему настаиваете на своем и хотите остаться в этом доме?

Бет начинала смутно припоминать, что мать как-то завела речь о старом доме у Черного Залива, но, поскольку девочка очень испугалась, когда впервые услыхала об этом месте, мать больше не возвращалась к этой теме и с тех пор рассказывала дочери только красивые легенды.

Бет выпрямилась.

– Я останусь здесь, – твердо сказала она, – и буду находить утешение в том, что имею крепкую крышу над головой. Разрешите мне открыть дверь?

Анна с любопытством и недоверием смотрела на храбрую кузину, не уверенная, что та все же не передумает в последнюю минуту, но протянула ключ. Бет решительно направилась к двери.

Высокая трава затрудняла подход; после дождя она была мокрой, поэтому замочила и за пачкала подол платья Бет, но девушка, не останавливаясь, двигалась к лестнице, ведущей к тяжелой двери. Заметив кольцо у нижней ступени, ведущей к заливу, Бет решила, что наймет лодку и будет ею пользоваться: она умела хорошо грести – отец специально обучал ее обращаться с веслами.

Ключ с трудом поворачивался, но, наконец, поддался ее усилиям, и замок открылся, издав громкий скрежет. Бет нажала на дверь, она медленно подалась внутрь. Солнце осветило проход и отбросило на пол тень от фигуры Бет. Помимо своей воли она почувствовала дрожь волнения, но все же решительно вошла и оказалась во мраке, кое-где нарушенном сребристыми лучами света, проникавшего сквозь щели ставен. В доме стоял запах старого дерева. Снаружи Анна уже открывала ставни, солнце ярко осветило помещение сквозь покосившиеся оконные рамы и треснутые стекла.

Комната, где находилась Бет, была довольно просторной и, по-видимому, служила гостиной и кухней одновременно. Чувствовалось, что прежние хозяева приложили усилия, чтобы придать ей уют: потолок был побелен, стены окрашены зеленой краской, этот цвет приятно сочетался с красновато-коричневым тоном примитивной деревянной мебели. Наиболее внушительно выглядели длинный стол в дальнем конце, табуреты, кресло, вырезанное из цельного ствола дерева, массивный платяной шкаф и высокий, от пола до потолка, встроенный в стену буфет. Дверцы обоих шкафов были украшены резьбой. В углу стояла древней конструкции кухонная плита, над которой вдоль стены располагались горшки и другая утварь. В целом в доме царил относительный порядок, не видно было толстых слоев пыли или длинных нитей паутины, как можно было ожидать. Это, по-видимому, объяснялось хорошей защищенностью от ветра, что особенно важно в зимнее время, поэтому в дом не проникало много пыли. Бет была бы вполне довольна неприхотливостью своего нового жилища, если бы не присутствие чего-то неуловимо загадочного в его атмосфере. Ей почему-то не хотелось пройти дальше, в другую комнату и тщательно осмотреть обстановку. Вместо этого она стояла в дверях и напрягала слух, словно ожидала, что деревянные предметы должны издавать какие-то звуки. Вошла Анна, и очарование рассеялось, если это можно было назвать очарованием. Она тоже молча остановилась, но не вслушивалась в тишину, а осматривала все, не скрывая волнения. Затем вдруг опомнилась, стала открывать дверцы и выдвигать ящики шкафов. Бет решила последовать ее примеру. Она потянула дверцы буфета и не удержалась от восклицания.

– В чем дело? – спросила Анна, подходя.

– Это кровать, – Бет заставила себя улыбнуться, хотя ею овладело беспокойство. – Кровать в стене…

– В самом деле, – улыбнулась Анна, заглядывая внутрь. – Ни постельного белья, ни матраца, – их, наверное, вынесли, когда убирали в доме. Те, кто здесь жил, возможно, подкладывали сено под голову вместо подушек, как крестьяне делают и сейчас.

Бет вернулась к открытой двери, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Что она разглядела внутренним зрением? Отчего возникло ощущение, что на кровати в стене лежит женщина, хотя глаз видит лишь голые доски? Все это – суеверия и глупость, просто она дала волю воображению.

– Вон идут слуги, – сказала Бет, не выдавая глубокого беспокойства, охватившего ее. Она надеялась, что Анна подумает, будто возвращение к двери было вызвано желанием убедиться в том, что сюда идут люди, вооруженные метлами, щетками и ведрами. Но Анна не обратила внимания на то, куда направилась Бет. Сама она прошла в соседнюю комнату и теперь осматривала ее. Бет присоединилась к кузине и увидела, что, судя по обстановке, это была спальня. Там стояли и комод, и умывальник, и широкая кровать, которая могла вместить шесть человек. Она решила, что будет спать на этой кровати, чтобы не испытывать ощущения, будто попала в ловушку и оказалась беззащитной перед лицом необъяснимой угрозы. Бет разозлилась сама на себя за эту слабость и, резко развернувшись, снова вошла в гостиную.

Анна давала инструкции полдюжине женщин, заполнивших дом.

– Здесь почти чисто, хотя, конечно, есть немного пыли и паутины. Надо помыть стены и мебель, отскрести шкафы, затем хорошо вымыть пол. Все должно сверкать свежестью, Окна маленькие, но их нужно открыть, чтобы все скорее высохло. Потом приходите в Нилсгаард, я передам матрац, белье и посуду. – А что делать с чердаком? – осторожно спросила одна из служанок; остальные переглянулись.

– Там ничего не трогайте. Это просто кладовка. Мисс Стюарт она не понадобится.

Служанки принялись за дело. Одни стали спускаться к заливу с ведрами, чтобы набрать воды, другие доставали большие кастрюли, чтобы согреть ее. Одна женщина заложила в печь сухую березовую кору и несколько поленьев, а Бет наблюдала за процедурой, понимая, что должна овладеть искусством обращения с железным чудищем, если придется самой готовить пищу.

– А где берут питьевую воду? – спросила она.

– Я покажу, – ответила Анна.

Недалеко от дома, как оказалось, наxодился маленький источник, бивший прямо из-под земли. Бет зачерпнула руками воду, она была холодной и кристально чистой.

– Я пойду на причал, распоряжусь, чтобы доставили багаж, – сказала она, вытирая руки платком. – И куплю продуктов.

Анна показала дорогу вдоль берега озера, и Бет пошла по узкой тропинке, которой не часто пользовались люди.

Когда она пришла к причалу, пароход уже отплыл. Ей удалось найти человека с повозкой, который согласился доставить ее вещи Услыхав, куда нужно везти багаж, он недоуменно уставился на Бет.

– В этом доме никто не жил лет пятьдесят, – заметил он.

– Мне говорили, – ответила Бет с вызовом. – Пожалуйста, обращайтесь осторожно с этим ящиком! – Там находились принадлежности для рисования. Но человек не хотел переключаться на другую тему:

– Это плохое место…

Бет притворилась, что ей ничего не известно.

– Дом сухой, не протекает, и для моих целей прекрасно подойдет.

– Последняя женщина, которая жила там, сошла с ума. Впала в дикое безумие.

Бет внутренне содрогнулась, но не выдала страха:

– Бедняжка! Даже в такой красивой и спокойной долине, как Тордендаль, случаются трагедии.

– Ха, это уж точно! – Он облокотился о телегу и лениво положил ногу на ногу, приготовившись к долгому разговору, который так любят деревенские жители. – Вот совсем недавно фру Джину Холстейн – она стала фру Рингстад – нашли утонувшей в озере. Я считаю, что она упала в воду в Черном Заливе и течением ее снесло к подножию Торденгорна…

– Не может быть! – хрипло воскликнула Бет. Слова возницы, произнесенные лениво, как бы между прочим, повергли ее в шок, а то, что он связал Черный Залив с этой трагедией, было просто невыносимо.

Возница, прищурив глаз и артистически сплюнув перед собой, всем видом демонстрировал желание продолжить беседу.

– Вы не жили в этой долине, а хотите спорить, может ли течение отнести тело из Черного Залива к месту, где высится гора. Это озеро питается водопадом Торденгорна и кончается там, где начинается река, впадающая в пролив. – Он указал рукой на запад – туда, где она недавно проплывала на пароходе.

– Но озеро питается не только водопадом, – продолжал он. – В нем есть источники, а то и подземные реки, поэтому никто не знает его глубины. Она может быть с высокую гору – таковы многие фиорды. Я считаю, что течение могло вынести тело из Черного Залива на открытую часть озера, а там глубинные потоки подхватили его, как мячик, пока не прибили к скалам. Там его и нашли.

Бет ужаснулась кощунственному сравнению тела бедной утопленницы с мячом. Но собеседник, видно, не думал об этом, его задачей было убедить гостью в непредсказуемости течений в озере Торден.

– Значит, еще не доказано, что Джина Рингстад утонула в Черном Заливе, – сказала Бет.

– Доказательств нет, но я уверен, что так оно и было.

– А мне кажется, что вы ошибаетесь, – решительно возразила Бет, вспомнив, как Анна говорила, что Джина с детства боялась Черного Залива и никогда не подходила близко к нему. – Теперь займитесь, пожалуйста, моим багажом, у меня есть еще дела. Она направилась к магазину, но вскоре услышала голос возницы:

– Может быть, и так, но не советую верить всему, что говорят в Нилсгаарде. – По его тону Бет поняла, что ее собеседник уязвлен и раздражен тем, что не сумел произвести на нее должного впечатления. – Никто не доказал также, что это было убийство, но поверьте мне, что ее могли затащить туда и столкнуть в залив.

Бет повернулась, словно ее ударили:

– И кого, смею спросить, вы обвиняете в этом ужасном преступлении?

Ее вызывающий тон не смутил рассказчика. Он, не мигая, выдержал ее гневный взгляд.

– Никого не обвиняю, – ответил он нараспев. – Факт остается фактом, и пусть в нем разбираются другие. Я знал Джину Холстейн с малых лет, она была не из тех, кто кончает жизнь самоубийством. На этой телеге она каталась много раз. Только за два дня до того случая нагнал ее на дороге и подвез до дома. Ее то-то угнетало, это я заметил, но кончать с жизнью она не собиралась. Напротив, говорила, что хочет переделать кое-что в Нилсгаарде.

– Значит, это был несчастный случай, – резко ответила Бет, ее всегда раздражали сплетни досужие толки. – Так мне сказали, и все так считают.

– Нам не запрещается верить всему, чему заблагорассудится, – не сдавался возница, укладывая первый чемодан в повозку. – Минут через двадцать ваши вещи будут в Доме у Черного Залива.

Бет не ответила и поспешила удалиться, сознавая, что он был рад закончить разговор на этой ноте, оставив за собой последнее слово.

Колокольчик на двери магазина зазвенел, когда она входила. Хозяин и его жена неторопливо обслуживали покупателей. Когда подошла очередь Бет, магазин наполнился новыми людьми. Жена хозяина с любопытством оглядывала гостью и, наполняя бумажные па-кеты, не могла удержаться от вопросов.

– Вы, должно быть, та шотландка, которая хотела поселиться в доме на Бугре?

– Да.

– Жаль, что он сгорел.

– Согласна.

– Нашли другое место?

– Нашла.

Большой каравай хлеба был последним в списке покупок Бет.

– Куда доставить продукты?

Женщина держала наготове карандаш – не потому, что не знала наперечет всех в деревне, но затем, чтобы скрыть любопытство. Ее очень занимал вопрос, кто осмелился приютить иностранку.

– В Дом у Черного Залива.

Пальцы женщины разжались, карандаш выпал, она нагнулась, чтобы поднять его. Все покупатели дружно уставились на Бет, а хозяин произнес вместо жены:

– Мальчик сейчас же доставит покупки, фрекен.

Бет чувствовала на себе взгляды собравшихся и представила, что будет говориться за ее спиной. Она вспоминала, как гувернантка сказала, что Джулиана была свидетельницей смерти матери и потеряла дар речи от шока. Она, должно быть, видела, как мать упала с берега в залив и скрылась под водой, и пережила ужас от того, что не могла помочь. Это делало случишееся вдвойне трагичным. Анна пригласила Бет побыть в Нилсгаарде, пока дом не будет полностью готов, но Бет решила, что погуляет немного и лучше познакомится с окрестностями. Она спустилась к озеру, стараясь запомнить каждый выступ, вспоминая местные названия, хотя и не знала, к чему конкретно они относились. Вскоре она поняла, что кто-то за ней идет, и сразу догадалась, кто это мог быть. Бет остановилась и, не оборачиваясь, протянула назад руку. Послышался легкий шорох, и рука Джулианы коснулась ее ладони.

Бет улыбнулась девочке.

– Приятно гулять не в одиночестве, – сказала она. – Надеюсь, что ты поможешь мне отыскать дикие цветы, которые я хочу нарисовать.

Джулиана остановилась, сорвала лютик и протянула ей. Бет приняла цветок и вспомнила игру, в которую играла в детстве: надо было приложить лютик к подбородку, и, если оставалось желтое пятно, это означало, что человек любит масло. Они поиграли, потом Бет объяснила, что ей нужны более редкие цветы, которые росли на труднодоступных скалах и высоко в горах или на болотах. Джулиана энергично кивала. Так, держась за руки, они свернули назад к Нилсгаарду. Время пролетело незаметно. Бет произносила имена утесов, а Джулиана утвердительно или отрицательно кивала головой. Вскоре Бет знала названия интересовавших ее мест. Она чувствовала, что Джулиана тоже довольна прогулкой, но маленькое личико оставалось серьезным, вызвать на нем улыбку было нелегко.

Как только они подошли к веранде Нилсгаарда, Джулиана отпустила руку Бет и убежала, словно не хотела, чтобы кто-нибудь догадался об их зарождающейся дружбе.

Был уже вечер, когда старый дом оказался готовым к приему нового постояльца. Бет предпочла бы вселиться без посторонней помощи, но Анна вызвалась проводить ее. Принимая работу служанок, она не нашла ничего, к чему можно было придраться. Дом сверкал чистотой, полы выскоблены так, что сучки в сосновых досках казались кусочками янтаря, плита сияла, около нее были аккуратно сложены поленья дров, на свежевымытых окнах красовались новые занавески. Продукты были аккуратно разложены в буфете, а вещи перенесены в спальню, где ожидали распаковки. Свежезастланная кровать манила белоснежным бельем, отделанным кружевом, и воздушным пуховым одеялом. Заслонку трубы убрали, чтобы дым выходил вверх, траву у порога скосили, чтобы облегчить подход.

– Теперь, кажется, все готово, – сказала Анна, довольная осмотром. – Но если что-то понадобится, сразу же приходите в Нилсгаард, не стесняйтесь. Желаю спокойной ночи и крепкого сна.

– Анна, один вопрос, если разрешите.

– Да?

Бет присела на стул.

– Когда я договорилась о доставке багажа, мне рассказали о смерти Джины.

– О! – Анна не села, только нервно сжала руки. – Вы имеете право знать подробности. Следовало рассказать всю историю раньше, как-никак, вы – наша родственница, но Пауль не хочет, чтобы в Нилсгаарде говорили на эту тему. Конечно, он боится, что Джулиана услышит и будет заново переживать страшные воспоминания. Но есть и другие причины. Он испытывает угрызения совести. Незадолго до того, как Джина в последний раз вышла из дома, они серьезно поссорились. Я считаю, что сестра была расстроена, очень нервничала, а потому оступилась и упала в озеро, но, к счастью, подозрение пало на Пауля. Сочли, что он догнал ее, ударил и столкнул в воду. Видите ли, одна щека ее была в синяках… – Анна стала беспокойно ходить по комнате, судорожно ломая пальцы.

Бет сочла излишним продолжать расспросы.

– Если вам трудно рассказывать, прошу, не продолжайте!

– Нет, ничего. Лучше вам узнать все сразу, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, – она помедлила. – Это случилось за три недели до моего возвращения из Швейцарии. Я могла вернуться гораздо раньше, но так хотелось еще немного развлечься… Если бы я сразу приехала, возможно, удалось бы предотвратить трагедию. Так что Пауль не единственный, кого мучит совесть.

Бет вскочила, обняла Анну за плечи и усадила на скамью рядом с собой:

– Не терзайте себя! Вы же ничего не знали! В любом случае, даже находясь в Тордендале, вы могли и понятия не иметь об их ссоре. Это такое личное дело…

– Я пыталась убедить себя в том же. Общее несчастье сблизило нас с Паулем. Ходит много сплетен о нас, хотя что может быть естественнее, чем мой переезд в дом? Ведь кто-то должен позаботиться о ребенке, так кто же займется этим лучше, чем сестра матери девочки? – Она сделала усилие, чтобы взять себя в руки, и продолжала более спокойным тоном. – Я должна досказать конец истории. Доктор, хотя он близкий друг Пауля, счел себя обязанным вызвать полицию. Сначала было предположение о самоубийстве, но при более тщательном расследовании полиция стала решать вопрос о привлечении Пауля к суду по делу о преднамеренном убийстве, – ее передернуло, – однако, кроме синяков, не было никаких улик. Синяки же могли остаться от ударов о подводные камни при падении. Ушибы были с одной стороны лица, видите ли… Свидетелей происшедшего не оказалось, только маленький ребенок, который потерял дар речи от потрясения. Если бы Джулиана выказала явный страх при виде отца или кого-нибудь другого, полиция вряд ли согласилась бы с тем, что смерть наступила в результате несчастного случая. Однако девочка оставалась в прежних отношениях со всеми. Мы во многом обязаны фрекен Ларсен тем, что Джулиана снова обрела веру в себя, но она стала избегать детей, предпочитает одиночество.

– Если Джулиана не связывает смерть матери с действиями отца или другого человека, почему подозрение в убийстве остается?

Анна тяжело вздохнула. Казалось, силы ее на исходе. Она как-то обмякла и говорила монотонно, без всякого выражения, беспомощно опустив руки.

– Потому что трагедия произошла ночью. Потому что точно ничего никому не известно. Возможно, Джулиана видела только падение в воду. Она выбежала в ночной рубашке за матерью, но отстала. Именно в это время что-то произошло, возможно, Пауль и виновен. – Анна устало опустила веки. – Но в Нилсгаарде мы считаем, что это просто несчастный случай.

Бет было жаль кузину. Бедняжка Анна заставляла себя думать, что смерть сестры всего лишь результат трагического стечения обстоятельств. Ее же собственная трагедия заключалась в том, что она не могла быть полностью уверена, что муж сестры невиновен в ее гибели. Хотя Бет не хотелось продолжать донимать Анну расспросами, все же оставалось нечто, что ей нужно было понять.

– Простите, но должна задать последний вопрос, потом мы больше не будем возвращаться к этой теме.

– Да? – Лицо Анны скрывала тень. Солнце уже зашло за Торденгорн, в комнате было сумеречно, и в лишенном интонаций ответе чувствовалось напряжение.

– Где все произошло? У Черного Залива?

Анна не сразу ответила:

– Нет, она утонула недалеко от залива, и течение отнесло ее к Торденгорну.

Бет кивнула и встала со скамьи. Она не сомневалась, что Анна сказала правду о месте смерти Джины и что можно не испытывать суевеного страха перед Черным Заливом. Но ее не покидало ощущение, что старый дом знает другие тайны, не менее мрачные, чем смерть кузины.

– Мне нужно возвращаться в Нилсгаард, – сказала Анна и направилась к двери, но задержалась, словно собиралась с силами, чтобы сказать что-то еще.

– Я упомянула, что о наших с Паулем отношениях ходят сплетни. Мы действительно принадлежим друг другу. Вы бы все равно узнали рано или поздно, так уж лучше я сама скажу.

Бет удивилась, почувствовав, что кровь бросилась ей в лицо. Не то чтобы признание ее смутило или шокировало. Она прекрасно понимала, что люди по-разному ищут утешения в горе, но, сама не зная почему, разозлилась.

– Это ваше личное дело и никого не касается, ни меня, ни других.

– Я ожидала именно такого ответа. Спокойной ночи, Бет!

Она вышла, тихо закрыв за собой дверь. Бет подошла к окну и наблюдала, как Анна легко и грациозно спускается по боковой лестнице, затем поднимается по склону над озером. Северная белая ночь позволяла долго не терять из виду светлое пятно ее платья, мелькавшее на фоне темного леса. Бет все еще не могла успокоиться. Гнев не проходил. Она распаковала чемоданы и приготовилась ко сну. Юркнув под мягкое одеяло, она поняла, как сильно устала и физически, и морально И еще успела ощутить какой-то необычный, беспокойный дух дома: он, казалось, был весь в постоянном движении. Но тут сон сморил ее, и суеверные страхи исчезли.