"Пол Маккартни. Личность и миф" - читать интересную книгу автора (Бенсон Росс)

6

7 февраля 1964 года «Битлз» рейсом 101 «Пан Америкен» вылетели в Нью-Йорк. Маккартни нервничал и всю дорогу, пока самолет находился в воздухе, не расстегивал ремни безопасности. Ему говорили, что в Америке есть все, и тогда Пол спрашивал: «А зачем им нужны мы?»

Они действительно были нужны Америке. Подобно компьютерному вирусу, битломания проникла через мировые телекоммуникационные сети Маршалла Маклухана и почти заразила, словно эпидемия, самую богатую в мире и наиболее охваченную средствами массовой информации нацию. Однако был один неприятный момент, когда сомнения Маккартни, казалось, близки к подтверждению. Самолет приземлился в половине второго дня. «Битлз» первыми шагнули на трап, и их встретила тишина.

Фотограф Гарри Бенсон выходил из самолета пятым, он вспоминает: «Там стояла толпа, которая встречала их, но не та, которую они ожидали увидеть. Эту толпу составляли фотографы, служащие аэропорта и несколько полицейских, и, как могли видеть «Битлз», это было все. А ведь они надеялись увидеть тысячи вопящих фанатов, но их не было». По настоянию Бенсона при спуске по трапу и при вступлении на американскую землю «Битлз» позировали фотокорреспондентам, но в этих четырех лицах, улыбавшихся в объективы камер, чувствовалась какая-то печаль.

Английские артисты никогда не пользовались успехом в Соединенных Штатах, а для Маккартни он имел чрезвычайно важное значение. «Важно везде пользоваться успехом», - сказал он. Однако в этот момент замешательства от неожиданного приема казалось, что «Битлз» ожидает судьба Клиффа Ричарда, чья звезда бесславно закатилась на американском небосклоне четыре года назад.

Забеспокоился даже Эпстайн, чья вера в «Битлз» почти граничила с религией. Американское отделение фирмы EMI «Кэпитл» долгое время отказывалось выпускать пластинки «Битлз», и уговорить та удалось совсем недавно. Чтобы добиться этого выступления в Америке, Эпстайн пошел на такое снижение концертных ставок, при котором казалось, что «Битлз» получают деньги только за размахивание гитарами и волосами. Этой манеры, вызывающей вопли публики, придерживались Леннон и Маккартни. Довольно быстро выяснилось, что Эпстайн снова серьезно недооценил коммерческую стоимость выступлений ансамбля. Но в этом случае его трудно винить, потому что никто из собравшихся в то зимнее утро в только что переименованном аэропорту «Кеннеди» не мог предположить, что истерия битломании захватит нацию, еще носящую траур по президенту, застреленному в Далласе всего три месяца назад.

Однако в воздухе уже витали признаки надвигающихся событий, и многие усмотрели это. Уолтер Кронкайт, один из старейших ведущих программы американских новостей, в вечерних новостях «Си-би-эс» выступил с рассказом о битломании в Великобритании. Эд Салливан, ведущий самой популярной развлекательной программы американского телевидения, тоже увидел перспективу и сообразил, каким образом может обернуть это себе на пользу. Салливан славился тем, что открывал новые таланты, именно в его шоу появился Элвис Пресли, ставший впоследствии звездой. Кронкайт вспоминал: «У Эда был огромный талант в шоу-бизнесе. Еще не успел я закончить свою передачу о битломании в Англии, как он позвонил мне и спросил: «Кто такие эти четверо?» Я назвал ему имена, и он сказал: «Хочу попытаться заполучить их сюда». Это как раз и было началом будущей поездки «Битлз» в Америку. Я подумал, что до их приезда в Америку пройдет какое-то время. На самом же деле это произошло в исторически короткие сроки».

Однако еще раньше за эту идею ухватился Сид Бернстайн. Бывший управляющий танцевальным залом, он всегда мечтал стать настоящим концертным импресарио. В 1963 году Бернстайн прослушивал курс лекций в Школе социальных исследований в Нью-Йорке. В программу курса входило чтение английских газет. Сид вспоминал: «Из английских газет я узнал о группе из Ливерпуля, наделавшей столько шуму. Как импресарио, я подумал, что мне следует взяться за это дело, я интуитивно почувствовал, что это может принести удачу».

Даже не прослушав пластинки с записями «Битлз», Бернстайн связался с Эпстайном, и, несмотря на протесты и сомнения Эпстайна, который сказал: «В Америке нас никто не знает, мы для нее просто пустой звук», был подписан контракт на два выступления «Битлз» в «Карнеги-холл» 12 февраля 1964 года. Когда Салливан узнал, что Бернстайн ангажировал «Битлз» на 12 февраля, он скорректировал свои планы и включил их выступление в свое шоу, назначенное на 9 февраля. Бернстайн вспоминал: «Салливан связался со мной и спросил, слышал ли я вообще записи «Битлз». Я ответил: «Нет, Эд, не слышал, но я следил, за ними по английским газетам и понял, что это просто феномен, поэтому и решил попытать счастья». «Я тоже», - ответил мне Эд».

Сначала Салливан предполагал что у «Битлз» будет просто номер в его шоу, и Эпстайн пришел в ужас, когда получил такое предложение от продюсера шоу Боба Пречта, зятя Салливана. Эпстайн заявил, что если «Битлз» вообще появятся в этом шоу, то только в качестве основных исполнителей программы.

Конечно, «Битлз» хотелось принять участие в шоу Салливана, потому что это была лучшая телевизионная программа такого рода, но Эпстайн настаивал на самостоятельной программе. В итоге Пречт согласился, что «Битлз» будут гвоздем программы не в одном, а в двух воскресных шоу. Салливан, конечно, рисковал, но не так сильно, как намекал об этом Бернстайну. Будучи опытным бизнесменом, Салливан рассчитал, что если «Битлз» выступят успешно, то он выиграет, а если нет, то он просто представит их как некое новое странное явление, которое решил показать публике.

Эпстайн был очень доволен соглашением. Позвонив в фирму «Кэпитл», заручившись контрактом с Салливаном, он убедил руководство фирмы выпустить пластинку «I Want to Hold Your Hand», сказав, что песня написана в американском стиле. 13 января 1964 года фирма «Кэпитл» выпустила пластинку ограниченным тиражом, а спустя две недели, к великому смущению руководства фирмы, пластинка заняла первое место в хит-параде. В это время «Битлз» выступали в Париже, и эта новость застала их в роскошном отеле «Георг V», в котором они остановились. Они принялись кричать, поздравлять и колошматить друг друга, в этот вечер по номеру Харрисона летали подушки.

Альберт Гоулдман, биограф Джона Леннона, отрицает этот факт драки подушками и говорит, что спокойный и расчетливый Леннон никогда не позволял втянуть себя в такие детские глупости, как драка подушками, за исключением разве что случаев, когда они играли на публику. Однако Гарри Бенсон, знаменитый фотограф «Битлз», не согласен с этим мнением Гоулдмана. Он говорит, что фотографировал молодых ребят, изолированных от общества в силу своей известности. Кроме самых ближайших людей из их окружения и приятельниц, в номерах разрешалось присутствовать только проституткам и девицам легкого поведения. Они находились там с одной, совершенно определенной, простой целью и, выполнив свою задачу, уходили, снова оставляя «Битлз» одних.

«Такая возня, вроде драк подушками, была просто одним из способов разрядки, - говорит Бенсон. - Они часто устраивали такие буйные развлечения, и Пол не уходил спать, а принимал в них участие». Когда начиналась драка, Пол понимал, что фотограф не будет делать снимков, которые могли бы подорвать престиж ансамбля и его собственный престиж.

Однако спустя три недели, когда их самолет приземлился в аэропорту «Кеннеди», «Битлз» уже не были такими жизнерадостными. Публика, покупающая пластинки, уже оценила «I Want to Hold Your Hand», a теперь ей предстояло оценить самих «Битлз». «Мы все ощущали некоторую подавленность», - вспоминал Ринго. Маккартни говорит: «Никто из нас не чувствовал себя уверенно». Эти несколько минут гробового молчания при их вступлении на американскую землю поколебали даже самоуверенность Маккартни, но это продолжалось недолго.

Нью-йоркская полиция, поднаторевшая в вопросах обеспечения безопасности, загнала всех поклонников «Битлз» в здание аэропорта, и, когда те вошли в зал, их встретил шум, которого они не услышали, сойдя на летное поле с трапа самолета. Более десяти тысяч человек в порыве массовой истерии кричали: «Мы любим вас, «Битлз», да, мы любим вас!», пытаясь при этом прорваться через полицейский кордон. По оценкам корреспондентов, 70 процентов встречавших составляли юноши, и если «Битлз» были для девушек объектом сексуального обожания, то для юношей они были образцом манеры поведения и одежды. Когда «Битлз» шли вдоль полицейских заслонов, девицы впадали в экстаз. Одна из них свесилась с четвертого этажа, ее поддерживали два парня, а она кричала: «Я здесь! Мы вас любим!» Это был самый горячий прием, которого не ожидали даже сами «Битлз».

Свою роль в подобном приеме сыграли и закулисные махинации, проводившиеся за спиной «Битлз». Фирма «Кэпитл» хоть и поздно спохватилась, но все-таки сообразила, что на «Битлз» можно заработать хорошие деньги, и, вдохновленная небывалым успехом пластинки «I Want to Hold Your Hand», распространила бесплатно пять миллионов рекламных афиш и автомобильных наклеек «К нам едут «Битлз», что было частью беспрецедентой программы «завоевания общественного мнения» стоимостью 50 тысяч долларов. Их торговые агенты были прочно связаны с популярными радиостанциями, и влиятельная нью-йоркская радиостанция WMCA перешла на «время «Битлз», передавая поминутно подробности их прилета, употребляя выражения типа «температура тридцать два градуса по «Битлз».

Дело дошло даже до того, что Никки Берна, ответственного за коммерческие вопросы гастролей ‘Битлз», обвинили в том, что он «создал» толпу встречающих в аэропорту, а на следующий день в газетах появились заметки о том, что учащимся средних школ Бронкса были заплачены деньги за то, что они приехали в аэропорт и кричали, приветствуя «Битлз». Однако нельзя полностью относить подобный прием на счет ловких рекламных трюков. Нью-йоркские полицейские подсчитали, что вдоль дороги от аэропорта до отеля «Плаза» «Битлз» приветствовали двести пятьдесят тысяч человек, а устроить это было не под силу даже самому энергичному дельцу. Просто Эпстайн вместе с «Битлз» выбрали очень подходящий момент для своих гастролей.

Американская поп-музыка, обескровленная в результате скандала вокруг взяток, который произошел четыре года назад и положил конец карьере диск-жокея Аллана Фрида, внесшего в терминологию поп-музыки понятие «рок-н-ролл», переживала трудные времена. После закрытия фирмы «Сан рекорд», открывшей эпоху рок-н-ролла, в американских хит-парадах стали доминировать кумиры подростков, такие, как Бобби Ви, Бобби Райделл, Джонни Тиллетсон и Фрэнки Эйвелон. Пожалуй, только группа «Бич бойз» с их песнями о калифорнийских морских прибоях и длинноногих девушках могла составить конкуренцию свежим мелодиям «Битлз», проникавшим повсюду.

Аллан Гинсберг, поэт-битник и друг Джека Керуака, настолько восхитился, когда впервые услышал «I Want to Hold Your Hand» в ночном нью-йоркском клубе, что встал и пошел танцевать, и это был первый случай, когда Гинсберг танцевал на публике. Джерри Ли Льюис, пребывавший в забвении после своей скандальной женитьбы, был доволен, что на смену ему пришли эти «Бобби и Джонни», как он называл американских певцов, исполнявших грустные песни о человеческой любви. Но, по словам Киллера, все эти певцы «поникли перед «Битлз», как колосья пшеницы перед жнецом».

Внимание американцев к ансамблю привлекала не только их музыка. В аэропорт «Битлз» приехали встречать двести опытных журналистов, намеревавшихся похоронить четырех стиляг вместе с их длинными волосами и смешной одеждой, но в конечном итоге они стали хвалить ансамбль. Нью-йоркская газета «Геральд трибюн» охарактеризовала «Битлз» как «семьдесят пять процентов рекламы, двадцать процентов прически и пять процентов ритмичных жалобных песен». Солидная радиостанция WNEW высказалась по-другому. Ведущий диск-жокей радиостанции Уильям Б.Уильямс проиграл несколько тактов пластинки «I Want to Hold Your Hand» и сказал своим слушателям: «Они хотят гладить вашу руку, а многие хотели бы погладить их носы». Но такие противоречивые мнения заглушались шумом других голосов, и все присутствующие на пресс-конференции были очарованы их юмором и нестандартным мышлением.

На пресс-конференции прозвучал вопрос: «Как вы относитесь к организованному в Детройте движению за уничтожение «Битлз»?»

«Мы организовали свое движение за уничтожение Детройта», - с очаровательной улыбкой ответил Пол.

Все рассмеялись. Даже когда ответы «Битлз» были язвительными, они преподносили их так, что вызывали скорее восхищение, чем неодобрение. До этого поп-звезды никогда не вели себя подобным образом. И, как ни странно, именно Ринго - малообразованный ударник, счастливый от того, что попал в состав ансамбля, - именно он в наибольшей степени выражал дух остроумия и простодушной грубости.

Маккартни удивляло, что американцы носились с Ринго, как со знаменитостью, Пол был невысокого мнения о Ринго и достаточно явно выражал свои чувства по отношению к нему. Гарри Бенсон относил это на счет социального честолюбия Маккартни, недолюбливавшего грубые уличные манеры Ринго. Питер Браун считает, что в основе этой неприязни лежало главным образом образование Ринго. Однако Браун настаивает на том, что, как бы там ни было, именно Ринго принадлежит значительная доля успеха «Битлз» в Америке. При первом рассмотрении основной троицы ансамбля такая точка зрения не лишена смысла.

Леннон и Маккартни писали песни, и, когда Америка окончательно разобралась, кто есть кто из «Битлз», Леннон в глазах американцев выглядел бунтарем. Харрисон считался стержневой фигурой в ансамбле, а Маккартни - наиболее симпатичному, наиболее талантливому и дисциплинированному - было моментально присвоено прозвище «звезда» (к его великому удовлетворению).

Ринго выглядел наименее значительной фигурой в ансамбле - новый человек, часто остающийся за спинами остальных «Битлз», не имевший большого количества поклонников в Англии. Однако американцы полюбили этого худенького, похожего на беспризорника парня, и Ринго, почти забытый теперь, тогда был для них самым популярным участником ансамбля.

С точки зрения долговременного успеха группы наиболее важным является тот факт, что Ринго играл роль связующего между остальными участниками ансамбля. Свою точку зрения на роль Ринго Браун иллюстрирует примером из пресс-конференции, где один агрессивно настроенный репортер обвинил «Битлз» в том, что они просто представляют собой четыре копии Элвиса Пресли. Харрисон, как всегда, «самый тихий», стоял молча, Леннон ощетинился внешне, Маккартни, стоявший ближе всех к микрофону, потерял дар речи от обиды, и, пока Пол приходил в себя, к микрофону подошел Ринго.

Да, сказал он, так оно и есть, и нарочито вульгарно завихлял бедрами, а остальные послушно последовали его примеру. Это произвело забавное впечатление, и напряженная ситуация, приведшая в замешательство добропорядочного Маккартни и выведшая из себя язвительного Леннона, была благополучно снята. Суровые уроки, полученные Ринго на улицах Дингла, где юмор был последним рубежом обороны, принесли свои необычные плоды.

Но если Ринго был смешным клоуном, то Маккартни по-прежнему оставался инспектором манежа, превращавшегося уже в международный цирк. «Маккартни был настоящим «битлом», - говорит Гарри Бенсон. - Он представлял себе образ, который хотел продемонстрировать, был одним из тех, кто всегда играл на публику». Подобная готовность всегда изменять свое поведение в угоду публике привела к тому, что его стали обвинять в лицемерии, но Бенсон уверяет, что «это было лучше, чем вообще ничего не делать, как очень скоро решил поступать Леннон».

Именно Маккартни всегда с желанием позировал фотографам, которые могли заплатить за это приличную сумму, всегда старался произвести благоприятное впечатление на влиятельных людей, от которых зависела судьба ансамбля. В узком кругу Маккартни мог быть грубым, даже высокомерным, но во время публичных выступлений Пол всегда был очень учтивым и почти «подобострастным». На репетициях программы шоу Салливана Маккартни превзошел в вежливости самого себя. Бенсон вспоминает: «Он все время повторял: «Мистер Салливан, сэр». Опытный в шоу-бизнесе человек, Салливан, как, впрочем, и все остальные, был очарован «Битлз». Но к этому времени он, конечно, уже понимал, что открывает новую эпоху в поп-музыке.

Отель «Плаза», в котором остановились «Битлз» (к большому неудовольствию владельцев отеля, которые думали, что у них остановятся четыре английских бизнесмена), был осажден толпой вопящих поклонников. Все радиостанции подхватили пример WMCA и почти поминутно передавали записи «Битлз». Диск-жокей радиостанции WINS Мюррей Кауфман, назвавший себя «пятым из «Битлз», сумел пробраться в отель «Плаза» и вел передачу прямо из номера «Битлз», что позволило ему впоследствии завоевать наивысший рейтинг.

Этот водоворот захлестнул и Салливана, который получил заказ на 50 тысяч билетов, и это при том, что зал, из которого транслировалось шоу, вмещал всего семьсот человек. Салливан самоуверенно заявил, что подобный ажиотаж происходит благодаря публике, которая смотрит его шоу. Он зачитал «Битлз» приветственную телеграмму от Элвиса Пресли (на самом деле «король» рок-н-ролла не имел отношения к этой телеграмме, она была послана в целях рекламы его менеджером «полковником» Паркером) и сказал: «Теперь слово за Америкой».

И Америка сказала свое слово. Около семидесяти трех миллионов человек - крупнейшая в истории телевизионная аудитория - смотрели в тот вечер в программе «Си-би-эс» выступление «Битлз», исполнявших «All My loving», «Till There Was You», «She Loves You», «I Saw Her Standing There» и «I Want to Hold Your Hand».

«Битлз» сами выбрали песни для выступления. «Брайан никогда не вмешивался в их музыкальные дела, - говорил Питер Браун. - Брайан говорил им, какие песни, с его точки зрения, будут пользоваться популярностью и какие песни хотят получить компании звукозаписи, но окончательное слово в определении репертуара всегда оставалось за «Битлз». Они сами очень хорошо во всем разбирались, потому что играли вместе долгое время и знали, что и где лучше всего исполнять».

Реакция на выступление «Битлз» превзошла все ожидания. «Я думал, что «Битлз» провалятся в Америке, и был удивлен встречей, которую им устроили. Однако я ошибся», - сказал Фрэнк Синатра. Да, он ошибся, да еще как. Второе шоу транслировалось из Майами спустя семь дней, и предыдущая рекордная цифра телезрителей, была побита - в этот раз их смотрели семьдесят пять миллионов зрителей. Ставка Салливана на «неизвестную» английскую группу в денежном выражении превзошла все самые смелые ожидания постоянных участников шоу, они не рассчитывали на это даже тогда, когда Эпстайн настойчиво требовал, чтобы «Битлз» выступали в шоу только в качестве основных исполнителей.

Финансовые аспекты гастролей «Битлз» были менее впечатляющими. Эпстайн попытался влезть в процесс подготовки шоу» но Салливан не позволил ему этого. Когда Эпстайн сказал: «Я хочу точно знать, какими словами вы будете представлять ансамбль», Салливан ответил ему: «Я предпочел бы, чтобы вы удалились». А когда дело дошло до денег, то Эпстайна просто обобрали. Салливан согласился на приезд «Битлз» в США, но это не стоило ему ни цента, так как билеты им в качестве «рекламной благотворительности» предоставила компания «Пан Америкен». Непосредственная плата за выступления была смехотворной - по три с половиной тысячи долларов каждому за два выступления плюс три тысячи долларов за запись. «Это был тот минимум, который мы платили даже совсем неизвестным исполнителям», - сказал Пречт.

Концерты, организованные Бернстайном, добавили еще семь тысяч долларов, но если учесть, что реальные расходы на гастроли составили около пятидесяти тысяч долларов, то «Битлз» потеряли на этом более тридцати тысяч долларов - огромная сумма для ансамбля, который еще несколько месяцев назад был счастлив получать тридцать фунтов за вечер. Но деньги никогда не были сильной стороной Эпстайна. Только его нюх импресарио в сочетании с композиторскими способностями Леннона и Маккартни и стремлением Маккартни к театрализации шоу-бизнеса позволил создать феномен «Битлз». Тогда, на рассвете битломании, казалось, что Эпстайн может достичь очень многого. Если Том Паркер целиком посвятил себя Элвису Пресли, то Эпстайн, по примеру Ларри Парнса, набрал себе целую команду исполнителей.

У NEMS был подписан контракт с группой «Gerry and the Pacemakers» которая заняла первое место в хит-параде с песней «How Do You Do It», с той самой песней, которую отказались записывать «Битлз». А далее следовал еще ряд исполнителей, включая Билли Крамера и Присциллу Уайт - бывшую гардеробщицу из клуба «Каверн», которая как-то напросилась спеть на сцене клуба вместе с «Битлз» и с которой Эпстайн немедленно подписал контракт, дав ей псевдоним Силла Блэк. (Вик Хьюз, ударник группы «Blackwells», считает, что именно Маккартни убедил Эпстайна заключить с ней контракт, так как «симпатизировал» ей. Однако если быть честным, то больше никто не разделяет этого мнения Хьюза.) В команде Эпстайна был также брат Джейн Эшер Питер - выпускник Кембриджа, который пел в дуэте «Питер энд Гордон». Все подопечные Эпстайна, исполнявшие песни Леннона и Маккартни, занимали довольно высокие места в хит-парадах. И если Парнс успешно осуществлял свою деятельность в Великобритании, то Эпстайн делал это и за ее пределами.

Однако когда дело касалось денег, то у Эпстайна не хватало ни средств, ни опыта, ни «нюха». NEMS была компанией, известной успехами своих исполнителей в хит-парадах, но чрезвычайно некомпетентной в плане ведения своих дел. И если сделку с Салливаном можно как-то оправдать тем, что она дала возможность «Битлз» предстать перед громадной аудиторией телезрителей, то другим глупым поступкам Брайана, в результате которых на ветер улетали миллионы фунтов, нет никакого оправдания. Все «Битлз» должны были стать миллионерами уже после нескольких недель их первых гастролей в Америке, но не стали. Потребовалось много лет и масса судебных разбирательств, чтобы обеспечить их финансовую безопасность, которой они по праву своего таланта должны были бы обладать уже в самом начале своей карьеры. За четыре месяца до поездки в Соединенные Штаты Эпстайн заключил соглашение с компанией «Юнайтед артистс» о съемке трех фильмов с участием «Битлз». Режиссер Уолтер Шенсон, специально нанятый для съемок этих фильмов, пришел к Эпстайну вместе с Бадом Оренстайном - директором английского отделения «Юнайтед артистс». За первый фильм они предложили «Битлз» гонорар двадцать пять тысяч фунтов плюс процент с проката. Шенсон вспоминал: «Эпстайн согласился на это, и тогда мы спросили его: «Мистер Эпстайн, какой процент с проката фильма вы считали бы справедливым?» Брайан подумал несколько минут и ответил: «На меньшее, чем семь с половиной процентов, я согласиться не могу». Представители «Юнайтед артистс» опешили, ведь они были готовы предложить двадцать пять процентов. За эту же цену «Юнайтед артистс» также приобрела права на записи песен из фильма (что непонятным образом забыла включить в контракт фирма EMI). Ошибку этого соглашения усугубил еще тот факт, что по контракту все права на фильмы через пятнадцать лет переходили к Шенсону.

Еще более ярким примером некомпетентности Эпстайна являлись его коммерческие контракты. Не зная и даже не пытаясь выяснить величину ставок от прибыли, Эпстайн поручил вести все переговоры своему новому лондонскому адвокату Дэвиду Джейкобзу, который, как и Эпстайн, был гомосексуалистом. Он оказался самым известным в Лондоне защитником с прочно устоявшейся репутацией человека, который доказывал законность поступков своих клиентов, не раздувая при этом никакого шума. Однако он не был специалистом по контрактам и, в свою очередь, выбрал в качестве формы сделок лицензионные соглашения. Эту работу он поручил симпатичному молодому человеку по имени Никки Берн, чья квалификация заключалась главным образом в том, что он как-то приглянулся Джейкобзу на одной из вечеринок.

Сначала Берн с большой неохотой принял это столь выгодное предложение, позволявшее буквально печатать деньги. Рынок был заполонен товарами с символикой «Битлз», начиная от париков и кончая коробками для завтрака и никто не мог с уверенностью сказать, имеется ли у производителей на это законное право. Берн жаловался: «В то время у Брайана Эпстайна была очень слабая репутация в деловом мире».

И только по настоянию Джейкобза Берн взялся за эту работу. Он создал компанию «Страмсакт», отвечавшую за ведение дел в Великобритании, и дочернюю фирму «Seltaeb» (если читать справа налево, получится «Beatles»), занимавшуюся коммерческими делами в Америке. Когда Джейкобз подписывал с Берном контракт от имени NEMS, он предложил ему самому проставить процент прибыли. Берн впоследствии вспоминал: «Я поставил первую попавшуюся цифру, которая пришла мне в голову, - девяноста процентов. К моему великому удивлению, Джейкобз даже не задал мне ни одного вопроса. Он думал не о цифре девяносто процентов для нас, а о цифре десять процентов для «Битлз». Джейкобз сказал: «Ладно, десять процентов все же лучше, чем ничего».

Вся глубина финансовой катастрофы дошла до Эпстайна вскоре после появления «Битлз» в шоу Салливана. В день продавалось до тридцати пяти тысяч париков «битлз», а также в большом количестве игрушки «битлз», мороженое, маски, покрывала, пирожные, майки. Фирма «Woolworth and JC Penny» начала вести переговоры об открытии отделов «Битлз» в своих универмагах, разбросанных по всей стране.

Когда Берн, воодушевленный приемом «Битлз» в аэропорту, встретился в Нью-Йорке с Эпстайном, он вручил ему чек на девять тысяч семьсот долларов.

«Сколько я вам должен из этих денег?» - спросил Эпстайн.

«Нисколько, - ответил Берн. - Это ваши десять процентов». Это были десять процентов из первых девяноста семи тысяч долларов, уже заработанных Берном на бизнесе, который, по оценке «Уолл-стрит джорнал», к концу года мог вырасти до пятидесяти миллионов долларов.

Эпстайн явно остался доволен. Берн вспоминал, что Брайан сказал ему: «Вы должны работать на меня, Никки. Я буду платить вам тысячу в год». Берн подумал, что он просто шутит. «И вдруг я неожиданно понял, что Брайан просто сумасшедший».

Питер Браун приводит возражения в защиту Эпстайна; «Если вы сейчас собираетесь заняться почти любым видом бизнеса, вы по крайней мере знаете, с чего начать, вы видели, что в этом плане делалось раньше. Но в случае с «Битлз» все, что мы делали, мы делали впервые и поэтому точно не знали, как поступать. Они были ансамблем, исполнявшим рок-н-ролл, и никто не мог себе представить, какое время они будут пользоваться успехом, никто тогда не знал, что «Битлз» станут неотъемлемой частью истории второй половины двадцатого столетия».

Однако Эпстайн был не настолько сумасшедшим, чтобы не понимать, что если «Битлз», и особенно Маккартни, всегда критически относившийся к способностям Эпстайна, узнают, сколько денег он подарил чужим дядям, то его сотрудничество с группой на этом закончится. Маккартни говорил, что «Битлз» играли рок-н-ролл для поклонников, стараясь не превращать свою игру в «обычную работу». Однако, как он сам подчеркивал, они занимались рок-н-роллом и для денег тоже. А Эпстайн просто лишил их нескольких миллионов фунтов.

И Брайан сделал единственное, что он смог придумать, - он ничего не сказал им. В попытке спасти хоть крохи финансов Эпстайн начал сам заключать коммерческие контракты, но, поскольку он не согласовывал свои действия с Берном, получалось, что одну и ту же лицензию получали два, а то и более производителей. Это привело к судебным разбирательствам. Берну и NEMS был предъявлен иск на двадцать два миллиона долларов, но дело до суда не дошло и кончилось полюбовным соглашением, стоившим Берну десяти тысяч фунтов. Еще более опасными оказались расторгнутые контракты на сумму около восьмидесяти миллионов долларов. В последовавшей за этим панике над Эпстайном нависла угроза возмездия.

Эти просчеты Эпстайна стали основой дальнейшего враждебного отношения к нему Маккартни. То, что произошло тогда, Пол называет не иначе как грабеж. Пол слишком разумен и опытен, чтобы допустить повторение подобного, и не хочет, чтобы финансовые неудачи испортили ему остаток жизни.

Маккартни всегда бережно относился к деньгам. Пит Бест рассказывал, что Пол всегда самым последним предлагал сигареты или ставил выпивку. После тех финансовых неудач он стал еще более бережливым, более решительно следил за тем, что принадлежало ему, а иногда считал, что ему причитается больше, чем остальным. Это привело Маккартни в последующие годы к ожесточенным юридическим тяжбам с остальными тремя молодыми парнями, с которыми он был неразлучен в те безмятежные дни, когда мир только заболевал битломанией и четверо парней из Ливерпуля, казалось, олицетворяли собой все новое, правдивое и привлекательное.

Обнажились также и непримиримые противоречия его характера, он хотел все делать по-своему, но при этом нравиться остальным. Это привело к тому, что его самые грубые и эгоистичные поступки соседствовали с явно несостоятельными словами одобрения и поддержки. Пол с удовольствием называл Ринго Старра «лучшим в мире ударником», но, когда Ринго уходил из студии, он сам садился за ударную установку и перезаписывал партию ударных. Во время работы над «White Album» Ринго, которого подвергли критике, ушел из ансамбля, и, по свидетельству Питера Брауна, именно Маккартни играл на ударных, по крайней мере, во время записи песни «Back in the USSR». Пол хвалил авторские способности Харрисона, но сотрудничать с ним отказывался. Он говорил, что все в «Битлз» являются партнерами, но одновременно пытался присвоить себе главную роль. Подобные поступки и явились почвой для обвинения его в лицемерии. Самому Маккартни все это представляется в ином свете, при этом он возражает и говорит, что все, что он делал, он делал не для себя, а только для пользы своей «семьи», своего ансамбля, а позже для пользы жены, детей, целостности и чистоты музыкальных принципов, а с недавнего времени ради защиты животных.

Среди этого многообразия противоречий неизменным оставалась его решимость строго контролировать свои финансы. До сих пор считается, что в самом начале карьеры Маккартни мало интересовали деньги. Однако на заре битломании Пол, как и все остальные, был захвачен неудержимым потоком, суть которого он не мог понять, но, по его собственному признанию, он глубоко сожалеет, что суть этого потока не смог понять и его импресарио. Только Харрисон иногда спрашивал, сколько они зарабатывают и куда идут деньги, но не понимал, что означают получаемые ответы. Маккартни шел всего лишь двадцать второй год, он все еще был ошеломлен тем, что происходит с «Битлз» и с ним самим, и он все еще считал, хотя уже и с некоторыми оговорками, что денежной стороной дела должен заниматься Эпстайн.

Джилл Хауорт говорит: «Он буквально сиял, восхищаясь оказанным им приемом. Пол был ошеломлен, впрочем, так же как и остальные». Джилл Хауорт родилась в Великобритании, в Богнор-Риджис. Она была актрисой. Когда ей исполнилось всего лишь четырнадцать лет, режиссер Отто Премингер пригласил ее сняться в роли молодой узницы концентрационного лагеря в фильме «Исход». Позже она была неофициально обручена с актером Салом Минео, а в феврале 1964 года очутилась в одной компании с Полом Маккартни.

Познакомились они на пресс-конференции в отеле «Плаза», куда Джилл привел ее друг, писавший статьи для одного из музыкальных журналов. Маккартни моментально заинтересовался ею и вскоре с визитом явился к ней домой. «Хотите верьте, хотите нет, но он пришел выпить чашку чаю, - говорит Джилл. - Ему хотелось выпить чашку хорошего чаю, а в отеле он не мог ее получить, поэтому он пришел ко мне домой».

Это был отчаянный поступок. Отель «Плаза» был окружен поклонниками, и Джилл говорит, что «они не могли даже высунуть головы из окна, не вызвав при этом невообразимого шума». Выходя из отеля без охраны, Пол рисковал получить серьезные травмы, но он сделал это. «Он приехал на такси, - говорит Джилл, - а выходя из отеля, закутал голову шарфом».

Однако тщательно разработанный план сорвался. Джилл дома не оказалось, она в это время ехала к нему в отель «Плаза», поэтому Пол занялся именно тем, за чем пришел, - он пил чай, но не с Джилл, а с ее матерью Нэнси. По-настоящему Джилл с Полом встретились только в Майами, куда она приехала к нему во время второго шоу Салливана.

Джилл вспоминает: «Пол позвонил и спросил: «Хочешь приехать?» Я ответила, что хочу. Он оплатил поездку или кто-то еще, я не знаю, знаю только, что я не платила». «Битлз» остановились в Майами-Бич в отеле «Бьювилл», а Джилл в целях предосторожности поселилась в другом отеле. «За мной приходила машина, которая отвозила меня в их отель», - рассказывает Джилл. Оставаться наедине им было довольно сложно. Во-первых, «Битлз» жили по двое в комнатах, и Пол обычно делил комнату с Харрисоном, а во-вторых, у Маккартни в Англии осталась девушка - Джейн Эшер, и он не хотел, чтобы их дружба с Джилл стала достоянием камер вездесущих фоторепортеров. Но, несмотря на эти трудности, они стали близкими друзьями. «Он был обаятельным, очень обаятельным и совсем не нахальным. Я предполагала, что Пол остроумный, но по-настоящему остроумным оказался Леннон, он из всего делал шутку. А Пол был более спокойным. Он был прелестен».

Во время первого турне по Америке у «Битлз» состоялось три выступления: одно в Вашингтоне на стадионе «Колизеум», вмещавшем восемь тысяч зрителей, и два выступления в знаменитом нью-йоркском «Карнеги-холл». Из-за шума «Битлз» сами не слышали себя, и вообще с того момента они уже никогда не слышали себя во время выступлений перед публикой. Вылазки из отелей, в которых проживали «Битлз», становились все более редкими. В Нью-Йорке Маккартни удалось сходить с Джилл в ночной клуб. Они посетили знаменитый «Пепперминт лонж», который считался местом рождения невероятно популярного в то время танца твист. Участники игравшего там ансамбля «The Epies» надели парики «битлз» и исполняли роли своих знаменитых гостей. В один из других вечеров Маккартни посетил клуб «Плейбой» и покинул его вместе с местной девицей. Мюррею удалось провести через охрану отеля двух певиц из трио «Ronettes» и познакомить их с Ленноном и Харрисоном,

Включая телевизор или просматривая газеты, «Битлз» непременно видели себя, но по мере роста своей славы они ощутили себя пленниками собственной известности. Теперь уже не могло быть и речи с чашке чая с Нэнси Хауорт. Из лимузинов «Битлз» пришлось пересесть в бронированные автомобили. Когда они поехали на обед домой к Бадди Дреснеру - сержанту майамской полиции, приставленному к ним для охраны, они выбрались из отеля в кузове специально для этого вызванного фургона для перевозки мяса.

Вынужденные вариться в собственном соку, они стали раздражительными. Пытаясь убить время и хоть как-то развлечься, «Битлз» заставляли Ринго звонить в службу сервиса и заказывать все самое дорогое, что приходило им в голову, например лучший коньяк «Реми Мартин». Когда приносили коньяк, они делали несколько глотков и заказывали что-нибудь еще. В отеле «Бьювилл» они звонили управляющему и просили его освободить бассейн, чтобы они могли прийти и поплавать. «Они считали это великолепной шуткой», - говорил Бенсон.

У «Битлз» появился дух какого-то глупого соревнования. Если у кого-то из них появлялась пластмассовая сабля или пушистая игрушка, все непременно хотели иметь такую же. Серьезные споры разгорались из-за девиц, которых допускали к ним в номер. Эпстайн, которого приводила в ужас мысль, что кто-нибудь из «Битлз» может связаться с несовершеннолетней поклонницей и нажить себе крупную неприятность, позволял им общаться только с проститутками. Прежде чем проститутки допускались к «Битлз», их осматривал Мэл Эванс с компанией, и на правах администрации они отбирали самых симпатичных девиц для себя, а потом уже выбирали «Битлз». Особенно это возмущало Леннона, для которого присутствие жены Синтии, ужасавшейся всему происходящему, не было большой помехой для связей на стороне. Он обвинил Эпстайна в том, что им достается «всякий хлам», но Маккартни удалось погасить страсти, и после этого разговора привлекательность их ночных посетительниц значительно возросла.

Возникали споры и более личного плана. Маккартни, который всегда имел собственное мнение на исполнительское мастерство, часто спорил с Харрисоном, критикуя его игру на гитаре и отводя при этом глаза в сторону. Остальные тоже ворчали, поначалу в шутку, а затем уже с раздражением в голосе, обвиняя Пола в том, что на фотографиях он всегда лезет на передний план. Маккартни в свою очередь был недоволен тем, что американская пресса называла Леннона лидером группы «Битлз». Но во время их самого первого интервью на радио, которое они дали 27 октября 1962 года на радиостанции университетского городка в Уирроле, Пол сам заявил: «Джон Леннон является лидером нашей группы». Но это было восемнадцать месяцев назад, а теперь у Маккартни уже вышло несколько пластинок и поэтому подобные заявления американской прессы ему были неприятны. «Он чувствовал себя оскорбленным, - говорит Бенсон. - Джон всегда отрицал это и говорил, что у «Битлз» нет лидера, но наверняка в душе считал иначе. Когда об этом зашла речь, Маккартни замкнулся, поднял бокал, который держал в руке, и стал смотреть сквозь него на свет».

В Майами Маккартни расстроился по другой причине. Через несколько дней должен был состояться поединок между боксерами Кассиусом Клеем и Сонни Листоном за звание чемпиона мира среди тяжеловесов, и были попытки устроить встречу «Битлз» с Листоном. Однако этот похожий на громадного медведя человек отказался встретиться с «бандой нерях», как он назвал их. Поэтому вместо встречи с чемпионом и фаворитом их отвезли в тренировочный лагерь и представили будущему Мохаммеду Али.

В тот день Гарри Бенсон фотографировал. Он вспоминает: «Клей сразу же взял их в оборот и полностью подчинил себе. Он крикнул: «Ну-ка ложи-и-сь, дохляки!» - и они все легли на брезент. Затем Клей сказал: «Вы чемпионы мира по песням, да? Правильно, что вы захотели «познакомиться со мной, потому что я величайший чемпион по боксу, которого предстоит узнать всему миру». «Битлз» совсем не хотели знать этого, да и вообще не хотели знакомиться с ним. Они ужасно разозлились».

Когда Маккартни спросили, кто, по его мнению, победит в матче боксеров, он ответил: «Думаю, что Клей, потому что он большой юморист». Пол ответил довольно тактично, так как всегда заботился о своем имидже, но на самом деле он был глубоко убежден, что победит Листон, и ругал Бенсона за то, что тот познакомил их с «проигравшим». Впоследствии Клей уверенно победил Листона, так что по счастливой случайности «чемпионы мира по песням» познакомились именно с тем, с кем следовало.

Путешествие в Вашингтон оказалось не слишком удачным. В Вашингтоне «Битлз» должны были дать свой первый концерт в Америке, в последнюю минуту организованный Эпстайном и его новым американским адвокатом Натом Вейсом в попытке как-то возместить расходы на гастроли. Они предполагали лететь самолетом, но начавшийся снегопад и мысли о том, что при таких обстоятельствах погиб Бадди Холли, вынудили их поменять вид транспорта. По настоянию Харрисона «Битлз» отправились в Вашингтон поездом. По пути всплыл один из любовных грешков Маккартни.

В Гамбурге одна молодая женщина сделала заявление, что Маккартни является отцом ее дочери, и эта история достигла Англии. Английская газета «Дейли экспресс» предложила своему нью-йоркскому корреспонденту Дэвиду Инглишу довести этот факт до сведения Маккартни. Инглиш ехал в Вашингтон в одном вагоне с «Битлз». Самый обаятельный из «битлов» был в отличном настроении, курил, выпивал, общался с сопровождавшими их людьми. Инглиш несколько раз пытался завести с ним разговор, но Маккартни уходил от него, все время повторяя: «Потом, потом».

Инглиш, в настоящее время редактор «Дейли мейл», был хватким репортером и очень тонко выбрал момент. На вокзале «Битлз» встречала толпа журналистов, и, когда улыбающийся Маккартни ступил на платформу, Инглиш крикнул: «Пол, одна женщина говорит, что у нее ребенок от тебя. «

Маккартни повернулся к Инглишу: «Черт побери, почему об этом надо говорить сейчас?» Инглиш был озадачен.

Это был второй скандал, с которым «Битлз» столкнулись в Америке. В Нью-Йорке Эпстайн устроил в своем номере в отеле «Плаза» вечеринку с платными мальчиками, но один пронырливый журналист спустил в подвесном кресле к окну номера фотографа, чтобы подсмотреть, как развлекаются неамериканцы. Впоследствии фотографии были показаны Берну, который незамедлительно их выкупил.

История с незаконнорожденным ребенком тоже не получила продолжения. Как и многие другие инциденты, которые могли бросить тень на образ «великолепной четверки», она была предана забвению. Американская публика хотела видеть «Битлз» незапятнанными, и этого же хотела английская публика. Поэтому пресса, отвечая желаниям своих читателей, предпочитала не замечать их грешки и проступки. «Битлз» наслаждались отсутствием критики в свой адрес, что было правом только королевской семьи. Но они не могли наслаждаться, по крайней мере, пока не могли, теми почестями, которые оказывали тем, кому королевский титул принадлежал по праву рождения.

Брайан Сомервилл, агент ансамбля по связям с общественностью, устроил им приглашение в британское посольство. После приема с шампанским «Битлз» посетили бал, организованный в посольстве. Высокопоставленные служащие посольства с нескрываемым презрением отнеслись к, представителям низшего и среднего класса из Ливерпуля.

«А они и правда умеют писать», - воскликнула женщина средних лет в розовом платье, когда «Битлз» начали раздавать автографы. Но, когда Леннон сказал, что они не смогут дать автографы всем желающим, их окружила группа молодых людей в университетских галстуках, с произношением, как у дикторов «Би-би-си», которые высокомерно заявили: «Сможете и сделаете». А в довершение всего какая-то восемнадцатилетняя поклонница по имени Беверли Марковиц, хитростью проникшая на прием в посольство, достала из сумочки ножницы и отрезала клок волос у Ринго за левым ухом. Ринго жаловался: «Ужасная компания».

Гарри Бенсон, присутствовавший на этом приеме, вспоминает: «К ним отнеслись как к шутам». На этот раз уверенность и самообладание покинули «Битлз». Им никогда не приходилось присутствовать на подобных торжественных приемах, и они были выбиты из своей социальной колеи. Бенсон говорит: «Они выглядели очень печальными, казалось, им хочется заплакать, особенно Леннону. Уйти они не могли, хотя и чувствовали себя оскорбленными».

В то время послом Великобритании в США был сэр Дэвид Ормзби-Гор, спустя два дня унаследовавший после смерти своего отца титул лорда Харлека. Этого интеллигентного человека с прекрасными манерами можно было назвать современным аристократом. Лорд Харлек сильно расстроился по поводу того, как посольская публика отнеслась к «Битлз». Впоследствии его дочери Джейн и Элис стали заметными представителями контркультуры, вдохновленной «Битлз». Сожалела о случившемся и жена посла Сильвия (после ее смерти в 1967 году лорд Харлек ухаживал за вдовой президента Кеннеди Жаклин). Когда «Битлз» уходили с приема, Сильвия подошла к ним и извинилась. Она сказала: «Наверное, вам было здесь не очень приятно. Я действительно сожалею об эпизоде в танцевальном зале». Эпстайн умело разрядил эту ситуацию, грозившую перерасти в дипломатический инцидент, написав вежливое, полное благодарности письмо леди Ормзби-Гор. Когда член парламента от консервативной партии Джоун Куэннелл спросила министра иностранных дел, правда ли то, что служащие посольства грубо оскорбили «Битлз», Рэб Батлер смог ответить ей, что совсем наоборот: у него есть письмо от менеджера ансамбля, в котором говорится, что они остались очень довольны оказанным приемом. Однако в частной беседе Эпстайн поклялся, что его «мальчики» больше никогда не будут развлекать официальных лиц, какими бы важными они ни были. Подобная позиция доставила им неприятности на Филиппинах два года спустя.

Однако, несмотря на проблемы, зародившиеся во время поездки, первое посещение Америки имело громадный успех и принесло им славу. Америка, которая всего несколько недель назад вообще не слышала о «Битлз», была очарована музыкой, дерзостью и обаянием четырех молодых ребят из Ливерпуля. Никогда еще в Америке эстрадные выступления не завершались таким триумфом. Предсказание Эпстайна о том, что «Битлз» будут популярнее Элвиса Пресли, оказалось пророческим.