"Странствия Властимира" - читать интересную книгу автора (Романова Галина)

ГЛАВА 9

Городец Корсонь был заложен греками несколько веков назад на месте другого старого городища. Кто был его строителем, про то греки не ведали. Приплыв на этот берег, они увидели подходящее место для морской крепости. Только когда стали ломать камень и рыть колодцы, заметили под землей остатки стен и погребов. О первых двух-трех веках Корсоня — по-гречески Херсонеса — ничего путного сказать никто не мог, даже греческие историки. Точно известно было только одно: основали крепость сию пираты, что думали здесь, в глуши, спокойно хоронить добро от жителей Колхиды, которых они грабили не разбирая.

Но повезло им только наполовину — не прошло и нескольких лет, как греков-пиратов стали беспокоить кочевники, приходящие с востока, из степей. Город привлекал скифов, слухи о его богатствах расходились как круги от брошенного в воду камня. Греки оказались меж двух огней: на море их подстерегали пираты, на суше — орды кочевников.

Прошло несколько веков, прежде чем борьба с враждебно настроенным миром увенчалась успехом. Сломленные пришедшими вслед за ними кочевыми народами скифы частью осели поблизости от Корсоня, частью подались севернее, в страны снегов. Греки постепенно теряли связи с родиной. Теперь в Корсоне жили потомки эллинов и когда-то выселенных сюда, на край света, ромеев, смешавшиеся со скифами. Византия, обратив свои взоры на северный берег Понта Евксинского, узрела там не только Корсонь, но и другие города, основанные десяток веков назад. Теперь в Корсоне постоянно околачивались купцы из Византии и других стран и наместники императоров.

Солнце уже перешло полнеба, когда три всадника мягко опустили коней в нескольких верстах от города. Пристань находилась в устье небольшой речки. Вдоль ее берегов теснились избы земледельцев. До города было подать рукой, и всадники, чье появление из поднебесья осталось незамеченным для поселян, отлично его видели.

День был не базарный, да и тот клонился к вечеру, но все равно народа на улицах было много. На всадников оборачивались, спрашивали, кто они и откуда. Знавший греческую речь Буян объяснялся, называл город своего детства. Горожане, узнав, что новгородцы приехали втроем, удивленно качали головами — никто не верил, что они пробрались невредимыми через степи и не повстречали кочевников.

Пока Буян, свесившись с седла, балагурил с горожанами, его спутники молчали. Властимир, которому в прошлом приходилось принимать в Резани иноземных купцов и путешественников, немного знал языки. Он говорил на трех вос-

точных наречиях. Греческое давалось ему с трудом — на приемах позади него завсегда стоял верный человек, помогавший в переводах и подсказывающий нужные слова. Сейчас он немного понимал, о чем ведет речь Буян, но сам не мог вымолвить ни слова.

Мечислав же был напуган и оглушен всем, что ему пришлось увидеть в Корсоне. Выросший на удаленной лесной заимке, он кроме родителей. Лисохвоста и двух своих попутчиков в жизни встречался всего с десятком людей. Толпа в сотню горожан, что окружила приезжих, казалась ему кошмаром. Потерявшись в гомоне, юноша испугался. Он ошалело оглядывался по сторонам и, когда один горожанин что-то спросил у него, шарахнулся от него так, что тот сам отскочил подальше и залопотал что-то, показывая на Мечислава пальцем. То, что он сказал, очевидно, было обидное, потому что слушатели захохотали, в свою очередь тыча пальцами в Мечислава. Юноша понял, что смеются над ним. Злые слезы брызнули у него из глаз. Забыв про недавний страх, он выхватил меч и устремился на обидчика.

Буян краем глаза успел заметить рывок, Властимир разобрал слова горожанина, и, когда юноша бросился на обидчика, его спутники не растерялись. С криком: «Стой!» — гусляр кинулся наперерез коню Мечислава, а Властимир махнул в сторону юноши рукой, поймал что-то и дернул.

Это оказался край плаща отрока. От неожиданного рывка тот завалился назад. Одна нога выскочила из стремени. Потерявший управление конь рванулся на людей, но Буян успел поймать жеребца за узду.

Красный от возмущения Мечислав все еще сжимал рукоять меча и воинственно оглядывался по сторонам, бормоча что-то невразумительное сквозь зубы. Буян не стал его расспрашивать, он повел своих друзей в сторону славянского конца.

Уже на соседней улице на славян никто не обращал внимания. Мечислав немного успокоился, в нем проснулось любопытство. Предоставив Буяну находить дорогу, он пристроился ближе к Властимиру, тихим шепотом рассказывая ему, мимо чего они проезжают.

Город славянам не понравился. Узкие улочки с вытоптанной до твердости камня немощеной землей, по которым в низины бегут грязные ручейки. Тонкая белесая пыль в воздухе. Справа и слева — бесконечные заборы. За ними — глинобитные домики или двухэтажные хоромы богатеев. Двери почти всех домов жары ради распахнуты — в проемах колышутся занавеси. И нигде ни травинки — только у самых больших домов заметны сады или огородики да надо всем поднимается старое городище Корсоня — гора, где меж покинутых остатков домов пышно цветет дикая зелень.

В славянском конце самым приметным оказалась толстая старая береза, что росла на центральной площади, откуда разбегались по сторонам узкие кривые улочки. То ли кто из поселенцев чудом сохранил дорогой прутик, то ли ветер принес с севера на радость местным семечко, как знать, только стояла одинокая береза, почти до земли опуская тонкие ветви.

Здесь все было почти то же, что и в прочих славянских городах: дома сплошь рубленые, зелень во дворах, дымок знакомо пахнет, звенят голоса. Услышав родную речь, даже Мечислав немного оправился и, когда какая-то девушка потянулась огладить его жеребца, воскликнул:

— Осторожнее! Кусается!

Девушка отступила, а Мечислав оторопел, услышав собственный голос. До сего раза не видел он так близко девушек ни разу и теперь загляделся ей в лицо так поражение-пристально, что та, зардевшись, убежала.

Буян опять взял все на себя, но, памятуя о недавнем приключении с отроком, не спускал с него глаз. Потом он приметил, что Властимир застыл в седле, закрыв лицо рукой.

Славянская речь словно наяву вернула Властимира в Резань. И для юного Мечислава, и для много пережившего Властимира город оказался слишком тяжким испытанием. Чтобы не терзать друзей понапрасну, Буян договорился о постое и поспешил увести их с улицы.

Дом он выбрал с умыслом — в самом конце улицы, на спуске, где уже начинались огороды. Жила в нем молодая семья: муж с женой, годовалым сыном и старухой матерью. И тихо, и в меру людно — достаточно, чтобы Властимир и Мечислав к городу попривыкли.

Щедро оделив хозяина серебром, отправился гусляр по городу — выяснить, можно ли найти подходящий корабль.

Дело оказалось труднее, чем он ожидал. Буян зачастил на пристань, словно нанялся на работу, Мечислав и Властимир все время проводили в доме.

Постепенно скука одолела их обоих. Попривыкнув к обилию людей, Мечислав захотел хоть раз своими глазами посмотреть на город поближе. Властимир решился выйти из дома, заботясь о юноше — он помнил, что случилось в самый первый день их приезда в Корсонь, и боялся, как бы не знавший по-гречески и десятка слов Мечислав не попал в беду,

Был базарный день, и центральные улицы запрудил народ. Торговцы, и местные и приезжие, наперебой расхваливали свой товар, покупатели и ротозеи сновали тут и там. Среди них ужами вертелись нищие, бродяги и местные воры. Попавших в толпу славян мигом ощупали так осторожно, что те и не приметили сего. Ничего не зная о базаре, Мечислав вышел в город с пустыми руками, и ворам было нечем поживиться.

Опасаясь за себя и за князя, Мечислав попытался вывести его назад, в славянский конец, но, плохо зная город, свернул не туда.

Пройдя узкими улочками меж одинаковых глухих заборов, они оказались на задах города, на склоне той самой горы, что когда-то была цитаделью Корсоня.

После шума и болтовни городского базара их оглушила тишина. Развалины поднимались среди пышной зелени, мощенные камнем тропинки заросли травой, повитель оплела камни и колонны, на которых под лучами солнца грелись ящерицы. Ветер шелестел листвой, ему вторили птицы. Далеко внизу кричали чайки.

Властимир остановился, втянул полной грудью воздух.

— Где мы? — молвил он негромко.

— На горе за городом, — так же тихо ответил Мечислав. — Помнишь, княже, Буян о горе говорил? Мы на нее поднялись.

— Воздух здесь… Расскажи мне о ней!

Удивленный неожиданной просьбой, Мечислав не стал спорить, а заговорил тихо:

— Всюду кусты и травы, каких у нас не увидишь. Дерева с плодами зелеными… Как зовутся, не ведаю… Дома старые, брошенные… Странные дома — только колонны впереди и крыша вроде как у нас, двускатная. И все каменное — дерева нет… Осторожно, тут ступени…

Они осторожно шли меж полуразрушенных домов и храмов. Мечислав подробно рассказывал обо всем, что видел; он и не подозревал, что за ними наблюдают чьи-то глаза.

Глаза эти принадлежали почти черному от застарелого загара человеку, тощее жилистое тело которого прикрывали лохмотья. Сквозь них был виден ошейник с несколькими знаками, указывающими на того, кому принадлежал раб. Прижимаясь к камням, человек крался вслед за незнакомцами, теряясь в догадках, почему это его хозяин ни с того ни с сего приказал ему не спускать глаз с чужаков, которых случайно заметил утром на базаре. Они ничего не сделали хозяину, и только здесь, слушая непонятную для него речь, раб понял: хозяин с первого взгляда узнал в них новичков, не знакомых с городом. Если их захватить, хозяин бесплатно заполучит двух гребцов.

Властимир присел на обломок камня у входа в какой-то забытый храм. Рассказывали ему путешественники из дальних земель, что когда-то и здесь были свои боги, на славянских похожие: и по именам, и по призванию, и по делам своим в особину. Да только потом объявилась вера новая — будто нет всех богов, а есть лишь един, что весь мир сотворил и теперь правит им по законам своим, и если хочешь жить, прими его в сердце свое, а прошлое отринь. Весь мир принял его, а старые боги оказались в забросе — каких уничтожили, каких забвением сгубили. Здесь когда-то было капище[24], а теперь только разваляны да хижины бродяг, которым податься более некуда. Пошли бы на север, в Резань, на землю бы сели — руки хорошие в любом деле надобны. Да только лежит меж Резанью да Корсонем степь дикая, Поле, — ее так запросто не пройдешь, попутчики нужны да сила ратная, а где ее простому человеку сыскать? Вот и сидят здесь, на пустыре, горе мыкают… А может, бог их единый запрещает им в чужие края уходить… Помнил Властимир, заходил как-то с караваном торговым странный человек — всех сестрами да братьями величал и про нового бога рассказывал — креститься призывал. Мальчишки по глупости да детской дурашливости дразнили его — шуткой крестились на все лады, а он за то им грозил — кары небесные насылал…

Мечислав все еще говорил, но уже как-то вяло, по привычке, а заметив, что Властимир не слушает, примолк. Князь тут же сдавил его локоть:

— Говори…

— Да что ж? Все я сказал! Дома да хоромы брошенные, а более и нет ничего.

— И никого? Юноша огляделся.

— Никого. Одни мы. Кроме нас и птиц, тут нет никого.

— А я слышу… Вроде шорох какой-то… Вон в той стороне!

И слова не поняв из чужой для него речи славян, притаившийся под камнями раб затаил дыхание — прямо на него указывал слепой! А ведь он ровно мертвый лежал! Чудные люди в земле этой живут — без языка молвить могут, без глаз видеть. Как бы он еще и мысли прочесть не мог! В стране язычников все — маги!

Вытянув шею, Мечислав вглядывался в ту сторону. Там были только высокие перепутанные заросли, средь которых высовывались белые бока камней, отломанных, должно, от развалин дома неподалеку. Совсем близко зачинался крутой обрыв-яр к самому морю — за зарослями почти ничего и не видать, кроме иссиня-синего края земли, над которым носятся птицы. Только ветра шум да их голоса…

— Нет там ничего, — почти сердито молвил он. — Все ты, княже, зря меня выпытываешь. У меня глаза покамест на месте…

Молвил — и осекся в страхе: а ну как обидел резанца! Но Властимир его слов ровно не слышал. Не соврало сердце — чуял он чужака, как собака дичину

— Пойди проверь, Мечислав, — приказал тихо, — Успокой душу мою.

Юноша хмыкнул, но поправил меч и направился в заросли…

Едва он сделал три первых шага, как раб испуганно отпрянул, решив, что уж лучше сорваться с кручи, чем попасться на глаза незнакомцу… Вдруг угадал тот слепец его мысли и наказал молодому словить его да принести в жертву богам своим?

Раб пополз, пятясь, прочь.

Закачались стебли, зашелестела, разгибаясь, трава. Приметил это Мечислав и поразился чутью князя: «Вот ведь — слепой, а учуял то, что мне, зрячему, не под силу! Уж не вещий ли он взаправду?*

Юноша еще не видел раба, а тот уже смекнул, что сможет справиться со славянином — надо только напасть сзади, и пополз к той самой стене, у которой хоронился.

Он должен был скрыться за нею и наскочить на отрока из-за угла. Славянин молод и неопытен — идет напролом, как самый страшный лесной зверь — медведь. Такого сразу по голове — и пропала сила.

Властимир услышал удаляющиеся шаги юноши, и опять в сердце вошла тревога — не в ту сторону шел Мечислав. Князь, чуть поколебавшись, встал.

— Мечислав? — позвал он, — Ты где?

— Здесь, — отозвался юноша, — Тут и правда кое-кто прячется…

— Иди сюда. Не там ты ищешь!

— А? Чего?

Уже почти дойдя до края стены, юноша обернулся. Опасаясь, что славянин сейчас повернется и уйдет, раб поднял уже заготовленный камень, шагнул вперед…

И тут же отступил назад, закрывая лицо рукой.

В тот миг, как он уже размахнулся, чтоб ударить Мечислава по голове, вся вершина холма озарилась золотистым светом. Вскрикнул князь, зовя юношу, ахнул, едва не роняя меч, Мечислав, а раб, пораженный, рухнул на колени, от неожиданности и страха не зная, молиться или бежать прочь.

На пороге старого брошенного храма замерла сияющая фигура.

Раб различил два огромных крыла и сияние вокруг головы, опущенный долу меч и подол чуть колышущегося одеяния — точь-в-точь как у ангелов в соборе.

Ангел повел по сторонам сияющим ликом, и показалось рабу, что вестник не просто заглянул ему в душу, но сразу оценил его мысли и осудил их — то, что собирался сотворить раб, было неугодно Господу. Раб понял это так ясно, будто сказали это ему вслух.

Боясь прогневить Бога, он стал истово молиться, торопливо припоминая все грехи, о которых еще не успел рассказать священнику. Но молитва замерла у него на устах: ангел, постояв еще немного, не спеша двинулся к славянам.

Те его, похоже, видели, и это было еще более странно: Бог является лишь тем, кто отмечен особой благодатью, известен чистотой душевной, силен в вере, тверд и правилен в исполнении обрядов и стоек в молитве. Из язычников же является он лишь тем, кого хочет призвать к особой миссии: посетил же Святой Дух гонителя христиан святого апостола Павла, бывшего фарисеем, и повелел ему идти и проповедовать слово истинного учения безбожникам-язычникам. Что, если те двое как апостол Павел?..

Властимир сразу почувствовал чужое присутствие.

— Мечислав! — крикнул он не таясь. — Они здесь!

Рука его безошибочно ткнула в темный провал храма. Юноша только успел сделать шаг, как возникла сверкающая фигура. Мечислав четко видел два поднятых, как у орла, крыла и сияющий меч.

— Они нашли меня, — выдохнул князь.

В голосе Властимира слышалась тревога. Мечислав уже знал историю мытарств Резанского князя. Слышал он и о сверкающих существах, что науськали на Резань волков-псоглавцев, а теперь смог увидеть одного из них. Не стал раздумывать Мечислав — выскочил вперед и загородил Властимира собой, подняв меч.

Увидев такое, раб позабыл обо всем на свете. Этот славянин собрался бороться с ангелом! Разве возможно такое? Да за это вмиг испепелит его небесный воин — и меча не останется!

Случайный свидетель готовился узреть посрамление и гибель славянина, в своей гордыне бросившего вызов самому Богу. Но ничего не произошло. Увидев перед собой юношу, который был на целых две головы ниже его, ангел не поднял против него меча. Он словно впервые увидел его и обратил на него взгляд.

Мечислав почувствовал, что его пронизала до костей незнакомая дрожь. Мало видел в мире сын Чистомысла, впервые покинул он дом, где родился, но сразу понял, что довелось ему испытать то, что и отцу его не встречалось. Застыл он как вкопанный, не в силах оторвать взор от ярче солнца сверкающих очей пришельца, и смело шагнул навстречу ему, не зная, что еще сделать от восхищения.

Властимир скорее сердцем, чем ушами, услышал, что уходит от него Мечислав. Забыв про то, что не видит ничего, бросился вперед. Нога запнулась, он споткнулся, протянул вперед руки, чувствуя, что падает. Пальцы наткнулись на что-то, ухватились… Мечислав дернулся назад, когда жесткие пальцы Властимира рванули его за плечо.

— Назад, — выдохнул резанец изумленному юноше. — Назад, коли жить хочешь. Пойдешь к нему — только тебя и видели!

— Но я же… — попробовал оправдаться Мечислав. — Я только глянуть…

— Глянул бы ты — и навсегда покинул бы наш мир, — увещевал его князь. — Они и со мной пытались то же самое проделать, да только не дался я. От них да их помощников все беды.

— Да полно ли! Ты, видать, не разглядел его в свое время! Он же как солнце сияет! Как же от солнца зло пойдет?

— Не все еще ты в этой жизни ведаешь, — покачал головой Властимир. — Уходить нам отсюда надобно, пока не поздно…

Пришелец, очевидно, понял их разговор: уже развернувшись вслед за князем, Мечислав вдруг услышал единственное слово:

— Останьтесь…

Но Властимир шел вперед так решительно, словно обрел глаза. Опасаясь, как бы он не напоролся на что-нибудь, Мечислав взял его под руку и повел прочь с горы.

Забывший себя от удивления раб выполз из кустов, чтобы получше рассмотреть невиданное зрелище — бой смертного с ангелом. Он видел, как, не бросив вызова и не приняв боя, расходились стороны, как стоял, глядя вслед уходящим, ангел, как вдруг поднял он руку, словно собираясь благословить уходящих, но замер, заметив еще одного человека.

Взгляды раба и пришельца встретились. На сияющем лике мелькнул гнев, и этого хватило, чтобы раб сорвался с места и с криком помчался прочь.

Буян опять с утра торчал на пристани. Торговых судов было много, некоторые шли как раз туда, куда было надобно; но кто не торопился в путь, намереваясь прождать тут до конца лета, кто заламывал неслыханную цену, у кого не было места, кто собирался еще поплавать в этих водах.

Одного Буяна взять еще соглашались, но троих — нет. Впрочем, еще оставалась надежда на проходящие суда и изменчивый людской нрав.

Капитан торгового судна, занимавшегося перепродажей неизвестно чего, долго придирчиво оглядывал гусляра, словно оценивал его, и только потом согласился вести разговор. Он не отказывался доставить пассажиров до Византии и далее — если только гости согласятся переждать в Византии немного, пока он закупит на вырученные здесь деньги товар, чтобы было с чем плыть далее. Если же они торопятся, он порекомендует им знакомое судно. Условия Буяну подходили, но взгляд капитана был слишком уж пристальный. Вот-вот попросит открыть рот и проверит зубы — здоровы ли. Да и цену просит немалую — словно доподлинно знает, сколько золота в кошеле гусляра.

Из-за цены и отказался славянин от услуг капитана, хотя понимал, что дешевле не будет — цена твердая, а захочешь — и не такую выплатишь. Не скакать же по горам на конях!

Капитан огорчился и пошел проводить гостя.

Лодка ткнулась носом в песок, и гусляр выскочил на берег. Он только собирался обернуться и попрощаться с капитаном, как вдруг раздался истошный крик:

— Чудо! Чудо Господь даровал! Чудо!

На песчаную косу выскочил раб, размахивая руками и вопя. Не обращая внимания ни на кого, он рухнул в ноги капитану и закричал:

— Чудо! Чудо! Я чудо видел! Там, на горе! Чудо!

— Что ты мелешь, пес? — рявкнул капитан, ударив его ногой. — Какое еще чудо?

— Самое настоящее, истинный крест! — Раб перекрестился. — Я следил за теми славянами, как ты приказал, хозяин, и вдруг небо осветилось, и явился ангел Господен с мечом сияющим. Он преградил мне дорогу, а они… они…

— Что — они? Договаривай!

— Ушли. — Раб пожал плечами.

Хоть и говорил раб на каком-то странном наречии, Буян его понял. Он пропустил мимо ушей, что раб следил по приказу своего хозяина за славянами, его взволновало другое: явление ангела. Надо было срочно сыскать Властимира и Мечислава — не знают ли они чего.

Он сорвался с места и помчался прочь.

Капитан не зря столько лет бороздил моря. Он научился распознавать мысли людей по их лицам. В торговле нужно уметь по малейшему жесту клиента догадаться, когда и насколько следует увеличить или сбавить цену. Он сразу понял, что торговавшийся с ним человек связан со славянами, и поспешил его догнать:

— Эй! Господин! Погодите! Буян нетерпеливо обернулся:

— Чего еще?

— Нам есть о чем поговорить. — Капитан подбежал и схватил гусляра под локоть. — Если господин придет сюда завтра со своими попутчиками, мы наверняка договоримся. Я пересмотрю свои условия!