"Легенда о Велесе" - читать интересную книгу автора (Романова Галина Львовна)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Несколько дней Велес не разговаривал с Дивой, с головой уйдя в свои мысли, но в день, когда выпал первый снег, он откуда-то привел коня и коротко кивнул пленнице: «Собирайся!»

Дива не осмелилась перечить — взгляд Велеса был такой мрачный, словно он готовился умереть. Оказавшись в его объятьях на луке седла, она зажмурила глаза, вверяясь судьбе.

Конь понесся через чащу, вламывался в кусты, прыгал по камням, как горный баран. Каждую минуту Дива ждала, что он споткнется и все трое упадут в пропасть или в ледяную воду горной реки. Но все окончилось благополучно, и Дива не поверила собственным глазам, когда вокруг вдруг замелькали знакомые места, а потом с вершины сопки ей открылся каменистый утес над морем, на котором высился замок патриарха Сварга.

Велес на миг сдержал коня, давая Диве возможность осмотреться.

— Узнаешь? — спросил он. Дива только кивнула.

— Последняя просьба. — Велес посмотрел в сторону замка. — Ты позволишь мне увидеть их?.. Когда-нибудь, при случае… один раз…

Дива обернулась на своего похитителя, не веря своим ушам.

— О Велес, — только и смогла вымолвить она, — какой ты добрый…

Сторожа на стенах не поверили своим глазам, когда узнали подъезжающего всадника и его спутницу. Вообще-то Велеса многие из них не знали точно и потому не думали, что он решился появиться здесь в открытую, да еще вместе со своей жертвой. Поэтому перед всадником сразу же открыли ворота, позволив беспрепятственно въехать в замок, и только гонец поспешил оповестить Перуна о возвращении его жены.

Сварожич явился этой ночью перед самой полуночью, залетев ненадолго — вызнать, не объявились ли следы похитителя и его жертвы. С рассветом он хотел возобновить поиски и сейчас собирался в дорогу. Услышав, что рогатый всадник, очень похожий на Велеса, привез Диву, он выскочил во двор.

Это действительно было так. Сторожа топтались у распахнутых ворот, отовсюду выглядывали жители замка, Ящер с гребня стены внимательно разглядывал гостей, а по опустевшему двору не спеша ехал Велес, бережно придерживая Диву. Он с любопытством осматривал замок, который при свете дня последний раз видел, много лет назад. Ящер, разлегшийся на стене и сверкающий оттуда глазами, вызвал его интерес. Несколько секунд огромный зверь и изгнанник пристально смотрели друг другу в глаза. Потом Ящер отвлекся, заметив что-то позади гостя, и Велес обернулся.

На крыльце замер Перун. Он был уже готов для дальней дороги — в доспехах, при полном вооружении. Вытаращив глаза, Перун смотрел на старого врага, но его удивление уступило место ярости, когда он увидел Диву.

Встретившись взглядом с полыхавшими ненавистью глазами Перуна, Велес ничуть не смутился. Одним прыжком он спешился и осторожно помог сойти женщине, поддерживая ее.

Перун покачнулся, опираясь на копье. Перед глазами у него все поплыло, когда он увидел, что идущая к нему женщина беременна. Опираясь на руку Велеса, Дива свободной рукой оберегала начавшее расти чрево. Она смотрела прямо в глаза Перуну, лицо ее с каждым шагом светлело, и Сварожича понемногу начало трясти от бешенства. При одной мысли о том, что невесть сколько человек увидят эту встречу, у него помутилось в сознании, и он не разобрал, что сказал Велес.

Тот с первого взгляда догадался, о чем думал Сварожич, и, остановившись, отступил от женщины.

— Не кори своей жены, Перун Сварожич, — молвил он, — она была верна тебе. Коли хочешь мести — меня одного карай! Люблю я ее и не хочу, чтоб ей было причинено зло. Гордись своей женой, я же от нее отрекаюсь и до конца жизни больше не посмотрю на нее…

Дива ахнула и оглянулась на него. Перун же, расслышавший только последние слова Велеса, вздрогнул, приходя в себя, и окинул пару тяжелым взглядом, задержавшись на фигуре Дивы.

— Никак, опять тяжела? — подал он голос. Дива опустила глаза, прикрывая руками чрево.

— Уже четыре месяца, — шепотом ответила она. — Пятый…

— С привеском вернул! — воскликнул Перун. — Потешился — и в сторону! Ты — муж, ты и корми, а я чист! Так, что ль?

Поудобнее перехватив копье, он бросился с крыльца на Велеса.

— Да ты что! — Дива метнулась к мужу. — Твое это дитя! Твое!

— Пошла прочь, потаскуха! — Не останавливаясь, Перун оттолкнул жену так, что она едва не упала. — Чем ты ее прельстил, урод?

Велес не дрогнул, глядя на Сварожича.

— Выслушай меня… — начал было он.

— Ты все сказал! — обрубил Перун.

— Велес, беги! — отчаянно закричала Дива.

Оба соперника вздрогнули от ее крика, но Перун, которому это восклицание придало сил, тут же бросился в бой. Не смущаясь тем, что его противник безоружен, он налетел на него, готовый с маху поразить незащищенную грудь Велеса.

Тот увернулся в самый последний момент. Краем глаза он увидел Диву, оседающую на землю с белым от ужаса лицом. Она любила Перуна, у нее под сердцем был его ребенок, старшие близнецы могли быть тоже его детьми…

Эти мысли молнией пронеслись в голове Велеса, и он сделал рывок. Перун так и не понял, что произошло, но копье, только что нацеленное в грудь врагу, вдруг ожило и вырвалось из руки, отлетев на несколько шагов. Обезоружив противника, Велес кинулся к коню.

— Закрыть ворота! — закричал Перун. — Ящер, ко мне! В один миг Велес был в седле, но тут же понял, что опоздал. Сторожа сообразили все раньше и уже опустили решетку, закрывая путь к отступлению. А сверху уже расправил крылья Ящер. Его горящие глаза неотступно следили за пришельцем, когти напряглись — зверь готовился схватить его.

И все-таки оставался еще один путь — тот, каким Велес всегда приходил к Диве и каким он унес ее. О нем никто не знал. И Велес кинулся наперерез снижающемуся Ящеру, торопясь проскочить к стене в Девичьей башне.

Огромные когти Ящера щелкнули впустую — зверь промахнулся. Увернувшись от хвоста, Велес помчался наверх, стремясь достичь гребня стены прежде, чем Ящер развернется и кинется на него.

Вихрь, поднятый огромным зверем, толкнул его в спину. Ящер тяжело шлепнулся на двор, на несколько мгновений закрыв беглеца от Перуна, он тут же круто развернулся, убирая крылья и открывая обзор, но за это время Велес успел через три ступеньки взлететь на галерею. Оставалось всего ничего — по другой лестнице добраться до верхнего парапета стены и прыгнуть вниз из бойницы, доверившись силе и удаче.

Поудобнее перехватив копье, Перун в два прыжка запрыгнул на плоскую голову Ящера. Не дожидаясь, пока друг сам выберет наиболее удобную позицию, он притопнул ногой, требуя от зверя немедленно замереть на месте, и прицелился. Велес уже стремительно взбегал по ступеням наверх, к спасению, и Перун понял, что враг сейчас уйдет.

Вложив в бросок всю силу и ярость, он метнул копье в темный силуэт. Плечи беглеца исчезли за камнями стены, но Сварожич мог поклясться, что за мгновение до этого они дрогнули, словно от сильной боли.

— Есть! — закричал он и непременно шагнул бы с головы Ящера вниз, если бы зверь не поспешил сам поднести его ближе к ступеням. Выхватив меч, Перун спешил добить раненого врага.

О приезде жены Перуна Живе сообщила девушка-холопка, влетевшая в ее покои и застывшая на пороге — госпожа была строга и запрещала входить к ней без разрешения.

— Что случилось? — Жива поднялась.

— Миледи Дива… — От волнения холопка не находила слов.

— О ней что-нибудь известно? — догадалась Жива.

Об исчезновении жены Перуна и матери шестерых детей знали все и терялись в догадках, что могло с ней случиться.

— Да, хозяйка. — Девушка чуть осмелела, заметив, что ее не отчитывают за вольность. — Я слышала только, что ее привел какой-то… — холопка показала руками большие рога, — странный человек…

Когда изгнали Велеса в день свадьбы Перуна, этой девушке было всего два года, она просто не могла ничего знать о Велесе, чье имя запрещалось упоминать. Но Жива прекрасно помнила, кого Перун еще долго презрительно называл ее женихом. Порой во сне Жива слышала его голос: «Когда-нибудь полюбят и тебя…» Неужели он вернулся?

Она сдвинула брови, смерив холопку холодным взглядом:

— Что ты стоишь? Живо отправляйся к себе, и чтобы я тебя здесь больше не видела!

Холопка убежала, забыв закрыть за собой дверь.

Жива торопливо накинула плащ и выбежала из своих покоев. Ее окна выходили в другую сторону — ни двора, ни ворот из них не увидишь.

Девичья башня, что была почти пуста, имела несколько выходов. Главный открывался во двор. Еще один вел на крепостную стену, и два были тайными — из одного можно было потихоньку перебраться в любую часть замка, а из другого открывались подземные ходы, о которых вспоминали в случае осады.

Жива бросилась к ходу в стене, но, еще не добежав, поняла, что подле него кто-то находится. Дверь была распахнута, заливая ход светом. Выскочив из-за угла, Жива чуть не наткнулась на гостя. Вырвавшийся крик замер у нее на губах, и она пошатнулась, побелевшими глазами уставившись на него.

…Копье с глухим стуком вошло в спину чуть ниже лопатки, едва не сбив его с ног. Велес споткнулся, чувствуя, как деревенеет от боли тело, как перестает слушаться правая рука. Перед глазами поплыли кровавые пятна, и он понял, что до спасительной стены ему не добраться, а если и доберется, то прыжок будет означать смерть. Оставалось одно — та маленькая дверь в конце галереи. Каким-то чудом он оказался лицом к ней. Еще можно было попытаться укрыться за нею — если, конечно, Перун не заметит, куда он спрятался…

Раненый рывком выпрямился, хватаясь руками за стену и стараясь удержаться на ногах. Торчащее копье мешало ему — все силы он тратил на то, чтобы сдерживать кровь, не давая ей вытекать из раны. Рога взметнулись перед самым носом Живы, и глаза женщины и беглеца встретились.

Чтобы не закричать, Жива зажала себе рот руками, но в глазах ее стоял ужас. Велес покачнулся, едва не падая на нее, и привалился боком к стене.

— Я… — прошептал он еле слышно, — сейчас уйду… Отдохну и уйду… Только ты… задержи его.

Ноги его подкосились, и он рухнул на колени.

Жива бросилась к нему, пытаясь поднять. Велес, теряющий сознание от боли, только мотал головой и натужно хрипел, задыхаясь — копье пробило грудь чуть не насквозь. Все же ему удалось встать, но было видно, что на большее он не способен.

— Туда! — приказала Жива, указывая на коридор. — Не стой, если хочешь жить!

— Глаза ему… отведи, — еле слышно выдохнул Велес и сделал шаг.

Сцепив пальцы, Жива бросила на него последний взгляд и побежала на двор.

Сделав всего три шага, она нос к носу столкнулась с Перуном, торопящимся ей навстречу с обнаженным мечом. От неожиданности Жива вскрикнула — ей показалось, что брат уже все знает и пришел за нею.

— Где он? — Перун сам был удивлен сестре.

— Кто? — отшатнувшись, Жива не отрывала глаз от лица Перуна — так чары быстрее подействуют.

— Не бойся меня, Жива. — Сварожич отвел меч в сторону. — Я искал Велеса…

— Я сама хотела спросить тебя о нем, — вдруг выпалила Жива.

— А тебе-то он зачем?

— Понимаешь, — Жива отступила еще на шаг, — мне сказали, что он приехал. Я и поспешила — вдруг мне удастся его увидеть? Все-таки когда-то он считался моим…

Она недоговорила и опустила глаза, потому что Перун расхохотался.

— Твоим женихом? — добавил он, — Ты что думала, он к тебе рвался?.. Нет, сестра, ты никогда не повзрослеешь!.. Велес — к тебе? Да ему о спасении своей шкуры надо думать, а не о развлечениях!

— Что ты хочешь с ним сделать?

— Убью, а шкуру повешу вместо вымпела на башню! — Перун огляделся, и вдруг взгляд его упал на камни под ногами. — А вот и следы!

Жива невольно опустила глаза. Здесь, очевидно, беглец упал, торопясь добраться до ее покоев — на камнях виднелись кровавые следы! Еще одно пятно крови оказалось в щели бойницы.

Сломя голову Перун бросился к бойнице и высунулся из нее чуть ли не по пояс, высматривая врага. Жива последовала за ним, от души молясь, чтобы он увидел то, что хотел.

— Ага, что я говорил! — воскликнул Перун, — Вон, внизу!

Жива выглянула. У подножия замка густо разрослись кустарники и молодые деревца, кое-где образовывая почти сплошной ковер. С утра все они были засыпаны снегом, но сейчас, ближе к полудню, снег растаял, и заросли снова превратились в темную бесформенную массу. На голых ветвях болтался, зацепившись, плащ Велеса — шкура пещерного медведя. Возможно, ее наугад швырнул туда беглец в надежде сбить погоню со следа. Сверху были отлично видны кровавые следы на ней.

— Удрал, — сквозь зубы процедил Перун. Лицо его потемнело от ярости. — Но ничего — далеко не уйдет!

Он нацелил меч на шкуру. Сноп искр вырвался из острия и ударил в нее. Сила была такова, что вспыхнула не только шкура, но кусты вокруг, занявшись веселым золотистым пламенем.

Тишину внезапно прорезал короткий стон боли, быстро заглушенный треском огня.

— Все, конец! — Перун торжествовал.

Жива выпрямилась, сжимая кулаки. В глазах ее стояли слезы. Увидев их, победитель неожиданно утратил веселость.

— Ты плачешь? — ахнул он, бросившись к сестре. — Что с тобой?

— Как ты мог! — закричала Жива. — Как ты мог так с ним поступить? За что?

— Ты ничего не знаешь, Жива. — Несколько опешивший от ее напора, Перун отступил. — Ты ничего не знаешь, что он сделал с моей семьей — по закону, я должен теперь покарать Диву… Мне придется это сделать из-за него! Он убил меня! Он разрушил покой всех живущих в этом доме, а ты его жалеешь! Ты о нас подумала?

— Никогда, — прошипела Жива, наступая на брата, — слышишь — никогда не смей больше являться ко мне!

Повернувшись, она решительно направилась к себе. Перун только пожал плечами.

В коридоре Велеса не было, но следы его вели к покоям. Обходя кровавые отпечатки, Жива ворвалась к себе, заперла дверь на крючок и только тут огляделась. С первого взгляда ей стало ясно, что за стон слышали они на стене.

Просторная уютная комната Живы была обставлена сообразно ее привычкам, оставшимся от дома ее воспитателей в Аркариме. Она была поделена на две половины. В глубине, за пышным занавесом, располагалась изложня, а впереди — горница, где Жива проводила большую часть дня. От ее покоев, тех самых, где ее много лет назад успокаивал Велес в день свадьбы Даждя, нынешние отличались размерами и местоположением в Девичьей башне — были не в пример больше и занимали верхний этаж вровень с крепостными стенами.

Сейчас уютная комната была в беспорядке — несколько лавок были опрокинуты, вещи разбросаны по полу, а через комнату в сторону изложни вели кровавые следы.

Велес сидел на полу, боком неловко опираясь о ложе. При первом же взгляде на него Жива застыла на месте, не в силах даже заплакать. Пол и вещи вокруг были заляпаны кровью, сам Велес тоже был в крови. Рука его лежала на Перуновом копье с обломанным древком — он сам вырвал его из раны и даже попытался остановить кровь, но боль помешала ему. Беглец не открывал глаз, он не шевельнулся, когда захлопнулась дверь, и только по булькающему дыханию можно было догадаться, что он еще жив.

Подбежав, Жива опустилась перед ним на колени, не решаясь прикоснуться к изгнаннику. Все-таки он почувствовал ее присутствие — вздохнул поглубже, попытался пошевелиться, и Жива еле разобрала его шепот:

— Я… я скоро… прости…

Глаза его остановились, и дыхание замерло на посеревших губах.

Жива заглянула в искаженную болью морду полузверя, в тот же миг слезы градом хлынули у нее по щекам, и она припала к груди раненого.

— Ненавижу тебя!.. Ненавижу! — всхлипывала она сквозь рыдания. — Что ты со мной сделал!

Велес пришел в себя от мягкого прикосновения женских рук к его истерзанному болью телу. Некоторое время он провел в полузабытьи между жизнью и смертью, не понимая, где он и что с ним. Мир вокруг был наполнен болью — даже дыхание, даже биение сердца, даже простая мысль: «Я жив» — все отзывалось мукой. Эта боль долгое время держала его без сознания, но наконец чуть ослабила тиски, и он вернулся в реальный мир.

Не замечая, что причиняют ему боль, или не ведая, что он еще может что-то чувствовать, руки касались раны, промывая ее. Это, очевидно, была не просто вода — рану щипало, а ноздри щекотал терпкий запах трав.

Велес застонал от боли и бессилья — любое движение было для него сейчас слишком болезненно.

— Потерпи, — глухо донесся женский голос. — Сейчас будет легче!

Зажурчала вода. Мягкая ткань живительной прохладой прикоснулась к ране, и ловкие руки снова возобновили свою работу, накладывая тугую повязку. Велес покорно позволил делать с собой что угодно — даже если бы его сейчас жгли огнем, у него не было сил сопротивляться.

— Ну вот и все. — Говорившая, судя по всему, устало улыбнулась. — Спи!

Его аккуратно перевернули, устраивая на чем-то мягком. Велес хотел было открыть глаза, но боль уходила, а вместе с нею улетали силы и наваливалась усталость… Он еще долго пребывал в забытьи, просыпаясь порой от того, что нежные руки касались его раны, меняя повязку. В редкие минуты просветления Велес понимал, что он мог бы выздороветь за день-два, если бы не потеря крови и слабость — его жизненных сил хватило бы на трех здоровых людей. И чем дальше, тем яснее он начинал понимать, что не умрет.

Когда он это понял окончательно, то открыл глаза.

Все расплывалось в розоватой дымке, предметы то приближались, то удалялись, двигаясь по своему желанию. С отвычки его замутило, но прежде чем он снова провалился во тьму, кто-то склонился над ним, закрыв собой свет.

— Очнулся, — послышался голос. Тот самый, который он уже слышал раньше. — Наконец-то…

Нежные, тоже знакомые, руки коснулись его щек, пробежали по высокому лбу и надбровным дугам, спустились по горбатому носу до сухих твердых губ, двигаясь осторожно и цепко, как у слепого. Велес отчаянно моргал, стараясь избавиться от дымки и узнать лицо, черты которого он смутно различал.

— Кто ты? — спросил.

Он не услышал своего голоса — тот отказывался повиноваться — или же дело было в глубокой ране в груди, но женщина ласково положила ладонь ему на губы.

— Молчи, — прошептала она. — Пока молчи… Все будет хорошо, ты будешь жить…

Отвернувшись так быстро, что он не разглядел ее исчезновения, она сдавленно заплакала. Велес догадался об этом по ее изменившемуся дыханию. Слепо, на звук, он потянулся к женщине, и его рука встретила ее пальцы.

— Лежи. — Голос ее и правда дрожал от слез. — Лежи…

Велес откинулся назад, запрокидывая голову, и почувствовал, как женщина обняла его за плечи, склоняясь к груди.

А потом настал день, когда он открыл глаза и не увидел розовой дымки. Осторожно протянув левую руку — правая сторона тела почти не двигалась — Велес протер глаза, оглядываясь.

Этой комнаты он не знал. Память подсказала, что он уже видел нечто подобное, но тогда, теряя сознание от боли и потери крови, он не мог позволить себе осматриваться. До сего мига он вообще не знал, где находится. Помнил — удар, сводящая с ума боль, сознание того, что надо укрыться вон за той дверкой, затем лицо женщины, вынырнувшей из-за поворота, ее голос, прикосновения, а дальше только боль и тьма. И поэтому сейчас, придя в себя в незнакомом месте, Велес с удивлением рассматривал убранство покоев — стены и пол, устеленные шкурами, очаг и уголок духов подле него, лавки, крытые узорной тканью, окованные сундуки, рукоделье у окна, светец, стулья с высокими резными спинками и огромное, в рост человека, зеркало, в деревянную раму которого был воткнут нож. Рукоять его была увешана нитками бус, подле рядком стояли мисочки с притираниями, но Велес смотрел только на нож. И постепенно в памяти его стало всплывать воспоминание — он узнал этот нож и понял, где находится. Когда-то это лезвие дрожало в опасной близости от девичьей груди, готовое пронзить ее, а он, Велес, выкручивал руки девушке, в отчаянье решившей броситься на нож.

И только он подумал про нее, как она вошла.

Жива не посмотрела на раненого — руки ее были заняты горшком, от которого поднимался пар и исходил терпкий запах целебных трав. Он жег ей руки, и женщина поспешила притворить дверь и поставить горшок на лавку. Только после этого она выпрямилась, обернувшись к ложу.

Их глаза встретились, и Велес сразу узнал ту, чье лицо в тумане вставало перед его воспаленным взором. За годы Жива изменилась — исчезла девичья гибкость стана, она стала резче в движениях, казалось, даже немного пополнела. Все еще задорно-рыжие волосы теперь не витали вокруг головы непослушным облачком, а, заплетенные в косу, послушно лежали на спине. Краски лица потускнели, оно как-то осунулось, под глазами залегли тени. Но, увидев, что гость смотрит на нее, женщина улыбнулась, и глаза ее заблестели прежним огнем юности.

Подойдя, Жива присела на край ложа, заботливо поправив шкуру, которой был укрыт ее гость.

— Очнулся, — улыбнулась она и потянулась к его щеке, но не донесла руку. — Хорошо…

— Я у тебя? — Не доверяя своему голосу, Велес говорил еле слышно.

— Уже несколько дней, — ответила Жива. — Я так рада, что ты жив!

Она произнесла эти слова так, что у Велеса перехватило горло. Он попытался что-то сказать, но опустил голову. Жива тоже почувствовала смущение и отвернулась.

— Тебя все считают мертвым, — пустым голосом сказала она.

— Знаю… — Велес попытался потянуться к ней непослушной правой рукой, но женщина отстранилась, не поднимая глаз.

— Зачем ты приехал? — Голос ее дрогнул от горечи. — Если бы ты знал, что ты наделал! Теперь Диву…

— Ты должна знать, — Велес повысил голос, не обращая внимания на растущую при каждом слове боль в груди, — что я не прикасался к ней в тот, последний раз… Ну, когда унес ее… Просто у меня не было выхода — я испугался, что Перун убьет ее. Она к тому времени уже была тяжела от него, ребенок в ее чреве — от Перуна, я тут ни при чем… Если бы она порвала с ним, я бы взял ее и не стал бы делать различий между ее детьми… Но она оказалась такой… Я не знал ее раньше, не понимал! — Голос его сорвался. Он натужно закашлялся, и Жива испуганно рванулась к нему, но Велес все-таки договорил: — Теперь она мне как сестра — я отказался от нее… отпустил, и мне жаль…

— Тебе жаль? — ахнула Жива. — А ее Перун запер в башне и запретил кому бы то ни было видеться с нею! Он даже не позволил ей побыть с сыновьями! Она уже несколько дней сидит под замком, и неизвестно, что ее ждет, а ты говоришь — жаль!

— Да! — Велес рванулся к женщине, выпрямляясь и забыв о ране. — Я говорил с Дивой и впервые понял ее. Потому и решил сам вернуть ее Перуну. Если бы он дал мне шанс все объяснить, я бы сказал ему, что преклоняюсь перед его женой и отказываюсь от борьбы за нее. Если бы несколько лет назад я знал о ней то, что знаю теперь, ничего бы этого не было, и я…

Он не договорил — силы покинули его, он закашлялся, падая в постель. На губах его и повязке на плече выступила кровь.

Жива забыла о споре.

— Потерпи, я сейчас! — воскликнула она, бросаясь к оставленному на лавке горшку. — Потерпи немного!

Принесенное варево успело поостыть, и Велес ничего не чувствовал, когда Жива промывала рану и меняла пропитавшуюся кровью повязку. Успокоившись, он терпеливо ждал, но женщина еще долго не решалась заговорить. Наконец она мягко дотронулась до его руки и прошептала:

— Прости. Я не хотела тебя обидеть — совсем забыла, что тебе нельзя волноваться!

Велес посмотрел на свою забинтованную грудь.

— Ты уже дважды спасаешь мня от Перуна, — сказал он. — Я твой вечный должник…

— Тебе вредно много разговаривать, — остановила его Жива. — Ты должен восстановить силы…

— И уйти отсюда? От тебя? — Дотянувшись, Велес накрыл ладонью руку Живы. — Что мне сделать для тебя?.. Понимаю, после того, что случилось с Дивой по моей вине, ваша семья меня на дух не переносит… Но если бы ты знала, что творится у меня внутри!

Продолжая говорить, он осторожно взял безвольную руку Живы и подтянул женщину ближе. Она не сопротивлялась, пока не оказалась в его объятьях. Горячее дыхание обожгло ей щеку. Не удержавшись, Жива оперлась о грудь Велеса. Он уже потянулся к ней, но, словно опомнившись, Жива вдруг повела плечами.

— А ну пусти, — прошептала она и рванулась прочь.

— Не бойся меня! — Велес схватил ее за плечи. — Пойми, я…

— Нет! — Жива отстранилась, с силой упираясь ладонями ему в грудь. Зеленые очи ее сверкали почти так же неистово, как глаза Перуна. — Это ты пойми меня! Я до сих пор помню, что ты не дал мне убить себя в ночь свадьбы Даждя. Ты разбудил во мне жажду жизни, воскресил меня, дал надежду… В ту ночь я почти полюбила тебя!.. — Не веря своим ушам, Велес встрепенулся, но Жива остановила его твердым взглядом. — Да, — продолжала она, — я тебя любила в ту ночь! И бросилась защищать от брата потому, что ты для меня очень много значил. Я даже не догадывалась о том, кто ты на самом деле. Что ты сделал с нами, я узнала от брата, когда он вез меня домой… Но мне было все равно, что говорят про тебя. Я думала — ты вернешься однажды и сам мне все расскажешь. Я ждала — годы ждала твоего возвращения! Я думала, что ты погиб… Но я тебе верила, а потому терпела одиночество… А ты вернулся только для того, чтобы снова все разрушить!

Она замолчала и отстранилась, словно сама испугалась своих слов. Велес не мог поверить. Он только смотрел на немолодую рыжеволосую женщину, с трудом воспринимая происходящее.

— Я отрекся от Дивы, — наконец выговорил он. — Она мне говорила… почти то же самое, что я сказал тебе… Я помнил о тебе эти годы, но… Что я наделал!

Велес откинулся назад, закрывая глаза. Лицо исказила судорога боли, и Жива мигом оказалась рядом.

— Болит? — участливо спросила она, касаясь плеча под повязкой.

— Прости, — только и смог выдавить Велес.

Шли дни — время не стояло, словно торопясь поскорее отодвинуть последние события в прошлое. Вскоре после возвращения Дивы выпал снег и пришла зима. А потом покинул замок Перун — Сварожичу нагадали, что его противник еще жив, и он отправился его искать.

Поиск ничего не дал — следов Велеса обнаружить не удалось. Вернувшись через четыре дня злой на весь свет, витязь ушел в себя. Он бродил по замку мрачнее тучи и не хотел никого видеть. Он рассорился даже с Ящером, и зверь нарочито не обращал внимания на бывшего друга, целыми днями то летая в одиночестве над занесенными снегом долинами, то отсиживаясь на крепостной стене и греясь в лучах зимнего солнца. Приближались самые короткие дни — время перелома года.

Обычно в эту пору готовятся проводить прошлое и встретить будущее. По легендам, в эти дни, когда здесь, на севере, люди еще не селились, случилось несчастье — солнце погасло вообще. Одни считали, что это сделали злые духи, другие — что всему виной были грехи предков. Те, кто знали правду, погибли в то время, а уцелевшие придумывали сотни историй, одна другой страшнее и чуднее. Но все сходились в одном — только чудо тогда спасло мир от полного уничтожения. Оно изменило жизнь всей планеты, и с тех пор самые короткие дни в году считались днями перелома — днями, когда меняется сама жизнь.

Вступая в новое время, обычно все радовались, но сегодня в замке Сварга царила необычная тишина. Лишь простые люди привычно отмечали праздник — прочим было не до веселья. Леди Дива до сих пор сидела под замком, и ее супруг не собирался прощать жену-изменницу. Его близкие не смели перечить Перуну, с тревогой ожидая, чем это кончится.

Все же праздники прошли. Родился новый мир, молодой и сильный. В первые дни после праздников ударили морозы.

Натягивая на голову плащ и пригибаясь под пронизывающим северным ветром, Жива торопилась в Девичью башню. Последнее время она редко делила трапезу с остальными родичами, предпочитая одиночество, а с тех пор как вернулась Дива, сестра Перуна вообще уединилась.

Два или три дня она не покидала своих покоев и запретила даже холопкам приходить к ней. Лишь на праздники она нарушила уединение — может быть, потому, что патриарха Сварга навестили соседи, желая просватать его дочь. Но Жива не стала слушать послов, и они уехали ни с чем. Жива оставалась незамужней.

На сей раз Перун ее понял, решив, что сестра убивается по погибшему Велесу.

Меньше всего на свете дочь Сварга сейчас думала о женихе — пусть и сыне соседа. Прижимая к груди горшок с настоем, она спешила к Велесу. Все праздничные дни он провел почти один — Жива забегала сменить ему повязку, прибраться и накормить больного: отойти надолго мешали гости. Проводив их, Жива неожиданно поняла, что готова прожить жизнь одна — лишь бы не выходить замуж за другого. А он, единственный, был рядом.

Над ее головой жестко, как схваченные морозом листья, зашуршали перья. Остановившись как вкопанная, Жива обернулась. На улице уже стемнело, свет давали только горящие окна и пляшущие на ветру факелы, но она все равно разглядела сидящую на гребне крепостной стены огромную, чуть ли не в рост человека, лохматую птицу. Перья ее стояли дыбом от ветра. Жива остолбенела — голова, шея и плечи птицы были человеческими. От холода обнаженная кожа покраснела. Птица закрывала шею поднятыми крыльями, выглядывая из-за них то одним, то другим глазом.

Несколько мгновений женщина молчала, переводя взгляд с когтистых лап и крыльев на лицо полуптицы и обратно, а потом тихо спросила, видя, что существо не нападает, а только с любопытством разглядывает ее:

— Кто ты — человек или птица?

Гость поежился, открывая разрумянившееся на морозе лицо вечно молодого мужчины с веселым блеском светлых глаз.

— Ни то ни другое, — чуть хрипловатым голосом заявил он. — Я Гамаюн, сын Сирин. А ты кто? Перуну не родня ли?

— Сестра, — согласилась Жива. — Живой зовут.

— Моя мать — враг Перуна, — открыл Гамаюн.

Жива обернулась назад, на главную башню, откуда только что ушла. По дороге она столкнулась с Перуном, но тот даже не посмотрел в сторону сестры.

— Он уже несколько дней ничего от ненависти не видит, — сказала Жива. — Если ты знаешься с его врагами, лучше улетай, пока не поздно. Если он найдет здесь тебя…

— Убьет, — пожал плечами Гамаюн. — Мы виделись только что!

Жива ахнула.

— Тогда тебе повезло. — Она подошла ближе. — Эти дни к нему лучше не подходить. Он со всеми перессорился — даже с Ящером. Во всем мире только Даждь мог бы его остановить, но Даждя нет!

Гамаюн наклонился так низко, что его глаза оказались на одном уровне с лицом женщины. Он с таинственным видом обнял ее крылом за плечо, не давая отойти.

— Если ты мне поверишь, — загадочно шепнул он, — то я тебе такое скажу!..

Глаза полуптицы поблескивали во тьме. Жива разглядела в них боль и страх и кивнула:

— Говори!

— Я весть о Дажде принес. Помощь ему нужна! Жива ахнула, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Вспомнилось забытое когда-то дорогое лицо, ее первая, еще полудетская любовь и боль потери, от которой ее избавил Велес. Вспомнились ее тревоги и зависть, когда она, одинокая, каждый день видела Марену и Даждя — сначала счастливых, а потом постепенно становящихся друг другу чужими. Даждь в те годы часто заходил к ней, подолгу сидел молча, но чувствовалось, что в тихих покоях Живы он старался избавиться от гложущей его боли. Жива одна понимала, что всему виной Марена, и она догадалась, что была права, когда имя сестрицы-соперницы прозвучало из уст гонца.

— Прости, я не могу говорить о ней, — потупился Гамаюн. — Я должен найти помощь поскорее, иначе она его убьет. Но здесь никто не будет меня слушать…

Он осекся, потому что Жива решительно взяла его за лапу.

— Я, кажется, смогу найти помощь, — сказала она, — Но только надо, чтобы никто не догадался, что это сделала я. Подожди здесь до ночи, когда погасят огни и все уснут. Тогда я приду на это самое место… Ты будешь ждать?

Гамаюн выпрямился, оглядывая замок. Он не верил, что помочь ему может хрупкая женщина с испуганными глазами, так похожая на Перуна. Но она крепко держала его за лапу, и Гамаюн, отбросив колебания, посмотрел на нее.

— Я буду ждать, Жива, дочь Сварга, — сказал он.