"Королев" - читать интересную книгу автора (Романов Александр П.)

Глава вторая В этом моя жизнь

19 ноября 1942 года в, день начала разгрома фашистских войск под Сталинградом поезд прибыл в Казань. Королев вышел из вагона и увидел среди встречающих старого знакомого – В. П. Глушко.

– Валентин Петрович? – не скрыв своего крайнего изумления, воскликнул Королев. – Вот чего не ожидал, так не ожидал...

– Как видите, я здесь. Да вы, Сергей Павлович, вижу, не знали, что после суда меня сюда сослали. Судьба у нас с вами одна. – Валентин Петрович иронически улыбнулся и продолжал: – Рад видеть вас, Сергей Павлович. Будем работать снова вместе. А дел столько...

В. П. Глушко в то время возглавлял коллектив, входивший в очередную «шаражку», или специальное КБ системы НКВД при авиационном моторостроительном заводе. Валентин Петрович сразу перешел к делу:

– Не секрет, что наша авиация еще отстает от фашистской. Новые самолеты только начинают выпускать сорийно. Решили применить жидкостные ракетные двигатели в качестве ускорителей боевых самолетов. Подсчитали, что тогда машины смогут увеличить скорость на 180-200 километров в час. И не вам, Сергей Павлович, объяснять, что с ракетным ускорителем самолет и от земли оторвется быстрее, и в воздухе будет маневренное. Теперь ясно, для чего вы понадобились?

– Я всегда говорил, что главное – мотор, – отвечал, посмеиваясь, Сергей Павлович.

– Он есть. Его тяга достигает трехсот килограммов. Главное сегодня другое. Надо запрячь его в самолет. Одним словом, до зарезу нужна специальная авиационная ракетная установка – АРУ. Я знаю, только вы сможете в короткий срок сконструировать ее. Ради этого я и добивался перевода вас к нам, в Казань. Руководство обещает создать вам все необходимые условия.

Немного обжившись на новом месте, Сергей Павлович послал родным письмо: «Переехал из одного города в другой срочно и ничего из вещей, даже самую необходимую одежду, захватить не успел. Нас здесь просто замечательно встретили, и очень много людей сейчас хлопочет о нашем дальнейшем благополучии... На производстве для нас сделаны многие хозяйственные предметы, как, например, алюминиевая посуда, которую я терпеть не могу, так как все это время пользовался только ею, затем всякие плитки, тазы, бидоны и пр. Шьют нам занавески на окна и белье... Чувствую, что вы в ужасе. Но, ей-богу, это же все пустяки, и я даже не замечаю всего этого. Так что не волнуйтесь и давайте посмеемся вместе».

Приятной неожиданностью для Королева стала встреча в этом же режимном ОКБ с Борисом Сергеевичем Стечкиным. Он занимался разработкой воздушно-реактивного двигателя. Сергей Павлович попросил профессора при необходимости консультировать его, как в ГИРДе.

– Почту за честь, – охотно ответил Стечкин так, как будто не к нему обращались с просьбой, а он к Королеву.

Несмотря на шестнадцатилетнюю разницу лет, между двумя будущими академиками сложились не просто взаимоуважительные, а самые дружеские отношения, много способствовавшие плодотворной работе по созданию ракетных ускорителей. Королев в трудную минуту не раз советовался с Борисом Сергеевичем.

Да, Сергеем Павловичем в эти дни владело хорошее настроение. В КБ его приняли прекрасно, хотя и оставался он по-прежнему заключенным. Но жизнь постепенно налаживалась. Королев имел возможность вплотную заняться ракетным делом, разработкой авиационного ускорителя. Пришлось на время отложить проектирование самолета-перехватчика, начатого в Омске. Работа над эскизным проектом АРУ не заняла у Сергея Павловича много времени. Помог значительный опыт, накопленный в ГИРДе и РНИИ в 1931-1938 годах.

Выступая на одном из заседаний техсовета КБ,

С. П. Королев доложил об основных положениях проекта АРУ:

– Жидкостный ракетный двигатель РД-1, как вам известно, работает на азотной кислоте и тракторном бензине. Его предполагается установить в хвосте. Сложнее с баками для топлива – его не одна сотня килограммов. Их надо разместить так, чтобы не нарушить центровку машины. Пожалуй, им место в средней части фюзеляжа. Топлива должно хватать на 10 минут полета. Надо еще продумать способ подачи топлива в камеру сгорания ЖРД.

Члены техсовета начали задавать вопросы:

– Как мыслите систему управления установкой?

– Из кабины летчика путем включения специального рубильника. При этом пускать двигатель, то есть увеличивать скорость самолета, предусматривается в любое время полета.

– А что дает самолету включение ракетного двигателя на земле?

– Вертикальная скорость при отрыве от земли с включенной ракетной установкой возрастает примерно на 30 процентов, соответственно увеличивается и угол набора высоты.

– Вот это здорово! Этого-то как раз и не хватает многим нашим машинам.

– При этом процентов на 70 сократится разбег самолота, он быстрее поднимется в воздух. Еще есть вопросы? – спросил Королев.

В качестве базовой машины для экспериментов выбрали самолет Петлякова – Пе-2.

Проект Королева специалисты оценили по достоинству. 1 января 1943 года приказом по КБ его назначили руководителем отдельной группы, которой поручалось конструирование авиационной ракетной установки.

Как ни важно и ответственно для Королева было конструирование авиационных ракетных установок, потаенная мысль о реактивном самолете никогда не покидала его. И, обдумывая АРУ, Сергей Павлович все более убеждался, что ускорители – временная мера, что рано или поздно винтомоторную группу в авиации вытеснит реактивная сила. Отрывая часы от отдыха и сна, одновременно с АРУ Королев продолжал совершенствовать проект реактивного самолета-перехватчика РП, начатый еще в Омске.

Вскоре С. П. Королев представил руководству конструкторского бюро 58 листов расчетов, эскизов, компоновок самолета-перехватчика и приложил объяснительную записку. В ней конструктор предельно лаконично определил назначение и применение проектируемого самолета «как средства борьбы с вражеской авиацией в воздухе при обороне наземных объектов – городов, укреплений и т. д., а также для внезапной.и быстрой атаки наземных целей противника – танков, батарей, зенитных точек, переправ».

Через несколько дней руководство КБ, несмотря на очень заманчивые характеристики предлагаемого самолета, все-таки потребовало от Королева не отвлекаться от поставленной первоочередной задачи и сосредоточить усилия на разработке проекта ракетной установки-ускорителя для пикирующего бомбардировщика Пе-2. Королев со своей группой приказ выполнил в беспрецедентно короткий срок – за четыре месяца.

В окончательном проекте АРУ, утвержденном 24 мая 1943 года, отмечалось: «РУ-1 является совершенно новым техническим агрегатом, впервые осуществляемым на самолете с целью испытания и отработки реактивного двигателя в летных условиях».

С. П. Королев так организовал работу, что подготовка Пе-2 и изготовление АРУ пошли в быстром темпе. Через несколько месяцев на заводском аэродроме появился внешне ничем особенно не отличавшийся от своих собратьев самолет под номером 15/185. Только при внимательном взгляде специалист мог заметить в хвостовой части машины небольшое сопло. Из него порой с невероятным шумом вырывалась огненная струя. Шли многократные наземные испытания установки. В комиссию по испытаниям входили В. П. Глушко, С. П. Королев и летчик А. Г. Васильченко. Бортовым инженером назначили участника разработки ЖРД Д. Д. Севрука. Работа продвигалась быстро, и на 1 октября назначили летные испытания самолета Пе-2, оборудованного вспомогательным ракетными двигателем.

День стоял на редкость теплый и солнечный. С. П. Королев, В. П. Глушко не скрывали своего волнения. Летчик Александр Васильченкв включил мотор. Блеснув на солнце лопастями, пропеллер превратился в сплошной круг, и самолет легко побежал по взлетной дорожке.

– Старт отличный, – похвалил летчика Королев, увидев, как незаметно Пе-2 оторвался от земли и, сделав разворот над аэродромом, стал набирать высоту.

– Ну что же он не включает реактивный двигатель?! – не отрывая глаз от самолета, нетерпеливо спросил Глушко.

– Все по программе, Валентин Петрович. Не волнуйтесь. Васильченко летчик аккуратный.

В этот момент из хвостовой части Пе-2 вырвалась огненная струя. Самолет словно кто-то подтолкнул вперед, и он заметно прибавил скорость и высоту.

– Сработал! – облегченно вздохнул Глушко. – Поздравляю вас, Сергей Павлович.

– Ваша лошадка, Валентин Петрович, моя уздечка, – пошутил Королев, – а все вместе АРУ. Но это только начало.

Пе-2 возвращался на аэродром. К Королеву и Глушко подошел авиационный конструктор В. М. Мясищев, под руководством которого после гибели В. М. Петлякова разрабатывались все модификации этого самолета.

– Поздравляю вас, Сергей Павлович и Валентин Петрович, с успешным началом, – пожав руки, поблагодарил Владимир Михайлович. – По моим подсчетам, АРУ проработала, как и требовалось для первого полета, две минуты. Скорость Пе-2 увеличилась больше чем на девяносто километров в час. Это то, что нам надо! Спасибо!

Это было действительно только начало. С того октябрьского дня один полет следовал за другим. Они проходили на разных высотах и режимах скорости, и каждый раз решали новые задачи, которые подбрасывал ЖРД. «Но фронту наше КБ пока ничем не помогает. Немцев под Курском и Белгородом разгромили, а АРУ все испытываем... – с горечью размышлял Королев. Обида брала за сердце: – Чем я помог народу? Одно утешение – туполевский бомбардировщик... Авиационный ускоритель! Когда он еще войдет в серию!»

Королев с еще большей интенсивностью продолжает испытания. Тщательно проверялись приборы контроля за режимом реактивного двигателя, система автоматики, споаобная выключать ЖРД в случае неисправности и, естественно, сам двигатель. Королев, хотя это и не входило в его обязанности, стремился испытать работающий ЖРД лично, непосредственно в полете на различных высотах и скоростях.

Удачи и неудачи чередовались: то падало давление в камере сгорания двигателя, то он самовыключался. Однажды во время отладочного полета двигатель взорвался. Благодаря мастерству и самообладанию летчика Александра Васильченко все кончилось более или менее благополучно. С. П. Королева ранило, возникла угроза зрению, и он оказался в больнице.

Казалось, после этого случая Сергей Павлович надолго откажется от испытательных полетов. Но он человек другого склада. Там, где был риск, он всегда старался проделать эксперимент лично.

Королев и Глушко разобрались в причине аварии, и вскоре Сергей Павлович снова испытывал АРУ в воздухе.

Как-то один из руководителей авиазавода высказал свое недовольство слишком растянувшимся, по его мнению, сроком испытания АРУ.

– Если потребуется, мы поднимем самолет в воздух сто, двести раз. Необходима величайшая надежность. Там человек. Или вы об этом забыли? И человеку тому сражаться с врагом. Так что прошу не командовать...

Не каждый мог так ответить начальнику, тем более находясь в положении Королева.

Надежности машин, которые конструировал Королев, заботе о летчиках Сергей Павлович всегда отдавал особое предпочтение и никогда ни на йоту не отступал от этого им же принятого правила. Так было и на этот раз. На бомбардировщике Пе-2РД с ракетным двигателем на химическом зажигании (РД-1ХЗ) экипаж совершил 110 экспериментальных полетов. Убедившись, что АРУ работает надежно, Королев написал в докладной: «Испытания показывают, что двигатель РД и реактивная установка работают нормально. Хорошо совпадают экспериментальные и расчетные данные». После этого начались контрольные испытания АРУ на самолете Пе-2РД с участием представителя Военно-Воздушных Сил.

Ракетные установки, разработанные Королевым, были взяты за основу подобных экспериментальных АРУ, которые использовались затем на самолетах Лавочкина, Яковлева, Сухого.

В августе 1944 года произошло долгожданное и вместе с тем неожиданное событие, хотя на первый взгляд и не изменившее всю остальную жизнь С. П. Королева. Его, как и остальных участников работ над ЖРД и АРУ, освободили из заключения. Об этом он узнал из предъявленной ему выписки протокола No 18 заседания Президиума Верховного Совета СССР от 27 июля 1944 года. Освободили по представлению НКВД СССР. Сергей Павлович несказанно радовался. «На два года раньше, – вдруг подумал Королев. – Шесть лет чуть 1не день в день». Но сознание, что он свободен, было настолько сильным, что в мгновенье утопило в памяти все прошлое. «Скоро домой... Ксана... Наташа... Мама...»

Но шла война, и освобожденные не могли тотчас же разъехаться по домам. Королев тоже остался. Да он и не мог бросить испытания, не доведя их до конца. Имелось и еще одно малоприятное обстоятельство. При реорганизации ОКБ Казанского авиационного завода группу Королева, работавшую над АРУ, не выделили в самостоятельную опытно-конструкторскую и научно-исследовательскую организацию, как он настаивал в своих предложениях, ее включили на правах отдела в КБ двигателей. Главным конструктором его назначили В. П. Глушко, а его заместителем по летным испытаниям С. П. Королева.

Теперь Сергей Павлович жил в собственной комнате, которую ему выделило руководство Казанского авиазавода. Он был так рад этой комнате, что решил в письмо к матери подробно описать ее, рассказать о своем быте:

«У меня хорошая комната... с двумя окнами... много света и солнца, так как мое окно смотрит на юг и на восток немного. Утром с самого восхода и до полудня, даже больше, все залито ослепительным, ярким светом. Я но ощущал раньше (до войны) всей прелести того, что нас окружает, а сейчас я знаю цену и лучу солнца, и глотку свежего воздуха, и корке сухого хлеба. Комната моя „шикарно“ обставлена, а именно: кровать со всем необходимым. Стол кухонный, покрытый простыней, два табурета, тумбочка и письменный стол, привезенный мною с работы. На окне моя посуда: три банки стеклянные и две бутылки, кружка и одна чайная ложка... Но я не горюю... Это ведь не главное в жизни, и вообще все это пустяки...»

Королев, как-то зайдя поздно вечером в техническую библиотеку, чтобы проверить несколько актов об испытаний! АРУ, обратился к дежурной в этот день Лидии Павловне Палеевой, которая часто и охотно подбирала для Королева нужную литературу.

– Нет ли у вас каких-либо материалов по немецким самолетам и ракетам? – спросил конструктор.

– Нет, откуда. Мы и газеты-то получаем не все.

– Надеюсь, есть Годдард и Оберт, хотя бы в выпусках «Межпланетные сообщения» профессора Рынина? Лидия Павловна развела руками.

– Есть, правда, один редкий журнал «Былое» за 1918 год. Чудом сохранился. В нем помещена статья «Проект воздухоплавательного прибора» Николая Кибальчича. Читали?

– В юности, смутно помню. Разрешите.

Библиотекарь передала Сергею Павловичу журнал, и инженер быстро нашел нужные страницы. Вначале читал молча, потом не выдержал:

– Нет, вы послушайте, Лидия Павловна, что пишет этот человек: «Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными-специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу Родине и человечеству: я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью...»

– Какая сила духа! – изумился Королев, прервав чтение. – Невероятно! Вот он истинно русский человек. Запишите журнал за мной.

Лидия Павловна взглянула в лицо Королева – щеки впали, под глазами синие круги. Она знала – он берет книги, чтобы работать по ночам.

– Нельзя так, – невольно вырвалось у женщины, – не жалеете себя.

– Разве можно работать иначе, жалеть себя, когда Родина в опасности? – резко ответил Королев.

Почувствовав, что своим тоном, кажется, незаслуженно обидел женщину, еще раз взглянул на нее: вид у нее был невеселый.

– Что-нибудь случилось, Лидия Павловна?

– Дочь тяжело заболела, – призналась она, – осложнение на почки, нужна сахарная диета. А знаете, как сейчас с сахаром...

– Ну это в наших силах... Вы хоть рядом с ней. А я... Моя Наталка без меня выросла, ей почти девять лет, – с грустью сказал Королев. – Возвращусь, не узнает... Письма и те редко... От жены. Одними письмами живу.

– Все будет хорошо. Скольких людей война разметала по земле, – успокаивала Палеева Королева.

– При чем тут война! Вы же знаете, Лидия Павловна!.. – Сергей Павлович что-то еще хотел сказать, но тут же взял себя в руки. – Значит, сахарная диета? Только и всего?

А через некоторое время Королев принес свой паек сахара.

– Это для дочки, – решительно сказал он. Сколько его ни уговаривала, ни упрашивала Лидия Павловна, взять сахар обратно не согласился.

– А книжечки, что я прошу, – поищите. Казань велика. Может, найдутся они в университетской библиотеке?

– Обязательно, Сергей Павлович. Да, я для вас отложила «Красную звезду». Несколько дней назад получили. Тут про немецкие ракеты.

С. П. Королев развернул старый номер «Красной звезды» с интересным сообщением: «Немецкие баллистические ракеты „Фау“ разрушили кварталы нескольких английских городов. Есть человеческие жертвы».

«А ведь мы могли бы иметь подобное оружие куда раньше фашистов, – с досадой подумал Королев. – Нет, нам в этом отставать нельзя. Не имеем права. Не можем и не будем. Надо пробивать ракетный перехватчик. Необходимо еще раз обратиться с просьбой в соответствующие инстанции, чтобы разрешили мне заниматься непосредственно ракетной техникой».

Жизнь Королева текла по заведенному распорядку. Днем – схемы, чертежи, эскизы, стендовые и летные испытания. Так как его оригинальный проект ракетного самолета-перехватчика Наркомат авиационной промышленности так и не поддержал, Сергей Павлович предложил усовершенствовать самолет конструктора С. А. Лавочкина Ла-5ВИ, снабдив его жидкостным ракетным двигателем.

Вечером – снова чертежи, но уже «свои», для души... А ночью... Ночью Сергея Павловича не оставляли думы о доме, о Ксане. Письма из дома были редки, а Сергею Павловичу хотелось знать о родных ему людях все-все. Как там доченька. Ведь ей уже десятый год. Когда-то еще доведется увидеться. «Да ведь она меня не помнит, – эта мысль часто обжигала Сергея Павловича. – Полюбит ли она меня? Конечно, полюбит, моя Наталка, ведь она на меня похожа, моя дочка».

Наступало утро, и Сергей Павлович шел в КБ.

С фронта приходили хорошие вести. Красная Армия била фашистские войска за пределами СССР. На советской земле в освобожденных районах налаживалась жизнь. «Скорей бы война кончилась, скорей бы! Вот тогда поработаем. Противников, уж наверное, не будет. Война доказала необходимость в ракетах. Нельзя отставать от других стран, это-то уж всем ясно», – так все чаще думал Сергей Павлович.

В октябре 1944 года Королев отправил в Москву документ, в котором доказывал необходимость разработки и производства ракет дальнего действия.

Предложение С. П. Королева о развертывании ракетного дела не осталось без внимания. В ЦК КПСС и Советском правительстве уже рассматривались вопросы, связанные с созданием ракетного потенциала. К решению практических задач были привлечены Академия наук СССР, Академия артиллерийских наук, группа ученых и специалистов, работавших в этой области. Они заинтересовались конкретными предложениями Сергея Павловича, просили выслать документацию. Королев получил и конкретные задания по разработке ракет дальнего действия. Проектное задание оказалось именно таким, на которое надеялся сам конструктор. 2 декабря 1944 года Сергей Павлович сообщал близким: «Но задачи громадны и высоты, на которые надо взобраться, так велики, что наши большие предшественники и учителя могли бы только мечтать о том, над чем практически уже мы начали сейчас работу».

Сергей Павлович рад, рад, как редко случалось в жизни. Он понимал, что подчиненность двигателистам дело временное, и чувствовал, что близок к реализации своей мечты, он уже держит в руках хвост своей жар-птицы. Пусть с АРУ еще много забот, но все основные силы – на разработку ракет, на выполнение ответственного задания. А для этого надо знать и о достижениях в этой области за рубежом. Инженер Королев начинает изучать английский язык, немецкий он знает. "Я теперь занимаюсь английским языком, – пишет он десятилетней дочери Наташе 25 декабря, – и мне мой учитель обещал поставить пятерку. А почему ты получила четыре?

Вот я приеду, и мы с тобой будем разговаривать по-английски".

Сергей Павлович не сообщил дочери, что сейчас занят еще и разработкой курса лекций, которые он собирается читать в Казанском авиационном институте. «Все хорошо. Война скоро кончится. Красная Армия неудержимо рвется к Берлину. Все хорошо. Сердцем чувствую – скоро буду дома», – подумал он, заклеивая конверт.

Весть о Победе застала Королева в цехе авиазавода. И хотя все уже давно ждали этого известия, ликованию не было предела. Вот оно! Свершилось!

Столпились у громкоговорителя.

– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! – начал И. В. Сталин 9 мая обращение к народу. – Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени войсками Красной Армии и наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.

Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом.

Все слушали, стараясь не пропустить ни звука. Каждое слово доходило до сердца, обжигало радостью,

Сергей Павлович смахнул слезу. Стыдясь своей слабости, он оглянулся по сторонам: не было в эти минуты вокруг него безразличного человека – многие молча плакали, не стыдясь нахлынувших чувств.

Через месяц пришло известие, что Сергей Павлович награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Так Родина оценила вклад в Победу конструктора Сергея Павловича Королева.

В августе 1945 года С. П. Королев покинул Казань. Его отозвали в Москву.

Несколько суток тащился поезд до столицы, останавливаясь чуть ли не на каждой станции, пропуская воинские эшелоны. В одних, с цветами и песнями под гармошку, возвращались домой солдаты, для которых война уже кончилась, в других ехали те, которым предстояло еще разбить японских милитаристов. Эти составы шли без задержки на восток.

Только выйдя из вагона, ступив на мокрый от дождя перрон Казанского вокзала, Королев поверил, что наконец он в Москве.

Сергеи Павлович перекинул через плечо вещевой мешок, взял в руки легкий фибровый чемодан и, увлекаемый потоком пассажиров, быстро зашагал вдоль перрона, завернул за угол вокзального здания и оказался на Комсомольской площади, убранной флагами добровольных спортивных обществ. Выше всех развевался флаг спортобщества «Локомотив». 12 августа 1945 года впервые после войны отмечался Всесоюзный день физкультурника. Королеву то тут, то там встречались небольшие группы спортсменов. Кто-то шел с Красной площади, где только что закончился парад физкультурников, кто-то торопился на стадионы. Вместе со всеми Сергей Павлович вошел в метро...

Чем ближе подходил к дому на Конюшковской, 26, тем тревожнее и вместе с тем радостнее билось сердце, застанет ли кого-нибудь из родных. Предупредить заранее о своем приезде он не смог. Вот и дом. Легко вбежал по лестнице на родной этаж, остановился у квартиры 11. Закрыто. По давней привычке пошарил рукой в укромном местечке и нащупал ключ. Открыл дверь и не в силах больше сделать и шага, тяжело опустился на стул. Посидел, передохнул, но не смог унять учащенно бьющееся сердце.

Вошел в комнату. Тот же столик и фотография, где он с Ксаной и двухлетней Наталкой. Возле снимка лист бумаги с торопливо написанными словами: «Сережа, сразу же позвони по телефону... Ксана». Значит, ждала, ждала!! Не было более счастливой минуты, чем эта, и не было дороже этих нескольких строк.

...Через два часа в доме у Баланиных на Октябрьской собралась вся семья. Не оказалось только Наталки. Она где-то бегала с подругами и обычно возвращалась лишь к обеду. Сияющая от счастья Ксана не отходила от мужа. Худой, осунувшийся, еще более большелобый, он казался старше своих лет и вызывал гнетущее чувство жалости. Они сидели рядом, взявшись за руки, и не могли наговориться. Мать и Григорий Михайлович, чтобы не мешать, незаметно ушли на кухню готовить праздничный обед. На этот раз было из чего: Сергей привез с собой несметное богатство – две буханки хлеба, банку американской тушенки, кулечек сахара и банку сыра. Мария Николаевна принесла припасенную для этого дня пачку настоящего чая, полученную по продовольственной карточке.

На стол, накрытый белой скатертью, как в прошлые годы, поставили его любимую чашку с голубыми цветами. Едва сели за стол, как влетела Наталка. Увидев сидящего рядом с матерью мужчину, улыбающихся бабушку и дедушку, вначале растерялась, не узнав, но быстро сообразив, что перед ней ее отец, которого она знала лишь по старой фотографии да по рассказам матери, бросилась к нему и крепко обняла.

– Папа, почему ты так долго был в командировке?

– Так случилось, Наталка, – это все, что отец мог ответить дочери.

Шли дни. Сергей Павлович отдыхал, наслаждаясь домашней жизнью. Ждал назначения. И -был даже доволен, что оно задерживалось. Сергей Павлович не мог не заметить, как сильно изменилась Ксана за минувшие семь лет. Стала строже, собраннее и молчаливее, почти совсем седая. Глаза, которые так любил, редко загорались прежним озорным блеском. Где-то на дне их затаилась неугасимая печаль. А ведь ей всего тридцать семь... И все же невзгоды, выпавшие на долю Ксаны, не подкосили ее. Все эти годы жена трудилась в больнице имени Боткина, в годы войны лечила раненых, защитила кандидатскую диссертацию. Она получила известность как прекрасный хирург-травматолог.

Но чуткая душа Сергея Павловича не могла не уловить едва заметную перемену в их отношениях. Жена стала сдержаннее в своих чувствах к нему. А может, это только казалось ему, жаждущему чего-то необычного. Ведь позади семь лет тяжкой разлуки. Да и приходила Ксана с работы бесконечно усталой.

Незаметно для себя Королев стал тяготиться своим временным бездельем. Он не знал толком, хотя и догадывался, для чего его отозвали из Казани в Москву. Пытался выяснить, отвечали: «Отдыхайте, когда надо будет, вызовем».

«Хорошо, что у Наталки каникулы», – думал Королев. Проводив Ксану на работу, позавтракав, они с дочерью уходили из дому, смотрели кинофильмы, бродили по паркам, ездили к бабушке на Октябрьскую. Им вместе было хорошо. Отец не мог наглядеться на дочь. Такая же темноволосая, с красивым изгибом бровей над искристыми карими глазами. Дочь и характером походила па него. Однажды зашел разговор, кем она хочет быть.

– У тебя, Наталка, хорошие способности к математике. Для инженера это прекрасно.

– Нет, папа, я твердо решила – буду врачом, как мама.

– Так уж и решила, – улыбнулся отец.

– Мне жить и мне решать...

Ответ дочери словно вернул Королева в юность. Дочь ответила ему теми же словами, что он когда-то своей матери.

Первого сентября Наталка пошла в школу, и Сергей Павлович оказался совсем один. Друзей, с которыми работал в РНИИ, почти не осталось, другие сторонились, хотя жили с ним в одном доме.

В этот день Сергей Павлович гулял по Москве один. В красочном наряде первого месяца осени она казалась красивой, как прежде. Но и раны войны, приметы суровых лет встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще много зданий с развороченными обгоревшими крышами. Рядом с книжной витриной на стене магазина нестертый знак указывал на бомбоубежище. В стороне от цветочной клумбы, разбитой на месте разрушенного дома, щетинились поржавевшие металлические противотанковые «ежи». На стенах читались полустертые временем лозунги военной поры: «Все для фронта!», «Ни шагу назад!» Но все это не оставляло удручающего впечатления. Чувствовалось, что Москва стремится скорее наладить мирную жизнь, восстановить народное хозяйство. Столица показывала в этом пример всей стране – почти все городские предприятия, научные высшие учебные заведения вернулись из эвакуации. Станки и металл, автомашины и ткани шли с московских предприятий в города России, на Украину, в Белоруссию, в республики Прибалтики, в Молдавию и Карелию. «Выстояли в 41-м, выстояли потом, выстоим и сейчас. Еще как выстоим. Дайте только небольшой срок», – радостно думал Сергей Павлович, возвращаясь домой. А вечером второго сентября они вышли на улицу всей семьей. Знали, сегодня Москва от имени Родины будет салютовать двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами советским солдатам и матросам, разгромившим японских вояк.

Вторая мировая война закончилась. Наступил долгожданный мир.

Через несколько дней Королева пригласили в Наркомат вооружений.

Тут он узнал, что еще в годы войны в военных кругах Советского Союза не без влияния достижений немецких ракетчиков вопрос об отечественной ракетной технике стал в повестку дня. В середине 1944 года в Научно-исследовательском институте Наркомата авиационной промышленности появилось подразделение, назовем его «Ракета». Ему поручалось дать научно обоснованное заключение о целесообразности и возможности использования ракет в оборонном потенциале Родины. Научное руководство «Ракетой» возглавлял известный авиаконструктор В. Ф. Болховитинов. В нее вошли бывшие соратники Королева по ГИРДу и РНИИ М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев, а также конструкторы А. Я. Березняк и А. М. Исаев, построившие вслед за королевским ракетопланом в 1942 году первый опытный реактивный самолет-истребитель, специалисты различных технических направлений Н. А. Пилюгин, В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, Б. Е. Черток, представители армии.

В распоряжение группы Болховитинова стали поступать блоки ракет «Фау-2» с артиллерийского полигона Дебице (Польша), где в свое время размещались немецкие ракетные позиции. С них велись учебные стрельбы. В точках падения ракет советские войска обнаружили их обломки. Они-то и стали предметом исследования советских специалистов.

Но полученных данных явно недоставало, чтобы сделать окончательные научно-технические обобщения и тем более начать собственное производство нового отечественного вида оружия. К тому же руководство Наркомата авиационной промышленности отказалось от продолжения работ по ракетной тематике как несоответствующей ее профилю. Решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР новое дело передали в Наркомат вооружений. Так по главе ракетного производства стал нарком Д. Ф. Устинов. Знакомство с материалами группы «Ракета» убедило наркомат, что требуется дальнейшее углубленное изучение немецкой трофейной техники. В то время в Германии работала Межведомственная техническая комиссия. В ее-то состав позднее и вошли специалисты из группы «Ракета» и других научно-исследовательских, производственных и военных организаций – Г. А. Тюлин, В. П. Глушко, В. П. Бармин, М. С. Рязанский, В. И. Кузнецов, Е. Я. Богуславский. В августе 1945 года первая группа членов Межведомственной технической комиссии вылетела в Берлин.

– Формируется Советская техническая комиссия, – сообщил заместитель наркома. – Одной из групп ее, куда "входите и вы, Сергей Павлович, предстоит ознакомиться с немецкой трофейной ракетной техникой. Полетите в Берлин.

Настроение у Королева сразу испортилось: снова предстоит разлука с семьей.

– Вы, конечно, понимаете, – продолжал заместитель наркома. – Американцы не успокоятся. Сбросив атомные бомбы месяц назад на Хиросиму и Нагасаки, они будут продолжать разработку атомного оружия. И враг у них теперь только один – мы. И мы должны быть не только во всеоружии, но обязаны опередить в этой области американцев. По отзывам вы, Сергей Павлович, крупный специалист по ракетам и всегда занимались их конструированием.

– Не мне судить об этом. Но с ракетами я действительно связан давно, с тридцатых годов. Во время войны работал в авиастроении, потом занимался проектированием ракетных ускорителей для боевых самолетов. Все это составит, наверно, несколько больших томов. Другой профессии, кроме ракетчика, для меня нет. В этом моя жизнь.

– Вот и хорошо. Весь ваш опыт мы и намерены использовать. Вам надо докопаться до конструктивных нринпипов строительства «Фау», разобраться в сущности организации серийного производства, технологии... Да, что мне вас учить, вы это лучше меня знаете. Одно скажу – американцы вплотную всем этим занимаются. К ним в руки попало больше сотни снарядов «Фау», а их конструктор Вернер фон Браун в добровольном плену и усердно помогает им. Нам отставать в этом деле не с руки. – И, уже прощаясь с Королевым, счел нужным предупредить: – Найти трофейную технику, тем более документацию к ней не просто. Немцы уничтожили все, что могли, остались «ножки да рожки».

– Ясно, – ответил Королев.

– Обживетесь, можете вызвать к себе семью, – будто прочитав затаенные мысли Королева, добавил заместитель наркома. И еще раз напомнил: – Поручается нам дело государственной важности. Оно находится под личным контролем товарища Сталина.

Ранним сентябрьским утром Королев вместе с другими пассажирами, преимущественно военными, поднялся на борт самолета Ли-2, следующего по курсу Москва – Варшава – Берлин. Сергею Павловичу перед командировкой присвоили звание подполковника, и он впервые через много лет надел военную форму. Сел к иллюминатору. За несколько минут до отлета второе кресло занял молодой офицер. Они познакомились. Соседом Королева оказался лейтенант Иван Бровко, возвращающийся в Германию, где выполняет задание Технической комиссии, возглавляемой Л. М. Гайдуковым и Ю. А. Победоносцевым.

День выдался ясный, безоблачный, на залитой солнцем земле все виделось так четко, как смотрится макет города в архитектурной мастерской. Щедрая сентябрьская природа сколько могла скрашивала все вокруг. Но разве спрячешь разрушенные города и поселки, выжженные леса, пустующие поля, валявшуюся разбитую технику.

– Скажите, что это за город? – обратился Королев к Бровко. – Вижу: несколько церквей и больше ничего нет.

– Это все, что осталось от Смоленска, – ответил он, не впервые летевший по трассе Москва – Варшава – Берлин.

Летчик, уточняя курс полета, словно специально развернул самолет над городом. Смоленск лежал в развалинах.

– Да, город русской славы, – задумчиво произнес Королев. – Сколько врагов он повидал, сколько войн. Выстоял. Задержал недругов и в 1941-м, помог Москве. Вечная ему слава. И спасибо.

– Немцы два года хозяйничали в городе, – добавила бортпроводница, угощая пассажиров чаем. – Я сама-то из этих мест. Год как шинель сняла. Дом свой искала. Даже переулка не нашла. Мне люди говорили: из восьми тысяч домов всего триста осталось. Да и в тех без ремонта жить нельзя.

Самолет сел в разрушенном варшавском аэропорту. Трудно было поверить, что мелькнувшая под крылом самолета гигантская развалина – некогда один из красивейших городов Европы Варшава – подлинное собрание архитектурных шедевров. Гитлеровцы преднамеренно уничтожили польскую столицу.

Королев и Бровко вышли из самолета подышать свежим воздухом.

– А сколько наших сел и городов гитлеровцы стерли с лица земли, – с горечью сказал Бровко. – Людская кровь не водица, а пролито... ее... чем измерить. Были бы у нас в армии к началу войны на границе знаменитые «катюши»...

– Их могли дополнить реактивные самолеты, – и . тут же Королев зло бросил: – Не наша вина, что мы отстали, не наша... История спросит, и спросит с кого надо со всей строгостью. С тех, кто... А нас обвиняли, что мы мешаем оборонным делам... Эх, сколько времени потеряли, сколько людей! Войну меньшей кровью могли выиграть.

Многое передумал за дорогу в Германию Сергей Павлович, все увиденное казалось ему кошмарным сновидением. Живя– в Омске и Казани – городах, не опаленных войной, он не представлял в полной мере всего бездонного бедствия, принесенного стране гитлеровскими ордами. Судьба, как он считал, помешала ему в полную силу послужить Родине в тяжкую годину. Но сегодня, кажется, настал его день. Теперь он, Королев, сможет отдать без остатка все свои знания, накопленный опыт народу, Родине. Его ракеты – он был уверен, что теперь их построит, – надежно защитят страну. Сергей Павлович понимал, что реально приступает к осуществлению дела всей его жизни.

С этими мыслями Сергей Павлович прилетел в Берлин.

На аэродроме под Берлином их встретил один из руководителей Советской технической комиссии подполковник Георгий Александрович Тюлин.

– А мы где-то с вами встречались, – подавая руку в внимательно всматриваясь в Тюлина, сказал Королев.

– Так точно! До войны в Реактивном институте, я еще был студентом физического факультета МГУ. В университетской лаборатории выполняли заказы вашего отдела.

– Верно. Вы приезжали к нам. Рад встретиться.

Через несколько дней в Тюрингии, где обосновалась Техническая комиссия, состоялось совещание. Г. А. Тюлин представил собравшихся друг другу. Сергея Павловича он охарактеризовал как известного специалиста-ракетчика, одного из основателей ГИРДа, первого в стране Реактивного института, конструктора авиационных ракетных установок.

Среди членов Технической комиссии только Сергей Павлович Королев в течение многих лет занимался ракетами, да еще Валентин Петрович Глушко, разрабатывающий жидкостные ракетные двигатели; остальные – специалисты в разных областях техники. А предстояло полностью разобраться в конструкции и производстве «Фау», попытаться собрать хотя бы несколько немецких ракет. В этих условиях приняли единственно верное решение. Каждый из специалистов, в зависимости от направления его деятельности, отвечал за один из компонентов ракеты. Так, В. П. Глушко изучал двигатели, Н. А. Пилюгин – системы управления ракетой, В. И. Кузнецов и М. С. Рязанский занимались автоматикой и радиотехникой, В. П. Бармин – пусковыми устройствами.

С. П. Королев, как специалист, лучше других знавший в комплексе все проблемы ракетостроения, понимавший тонкую взаимосвязь между компонентами конструкции, стал неофициальным лидером группы.

Королев трудится, можно сказать, с наслаждением: занимается любимым делом и, как никто другой, зримо представляет себе его великие перспективы. А тут еще непредвиденное. В начале октября к Королеву пришло руководство комиссии и поздравило его с награждением орденом «Знак Почета». Сергей Павлович, услышав новость, на какую-то долю секунды усомнился: возможно ли это? Но сердце, его сердце подсказало: «Правда, правда, Родина ценит тебя, не зря трудился всю войну».

Работала Техкомиссия в сложнейших условиях. Замнаркома оказался прав. Отсутствовала техническая документация, особенно по системам управления. Правда, в разных точках советской зоны оккупации Германии, па территории Польши и Чехословакии удалось найти остатки «Фау». Тут-то и проявил себя Королев. Его обширные знания, прекрасная интуиция очень помогали делу. Не имея технических данных, он как бы «дорисовал» неизвестное. И вскоре удалось понять всю систему производства и применения ракетных снарядов «Фау-2» от разработки чертежей до запуска ракет. Работе комиссии большую помощь оказал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, бывший тогда главнокомандующим группы советских войск в Германии.

Настал день, когда подошло время начать монтаж, а затем испытания трофейных ракет. За разрешением обратились в Москву. Оттуда последовал приказ: «Везите домой и испытывайте». Но где и как? Ведь в стране не было испытательных ракетных полигонов. Королева осенила оригинальная мысль. Он предложил построить испытательный центр на колесах. Его поддержали. Каждый вагон специального поезда переоборудовали в отдельную лабораторию. Вскоре «Ракетный центр» на колесах начал действовать.

...Международная обстановка все более усложнялась. Не успели еще высохнуть чернила на документах, подписанных союзниками по антигитлеровской коалиции, как У. Черчилль, лидер английских консерваторов, в присутствии президента США Г. Трумэна, в американском городе Фултоне, призвал англосаксонские страсы к объединению против СССР. Вскоре стали создаваться военно-политические блоки, направленные против СССР и стран, встающих на путь социалистического развития. Над миром нависли грозовые тучи «холодной войны». Создалась взрывоопасная обстановка. Центральный Комитет КПСС, Советское правительство оказались вынужденными принять экстренные меры по повышению обороноспособности страны. В марте 1946 года сессия Верховного Совета СССР законодательно закрепила эти меры. Принятый на сессии пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства предусматривал развитие новых оборонных отраслей техники и производства. А Совет Министров СССР во исполнение решения сессии 13 мая 1946 года принял историческое постановление о создании отечественной ракетостроительной промышленности.

Сергею Павловичу Королеву вместе с другими членами Технической комиссии и многим научным, конструкторским и производственным коллективам страны предстояло своей работой претворить в жизнь ото постановление.

Для контроля за работой специалистов в Германию приезжала авторитетная комиссия во главе с наркомом вооружения Дмитрием Федоровичем Устиновым. Детально ознакомившись с работой, он одобрил усилия технической группы одной фразой: «Не зря хлеб едите».

Во время поездки в Германию Д. ф. Устинов близко узнал Королева и обратил внимание на его технические знания, организационные способности и ту энергию, с какой он работал. Впоследствии судьба не раз сводила ик, большей частью они находили взаимопонимание.

В мае 1946 года на все лето к Сергею Павловичу приехала жена с дочкой. Все стало на свои места: работа, семья. Хотя дел у него было по горло, он все-таки находил время отдыхать. Часто, посадив Ксану и Наталку в машину, сам садился за руль, возил их по городу или окрестностям. Тут, в Нордзаухене в августе застало Королева сообщение об утверждении его начальником отдела и Главным конструктором баллистических ракет дальнего действия головного научно-исследовательского института. Приказ о его назначении подписал Д. Ф. Устинов. Позднее также его приказом первым заместителем Главного конструктора утвержден тртзднач 11-летний авиационный инженер Василий Павлович Мишин.

– Вот и настал твой день, Сергей, – услышав приятную новость от мужа о назначении его Главным конструктором, поздравила жена. – Я так рада за тебя. Главный – хорошо звучит.

– Главный – это генерал? – спросила одиннадцатилетняя дочка, не разбиравшаяся в чинах.

– Нет, дочка, просто полковник. У меня три звездочки на погонах, а у генерала всего одна, – отшутился отец.

– А где твое конструкторское бюро?. – поинтересовалась жена.

– Наверное, не в Москве, Ксана! Слышал, в районе Подлипок. Кажется, не очень далеко.

Ксения Максимилиановна насторожилась: опять разлука. Она уже устала от них. Ей хочется после всего пережитого раз и навсегда быть вместе.

– Ты не волнуйся, Ксана, – заметив еле уловимое движение бровей жены, Сергей Павлович попытался успокоить ее. – И для тебя там найдется интересная работа. Помнишь, ведь ты еще в ГИРДе помогала нам, проводила медицинские исследования.

– Как же так, Сережа. Я же не смогу бросить Боткинскую. Там столько друзей. Самые трудные годы с ними. Если бы не их поддержка... Нет, я не смогу... Ты пойми, я ведущий хирург-травматолог.

И вдруг Ксана не сдержалась, выплеснула все, что накопилось за долгие годы разлуки. На полуслове оборвав себя, долго молчала, досадуя на внезапную вспышку. Немного успокоившись, она подошла к мужу, положила руки ему на плечи. – Извини, я погорячилась. Ты можешь меня понять?

– Не надо!..-отстраняясь от жены, воскликнул муж. Он уже не слушал, что ему говорила Ксана. Он осознал:

Ксана не хочет понять его. Сейчас, когда давняя мечта, пронесенная через всю жизнь, стала, как никогда, близкой и осуществимой, – она, его Ксана...

– Сережа, Сережа! Я так исстрадалась. Ждала тебя... Столько лет.

– Тебе придется сделать выбор. Я или твои друзья. Ты слышишь, Ксана! Нет, не нахожу слов. Как ты могла сказать такое, как у тебя повернулся язык. Да без любимого "цела мне просто не жить. Нет, ты не хочешь ехать со мною потому... – он долго подбирал нужное слово. Но так и не подобрал, крикнув: – Ты поедешь со мной, со мной...

– Я подумаю, – неожиданно для мужа твердо сказала Ксана. – Я подумаю.

Когда муж ушел, Ксана крепко прижала к себе дочь и, сокрушаясь, сказала сама себе: «Кажется, все возвращается на круги своя. А нам как быть, Наталка? Работа для отца – главное. А мы?»

Эта маленькая трещинка, появившаяся в отношениях между Королевым и женой, вскоре переросла в глубокую пропасть, разделившую их навсегда.

А работы по подготовке к летным испытаниям трофейных ракет в спецпоезде продолжались. По результатам исследований советские специалисты готовили многотомный труд под названием «Сборник материалов по изучению трофейной реактивной техники». Вывод всех ученых был однозначен: несмотря на большие практические достижения «немецкий путь развития ракетного дела не содержал каких-либо секретов и откровений... Надо учесть их опыт, но продолжать идти своим путем, начало которому положено еще в 30-х годах коллективами Газодинамической лаборатории (ГДЛ), Группы изучения реактивного движения (ГИРД) и Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ)».

В январе 1947 года Королев окончательно вернулся на Родину. А спецпоезд проследовал в приволжские степи, где в местечке Капустин Яр, недалеко от Сталинграда, создавался первый советский ракетодром.

Но радость от возвращения в Москву была не столь велика, как представлялась Сергею Павловичу в долгие месяцы жизни в Германии. Их размолвка с женой привела к тому, что жить вместе стало невозможно, наступил полный разрыв. Королев переехал в комнату, выделенную ему институтом в подмосковном городке.

«Ну что же, сам, наверное, виноват. Да и сколько мы были вместе? У Ксаны тоже есть любимое дело, – пытался он оправдать бывшую жену. – А Наташка – Наталка, дочь моя. Без нее мне будет еще тяжелее. Да и ей нелегко. Сам рос без отца, знаю. Но я не позволю обманывать мою дочь, как когда-то моя мать меня. Я жив, полон сил, занят любимым делом. Вот только сердце иногда сильно стучит. Ну и хорошо, что стучит, – горько улыбался он. – Слава богу, что стучит. Надо жить, жить и работать».

И Сергей Павлович с головой уходит в работу, находя в ней не только душевное удовлетворение, но и забвение от тягостных раздумий о семье.

«Главный конструктор» – ответственное назначение. Все надо начинать с нуля, практически с создания самого конструкторского бюро, подбора людей. Но это только начало. Предстояло увлечь людей новыми идеями, показать, что ракетостроение требует совсем другого отношения, чем любая, пусть даже очень сложная техника, которой он занимался раньше.

Он хорошо понимал, как важно для работы КБ наиболее рационально использовать возможности каждого сотрудника, конструктора, инженера, ученого, рабочего, слить воедино все таланты, создать коллективный разум, которому было бы по плечу решить столь ответственные и важные для страны задачи.

– Нет ничего выше оказанного нам доверия, – сказал Королев на первом совещании сотрудников нового проектно-конструкторского коллектива. – Оборона Родины. Что может быть важнее этого.

И чем глубже вникал С. П. Королев в работу, тем больше возникало проблем. Это и разработка принципиально новой конструктивной компоновочной и силовой схемы ракеты, которой еще не знал научный мир, определение технических характеристик узлов, агрегатов ракеты и наземного комплекса, увязка последовательности работы всех систем, выбор топливных компонентов, размещение приборов и аппаратуры систем управления, телеметрии, энергопитания, полезного груза.

Создание ракеты – это и непрерывные взаимные увязки между разработчиками отдельных систем, постоянная борьба за каждый килограмм веса конструкции. Это и извечный компромисс между старыми, отработанными и, следовательно, надежными принципами и устройствами и еще недостаточно проверенными, с непредсказуемой падежностью, но более перспективными и многообещающими решениями.

Идей рождалось много. Ему, Главному, следовало каждую оценить, многократно обдумать, прежде чем дать ей ход. Многое опровергала практика, но кое-что становилось нужным. При неудачах, а их на первых порах было достаточно, коллектив конструкторов не отчаивался, продолжал дерзать. Научные решения порой казались настолько смелыми, что отдавали фантастикой: их-то и брал на вооружение Королев, но осуществить их удавалось далеко не всегда.

14 апреля 1947 года в Кремле состоялось совещание, где обсуждались перспективы развития ракетостроения в стране. Вместе со многими видными военачальниками и специалистами на него пригласили и С. П. Королева. Собравшиеся приняли решение: не распылять силы на многие объекты, а сосредоточить внимание специалистов на создании двух-трех ракетных конструкций, добиваясь их надежности. Причем советовалось не спешить с разработкой перспективных конструкций, как предлагал Королев, а сначала воспроизвести немецкую конструкцию, чтобы использовать ее как учебную и для самих конструкторов, и для производства, и, конечно же, для армии.

После совещания С. П. Королева попросили задержаться. Его принял И. В. Сталин. Много позднее Сергей Павлович рассказывал обозревателю ТАСС: "Перед тем как войти в кабинет Сталина, меня предупредили, чтобы я ему не задавал вопросов, был предельно краток. Имевшуюся у меня небольшую папку с тремя листами конспекта доклада не разрешили взять с собой. Сталин отве тил на мое приветствие, но руки не подал. Сталин был s внешне сдержан. Я не знал, одобряет ли он то, что я говорю, или нет. Достаточно Сталину было сказать «нет», как это «нет» в мгновение становилось законом. Такая была обстановка. Очень боялся сталинского вопроса: «Где был раньше, почему не ставил вопрос о ракетах?» Что бы я ему мог ответить?

Возможно, что Сталин знал о проводимых нами опытах. Однако все внимание руководителей оборонных организаций, советников Сталина по военным делам де войны сосредоточивалось на разработке конструкций новых типов самолетов с поршневым двигателем, артиллерийских орудий обычного типа, танков.

По мере заинтересованности моим рассказом Сталин стал изредка прерывать меня, задавать короткие вопросы. Чувствовалось, что он имеет полное представление о ракетах. Его интересовали скорость, дальность и высота полета, полезный груз, который ракета сможет нести. Особенно с пристрастием он расспрашивал о точности ее попадания в цель.

Видимо, Сталину, его военным советникам стало наконец ясно, что первые опыты по созданию реактивных самолетов, артиллерийских ракетных установок и других разработок могут дать впоследствии положительные, далеко идущие результаты. Возможно, что именно тогда ему и напомнили о группе советских ученых, которые шаг за шагом пробивали дорогу этим идеям. Эта встреча все же сыграла свою положительную роль..."

После совещания в Кремле проектированию мощных ракет, продолжавшейся организации научно-исследовательских учреждений и лабораторий, оснащению ряда заводов для перехода на производство ракет, двигателей и приборов к ним стало уделяться еще большее внимание. Выдающиеся ученые – физики, химики, специалисты по баллистике, аэродинамике – включались в работу.

Сергей Павлович Королев был избран членом-корреспондентом Академии артиллерийских наук. В процессе подготовки к первым пускам баллистических ракет по его предложению сформировали Совет главных конструкторов для коллективного решения проблем, связанных с созданием ракетной техники... В него вошли многие из тех специалистов, кто составлял в Германии Техническую комиссию. Валентин Петрович Глушко занялся разработкой ракетных двигателей, которым он посвятил всю свою жизнь. Николай Алексеевич Пилюгин – конструированием систем автоматического управления, Виктор Иванович Кузнецов – гироскопических приборов. Михаил Сергеевич Рязанский взялся за создание средств автоматики и радиотехники. На долю Владимира Павловича Бармина выпало строительство наземного пускового оборудования. Позднее, по мере усложнения разрабатываемых ракетных комплексов в совет вошли и многие другие главные конструкторы. Вошел в совет и Мстислав Всеволодович Келдыш – вице-президент Академии наук СССР.

«Между участниками кооперации,-вспоминал член-корреспондент АН СССР Б. Е. Черток, – царили честные деловые отношения, основанные прежде всего на порядочности. Чтобы согласовать сложный вопрос, достаточно было простого визита и даже телефонного звонка. И если человек дал слово, ему и в голову не приходило отрекаться от него. Когда возникали трудности, то не скрывали их, а искали способы преодолеть их сообща».

Несмотря на поддержку ЦК КПСС и Советского правительства, Совету главных конструкторов с трудом приходилось преодолевать межведомственные бюрократические преграды. С. П. Королеву постепенно удалось добиться правительственного решения, по которому постановления совета являлись обязательными для всех министерств и ведомств...

Успеху дела во многом способствовало и то, что в каждом КБ, возглавляемом одним из членов Совета главных конструкторов, имелся свой «штаб» – технический совет. Он формировался из талантливых творческих людей, увлеченных новой техникой, с лету подхватывавших замыслы своих шефов. Но, в свою очередь, они питали Главных и своими конкретными идеями2. Такой мозговой трест Королев создал и в своем ОКБ и очень гордился им. В него входили союзники-единомышленники Главного, энтузиасты нового дела, беспредельно ему преданные... В апналы истории ОКБ Королева навсегда вошли В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, М. К. Тихонравов, Б. В. Раушенбах, К. Д. Бушу ев, Б. Е. Черток, С. С. Крюков, С. О. Охапкин, П. В. Цыбин, Д. И. Козлов, В. П. Макеев, Е. В. Шабаров, М. Ф. Решетнов, В. С. Будник, большая группа производственников, и среди них – Р. А. Турков, В. М. Ключарев, В. Д. Вачнадзе и другие.

В эти годы в жизни Сергея Павловича Королева произошло одно очень знаменательное событие, окончилось его одиночество.

В мае 1947 года его женой стала Нина Ивановна Котенкова, работавшая в НИИ в бюро переводов. Ей тогда исполнилось двадцать шесть лет. Стройная, с пышными пепельными волосами, собранными в пучок, серыми искристыми озорными глазами, молодая женщина привлекала к себе внимание с первого взгляда.

Как-то руководитель бюро попросил Нину Ивановну зайти в КБ к Королеву.

– Помогите ему в переводе.

По дороге Нина Ивановна встретила знакомых сверстниц. На вопрос, куда она спешит, быстро ответила:

– К какому-то Королеву послали.

Девушки хихикнули и тут же смолкли. К ним подходил моложавый, коренастый черноголовый мужчина. Чуть замедлив шаг, взглянул на них и скрылся за дверью какого-то кабинета.

– Нина! Это же Королев. Строгий, говорят, ужас!

– Ну, девочки, пожалуй, сегодня мне лучше к нему не ходить.

На другой день утром Нина Ивановна пошла к Королеву. Но секретарша решительно сказала:

– Сергей Павлович занят.

– Я не тороплюсь, подожду.

Дверь в кабинет была неплотно закрыта, и Нина Ивановна слышала, как Главный по телефону с кем-то разговаривал. Закончив разговор, Королев выглянул из кабинета и увидел посетительницу:

– Вы ко мне?

– Да. Из бюро переводов.

– Вы очень мне нужны, – сказал он учтиво. – Прошу, заходите, – и открыл перед переводчицей дверь в кабинет.

Пригласив сесть, Сергей Павлович тут же положил перед Ниной Ивановной стопку английских технических журналов. Пока она листала их, Королев внимательно рассматривал сидящую перед ним миловидную женщину. Она понравилась ему уверенностью в себе, непринужденностью. От всего ее облика веяло всевластной женственностью. Отметив статьи для перевода, Королев предупредил:

– Редактировать буду сам.

– Извините, но лучше посоветуйте мне грамотного инженера, чтобы разобраться в технических терминах. Когда перевод будет готов, я занесу его вам.

Через несколько дней Нина Ивановна принесла готовые переводы. Королев одобрил их. Все чаще он стал просить Котенкову перевести необходимые статьи. Ему нравилась эта веселая, острая на язык переводчица, неузнаваемо строгая и деловая, едва речь заходила о работе. Тщательность, аккуратность Нины Ивановны, с какой она выполняла просьбы Сергея Павловича, все больше импонировали ему. Все это сближало их. Молодая женщина не могла не почувствовать повышенного интереса к ней. Суровый и даже иногда строптивый Королев поражал Нину Ивановну знаниями, далеко выходящими за пределы его инженерных дел.

– Нина Ивановна! – осмелел однажды Сергей Павлович. – Не обижу, если приглашу вас в ресторан?

На обратном пути выяснилось, что живут они в одном доме и даже в одном подъезде.

– На втором этаже моя холостяцкая берлога. Надо же! – от души рассмеялся Сергей. – Живем в одном доме и ни разу не встретились...

Сергей Павлович и Нина Ивановна стали часто встречаться.

Однажды он попросил:

.– Нина, расскажи о себе, о своей семье.

– Да что особенно рассказывать. Все известно в отделе кадров, – пошутила она. – Отец умер в 1936-м. До революции был бухгалтером, а потом работал коммерческим директором на крупных предприятиях в Туле, Ижевске. Затем отца перевели в Подмосковье. Я там тоже немного работала. Нарком Орджоникидзе подарил отцу за хорошую работу автомобиль, но потом, после смерти отца, его продали. Ведь у меня три сестры и брат. Мне и еще одной сестре государство установило небольшую пенсию. Так я смогла кончить институт иностранных языков, это было в 1943-м. Работала переводчиком в советском торгпредстве в Иране, а с 1947-го – здесь, в НИИ.

Рассказ Нины Ивановны подтолкнул и Сергея Павловича к откровениям.

– А я теперь беспокоюсь только о Наталке. Осталась ведь без отца. Разлад в семье между отцом и матерью – трагедия для детей. Я сужу об этом по себе. Насколько счастливее была бы моя жизнь, будь рядом со мной отец.

– Зачем же так отчаиваться. Многое зависит от тебя. Вы же, можно считать, в одном городе с Наталкой!

– Нет, дочь уже настроили против меня. Она не хочет со мной встречаться.

– Кто же виноват, что все так получилось?

– Помню свое детство. Веря матери, винил во всем плохом отца... Узнав уже взрослым правду, не мог понять мать. В гибели семьи редко бывает виновен один человек – муж или жена. Повинны обе стороны. В доме тепло, когда в очаг подбрасывают дрова в четыре руки.

Нина Ивановна ничего не ответила. Глядя на молчавшего и как-то поникшего Сергея Павловича, она поняла, что этот человек дорог ей. От всего облика его веяло искренностью, располагающей надежностью. И эта маленькая исповедь, и внимание к ней даже в мелочах, и ненавязчивое желание быть рядом, и эта теплота в глазах... «Нет, это не временное увлечение...» – думала Нина Ивановна. Женское сердце ее не ошиблось...

Осенью 1947 года в основном из найденных за границей, а частично вновь изготовленных деталей построили первые экспериментальные управляемые баллистические ракеты типа «Фау-2» или А-4. Для испытания их в полетных условиях группа ученых и специалистов во главе с С. П. Королевым выехала в Капустин Яр. Накануне отъезда Сергей Павлович позвонил начальнику полигона Вознюку.

– Самую суть, Василий Иванович, – попросил Главный.

– Ждем вас. Вся техника на месте, сборка объектов заканчивается через неделю. Можно начинать испытания.

– А где Леонид Александрович? – спросил Королев о Воскресенском, своем заместителе но летным испытаниям.

– Он вместе с Василием Павловичем Мишиным в поле. Пылища тут такая, солнца не видно. По ночам холодновато. Одевайтесь потеплее.

Королев решил ехать поездом: отоспаться, набраться сил перед испытанием ракет. Четыре дня пути. Время отдыха и раздумий. Настроение было приподнятым, коллектив единомышленников становился все дружнее. Разработанные новые принципы выбора конструктивно-компоновочных схем баллистических ракет дальнего действия (БРДД) единодушно одобрены научно-техническим советом института. Приятно было вспомнить и о том внимании, с которым встретили его доклад на торжественном заседании, посвященном 90-летию со дня рождения К. Э. Циолковского.

В первых числах октября Королев прибыл в Капустин Яр. Сразу провел совещание всех служб полигона. 16 октября начались наземные огневые стендовые испытания ракеты. Это были напряженные дни, Сергей Павлович писал жене:

«...Мой день складывается примерно так: встаю в 4.30 по московскому времени, накоротке завтракаю и выезжаю в поле. Возвращаемся иногда днем, а иногда вечером, но за тем, как правило, идет бесконечная вереница всевозможных вопросов до 1-2 ночи, раньше редко приходится ложиться».

«...Свой долг я выполню до конца и убежден, что вернемся с хорошими, большими достижениями...»

Конечно, далеко не обо всем писал жене Королев. Во время полетных испытаний одной из ракет произошла неполадка с двигателем, не развившим нужной тяги. Мог возникнуть пожар, а за ним неминуемо взрыв ракеты на старте. Первым оценил опасную ситуацию Королев, наблюдавший за пуском ракеты через перископ. Не сказав никому ни слова, он стремительно выскочил ив бункера, вырвал у растерявшегося испытателя брандспойт и начал заливать готовую расплавиться конструкцию пускового стола водой. Выбежавший вслед за Королевым его заместитель по испытаниям Л. А. Воскресенский оттащил Королева из опасной зоны. Но королевские минуты спасли положение. Дефект в двигателе устранили, и ракета успешно стартовала.

– Зачем ты полез туда? – раздраженно выговаривал Королеву Леонид Александрович, единственный из сотрудников КБ, говоривший с Главным на «ты».

– Да я не думал, – оправдывался Королев. – Взорвалась бы...

– Вот именно. И ты вместе с ней. – И, перейдя на шутку, Воскресенский пригрозил Королеву, что будет отныне привязывать его к перископу, чтобы не убежал.

18 октября 1947 года на полигоне Капустин Яр состоялся старт первого образца баллистической ракеты, собранного и отлаженного под руководством С. П. Королева. Затем тут провели еще десять пусков таких же экспериментальных ракет. И хотя в заданный квадрат тогда долетела только треть из них, испытания посчитали успешными. Они помогали наметить пути совершенствования конструкций будущих ракет.

В те дни на полигоне Королев остро почувствовал нехватку инженеров. «Если мы не займемся подготовкой нужных нам специалистов, – думал Королев, – то далеко не уедем. А путь у нас длинный, можно сказать, бесконечный...» В один из приездов на полигон министра вооружений СССР Дмитрия Федоровича Устинова Сергей Павлович завел с ним разговор об этом.

– Что ты, Сергей Павлович, уговариваешь меня как девицу, сам думал об этом, – ответил министр. – Поговорю с кем надо. Может, приспособить для этих целей Ленинградский военно-механический? Отличная школа. Сам окончил его.

– Можно, – согласился было Королев. – Только найдутся ли там нужные специалисты. А ездить москвичам «туда», «сюда» накладно. Времени нет. Лучше Бауманский, Дмитрий Федорович. Все главные конструкторы помогут – готовые преподаватели.

В том же году в МВТУ открылись Высшие инженерные курсы по ускоренной подготовке ракетчиков. Состоялся набор студентов на новый специализированный факультет. 31 декабря С. П. Королев прочитал там вводную лекцию в свой курс «Основы проектирования баллистических ракет дальнего действия». Но Главный конструктор сам оставался «вечным студентом» – он учился на философском факультете вечернего университета марксизма-ленинизма, посещал в столичных институтах по выбору различные лекции видных ученых.

Одновременно с испытаниями трофейных баллистических ракет дальнего действия велась разработка эскизного проекта аналогичной советской ракеты с дальностью полета 3000 километров.

Командировки в Капустин Яр продолжались. Но всегда Сергей Павлович знал, что его ждут в тихой однокомнатной квартирке недалеко от КБ, писал теплые письма Нине Ивановне.

10 октября 1948 года в Капустином Яру стартовала первая отечественная управляемая баллистическая ракета дальнего действия Р-1. Все пуски прошли успешно. Это означало, что советское ракетостроение в короткие сроки успешно освоило разработку и изготовление жидкостных баллистических управляемых ракет.

Случались и неприятности.

Одна из новых экспериментальных ракет, как говорилось у ракетчиков, «ушла за бугор», то есть, пролетев несколько секунд, сошла с заданного курса и завалилась. Это ЧП. Королев казался очень мрачным. После обследования обломков ракеты тут же созвал Совет главных конструкторов. И, как всегда, был немногословен: заседание начал без предисловий.

– Нас подвела автоматика, – Королев взглянул на главного конструктора систем управления Н. А. Пилюгина. Тот с невозмутимым видом, как обычно, делал из листков бумаги коробочки и выстраивал их в одну линию. Эта кажущаяся невозмутимость и вывела из себя Главного конструктора. Карие глаза его потемнели, густые брови вытянулись в одну линию и сошлись на переносице.

– В чем дело, товарищ Пилюгин? – вместо обычного «Николай Алексеевич» спросил Королев. И, не дав ему сказать слова, обрушился на конструктора: – По вашей вине миллионы на ветер. Нам их народ дает на оборону. А мы из-за вашей безответственности – на ветер. Вы что, не понимаете, что делается в мире? Нам дорог каждый час. Они там за океаном не будут ждать...

Пилюгин молчал, не поднимая глаз, с места на место переставлял коробочки. И только пальцы больших рабочих рук, некогда державших слесарный молоток и зубило, нервно подрагивали.

– Не первый раз фирма Пилюгина подводит, – раздался негромкий голос двигателестроителя В. П. Глушко. – Может, стоит подумать о привлечении новых сил?

Такого крутого поворота Пилюгин не ожидал, не ожидал и Королев. В мгновение оценив обстановку, Главный понял, что в накале страстей виноват сам. Он, как никто другой, не хотел, чтобы участники Совета главных конструкторов перешли границы сложившихся откровенных, порою резких, но по сути своей добрых отношений, опасался разрушить творческую атмосферу совета, столь необходимую для такого большого дела, как создание баллистических ракет.

– Может, Николай Алексеевич, – мягко, словно и не было никакой вспышки, поспешил Королев на выручку Пилюгину, – может, вас производственники подвели? В нашей практике, к сожалению, это еще случается.

Вопрос какую-то долю минуты оставался без ответа... Напряженная тишина воцарилась в зале. Все смотрели то на Пилюгина, то на Королева, ожидая развязки.

Пилюгин неторопливо встал. Высокий, большеголовый, с неподвижным лицом. Однако кровь отлила от его висков, и он был до крайности бледен.

– Нет, Сергей Павлович, – негромко, но решительно начал Пилюгин. – Производственники тут ни при чем. Думаю, что конструкторский просчет. Моя вина. Разберемся.

– Мы уж однажды слышали это... «разберемся», – снова сказал тот же Глушко.

– Верно, слышали, – подхватил Королев и с каким-то удовлетворением в голосе добавил, – и «разобрались». Ракеты с пилюгинской системой управления прекрасно полетели. Полетит и эта. – Главный конструктор кивнул в сторону макета новой машины, стоящей здесь же в зале. – Всякий срыв – явление крайне нежелательное. В любом деле. Но будем смотреть трезво. Идем неизведанным путем. И опыт истории техники убеждает, что без издержек не обойтись. Будем же терпимы друг к другу, когда речь идет о поиске рационального, лучшего, чем сегодня. Но если безответственность – гнать, невзирая на лица... – В голосе Королева зазвучали было жесткие нотки, но он неожиданно для присутствующих как-то подобрел: – Думаю поступить так. Коли Николай Алексеевич признался, что в неудаче с системой управления ракетой виноват его институт, то есть предложение: поручить товарищу Пилюгину разобраться во всем и в рабочем порядке сообщить мне о принятых мерах. Нет возражений? Ну вот и хорошо, значит, договорились.

Выступил Д. Ф. Устинов. Любитель крепкого образного словца, он на этот раз говорил мягко. Поддержав предложение председателя совета разобраться в причинах неудач самому Н. А. Пилюгину, он все же предупредил:

– С производственников спрос особый. И мы не забудем об этом.

Конечно, Пилюгин преувеличил, приняв тогда все на себя. Но он больше всего боялся другого: как бы его конструкторы, разработчики, переваливая недостатки на других, не потеряли чувство собственной ответственности за технику, едва передав ее проект в производство. «Подлинный конструктор, – любил повторять Н. А. Пилюгин, – должен знать, как будет вести его детище в сотом, тысячном варианте».

Предвидение С. П. Королева оправдалось: группа специалистов Н. А. Пилюгина самостоятельно разобралась в причинах отказа одного из блоков системы управления полетом. Следующие старты экспериментальных ракет прошли успешно, и на них отрабатывались другие элементы ракетной техники.

С той поры в совете и установился такой порядок: каждый из главных сам искал дефект, не ждал создания комиссии. Все было построено на взаимном доверии. Такой опыт оправдал себя.