"Жестокие мили" - читать интересную книгу автора (Сэлисбери Гей, Сэлисбери Лейни)

Эпилог

В субботу 21 февраля, через две недели после того, как Каасен привез в Ном сыворотку, карантин был снят. Кинотеатр отпраздновал это событие, пригласив всех горожан старше двенадцати лет на бесплатный просмотр двух фильмов: комедии «Бабушкин внучек» с Гарольдом Ллойдом и «Ширли из цирка» в пяти частях с Ширли Мейсон в главной роли. Джеймс Кларк, владелец кинотеатра, все-таки решил подождать еще несколько недель, прежде чем разрешить посещение кинотеатра маленьким детям.

За пределами Нома празднование началось намного раньше. Спустя несколько часов после прибытия Каасена местные внештатные корреспонденты Ассошиэйтед Пресс, «Интернэшнл ньюс сервис», «Патэ-ньюс» и другие масс-медиа послали сообщения по радио и телеграфу, возвещая миру о победе человека и собаки над самыми страшными силами природы.

«Наука создала сыворотку, которая сейчас есть в Номе, – ликовала „Нью-Йорк сан“ в редакционной статье, – но наука не могла доставить ее туда. Все механические транспортные чудеса отступают перед лицом стихии… Железные моторы могут замерзнуть и заглохнуть, но старейший из всех моторов, живое сердце, чье топливо кровь, а „искра“ – смелость, останавливается лишь однажды».

Президент Кулидж слал благодарственные письма, Сенат прервал свою работу, чтобы отдать должное «этой героической эстафете собачьих упряжек, которые доставили спасительную сыворотку страдающим, умирающим жителям маленького городка Ном, далеко отсюда, на мрачном побережье Берингова моря», как сказал, согласно протоколу, сенатор от Вашингтона Кларенс Кливленд Дилл.

Фармацевтическая фирма X. К. Малфорд изготовила двадцать золотых медалей, по одной для каждого погонщика первой эстафеты. Правительство Аляски выдало каждому из них по двадцать пять долларов и почетную грамоту с золотой печатью территории.

Реакция публики была восторженной. «Сиэтл таймс» создала по подписке фонд для погонщиков и собак, и собранная сумма была поделена между ними поровну. В почтовое отделение Нома начали поступать десятки писем и стихотворений, адресованных Балто. Школьники Нома делали все возможное, чтобы ответить на большую часть этих писем; «Ном нагит» получила больше стихотворений, чем могла опубликовать.

Средства массовой информации осознали, что на храбрости других можно сделать большие деньги. Фотоагентство «Пасифик энд Атлантик» начало распространять с помощью собачьих упряжек первые фотографии и кинохронику эстафеты. На самом деле это была лишь реконструкция прибытия Каасена в Ном.

Уже во время эстафеты погонщикам начали поступать предложения от киностудий, деятелей шоу-бизнеса и разнообразных промоутеров. Поскольку Каасен был первым погонщиком, добравшимся до Нома, газеты кинулись описывать пережитое им и Балто во время путешествия. Каасен и его собаки мгновенно стали знаменитостями, и к концу февраля 1925 года они были на пути в Штаты, так как у них уже был заключен контракт с киностудией и организован тур. Каасен и его жена Анна отправились с Балто и другими собаками на юг, в Сьюард, и сели на пароход «Аламеда», отплывающий в Сиэтл. Впервые за двадцать один год скромный погонщик покидал Ном. Когда пароход прибыл в Сиэтл, героя ждал королевский прием. Через несколько минут Каасена поглотило море встречающих.

«Через десять минут после нашего прибытия я совсем потеряла своего мужа из виду, – жаловалась Анна Каасен. – Я могла бы тут же отправиться обратно в Ном, и это была не самая плохая идея».

Несколько недель спустя Каасен и его собаки начали свою недолгую кинематографическую карьеру. Голливудский продюсер Сол Лессер, который впоследствии сделал фильмы «Рин-тин-тин» и «Тарзан», отснял собак и погонщика для тридцатиминутного фильма под названием «Гонка Балто в Ном». Лессер, не теряя времени, нанял Каасена вместе с его упряжкой рекламировать фильм, и вскоре они уже разъезжали по Западному побережью. В Лос-Анджелесе знаменитая актриса Мэри Пикфорд сидела рядом с Балто на ступеньках муниципалитета, а мэр возложил на шею пса венок из цветов.

В то время как Каасен с собаками совершал турне по Западному побережью, уполномоченный по паркам Нью-Йорка объявил, что в Центральном парке будет поставлена статуя Балто. Это была редкая честь, ее удостаивались такие знаменитости, как Христофор Колумб, Уильям Шекспир и Александр Гамильтон. Посыпались пожертвования на установку статуи, и скульптор Фредерик Рот приступил к работе.

Каасен выполнил свои обязательства перед Голливудом и, при содействии другого антрепренера, поехал в девятимесячное турне по Штатам с эстрадными выступлениями. (Спор между Каасеном и Лессером относительно оплаты закончился тем, что собаки были проданы новому антрепренеру.) Турне завершилось в Нью-Йорке, где 16 декабря Каасен, одетый в беличью парку и штаны из волчьего меха, присутствовал при открытии статуи. Балто тихо стоял рядом с ним, не проявляя интереса к церемонии до тех пор, пока две северные ездовые собаки, привезенные с Юкона, не пробрались сквозь толпу и не попытались присоединиться к нему. Каасен успел предотвратить собачью драку.

После открытия статуи Каасен не без сожаления оставил собак с антрепренером, купившим упряжку, и отправился на Аляску через Канаду. Он прибыл в Ненану на поезде и немедленно занялся прежней работой – стал перевозить припасы.

С тех пор как Каасен покинул Ном, прошел почти год. Вернувшись туда в феврале 1926 года, он увидел, что маленький городок изменился. Во время его отсутствия разгорелась жестокая вражда из-за внимания, оказанного ему прессой.

Сначала Леонхард Сеппала решил не поднимать шума. Он хвалил Каасена, совершившего тяжелый переход до Нома, но не был столь великодушен, если заслуги Того не прославлялись так же, как заслуги Балто. Сеппалу оскорбляло, что некоторые газеты приписывали Балто достижения Того, и он сильно расстроился, узнав, что Нью-Йорк готов воздвигнуть бронзовую фигуру «не того пса».

Сеппала однажды сказал: «На Аляске наши собаки значат для нас гораздо больше, чем могут себе представить люди „со стороны“, и неуважение к ним не менее оскорбительно для их погонщиков, чем пренебрежительное отношение к достижениям человека». Непризнание заслуг Того было серьезным ударом для Сеппалы.

«Я еле сдержался, когда „газетный“ пес Балто получил статую за свои „славные достижения“», – писал Сеппала в своих воспоминаниях.

В течение следующих нескольких лет Сеппала делал все возможное, чтобы объяснить публике, что он и Того прошли гораздо более длинный и более опасный отрезок пути, чем какая-либо другая упряжка.

К осени 1926 года у Сеппалы сложился свой собственный план: взять своих сибирских лаек в путешествие, конечной целью которого будут гонки на северо-востоке США. В октябре он покинул Ном вместе с Того и сорока двумя другими собаками на одном из последних пароходных рейсов. Наконец-то Того получит национальное признание. Сеппала со своими сибирскими лайками совершил удивительное количество рекламных выступлений. Вместе с Того и всей упряжкой он позировал фотографам в универмагах и участвовал в рекламной кампании сигарет «Лаки страйк».

Посещая город за городом, Сеппала парадом проходил по главной улице. Повсюду, где он появлялся, собирались такие огромные толпы, что зачастую приходилось вмешиваться полиции. Удивительно, но этот человек, проведший почти всю жизнь среди собак, оказался прирожденным публичным оратором, умевшим прибегнуть и к шутке, и к мрачному юмору. Однажды он сказал залу, что остается в прекрасной физической форме в свои пятьдесят, потому что не пьет и не курит. Затем, когда он стал делать сальто и ходить колесом, из кармана у него выпали две сигары. Публика взревела от восторга. «Они, очевидно, решили, что так и задумано», – вспоминал один из очевидцев.

Нью-Йорк был конечным пунктом их путешествия. Сеппала провел своих собак во главе с Того вверх по ступеням здания городского совета, затем по Пятой авеню и, наконец, по Центральному парку. Несколько раз они появлялись в Мэдисон-сквер-гарден. На глазах у тысяч зрителей Сеппала проезжал на упряжке по ледяному хоккейному полю, и возбужденные собаки проходили повороты на самой высокой скорости, врезаясь в ограждение. Во время одного представления на лед вышел полярный исследователь Руаль Амундсен, он произнес речь в честь Того и наградил пса золотой медалью. Раздались громовые аплодисменты 20 тысяч зрителей. Это было достойное завершение путешествия, и теперь Сеппала мог вернуться к любимому занятию, гонкам.

По приглашению «Чинук-Кеннелз» из Уоналансета, штат Нью-Хэмпшир, в январе 1927 года Сеппала отправился в Новую Англию для участия в ставших популярными гонках по кольцевому маршруту. Он и его сибирские лайки выиграли состязание. В первом же забеге в Поланд-Спрингс, штат Мэн, он обогнал хозяев гонки и других участников соревнования более чем на семь минут. Общественная деятельница из Поланд-Спрингс, Элизабет Рикер, была очарована собаками Сеппалы настолько, что не только заменила свою упряжку упряжкой сибирских лаек Сеппалы, но и купила большинство собак, которых Сеппала привез с собой с Аляски. Затем, пригласив его в содиректоры, Рикер открыла питомник и стала разводить и продавать сибирских лаек.

Следующие несколько лет после открытия питомника Сеппала делил свое время между Аляской и Мэном. В марте 1927 года он впервые вернулся на Аляску после тура по Штатам. Со времен гонок с сывороткой Того заметно состарился, и энергия уже не била из него ключом. Сеппала решил, что путешествие будет слишком тяжелым для собаки, и оставил Того у Рикер.

Гонки с сывороткой стали последним дальним походом Того, на котором «он работал напряженнее всего и лучше всего», и пса оставили доживать последние годы в покое. Большую часть времени он проводил у камина в гостиной дома Рикер. «Это было печальное расставание. Холодным серым мартовским утром Того поднял небольшую лапу к моему колену, как бы спрашивая, почему я не беру его с собой», – вспоминал Сеппала.

Пятого декабря Сеппала наконец нашел в себе силы усыпить Того. Псу было шестнадцать лет.

Но еще долгие годы в Сеппале жил дух пса. Один репортер, писавший о Сеппале много лет спустя, сказал, что «в глубине его живых серых глаз живет пес, который никогда с ним не расстанется».

«Иногда мой путь бывал труден, – писал Сеппала в дневнике в возрасте восьмидесяти одного года, – но конец пути кажется легким – пологий спуск, а впереди виднеется теплый постоялый двор. И подходя к концу маршрута, я верю, что Того вместе со многими моими друзьями ждет меня, и знаю, что все будет хорошо».

Тело Того было помещено в экспозицию музея Йейл-Пибоди в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, и оставалось там в течение нескольких десятков лет. Наконец оно вернулось на Аляску.

Его до сих пор можно увидеть в стеклянной витрине музея «Айдитарод-трейл-след-дог-рейс» под Анкориджем.

Большинство остальных погонщиков, участвовавших в эстафете с сывороткой, когда шумиха стихла, вернулось к своим повседневным занятиям. Бешеный Билл Шаннон продолжал возить почту, охотиться и ставить капканы. Его руки и лицо так и не отошли от обморожения и покрылись новыми рубцами, и однажды он сказал, посещая Штаты: «Все это геройство – чепуха… Я хочу вернуться домой, где люди пожимают друг другу руки и умеют поджарить бекон».

Через несколько лет его задрал медведь.

О погонщиках-аборигенах, прошедших две трети пути, известно довольно мало. Немного нашлось репортеров или кинематографистов, желавших выслушать их историю. По большей части аборигены Аляски воспринимались ими как часть пейзажа, невзирая на то что они говорили на том же языке, работали и вносили свой вклад в экономику страны.

Для многих аборигенов простого «спасибо» было достаточно. «Мне дороже благодарность одной женщины из Нома, чем все деньги, которые я получил за этот пробег», – сказал Чарли Эванс, который прошел сквозь ледяной туман и потерял двух собак в броске от Бишоп-Маунтин до Нулато.

В 1970-е годы, на волне интереса к истории Аляски, вновь всплыли рассказы о героизме погонщиков – эскимосов и атабасков. К тому времени многие из них уже умерли, а память тех, что были живы, потускнела. Тем не менее их роль в гонках была признана, к ним наконец пришла слава, обходившая их все эти годы.

Когда зарождались ставшие теперь популярными ежегодные гонки «Айдитарод», репортерам удалось разыскать старых погонщиков, и организаторы гонок присудили им почетное первое место.

В 1985 году, в шестидесятую годовщину гонок с сывороткой, президент Рональд Рейган послал каждому из трех доживших до этого времени погонщиков письмо с выражением признательности: этой чести удостоились Чарли Эванс, Эдгар Нолнер и Билл Маккарти, погонщик собак атабаскско-ирландского происхождения, который шел по маршруту между Руби и Уиски-Крик.

Вместе с девятнадцатью другими погонщиками вы преодолели самые жестокие в мире мили, чтобы совершить невозможное, – и вы сделали это во имя человечности.

Эдгар Нолнер пережил всех других каюров первой эстафеты с сывороткой. Он умер от сердечного приступа 18 января 1999 года в возрасте девяноста четырех лет. У него было 23 ребенка и более 200 внуков. В 1995 году он сказал Ассошиэйтед Пресс, что удивлен всем этим вниманием и что никогда не думал стать знаменитостью.

– Я просто хотел помочь, только и всего, – сказал он.