Михаил РОГОЖИН МОЙ НЕЖНЫЙ УБИЙЦА

* * *

Выпить в баре не удалось, потому что объявили посадку. И это к лучшему — ноги просто подкашиваются. Боже, какой ужас позади! Заманали! Иду за Лимоном без всяких вопросов и расспросов. Все равно куда. Странно, никто на нас не обращает внимания. Девушки на контроле, точно сонные куры, лениво глядят в монитор, мент вообще сидит за аркой, через которую все проходят. Мне безумно хочется спросить Лимона, взял ли он с собой пистолет или бомбу? Но страшно. Наверное, нет. Не идиот же! Проходим по какому-то коридору и сразу попадаем в самолет. Я аж спотыкаюсь от неожиданности. А стюардесса с дешевой улыбкой тут же предлагает помочь мне снять шубу. Во сервис! Главное, чтобы мою норку не сперли! На всякий случай оставляю при себе. Никогда в таких самолетах не летала. Кресла — громадные, широкие подлокотники, играет музыка, воздух — сплошной кондишн!

Не успела повалиться в кресло, подбегает стюард и спрашивает, не хотим ли мы выпить? Еще как хотим! Мгновенно перед нами ставят два бокальчика с коньяком. Беру свой и впервые с того самого паспортного контроля смотрю в глаза Лимону. Он слабо улыбается в ответ. Небось тоже из последних сил. Пьем молча, хотя я готова сказать ему массу всяких слов. Но пусть пока побудут во мне. Не пропадут. Коньяк либо разведен, либо не действует из-за нервной перегрузки. Прошу еще. Оказывается, мы — в бизнес-классе, здесь дают сколько хочешь.

Лимон закуривает — я продолжаю пить. Из многочисленных мучающих меня вопросов задаю лишь один:

— Ты был в Греции?

— Никогда.

— Здорово! Мы ведь даже не знаем ихнего языка!

— Я знаю, — успокаивает Лимон.

— Какой? — не верю ему.

— Язык денег. Понятен во всех странах мира…

Надо же, какой находчивый. С таким не пропадешь. В эту минуту впервые чувствую себя в безопасности. Ласковая волна подхватывает меня, закрываю глаза и полностью отдаюсь ее покачиванию. Устало допиваю коньяк и отключаюсь. Обычно я улетаю на качелях, висящих над прудом, но сейчас так хорошо в море. Мне некуда торопиться…

Как веселы солнечные зайчики, скользящие на гребнях частых невысоких волн. Приближаюсь к берегу и точно знаю, что там, среди серо-фиолетовых валунов, Наташка и Пат. Они, наверное, уже помирились и играют разноцветными камушками, поджидая меня. Теперь им уже не разлучиться.

Я не стану Пата упрекать. Передо мной он и впрямь ни в чем не виноват. А Наташка его и так простила.

Интересно, как он выглядит после всего?

Волна мягко выбросила меня на шелковистый ярко-желтый песок и бесшумно откатилась. Хочу подняться, но ноги и руки увязают в песке. Приходится передвигаться на четвереньках. Огибаю узкую высокую скалу с острыми зубастыми краями. В полоске тени сидит на корточках Наташка и что-то рисует прутиком на песке. Картинка из нашего детства. Умора! Я ползу на карачках, она сидит на корточках. И обе не удивляемся этому. «А где же Пат?» — хочу спросить, но Наташка предупреждает вопрос.

— Он не придет сюда…

— Но ты же простила? — удивляюсь я.

— Не мне дано прощать, — со слезами на глазах признается Наташка. — Когда увидишь его, передай, пусть успокоится. В конце концов, прощение дается немногим, а покой обретают все.

Я подобралась к ней и увидела на песке нарисованный прутиком широкий крест, на нем написаны какие-то слова. Не знаю, зачем принялась их разбирать. Написано было не по-русски, хотя, голову даю на отсечение, Наташка ни одного иностранного языка не знала. Болтать с иностранцами умела, но писать… Поднимаю голову, чтобы спросить, и с досадой вижу, что Наташка исчезла. Искать бесполезно. Жалко. Дура я, дура. Так много важного нужно было узнать, а я отвлеклась на глупости. Упрекая саму себя, снова пялюсь на оставленные на песке слова и сперва не соображаю, что смысл их мне становится понятен. Оказывается, это совсем просто: jedem das Seine — каждому свое, и ничего более. Почему-то становится жутко. Увязая в песке, спешу обратно к морю. Повторяю про себя, как сумасшедшая: jedem das Seine, jedem das Seine…

Хорошо, я согласна — пусть каждому свое, но где же для меня мое? Чем быстрее ползу к морю, тем дальше оно отодвигается. Неужели придется остаться здесь, на песчаном берегу, в полном одиночестве и превратиться в ящерицу? Нет! Где-то неподалеку должен быть Лимон, как же я могла о нем забыть. Полный рот песка мешает кричать, но я все же кричу и.., просыпаюсь.

Лимон сидит рядом в кресле и гладит меня по голове. Боже, какое счастье! Целую его руку и вздрагиваю, на запястье синими буквами выколото: jedem das Seine. Пытаюсь вспомнить, что это значит, и не могу. Спрошу когда-нибудь потом…

Оказывается, я проспала все на свете. Приносили обед, но Лимон не стал меня будить. А через несколько минут наш самолет приземлится в Афинах.

Там двадцать градусов тепла. Что же я буду делать в своей шубе? Лимон в ответ напряженно смеется.

Мы оба приникаем к иллюминатору. Внизу под нами голубое с темно-синими пятнами море, почти такое же, какое мне приснилось. Самолет резко снижается, и уже видны белые игрушечные домики на берегу. Еще немного — и, легко ударившись о взлетную полосу, самолет приземлился. Я взглянула на Лимона. Бледность его лица меня поразила. Наверное, он и сам чувствует это, потому что говорит:

— Странно, что долетели…

— Почему? — не понимаю я.

— Потому что я ей не верю, — еще более странно отвечает он.

Я снова напрягаюсь. Какая-то тайна, возникшая еще во сне, продолжает преследовать меня.

Лимон от волнения тянется за сигаретой, но в проходе возникает стюардесса и сообщает, что полет закончен, будто и так не ясно. Пассажиры со вздохами облегчения вскакивают с мест и возбужденно начинают переодеваться. Лимон, оказывается, забрал из верхнего шкафчика плащ, выбранный мною в магазине Хромого. У богатых свои привычки. Что до меня, то уж со своей норкой ни за что не расстанусь. Жалко, что Наташкину пришлось оставить в Москве. Плевать мне на жару. Элегантно набрасываю шубу на плечи и вслед за Лимоном направляюсь к выходу. Он ступает одной ногой на трап и застывает в нерешительности. Из-за его мощной спины ничего не вижу. Поднимаюсь на цыпочки, гляжу через плечо. Внизу, у трапа, в открытой красной машине сидит худенькая женщина и, приподнимая большие круглые темные очки, приветливо машет рукой. Неужели нам? Толкаю Лимона:

— Это нас встречают?

— Встречают, — глухо отвечает он.

Его плечи приподнимаются, словно он готовится вступить в драку с каким-то невидимым врагом.

И, не оглядываясь на меня, медленно, даже как-то неуверенно, начинает спускаться вниз. Пассажиры, уже успевшие забраться в автобусы, с любопытством наблюдают за нами. Я некоторое время продолжаю стоять. Теперь мне хорошо видны и красная машина, и женщина, сидящая в ней. Стюардесса обнимает меня за талию и спрашивает:

— Это вас встречают?

— Нас! — с вызовом отвечаю я и устремляюсь за Лимоном.

Он уже подошел к машине и о чем-то разговаривает с встречающей нас дамой. Первое, что я услышала, приблизившись к ним, вопрос, заданный надменным и слегка насмешливым тонким голосом:

— Откуда эта вешалка?

— Со мной, — односложно сообщает Лимон.

Я от неожиданности теряю дар речи. Ничего себе заявочка! «Да кто она такая?!» — внутренне возникаю я. Но язык не поворачивается ответить что-нибудь эдакое.

— Не ожидала, — строго заключает она.

На что Лимон тут же добавляет:

— Для меня тоже полная неожиданность — увидеть тебя здесь.

— Ты прав. Встречать тебя — слишком большая честь. Ладно, садитесь в машину. На летном поле долго находиться нельзя. Только пусть она оставит шубу.

Ну, это уж слишком! Не на такую напала! Вплотную подхожу к машине и, глядя прямо в темные круги очков, с вызовом заявляю: она, между прочим, больших денег стоит!

Видать, ей не понравился мой напор. Сразу отвернула морду. Пусть знает! Но все портит Лимон, который молча срывает норку с моих плеч и бросает под колесо автомобиля. Я рванулась поднимать, но он грубо хватает меня и перебрасывает через закрытую дверцу на заднее сиденье. Сам садится рядом с этой стервой. От возмущения и обиды мое горло перехватывают рыдания. Ничего не могу с собой поделать. Сижу, уткнувшись в колени, и плачу. «Боже, ну почему я такая несчастная?!» На меня не обращают внимания. Одним глазом наблюдаю, куда едем. Вокруг стоят самолеты с олимпийскими кольцами на хвостах и надписью на бортах «Олимпия». Подъезжаем к невысокому, совсем невнушительному зданию аэропорта. Какой-то полицейский, в голубой рубашке с короткими рукавами, подходит к нам, отдает честь. Берет из рук Лимона паспорта и, не глядя в них, ставит какие-то штампы, потом желает нам чего-то на непонятном языке. Поднимают шлагбаум, и мы выезжаем на забитую машинами площадь.

— Поздравляю, вы в Греции! — ни к селу ни к городу объявляет стерва. Не знаю, радуется ли Лимон, я же не могу оправиться от шока, вызванного тем, что эта сука проехалась колесами по моей новой норковой шубе, оставив лежать ее на пыльной бетонке.

— Куда едем? — интересуется Лимон.

— Придется в гостиницу. Не везти же мне эту крысу к себе.

— Успела устроиться?

— А ты по мне уж и за упокой души отслужил?

После этих фраз понимаю, что Лимон каким-то образом связан с этой женщиной. Но ведь когда мы летели, он ни словом о ней не обмолвился. Скрывал? Хотя как он мог скрывать? Ведь Иван Христофорович достал билеты в Грецию без его ведома.

Выходит, старик специально подстроил эту встречу! Так вот почему он не полетел с нами. Остался в Москве и быстренько предупредил по телефону эту мадам, что мы прилетаем. Нет! Старый дурак сообщил только о Лимоне. Подставил всех. Я получаюсь третьей лишней. Мадам от ревности готова переехать не только мою шубу, а заодно и меня. Лимону тоже ситуация не в кассу. Зачем ему эта баба?

Он же меня с собой сам взял. По голове гладил.

Чтобы этот Хромой сдох! Чтобы его разорвало на сто частей!

Машина между тем на приличной скорости несется по шикарной широкой улице. По сторонам стоят четырехэтажные дома с огромными витринами, и почти во всех демонстрируются машины.

Иногда, правда, попадаются окна, залитые светом десятков люстр, висящих внутри. Реклама яркими красками, освещенными солнцем, слепит глаза.

Боже! Настоящая заграница! Еще вчера в холодной заснеженной Москве я не знала, куда податься, а сегодня еду по заграничному шоссе. В такое и поверить страшно…

Инга с огромным трудом сдерживала себя, чтобы не бросить руль и не вцепиться в хныкающую на заднем сиденье девчонку. Карты ведь предупредили, что Лимон появится не один, но до последней минуты Инга не хотела в это верить. Когда он возник на трапе, ей показалось, что впервые карты ошиблись, и сердце затрепетало от радости. Но восторг быстро сменился разочарованием. Приходилось подчиняться ситуации. Второй раз в жизни она уже не потеряет Лимона. Оставшись одна, Инга много времени проводила в раздумьях. Навалилось много дел, но она выбирала лишь те, которые приближали встречу с любимым, брошенным ею в Москве на произвол судьбы. И вот Лимон сидел рядом и смотрел прямо перед собой, словно ехал в такси.

Он тоже был чрезвычайно раздражен. Ночь, проведенная им в полном оцепенении среди пожарища, оставленного Ингой, подвела черту между жизнью с Ингой и новой, в которой проскользнул и задел за живое образ спасенной им девчонки. Он летел в Грецию с надеждой начать другую жизнь.

Ольга никогда не должна была узнать о его прошлом и, в частности, об Инге. Лимон действительно поверил в то, что Инга улетела в другие миры.

Ему даже в голову не пришло, что она просто могла собрать вещи и выйти через дверь. Да и сейчас в это не особенно верил, но встреча в аэропорту поставила его в тупик. Он, по сути, и не разглядел Ингу, а ведь она наверняка хотела ему понравиться. Только вот — зачем?

Терзаемые каждый своими мыслями, они, храня неприступное молчание, подъехали к высококлассному отелю «Титания», находящемуся на центральной улице греческой столицы, между площадями Синтагма и Омония. Путешественники без багажа последовали за Ингой и попали в просторный холл, освежаемый кондиционерами. В центре стояли мраморные грации, вокруг были цветы. Пахло дорогими духами и ароматами трубочного табака.

Степенные люди, в легких белых костюмах, и дамы, в шортах и вязаных кофтах, своим присутствием словно подтверждали класс отеля. Повсюду слышалась английская речь.

Инга подошла к портье и заговорила с ним на греческом языке. Тот с улыбкой в обмен на паспорта протянул два ключа. Инга взяла оба и обратилась к Ольге:

— Надеюсь, вас устроит одноместный номер?

Или вам непременно нужна одна кровать на двоих?

— Прекрати! — зло одернул ее Лимон.

Лицо Ольги залила краска. Она отбросила навалившиеся на глаза роскошные светлые волосы и беспомощно взглянула на своего друга.

— Ну что ж, тогда сделаем иначе! — вдруг заявила Инга и обратилась к портье с какой-то просьбой. Судя по улыбке грека, он был готов исполнить любую ее прихоть.

Инга поменяла два ключа на один и, ничего не объясняя, направилась к лифту. Лимон и Ольга, стараясь не смотреть друг на друга, последовали за ней. Номер, дверь которого открыла Инга, оказался апартаментами. Огромный, обставленный ультрасовременной мебелью, с белым пушистым ковром посредине, он был предназначен для самых респектабельных гостей. Ольга застыла в дверях, не решаясь войти. Инга первым делом задернула плотные темные шторы, потом плюхнулась в белое низкое кожаное кресло, закурила и надменно кивнула Ольге:

— Заходи же. Давай знакомиться, княгиня.

Ольга в растерянности снова взглянула на Лимона. Он пожал плечами и подошел к мини-бару, состоявшему из открытой овальной части, на которой стояли хрустальные фужеры и стаканы, и закрытой тонированными стеклянными дверцами холодильной камеры, где хранились бутылки с напитками. Вытащил пузатую бутылку красного вина «Бужеле», одним ударом выбил пробку и с жадностью принялся пить прямо из горла. Несколько капель упало на белоснежный ковер. Ольга хотела подбежать и вытереть, но не решилась. Вместо этого она подошла к дивану и скромно присела на краешек.

Прежде чем внимательно рассмотреть соперницу, Инга отметила кричащее несоответствие цветов малиновой блузки и бежевого брючного костюма, силуэт которого отдавал позапрошлогодними показами. Впрочем, какой иной выбор мог сделать Лимон, понятия не имеющий, что такое изысканный вкус?

— Почему вы назвали меня княгиней? — не выдержала ее критического взгляда Ольга.

— Так тебя звали в детстве. Хотя и сейчас, если покопаться в твоей родословной, благородную кровь отыскать можно.

— Спасибо, — не зная, что ответить, буркнула Ольга.

— А меня зовут Инга. Я — любовница Лимона, его единственный друг и вся его жизнь… — Она повернулась к нему и поинтересовалась:

— Кажется, я правильно представилась?

— Во всяком случае, была, — уклончиво ответил Лимон. Он понимал, что попал в ловушку. Сейчас Инга, подобно кошке, хочет поиграть с пойманными мышками. Перечить бессмысленно, к тому же Лимон уже ощутил знакомое навязчивое ощущение мистической зависимости от любого эмоционального посыла этой колдуньи. Она снова легко и властно овладевала его волей, по-хозяйски, спокойно повелевала им. Единственное, что ей пока не удалось, так это подавить в его душе возникшее чувство к Ольге. Но Инга с безразличием многоопытного врача, наперед знающего картину болезни и заранее определившего, в какой момент следует применять хирургическое вмешательство, решила не придавать никакого значения появлению, Ольги.

— Судя по картам, ты каким-то чудом спас эту милую девушку от верной смерти? — в знак примирения спросила она.

— Это ужасная история! — оживилась Ольга. — Меня сейчас, наверное, разыскивают как убийцу.

Инга пристально посмотрела на девушку. Бледное лицо избавилось от красноты, чувственные воспаленные губы подрагивали, приоткрывая хорошие белые зубы. Глаза оказались невыразительными, блеклыми. Наверное, нужно потратить много сил и краски, чтобы сделать их заметными.

Инга не доверяла девицам с такими русалочьими глазами. Мелкие родинки, предвестники счастливой судьбы, делали лицо милым, но не придавали той изюминки, на которую способна всего лишь одна, сексуально подчеркивающая индивидуальность женщины.

— Разыскивают вас обоих, но пока никто не знает, куда вы делись, — успокоила она.

— Только бы Хромой не проговорился, — Ольга с беспокойством обратилась к Лимону.

За него ответила Инга:

— Карты никакого Хромого не показывают…

— Как это не показывают? — прервала ее Ольга.

— Не показывают того, кого не существует…

— Да Иван Христофорович расстался с нами перед самым отъездом в аэропорт. Мы вообще должны были лететь вместе. Карты ваши — ерунда, наколка для трехнугых! — возбужденно прервала ее Ольга.

Инга с удивлением посмотрела на нее долгим взглядом. Потом почему-то похвалила Лимона:

— Четко сработано. Карты показывали дорогу двоим.

Лимон промычал нечто неопределенное, чем озадачил Ольгу. Ей показалось, что от нее что-то скрывают. Неужели у Хромого какие-то неприятности? Такой хороший дядечка. Спас их. Классный побег придумал…

Инга снисходительно улыбнулась и предоставила Лимону выкручиваться из возникшей недосказанности. Тот ничего не нашел лучшего, как попросить Ольгу оставить их вдвоем с Ингой.

….Значит, боится мне признаться. Так вот какие технические причины не позволили Хромому лететь с нами. Подозревать еще хуже, чем обвинять. Я верю Лимону, он плохо не поступит, потому что благородный, но эта стерва так и хочет унизить его в моих глазах. Не дождется! Как он скажет, так и будет. Лучше верить одному, чем всем…

Первым делом отправляюсь в ванную комнату.

С дороги нужно освежиться. Ужасно хочется спать.

Чего бы ни плела Инга, пока Лимон рядом, я в полной безопасности, а значит, все в кайф.

Ванная комната — невероятных размеров. С широким окном и пальмой возле овального небольшого бассейна. Вторая дверь ведет в спальню, где стоит широченная белая кровать с полукруглой, матерчатой, в желтые цветочки спинкой. Покрыта таким же покрывалом, а сверху две подушки с оборочками. Мечта! Срочно лезу в ванную. Никак не могу совладать с кранами. Они сверкают, но не открываются. Сижу голой задницей на прохладном кафеле и ни хрена не понимаю. Случайно отвожу рычажок в сторону, и начинает литься горячая вода.

Эх, еще бы грамм сто пятьдесят «Кровавой Мэри», и — полный улет! А кстати, почему бы и нет? Падаю в горячую ванну и ору, что есть мочи. Не проходит и минуты, как врывается Лимон. Становится жалко, что он так разнервничался. Ласково улыбаюсь и ангельским голоском прошу принести водку с томатным соком. Он молча исчезает за дверью и возвращается со стаканчиком водки и фужером апельсинового сока. Томатного в этом раю не оказалось. И на том спасибо. Лимон почему-то старается не смотреть на меня. Стесняется, что ли? Или боится этой стервы? Не уточняю. Разберутся без меня. Ясно, что он ее не любит. Сейчас допью, смою с себя пену, завернусь в халат и замертво рухну на царскую кровать. Боже, как я хочу спать!

Заманали!

Лимон вернулся в комнату. Инга не преминула поинтересоваться, помогли он девчонке подмыться, и с издевкой заметила, что полы пиджака у Лимона в пене.

— Откуда у тебя такой жуткий костюм? Наверняка княгиня выбирала? Цвет «детской неожиданности», не очень идет к твоему мужественному лицу. Выбрось его, а с ним и это мимолетное увлечение. Девчонка — молодая, глупая и развратная.

— Не тебе судить, — Лимону не нравится ее тон. Конечно, если бы не Ольга, Инга в два счета вернула бы их отношения в привычное русло, но сейчас чувство ответственности перед девчонкой давало Лимону шанс противостоять Ингиной энергетике. Он даже попробовал перейти в наступление.

— Сама без всякого предупреждения не то улетела, не то просто деру дала. Кота спалила, Ганс разбился, меня чуть менты не повязали, насилу отъехал, так еще обязан выслушивать твои претензии? Не много ли тянешь на себя?

Инга встала, подошла вплотную к нему и уперлась головой в его твердую, как камень, грудь.

— Прости. Я знала, что судьба неумолимо ведет тебя к встрече с сопливой девчонкой. Противостоять этому было почти невозможно. Я могла бы убрать ее с твоей дороги, но не взяла грех на душу…

Зря не взяла. Теперь нас трое. Но при этом ты все равно мой.

Она порывисто обняла его руками, и Лимону ничего не оставалось делать, как ответить ей тем же. Но несмотря на то, что тело Инги чувственно трепетало, Лимон оставался холоден и неподвижен. Таким он с ней никогда не был. Для любой женщины, а уж тем более для Инги, одного мужского прикосновения достаточно, чтобы понять, насколько мужчина ею увлечен. Лимон же всецело был поглощен княгиней. Инга поникла в его руках и, должно быть, вызвала к себе жалость, потому что он отстранил ее от себя и, глядя в глаза, тихо признался:

— Она здесь ни при чем.

— Спасибо за вранье. Мне оно не поможет…

Инга оттолкнула его и вернулась в кресло. Закурила. Дым окутал ее смуглое лицо. Тонкие губы вытянулись в страдальческую линию. Нервно запульсировали ноздри независимо задранного короткого носа Длинные ресницы прикрыли глаза, полные слез. Такой Лимон ее никогда не видел. Вообще не представлял, что Инга способна страдать. Ее жесткий, волевой характер, томность и задумчивость жестов, сменяющихся резкими властными движениями, не оставляли места для столь подкупающей беспомощной женственности.

Лимон не привык сострадать. Слабость, будь то женская или мужская, рождала в нем физическое отвращение. Он перевел взгляд на сомкнутые длинные ноги Инги, которые в отличие от лица оставались самоуверенно неприступными. Элегантные плетеные коричневые туфельки на небольших каблучках, явно из дорогого магазина, подчеркивали совершенство точеных ступней. Разглядывая их, Лимон убеждал себя в том, что женщина, уделяющая столько времени своим ногам, не может страдать по-настоящему. К тому же его смущала короткая белая юбка и почти прозрачная белая шелковая рубашка с карманами, едва прикрывающими крупные коричневые соски грудей. В Москве он ни разу не видел Ингу в белых тряпках. Помнил ее в зеленом и черном. И вдруг никакого демонизма Простота и изящество молодой европейской женщины.

Лимон растерялся. Эта перемена в одежде способствовала изменению ее облика. Раньше от Инги исходил тяжелый, дурманящий аромат лилий и камыша, а сейчас запах цветущих глициний.

Как бы в подтверждение своих наблюдений Лимон глубоко вздохнул и почувствовал, как закружилась голова.

— Опустись у моих коленей, — невзначай предложила Инга.

Лимон молча подчинился и ощутил на своей голове ее теплые ладони. Они медленно заскользили по его волосам. Не отдавая себе отчета, Лимон привычно поцеловал ее холодные мраморно-неподвижные колени. Покой осел на его плечи.

— Никогда не упрекай меня в гибели Ганса и Игнатия, — продолжила она ровным тихим голосом. — Если бы я не разложила пасьянс до конца, несчастья настигли бы всех, чьи судьбы в нем были загаданы. Останься я в Москве, ни за что на свете не отпустила бы тебя к этой девчонке. Перепутала бы все линии судеб, и рука маньяка чиркнула бы ножом не по его горлу, а по ее тонкой шее.

— Так ты знала? — обалдело прошептал Лимон.

Он хотел поднять голову, но Ингины ладони не позволили этого сделать.

— Бедный мой наемник! Ты перестал меня понимать. Снова превратился в того парня, которого я встретила на Казанском вокзале. Мне давно уже стало известно, что на твоем пути возникла женщина. Ты еще о ней не думал, а карты уже выложили дорожку. Мне оставалось внимательно прочитать и разгадать каждый изгиб ее судьбы. Благородный король, притаившийся возле нее, надеялся взять девчонку в жены. Но своим вторжением ты помешал ему. Я бросила все, обратила в огонь свое жилище и карты только для того, чтобы не способствовать убийству, ведь я так мечтала о нем и не удержалась бы от соблазна направить нож благородного короля на твою княгиню.

— Так он зарезал себя по твоей воле?

— Во всяком случае, не по собственной…

Лимон восстановил в памяти всю увиденную им картину убийства и вдруг вспомнил, что только появление Хромого спасло его от ментов. Не подоспей тот вовремя, сидел бы сейчас Лимон не у ног улетевшей любовницы, в роскошном номере европейской гостиницы, а в тесной камере СИЗО.

Лимон воспользовался возникшей в душе злостью, чтобы собрать волю в кулак. Мотнул головой, сбросил усмиряющие его ладони и резко встал, едва не потеряв равновесие.

— Хватит врать! Меня спас старый уголовник Хромой! А девку никто убивать и не собирался. Она сама зарезала папашу подруги, когда он пытался ее изнасиловать! И учти — ты больше не будешь распоряжаться моей судьбой! Хватит! Надоело!

Нервный взрыв Лимона повис в тишине. Инга в ответ не произнесла ни слова. Слишком уж много сил потратила, пытаясь зарядить его своей положительной энергией. Но почему-то ощутила непробиваемый щит, кем-то выставленный против нее.

Сам Лимон, как всякий обыкновенный человек, не умел по своему желанию распоряжаться собственной энергетикой. Она с трудом поднялась и устало отошла подальше. Отдернула тяжелую непроницаемую занавеску, и поток солнечного света разлился по всему номеру. Только вокруг головы Лимона зияла круглая черная дыра. Инга охнула от неожиданности.

Должно быть, ее реакция оказалась настолько впечатляющей, что Лимон невольно повернулся к большому квадратному зеркалу в тонкой бронзовой раме и нервно принялся разглядывать свое отражение. Но ничего особенного не увидел. Отметил лишь некоторую бледность лица.

— Эта девчонка — ведьма! — после некоторого замешательства заявила Инга.

— Сама ты ведьма, — раздраженно ответил Лимон.

Инга снова закурила, руки ее заметно дрожали, глаза сверкали лихорадочным блеском. Она не могла поверить в собственное утверждение, но кто же тогда поставил ей заслон? Лимон — вне зоны ее энергетического воздействия. Какая-то темная сила вторглась в его карму. Но для чего? Только ли для противодействия Инге? Но ведь самый малограмотный экстрасенс понимает, к чему ведет разрушение кармы! Лимон просто умрет, любая мимолетная простуда сведет его в могилу. Неужели княгиня обладает такой мощной биоэнергетикой да к тому же ловко умеет ею пользоваться?

Задавать подобные вопросы Лимону бессмысленно. Он, проживя столько времени с Ингой, пользуясь ее гаданиями, черпая из нее энергию, все равно внутренне сомневался в ее даре и приписывал все успехи собственной удачливости. А сейчас, когда благодаря Хромому чудом выскользнул из рук уголовного розыска, и подавно.

Инга поняла, что недооценила сопливую девчонку. Она заглянула в ванную. Там никого не было. Прошла в спальню. Ольга, завернувшись в купальный халат, спала на спине поперек огромной постели. Инга вернулась в комнату.

Лимон принялся за вторую бутылку «Бужеле».

Он радовался несгибаемости собственной воли, которую на этот раз колдунья не смогла подмять под себя. Достаточно жить под ее дудку. Пару дней он отдохнет, а потом займется движением своих капиталов. У Инги всегда были собственные счета, поэтому он ей не должен ни копейки. Пусть довольствуется дружбой и всегда располагает его крепкой рукой, но не более.

— Княгиня заснула… — разочарованно сообщила Инга.

Она не могла выстроить линию своего дальнейшего поведения. Поначалу казалось все просто.

Подчинить Лимона себе и забрать с собой в спальню, предоставив девчонке диван в кабинете. После такого наглядного урока эта вешалка больше не рискнула бы посягать на Лимона. Но произошло иначе. Лишней оказалась Инга. Оставалось одно — с достоинством удалиться.

— Твоя пассия заснула сном младенца. Собираешься присоединиться к ней?

— Вряд ли засну. Лучше пойду прогуляюсь. Ты собираешься оставаться с нами?

Это прозвучало как вызов. Инга вспыхнула. Смуглая кожа сделалась бордовой, темные круги под глазами обозначились еще сильнее.

— Я привыкла спать в своей постели. Номер оплачен по завтрашний день. Утром мы должны вдвоем обсудить одно деловое предложение.

— Твое? — насмешливо поинтересовался Лимон.

— Нет. Одного грека. Очень влиятельного человека.

Лимон поморщился. Еще в Шереметьеве, миновав паспортный контроль, он дал себе слово больше никогда не заниматься никаким криминалом.

Опыт Хромого доказывает, что ханыга-случай не дремлет и поджидает очередную зарвавшуюся жертву.

— Я завязал, так что вряд ли смогу быть чем-нибудь полезен.

— Не торопись, наемник! — грубо осадила его Инга. — Твои капиталы нуждаются в легализации.

Пока они лежат на счетах, никто тобой не интересуется. Но как только крупные суммы придут в движение, тут-то и накинутся на тебя всякие агенты из налоговой полиции. А там и Интерпол нос засунет.

Так что не спеши портить со мной отношения.

Инга была права. Но именно сегодня у Лимона не было сил говорить о делах. Он поставил бутылку в бар и предложил:

— Давай провожу.

— Проводи. Я как раз должна зайти за отложенным для меня зеркалом. Это недалеко, в Монастыраки. Заодно увидишь чрево Афин. Там же подберем тебе костюм поспокойнее.

Лимон кивнул в знак согласия, и они вместе вышли из номера.

…Просыпаюсь от того, что спать страшно. Ни сна не помню, ни видений. Просто возникло ощущение страха. Лучше открыть глаза и прекратить мучения. Голова тяжелая, обрывки воспоминаний грозят навалиться кошмаром. Боже, я за тысячи километров от Москвы. Ни денег, ни даже шубы.

Сейчас придут, спросят: «Девушка, вы откуда?» — а я и слова не выговорю… Очень хочется спать, но опасно; Прислушиваюсь — ни одного возгласа, молчание. Дрожь охватывает все тело. Встаю. Иду в комнату, там никого нет, только сильно накурено и вовсю шпарит солнце. Кабинет тоже пуст. В ванную дверь открыта. Там никого. В недоумении выхожу на балкон. На улице намного жарче, чем в комнате. Какое голубое небо! Полный улет! А внизу — разноцветная жизнь. Прямо передо мной на крыше — бассейн. Пальмы в кадках, стоят полосатые шезлонги и всякие мраморные скульптуры. Во житуха! Боже, чему я радуюсь? Раньше у меня не было будущего, а теперь нет и прошлого. Барышня ниоткуда. Куда делся Лимон? Может, пока я спала, его арестовали? Глупости. Но почему он оставил меня одну? В неизвестной гостинице?

Несмотря на солнце, начинает бить колотун.

Лучше выпить, по-трезвому все равно ничего не понять. В баре полно бутылок. Хрен поймешь, хорошо хоть наша водка стоит. А как жрать захотелось… Кручусь по номеру в поисках какой-нибудь еды! Ни фига подобного. От страха постоянно хочется писать. Бегу в ванную комнату, наступаю на что-то острое, вскрикиваю. Боже! На мраморном полу валяется мой перстень — черный агат. Опускаюсь на колени и накрываю его ладонью, словно он может убежать или исчезнуть. Это все, что осталось от прежней жизни. Были Наташка, Пат, англосакс.., другие. А вместо них на мраморном полу лежит перстень с черным непрозрачным траурным камнем. Заманали. Слезы капают на пол. Как мне жалко их всех и себя…

В детстве всегда казалось, что жизнь может переиначиться и сделаться сказкой. Я жила в ожидании чуда, и вот оно свершилось. Вокруг меня — сказка, а я — в ужасе. Смешно сказать, я и не знаю, где эта самая Греция находится. В школе учили, да как-то мимо ушей прошло. Помню, какие-то рабы здесь бастовали. До нашей эры. Сколько людей мечтает начать новую жизнь, и вот тебе на — выпало на меня. С сегодняшнего дня меня могут звать Ларисой, или Элеонорой, или Кристиной. Мне может быть целых двадцать пять лет, а может всего семнадцать. И родителей у меня больше нет. А значит, имею право их придумать. Таких, каких захочу…

Маму жалко. Мало того, что живет с очередным подонком, так еще и меня потеряла. Правда, за последние полгода мы один раз разговаривали по телефону. Но все-таки знали о существовании друг друга. А теперь даже открытку послать ей нельзя, менты только и ждут, чтобы я засветилась. Наверное, в Москве уже развешаны мои фотокарточки на стендах «Их разыскивает милиция». А рядом красуется Лимон. Только я на снимках на себя не похожа. Да и где ж их возьмут? Квартиру-то Наташкину Хромой спалил. Бедный дядечка. Не верю, что Лимон против него что-то задумал. Врет, стерва. Тоже мне нашлась любовница. Ни кожи ни рожи. Глаза в каких-то черных кругах. Видать, наркоманка. Волосы торчат перьями, как у ошпаренной курицы.

Подумаешь, машина у нее есть! Неужели она его с собой увела? Но я же намного лучше.

Зеркало в ванной подтверждает это на все сто.

Надо немного загореть и нажраться витаминов. А уж с моими ногами ее и подавно не сравнятся. Пусть худые, зато стройные. Тоже переоденусь в мини.

Я же не знала, что здесь уже почти лето. Только бы Лимон пришел поскорее. Попробую выпить немного водки с соком. Может, есть перехочется. Интересно, куда они делись? Знаю Лимона всего ничего, а почему-то уверена — клевый мужик. Такой не бросит, не подведет. Я ему, конечно, никто. Девушка ниоткуда. Даже и потрахаться толком не сумели. Но тут не моя вина. Он сам вернулся доказать. Кто я ему, чтобы доказывать? Таких, как я, — вагон и маленькая тележка. А все же вернулся.

Даже убийство хотел взять на себя. На такое не каждый решится. Если бы нас поймали, ему, как пить дать, присудили бы вышку. Пойди согласись на такое. А бросить меня он и в Москве мог бы.

Чего сюда тащить? Так, значит, нечего себе душу травить. Вернется, никуда не денется…

Когда пьешь водку без закуски, вроде и не пьянеешь, только в животе пустота образуется и бурлить начинает. Эх, знала бы хотя бы английский, заказала бы в номер обед. Лимон заходит, а у меня тут стол ломится от всяких деликатесов. Вот это был бы облом. А так получается, как говорил один наш с Наташкой знакомый, «пить под слюни». Гадость, конечно, но все лучше, чем слоняться из угла в угол и дурью маяться. Хорошо хоть сигареты оставили…

Инга ехала медленно. Узкие улочки были забиты машинами. Юркие мотоциклы и мопеды постоянно подрезали, выныривая у капота.

— Не знал, что водишь машину, — одобрил ее действия Лимон.

— Еще в Москве до тебя научилась. Я ведь способная. Греческий за сутки выучила. Легла перед телевизором, включила его на всю громкость и сутки лежала, не шелохнувшись. У них тут есть круглосуточные программы. В памяти огромное количество слов отпечаталось. На следующий день выяснила по словарю, какое слово что обозначает, и сразу на рынок поехала. Через час уже вовсю торговалась с греками.

— Мне такое не по силам, — признался Лимон. — Хотя английский бы выучить не мешало.

— А твоя вешалка какой-нибудь знает?

— Почему вешалка?

— Во-первых, шуба висела на ней как на вешалке, а во-вторых, умудрилась на тебя повеситься.

Инге нужно было узнать об отношениях Лимона с Ольгой все до последних деталей. Не из-за ревности, а для того, чтобы снять с него ее гнусный приворот. Лучший способ разговорить Лимона — умело его провоцировать.

Сам Лимон стремился доказать, что охладел к Инге совсем не из-за первой попавшейся девчонки, а просто устал чувствовать себя орудием в ее руках. Поэтому он с готовностью рассказал о первой случайной встрече с Ольгой. О том, как ездил с ней к Юрику. Если бы тогда граната рванула на секунду раньше, больше никогда они бы и не встретились. А так старый сводник вывел на него ментов. В рассказе Лимона получилось все ладно. Об одном не упомянул — о нахлынувшем тогда желании самому найти Ольгу. Хотя перед глазами настойчиво возникал тот самый зимний вечер, когда он сидел в темной машине, не зная ни ее квартиры, ни дома ли она. Просто сидел и чего-то ждал. А когда увидел ее в полутьме арки, сразу узнал и не удивился ее появлению.

— Ни одна женщина в жизни мужчины случайно не появляется, — выслушав эту полуправду, заключила Инга. — Даже если бы ты связался всего на час с уличной проституткой, то и тогда невольно сделал бы для себя выбор. Либо через несколько дней выяснил бы, что болен, и тогда началась бы совсем другая жизнь. Или, наоборот, обрадовался бы, что пронесло, и тоже вел бы себя иначе, чем до встречи с ней.

— Ольга не проститутка! — категорично заявил Лимон.

— А кто? — стараясь выглядеть как можно наивнее, спросила Ольга.

— Просто девушка, — растерялся Лимон.

— Просто девушек не бывает. Они бывают чьи-то или от кого-то…, Видя, что Лимон начинает злиться, Инга прекратила расспросы и, припарковав машину, беззаботно развела руками.

— Приехали! Смотри, какое чудо! Здесь народ толпится круглые сутки. Смотри, там на горе античный храм — Парфенон, посвященный богине Афине, а внизу торговая часть старого города. Пошли со мной, поможешь.

Они стали пробираться сквозь поток людей, мерно растекающийся по узким улочкам, сплошь состоящих из двухэтажных магазинов, двери которых были приветливо распахнуты или отсутствовали вовсе. Над магазинчиками, закрывая солнце и создавая спасительную тень, висели майки, шляпы, джинсы и всевозможные трикотажные и хлопчатобумажные кофточки и рубашки. На тротуарах лежали груды обуви, преимущественно из грубой рыжей и черной кожи, сумки, медные тазы, чайники, ковши, подсвечники и канделябры. Много висело икон, распятий, стояли груды гипсовых и мраморных копий знаменитых античных скульптур.

Продавцы, стоя и сидя возле магазинов, приветливо зазывали покупателей почти на всех языках мира. Немного поменьше оказалось народу на золотой улице. Витрины ювелирных магазинчиков и лавок, примыкая друг к дружке, образовывали немыслимое золотое ожерелье, сверкавшее драгоценными камнями, поражавшее оригинальностью и богатством цепочек, перстней, кулонов, колечек.

Лимон остановился как вкопанный. Инга знала, куда его привести. Столько золота сразу он никогда не видел. Это впечатляло.

— И никто не охраняет, — выдавил он из себя.

— Все застраховано, — успокоила его Инга и рассмеялась, видя его растерянное выражение лица.

— Я сюда еще приду, — неизвестно кого предупредил Лимон и спросил:

— Тебе куда?

— Нужно подняться немного наверх. Там антикварные лавки. Вот уж где старья видимо-невидимо.

Лимон покорно отправился за Ингой, легко ориентирующейся в лабиринте восхитительных торговых улочек. Миновав обнесенные железной сеткой раскопки древних строений, покрытые желтой пылью, они вошли в угловой магазинчик, расположенный на небольшой заасфальтированной площади, одна сторона которой упиралась в гранитную породу горы. От этого магазинчик казался уединенным и наиболее древним. Внутри его царил прохладный полумрак. Слабо отблескивали свисающие с потолка бронзовые лампады и старинные люстры. На полках вперемежку с бюстами великих людей и античных богов стояли роскошные хрустальные вазы, кубки, глиняные амфоры, поднятые со дна Эгейского моря. На стенах в широких резных золоченых рамах висели темные полотна художников позднего Возрождения. На полу, изящно изгибаясь, стояли кальяны, торшеры, всевозможные старинные весы, лампы с плафонами, сделанными из разноцветного стекла, многие представляли собой переплетенные виноградные грозди, причем под легким слоем пыли стеклянные виноградинки казались абсолютно настоящими. В центре магазинчика возвышался неизвестный старинный музыкальный инструмент. А на нем нахально устроился граммофон с широкой разукрашенной трубой.

Из-за него и появился круглый толстенький грек с непременными черными усиками, лукавыми бегающими глазками и покрытой испариной лысиной. Он поднял руки вверх, приветствуя дорогих посетителей, и воскликнул по-русски:

— Мадам! Я уже стал волноваться! Ваш заказ исполнен! Скольких трудов это мне стоило. Я два дня обзванивал старых антикваров и наконец, на ваше счастье, отыскал его!

— Спасибо, Димитрис, я знала, к кому обращаться. Но вы уверены, что это зеркало принадлежало графу Бутурлину?

— О сомнениях не может быть и речи! На обратной стороне его вензель. Иди, покажу! — При этом грек подозрительно покосился на Лимона.

— Это мой друг, — успокоила его Инга. — Познакомьтесь.

Лимон протянул руку.

— Василий.

Димитрис с готовностью пожал ее и заискивающе спросил:

— Ты не грек?

— Русский.

— Я люблю русских. У меня жена русская. Балерина из Херсона. Русские, как и мы, греки, одной с нами веры. Вы молитесь нашим иконам. Я знаю много о России. Только вам не следует дружить с турками.

Довольный собой, Димитрис повел Ингу и Лимона в глубь магазинчика. Там, возле узкого пыльного окна, тускло отражая его, на полу стояло зеркало как раз в рост Лимона. Оно было установлено не то на крокодиле, не то на драконе, которого принято изображать под конем Георгия Победоносца.

Сама рама представляла собой нагромождение голов различных чудовищ, старавшихся вцепиться друг в друга оскаленными пастями. А наверху рамы, в раскрытых позолоченных лепестках пышного цветка, сидел мальчик, свесив пухлые босые ножки, и держал в руках дудочку.

Инга замерла перед зеркалом. Лимон подошел к ней и вдруг заметил, что поверхность зеркала ничего не отражает. Он обернулся в надежде выяснить у Димитриса причину, но тот вдруг куда-то исчез.

Когда Лимон снова взглянул в зеркало, то чуть не вскрикнул от неожиданности. Пыльная поверхность как ни в чем не бывало отражала его самого и стоящую чуть ближе Ингу.

— Опять чертовщина? — укоризненно спросил он.

— Об этом зеркале знаю только я. Оно считается утерянным в восемнадцатом веке. Последний раз упоминалось в описи вещей графа Бутурлина.

Его камердинер был уличен Священным Синодом в пособничестве графу и увлечении черной магией.

После смерти графа по приказу канцлера наложили арест на все его имущество. Но зеркало, о котором ходило множество слухов, исчезло. Скорее всего его выкрал тот самый камердинер, однако даже под пытками он не признался.

— А ты, стало быть, нашла? — иронично заключил Лимон.

— Разумеется. Разбитое тобою в Москве зеркало было более ценным. Но я не в претензии — ведь оно спасло тебе жизнь.

— До сих пор не понимаю, что тогда произошло. Мне показалось, что какая-то неведомая сила толкнула меня в него, — признался Лимон.

Инга провела рукой по пыльной поверхности зеркала. В очистившуюся от пыли гладь ударило солнце и ярко отразилось солнечным зайчиком, прыгнувшим на Ингино лицо. Оно показалось Лимону прекрасным. Круги под глазами высветились и почти исчезли. Глубокая тайна поселилась в уголках ее губ. Глаза полыхнули золотистым дьявольским огнем. Он ощутил дыхание вечности, идущее от зеркала и впитываемое Ингой. От напряжения Лимон сунул руку в карман и вдруг вздрогнул, словно прикоснулся к раскаленным углям. Он вспомнил, что там лежит обгорелая карта — пиковая дама.

Инга настолько была очарована ласкающим ее лицо солнечным лучиком, что не обратила внимания на то, с каким трудом Лимон вытащил из кармана руку с покрасневшими пальцами.

После долгого блаженного молчания она тихо попросила:

— Давай неси его на улицу, только, умоляю, не разбей.

— С чего ты взяла, что это зеркало какое-то особенное? — разозлился Лимон, слюнявя обожженные пальцы.

— Мне об этом сообщил один старый генерал-фельдмаршал…

— Эмигрант, что ли?

Она с удивлением взглянула на него и весело рассмеялась. Лимон не знал, как реагировать на ее дурацкий смех. Поэтому схватился за раму и, напрягши все мышцы, рванул зеркало на себя и чуть не повалился вместе с ним на уставленный вазами и кувшинами пол. Вопреки ожиданию, массивная рама оказалась очень легкой. Она была сделана из какой-то почти невесомой породы дерева. Удержавшись на ногах, Лимон направился к выходу.

Попав на свежий воздух, он принялся чихать, чувствуя, что нос забит едкой пылью. Хозяин-грек забрал из его рук зеркало и принялся укладывать на заднее сиденье подогнанной кем-то Ингиной «Альфа-Ромео».

— Ну, что? Поедем ко мне или предпочитаешь провести ночь со своей вешалкой? — без обиды в голосе спросила Инга.

— Мы же решили о делах говорить завтра, — вытирая рукой рот, напомнил Лимон. — После завтрака встретимся в холле. Где тут можно поменять доллары?

— В гостинице. Садись, довезу.

Тем временем грек укрепил веревками зеркало.

Оно лежало поперек заднего сиденья и отражало голубое безоблачное небо Греции.

Ехали молча. Инга притормозила возле магазина, в витрине которого стояли мужественные манекены в дорогих элегантных костюмах.

— Никогда не думала, что ты начнешь носить костюмы. Давай выберем что-нибудь приличное.

Лимон уже хотел согласиться, но вспомнил, что в кармане брюк лежит обгорелая карта, и передумал.

— Отложим переодевание. Мне мой костюм нравится.

Инга ничего не ответила. Ее гордость была ущемлена желанием Лимона вернуться в гостиницу. Утешало только то, что вины Лимона в этом не было.

Просто приворожила его эта девка, и поэтому, пока не удастся снять с него приворот, бессмысленно на что-то надеяться. Оставалось делать безразлично-беспечный вид. В чем Инга вполне преуспела. На предложение Лимона пойти всем вместе пообедать она улыбнулась и соврала:

— Я сегодня приглашена в компанию высшего греческого общества. Там будут многие министры и тот самый человек, с которым тебе следует познакомиться.

Лимон посерьезнел и резко напомнил:

— Никакого криминала. У меня достаточно денег, чтобы вести спокойную честную жизнь.

— Ладно, веди до завтрашнего утра!

Инга остановила машину напротив туннеля, ведущего к входу в гостиницу.

Лимон вернулся какой-то пришибленный. Трезвый или пьяный — разобрать трудно, поскольку сама-то я не слишком трезвая. Стараюсь не афишировать. Сижу с постной миной и ни о чем не спрашиваю.

— Выспалась? — спрашивает он.

— Какой там! От страха боюсь глаза закрыть.

Думала, ты меня бросил. Уж больно мадам суровая.

Меня за что-то ненавидит.

— Не обращай внимания. Она моя коллега по прошлой работе. То, что мы встретились, — случайное совпадение.

И чего он врет? Она нас встретила прямо у трапа! Ничего себе случайность! Но мне-то какое дело? Он же ничем мне не обязан. Лишь бы не бросил здесь. А на остальное я согласна. Говорить, конечно, ему об этом незачем. Пусть думает, что я ревную. Хотя не исключено, что влюблюсь в него по уши. Вот тогда грянет беда. А пока очень жрать хочется. Лимон словно прочел мою мысль.

— Пора пойти перекусить. Ты как?

— Последний раз ела на родине.

— Тогда одевайся — ив ресторан.

Боже, какое счастье, что он вернулся! Вскакиваю и на ходу срываю с себя халат, мечусь по номеру в поисках своих вещей и вдруг попадаю в объятия Лимона. Он начинает меня с жаром целовать.

Покоряюсь его напору. Нельзя же отказывать. Хотя в желудке судороги. Хорошо подмываться не надо.

Сама срываю с него пиджак. Его руки не могут остановиться. Он больно сжимает груди, кусает живот. Совсем не собирается меня раздевать. Наверное, крепко приспичило. В таких случаях Наташка говорила, что мужику сперма в голову ударила. Сама распаляюсь не от его хватаний, а от мысли о мадам. Уж, наверное, она его хотела затащить к себе, а он вернулся и сразу набросился, забыв про голодуху. Пусть входит, пусть будет во мне. Я его этой мадам не отдам.

Какое у него крепкое, мощное тело. Голым Лимон выгладит намного здоровее, чем в одежде. Если бы я не так устала, с каким удовольствием доставила бы ему любое наслаждение. А так сил хватает только на то, чтобы слегка трепыхаться в его руках.

Но, похоже, он не очень ждет от меня активности.

Мы так и не добираемся до постели. Падаем на белый ковер. Он заводит мои ноги за голову и страстно входит в меня. Чертовски больно. У меня же там никакой смазки еще не образовалось. Навалился, как грузчик. Не вьвдерживаю и вскрикиваю от боли.

Лимон, видать, думает, что испытываю полный кайф. Ничего, перетерплю. Хорошо еще, что член оказался не такой большой, как мне показалось тогда в первый раз. Трусь позвоночником о ковер.

Сотрет в кровь! Но невозможно из-под него вывернуться. И страшно — вдруг обидится? Пусть. Лишь бы кончил. О себе не думаю. Когда я хочу жрать, меня и взвод мужиков не раскочегарит. Хорошо хоть выпила. Ой, как же он резко всовывает. Знала бы, еще бы грамм двести опрокинула. Так, для расслабухи. Ничего, главное, он меня хочет. А потом, в спокойной обстановочке, разберемся, каким способом лучше получится. Этот, по крайней мере, хоть не зарежет. Но ведь тоже убийца! Везет же мне.

Лимон тяжело дышит прямо в ухо. Стараюсь отклонить голову. Безуспешно. Он уже полностью потерял контроль над собой. Значит, сейчас кончит.

Только бы у него сухостой не начался. Иначе затрахает. От этой мысли вся прихожу в движение. Теперь уже я выкладываюсь из последних сил. Лимон — на вершине блаженства, но никак не ослабевает. Тянусь руками к нему. Но сама уже плохо соображаю. Бешеный темп, от которого все ощущения притупляются. Дал бы чуть-чуть передохнуть… Боже, затрахает! Ору, как ненормальная, во весь голос. Это, должно быть, окончательно доводит его, и он впивается в меня всем телом. Слава богу, наполнил меня.

Черт, ноги сводит судорогой. Это потому, что сама не кончила. Но распалять его по новой лучше не надо. Дотрахаемся ночью. Не умру. Он соскальзывает с меня расслабленным телом. С таким темпераментом будет тяжело справляться. Все тело ноет, будто надо мной пронесся ураган. А в животе от голода кол застрял, и даже дышать больно. Лежу молча, боюсь обидеть. Пусть оклемается. Все-таки здорово, что он эту мадам отшил и на меня набросился. Готова терпеть сколько угодно. Я еще сделаю так, чтобы ему по-настоящему понравилось.

Может, он в меня на самом деле влюбился? Всякое бывает.

Лимон тяжело встает и подает мне руку. Поднимает с пола и застенчиво просит прощения:

— Извини…

— Глупый, я так давно мечтала об этом моменте! Ты — фантастический мужчина. Я еще никогда так потрясающе не кончала!

Мне кажется, что я не вру. Во всяком случае, в эту минуту. Он улыбается, значит, поверил. Большего и не требуется. Помню, когда-то мне Наташка объясняла — в сексе кто кончил, тот и прав.

После этого мы уж точно отправимся жрать! Медленно бреду в ванную. Натер он мне, конечно, основательно. А у меня даже никакого крема нету…

Когда я вышла из спальни, вся благоухающая и одетая в свой новенький бежевый брючный костюмчик и малиновую шелковую кофточку. Лимон посмотрел на меня восторженным взглядом. Сама знаю, что выгляжу улетно, для заграницы — в самый раз! Он тоже неплохо смотрится в горчичном костюме, но теперь мне кажется, что спортивный стиль ему более к лицу. Такую фигуру глупо скрывать под двубортным пиджаком.

Чинно направляемся в ресторан. Оказывается, он закрыт до пяти часов! У них днем все отдыхают и пережидают жару. Советуют пройти на какую-то площадь, там работает итальянский ресторан. Очень мило! Греки отдыхают, итальянцы вовсю пашут.

Выходим на улицу. И впрямь — жарковато. Но не так, чтобы уж слишком. Как я люблю солнце. В солнечную погоду мне все время хочется улыбаться и болтать, не переставая. Я от полноты восторга останавливаюсь и на удивленный взгляд Лимона отвечаю ему нежным поцелуем. Ему это нравится.

Рядом работает какое-то кафе, но нам стоит поесть основательно. Оказывается, площадь, о которой говорил метрдотель, действительно рядом. На ней идет какое-то строительство. Смешно, но ведь спросить никого нельзя. Никто по-русски не понимает. Пялим глаза на вывески. Я первая замечаю ресторан. Тот самый, итальянский. Бедный официант аж на улице дежурит и зазывает прохожих. Нас зазывать не нужно — мы готовы съесть все, что у них есть. Усаживаемся за столик, покрытый коричневой скатертью. Поверх нее ромбом лежит еще одна бежевая. Почти в тон моему костюмчику. Сервировочка — полный отпад. Белые тарелочки, фужеры на высоких ножках. В центре вазочка с цветами и в стеклянном подсвечнике — свечка. Вокруг — ни души. Прохлада. Много всяких пышных растений. Под потолком вьются плющи и лианы. В наших «пицца-хатах» толком и не отдохнешь. Одним словом — «совок». А здесь пришел — и уже становится приятно. Официант в рубашечке и красной бабочке приготовился нас обслуживать. Дает меню, а мы понятия не имеем, чего в нем написано. Но Лимон молодец! Сразу заказывает пиццу, спагетти, салат-томато, то есть с помидорами, и водку. Но официант делает удивленные глаза. Что-то долго объясняет, и в результате приходится заказывать вино. У них, как мы поняли, днем водку не подают.

Тоже мне — Запад! Приходится пить «Фроскати».

Как наш «Рислинг», только послаще. Но зато пицца — полный вперед! Объедение! Толстая, грибов и салями не жалеют. Мы берем две. Вторую еще и с ананасом. Называется «тропикано». А потом подали по огромной тарелке спагетти! И принесли еще вина. После того как все съели, мы некоторое время сидим молча, переваривая огромное количество теста. Лимона клонит ко сну. Меня тоже. Официант подает счет. Лимон путается в драхмах. Я вообще впервые вижу такие деньги. Не впечатляют. А доллары, оказывается, здесь не берут. Хорошо, что Лимон заранее поменял. Выходим из ресторана на площадь. Хочется немного погулять и прикупить в номер какой-нибудь еды. Вдруг снова есть захочется. Лимон со мной соглашается. Но ни один магазин не попадается. Боясь заблудиться, возвращаемся в номер. Не сговариваясь, раздеваемся и падаем на постель. Лимон обнимает меня и тут же засыпает. В его объятиях мне не страшен никакой сон. Закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в бездну.

Сумерки медленно сгущались. Сначала темнело море, а небо на его фоне становилось совершенно прозрачным. Потом неожиданно тьма, скопившаяся в глубинах, притягивала к себе небо, и оно буквально падало на притихшую землю. Южная ночь стремительно вступала в свои права. Инга с благоговением ждала этого момента. Она заранее выходила на ретере, представляющее собой крышу особняка, садилась в шезлонг и наблюдала за медленным величественным угасанием дня.

Площадка из розового мрамора была ее любимым местом отдыха. С трех сторон она отгораживалась от случайных взоров живой стеной из пальм, фикусов, азалий с розовыми и пурпурными цветами, кактусов и бесконечного плюща, растущих в роскошных керамических кадках, расписанных под античные вазы. Сторона, обращенная к морю, не заслонялась ничем, открывался чудесный обзор моря с полукружьем уходящего вдаль берега, застроенного виллами и пестревшего парусами сгрудившихся яхт.

Шезлонг представлял собой подвешенный на цепях, под белоснежным тентом, полосатый диван, мерно покачивающийся от легких дуновений ветерка. Вокруг стояли широкие плетеные кресла и столики для напитков. Чуть подалее красовался овальный бассейн, а с другой стороны были проложены деревянные дорожки кегельбана для любителей покатать шары. Небольшие ухоженные клумбы пестрели разнообразными цветами. Преобладали статные, длинные белые, красные, желтые и фиолетовые тюльпаны. Возле их ножек стелились анютины глазки и высовывали свои непокорные головки темно-синие с желтыми стрелками ирисы.

Среди этой роскоши Инга поселилась совсем недавно. Всего несколько дней назад. Но уже успела привыкнуть к своему новому жилищу, так непохожему на занесенную снегом террасу, нависавшую над Садовым кольцом. Лишь иногда казалось, что она слышит перезвякивание серебряных украшений, висевших на елочке, росшей из круглой желтой гипсовой вазы.

То, на что у обычных людей уходят месяцы, а то и годы, Инга предпочитала делать стремительно.

Ей даны особая сила и власть над случайностями.

Подобно человеку, высчитывающему, как лучше пересесть с одного поезда на другой, да при этом успеть еще на самолет, и попасть в метро за минуту до закрытия, она раскладывала пасьянсы и читала все изгибы человеческих страстей и желаний. Немало пришлось потрудиться над тем, чтобы совпали все случайности, но, когда пасьянс был закончен, она уже больше не сомневалась, что в Греции у нее будет свой роскошный дом.

Появившись в Афинах, Инга немедленно связалась с человеком, мечтавшим познакомиться с ней.

Продиктовала ему адрес виллы, объявление о продаже которой должно было появиться только в воскресной газете, попросила внести задаток и договориться о возможности въезда новой хозяйки. А еще через несколько часов к этой самой вилле, расположенной в престижном районе Афин Кифисья, подъехало несколько машин с рабочими и новой мебелью. Дизайнер быстро составил график работ, и за день двухэтажная вилла была приведена в надлежащий порядок. Утром следующего дня Инга въехала в пахнущие свежезаконченным ремонтом апартаменты. Разумеется, многое еще нужно приводить в порядок, но спальня и ретере, на котором Инга желала проводить большую часть времени, были полностью готовы. Ситуация с Лимоном выбила ее из привычного психологического состояния, но тем не менее она не забыла привезти от антиквара зеркало, без которого не мыслила своей жизни.

Сейчас, покачиваясь в шезлонге, Инга с нетерпением ждала заветного полночного часа, чтобы спуститься в ливинг-рум и, запалив свечи, заглянуть в тайны Зазеркалья. Но более всего ее мозги занимала новая забота, связанная с поведением Лимона. Бросив его в Москве, она ни на секунду не сомневалась, что сумеет устроить ему спокойный и безопасный перелет в Афины. Но ей хотелось проследить, как будет развиваться его роман с княгиней, о которой она узнала из пасьянса. Дальнейшее развитие событий неожиданно вышло из-под ее контроля. Вмешался старик Хромой, возник неизвестный ранее Пат, потерпевший сексуальное фиаско Лимон вновь бросился к Ольге — все они перемешали карты пасьянса, и Инге ничего не оставалось, кроме созерцания их рискованных метаний. В результате — два трупа и девчонка, сумевшая окрутить, приворожить Лимона. Этого Инга предположить не могла. Сегодня ей, как никогда ранее, нужен был совет старого друга и покровителя Якова Вилимовича Брюса.

Полукружье берега вспыхнуло мириадами разноцветных огней. Корабли на рейде украсили себя светящимися гирляндами. Молодой месяц застыл в звездном небе. Серебристая дорожка пробежала по гладкой поверхности моря. Совсем рядом громко, коротко и резко крикнул новый питомец Инги — попугай какаду по кличке Христофор. Порыв ветра принес горьковатый запах цветущего миндаля и тут же перемешал его с приторным ароматом отцветавших акаций. По обнаженным плечам Инги пробежал озноб. Весенние вечера еще будили воспоминания о недавней южной зиме резким понижением температуры.

Она встала и поспешила вернуться внутрь дома.

По легкой, сделанной из никелированного железа и белого пластика лестнице спустилась в холл второго этажа. Здесь находилась ее спальня, соединяющаяся с зеркальной ванной, две комнаты для гостей и маленькая кухонька. Весь первый этаж занимала огромная комната, объединяющая в себе и зимний сад, и диванную, и столовую с овальной кухней, оборудованной всякими холодильными, морозильными, посудомоечными и другими полезными агрегатами. Потолок поддерживало несколько мраморных колонн, увитых сочной зеленью лиан. Мебели практически не было, если не считать нескольких обитых белой фланелью диванов и стеклянного бара, расположенных возле огромного мраморного камина. Стены вокруг казались голыми, так как Инга еще не подобрала картин. В отличие от московского жилища, она решила наполнить дом воздухом, а значит, ничего лишнего присутствовать не должно. Исключение было сделано для зеркала графа Бутурлина, которое стояло не как ему положено — у стены, а свободно, почти в центре комнаты. Благодаря этому оно превратилось в произведение искусства, органично выявляя свою самоценность.

Зеркало сразу же облюбовал Христофор. Важно уселся на раму и внимательно стал разглядывать пухлого мальчика, играющего на дудочке. Само зеркало его нисколько не занимало. Он был мудрым попугаем, прожившим около ста лет, и все эти шуточки с отражениями давно раскусил. Говорил он, сообразно возрасту, немного. Всего два слова по-гречески — «паракало» и «эвхаристо». Но этого вполне хватало, чтобы поддерживать разговор.

Подойдя к зеркалу, Инга предупредила Христофора, чтобы не вздумал клевать ангелочка, на что попугай, отвернув голову и надменно прикрыв глаза, важно ответил:

— Паракало.

Инга рассмеялась. С Христофором ей повезло.

Она долго горевала о судьбе Ганса и Игнатия. Злой рок, расправивший над ней крылья, не пощадил ее меньших братьев. Но новую жизнь она не мыслила в одиночестве. Христофора Инга нашла на огромной толкучке в Пирее. Его продавал оборванный албанец. С первого взгляда было ясно, что попугай украден. Слишком не соответствовал товар продавцу. Инга, не мелочась, схватила клетку, боясь, что полиция заинтересуется, откуда у албанца такая аристократическая птица. Имя на английском языке было выгравировано на пластинке, припаянной к прутьям. Должно быть, попугай проникся благодарностью к Инге за то, что она выкупила его у ужасного албанца, потому что безбоязненно вышел из клетки и, нисколько не опасаясь новой хозяйки, принялся обследовать жилище.

Инга задержала внимание на своем отражении в зеркале. Ей нравился ее новый имидж. Белый шелк выгодно оттенял успевшее прихватить первый легкий загар тело. Смуглое лицо, с большими коричневыми кругами под глазами, выглядело молодо и дышало свежестью. Никакая борьба темных астральных сил не отражалась на нем. Дом с видом на море явился Инге из детской мечты, и она снова ощутила себя маленькой девочкой. Хотелось света, тепла и любви.

В ожидании полуночи Инга подкатила к одному из диванов стеклянный столик на колесиках и принялась раскладывать гранд-пасьянс. Поначалу все шло как обычно, карты слушались. Она уже видела Лимона в объятиях вешалки, долго перепроверяла, меняла масти, разводила их карты в стороны, но они упорно сближались. Инга нервно закурила, принесла из спальни два бронзовых подсвечника, каждый на четыре свечи, поставила на столик и зажгла. Предстояло начать самое трудное — найти в линии судьбы Ольги слабые звенья, разорвав которые удалось бы изменить ход ее жизни. Инга откинулась на спинку дивана, закурила. Раньше она брала на себя смелость вторгаться в чужую судьбу только тогда, когда человеку требовалась помощь, теперь ее толкало на это чувство мести.

Инга жадно курила и успокаивала себя тем, что Ольга сама объявила ей войну, приворожив Лимона. Причем использовала какие-то сильнодействующие способы и заклинания. Скорее всего опоила его красным вином, настоянным на своей менструальной крови. После этого мужчина уже не способен противостоять желанию женщины. В таком случае необходимо освободить Лимона от ее власти над ним. Переложив всю вину на соперницу, Инга решила продолжить пасьянс. Уверенной рукой перетасовала колоду и бросила карты на Ольгу. Сомнений не оставалось: вешалка определенно имела виды на Лимона. Карты показывали, что у Ольги любви к Лимону нет, но зато ее сжигает желание держать его при себе.

У Инги не хватило терпения дожидаться советов графа Брюса, она решила действовать на свой страх и риск. По новой разложила пасьянс и вдруг увидела, что он никак не сходится. Равновесие карт оказалось нарушенным, никакого движения не происходило. Бубновая дама, обозначавшая Ольгу, издевательски косила на Ингу одним глазом. Было от чего растеряться даже такой опытной гадательнице. Не поддаваясь панике, Инга начала внимательно проверять весь расклад карт и вдруг вздрогнула от ужаса. В колоде отсутствовала дама пик! Оттолкнув от себя стол, Инга опустилась на колени и стала обшаривать пол и диван. Ведь всего минуту назад дама пик лежала рядом с картой Лимона!

Чем дольше Инга ползала в поисках исчезнувшей дамы, тем больше ее душу охватывала паника.

Никогда прежде карты из колоды не исчезали. Неужели Ольга обладает такой силой, что способна даже в пасьянсе защитить свою карту? Инга совсем сникла. Она не привыкла к соперничеству в своем деле. Исчезновение дамы пик являлось плохим предзнаменованием.

Так и не найдя карту, Инга поднялась наверх в свою спальню. Там разделась и поспешила в ванную, под горячий душ. После того что случилось, нужно было подготовиться к встрече со старым чернокнижником Брюсом. Намазав разгоряченное тело кремом, набросила на себя пурпурную, сплетенную из грубых ниток плащаницу, олицетворяющую контакт с потусторонними силами, и, завернувшись в нее, отправилась вниз.

Часы, висевшие над стеклянными дверями в ли винг-рум, пробили двенадцать раз. Инга поставила подсвечники с горящими свечами с двух сторон зеркала, пугнула Христофора, который молча спланировал к своей клетке, встала на колени перед зеркалом, вытянула руки и закрыла глаза. Медленно раскачиваясь в стороны, она беззвучно шептала:

Когда Инга приоткрыла глаза, в туманной глубине зеркала возник влюбленный в нее граф с васильковыми глазами и белоснежно-седыми волосами до плеч. Лиловый фрак стал еще потертее, батистовая рубашка покрылась зелеными пятнами.

Запекшаяся черная рана на шее все не зарубцовывалась. Но взгляд оставался робким и страстным.

— Я не убила свою любовь, — призналась Инга, боясь, что молодой граф не знает о случившемся.

Он кивком дал понять, что ему это известно, и грустно заметил:

— Любовь умирает независимо от нашего желания. Умирает в одном сердце и убивает другое.

— Мое? — дрогнувшим голосом спросила Инга.

— Тебе послан был человек, способный любить. Но ты сама его превратила в орудие разрушения. Нельзя ждать любви от направленного в сердце револьвера.

Инга дрожала всем телом, словно школьница перед экзаменатором. В душе она соглашалась с мнением графа, но надеялась, что он поможет. Однако граф держался более холодно, чем обычно.

— Поймите, граф, я хочу спасти его!

— А он этого хочет? Ты не сделала его счастливым, так постарайся не делать хотя бы несчастным.

Инга не ожидала такой суровой отповеди. Она не спускала с графа глаз, полных слез, и этим все-таки смягчила его. Он ссутулился, достал кружевной платок, поднес к собственным глазам и, не глядя на Ингу, печально произнес:

— Отбрось гордыню. Встань вровень с той, которую ненавидишь. Ревность не всегда дитя любви.

Страдать без любви невыносимей всего…

После этих слов меланхолично махнул платком и, оставаясь вполоборота к даме, медленно удалился. Инга залилась слезами. Она всегда старалась быть честной сама с собой. Разговор с графом же доказал обратное. Ей слишком приятно было себя обманывать. Неужели чувства, испытываемые к Лимону, совсем не похожи на любовь? Конечно, с точки зрения графа, романтичного юноши восемнадцатого века, нынешние отношения далеки от идеала. Но в каждом времени любовь проявляется по-разному…

Сколько бы Инга ни спорила с исчезнувшим в Зазеркалье графом, вопрос о любви к Лимону острой болью поселился в ее сердце. Пока она была уверена, что действует исключительно ради любви, сомнения о способах ее отстаивания не возникали.

Теперь же основа была выбита из-под ее ног.

В необъятной, почти пустой комнате громом раздался сухой кашель генерал-фельдмаршала сенатора графа Якова Вилимовича Брюса. Он осматривал апартаменты, покачивал головой, но при строгости лица был рад свиданию с юной гадательницей. Не обращая внимания на рыдания, содрогавшие ее плечи, Брюс как ни в чем не бывало принялся хвалить Ингу.

— Молодец, девка! Отыскала-таки зерцало! Я давно предупреждал этого желторотого щелкопера Бутурлина: не кичись своими знаниями, не разглагольствуй по матушке-Москве о наших конференциях. Так нет! Охоч был до глагольства. Из этого самого зеркала поди более двухсот лет назад я ему наказывал науку мою оберегать от срамных глаз да помыслов. А он, сукин сын? Все променял на балы, раззвонил о моих чернокнижьях, опозорил перед дураками; А знаешь ли, какая разница в России между умными и дураками? То-то, слушай. Умный — он свое дело знает, а дурак — все остальное!

Ну да шут с ним. От него давно уж мокрое место осталось. Сказывай мне, чего не весела?

Инга сбивчиво, размазывая руками слезы по лицу, принялась рассказывать старику о своих горестях. Тот слушал внимательно, иногда только доставал щепотку табака из сафьяновой табакерки, клал на большой палец и с шумом втягивал. Потом долго шмыгал носом и закатывал маленькие желтые подслеповатые глазки. Но, видать, слышал все, потому что, как только Инга закончила, укоризненно покачал головой и надтреснутым голосом строго произнес:

— Дело не в глупостях, о коих ты мне тут байки сказывала. Ищи даму пик! Без нее дело твое — дрянь. Что на сердце, то и на карте. Враки говорят, что, мол, где трое, там один лишний. Эка арифметика! Запомни мою правду — там, где сходятся трое, смерть висит над каждым.

— Над кем?! — в испуге крикнула Инга.

— То, девка, дела судьбинные. Их словом вершить не полагается. Ищи даму пик! Кому она достанется, тому и счастье на роду написано.

Как всегда, без прощаний и светских раскланиваний, старик повернулся потертым золотым камзолом и медленно зашаркал в свое заслуженное одиночество. Зеркало, наполнившееся при нем золотистым светом, потухло, словно экран телевизора.

Инга увидела свое лицо в черно-белом отражении.

Невероятно! Мы проспали почти сутки! Лимон утверждает, что всего четырнадцать часов. Никогда столько не спала. Аж голова стала ватной. Зато — полный улет! Лежу, смотрю в потолок и улыбаюсь quot;неизвестно чему. Лимон — в ванной, бреется. Собирается на какую-то важную встречу. Нет, мадам так просто от него не отстанет. А я пойду гулять или наберу всяких сладостей и засяду смотреть телевизор. Мне торопиться некуда. Стучат в дверь. Я пугаюсь и залезаю под одеяло с головой. Лимон открывает. Оказывается, стройный юноша-официант принес завтрак. Во прикол! Клево жить начинаем! Бегу к подносу. На нем не густо, но пожевать есть чего.

Два йогурта с клубникой, джем, сыр, булочки, масло, кофе и ледяной апельсиновый сок. Набрасываюсь на все сразу.

Лимон смотрит на меня и смеется. Сегодня утром он мне кажется красивым. Во всяком случае, привлекательным. Вообще я люблю мужчин такого типа. Среднего роста, спортивных, с крепкими руками. Лицо несколько окаменелое. Зато улыбается совсем по-детски, почти застенчиво. А глаза остаются тревожными. Это, наверное, потому, что широкие выпуклые брови нависают на них. Еще у него смешно торчат уши. Надо бы их прикрывать, и хорошо бы отпустить усы, а то складки, идущие от носа ко рту, слишком глубокие, похожи на шрамы.

Лимону не нравится, что я его пристально рассматриваю. Приходится поцеловать. Это действует.

— Слушай, Лимон, останься! Уляжемся в койку и до полного изнеможения, а? — Я не вру, действительно вдруг захотелось до ужаса.

Он доволен. Смеется. Но собирается уходить.

Оставляет деньги и просит никуда не уходить из номера.

— Еще чего?! Первый раз за границей и сидеть на привязи? Пойду по магазинам, на народ погляжу, в кафе побалдею!

— Ладно. Но не заблудись. Вот тебе визитка, на ней написан адрес гостиницы и номер. И учти, я буду переживать…

Он говорит со мной словно с маленькой девочкой. Боже, как давно обо мне никто не заботился.

Бросаюсь к нему на шею и сдерживаю слезы благодарности.

Немного настроение испортилось. Но какого черта? Берусь за дело. Перво-наперво изучаю свой паспорт. Если я правильно поняла, виза у меня на три месяца. Лимон оставил сто тысяч драхм. Понятия не имею, много это или мало. Надо срочно отправляться по магазинам. Мною овладевает какая-то буйная радость. Боже! Я же вырвалась из «совка» и хрен туда когда-нибудь вернусь! Уж Лимон как-нибудь обеспечит мое будущее. Мне много не надо, я ведь не какая-нибудь столичная щука. Надеваю брючный костюмчик, который, по правде говоря, мне уже надоел. Сейчас пойду и куплю что-нибудь веселенькое! Голова кружится от свободы, кажется, еще немного, и вдохну грудью весь воздух.

Лимон стоял на тротуаре и высматривал красную «Альфа-Ромео». Сзади подошла Инга и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул и, решив, что за ним увязалась Ольга, раздраженно повернулся.

— Я же просил! — начал было, но тут же осекся.

— Извини, припарковаться в Афинах — целая проблема. Как они устраиваются, ума не приложу. — Инга потянулась к нему с поцелуем.

Лимон едва коснулся ее губ и серьезно спросил:

— Куда едем?

— В Пирей. Грек ждет нас на своем катере. Его зовут Арис Петридис. Он — депутат парламента и очень влиятельный человек.

— Я-то ему зачем?

— Сам расскажет. Пошли.

Они сели в машину, и Инга с большим трудом выехала на широкую улицу, ведущую в Пирей. Ехали минут двадцать. Все это время Лимон молчал.

Он не знал, о чем говорить с Ингой. Никаких общих дел планировать не собирался. Но, с другой стороны, без помощи Инги ему и впрямь придется трудно. Она так быстро умудрилась освоиться.

О Греции Лимон знал совсем мало и никогда не думал, что окажется здесь. Из европейских стран его всегда влекла Германия. Немцев он уважал, хотя ни одного лично не знал. Просто в детстве насмотрелся столько фильмов о войне, что поневоле стал к ним относиться, как к равным. Но пока о Германии не могло быть и речи. Всероссийский розыск на него уже наверняка объявлен, а там, глядишь, и в Интерпол сообщат. Раньше его подстраховывала Инга. Но от ее помощи он решил отказаться. Пока не следовало ее разочаровывать. Не умея притворяться, Лимон сообразил, что лучше всего просто молчать.

Раньше неразговорчивость Лимона радовала Ингу. Сейчас же действовала на нервы. Но после общения с молодым графом и Брюсом она поняла, что предстоит серьезная борьба, ставка в которой — жизнь.

В Пирее, оставив машину на стоянке, они долго искали катер поджидавшего их грека. Наконец к ним подошел молодой высокий грек и на чистом русском языке представился:

— Солон Маргелис. Я должен вас проводить к господину Петридису, не так ли?

— Так, так, — закивала Инга и поспешила вслед за греком.

Лимон не торопился. Внутренний голос подсказывал, что готовится западня и ухо следует держать востро. Какими бы заманчивыми ни были предложения греков, если они не готовы помочь ему легализовать капиталы, он их и слушать не станет.

Арис Петридис встречал их на борту своего роскошного катера. Такие Лимон видел только в американских фильмах. Они поднялись по трапу и, обменявшись рукопожатиями, прошли в носовой салон, состоящий из мягких бежевых овальных диванов. Грек жестом предложил садиться. Тут же появился матрос и достал из бара прохладительные напитки. Заревел мотор, и за иллюминатором замелькали стоявшие у причала яхты, лодки и катера.

Солон выполнял роль переводчика. Он, по просьбе Ариса, ради приличия полюбопытствовал, хорошо ли Лимон устроился и нравится ли ему Греция.

— Нормально устроился. А нравится или нет, время покажет. Я не рассчитываю вести в Греции какие-либо дела. Немного отдохну и поеду куда-нибудь в Европу.

— Мы тоже Европа, — заметил Солон.

— Ну, тут юг. Все для отдыха. — Лимон отхлебнул холодной минералки и закурил.

Солон что-то сказал Арису. Тот вопросительно посмотрел на Ингу. Она спокойно объяснила, что с такими людьми, как ее друг, следует говорить без проволочек и двусмысленностей. Грек потер руки и улыбнулся Лимону. Тот спросил у Инги:

— Чего это он?

— Я сказала, чтобы переходили к делу.

— Да, да, — подтвердил Солон. — Мне поручено вас ознакомить.

После этого быстро и страстно принялся говорить Арис. Он жестикулировал, закатывал глаза, кого-то обличал, грозил пальцем, демонстрировал мужской жест. Потом вдруг замолчал. Оперся головой о кулак, глубокомысленно вздохнул и начал по новой. Лимон наблюдал за ним и периодически глядел на Солона. Тот подмигивал, мол, сейчас все переведу. Но, боясь прервать шефа, молчал.

Господин Петридис закончил речь на высокой ноте. Зажмурил глаза и поклонился. Очевидно, после этого должны были раздаться аплодисменты.

Но пауза затянулась, и он, подняв голову, позволил Солону переводить.

— Вы поняли, что господин Петридис — серьезный и уважаемый политик, — с почтением произнес Солон. — Его знают и любят в Греции как борца с преступностью, коррупцией и мафией.

— Очень приятно. — Лимон натянуто улыбнулся в сторону Ариса. Тот в ответ поднял сжатые в кулаки руки и поприветствовал его.

— Недавно в парламенте, — продолжил Солон, — господин Петридис поднял вопрос о преступных группировках, организуемых в Греции недавними эмигрантами. В основном это беженцы из Албании. Рядовые налогоплательщики обеспокоены ростом преступности, которой раньше практически не существовало.

— Разве такое бывает? — перебил Лимон.

— Смотря в каких масштабах, — уклончиво ответил Солон и вернулся к речи шефа. — Так вот, на недавнем собрании избирателей господин Петридис торжественно заявил, что положит конец не только мелкому хулиганству, но и уничтожит в зародыше гангстерские группировки, стремящиеся поставить под свой контроль нелегальный бизнес.

— А я-то здесь при чем? — снова перебил Лимон, давая понять, что его совершенно не интересуют проблемы греческой полиции.

— Прошу внимательно отнестись к словам господина Петридиса, — предупредил Солон.

— Да, да, не перебивай, он говорит об очень важных вещах. Ты в конце поймешь, — вмешалась Инга, до этого с напряжением наблюдавшая за реакцией Лимона.

— Вот с конца и начинайте. А лучше давай выясним, помогут они мне или нет. От этого и будем плясать!

Солон терпеливо дождался, пока Лимон закончит говорить, и как ни в чем не бывало продолжил:

— Вопросу борьбы с группировками, в которые входят албанцы, господин Петридис придает важнейшее значение. Он пообещал народу, люди поверили, теперь следует действовать.

Лимону надоела эта политинформация. Он закурил, встал и, обращаясь к Арису, с раздражением сказал:

— Я-то при чем? Заставьте полицию работать, Тут вам нужны специалисты из МУРа, а не я.

В ответ грек заулыбался и снова потряс кулаками над головой. В зубах он держал огромную трубку и разговаривать больше не собирался.

Солон подошел к Лимону и обратился к нему доверительным тоном:

— Мы специально пригласили вас для конфиденциальной беседы. Дело в том, что полиция практически бессильна. Она устраивает облавы, и на этом все заканчивается. Ловят всякую мелкую рыбешку. Тут есть одна тонкость, которую следует учитывать. Албанские эмигранты — мусульмане, и, если мы их начнем как следует прижимать, пресса поднимет шум, что наши власти проявляют религиозную нетерпимость. А Турция только этого и ждет. Мусульманский мир сразу же ополчится на нас. Попробуй после этого оправдайся, что мы боремся не с мусульманами, а с преступниками. Гангстеры не упустят возможности представить себя жертвами религиозных преследований. Такое может начаться, что и правительству не поздоровится…

Лимон больше не перебивал. Все чаще посматривал на Ариса и прикидывал, для чего тому нужно так яростно бороться с преступностью. Когда Солон сделал паузу, чтобы глотнуть воды, спросил:

— А господин Арис собирается стать президентом или премьер-министром?

Вопрос озадачил Солона, в глазах промелькнула растерянность. Инга, заметив это, обратилась к Арису. Тот выслушал ее и кивнул. Потом вытащил изо рта трубку, уставился на Лимона маленькими круглыми глазками и, буравя его, выдал с пафосом еще один короткий спич.

Солон с готовностью принялся почти синхронно переводить.

— Мне поверил народ. У нас многим верят, но только до первого обмана. Каждый политик в Греции хочет стать премьер-министром, но очень мало тех, кто делами завоевывает этот пост. Большинство — лишь пустыми обещаниями. Мы должны навести порядок в стране, уничтожить всякие гангстерские группировки, и тогда люди сами поймут, за кого голосовать в будущем году!

— За господина Петридиса… Я правильно понял? — одними губами улыбнулся Лимон.

Арис, не дожидаясь перевода, удовлетворенно закивал головой, а Солон закончил:

— Вы умный человек, вам действительно не нужно разжевывать.

Лимон усмехнулся:

— Ну народ… Значит, вы решили в чужую паутину бросить еще одного паука; А русской мафии вы не боитесь?

— С вами проще, вы православные. Одной с нами веры.

— Значит, нас можно придавить официально?

— В какой-то степени да, — признался Солон.

— Отлично! Сначала предлагаете мне разобраться по-тихому с албанцами, а потом уже по полной программе разберетесь со мной?

Солон ничего не ответил, но долго и энергично переводил слова Лимона Арису. Тот кивал и продолжал улыбаться. Потом вдруг вскипел и, развернувшись к Инге, затараторил на высоких нотах. От неожиданности она даже несколько отшатнулась от него. Лимон с удовольствием наблюдал за присутствующими, чувствуя, что схватил их за яблочко.

Наговорившись, Арис отвернулся и уставился в иллюминатор, выбрасывая изо рта, словно вулкан, клубы дыма.

Инга подошла к Лимону. Усадила рядом с собой на диван и, положив ему на плечо руку, заглянула в глаза:

— Ты своим вопросом обидел всех нас. Меня в первую очередь. Неужели считаешь возможным, чтобы я тебя предала?

— Ты-то здесь при чем? Неужели не понимаешь, какие силы замешаны? Запомни, никогда нельзя соприкасаться с государством, будь то Россия, Греция или Америка.

— Но, Лимон, господин Петридис — мой друг.

Он попросил меня заняться его предвыборной кампанией…

Лимон отстранил ее руку, встал, прошелся по салону и, глядя на нее сверху, с издевкой протянул:

— А.., а… Так вот почему ты улетела… Крупный интерес появился. Так это он тебя здесь опекает?

Солон встал между ними и официальным голосом обратился к Лимону:

— Мадам Инга давно получила приглашение от господина Петридиса посетить Грецию с частным визитом. Мы наслышаны о ее занятиях по биоэнергетике, но предложение, которое готовы сделать вам, никакого отношения к деятельности мадам Инги не имеет. Вам не следует пренебрегать им. В России вы объявлены одним из самых жестоких гангстеров. Ни одна страна мира сейчас вас не примет. А мы готовы в обмен за ваши услуги заняться переводом вашего капитала из швейцарского банка на Кипр. Там у нас достаточно связей.

Позже, по новым документам, вы станете гражданином какой-нибудь третьей страны и спокойно займетесь легальным бизнесом.

Предложение звучало заманчиво. И как раз соответствовало надеждам Лимона. Единственное, что коробило, так это сотрудничество с государственными чиновниками. Этим верить нельзя. А значит, следует либо отказаться и в таком случае срочно линять, ибо они сдадут его полиции. Либо принять их условия, предварительно полностью обезопасив себя. Второе, разумеется, предпочтительнее. Но Лимон знал, что обезопасить себя на сто процентов невозможно. Всегда останется лазейка для ханыги-случая.

— Какие гарантии можете мне предоставить?

— Вот это уже другой разговор! — обрадовался Солон и передал слова Лимона стоявшему спиной к ним Арису.

Тот моментально развернулся и с растянутой до ушей улыбкой, вытянув руки для объятий, подошел к Лимону. Лимон увернулся от активного проявления дружбы и повторил:

— Мне нужны гарантии.

— Я буду твоей гарантией! — убежденно сказала Инга.

В ней Лимон не сомневался. Но предпочитал вести разговор с Солоном. Судя по всему, он был не просто переводчиком, а человеком, связанным со спецслужбами.

— Мы готовы обеспечить вас новыми документами. Имея их, вы создадите фирму с долевым участием нескольких партнеров, среди которых будет фигурировать подставной человек с вашими старыми документами. После того как, используя эти документы, деньги из швейцарского банка будут переведены на счет созданной вами компании, старые документы уничтожаются и, соответственно, исчезает человек, ими владевший.

— И все это в виде аванса? — уточнил Лимон.

— Почти все. За исключением того самого человека, которому будут переданы ваши старые документы.

— Следовательно…

— Следовательно, вы выполняете наши условия и мы даем адрес этого человека, а если попробуете нас надуть, то этот человек превратится в свидетеля.

— Круто… — кивнул Лимон.

— Мы тоже должны свести риск до минимума.

Вы рискуете своими деньгами, а мы — политической карьерой. Поэтому давайте так — выигрываем вместе, а проигрываете вы один.

— Узнаю любимые органы, — мрачно пошутил Лимон.

— Когда мы получим ваш утвердительный ответ? — Солон вел себя так, будто уже купил себе работника и более не собирался с ним миндальничать.

Лимон не терпел такого отношения к себе, поэтому сделал неожиданный поворот.

— Я, в общем, признателен вам за предложение и откровенность, с которой оно было сделано, но, честно говоря, мне сложно в незнакомой стране бросать вызов неизвестно кому. Поскольку я привык держать свое слово, то давайте встретимся через два-три дня и вернемся к этому разговору.

Солон подошел к Арису, и они долго о чем-то разговаривали. Тем временем Инга отвела Лимона в сторону. Она не могла допустить, чтобы сделка сорвалась. Арис с первой минуты пребывания ее в Греции выполнял все просьбы. Даже внес задаток за виллу. Отказ Лимона поставил бы под сомнение пребывание Инги в стране.

— Лимон, — проникновенно начала она, — согласись, хотя бы ради меня. Ведь я имею право на твою помощь. Арису позарез нужно разобраться с этими албанскими мафиози. Без этого он вряд ли станет помогать мне с гражданством, да и виллу без его поддержки мне, как иностранке, никто не продаст.

Лимон не сомневался, что Инга в этом раскладе преследует свою выгоду. Отказать ей трудно. Но ведь она сама бросила его в Москве. Да и он достаточно попахал на нее. Такие деньги вместе сделали, что претензий быть не может. Инга и не требовала.

Лишь смотрела на него любящим взглядом и повторила:

— Это же в последний раз. Нам нужно утвердиться в Европе. Без их помощи ничего не получится. Раз сумели добыть деньги, давай сумеем ими воспользоваться. Мои счета тоже могут арестовать в любой момент. Как я докажу происхождение денег? Тут свои законы…

— Да что ты все про деньги! Можно найти тысячу иных способов! Заплатить, купить… Конечно, жизнью рисковать дешевле. Сколько они мне готовы заплатить?

Солон опять подошел к ним.

— Деньги мы вам платить не будем, — предупредил он, давая понять, что слышал разговор. — Но и сдавать капиталы гангстеров в полицию вас никто не заставляет…

— Разумно, — согласился Лимон.

— И последнее, — продолжил Солон, — даем вам сутки для принятия решения. Постарайтесь все взвесить. Но, решив отказаться от нашего предложения, имейте в виду, что в вашем распоряжении будут только одни сутки, чтобы покинуть Грецию.

В противном случае придется иметь дело с нашей полицией.

В ответ Лимон тихонько свистнул и развел руками. Стало ясно, что на него наезжают профессионально. От этого желание сотрудничать с ними совсем отпало. Он взял Ингу за руку и, обращаясь к ней, громко произнес:

— По-моему, нам здесь больше нечего делать.

Или ты остаешься?

— Нет. Ухожу с тобой.

— Через десять минут мы вернемся к причалу, — проинформировал Солон и протянул Лимону руку для прощания.

Господин Петридис, не подходя, поднял кулаки над головой и потряс ими, выражая свою уверенность в согласии Лимона. После этого он в сопровождении Солона поднялся на палубу.

— Тут есть что-нибудь выпить? — спросил Лимон.

Инга открыла бар и достала бутылку греческого коньяка «Метакса».

— А водки нет?

— Только «Узо».

— Что это? — не понял Лимон.

— Местная водка, ее пьют, разбавляя водой.

Лимон подошел, взял бутылку, открыл, понюхал. Пахло микстурой. Такой лечили в детстве.

Налил полстакана, выпил, поморщился.

— А что? Ничего… Вполне. Закусывать не надо.

Как, говоришь, называется?

— «Узо».

Лимон налил еще, взял стакан, уселся на диван и взглянул через иллюминатор на море. Оно плескалось почти у глаз. Белая пена, подхватываемая ветерком, весело и беззаботно разбивалась о стекло.

— А как ты собиралась без меня здесь выкручиваться? — спросил он, не поворачиваясь к Инге.

— То есть как без тебя?

— Хромой с таким же успехом мог взять билеты и на Стокгольм.

— Мог бы и в Париж, а ты все равно прилетел бы сюда. Так легла твоя карта.

— Ох уж эти мне пасьянсы! Живи как все бабы, и будешь счастлива.

— Я хочу счастья с тобой. — Она подсела к Лимону, обняла его и поцеловала в губы. Он не ответил. Катер мягко ударился о причал.

Народа на улице — невпроворот. Вот что значит — утро! Иду к уже знакомой площади. Там есть кое-какие магазины. Поворачиваю в другую от ресторана сторону. На всякий случай стараюсь запоминать дорогу. Силюсь прочитать название улицы, и, надо же, дотумкала — улица Афинос! Вот по ней и пойду. Хорошо, что у них буквы вроде как у нас, только с какими-то закорючками. По-моему, курс выбрала правильный. Сразу начинаются магазины.

А на тротуаре полно лотков. Продают все, что угодно. На фанерке написано — 250 драхм. Бери, что хочешь. Кофточки, шорты, колготы. Всего 250 драхм, а у меня — сто тысяч!

Чувствую себя миллионершей. Глаза разбегаются. Крепко держу сумочку. В Москве тоже есть шикарные магазины, но туда входить страшно. Стоят какие-то морды с дубинками. Все на тебя смотрят с презрением. Продавщицы одолжение тебе оказывают. Правда, Наташка, когда входила, сразу начинала скандалить, и перед ней начинали все заискивать. Я так не умею, теряюсь. А здесь не успела войти, все улыбаются. Полчаса разглядываю «парфюм», и никто не стоит над душой. Спереть, конечно, можно что угодно. А не хочется. По-честному всегда приятней. О, придумала! Куплю-ка я себе французские духи «Анаис-Анаис», Наташка ими пользовалась. Иногда мне давала. И цена подходящая — 12 000 драхм, хорошо бы узнать, сколько это в долларах, но как спросить? Неважно, ведь у меня сто тысяч. Запах потрясающий. Еще и пакетик фирменный дали. Ну, я им: «Мерси боку». Пусть думают, что я француженка. Какой восторг гулять по магазинам и знать, что у тебя есть деньги! Хорошо бы где-нибудь мороженого поесть или пива выпить. Ой, но сначала зайду в меховой магазин! Какие шубы на витрине! И надпись по-русски: «Дешевые шубы». Пусть сами такие носят. Мне Лимон задолжал норку. Его любовница под колеса ее бросила, так найду раза в два подороже. Вот самый писк — разноцветная стриженая норка. Хожу вокруг и облизываюсь. Вдруг слышу за спиной:

— Вам нравится?

Оборачиваюсь — стоит высокий худой. Не то грек, не то грузин — небритый, с золотыми зубами.

— Я знаю, где лучше и намного дешевле.

— Мне дешевле не надо, — с понтом заявляю я.

— Отдыхать приехали или за шубами? — все шире улыбается грузин.

— А вы грек?

— Репатриант из Сухуми…

Понятия не имею, что это значит, но многозначительно киваю и поворачиваю от него. Мне такие приколы ни к чему. Но он не отвязывается. Тихо продолжает вслед:

— По-моему, вы в Афинах совсем недавно. Туг недолго и заблудиться. Может, я вам чем-нибудь помогу?

В самом деле, чего мне наугад соваться? Пусть сопровождает. Оборачиваюсь и благосклонно спрашиваю:

— Где тут можно чего-нибудь попить?

— О! За углом замечательная таверна! — возбуждается он и первым выходит из магазина.

Отправляюсь за ним. Действительно, всего в двадцати метрах на тротуаре стоят под зонтами столики и официанты подают в кружках запотевшее пиво. Это кайф! Черт с ним, с грузином, я и его угощу.

— А может, лучше вино? Попробуй «Рицину».

В жару лучшего напитка нет.

Пожимаю плечами. Вино так вино! Тут же на столе появляется бутылка и глиняная миска салата.

А к нему всякие бутылочки и свежайший хлеб.

— Это греческий салат, — объясняет грузин. — Видишь, там помидоры, паприка, огурцы, а главное, брынза и маслины. Заливать его надо оливковым маслом и виноградным уксусом.

При этом он довольно приятно ухаживает за мной. Поднимаем бокалы.

— За знакомство? — спрашивает он и представляется:

— Ираклий, но можно и по-простому — Ика. — Смеюсь. Он действительно забавный, как все грузины.

— Мне Ика больше нравится. А меня все зовут «княгиня».

— О, какая честь! Кто же тебя сюда привез?

Хрен я ему скажу, с кем приехала, может, он какой-нибудь подосланный. Поэтому кривлю губы.

— Да так, один…

Ика понял, что вопрос мне неприятен, и начал расхваливать жизнь в Греции. Оказывается, девушкам тут жить — одно удовольствие. Не сомневаюсь в этом. Салат оказался очень вкусным. Вино со странным привкусом. Ика объяснил, что в него добавляется смола. Не хуже, чем итальянское. Теперь в самый раз опять прошвырнуться по магазинам.

Ика не позволяет расплатиться. Утверждает, что все стоит копейки. В этот момент к нам подходит толстенький человек в кепке, надвинутой на глаза.

Что-то говорит Ике по-грузински, тот возражает.

Мне их проблемы до лампочки. Встаю, чтобы уйти.

Ика берет меня за руку.

— Погоди, княгиня, такой, понимаешь, разговор ненужный.

Кричит на толстяка в кепке. Тот быстро укатывает.

— Я тебя сейчас отвезу в настоящие магазины.

Такие, что голову потеряешь.

Вот уж не знаю, стоит ли с ним связываться, к тому же у меня не так уж много времени.

— А мы мигом, с ветерком. Чего в духоте толкаться? Эта улица — для эмигрантов. Раз Ика приглашает — не сомневайся. Меня здесь все знают.

А действительно, какой толк шляться одной — ни языка не знаю, ни города. Грузины — народ веселый. Понял, что я при бабках, наверняка на мне же и наварить рассчитывает.

— Только я на мотоцикле не поеду.

— Обижаешь, княгиня. Смотри туда, видишь, стоит джип «Сузуки»? Белый красавец! Вот на нем и поедем.

А что? Клево. С ветерком покатаемся.

— Только потом ты меня довезешь до гостиницы «Титания».

Ика восхищенно закатывает глаза. На него произвело впечатление, что я живу в такой крутой гостинице.

Садимся в джип. Ика включает кондишн. Полный улет! Пахнет мимозой. Лихо разворачивается на малюсеньком пятачке и с ходу дает по газам.

Еще немного — и мы несемся в потоке классных машин. Ика ставит кассету с греческими песнями.

Улыбается, сверкая золотыми зубами. Меня охватывает дурацкий восторг! Здесь никто ничего ни обо мне, ни о Лимоне не знает. Люди радуются жизни. Улыбаются, хотят доставить друг другу радость. За окнами промелькнули фантастические витрины. Я аж высунулась наружу. Ика смеется.

— Приехали. Только береги деньги!

— Украдут? — пугаюсь я.

— Нет. Сама истратишь в первом же магазине.

— Ну уж, хренушки!

Ика останавливается возле маленького магазинчика, перед входом в который висят длинные чернобурки, норки, каракулевые шубки. Дух захватывает.

— Посиди, пойду найду хозяина, — предупреждает Ика и выскакивает из джипа.

Интересно, сколько такая шуба потянет? Моей норке тут делать нечего. В любом случае стоит примерить и запомнить адресок. Приведу сюда Лимона и уж раскручу по полной программе.

В дверях появляется Ика и жестом показывает, чтобы шла к нему. Вот здорово! Машину ни то что не закрывает, даже ключи не вынул. Спрыгиваю на тротуар. Опираясь на руку Ики, вхожу в магазин.

Внутри целые ряды различных шуб. Ласкаю мех руками. Ика настойчиво тащит меня дальше.

— Самые лучшие висят отдельно. Для них специальный режим поддерживается, — объясняет он.

Спускаемся по винтовой лестнице в подвал. Он абсолютно пустой, если не считать белых встроенных шкафов и нескольких зеркал, развешанных по стенам. Ика сам открывает дверцы одного из них, вытаскивает в шелковом чехле шубу в пол и показывает. Я едва не падаю от восхищения. Манто из черной каракульчи, отделанное черно-бурой лисой, с капюшоном, обшлагами, опушкой… Ика предлагает померить. Ой, аж руки трясутся, не знаю, куда деть сумочку. Отдаю ему, а он набрасывает мне на плечи манго. Кручусь перед зеркалами. Такой красавицей я еще никогда не была. Мои прекрасные светлые волосы так гармонируют с мехом! Жалко, что я в брючном костюме. Из-под такого манто должны выглядывать тонкие ноги в прозрачных шелковых чулках. Я так увлеклась манто, что не заметила исчезновения Ики. Боже! Моя сумочка! Там же все деньги! Сбрасываю манто и подбегаю к лестнице. Но вниз спускается все с той же улыбкой Ика и на подносе держит два фужера с белым вином.

Краснею от стыда. Как я могла подумать о нем плохо. Вон сумочка болтается на его плече. Ика ставит поднос на столик и протягивает фужер.

— Хочу выпить за то, чтобы нашелся мужчина, способный подарить тебе такую вещь! — Он благородно поднимает свой бокал, и мы выпиваем.

Холодное кислое вино несколько охлаждает мой восторг. Становится холодно. Хочется закутаться в манто. Снова примеряю его. Прошу Ику подать мне сумочку. Пусть лучше будет в моих руках. Он протягивает мне ее, но почему-то сумочка валится у меня из рук. Нагибаюсь, чтобы поднять, и — теряю равновесие. Больно падаю на коленку. Со мной что-то происходит. Пытаюсь встать, с надеждой смотрю на Ику. Он с улыбкой наблюдает за мной.

Какой-то дурак! Видит же, что я не могу подняться.

Неужели вино так подействовало? Ах да, тут же особый режим для шуб, поэтому я задыхаюсь, нужно подняться наверх. Обеими руками опираюсь о мраморный пол — и бессильно опускаюсь на него всем телом. Сквозь какую-то вату слышу чьи-то шаги. Меня поднимают на руки, куда-то несут, говорят не по-русски. Боже! Неужели умираю… Но нет! Нет! Раскрываю глаза и вижу, что в той самой комнате, где я была, вместо зеркал — окна. В них сидят какие-то люди и с улыбкой смотрят на меня.

Неужели это театр? Мне кажется, я слышу, как они аплодируют. Хочу вырваться из чужих рук, но меня держат крепко. Голова наливается свинцом. Шея не выдерживает. Закрываю глаза и, кажется, засыпаю.

Инга припарковала машину неподалеку от отеля. Лимон собрался прощаться, как вдруг она предложила:

— Думаю, тебе лучше будет жить у меня. К чему светиться в отеле?

— А Ольга? — не понял он.

— Куда ж без нее? Места всем хватит.

— Ты не против, чтобы я переехал к тебе вместе с ней? — переспросил ошарашенный Лимон.

— А ты как думал? Кроме всего, мы — друзья..

И во всем этом белом прекрасном городе не найдется людей ближе, чем мы с тобой.

Лимон продолжал смотреть на Ингу с недоверием. Ему и в голову не могло прийти такое решение.

Ведь совсем недавно она не скрывала своей ревности. Кто поймет этих баб!

— Пойду спрошу у Ольги, — неуверенно ответил он.

Инга рассмеялась. Лимону и самому показалось глупым это решение. Действительно, не хватало еще ему узнавать мнение княгини!

Возможно, смех Инги избавил его от сомнений.

Он, ничего не говоря, уверенно зашагал в туннель, ведущий ко входу в «Титаник»quot;.

Мысль жить втроем уже не казалась абсурдной.

Он всегда хотел, чтобы Инга осталась его другом.

А Ольга не посмеет перечить.

Лимон вошел в номер и с досадой обнаружил, что Ольга еще не пришла. Куда она запропастилась? Магазины закрылись на дневной перерыв.

Какое-то нехорошее предчувствие закралось в душу. Уж не случайно ли Инга предложила перебираться к ней? Лимон слонялся по комнатам и давал волю своему воображению. Он почти уверил себя в очередных кознях Инги. Она воспользовалась переговорами, чтобы избавиться от Ольги. А теперь лицемерно приглашает их вдвоем! Раздался телефонный звонок. Лимон бросился к трубке. Оказалось, звонит Инга и интересуется, почему они не спускаются в холл отеля. Лимон, еле сдерживая себя, сдавленным голосом попросил Ингу зайти в номер.

— Что-нибудь случилось? — с порога спросила она.

— Ольга пропала, — глухо ответил Лимон.

— С чего ты взял?

— Она должна была пройтись по магазинам и давно вернуться в отель.

— Лимон, нельзя быть таким наивным! Девушка впервые попала за границу, и ты хочешь, чтобы она сидела в номере? У нее деньги есть?

— Сто тысяч драхм.

— О, тогда жди свою княгиню под вечер.

Инга ничем не выражала своего участия. И, как показалось Лимону, держалась слишком беззаботно. Он ничего не ответил, открыл бар, водки там уже не было. Достал бутылку «Узо» в форме греческой амфоры. Без всякого разбавления водой выпил полстакана и закурил. Инга налила себе вина. Некоторое время они молчали. По физиономии Лимона было видно, что он нервничает. Обычно его каменно-неподвижцое лицо никаких эмоций не выражало. Сейчас же желваки неутомимо двигались, губы выпячивались, словно он жевал жвачку.

— Давай спустимся в ресторан и пообедаем, — предложила Инга. — А для княгини оставим у портье записку. Чего просто так сидеть и ждать?

Лимон согласился. Есть действительно хотелось. Они вошли в полупустой ресторан и сели так, чтобы виден был вход. Инга заказала жареные сардинки, греческий салат, французский луковый суп и на горячее «сувлаки» — жареное мясо, вроде шашлыка. Лимон мрачно спросил официанта, есть ли в ресторане водка. Тот задумался, спросил что-то у метрдотеля и кивнул:

— «Смирнофф»!

— Пусть тащит бутылку.

— Здесь не принято, — возразила Инга. — Они в это время вообще не пьют, тем более бутылками.

— Это их проблемы. Пусть несет бутылку!

Инга перевела. Официант несколько раз переспросил и удалился, покачивая головой.

— С ней что-то случилось! — не сводя взгляда с входа в ресторан, повторил Лимон.

Инга ничего де ответила и тем самым подтвердила его опасения. Он отодвинул принесенные официантом блюда и, мрачно глядя в глаза Инге, потребовал:

— Признайся, это твои козни? Куда ты дела девчонку?

Глаза Инги расширились, она опустила ложку, полную салата, ему в тарелку и слабо улыбнулась.

— Ты решил, что я на такое способна?

— А почему нет?

— Ты можешь меня не любить, но считать сволочью не имеешь права. Мне даже в голову не пришло бы избавляться от девушки, к которой ты неравнодушен. Поверь, существует масса других способов вернуть себе сердце мужчины.

Лимон не знал, верить Инге или нет. Поэтому налил полный фужер водки и залпом выпил. Ничего не оставалось, как сидеть, пить, жевать и ждать.

Инга тоже после его подозрений замкнулась в себе и выглядела обиженно. Забыв про еду, они сидели и, не глядя друг на друга, курили, думая каждый о своем, пока метрдотель не подошел с извинениями и не объяснил, что ресторан закрывается.

Лимон, не глядя, бросил на стол деньги, забрал недопитую бутылку и, не дожидаясь Инги, пошел в номер. Ему очень хотелось открыть дверь и увидеть спящую на кровати Ольгу. Но в номере никого не было. «Куда идти? Где искать? К кому обращаться?» — впервые он чувствовал себя беспомощным.

Недоверие к Инге не проходило. Однако он уже не пытался обвинять ее. Для этого нужны были какие-то доказательства. Но почему-то все более уверял себя в том, что Инга, видя его состояние, вернет ему Ольгу.

Поэтому, когда открылась дверь и вошла Инга, посмотрел на нее с нескрываемой надеждой. Но ничего утешительного не услышал. Допив из горла водку. Лимон отбросил бутылку и, откинувшись на спинку дивана, впал в полупьяное забытье.

Инга достала карты, желая разложить пасьянс, и вдруг вспомнила, что в колоде не хватает дамы пик.

Спустилась вниз, вышла на улицу, в газетном киоске купила новую, но когда вернулась и разорвала, то дамы пик и там не оказалось. Выбросив карты в мусорную корзину, она вышла на балкон. Солнце, мягко лаская крыши домов, уступало улицы вечернему умиротворению. Запахи цветущих деревьев, почти незаметные днем, к вечеру сгустились, насыщая воздух тяжелыми ароматами. Даже смог, вечно висящий над городом, не мог противостоять напору живительных весенних сил природы. Инге стало совсем грустно. Не так она себе представляла встречу с Лимоном на этой облюбованной богами земле.

Когда она вернулась в номер, Лимон уже был на ногах. Он принял холодный душ, побрился и выглядел вполне свежо.

— Я взорву этот город! — грозно произнес он.

Инга поняла, что он не шутит и готов носиться по улицам, круша все на своем пути.

— А может, она просто заблудилась?

Это было самое последнее наивное предположение. Лимон зло усмехнулся.

— От слова «заблудить»? Я ей специально дал визитку с адресом отеля.

— В таком случае у нас единственный выход — позвонить Солону Маргелису, — не обращая внимания на его дурацкую шуточку, предложила Инга.

— Думаешь, это их рук дело? — оживился Лимон.

— Нет. Слишком ничтожно. Просто Солон обладает большими связями в полиции. Попросим его узнать, не произошло ли какого-нибудь несчастного случая.

Лимон причмокнул:

— Я сразу понял, что он из легавых. От них в любой стране несет одним духом.

— По-моему, он и не скрывал этого, — резонно заметила Инга. — Так звонить ему?

— Валяй, — вздохнул Лимон, плюхнулся на диван и ударил себя ладонями по коленям. — Ах, как они меня красиво сделали! Мне бы позвонить им с отказом, а я обращаюсь с просьбой! Нет, ты меня не переубедишь, это их работа. Но плохо они знают Лимона, ой как плохо. Звони, побеседуем.

Инга набрала номер телефона. Услышав голос Солона, представилась по-русски:

— Господин Маргелис, это Инга.

— Слушаю вас, керье Инга.

— У нас тут небольшое ЧП. Пропала девушка моего друга. Он оставил ее в гостинице, она пошла погулять и до сих пор не вернулась.

В ответ раздался понимающий смешок, и Солон без всякого сочувствия спросил:

— Вы уверены, что она пропала? В Афинах столько развлечений и соблазнов!

Лимон выхватил трубку из рук Инги.

— Слушай, Солон! Я не знаю, чьих рук это дело, но, поверь мне, с этой минуты переверну весь ваш город, и горе тем, кто за этим стоит!

Солон не обиделся, не оскорбился такому выплеску эмоций, а без всякого ерничества, по-деловому ответил:

— Простите, я понимаю ваше раздражение. Сейчас постараюсь что-нибудь прояснить. Давайте ее паспортные данные.

Лимон вопросительно посмотрел на Ингу, та удивленно подняла брови.

— Да тут такое дело.., паспорт при ней, — неуверенно пробурчал он.

— Ладно, давайте фамилию.

Но и этого Лимон не знал. Чувствуя нелепость своего положения, он произнес:

— Зовут ее Ольга Выше среднего роста. Густые русые волосы, одета в брючный костюм… — Прикрыл трубку рукой и спросил у Инги. — Какого цвета?

— Бежевый, и малиновая кофта, — подсказала она.

— Бежевый, и малиновая кофта. Никакого языка не знает. При ней сто тысяч драхм. Первый раз за границей.

Солон понял, что другими сведениями приятель Инги не располагает, и, не мучая его расспросами, коротко закончил:

— О'кей! Ждите! Вы в «Титании»?

— Да, — ответил Лимон, положил трубку и снова высказал свои подозрения:

— Их рук дело! Их…

Только вот не получится со мной так.

«Заманали!» — кричу во весь голос. Передо мной сидят толстые мужики в каких-то белых простынях, на головах — салфетки, короче, арабы! Уже битый час прикидываюсь спящей. Думала, посидят и уйдут. А они курят кальян, сосут дым из трубок и без умолку болтают. Рядом со мной какой-то мудила пьет вино и периодически хватает меня за ноги.

Так бы ему и двинула, да боязно. Никак не пойму, чего им от меня нужно. Трахнули бы давно и отпустили. Нет, сидят и курят. Аж самой надоело. Придется просыпаться. Резко открываю глаза. Мягкий полумрак идет от низких светильников в виде раковин, развешанных по стенам, разрисованным фигурами восточных женщин и кобыл. В центре овальной комнаты, на толстом ковре, да еще, видать, на скамеечках, сидят эти арабы, скрестив ноги. Увидели, что я проснулась, и оживились. Все сразу дружно и громко заговорили. Мудила, тот что рядом, дыхнув перегаром, слащаво заулыбался:

— Мы рады, рады видеть тебя! Главное, не бойся, здесь тебя не обидят.

— А что мне здесь сделают? — наглею я на всякий случай.

— О, чай будем пить, вино будем подавать, травку покурим…

— А потом?

— Потом видно будет.

Во влипла! Притворяюсь совсем глупенькой.

— Слушай, как тебя там…

— Хазбар, дорогая!

— Хазбар, меня ведь жених по всему городу ищет.

— Какой жених? Разве у таких, как ты, существуют женихи?

И смеется, подлец. Выходит, меня приняли за гастролирующую проститутку. Я же себя совсем скромно вела. Как бы им объяснить, чтобы поверили?

— Слушай, Хазбар, а где Ика?

— Кто такой Ика? Не знаю. Гости мои, вот все перед тобой. Они большие люди. Ты им должна понравиться.

— Я же не проститутка! Пойми, меня ищет жених… — Хочу добавить, что когда найдет, то передавит их всех, как клопов, но вовремя спохватываюсь. Лучше бить на жалость и девственность. Поэтому добавляю шепотом:

— Я ведь еще девушка…

Это его впечатляет. Он быстро передает новость сидящим. Они хлопают в ладоши, демонстрируя мне свое восхищение. Козлы! В довершение всему возникает музыка, вернее, однообразная, тоскливая мелодия, под которую арабы начинают танцевать друг перед другом, тряся животами и поднятыми вверх руками.

— Что с ними? — спрашиваю Хазбара.

— Радуются столь удачной находке. Им как раз очень нужна девственница. Третий месяц сидят, совсем надежду потеряли.

По-моему, я что-то не то брякнула, ну да пусть буду девственницей, все-таки безопасней… Осторожно стараюсь выяснить, что же меня ожидает.

— А не девственницы им не нужны?

— Почему? Нужны. Женщины на Востоке всегда нужны.

Кажется, начинаю понимать, к чему дело клонится. Применяю старый испытанный метод — побольше болтать глупостей и вылавливать информацию.

— Понимаю, понимаю. Они воруют девушек и делают их женами в своем гареме…

— Женами? Ваших проституток? — оскорбляется Хазбар. — Что ты! В гарем девушек не воруют.

Жена в гареме — большая честь для каждой женщины. Что ты! Она же официально замуж выходит.

Обязательно из хорошей семьи. А эти русские… тьфу.., и польки.., тьфу.., и кубинки.., тьфу!

— Зачем же они вам? — искренне удивляюсь.

— А… Причина есть. Новая мода появилась у особо богатых наследников шейхов. Кроме официального гарема, полагается иметь еще один — тайный.

— Зачем?

— В тайном — одни любовницы. Ими можно меняться, даже дарить. А жены аллахом посланы, их уважать любой муж обязан.

В наш разговор вмешивается один из арабов.

Высоким голосом чего-то требует от Хазбара. Тот приторно улыбается, постоянно прикладывает руку к сердцу и кланяется. Потом обращается ко мне:

— — Они желают произвести осмотр. Ты не бойся, все трое — кастраты. Вреда тебе не причинят.

Возмущению моему нет предела. Ору на гадкого сводника:

— Не позволю ко мне прикасаться! Еще ни один мужчина этого не делал! — До того захожусь в крике, что сама начинаю верить в свою девственность.

Кастраты испуганно затихают. Хазбар ждет, пока я успокоюсь, и, пока я набираю дыхание, заявляет:

— Пожалуйста, не хочешь, не надо. Сейчас отправим в порт, там уже две югославки маются в ожидании корабля. Будешь третьей.

После его слов по-настоящему становится страшно. Неужели Лимон до сих пор меня не ищет? Сволочь какая! Привез и бросил. Только шейхов мне не хватало…

— Меня-то куда потом?

— О, большим подарком будешь! Одному юноше на совершеннолетие его друзья решили подарить настоящую девушку.

— Варвары!

— Что ты! Они все в Лозаннском университете учатся.

— И что же он со мной делать будет?

Хазбар скромно потупил свои гнусные масленистые глаза, давая понять, что ему неловко объяснять мне детали. Арабы позвали его, и после короткого совещания он жестом приказал мне следовать за ними. Подчиняюсь, чтобы выиграть время. По узкому коридору проходим в странное круглое помещение. Скорее всего это восточная баня. В центре — мелкий бассейн с фонтанчиком, а по сторонам — мраморные лавки. Пока Хазбар меня стережет, кастраты куда-то смываются.

— Лучше не сопротивляйся, — предупреждает он. — Иначе придется утихомирить. Положу тебя на живот, а руки и ноги свяжу за спиной. Немного полежишь и станешь шелковой.

Боже, заманал! И смешно, и страшно! До сих пор не могу поверить в этот бред. Но совершенно наяву появляются трое толстых голых мужиков в клеенчатых фартуках. Хороши кастраты! Подходят и начинают раздевать. Не сопротивляюсь, чтобы не порвали новый костюм. Возятся долго. Как же они будут устанавливать девственность? Пока обращаются вежливо, почти ласково. Руки у них женственные, пальцы пухлые, нежные. Стою совсем голая. Подводят меня к мраморной лавке, кладут, приносят тазы с водой, начинают мыть губкой. Почти балдеж! Но когда же Лимон меня найдет? Один кастрат занялся моими пальчиками на ногах. Как он их холит, кажется, даже языком ласкает. Ничего себе кастраты! Очень тщательно моют. Особенно груди. Потом насухо вытирают все тело и кладут на другую полку. Начинают втирать какие-то пахучие кремы. Для чего они меня готовят? Неужто прямо сегодня отправят в подарок? Нет уж, пока руки-ноги свободны, буду защищаться с остервенением.

Намазали кремом и перевернули на спину. Двое разводят мои ноги, а третий осторожно лезет пальцем во влагалище. Сволочи! Дергаю ногами, освобождаю одну и бью ею со всей силы по склоненной лысой голове. С воем кастрат падает. Тут же возникает Хазбар. Без улыбки он кажется хищным и жестоким. Бьет меня наотмашь по лицу. Заливаюсь слезами. Уже не вижу, кто всовывает палец. Слышу, что кастраты начинают кричать своими высокими голосами. Надо мной склоняется Хазбар.

— Что ж ты, сука, наврала?! Только время потеряли! Но наказание ты заслужила.

Вчетвером переворачивают меня на живот и больно стягивают за спиной ноги и руки. Завязывают их тонкими ремнями. Ору матом. Хазбар хватает меня за волосы, приподнимает голову и плюет в лицо.

— Блядь московская! Ни к каким шейхам не поедешь. Утром отправлю в Бангкок, за копейки продам в самый дешевый бордель!

С силой ударяет лицом по мраморной скамье.

Из носа льется кровь, рыдаю и дергаюсь всем телом. Он стоит рядом и смеется.

— Минут через двадцать у тебя начнутся такие боли, что вспомнишь маму родную. Только я тебя не развяжу. Хазбара обманывать нельзя! Проститутка.., тьфу!

Лимон нервно курил и не обращал на Ингу ни малейшего внимания. Ее это злило. Она в который раз задавала себе вопрос: неужели он так же мучился в Москве, обнаружив ее исчезновение? Карты подтвердили глубокую скорбь, охватившую душу Лимона, вернувшегося на пожарище. Но не мог же он неделю назад страдать по одной женщине, а сегодня уже по другой? Подобная несуразица лишний раз подтверждала, что на него оказано сильное энергопсихотропное воздействие. Жалко, что Инга не успела более коротко сойтись с княгиней. На первый взгляд девчонка не обладала никакими экстрасенсорными данными. Во всяком случае, находясь в непосредственной близости с ней, Инга не чувствовала никаких тепловых волн. Лимон, конечно, ни за что не поверит в то, что связался с ведьмой. Возможно, она его покинула навсегда, опьяненная обретенной свободой. Русские ведьмы в Европе не нуждаются в покровительстве друзей-эмигрантов. И при первой возможности открещиваются от них и устремляются на штурм солидных банковских счетов преуспевающих западных бизнесменов. Даже самые большие капиталы, переведенные соотечественником в швейцарский банк, не удержат таких девиц. Потому что богатого «нового русского» либо убьют свои, либо наедут так, что лишат последней рубашки, либо опозорят на весь мир. К тому же ни один русский бизнесмен или банкир никогда не будет принят в европейскую элиту. Так что Лимон напрасно переживает. Его деньги не являются гарантией обожания со стороны пропавшей любовницы. Но разве Лимон пожелает выслушивать доводы Инги? Поэтому она сидела рядом и тоже молчала.

Тишину нарушил телефонный звонок. Инга взяла трубку. Первым делом Солон участливо поинтересовался, не объявилась ли русская девушка. Услышав отрицательный ответ, попросил передать трубку Лимону. Тот довольно грубо рявкнул:

— Слушаю.

— Мне дали справку, что никаких несчастных случаев с описанной особой в течение дня не произошло. Полиция также не сообщает о ее задержании…

— Что ж она, по-вашему, в море утонула?! — перебил его Лимон.

— Не думаю. В последние дни участилось похищение проституток из России. По сведениям некоторых сутенеров, девушек тайно переправляют на Ближний Восток и в островные государства Азии.

Отнимают паспорта и заставляют работать в борделях или продают в нелегальные гаремы.

— Кто этим занимается? — взвыл Лимон. Он не сомневался, что с Ольгой произошло именно это.

— Полиции пока неизвестно, — спокойным тоном продолжил Солон. — Почти все исчезнувшие девушки жили с просроченными визами, поэтому их и не собираются разыскивать. Многие просто болтаются по всей Европе, а некоторых могли и украсть…

Солон сделал паузу. Лимон шумно дышал. Он готов был немедленно действовать, и его раздражало почти издевательское безразличие грека, плетущего интригу.

— Кто этим занимается? — повторил он.

— Скорее всего албанские преступные группировки. Но не исключено, что им помогают хорваты и ваши чеченцы. Искать скорее всего нужно среди мусульманских кланов.

— Предлагаешь бегать за каждым мусульманином?

Солон снова помолчал и вдруг, чему-то обрадовавшись, спросил:

— Ваша девушка, очевидно, интересуется шубами? Она хотела купить шубу?

Лимон не знал, что ответить, и посмотрел на Ингу, та утвердительно кивнула и напомнила:

— Я же проехалась по ее норке.

— Да, могла, — сообщил в трубку Лимон.

— И наверняка дорогую? — уточнил Солон.

— А какая разница?

— Большая. В Греции ваши соотечественницы стараются купить шубы подешевле для перепродажи в России. Шикарные манто покупают обычно жены и любовницы ваших новых богачей. Они, как правило, ходят с охраной или в сопровождении греков, а кроме них, такие шубы приобретают проститутки. Возможно, в одном из шубных магазинов ее и приняли за такую девицу.

— Логично, — согласился Лимон и добавил:

— Она наверняка выбирала самые дорогие меха. Дайте адреса этих магазинов!

— О, это невозможно! — рассмеялся Солон. — Их тысячи, да все и ни к чему, возле каждого такого бутика крутятся темные личности, чаще всего репатрианты, они говорят по-русски и предлагают отвезти на склады, где можно выбрать подешевле.

Лимон отбросил все сомнения. Ольга попала именно в такую историю. И хоть Солон ничего конкретного так и не сообщил, стало ясно, в каком направлении искать. Как будто почувствовав уверенность Лимона, Солон напоследок все-таки сделал небольшой подарок.

— Неподалеку от вашего отеля, рядом с площадью Омония, есть гостиница «Диоген». Там в кафе за столиками сидят эти самые жучки. Думаю, если кого-нибудь из них потрясти, можно получить кое-какую информацию… Но, разумеется, частным порядком.

Лимон в ответ кивнул, забыв, что Солон его не видит, и передал трубку Инге.

— Выясни поподробнее, где эта гостиница.

Инга переспросила по-гречески. Пока она продолжала разговаривать по телефону, Лимон маячил рядом, злясь, что у него под руками нет никакого оружия. Как только разговор закончился, он скомандовал:

— Поехали!

— Туда лучше пешком. Шикарная машина вызовет подозрения, — объяснила Инга. Возникшая ситуация ей нравилась тем, что Лимон пошел на контакт с греками. Об Ольге думала меньше всего и склонялась к тому, что девчонка впрыгнула в какой-нибудь «Мерседес» и покатила к морю в обнимку с новым знакомым. Но убеждать в этом Лимона, особенно сейчас, было опасно.

Они вышли на улицу и направились в сторону Омонии. Площадь, словно зеркальный шар, бликовала разноцветными огнями рекламы. Сумерки превращались на ней в серебристый полусвет. Распахнутые двери магазинов и кафе ярко освещали гуляющих. Люди делились на две категории. Одни постоянно двигались по кругу и исчезали в прилегающих улицах. Другие стояли многочисленными группами и, казалось, чего-то ждали. Отовсюду звучали музыка и возбужденный женский смех.

Инга искала глазами афиши порнофильмов, так как поворачивать нужно было на улицу, где находился этот круглосуточный кинотеатрик. Возле него стояли сутенеры и высматривали новобранцев недорогой любви. Спустившись вниз по улице, Инга увидела саму гостиницу. Вернее, укрепленное на торце дома название, написанное крупными буквами. Она остановилась, подождала Лимона и предложила:

— Давай подойдем к входу по отдельности. Я сяду за столик, а ты жди, когда со мной начнут разговаривать о шубах. Но не принимай никаких решительных действий. Попытаюсь их прощупать.

Лимон неохотно согласился. Ему больше по нраву было схватить одного из этих мерзавцев и бить головой о стену до тех пор, пока не вытрясет из него все сведения. Однако он привык слушаться Ингу и молча двинулся за ней, чуть отойдя в сторону.

Перед широким стеклянным входом в гостиницу стояли столики небольшого кафе. Чуть дальше находился крытый ресторанчик. Везде слышалась русская речь. Дамы сидели группками. Пили минеральную воду. Это были массивные крашеные блондинки, снующие с огромными сумками из России в Грецию и обратно. Все считали каждую драхму, поэтому не позволяли себе шиковать и радоваться жизни в этом созданном для развлечений городе.

Усталые, они делились своими бедами и нажитым опытом борьбы с таможней. Но некоторые, наиболее привлекательные из них, расслаблялись в окружении мужчин скорее кавказской, чем греческой наружности. Громко, со всех сторон, без всякого стеснения, несся российский мат с кавказским, украинским и прочими акцентами и выговорами.

Инга нашла пустой столик и села в белое пластиковое кресло. Лимон остался курить на ступеньках. Сидеть и скучать одной Инге пришлось недолго. Тут же из холла гостиницы появился юркий невысокий парень с огромной копной мелко завитых волос на голове. Он развязной походкой подошел к столику, сел напротив, задрал ногу на ногу и небрежно бросил:

— Русская?

— Тут все русские, — скромно ответила Инга, давая понять, что не желает вступать в разговор с незнакомцем.

— За шубами приехала? — не обращая внимания на ее реакцию, продолжал курчавый.

— Да нет. Я здесь отдыхаю. Пришла встретиться с подругой. Она остановилась в этой гостинице…

— В каком номере?

— Откуда я знаю. Договорились в кафе.

— Значит, придет, — согласился парень и снова принялся за свое:

— Так шубу будешь покупать?

Инга высокомерно окинула его взглядом и скривилась в презрительной улыбке.

— Я не из этих хабалок. Предпочитаю манто тысяч за десять долларов. Такие меха в посредниках не нуждаются.

Курчавый внимательно принялся разглядывать Ингу, при этом не переставая вдалбливать свое:

— К чему переплачивать? Только сговоримся, и ту же самую шубу, даже лучше, купишь через меня гораздо дешевле. Я — Рудик. Все эти бабы меня знают, можешь спросить у любой — я никого не обманываю. Свой процент имею — и все удовольствие.

Лимон слушал эту болтовню, делая вид, что разглядывает белый джип «Сузуки», припаркованный рядом. Ему нравилась манера, в которой Инга вела разговор. Но для проститутки она была слишком изысканно одета. «Хотя черт их знает, как они здесь все одеваются!» — чертыхнулся он про себя и перевел взгляд на сидящих женщин, стараясь определить, какая из них более похожа.

— — Где твой склад? — лениво поинтересовалась Инга.

— В Глифаде.

— А чего ж сюда забрался?

— Так не сезон еще. Отдыхающих мало. Море холодное, а здесь место всегда теплое. Ну, доставать шубу? Могу прямо сейчас кое-что продемонстрировать. Обалдеешь! Цельная норка для миллионерши.

— В сумке с собой таскаешь? — сыронизировала Инга.

Парень тряхнул мелкими завитушками волос и расхохотался. Потом жестом подозвал официанта и заказал два кофе с холодной водой.

— Я здесь снимаю номер. Небольшой филиал склада. Выпьем кофе и поднимемся.

— Уговорил, — согласилась Инга.

Услышав это. Лимон направился в гостиницу.

Портье говорил по-русски, и поэтому не составляло никакого труда заказать номер. Оставив у себя паспорт, любезный грек протянул ему ключ с железным набалдашником. Поскольку Инга увлеченно разговаривала с курчавым и пила принесенный официантом кофе, Лимону пришлось вернуться к белому джипу и, поймав ее косящий взгляд, пеплом потухшей сигареты написать на дверце машины номер комнаты — 21, после чего он, стараясь не привлекать внимания курчавого, поспешил назад в холл и исчез в кабине лифта.

— А ты вообще как, интересуешься женщинами только в связи с шубами? — без тени кокетства и даже с явным превосходством уколола нового знакомого Инга.

— Я пользуюсь филиппинками — они дешевле, — честно признался Рудик.

— В таком случае ты мне не опасен. Ненавижу, когда не по Сеньке шапка. На склад бы я с тобой не поехала, девки рассказывали, уже несколько наших бесследно исчезли, но в номер попробую. Только позвоню подруге и на всякий случай сообщу, в каком номере нахожусь. Договорились?

— Мне тебя воровать как-то ни к чему, — пожал плечами курчавый и, поставив на стол пустую чашечку кофе, вылез из-за стола.

Они поднялись на лифте на четвертый этаж.

Вместе с ними в лифт вошел высокий, худой, небритый грузин. Он нагло рассматривал Ингу и улыбался, сверкая золотыми зубами. Инга удивилась, что Рудик демонстративно отвернулся, делая вид, что не знаком с этим наглым мужиком. Ей не составляло никакого труда почувствовать напряжение, которое мгновенно возникло между двумя проходимцами. Значит, не зря она откликнулась на предложение курчавого. И, улыбнувшись обладателю золотых зубов, вышла вслед за Рудиком. Оставшийся в лифте грузин поехал выше.

В номере, куда привел ее курчавый, действительно оказалось много шуб. Они висели в стенном шкафу, лежали на низкой постели и в кресле. Отсутствие в номере штор, отошедшие от стен обои, шум воды, льющейся в унитазе, подтверждали низкий класс гостиницы.

— Дрянная гостиница, — заметила Инга.

— Русские любят, — возразил Рудик и показал рукой на шубы:

— Выбирай.

— Из этого говна?! — возмутилась Инга.

Курчавый замахал руками и противно завизжал:

— Что ты из себя передо мной строишь? Покупай, что есть!

Инга подошла к горе шуб, подняла одну, осмотрела и бросила на пол. За ней последовали остальные. Рудик не возмущался. Его, кажется, совсем не смущало такое пренебрежительное отношение к товару. Инга перешла к шкафу. В нем тоже ничего интересного не висело. Все шубы были из кусочков, очень небрежно пошитые.

— Мне здесь ничего не нравится, — насмотревшись, заявила она.

— Ладно! — согласился Рудик. — Раз уж ты с таким понтом, я тебе подарю пару штук!

— Как это? — округлила глаза Инга.

— Очень просто. Бери две любые и уходи. Будешь помнить мое доброе сердце. Может, когда-нибудь сделаешь скидку и мне. Даром язык не повернется просить.

Инга поняла, что ведется какая-то игра. Шубы ей были не нужны, но очень интриговало продолжение. Она презрительно пнула ногой брошенные на пол меха.

— Каждая из них больше ста двадцати долларов не стоит. Поэтому затолкай их лучше в целлофановые пакеты и снеси вниз. Утром мусорщики подберут.

Но Рудик, охваченный желанием подарить две шубы, не собирался отступать.

— Тебя как зовут?

— Инга, а что?

— Ты мне сразу понравилась. Вообще-то я проституток побаиваюсь. Слишком заносчивые. А ты другая. Настоящая женщина. Прими мой подарок от чистого сердца, не обижай. Сама отдашь бедным. А лучше оставь себе, на всякий случай. Подаришь новеньким из России. Или продашь. Все деньги.

Инга стояла, рассматривала шубы и представляла себе, как бы на ее месте повела себя настоящая проститутка. Наверное, взяла бы. Все-таки даром.

Да и приятно, когда парень хочет от чистого сердца. Мог бы и получше изображать внезапную влюбленность, но, видать, считает ее совершенной дурой и не очень выкладывается.

— Чтобы только отстал, так и быть, выберу для мамы и сестры в Красноярске.

Она взяла облезлую чернобурку из кусочков и норковый жакет, сшитый разноцветными меховыми ромбами. Мода на такие была лет пять назад.

Рудик, казалось, был на седьмом небе от счастья.

Он крутился рядом, заботливо укладывал шубы в большой коричневый целлофановый мешок и попытался даже поцеловать Ингу в шею.

— Но, но! Мой поцелуй стоит гораздо дороже! — осадила она его. И, опасаясь продолжения приставаний, собралась уходить.

В этот момент зазвонил телефон. Рудик взял трубку и заговорил по-гречески. Уверенный в том, что Инга не понимает, в выражениях особо не стеснялся.

— Да, сейчас выходит. Отправляю, не тяни.

Звони вниз.

Прикрыв трубку рукой, он прошептал Инге:

— Это брат, у нас там дома проблемы. Ты спускайся вниз и подожди меня в кафе. Я договорю и приду. Обмоем подарок. Угощаю бутылкой шампанского.

Инга обрадовалась возможности уйти. Хотя ожидала иного. Выбрав для себя роль приманки, каждую минуту была готова к тому, что ее схватят, свяжут, завернут в ковер и понесут продавать шейхам.

Но ничего подобного не произошло. Даже разбогатела на две паршивые шубы. Она открыла дверь и, облегченно вздохнув, вышла в коридор, запомнив на всякий случай номер комнаты — 48. Двери лифта раскрылись сразу, но он повез ее не вниз, а вверх. Очевидно, его кто-то вызвал раньше.

Оказавшись наконец в холле гостиницы, Инга ощутила на себе пристальный взгляд портье. Он вышел из-за стойки и, дождавшись, когда она поравняется с ним, перекрыл ей дорогу.

— Пардон, мадам, но я не могу вас выпустить из гостиницы.

— Еще чего! — возмутилась Инга.

— Что у вас в пакете? — строго спросил портье.

— А вам какое дело?

— Только что мне позвонил постоялец и пожаловался, что из его номера украли две шубы. Я должен проявлять бдительность! Наш отель пользуется хорошей репутацией.

У Инги чуть не подкосились ноги. Растерянно взглянув на портье, она раскрыла пакет, в котором лежали две подаренные шубы.

— Мне их подарили, — слабым голосом произнесла она.

Портье молча вытащил шубы и, удостоверившись, что это те, о которых сообщил постоялец, вежливо, но непреклонно потребовал:

— Вам придется задержаться здесь до прихода полиции.

Инга ничего не ответила. Оставив шубы в руках портье, она развернулась и опустилась на стоявший неподалеку диван. Присутствовавшие в холле женщины с презрением и любопытством глазели на нее.

Портье уложил шубы обратно в пакет и, постояв в нерешительности, подошел к Инге.

— Мадам у нас не проживает. Мне бы очень не хотелось придавать этому делу огласку. Это повредит репутации отеля. Может быть, вам удастся решить возникшую проблему полюбовно с постояльцем из номера сорок восемь. Я был бы вам чрезвычайно признателен.

Инга молча взяла из его рук пакет и, словно солдат сквозь строй, прошла мимо шипящих, стыдящих и оскорбляющих соотечественниц.

Портье последовал за ней. Они поднялись на четвертый этаж, подошли к номеру с белыми пластиковыми цифрами 48, и портье по-хозяйски громко постучал.

— Входите! Открыто! — раздался голос из номера.

Портье широко распахнул дверь и пропустил вперед себя Ингу. Она вошла — и ахнула. Это была совершенно другая комната. Нигде не валялись шубы, и, главное, в кресле сидел не курчавый Рудик, а золотозубый худой грузин, попавшийся им тогда в лифте. Он продолжал смотреть на нее нагло и весело.

— Это та самая дама с шубами. Задержана по вашей просьбе.

Портье для порядка хотел взять Ингу за локоть, но она дернулась и, повернувшись к нему, закричала:

— Я не знаю этого человека! Здесь был совсем другой! Маленький!

Портье строго посмотрел на мужчину.

— Господин Сотириади, кто был в вашем номере, кроме вас?

— Никого. Я сидел, отдыхал, в номер заглянула эта девушка и попросила что-нибудь обезболивающее. Я всегда вожу с собой лекарства. Как можно отказать человеку? Пошел в ванную комнату, где лежит аптечка. Но пока я искал таблетку, должно быть, воспользовалась моим отсутствием и исчезла вместе с пакетом. Я сразу заметил его отсутствие и позвонил вам. Понимаете, эти две шубы куплены для жены и дочери. У меня сохранились чеки на них. Вот они, смотрите.

Он протянул портье чеки. Тот долго и внимательно разбирался, покачивая головой, пока не удостоверился в их подлинности.

— Все правильно. Шубы ваши.

Фарс, разыгрываемый перед ней, несколько развеселил Ингу. Нервное напряжение, сковывавшее поначалу ее энергию и способность спокойно анализировать, ослабло. Она поняла, что оказалась в руках всего лишь мелких мошенников и ничего существенного ей не грозит. Поэтому уже специально принялась разыгрывать из себя дурочку.

— Он врет! Когда меня сюда привел Рудик, здесь было полно шуб. Они лежали на постели и висели в шкафу. Он объяснил, что здесь небольшой склад, и подарил мне эти две шубы.

— Вы слышали? Где здесь еще шубы?! — мастерски завопил господин Сотириади. Он вскочил и принялся метаться по номеру, открывая дверцы шкафа, тумбочки и даже дверь в ванную.

— Все ясно, — согласился портье. — Но, господин Сотириади, умоляю вас, давайте решим это дело миром. Мадам вернет вам ваши шубы и заплатит штраф за нанесенный моральный ущерб.

— Вы хотите, чтобы я взял назад ворованные шубы? — сверкая золотыми зубами, возмутился тот. — Никогда. Если она не желает попасть в тюрьму, пусть заплатит за эти шубы по чекам и забирает их навсегда.

Портье сочувственно посмотрел на Инну и, разведя руками, заключил:

— Мадам, придется платить…

— Сколько? — изо всех сил стараясь не выдать себя и не расхохотаться, спросила Инга.

Портье подслеповато прищурился, вторично изучая чеки, и вынес приговор:

— Каждая по шестьдесят девять тысяч драхм.

От такой наглости Инга чуть не потеряла дар речи. Так вот как они обирают несчастных проституток! Обе шубы и двухсот долларов не стоят. Расчет тут тонкий. Ни одна проститутка не захочет связываться с полицией и поневоле заплатит требуемую сумму в шестьсот пятьдесят долларов. Более всего Ингу интересовал портье. Она не могла разобраться, причастен тот к мошенничеству или нет. Хорошо бы разбросить карты и посмотреть. Но в Ингиных картах не хватало дамы пик. Пришлось, старательно выдавливая из себя слезы, лезть в кошелек и расплачиваться.

Портье проследил, чтобы господину Сотириади была выдана точно затребованная сумма, и после этого протянул пакет с шубами Инге.

— Вы можете покинуть наш отель и послушайте моего совета: никогда здесь больше не появляйтесь.

Инга ничего не ответила и выбежала в коридор.

Не дожидаясь лифта, спустилась по лестнице на второй этаж и скрылась в номере 21.

Лимон лежал на спине и смотрел в потолок. Он выслушал ее рассказ, не перебивая, потом сел, спустив ноги на пол, закурил и лениво потянулся. Он больше не выглядел раздраженным. Наоборот, в его действиях появилась знакомая Инге заторможенность, которая была сродни реакции хищника, убедившегося, что жертва никуда не денется.

— Шубы вынесены из гостиницы через служебный вход. И лежат в белом джипе «Сузуки». Нам повезло. Эти ребята заманивают исключительно проституток и неопытных, впервые приехавших девчонок. Значит, они должны знать, куда пропала Ольга. Сколько он взял у тебя денег?

— Сто тридцать восемь тысяч драхм.

— Молодец. Пойду поговорю с ним, может, вернет. За курчавым я понаблюдал, главный у них тот, кто сейчас в номере. Отдохни, я ненадолго.

— Лимон, только без шума, — забеспокоилась Инга.

— Уж как получится, — проворчал он в ответ и вышел.

— Хазбар, миленький, развяжи меня…

Боль невероятная, никогда ничего подобного не испытывала, какая-то китайская пытка. В бане стало холодно и сыро. Где-то горит одна лампочка и звучит заунывная монотонная мелодия, еще более усиливающая боль.

— Хазбар! Я хочу предложить тебе коммерческую сделку!

Боль с каждой минутой усиливается. Очень похожа на зубную, только больным зубом становится все тело. Почти теряю сознание, но из последних сил ору что есть мочи. Мне нужно его убедить.

Пусть позвонит Лимону и попросит за меня выкуп.

Лимон заплатит, обязательно заплатит. Больше, чем сынки шейхов.

— Хазбар! Ну, я же предлагаю большие деньги!

Хазбар! — Он, конечно же, слышит. Но ему доставляет удовольствие мучить меня. Наконец босыми ногами шлепает где-то совсем рядом. Приближается.

— О чем просишь, мерзкая девчонка? Хазбар своего слова не меняет. Ты мне противна так же, как и аллаху. Какие там деньги у твоего любовника? Знаешь, сколько одна девушка стоит? Я уступать не собираюсь. Кто твой жених?

— Неважно, он заплатит, сколько скажешь.

Хазбар достает нож и перерезает кожаные ремни, которыми связаны мои руки и ноги. Я их не могу опустить. Скрючились и не двигаются. С ужасными муками падают на мраморную скамью.

— Ты меня сделал калекой. Кто ж платить за такое будет?

Хазбар смеется.

— Нет. На внешности не отразится.

— Послушай, дай мне выпить чего-нибудь покрепче, — умоляю я. — Лучше всего водку.

— У кого просишь? У мусульманина? — Он гневно буравит меня глазами, а потом переспрашивает:

— Ты пьешь водку?

— Ага. Стаканами.

— Врешь?

— Неси водку — увидишь.

Заинтригованный Хазбар вразвалочку поспешил исполнять мою просьбу и действительно вернулся со стаканом водки и бутылкой томатного сока в руках. Боже! Сейчас научу его пить «Кровавую Мэри». Хочу протянуть руку и не могу. Жалобно стону. Хазбар ставит стакан на лавку и начинает массировать мне руки.

— А ты, значит, не пьешь? — удивляюсь я.

— Я же работаю с клиентами из Ближнего Востока. Меня должны уважать. Эти кастраты хуже всяких баб. Не приведи аллах, увидят, тут же своим хозяевам доложат, что не чту Коран, а значит, мне доверять нельзя.

— Выходит, и у тебя тяжелая жизнь, — жалею его. Он вздыхает. По-моему, попала в точку. — А в России тоже не пил?

— В России я давно не был. Я из Афганистана.

Воевал за Кармаля, пока не ранили. Лечился в Турции. Потом сюда. А водку пил только в Москве.

С проститутками.

— Ну, давай вместе. Кастратов нету, я никому не скажу. Смотри на меня. — Все еще одеревенелой рукой поднимаю стакан, с трудом доношу его до рта и мелкими глоточками начинаю пить, как воду.

Больше полстакана не идет. В горле застревает. Хорошо хоть томатный сок есть. Боль утихает, в голове — легкий туман. Протягиваю стакан Хазбару. — Ты же мужчина.

Он почему-то оглядывается, наверное, по привычке, и выливает содержимое стакана в глотку.

При этом глаза его округляются и дыхание перехватывает. Стучу ему со всей силы по спине. Вроде дышит.

— Неси еще! — требую я. Важно его напоить, а потом попытаться отсюда выбраться. Но Хазбар меня не слышит. Он как-то странно присаживается на пол возле моей лавки и, покачивая головой, начинает петь монотонную песню на незнакомом мне языке. А через несколько минут внезапно замолкает. Встаю и не верю в такую удачу. Надо же, как немного ему потребовалось, чтобы напиться. Выгодный товарищ. Боже, куда они дели мои шмотки.

Идти трудно — покачивает.

Тусклый, желтоватый свет делает сводчатые потолки бани совсем низкими. Слоняюсь в поисках выхода. Все двери закрыты. Нахожу один подозрительный туннель. Для того чтобы по нему пройти, нужно согнуться в три погибели. Но другого-то больше нет! Едва не на карачках ползу и, отодвинув рукой занавеску, попадаю в комнату с ковром, в ту самую, где я пришла в сознание. Светильники на стенах, в виде морских раковин, все так же слабо горят. В комнате никого нет. Только невыветрившийся аромат от кальяна. Во что же мне одеться?

Бессмысленно болтаюсь по комнате. Обнаруживаю несколько бельевых шкафчиков. На полках лежат полотенца и белые простыни. Но вещей не видать.

В самом темном углу натыкаюсь на низкую плетеную корзину для белья. Роюсь в ней. Нет. Только мятые в желтых пятнах простыни. Решаю взять и завернуться в какое-нибудь полотенце и выскочить на улицу. А почему бы и нет? Пропущу его под мышками. Сразу никто и не догадается. Все равно в чем, лишь бы выскочить отсюда.

И в этот момент вдруг слышу неизвестно откуда возникшие голоса. Боже! Кто-то идет. Мечусь, не зная, куда спрятаться. От полной безнадеги залезаю в бельевую корзину и набрасываю на себя грязные простыни. Вовремя спряталась. В комнату входят трое. Сначала кажутся теми кастратами. Наблюдаю сквозь щели между прутьями. Нет, не они.

Разговаривают громко. Ничего не понимаю, какая-то тарабарщина. Два здоровенных мужика с большим почтением относятся к третьему. Зовут его, как понимаю, Ходжа. Он среднего роста, широкоплечий, в белом шелковом костюме. На пальцах мерцают кольца и перстни. Лица его разглядеть не могу. Продолжая разговор, мужчины начинают раздеваться. Стало быть, пришли в баню попариться. Один из них кричит:

— Хазбар! Хазбар! Хазбар!

Все прислушиваются, потом начинают дружно хохотать. Одной мне не до смеха. Двое здоровенных мужиков уже голые. Стараюсь не смотреть на них. Смешно лежать в корзине и разглядывать мужские «висюльки». Зато, когда снимает трусы третий, я чуть не выпадаю. Такого динозавра, ей-богу, не видела. Почти до колена, темный, с бледной розовой головкой, диаметром со стакан. Только бы они меня не заметили. Один здоровяк, опустившись на колени, лезет в низкий проход, через который я попала сюда, а второй занимается раскуриванием кальяна. Тот, которого зовут Ходжа, прохаживается почти надо мной и, теребя свое богатство, о чем-то с важностью, тихим голосом говорит. Скорее бы они шли мыться. Но с шумом в комнату возвращается здоровяк, толкая перед собой плохо соображающего Хазбара.

Бедняга падает на колени перед Ходжой, вернее перед его членом, и, ударяя по полу кулаками, истерично кричит. Сейчас они начнут меня искать. Все пропало. Меня начинает бить дрожь. Зажимаю себе рот, чтобы не было слышно нервного шумного дыхания. И действительно, поднявшись на ноги, Хазбар стрелой мчится обратно в баню. Ходжа, должно быть, сильно разозлился, потому что со злостью вырвал из рук помощника трубку и, сев ко мне спиной, принялся курить кальян. Из бани слышатся вопли Хазбара, но если бы я могла понять, о чем он кричит!

Лимон вежливо постучал в дверь. На вопрос «Кто там?» не ответил. Потом прозвучал вопрос по-гречески. Лимон подождал и легонько постучал снова. Господин Сотириади приоткрыл дверь и выглянул. Удар, который Лимон нанес ему в лоб, сокрушил его. Падая, он схватился за дверь и тем самым широко ее распахнул. Лимон вошел, небрежно переступив через хозяина номера.

Сотириади с трудом поднялся и недоуменно уставился на Лимона. Тот подошел, схватил его за грудки и, несмотря на то что был ниже ростом, оторвал противника от пола, развернулся и бросил его на постель, где еще недавно лежала гора шуб. Потом закрыл дверь на ключ и уселся в кресло напротив.

— Что тебе нужно? — прохрипел Сотириади.

— Много чего. Но начну с тебя. Ты кто?

Сотириади немного отошел от первого потрясения и решил не сдаваться.

— За меня тебе голову оторвут. Что-то я тебя в Афинах не встречал.

— Верно. Я приехал вчера. Но этого достаточно, чтобы ты не дожил до утра.

— Шутишь? — улыбнулся Сотириади.

— Да. Только мои шутки редко кому нравятся.

И запомни, меня зовут Лимон.

— Замечательно, а меня Ираклий, можно Ика.

— Грузин?

— Скорее грек. А ты?

— Я для тебя — Лимон. Все. Знакомство состоялось. Для начала верни деньги за шубы.

Ика широко улыбнулся, обнажив золотые зубы.

— Какие шубы?

Лимон встал, подошел к Сотириади и наотмашь ударил его рукой. Тот повалился на постель, но тут же, поджав под себя ноги, выпрямил их, оттолкнув от себя нападавшего. Воспользовавшись этим, Ика вскочил и вытащил нож.

Лимон улыбнулся. Не спеша приблизился к Ике и предложил:

— Брось его, иначе мне придется тебя убить.

Ика не послушался. Сделал выпад в сторону Лимона, разрезая воздух острым лезвием почти у самого его лица. Однако резвился он недолго. Одного удара ногой хватило Лимону, чтобы выбить нож, после чего он набросился на Сотириади и принялся его избивать короткими жесткими ударами по туловищу.

Ика застонал и, не сопротивляясь, осел на колени. Лимон вернулся в кресло и закурил.

Ика долго сидел на полу. Молча вытащил кожаное портмоне из заднего кармана джинсов и протянул Лимону. Тот так же молча забрал и спрятал в карман горохового пиджака.

— А теперь приступим к делу, — тоном, не терпящим возражений, объявил Лимон. — Мне плевать на твои дешевые варианты с шубами. Даже не обижаюсь, что вы наехали на мою подругу. Но есть к тебе пара вопросов, от которых зависит твоя жизнь, понял?

— Пожалуйста, — подобострастно улыбнулся Ика.

— Ты, надо понимать, шустришь среди проституток и всяких одиноких наших девчонок, значит, в курсе многих событий.

— Не без этого, — кивнул Ика, оставаясь сидеть на полу.

— Так вот, сегодня пропала моя невеста. Мы вчера прилетели в Афины, утром я поехал по делам, а она пошла гулять по городу. Наверняка интересовалась шубами, а значит, встречалась с твоими корешами. Мне бы хотелось знать, что с ней произошло и где она. Садись на телефон или давай объезжать всех твоих знакомых, но выбор у тебя не велик. Или мы ее найдем, или утром полиция обнаружит твой труп. Так что соберись с мозгами и думай.

Ика не верил своим ушам. Судя по всему, этот громила искал Ольгу, которую Ика привел к Хазбару. Вести речь о возвращении девушки было бессмысленно. Хазбар — не тот человек. Ика давно на него работает. Изучил. Сначала он просто бегал по Афинам и предлагал русским покупать шубы в магазинах Хазбара, а потом, когда тот втянулся в торговлю живым товаром, принялся заманивать в его магазин смазливых девиц. Чтобы не поднимать шума, предпочитал вылавливать недавно приехавших проституток из России.

— Я ничем не могут тебе помочь, — вздохнув, решил соврать Ика. Все-таки Хазбара он боялся больше, чем неизвестно откуда возникшего Лимона. А потом, с минуты на минуту должен был появиться Рудик, и вдвоем они сумеют скрутить нежданного гостя.

— Я все сказал, — не вступая в дискуссию, напомнил Лимон и посмотрел на часы. — В твоем распоряжении около десяти часов.

Ика встал и прошелся по номеру, кряхтя и морщась от боли.

— Ее зовут Ольга, на вид двадцать лет, блондинка, одета в светлый брючный костюм, — не обращая внимания на его самочувствие, продолжал Лимон.

— В глаза никогда не видел! — Ика понимал, что влип, но надеялся с помощью Рудика выпутаться.

В дверь постучали. Лимон жестом позволил впустить пришедшего. Ика по-гречески предупредил Рудика, что это наезд. Тот вошел, держа за спиной нож. Лимон даже не взглянул на него.

Ика подтолкнул Рудика, и они с двух сторон напали на сидевшего в кресле Лимона; Но неудачно.

Так как он кубарем скатился на пол и оказался за их спинами. Когда они развернулись. Лимон уже завладел валявшимся на полу ножом. Рудик выступил вперед и точно так же, как недавно Ика, принялся размахивать ножом. Лимон коротко взмахнул рукой, и обалдевший Ика заметил сверкнувшее в воздухе лезвие. Рудик упал как подкошенный.

Нож, брошенный Лимоном, вошел прямо в сердце.

— Я думаю, ты и один сумеешь мне помочь, — спокойно сказал Лимон, возвращаясь в кресло.

Ика дико озирался, не в силах разжать губы.

Рудик лежал на боку. Черные кудряшки прикрывали побелевшее лицо. Кровь едва сочилась из раны и капала на серое ковровое покрытие. Ика склонился над приятелем. Дрожащей рукой закрыл его безжизненные, подернутые красной пеленой глаза и чуть не потерял сознание. Он не мог сообразить, что делать дальше. Единственным желанием было вскочить и удрать подальше от происшедшего. Но полиции не стоит труда его найти. И убийство повесят на него. Никто же не будет искать этого неизвестно откуда взявшегося Лимона. Судя по жестокости и бессмысленности совершенного убийства, человек, сидящий в кресле, не боится самого черта.

Ика уже не знал, чего опасаться больше — Лимона, полицию или Хазбара. Такого жестокого наезда он не ожидал. В Афинах на его памяти тоже случались разборки. Но дальше драки или легких ранений дело не заходило. Убийства вообще носили случайный характер, и о них долго сожалели все участники. И вот явился человек, убивающий походя. Список жертв открыт. Мужество покинуло Ику. Он сел рядом с трупом Рудика и заплакал.

Лимон нашел по справочнику телефон снятого им в гостинице номера, позвонил туда и сообщил взявшей трубку Инге:

— Все в порядке. Отправляйся домой. Я нащупал концы. Думаю, к утру разберусь. — И повесил трубку.

Ика боялся поднять глаза. Он уже не сомневался, что жить ему осталось недолго. Придется договариваться с Хазбаром. Но Хазбар бывает не менее сумасшедшим, чем сидящий в кресле пришелец.

Ика решил выторговать для себя хоть какие-нибудь гарантии.

— Мне больше объяснять не надо. Но ведь ты — залетный, а как мне оставаться здесь, если я решу помочь тебе? Со мной тоже церемониться не будут.

Лимон встал, подошел к сидящему на полу Ике, взял его за волосы и заставил подняться. После чего тяжелым взглядом заглянул в его глаза.

— Такое дерьмо, как ты, способно только баб дурить, но вернешь Ольгу, оставлю при себе, и никто не посмеет тебя тронуть.

Ика не мог понять, то ли перед ним дилетант, не соображающий, на кого он лезет, то ли это ураган, способный посеять бурю в устоявшемся мире местной преступности. Раздумывать времени не было.

Поэтому Ика тихо, словно боясь, что их услышат, произнес:

— Я дам тебе наколку. Но сам туда не пойду.

— Ольга там? — оживился Лимон.

— Во всяком случае, до утра должна быть.

— Так какого черта мы здесь? — заторопился Лимон, отпустив волосы Ики. — Тащи из джипа коробку с шубами. Положим в нее твоего приятеля и вынесем.

— У меня такой большой нет, — воспротивился Ика.

— Ничего, мы его сложим пополам, да подожмем ноги и свяжем. В любой чемодан войдет, — со знанием дела успокоил его Лимон.

Ика уже собрался уходить, как Лимон вдруг взял его за руку.

— Погоди, пойдем вместе. А то ведь от испуга можешь деру дать.

Они спустились в холл чуть ли ни в обнимку.

Операция по вынесению трупа Рудика заняла немного времени и не вызвала ни у кого никаких подозрений. Тем более что в холле толпилось много приехавших «челноков», живо обсуждавших цены с дамами, сидящими на своих баулах, набитых вещами. Усевшись в джип, Лимон похлопал Ику по плечу.

— Видишь, со мной сложностей не бывает.

— А куда мы денем труп? — поинтересовался Ика.

— Сожжем вместе с твоей машиной, — успокоил его Лимон.

Ика пригнулся к рулю. Этот джип ему достался в подарок от Хазбара за удачную переправку трех украинок в Иорданию. Неужели придется попрощаться? Но перечить не посмел. Он вез Лимона в тот меховой магазин, в который еще недавно, влекомая любопытством, вошла Ольга. Однако, не доезжая, Ика резко затормозил. Шубы над входом висели не так, как обычно. Одни желтые лисьи жакеты предупреждали, что у Хазбара солидные гости и тревожить его нельзя.

— Ничего не получится, — с досадой сообщил Ика. — Условный знак запрещает вход в магазин.

— Плевать! Там же двери открыты. — Лимон не собирался останавливаться.

— А внутри сидят вооруженные охранники.

Стрелять они будут, как и ты, без предупреждения:

Лимон понял, что больше от Ики пользы немного.

— А что в магазине? Где искать Ольгу?

— Надо спуститься вниз по лестнице в демонстрационный зал. Там на стенах висят зеркала.

Самое правое из них открывается и служит входом в турецкую баню. Твоя девушка скорее всего там.

Но добраться до нее тебе не удастся.

Лимону не терпелось поскорее освободить Ольгу. Он приказал Ике медленно проехать мимо магазина. Тот повиновался. Сквозь широкие, настежь раскрытые двери Лимон действительно увидел несколько человек, пьющих чай, с автоматами на коленях.

На соседней улице Ика остановился. Лимон вытолкнул его из машины и сам сел за руль. Сделал небольшой круг, поискал монтировку, отвертку и снял дверь со своей стороны, приставил ее к чахлому деревцу и уехал. Ика остался стоять возле оторванной двери и не знал, куда ему податься.

А тем временем Лимон вновь возник почти напротив входа в магазин и, разогнав машину, направил ее прямо в раскрытые двери. С грохотом джип, смявшись с обеих сторон и вывернув кирпичи из стен, влетел внутрь, разметав сидевших там людей.

Двое охранников, вдавленные в стенку, даже не успели понять, что произошло. Третий, оказавшись под колесом, вопил от боли. Четвертый, пострадавший меньше всех, пытался дотянуться до валявшегося на полу автомата. Лимон, не обращая внимания на крики, выпрыгнул из джипа, ударом ноги отбил у охранника охоту обороняться. Подхватил автомат и по лестнице сбежал вниз в демонстрационный зал. Там остановился, забыв, какое из зеркал прикрывало вход. На раздумья времени не оставалось. Пришлось автоматной очередью пройтись по всем. С пронзительным звоном осколки полетели на пол. Справа — розоватым полумраком обозначился проход, в который он, стреляя по сторонам, углубился. Комната, подсвеченная настенными светильниками в виде раковин, оказалась пуста. Лимон увидел брошенные впопыхах мужские вещи. Кальян продолжал издавать аромат спелых яблок.

В напряженной тишине раздался сдавленный голос:

— Лимон, они скрылись в бане!

Его взгляд наткнулся на вылезающую из бельевой корзины обнаженную Ольгу. Она подбежала к низкому проходу, но Лимон, в два прыжка оказавшись рядом, оттолкнул ее. И, как оказалось, вовремя. Потому что тут же прозвучал пистолетный выстрел. Лимон, не целясь, ответил короткой очередью. После чего наступила тишина. Из прохода потянуло едким запахом нервно-паралитического газа. Пришлось отойти подальше.

— Что с тобой? — прижав к себе Ольгу, спросил Лимон.

— Меня пытали, а утром собирались отправить на корабль и продать в публичный дом — Кто?

— Не знаю. Его зовут Хазбар. И еще были какие-то кастраты. Арабы.

— Это они отстреливаются?

— Нет, другие…

Ольга торопливо рассказала о том, что видела, пока лежала в корзине. Умолчала лишь о некоторых красноречивых деталях, поразивших ее в облике Ходжи.

— Когда наверху раздался грохот, Ходжи сразу скрылся в бане, а громила-охранник отстреливался, но тоже быстро сбежал, — закончила она.

Лимон слушал вполуха, обшаривая взглядом все возможные закутки, откуда могли прозвучать выстрелы. Потом, немного успокоившись, предположил:

— Скорее всего есть еще запасной выход из бани. Иначе они бы не стали баловаться газом.

Наверху тем временем раздался взрыв и рухнул потолок в демонстрационном зале. Вместе с ним сорвался вниз объятый пламенем джип. Ничего не оставалось, как, набрав побольше воздуха в легкие, попытаться прорваться через низкий проход и уйти по следам Ходжи.

Лимон пригнулся и полез первым. Рухнувший потолок, видно, создал мощный воздушный поток, которым развеяло ядовитый газ. Баня все так же тускло освещалась лампочками без плафонов.

Ольга следовала за Лимоном, но, зацепившись за что-то мягкое и неподатливое, упала. Рукой попала в какую-то липкую лужу. Лимон помог ей встать.

— Кто это? — спросил он.

Ольга присмотрелась и узнала Хазбара. Во лбу у него была небольшая дырочка, зато лысина как арбуз раскололась на несколько частей.

— Это Хазбар. Он меня мучил.

Лимон потащил ее дальше. Они прошли мимо мраморного фонтанчика и окружавших его таких же мраморных лежанок и увидели открытый люк.

На всякий случай выстрелив в темноту, Лимон спустился первым. Подхватил за ноги Ольгу и поставил на дно колодца. Подземный ход был погружен в полную темноту. Под ногами журчал ручеек.

Лимон достал зажигалку. Осветил влажные каменные своды и пошел вперед. Так они шли минут десять. Иногда при тусклом свете фитиля удавалось разглядеть разбитые светильники. Очевидно, убегая, их крушили телохранители Ходжи. Вскоре Лимон наткнулся на камень, перегораживающий проход. Осветив его, он заметил, как плотно его края прилегают к каменным стенкам прохода. Это был не случайный завал, а хорошо защищенный от постороннего глаза выход из подземного хода.

Сперва Лимон, уперевшись в глыбу руками, попытался ее оттолкнуть. Но сразу понял тщетность своих усилий. Как он ни пытался ее раскачать, она не поддавалась.

— Неужели идти назад? — отдался эхом вопрос Ольги.

— Отойди, — приказал Лимон и, отступив подальше, дал автоматную очередь по камню.

Пули рикошетом едва не задели его самого.

Лимон выматерился и бросил автомат. Хотел закурить, но, вдохнув воздух, почувствовал запах гари, наполнявший подземный ход. Дым от пожара наверху пока еще тонким слоем вибрировал над его головой. Однако через некоторое время грозил заполнить все пространство, неся с собой смерть от удушья.

— Пригнись! — крикнул Ольге, еще не осознавшей смертельную опасность.

— Дымом пахнет, — сообщила она.

Лимон лихорадочно обдумывал варианты. Наверняка где-то рядом находился рычаг, приводящий в движение целый механизм. Он общупал все стены. Давил на все выпуклости и впадинки. Шарил рукой в надежде почувствовать хоть какую-нибудь кнопку или клавишу. Но безрезультатно. Казалось, камень привален наглухо. «Неужели конец?» — мелькнуло в голове Лимона. Он с трудом удержал себя от паники, зарождавшейся в душе.

Дышать становилось все труднее. Ольга закашлялась и присела на корточки. Лимон только сейчас заметил, что она дрожит от холода. Он снял с себя пиджак и набросил на ее голые плечи.

Дым постепенно оседал, и стоять уже было невозможно. Лимон присел рядом с Ольгой. Она простонала:

— Пошли назад!

— Поздно… — глухо ответил он, и эхо придало его голосу трагическое звучание.

— Поцелуй меня, — услышал в ответ.

Возможно, от безысходности Лимон потянулся к Ольге. Она впилась в него губами и прижалась к нему дергающимся в судорогах обнаженным телом.

Забыв о нависающей смерти, а скорее не желая думать о ней, оба захлебнулись в безумном порыве страсти. Все произошло почти мгновенно, но нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы их воспаленные тела отдались друг другу с неистовством и обнаженностью всех чувств. Оглушая дымное пространство стонами, кашляя от нависающего дыма, они бессильно расцепили руки.

Лимон опустил голову на покрытый густым слоем пыли каменный пол и вдруг уловил шум падающей струйки воды. Он вспомнил про ручеек, долгое время сопутствовавший их продвижению. Почему же он сразу не подумал, куда делась вода. Внизу, под ними, явно находился какой-то резервуар!

А значит, полое пространство…

Лимон вскочил, путаясь в спущенных штанах, задыхаясь от дыма, бросился к каменной глыбе, загораживающей проход. Всем телом он повис на ней и, сцепив зубы, потянул вниз. Несколько отчаянных движений — и глыба медленно стала опускаться. Еще не веря своему спасению, Лимон продолжал из последних сил давить на нее. Но этого больше не требовалось, она скользила точно хорошо прилаженный механизм. Свежий воздух ворвался в проход. Боясь, что глыба, достигнув предела, начнет вновь подниматься, Лимон подхватил лежащую без чувств Ольгу и, переступив остановившийся запор, очутился на склоне холма. Над головой низкими звездами светилось черное небо, а внизу по шоссе мчались машины, заливая его огнями фар.

Первым делом Лимон принялся делать Ольге искусственное дыхание. Она застонала и открыла глаза. В них не было ни радости, ни удивления.

Одно страдание.

— Вставай, княгиня. Здесь оставаться нельзя.

Не будем привлекать внимания.

Ольга попыталась встать. Ее зашатало, и тело содрогнулось от подступившей рвоты. Лимон стоял рядом и терпеливо ждал, когда она придет в себя.

Тем временем глыба снова заслонила собой вход.

Оставленный там автомат сделался недосягаемым.

После случившегося в гостинице Инга бродила по дому, не находя себе места. Она с отвращением вспоминала о роли проститутки, убедительно ею сыгранной. Оказалось, ничего не стоит уверенную в себе, независимую молодую женщину превратить в воровку и еще вымогать у нее деньги. Разумеется, ни при какой другой ситуации она бы ни за что не согласилась на предложение Рудика, но даже вынужденная игра произвела на нее гнетущее впечатление. Находясь среди этих подонков, пожалела Ольгу, хотя та и не заслуживала жалости. Короткое требование Лимона, прозвучавшее по телефону, Инга выполнила неукоснительно, зная, что в подобных ситуациях ему лучше не мешать. Теперь оставалось лишь гадать о развитии событий.

Инга долго сдерживала желание разорвать новую колоду и разложить пасьянс. Боязнь снова не обнаружить среди карт даму пик угнетала ее. Она поднялась на ретере, долго всматривалась в звездное небо. Звезды неподвижно висели над ее головой и казались крупными мутными стекляшками.

Где-то на море собирался шторм. Ветерок еще обманчиво овевал теплым воздухом ее лицо, но издалека уже накатывался шум раскачивавшихся волн.

Инга, почувствовав себя одинокой среди готовящейся к урагану природы, впилась пальцами в круглые, обтянутые кожей перила. В эту минуту она как никогда ясно поняла, что для счастья необходимо быть вдвоем. Иначе чем оно отличается от несчастья? Но не успел ее взгляд затуманиться от набежавших слез, как звезды внезапно все вместе ярко вспыхнули и засверкали, словно омытые бриллианты.

Инга вздрогнула, восприняв всем телом послание верхних миров. Ей надлежало успокоиться, ибо тот, о ком она молила небеса, оказался вне опасности. Не чувствуя под собой ног, она бросилась по лестнице вниз и, оказавшись в ливинг-рум, без всякого трепета вскрыла новую колоду. Второй картой в раскладе обозначалась дама пик. Но кому она принадлежит? Этот вопрос волновал Ингу не менее, чем удачная карта Лимона. Рядом с ней не замедлила появиться бубновая дама. Значит, Лимону удалось найти княгиню! Но дальше пошла ложиться на стол сплошная чернота. И впервые возник серьезный враг, помышляющий о ссоре с Лимоном.

Значит, накликал на себя беду. Остальные карты ничего утешительного не раскрыли. Даже благородный червовый король, каким мог предстать Солон, был полон черными мыслями в отношении своего будущего союзника.

Инге стало страшно. Никто, кроме нее, Лимону руку помощи не протянет. Но и она бессильна, потому что из разложенного пасьянса снова пропала дама пик. Инга не стала нагибаться и искать ее под столом. Она, не глядя, смахнула карты в плетеную высокую корзинку для мусора и подошла к зеркалу.

Венецианское стекло, вывезенное графом Петром Бутурлиным из Италии и таившее в себе многие тайны мироздания, притягивало Ингу своей зеркальной глубиной не меньше, чем отражавшиеся в море звездные небеса.

Настала пора ее вопросов, и главным из них оказался один — коли Лимон и Ольга спаслись, значит, дама пик принадлежит кому-то из них. Вернее всего, княгине. Но каким образом к ней в руки могла попасть карта из пасьянса, подсказанного стариком Брюсом?

От этих размышлений Ингу отвлек Христофор.

Он, привычно восседая на зеркале рядом с мальчиком, играющим на дудочке, ни с того ни с сего издал душераздирающий крик и, подняв одну ногу с загнутыми когтями, принялся махать ею в воздухе.

Инга от неожиданности упала перед зеркалом на колени и, к ужасу, не увидела собственного отражения. Попугай издал повторный крик и, шумно хлопая подрезанными крыльями, спустился к Инге на плечо. Отвлеченная его поведением, Инга вторично взглянула в зеркало. Как ни в чем не бывало они отражались в нем оба.

В возбужденном мозгу гадательницы исчезновение дамы пик стремительно переплелось с отсутствием изображения в зеркале. Все каким-то странным образом складывалось одно к одному.

Водрузив Христофора в клетку, Инга бегом поднялась в спальню, переоделась в пурпурную плащаницу и, вернувшись к зеркалу, зажгла свечи. Потом опустилась перед ним на колени и, зажмурив глаза, с высоко поднятыми над головой руками долго произносила заклинания.

Но все оказалось тщетным. Зеркало не реагировало на ее призывы.

Инга открыла глаза, убедилась в нежелании потусторонних сил выходить на контакт с ней и в подавленном состоянии отползла к камину. Но только протянула руку за сигаретами, как кто-то за ее спиной противно, мерзко засмеялся. Инга обернулась и впилась взглядом в зеркало. В его глубине плавно парила и корчила презрительные рожи обожженная дама пик.

Инга едва не потеряла сознание. Она не верила своим глазам. Гадкая старуха завладела ее зеркалом! Разрушила пасьянсы! Увела Лимона! Не помня себя от злости, она вскочила и бросилась к вертящейся даме. Но та пошла, подмигнув, спряталась за спину возникшего из белесой мути Зазеркалья страшного субъекта. Он стоял в каком-то неестественно согнутом положении. Локтями упирался в голые, острые колени, торчащие из-под тонкого халата цвета индиго, отделанного по краям голубой шелковой лентой. Его бугристый череп со слипшимися короткими седыми волосами поражал глубоко посаженными глазами, впалыми щеками с багровыми пятнами и подрагивающей нижней челюстью.

Инга видела его впервые и ничего хорошего от встречи с ним не ждала. Он, в свою очередь, и не думал представляться, а лишь протянул руку и, с трудом подчиняя непослушные губы, прохрипел:

— Пусть отдаст перстень… Скажи ей, пусть отдаст перстень…

— Кому? — растерялась Инга.

— Скажи ей… — умолял незнакомец, — пусть отдаст перстень.., черный агат, запомни — черный агат!

— Кому же? — крикнула она снова.

— Ей.., она.., она.., ты знаешь, она.., скажи ей… я буду ждать перстень. Она.., ее зовут…

Он не сумел произнести имя, потому что дама пик, вывернувшись из-за его спины, залепила собой ему рот. Незнакомец не попытался ее сорвать и выбросить, а покорно замолчал, оставаясь стоять в странно согнутой позе. Через несколько секунд он качнулся и, не отрывая локтей от колен, полетел выпяченным задом в зеркальную глубину, из которой нежданно явился.

Инга устало опустилась в кресло. Ветер, предвещающий шторм, достиг ее виллы, мощным порывом влетел в раскрытые окна и одним махом потушил все свечи. Инга закурила. Она была внутренне не готова к новым поворотам судьбы. Когда в зимней Москве она задумала резко изменить свою жизнь, то была уверена, что и судьбы остальных людей изменятся по ее желанию. Ведь все мы часто совершаем подобную ошибку. Решаем начать новую жизнь, в то время как окружающие, не зная о нашем намерении, продолжают жить, как и давеча.

Потому-то Инга и растерялась. Вместо старого приятеля Брюса в зеркале обосновался какой-то монстр. Вместо преданного Лимона — несгоревшая дама пик с перекошенной рожей. Из всего задуманного она получила лишь дом с видом на море.

Но и тот еще нужно зарегистрировать на свое имя.

А депутат Арис Петридис не станет ей помогать, если Лимон откажется от сотрудничества.

Оказалось, что даже обладание тайнами черной и белой магии, умение предсказывать судьбы и влиять на них не спасали Ингу от случайных стечений обстоятельств. В той, в московской, жизни она царила над любыми проявлениями человеческой воли, потому что жизнь, подобно пасьянсу, была разложена мудрой рукой судьбы.

Но на берегу Эгейского моря царствовали другие пасьянсы другой жизни. Инга поняла, сколь много предстояло ей выстрадать и понять, прежде чем карты снова подчинятся движению ее руки.

Как ни странно, но осознание этого придало ей силы. Она прошлась мимо зеркала, придирчиво оглядела себя с головы до ног, сняла плащаницу, полюбовалась наготой своего тела и отправилась в спальню. Забравшись под невесомое белое, словно морская пена, одеяло, она услышала, как шторм налетел на побережье. Вверху загудело и затрещало.

Потом ей стало казаться, что кадки с пальмами и другими растениями, подобно шарам кегельбана, катаются по ретере, сталкиваясь и разлетаясь на куски. Но бесчинства природы вызвали у нее тихую улыбку. Инга не боялась слепой силы стихии. Она знала, что в подлунном мире нужно бояться только людей. Причем и тех, кого любишь, и тех — кого ненавидишь. Сейчас, под стенания шторма, она радовалась тому, что Лимон остался жив. А значит, для нее не потеряна еще возможность создать свой новый пасьянс и защитить того, кто дорог. Инга поняла и другое. Все силы нужно направить не на борьбу с Ольгой, а на любовь к Лимону. Дама пик только и ждет, чтобы Инга, обезумев от ревности и злости, принялась мстить. Но Инга не доставит ей такого удовольствия. Наверху прогрохотало с особой силой, и вслед за этим раздался телефонный звонок.

…Я люблю Лимона! Теперь мне совершенно ясно! Когда в потоках дождя он останавливал машину, я, стоя босиком в мокрой траве, переминалась с ноги на ногу и смотрела на него влюбленными глазами. Мне не страшен был ни налетевший ураган, ни то, что нас могли преследовать. Я полностью доверилась ему, отдала всю себя. Никакие ужасы моего похищения не могут затмить те секунды, когда мы схватили друг друга в объятия. В тот момент я, задыхаясь от дыма, впервые осознала, что умираю. Но безумно испугалась не самой смерти, а того, что оказалась перед ней одна. Оказывается, смерть — это не расставание с жизнью, не обретение покоя, как говорят, на кладбище, а жуткое чувство бесконечного одиночества. И вдруг — его крепкие, надежные руки. Боже! Это было незабываемо! Так я еще не кончала! Кажется, он ничего особенно и не делал. Просто резко вошел в меня.

Но наши тела, готовые в любую минуту распрощаться с жизнью, были обнажены не только внешне, но и всеми нервами. Это не было похоже на обычный секс. В нем все-таки присутствует голова, какие-то мысли, настроение. Там, в пыльном каменном проходе, я превратилась в один-единственный орган. Я совершенно не ощущала его член, а чувствовала его всего. Его страсть, энергию, его входящую в меня жизнь.

Сейчас, вспоминая этот момент, не могу мысленно представить, как это происходило. Когда я одуревала от восторга в объятиях Пата, я наслаждалась тем, что со мной он делал, и поэтому до сих пор могу с точностью до стона вспомнить каждое свое ощущение. С Лимоном произошло иначе. Я испытала безумное наслаждение. Всем телом вздрагиваю при одном воспоминании об этом. Но конкретно объяснить себе не могу. Наверное, каждый перед смертью испытывает что-то неповторимое.

Мне повезло больше. Я испытала и не умерла. Жалко только, что немыслимое наслаждение уже осталось позади. Но Лимон в сексе не так уж и плох. Во всяком случае, занимаясь с ним любовью, я всегда буду силиться впасть в то состояние, которое пережила в подземном ходе, задыхаясь от дыма.

Мне на ум приходит фраза, сказанная Наташкой: «Всякая женщина раз в жизни встречает своего Христа, но не всякая умеет поверить в это»… Неужели я встретила?! Сердце бьется громко-громко.

Лимон лежит рядом. Не разберу, спит или нет.

После всего происшедшего — должен спать. А я настолько обессилела, что даже уснуть не могу. К тому же наверняка простудилась. Нас долго никто не хотел везти. Полно машин на трассе, и все — мимо.

Когда уж ураган совсем озверел, остановился один старик на «японце». Подвез прямо к «Титании».

Деньги брать категорически отказался! Во дурак!

Нет, я все-таки заболела. Сдерживаюсь, чтобы громко не кашлять, а то разбужу Лимона. Хорошо бы встать и выпить водки. Зову вполголоса:

— Лимон… — Не откликается, значит, спит.

Поеживаясь от озноба, тихо слезаю с постели, закутываюсь в пушистый банный халат и на цыпочках проскальзываю в комнату. В ней и свет включать не надо. Весело освещена яркими огнями рекламы с Омонии. Роюсь в баре — водки нет. Буду пить «Метаксу», кстати, она — ничего, пахнет балдежно.

Боже! Заманали! Больше я от Лимона — ни на шаг! Второй раз спасает от смерти. Значит, есть на небе у меня ангел-хранитель. А может, совсем даже не ангел, а Наташка? Кто на земле, кроме меня, ей дорог? Не Англосакс же. Была бы она жива, как пить дать увела бы Лимона. Он мужик — что надо.

Вообще-то мне нравятся более смазливые. Да и в сексе пока не достал по-настоящему, исключая сумасшедшее траханье в подземелье. Но ведь это — не главное. К любому мужику приспособиться можно… Не всем же достается такой член, как у Ходжи.

Наташка утверждала, что нет ничего смешнее висящего члена. А этот и в таком состоянии вызывает томление внизу живота. Ой, дура! О чем я размечталась. Мне и Лимона хватит. Только бы его стерва меня со света не сжила. Она так просто не успокоится. Заманала Что-то в их отношениях не чисто.

Она наверняка отговаривала его искать меня. Но он не послушался. Значит, я ему дороже… Боже!

Какая тяжелая жизнь! Еще три дня назад меня чуть не зарезал Пат. И за такой короткий срок столько всего произошло, что я о нем совершенно забыла.

Кто ж его там, несчастного, похоронит? Я ему, как и Наташка, простила все. Мы обе знаем, какой он мужчина. Для нее он — отец, а для меня — нежный убийца. Странно… Лимон — тоже убийца. Как-никак Хромого грохнул… И тоже нежный. Правда, совсем иначе, чем Пат.

Это ж надо! За собственными мыслями не замечаю, что почти полбутылки прикончила. Грамм двести, точно, — и никакого кайфа. После такого стресса никакой алкоголь не возьмет. А Лимон спит без всяких проблем. Ему что? Он — привыкший ко всему.

Сна — ни в одном глазу. С бокальчиком в руке начинаю танцевать. Вернее, по-дурацки делать всякие па. И вдруг — замираю на месте. Не верю своим ушам. Кто-то пытается вставить ключ в дверной замок. От страха приседаю на корточки. Тонкая линия света под дверью в двух местах прерывается из-за чьих-то ног. Замок щелкает. Ручка медленно опускается вниз. Не помня себя от растерянности, кричу что есть силы:

— Лимон! Лимон! Лимон!

А сама не свожу глаз с ручки двери. Она резко возвращается назад. Полоска света на полу больше никем не загораживается. Я бы услышала шаги, но с шумом из спальни в комнату врывается Лимон.

Зажигает свет и, щурясь, взволнованно смотрит на меня.

— Там, там.., кто-то есть! Они хотели открыть дверь и войти. Сама видела.

— Почему ты здесь? — первым делом совсем некстати спрашивает он.

— Не спится… — нервно пожимаю плечами в ответ.

— Иди в спальню, — приказывает он, и я подчиняюсь…

Лимон осторожно подошел к двери, прислушался. Полнейшая тишина. Вспомнил о забытом автомате и разозлился на себя. В последние годы он не расставался с оружием и сейчас почувствовал себя скверно. Но тем не менее резким движением распахнул дверь и выпрыгнул в ярко освещенный коридор. Там никого не было. Лимон немного успокоился. Забыв, что на нем лишь трусы, пробежал до поворота коридора и осмотрел пустой холл возле лифтов. Ни одна кнопка вызова не светилась.

«Скорее всего ей показалось», — подумал он, но на всякий случай пошел назад вполоборота, держа под наблюдением весь коридор. Никаких посторонних звуков не возникало. Отель безмятежно спал.

Широкие, темного дерева двери в номера хранили благочинный покой, который передался Лимону.

Он подошел к своей и вдруг обнаружил, что на ручке висят какие-то черные бусы. Снял их и, не сомневаясь, что они принадлежат Ольге, закрыв дверь, поспешил в спальню.

— Твои? — протянул ей бусы.

Ольга вытаращила глаза. И, боясь прикасаться к ним, отпрянула на подушку.

— Нет. Впервые вижу.

— Кто-то повесил их на дверь.

— Кто?

— Откуда мне знать! Ты тут время не теряла!

Какой-нибудь кадр решил поухаживать. Бусы из какого-то черного камня.

— Покажи. — Ольга взяла бусы и долго их рассматривала, потом рассмеялась. — Это же четки из черного агата и к женским украшениям никакого отношения не имеют!

Такой поворот очень озадачил Лимона. Он забрал четки и, убедившись в правоте Ольги, понял, что она не зря подняла шум. Ночной гость действительно хотел к ним пожаловать. О цели визита сомнений не оставалось. Их преспокойненько расстреляли бы, как спящих на насесте кур.

— Нас хотели убить, — спокойно сообщил Лимон.

— Кто?! — в ужасе закричала Ольга, и ему пришлось зажать ей рот рукой.

— Те, кто тебя украл. Судя по всему, я в поисках тебя разворошил чье-то гнездо. Эти четки — метка. Или что-нибудь в этом роде. Нужно немедленно убираться отсюда.

Он взялся за телефон.

— А может, действительно за мной хотят просто поухаживать? — стремясь хоть как-то успокоить себя, предположила Ольга.

Но Лимон уже не слушал ее. Несмотря на ночь, он набрал номер телефона Инги.

Как только она подняла трубку, без всяких извинений, голосом, не терпящим возражений, произнес:

— Только что нас хотели пристрелить. Оставили на ручке двери черные четки. Что это может значить?

— Понятия не имею, — сонно ответила Инга.

Потом, слегка очнувшись, переспросила:

— Черные четки?

— Да, из черного агата, — подтвердил Лимон.

— А у твоей вешалки есть перстень из такого же камня?

— При чем тут перстень?! — не сдержался Лимон, но, бросив взгляд на пальцы Ольги, подтвердил:

— Есть какой-то. Но меня больше волнует то, что у меня нет оружия! Они могут вернуться!

— Раз это черный агат такой же, как в ее перстне, значит, черная метка предназначена княгине.

А убивать ее, к моему сожалению, нет никакого смысла. Возможно, ее хотят снова забрать.

Инга не собиралась объяснять Лимону, какую мистическую силу имеет этот камень. К тому же она сама еще не отошла от шока, полученного при общении с Зазеркальем. Подтверждение Лимона насчет перстня проясняло причины появления в зеркале жуткого субъекта в халате цвета индиго и с нервно подрагивающей нижней челюстью. Как же Инга сразу не поняла, кого он имел в виду, когда молил вернуть ему перстень?

Лимону надоело молчание в трубке, и он прикрикнул:

— Ты что, оглохла?

Даже после этого Инга не сразу ответила, поскольку сама разволновалась из-за своего неожиданного открытия. Поэтому, не обижаясь на грубый тон Лимона и не вдаваясь в подробности, предложила:

— Приезжайте ко мне.

— А как это сделать? Я же ни города, ни языка не знаю!

— Спускайтесь через десять минут вниз. Я вызову к отелю такси. Скажешь, к мадам Инге. Шофер поймет.

Лимон положил трубку.

— Собирайся. Вещи оставляем здесь. Берем только документы и деньги.

На лице Ольги обозначилась обида. Она готова была бежать с Лимоном куда угодно, хоть по подземному проходу, но только не в дом этой стервы.

— Может, лучше в полицию? — предложила она.

— Мало с меня одной дуры! — отрезал Лимон и вытащил Ольгу из постели. — Напяливай на себя что-нибудь. Или снова пойдешь голой?

Ничего не ответив, она отбросила рукой волосы назад и принялась вываливать из чемодана вещи, наскоро собранные в московском коммерческом магазине. Среди них нашлась черная мини-юбка и салатовая стеганая курточка до талии с крупными перламутровыми пуговицами. Из обуви оказались только лаковые лодочки на высоких шпильках.

Зато всякого белья было навалом. Жалко оставлять!

Но Лимон нетерпеливо наблюдал за ее сборами.

Поэтому удалось запихнуть в сумку всего несколько трусов.

— Готова?

— Да…

Лимон обнял ее за плечи, и они вместе вышли в пустой коридор.

— Если будут стрелять, падай на пол. Я прикрою тебя. В тебя целиться не будут. Иди спокойно.

Ольга еле передвигала ногами. Чувствовалось, что она вся превратилась в слух и спиной невольно ждала выстрела. Лимон не подбадривал ее. Просто уверенно вел рядом с собой. Секунды ожидания лифта оказались самыми мучительными. Ночная тишина отеля казалась обманчивой и напряженной. Двери лифта открылись — и Ольга охнула от испуга. В зеркальном пространстве перед ними стоял высокий мужчина. Правда, хватило одного мгновения, чтобы Лимон, резко оттолкнув Ольгу от проема дверей, молнией влетел в лифт и подмял под себя противника. Тот не оказал сопротивления, чем погасил наступательный напор Лимона.

Ольга заглянула в лифт и крикнула:

— Это он! Он!

Лимон тоже узнал Ику Сотириади. Тот, сидя на полу, попытался улыбнуться, сверкая золотыми зубами. Однако улыбка получилась страдальческой.

Лимон встал, достал из кармана черные четки и показал их ему.

— Твои?

Ика отрицательно помотал головой и достал точно такие же.

— Это Ходжа приказал нас убить.

— Что за галантности! — усмехнулся Лимон.

— Когда они пришли ко мне в номер, я спрятался под шубами. Иначе пристрелили бы, как собаку. Но, видать, очень спешили. Шмон устраивать не стали. Я решил, что отправились искать тебя, и, как только они уехали, бросился сюда. — Ика встал и, кривясь от боли, принялся растирать коленку. — В любой момент могут заявиться по твою душу.

— Уже приходили, — успокоил его Лимон. Ика испугано взглянул на него. Тот рассмеялся. — Не дрейфь, прорвемся. А за удар извини. Нервы — ни к черту.

Только Ольга вошла в лифт, Ика сразу принялся объяснять, что он к ее похищению никакого отношения не имеет.

— Во всем виноват Хазбар, помнишь, он подходил ко мне, когда мы сидели в таверне. Это он тебя высмотрел и приказал привезти в его магазин. Я ни под каким предлогом ослушаться Хазбара не смею.

— Теперь смеешь, — буркнул Лимон.

— Пристрелили твоего Хазбара, — злорадно пояснила Ольга.

— Мне Ходжа тоже не простит, — трагическим голосом закончил Ика. Опасность, нависшая над его жизнью, волновала его куда больше, чем известие об убийстве могущественного хозяина.

На лифте они спустились в слабо освещенный холл. Три мраморные грации, в окружении пышных растений, олицетворяли собой красоту и покой вечности. В такой же неподвижности замерла черноволосая девушка — ночной портье в рецепции. Она не удостоила вниманием гостей, покидающих в столь поздний час отель. Зато возле его прозрачных дверей приглушенно гудел мотором желтый «Мерседес» с табличкой такси.

— Мадам Инга? — спросил водителя Лимон.

Тот кивнул. Лимон сел сзади, Ольга юркнула к нему, а Ика с неохотой устроился рядом с шофером. При этом безостановочно вертел головой, страшась внезапного выстрела.

Таксист, ни слова не говоря, сдал назад, выехал из туннеля и по узкой улочке поехал в сторону Омонии.

— Куда он нас везет? — нервно спросил Ика.

— Успокойся. Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Будем работать вместе. Не дрейфь, прорвемся. Задавай только поменьше вопросов, — предупредил его Лимон, и Ика, вжавшись в кресло, замолк.

Ольгу мучило любопытство. Ей не терпелось узнать, каким образом Лимон разыскал этого небритого грузина и почему предлагает дружить вместо того, чтобы отомстить ему за ее страдания. Но езда по ночному городу, мерцающему одинокими огнями рекламы, таила для них слишком много неожиданностей, и поэтому все невольно напряженно смотрели в окна.

Показавшийся впереди, возле самого моря, залитый светом дом, несомненно, принадлежал Инге, потому как другие, не менее богатые особняки, пребывали в глубоком предрассветном сне. Впервые Ольга услышала, как Лимон облегченно вздохнул.

Инга встретила их на овальной мраморной лестнице возле высоких деревянных, с квадратными окошечками, дверей. Вся в белом, она казалась почти нереальным созданием из другой, наверняка райской жизни. Ни слова не говоря, она, убедившись, что в такси сидит Лимон, скрылась внутри дома.

— Сколько ему дать? — спросил Лимон Ику.

— Две тысячи.

Расплатившись, они подождали, пока желтое такси не исчезнет за поворотом, и, не заметив вокруг ни одной живой души, последовали за Ингой.

Дом произвел впечатление на всех вошедших.

Прежде всего колоссальными размерами белой, почти никакой мебелью не заставленной комнаты и лестницы, ведущей на второй этаж.

— Пока не решила, какой будет ливинг-рум. Но садитесь, места хватит. Поближе к камину.

Ика смотрел на Ингу и никак не мог поверить своим глазам. Перед ним была та самая проститутка, которую они так удачно накололи вместе с уже покойным Рудиком. Впервые он находился в окружении сразу двух обманутых им женщин и чувствовал себя плохо.

Уж кто-кто, а он знал точно, что женщины не прощают подобных поступков. Поэтому рассчитывать на их снисходительность не приходилось.

Инга сделала вид, что не узнала неизвестно зачем привезенного к ней вонючего репатрианта.

— Хотите кофе? — спросила она.

— Дай водки. Голова разболелась. Нервы ни к черту, — потребовал Лимон и тяжело опустился в кресло напротив камина.

Инга отправилась в сторону овальной кухни, а Ольга, побродив между колоннами, обвитыми лианами, остановилась возле клетки с Христофором, стоящей на высоких металлических ножках с колесиками, благодаря которым ее можно было возить по всей комнате. Сейчас клетка стояла под широкой низкой пальмой, загораживавшей попугаю свет.

Христофор дремал. Поджав одну ногу и зажмурив глаза, он медленно клонился вперед и, как многие люди, «клевал носом». Но стоило только слегка потерять равновесие, как попугай инстинктивно выравнивался, открывал один глаз и возмущенно зыркал им. Убедившись, что его никто не подталкивает, он снова закрывал глаз и засыпал до нового наклона. На этот раз в поле его зрения попала Ольга. И он, мгновенно впившись в жердочку когтями обеих ног, уставился на нее.

— Христофор, — с грехом пополам прочитала латинские буквы Ольга.

— Овхористо, — важно поблагодарил ее попугай.

— А меня Ольгой зовут, — почему-то сообщила она.

— Княгиня? — спросил попугай и почесал ножкой свой желтый хохолок на затылке.

Ольга от удивления открыла рот. Но выяснить у попугая, откуда он про нее знает, не удалось, так как, пользуясь подходящим моментом, к ней подошел Ика.

— Красавица, не держи на меня зла. Всякое бывает в жизни. Твой жених — теперь моя единственная защита. Не бери грех на душу, я виноват перед тобой, но, поверь, — в жилах Ираклия Сотириади течет благородная кровь его высокочтимых родственников.

— Катись ты отсюда, сволочь, — сквозь зубы процедила Ольга.

Но Ика не последовал ее совету. Отступать было некуда. За его спиной Инга подавала Лимону полный фужер водки и стакан апельсинового сока.

Не поблагодарив, Лимон взял фужер и молча осушил его до дна. Потом отхлебнул немного сока, закурил и закрыл глаза. Инга села на мраморный пол у его ног. Поначалу она разозлилась, увидав Ику, но быстро сообразила, что в данной ситуации лишний человек, тем более мужчина, не помешает.

К тому же она постарается сделать так, чтобы карты княгини и репатрианта сошлись. Ведь они — идеальная парочка. Нужно только организовать, чтобы Лимон поверил в их отношения. Сделать это будет несложно, но только после того, как Инга найдет и вернет в свою колоду исчезнувшую даму пик.

Нет, вы только гляньте на эту идиллию! Боже!

Какие же бабы — суки! Пригрелась у его ног, точно драная кошка. Ведь знает, что не нужна ему, а лезет. И этот еще придурок бродит за мной. Грузинский грек. Напрасно надеется, что забуду его подлость. Идиотская ситуация. Лимон заснул, Инга плюет на мое присутствие. Оставаться рядом с ними — противно. Раз хозяйка не приглашает, пойду сама поищу себе местечко для сна. Хорошо хоть грек не увязывается за мной. Мужики тоже — подонки. Сделают гадость, а потом замучивают извинениями. Сами не соображают, что извиняющийся мужчина в глазах женщины превращается в ничтожество. Вот Лимон извиняться не умеет. Он скорее переступит, чем склонится. Мне такие нравятся. Пусть эта сучка у его ног крутится. Все равно спать он будет со мной!

Прохожу мимо зеркала — и чуть не вскрикиваю.

Из его глубины на меня смотрит Пат! Ужас! Лицо перекошенное. Седые волосы торчат ежиком. Как-то нелепо сидит, не пойму на чем. Синий халат болтается на нем, как на вешалке. И тянет ко мне руку. Отскакиваю в сторону. Неужто и впрямь — он? Его призрак преследует меня? Наташка говорила, что он еще не на небе. Значит, слоняется по земле в поисках меня? Бред! Показалось. Просто от всех заморочек у меня поехала крыша. Вот возьму и подойду к зеркалу. Возьму и подойду!

Ничего, кроме моего бледного, изможденного лица, в нем не отражается. Да еще за спиной там маячит грек. Надо немного поспать, а то двинусь головой окончательно.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Ни фига себе домик! Три спальни, все с ванными и туалетами, кухня, холл. Видать, дамочка не одну ночь задирала ноги, чтобы наскрести на такое. Остаюсь в самой маленькой спаленке. Она — вся белая.

И люстра белая, и плетеные стулья. А посредине — огромная высокая кровать. Как же они за границей любят большие кровати. Не раздеваясь, плюхаюсь на нее и, по-моему, сразу засыпаю. Ах, почему же только во сне я вспоминаю просьбу Наташки: «Увидишь его, передай, пусть успокоится». Я же увидела! Пат именно этого ждал, а я испугалась. Сейчас встречусь с ней, а сказать нечего. Но почему-то вместо Наташки я вижу много мужиков. Все они голые — и у всех члены, как у Ходжи. Какое-то безумие. Неужто такое бывает. Они стоят и смеются.

Нет, все-таки это не такие, искусственные! Точно.

Вон у одного вообще привязаны две банки из-под пива. И он еще лыбится. Трясет ими. Дурак. У Ходжи — больше. К тому же у него головка голая. А у этих я такой не вижу. Ничего, я найду его член.

Мне ведь даже трахаться с ним не хочется. Просто подержать в руках, погладить, поласкать. Почувствовать, как он наливается силой, как каменеет.

Такой двумя руками держать придется. Поиграть им, конечно, хочется, но все остальное — страшно.

Он же ко всему еще необузданный. Турок. Такой не спросит, нравится или нет.

Просыпаюсь от какой-то неудовлетворенности.

С чего мне такие глупости снятся? Надеялась, прилетим сюда — и начнется нормальная жизнь. Так нет! Прямо рок какой-то! Больше спать не могу. Да и рассвело совсем. Очень пить хочется. Встаю, иду в кухню. Там, в холодильнике, чего только нет.

Даже томатный сок. Но сейчас не до «Кровавой Мэри», а пивка немного не помешает. Наверху, на крыше, кто-то приглушенно разговаривает по-гречески. Прислушиваюсь. По голосу, должно быть, Ика. Но с кем? Осторожно поднимаюсь по лестнице. Боже! Какая на крыше красота! Сколько зелени, бассейн. Ика сидит на качающемся диване и разговаривает по телефону. Заметив меня, он как-то дернулся, осекся и быстро закончил разговор. Интересно, чего он испугался? Я ведь в греческом — ни бум-бум.

— Доброе утро, красавица! Я думал, такие девушки, как ты, просыпаются поздно! — натянуто улыбается он, сверкая золотыми зубами, а глазами испытывающе всматривается в меня.

С кем же он разговаривал по телефону? Хотя какое мне до этого дело? Его намереваются убить.

Пусть крутится. Попрошу Лимона, чтобы он не очень-то заботился об этом греке.

— Зря не желаешь со мной мириться, — продолжает он. — Ика никогда никому не желает зла.

С тобой получилась неприятность. Но я сам влип по уши. Раз Ходжа прислал мне четки, значит, остается только молиться. Одна надежда — на твоего Друга.

— Он мне — жених! — вру я. — А об остальных девушках ты не вспоминаешь? Куда вы их с Хазбаром продали?

Ика, видать, полностью очухался и, продолжая притворно улыбаться, беспечно произнес:

— Чего о них волноваться? Проститутка она ,и есть проститутка. Но там зато условия получше и риска заразиться меньше.

— Что же они сами туда не рвутся?

— Глупые потому что…

— Врешь! Их ведь потом в море топят! — неизвестно почему утверждаю я и попадаю почти в точку. Ика вздрагивает. Его противные маслиновые глаза выражают растерянность.

— Кто тебе такое сообщил?

— Хазбар!

— Идиот. Потому его и убили. Бывает, конечно, случается. Так ведь проституток во всех странах убивают. Работа такая. Связана с риском. А иначе бы каждая ноги раздвигала. Не тяжела работа. Тебе тоже не следует болтать лишнего и повторять чушь.

Не забудь, вы — в Греции, а не в России. Тут любят нас до тех пор, пока мы являемся туристами.

Я решила не продолжать разговор. Ика засунул радиотелефон в карман брюк и спустился вниз.

Нужно будет передать Лимону о его телефонном звонке. Но мое внимание привлекает несколько парней, идущих по песчаному берегу к нашему дому. Сначала не понимаю, чем они мне подозрительны, оказывается, одеждой. Все — в темных костюмах. Какого черта они делают на пляже?

Встаю за вьющийся розовый куст и наблюдаю за ними. Голоса их не слышны. Да и, похоже, — переговариваются они жестами. При этом часто оглядываются по сторонам. Чего-то опасаются. Останавливаются. Один из них разговаривает по телефону. На крышу вновь поднимается Ика. Подходит ко мне.

— Какие-то бандиты хотят попасть в дом, — говорю ему шепотом.

— Нет. Это ребята пришли искать золото.

— Какое?

— Знаешь, сколько людей за день теряют на пляже золотые кольца, сережки, кулоны, деньги? Вот эти ребята по утрам просеивают песок. Это их бизнес.

— Они греки?

— Нет, албанцы. Совсем безобидные.

— Чего ж они возле самого дома крутятся?

— Весь пляж — их территория. Хотят и крутятся. Пошли вниз, нужно позавтракать.

Ика намеревается увести меня, чем еще более увеличивает мои подозрения — Надо бы предупредить Лимона.

— Он спит. И тебе не мешает хорошо выспаться, — уговаривает Ика.

Делаю вид, что соглашаюсь, и позволяю ему проводить меня в мою спальню. Начинаю раздеваться. Ему становится неловко, и он уходит. Вернее, стоит за дверью и прислушивается, чем я занимаюсь. Сбрасываю юбку и курточку, иду в ванную и встаю под прохладный душ. Шум воды должен развеять его опасения. Хотя, возможно, все это — дурь. Но после похищения меня не покидает ощущение опасности. Необходимо отключиться и думать о чем-нибудь хорошем. Не получается, потому что в комнату кто-то входит. Такого хамства греку не прощу! Тянусь за халатом — в проеме двери появляется Инга.

— Думала, будешь спать до обеда. Нервы у тебя — дай бог каждому.

Стою и не знаю, что ответить Чувствую свою наготу, и становится вдруг стыдно. Инга нагло всю меня разглядывает.

— Мужчинам, очевидно, нравятся эти родинки? — она тычет пальцем в мой «бермудский треугольник». — Такое расположение родинок предрекает счастливую судьбу. Кстати, в двадцать лет оказаться на Западе уже неплохо Вот только ноги у тебя вверху слишком худые. Нужно заниматься бодибилдингом, иначе кожа на заднице обвиснет.

И постоянный массаж. Я умею такой делать… — Она немного помолчала, продолжая скользить взглядом по моему мокрому телу, и вдруг ни с того ни с сего спросила:

— У тебя любовницы были?

Смутить меня вообще-то трудно. Но, кажется, краска заливает не только лицо, но и грудь Как отвечать на такой вопрос? Только вопросом!

— А у тебя?

— Никогда, — без всякого стеснения признается она и добавляет:

— Но, глядя на тебя, думаю, в такой женщине, как ты, скрыто нечто большее, чем способны разглядеть мужчины.

Глупо улыбаюсь, не соображая, как воспринимать этот комплимент. Наш идиотский разговор неожиданно прерывается. Чьи-то руки высовываются из-за двери, одна хватает Ингу за волосы, вторая зажимает ей рот. Не успеваю сообразить, что происходит, как Инга исчезает, а на ее месте возникают двое парней в костюмах. Узнаю их сразу. Это те самые, которых я видела на берегу. Ика наврал!

Это его дружки! С ними он разговаривал по телефону, а потом вешал мне лапшу на уши!

Пока я растерянно убеждаюсь в своем легкомыслии, парни вытаскивают меня из-под душа и голую волокут в комнату. «Неужели будут насиловать?» — проносится в голове. Возле кровати стоит улыбающийся Ика. У его ног на полулежит Инга с заклеенным клейкой лентой ртом и связанными руками. Ика что-то сказал по-гречески, и, выставив меня вперед, как прикрытие, все шесть человек двинулись вниз, не обращая внимания на бьющуюся в истерике Ингу.

Кажется, на этот раз мне окончательно не повезет! Ноги не слушаются, но идущий за мной, воняющий потом и одеколоном парень почти несет меня на руках. Кричу изо всех сил: «Лимон!» — и получаю по голове чем-то тяжелым.

Услышав истошный крик, Лимон стряхнул с себя сонное оцепенение и вскочил на ноги. Но больше ничего совершить не успел, потому что Ика, задержав процессию на лестнице, приказал:

— Не двигайся и подними вверх руки.

Мельком взглянув через плечо, Лимон понял, что сопротивление бесполезно. Один из парней направил на него пистолет. В руках остальных сверкали ножи. Ольга поникла от удара и, если бы ее не поддерживали, не устояла бы на ногах. Пришлось задрать руки над головой.

С торжествующей улыбочкой Ика подошел к нему.

— Ну что, козел? Ты сюда зачем приехал? Нас на вшивость проверить? Тут давно уже и без тебя даже воздух разделен на части. Решил с первого дня свой порядок завести? Да? Ублюдок! — После этих слов Ика развернул Лимона и ударил его в лицо. Но эффекта не получилось, потому что Лимон успел среагировать, и кулак лишь чиркнул по уху. Зато в ответ он нанес такой пушечный удар ногой Ике в пах, что у того чуть глаза из орбит не вылезли. Он со стоном повалился на колени и задергался всем телом. Тут же прозвучал выстрел — ив плечо Лимона впилась пуля.

После этого все немного успокоились. Пришла в себя Ольга. Албанцы, почти нога в ногу, медленно спустились с лестницы. Кровь обагрила горчичного цвета пиджак Лимона. Ольга от страха зажмурила глаза. Остальные наблюдали, как по полу со стонами катается Ика.

— Не стреляйте! Я сам! — кричал он по-русски, чем вызвал непонимание у своих сообщников. Наконец, немного очухавшись, он поднялся на корточки и стал прыгать на пятках, сыпля проклятия и по-русски, и по-гречески.

Тем временем Инга, брошенная на полу спальни, прекратила бессмысленную истерику и всю свою энергию сосредоточила на веревке, которой были связаны ее руки. Сначала ей показалось невозможным растянуть кусок расплетенного каната, белого и жесткого от морской соли. Но постепенно силы возвращались к ней. Она не сводила глаз с узла и полностью сконцентрировала на нем свою волю. Клейкая лента затрудняла дыхание. С трудом она оторвала ее от щек. Бандиты, уверенные, что имеют дело со слабой, беззащитной женщиной, даже не завели ей руки за спину. Связали больше для проформы, чтобы не путалась под ногами. Несколько тягучих минут Инга боролась своим взглядом с узлом. В этот момент и прогремел выстрел.

Должно быть, он придал Инге новые силы, потому что медленно узел стал ослабевать. Она не двигала руками, но чувствовала, как веревки перестают впиваться в кожу. Уже можно было бы вытащить руки из накрученных колец, но Инга, боясь иллюзий, продолжала мысленно развязывать сам узел.

И действительно, будто кто-то невидимый потянул за конец веревки — и узел распался. Тяжело вздохнув, она развела руки в стороны. Снизу послышались крики и угрозы Ики.

Он уже полностью оправился от удара. Поднялся на ноги и потребовал, чтобы Ольгу поставили рядом с Лимоном.

— Сначала я пристрелю тебя! — истерично завизжал он, брызжа слюной в лицо.

Она плохо соображала, что происходит. Один из парней, опасаясь приближаться к раненому русскому, с силой толкнул ее в спину, и она, чтобы не упасть, рванулась к Лимону. Тот подхватил ее здоровой рукой и прижал к себе.

— Прости, княгиня. Когда-то со мной это должно было случиться. Жалко, не удастся спасти тебя в третий раз, хоть бог и любит троицу, — услышала она его горячий шепот.

— Так вот, Лимон! Ходжа, самый мудрый и влиятельный человек в Афинах и во всей Греции, не испугался твоего приезда и твоих наскоков, но, чтобы впредь ни одному русскому гангстеру, каким бы авторитетом он у вас в России ни был, не захотелось устанавливать здесь свои порядки, мудрый Ходжа приказал расстрелять тебя и твою бабу, не вступая ни в какие разговоры и торги. Теперь твоя вшивая жизнь ничего не стоит, — нагло и торжественно закончил Ика и потребовал передать ему пистолет.

— Я тебя прикрою, — прошептал Лимон Ольге.

Та ничего не ответила, скорее всего не услышала его слов. Тогда он обратился к Ике:

— Я согласен. Но моей смерти будет достаточно. Пожалей девчонку.

— Нет. Из-за нее погиб мой друг Хазбар. Я обязан отомстить. Иначе кто же потом отомстит за меня? — Говоря это, Ика вертел пистолет, стремясь совладать с волнением. Он не желал выглядеть перед молодыми парнями новичком в таком деле. К тому же боялся промахнуться из-за дрожи в руке.

Поэтому оттягивал момент спуска курка.

Но вместо выстрела раздался заставивший пришедших вздрогнуть крик Инги:

— Лимон! Лови!

Над головами албанцев пролетел небольшой овальный предмет, который Лимон схватил свободной рукой, на секунду забыв о простреленном плече. Прежде чем кто-либо сумел понять, что происходит, он развернул перед собой беспомощное тело Ольги и, прикрывшись им, как щитом, поднял руку с зажатой в ней гранатой-quot;лимонкойquot;.

— Стреляй, парень. Меня тебе не достать. Но от взрыва умираешь первым. Вряд ли кто-нибудь будет соскабливать твои мозги с потолка.

Надо отдать должное Ираклию Сотириади, он умел быстро ориентироваться и мгновенно оценивать расклад сил. Оставалось взглянуть в сторону лестницы и заметить в руке Инги еще одну «лимонку», чтобы понять, что дело — дрянь. Эти русские на попятную не пойдут. Разнесут виллу, словно карточный домик. Рука с пистолетом невольно опустилась.

— Нет, нет, Ика. Ты меня не понял. Стрелять тебе все же придется. Ведь мы с тобой договорились действовать вместе, — спокойно произнес Лимон. — Начинай с первого слева, иначе я бросаю гранату.

Ика послушно выстрелил в стоявшего метрах в двух от него албанца. Тот рухнул, так и не поняв, что произошло. Остальные бросились по лестнице вверх. Инга отпрянула в сторону. Но на нее никто не обратил внимания.

Лимон отпустил Ольгу, тут же повалившуюся на пол, подошел к Ике и забрал пистолет.

— Теперь ты — приговоренный. Ходжа больше тебе не поверит. Придется работать на меня.

Ика молча опустился на колени. К Лимону подошла Инга и протянула вторую «лимонку».

— Откуда они у тебя? — спросил Лимон.

— С собой прихватила, когда улетала. Так, на память, — тихо ответила Инга.

Лимон вдруг зашатался и упал. Инга наклонилась над ним, взяла из его ослабевшей руки пистолет и приказала Ике:

— Неси его наверх. Нужно срочно обработать рану.

Ика подчинился беспрекословно. Осторожно обхватил Лимона за талию и бережно приподнял.

Потом переступил через убитого албанца и медленно зашагал по лестнице. За ним поднялась Инга, на всякий случай держа пистолет наготове.

В течение двух дней состояние Лимона оставалось тяжелым. Инга колдовала над ним своими заклинаниями и зельями. Ика покорно выполнял все ее приказания. Ночью, дрожа от страха, вытащил труп албанца и бросил его в море. Ольга отмыла от крови мраморный пол в ливинг-рум. Никаких новых попыток проникновения на виллу или ее штурма люди Ходжи больше не предпринимали. Казалось, они исчезли навсегда. Правда, в это верила одна Ольга, да и то больше старалась делать вид.

Зато Ика понимал, что война только начинается.

Ходжи, дважды обжегшись, постарается собрать сведения о противнике и больше не рисковать своими боевиками. К тому же полиция уже в курсе конфликта и переполошилась, теряясь в догадках, что еще за новая напасть обрушилась на Афины.

Ходже невыгодно привлекать общественное внимание к внутренним разборкам. В парламенте и так с утра до вечера вопят о росте преступности.

У постели Лимона попеременно дежурили Инга и Ольга. Не потому, что состояние его вызывало серьезные опасения, а из-за боязни оставить его одного. Ика у дам доверием не пользовался.

Утром третьего дня раздался телефонный звонок. Инга давно его ждала. Звонил Солон.

— Здравствуйте, керье Инга.

— Здравствуйте, я вас узнала.

— Это более чем приятно. Мы условились связаться через сутки. Но у вашего друга, как я понимаю, возникли непредвиденные обстоятельства?

— Да… — неопределенно протянула Инга.

— Как его самочувствие? — вдруг поинтересовался Солон и, не дожидаясь ответа, добавил:

— Может, нужна какая-нибудь помощь?

— Спасибо. Думаю, дня через три он сможет приступить к переговорам.

— Нам бы хотелось знать его решение… — настаивал Солон.

— После того, что случилось? — решила проверить его Инга.

Но Солон не клюнул на провокацию и с насмешкой в голосе спросил:

— А что случилось?

Пришла очередь улыбаться Инге:

— Ваша неосведомленность пугает. Она может затруднить переговоры.

— Пусть это вас не волнует… — пошел на попятную Солон и приглушенным голосом, как нечто сугубо личное, сообщил:

— Ваша вилла в настоящее время — одно из самых безопасных мест в Афинах.

— Тогда мы завтра идем купаться! — отозвалась Инга.

— Не советую, керье… Море еще холодное… Однако не будем дожидаться того времени, когда оно превратится в парное молоко. Передавайте привет вашим друзьям.

— Мечтаю, чтобы они стали общими, — закончила Инга.

Повесив трубку, Инга задумалась. Она прекрасно понимала, что Лимон попал в сложную ситуацию.

По сути, сам нарвался на албанскую группировку.

Выбор у него не богат — либо, чуть поднакопив силы, мотать из Греции, либо начинать неравную войну с Ходжой. И то и другое было бы для него смертельно опасным. Солон не простит его побега и немедленно передаст материалы в Интерпол. Но и начинать борьбу с Ходжой, не заручившись благосклонностью карт, было бы безумием. Две бессонные ночи, проведенные Ингой у постели Лимона, были заполнены мыслями о даме пик. Вероятнее всего, карта не исчезла бесследно. Ее следовало искать у Ольги. Уж если заблудшая душа умоляет Ингу вернуть перстень, значит, за этой девицей многое числится. Черный агат на пальце Ольги раздражал Ингу. Но она делала вид, что не замечает перстня. Разговор с Солоном подталкивал к какому-нибудь решению, но Инга боялась сообщать о нем Лимону. Единственное, на что она решилась, так это выбросить его костюм. Тем более что пиджак был залит кровью. Лимону об этом она не сказала, решив к его выздоровлению купить и привезти новый. Она не знала, что Ика, об одежде которого позаботиться было некому, вытащил из большого черного пакета для мусора брюки от костюма и спрятал у себя в комнате.

Разумеется, прежде всего он, на всякий случай, проверил содержимое карманов, но ничего не нашел, кроме обгоревшей карты — дамы пик. Повертев ее в руках, Ика сунул карту обратно в карман.

Он с детства любил карты и относился к ним с почти мистическим уважением. Так дама пик, о которой мечтала Инга, осталась на своем месте.

Лимон лежал с открытыми глазами. Силы медленно возвращались к нему. Большая потеря крови и воспалительный процесс, начавшийся было в плече, ослабили его организм. Стараниями Инги он преодолел кризис. Левая рука посинела и не двигалась. До сих пор он не мог понять, как умудрился раненой рукой поймать гранату, спасшую ему жизнь.

Обе девушки — и Ольга, и Инга, сменявшие возле него друг дружку, плохо выглядели, и он старался с ними не заговаривать. А собственные мысли крутились вокруг Ходжи. Самое важное заключалось в том, что Лимон не ощущал в себе достаточно злости, чтобы обрушиться на Ходжу. Но, с другой стороны, оставить их конфликт без последствий значило расписаться в собственном бессилии. Об этом быстро станет известно в Москве, а значит, и везде. Он лишится ореола, который во многом служил ему защитой против многочисленных шакалов, готовых в любой подходящий момент напасть на него целой стаей и разорвать на клочья. Сказать самому себе: «Кранты, я завязываю» — просто. А как это сделать? Попробуй он купить ферму в Новой Зеландии, сменить фамилию, отпустить бороду — и там его найдут. В его профессии от дел уходят только в могилу. В этом и заключается ее печальный финал. Даже когда у тебя достаточно денег, нужно тянуть эту кровавую лямку.

Кроме того, Лимона нервировала ситуация, из которой он уже не видел выхода. Это касалось отношения к обеим любовницам. Он вообще не был избалован женским вниманием. А годы, прожитые с Ингой, отдалили его от нормальных отношений между мужчиной и женщиной. Инга стала для него судьбой, знамением, роком. Она вдохновляла на дела, она же их и выстраивала. Она прикрывала ему спину, отводила в сторону любые напасти, а взамен требовала подчинения своей воле. Была ли между ними любовь? Раньше Лимон об этом не задумывался. В их отношениях присутствовало что-то животное, необузданное. Было много страсти, но мало ласки. Впрочем, ласкать Лимон не умел. Разве что мысленно. Ольга появилась на его пути настолько неожиданно, что он и не успел разобраться, на кой черт она ему нужна. Но именно к ней в душе созревала нежность. Видать, судьба сама подстраивала события так, чтобы Лимон вынужден был постоянно спасать Ольгу. А что может быть для мужчины дороже спасенной им женщины? Здесь уже возникала какая-то отеческая забота, добровольное принятие на себя участия в ее судьбе. Но ведь и это все нельзя назвать любовью. В таком случае Ольга является оборотной стороной Инги. Однажды, вероятно сразу после ранения, Лимону приснился сон, в котором постоянно путались лица обеих дам. Это возбуждало и отвращало одновременно. Он мучился от неопределенности. Он путался в желаниях и чувствовал, что они над ним издеваются. Когда Лимон открыл глаза, то увидел спящую рядом в кресле Ольгу и обрадовался ей.

Эмоционально он чувствовал себя с ней намного раскованнее и спокойнее, чем с Ингой. Начинать новую жизнь приличного, преуспевающего бизнесмена, конечно, следовало бы с ней. А возможно ли продолжать прошлую жизнь вдвоем? Лимон понимал, что нельзя. Значит, возвращаться к Инге? Становиться орудием ее колдовского инстинкта? Продолжать разрушать уже без какой-либо надежды на освобождение? Неужели и он, самый свободный человек на земле, обречен жить в неволе однажды избранного им пути? Но что тогда впереди? Ведь если Инга — это конец, то Ольга всего лишь начало того же конца…

Лимон твердо решил сделать Ольге новый паспорт, снабдить деньгами и отправить в Америку.

Пусть хоть одна душа в мире останется ему навсегда благодарна. Как только решение было принято, его здоровье быстро пошло на поправку, и к вечеру того дня, когда раздался звонок Солона, Лимон впервые встал с постели и поднялся на красноватую от заходящего солнца ретере.

В шезлонге сидела Инга и читала старинную книгу. Внизу, на песчаном пляже, Ольга делала какие-то спортивные упражнения, а неподалеку от нее Ика, забравшись с ногами на лавочку, курил и крутил головой по сторонам.

— Не опасно? — Лимон кивнул в сторону княгини.

— Дом и берег охраняются, — не отрываясь от книги, объяснила Инга.

— Кем?

— Нашими друзьями. Они — в курсе событий и ждут от тебя согласия.

Лимон сел в качающийся шезлонг, скривился от боли в руке.

— Очень уж смахивает на провокацию с их стороны.

— Не думаю. У них есть осведомители, отсюда и информация. Сама судьба столкнула меня с Ходжой…

— Судьба?! — вдруг вскрикнул Лимон. — Или твои пасьянсы? Я ведь совсем забыл, что имею дело с ведьмой. Ты поколдовала над картами. И — готово! Никакая полиция, никакой Интерпол не придумает лучшей операции, чем расклады твоих пасьянсов. Ну, теперь ты довольна? Я по уши увяз в новом дерьме. Мною готовы таранить албанские укрепления, моя жизнь — снова в твоих руках, и ты можешь спокойно обзаводиться роскошной мебелью для своей виллы!

— Мебель будем выбирать вместе, — спокойно ответила Инга и отложила книжку. Горящие яростью глаза Лимона всколыхнули в ней подернутую тиной чувственность. Если уж принадлежать мужчине, то такому, как он. Привыкший убивать и в сексе ведет себя как убийца. Иной ей не нужен.

Самые вершины страсти всегда должны граничить с трагедией. Иначе секс становится слишком приторным.

— Не дождешься! — рявкнул Лимон. — Я проломлю голову Ходже, устрою в этом городе фейерверк, но не для твоих друзей. Хватит использовать меня в хозяйственных целях!

Инга подошла к нему, села у его ног и, положив голову на колени, совсем тихо сказала:

— Я должна тебе кое в чем признаться…

Это прозвучало так проникновенно, что у Лимона промелькнула мысль: «Неужели беременна?»

Ярость, охватившая его, моментально исчезла, он задержал дыхание и наклонился над ней.

— Моей власти над тобой больше не существует, — призналась Инга.

Лимон шумно выпустил воздух. Это признание было похлеще всех остальных. Даже не нашлось слов для ответа.

— Все дело — в даме пик. Она исчезла из моей колоды. Поэтому все, что случилось после моего ухода и твоего падения в зеркало, к моим гаданиям не имеет никакого отношения. Но зато над тобой взяла власть другая сила. Милая княгиня, резвящаяся возле воды, обладает черной колдовской силой. Я уверена, что дама пик — в ее руках, поэтому бойся свою Ольгу, а не меня.

В ответ Лимон захохотал. Смеялся он долго и искренне. Так могут смеяться взрослые над ночными страхами детей. В его смехе не было презрения или сочувствия, только веселость. Возможно, он смеялся над своими глупыми представлениями о таинственных чарах Инги.

— Дама пик? Так она валяется в кармане моих брюк!

Инга вскочила и схватила голову Лимона руками, задрав к себе его лицо.

— Откуда она у тебя?!

Лимон пожал плечами:

— Сам не знаю… Попалась под руки, когда я вошел в сгоревшую квартиру на Садовом кольце.

С тех пор и таскаю ее с собой как воспоминание.

— Что я натворила! — буквально взвыла Инга и повалилась в стоящее рядом плетеное кресло.

Лимон оторопело смотрел на нее, не понимая, чем вызвана такая бурная истерика. Инга не плакала, не рыдала, а беззвучно дергалась всем телом.

Должно было произойти что-то действительно очень страшное, чтобы она так убивалась.

— Перестань, — постарался успокоить ее Лимон. — Я тебе ее отдам. Где мои штаны?

— Их нет… Я выбросила твой костюм, — едва слышно произнесла Инга.

Лимон развел руками:

— Кто ж тебя просил?

— Он мне не нравился…

— Действительно, повод.

Инга снова подошла к нему и села рядом. Ей нужно было выговориться, потому что никто, кроме нее, не знал, что произошло.

— Слушай внимательно, мне все равно, веришь ты мне или нет. Я говорю правду, и на этот раз она касается нас троих — тебя, меня и княгини. Из моих раскладов исчезла дама пик.

— Купи новую колоду и успокойся, — перебил ее Лимон, не склонный к выслушиванию всякой мистической галиматьи.

— Покупала. Ни в одной дамы пик не оказалось.

— Быть не может! — возмутился Лимон. И, превозмогая боль, подошел к краю ретере. — Эй, Ика! Иди сюда!

Ика незамедлительно сорвался со скамейки, на которой сидел, и стремглав кинулся в дом. Через минуту он уже стоял перед Лимоном. Тот, раскачиваясь в шезлонге, запахнул полы халата и поинтересовался:

— Здесь где-нибудь поблизости можно купить карты?

— В таверне за углом. Хозяева всегда запасаются для любителей поиграть.

— Дуй туда и купи все, что есть.

— А деньги?

Лимон посмотрел на Ингу. Та молча вытащила из кармана кошелек и протянула греку.

— Лишнего не возьму, — галантно сообщил тот и заторопился по лестнице вниз.

— Значит, ты мне больше не веришь, — грустно констатировала Инга.

— Ты же сама сказала, что больше не в силах повлиять на мою судьбу? В таком случае мой побег из России произошел благодаря Ивану Христофоровичу Хромому, а то, что я до сих пор жив в Греции, — лично моя заслуга!

— Ты прав… — призналась Инга.

— Выходит, и без твоих дурацких карт я не пропадаю?

— Тебя спасла дама пик.

— Ну какие страсти вокруг! То ты меня спасала, теперь дама пик, а я сам — полное говно, да?

Инга ничего не ответила. Как объяснить сложнейшие переплетения астральных сил, создающих над Лимоном купол, не пробиваемый для ударов судьбы.

Вернувшийся Ика застал их обоих в напряженном, молчаливом ожидании. Они вместе протянули руки к нему.

Ика растерялся:

— Всего тринадцать колод. Не хотел давать, решил, что я конкурент. Пришлось заплатить с верхом.

— Давай же, иди отсюда! — нетерпеливо прикрикнул на него Лимон и быстро разорвал полученную колоду. Подождал, пока Ика удалится, рассыпал карты на мраморном полу и ногой стал искать даму пик. Как ни в чем не бывало она оказалась среди других дам, сияющих лакированной атласной красотой. — Вот она!

Его победный крик не произвел на Ингу никакого впечатления. Она собрала валявшиеся на полу карты, перетасовала и, пододвинув белый пластиковый столик, принялась быстро раскладывать самый примитивный пасьянс — «Мария Стюарт».

Лимон внимательно наблюдал за ее руками. В раскладке дамы пик не оказалось.

— Фокусы, — скривился он в презрительной гримасе.

Тем временем Инга разорвала вторую колоду и, бросая перед Лимоном все карты картинками вверх, продемонстрировала, что дамы пик действительно среди них нет.

Лимон завелся и разорвал следующую колоду.

Дама пик в ней была. Но стоило к картам прикоснуться Инге, она бесследно исчезала.

— Куда ты их прячешь? — покосился он на гадательницу.

Инга молча встала и медленно, на его глазах, разделась донага. Потом отбросила платье и, разорвав новую колоду, принялась раскладывать. Лимон склонился над ней, почти обнимая здоровой рукой, чтобы усмотреть момент жульничества.

В таком положении их и застала поднявшаяся на крышу Ольга. Она замерла, не преодолев последнюю ступеньку. Слезы обиды навернулись на ее глазах. Ничего не сказав, она тихо отступила назад и, пригнувшись, держась руками за ступеньки, медленно ретировалась.

— Действительно нет, — с удивлением признался Лимон. Он долго ходил вокруг стола, невзирая на боль, заглядывал под него и за кресло, на котором сидела Инга. Заставлял ее вставать, раздвигать ноги, но дамы пик нигде не было.

Тем временем Инга надела белое, с желтой отделкой, легкое платье и закурила.

— Куда ж она делась? — не сдавался Лимон.

— Каждая карта имеет свое значение в судьбе человека. Но в жизни каждого бывают черные дыры, в которые летят все надежды, планы, мечты. Ты же сам замечал, что иногда все валится из рук, ничего не удается. Даже самые элементарные желания становятся невыполнимыми. Кажется, что все против тебя. А на самом деле в судьбе возникла черная дыра. Люди, не понимая этого, чаще всего начинают нервничать, болеть и в конечном счете умирают. А разложив пасьянс, легко можно определить, какой карты и почему не хватает. На этот раз пропала дама пик, очень противившаяся нашей любви. Это ее стараниями ты встретился с Ольгой.

Я сразу поняла, что между вами возникнет чувство, и решила исчезнуть. В противном случае я вынуждена была бы свести твою подружку в могилу.

Пожар должен был сжечь дотла мое и твое прошлое. Без его очистительного пламени мы не пережили бы груз наших отношений. Но подлая дама пик, как выяснилось, уцелела. И удобно устроилась у тебя в кармане. Своим спасением ты обязан ей.

Больше мне сказать нечего…

Лимон встал, прошелся по дорожке кегельбана.

Пожалел, что не может попробовать катануть пару шаров, и спросил:

— По-твоему, я теперь беззащитен, уязвим и не могу надеяться на себя?

— Наоборот, теперь ты должен надеяться исключительно на себя. Во всяком случае, пока я не найду даму пик.

— И взамен ты мне предлагаешь поддержку твоих друзей из полиции?

— Это лучше, чем ничего.

Инга почувствовала себя усталой и разбитой.

Она сказала Лимону слишком много. Но не призналась, что вряд ли когда-нибудь найдет эту зловредную даму пик. А без этого ее пасьянсы будут рассыпаться. Власти над людскими судьбами, данной ей картами, больше не существовало. Спасти ее могла только любовь Лимона. Об этом упомянул молодой граф с почерневшей раной на шее. Но просить Инга не привыкла. Да и бессмысленное занятие — вымаливать любовь. Поэтому она, сбросив на мраморный пол нераспечатанные колоды, устало произнесла:

— Решай сам. От твоего отказа проиграют все.

А при согласии есть шанс выиграть. И запомни последнее — нам всем троим не к чему ссориться и спорить. Очень скоро один из нас умрет. Эту правду мне открыл Брюс. Лучше ее знать.

С этими словами Инга ушла, а Лимон пришибленно бродил по крыше и смотрел сверху, как на пляже Ольга играет в бадминтон с Икой. «Надо же, еще два дня назад он хотел ее убить, а теперь они вдвоем веселятся», — сказал он сам себе и почувствовал жуткое, трагическое одиночество.

Ни за что не прошу! Какое же Лимон ничтожество. Луплю ракеткой по волану, а хотелось бы quot;съездить по его физиономии! Я всю ночь проливала над ним слезы, молила о выздоровлении, а он не успел очухаться — и сразу трахать эту ведьму, да еще так, чтобы все видели! Передать невозможно, какая ярость бушует в моей груди. Подонок Ика решил, что хочу его обыграть, и выделывается, как может. Плевать! Я не намерена быть подстилкой этой стервы. Раз Лимон выбрал ее, пусть дает мне деньги и отправляет куда-нибудь подальше отсюда.

С меня хватит! За какие-то десять дней трижды чуть не прикончили! В сердцах бросаю ракетку на песок и бегу в дом. Я должна с ним поговорить.

Нельзя же так! Все гадости на свете творятся потому, что люди закрывают на них глаза.

Лимон неприкаянно болтается по крыше. Наблюдаю за ним и боюсь начать разговор. Он усаживается на бортик бассейна и опускает голые ноги в воду. Подхожу к нему сзади, трогаю за здоровое. плечо.

— А, ты… — вяло подает голос Лимон.

Видать, все силы из него вытянула. Не могла, сука, подождать, пока мужик выздоровеет. Становится ужасно жалко его. Сажусь рядом и тоже погружаю ноги в теплую от дневного солнца воду. Не знаю, с чего начать, и неожиданно для себя выдаю:

— Я все видела!

Хоть бы шелохнулся в ответ. Молчит и даже не смотрит на меня. Раз уж начала, приходится продолжать.

— Я не могу тебе указывать, с кем и где трахаться. Тем более с Ингой у тебя давно роман. Но при чем тогда я? Думаешь, спас, так теперь я должна быть без претензий? А я не хочу! Имею право! Если бы я тебя не любила, мне бы было все равно, с кем ты трахаешься. В таком случае втроем жить даже удобнее. Но не со мной! Впервые в жизни встретила настоящего мужчину, поверила, что, как Магдалина, нашла своего Христа, а ты — элементарный бабник!

Лимон поворачивает голову в мою сторону и странно смотрит на меня. Может, он не слышит, о чем я говорю? Судя по угрюмому взгляду, думает о чем-то своем.

— Кого я трахаю? — спрашивает он.

Ну, это уж совсем наглость! Сейчас начнет мне пудрить мозги! Неужели держит за полную дуру?

— Я случайно поднялась на крышу, когда ты тут с Ингой развлекался. И не отнекивайся. Она же сидела голая, в развратной позе, ноги раскорячила, а уж ты долго ждать не заставил.

Лимон хохочет. Я заметила, он не умеет интеллигентно смеяться. Чуть что — хохочет.

— Ты решила, что мы занимаемся любовью?

С моей раной?

— Минет ране не помеха, — рублю ему правду-матку.

— Дура, — отвечает он. — Инга гадала мне. А разделась догола потому, что я думал, что она специально карты припрятывает.

Потом внезапно обрывает хохот, смотрит на меня пронзительно и властно.

— Ты в самом деле любишь меня?

— Люблю… — шепчу я и подставляю губы для поцелуя. Лимон прикасается ко мне своим сухим, жестким ртом. — Давай я лучше уеду. Не хочу быть тебе обузой. Ты и так слишком часто из-за меня рискуешь жизнью?

— Как ты можешь любить меня? — шепчет он. — Это — не любовь, а благодарность. Что ты обо мне знаешь? Думаешь, я добрый, справедливый, приличный?

— Уверена. А вообще-то, какое это имеет значение? Ты — это ты.

— Да. Я — это я. И меня нужно обходить стороной. Больше всего на свете я бы хотел жениться на тебе, купить дом где-нибудь в маленьком немецком городке, открыть свой магазин и ждать, когда ты нарожаешь мне с десяток детей…

— Я готова.

— Я не готов. Меня ждет Ходжа. Судьбе угодно, чтобы мы с ним не разминулись в таком большом веселом городе.

Не знаю почему, но верю каждому слову, произносимому Лимоном. Зачем ему врать? Жалко его безумно.

— Тебя Инга заставляет воевать с Ходжа? Да?

Сам бы ты не стал. Видишь, они от нас отцепились.

Самое время уехать куда-нибудь. Ика считает, что лучше всего — на острова. Можно на Крит или Самое. У нас ведь с тобой по-настоящему и не было любви. Так, потрахались наспех. А я мечтаю долго-долго принадлежать тебе…

Кажется, я сумела его поколебать.

Лимон закуривает и просит, чтобы я принесла водку. Лечу как на крыльях, хватаю из холодильника бутылку «Абсолюта», томатный сок и стаканы.

Из другого мы пить не привыкли. Поднимаюсь на крышу. Лимон — один и очень задумчив. Делаю две порции «Кровавой Мэри». Протягиваю ему стакан.

— За тебя, Лимон, и за нашу любовь.

Он вздыхает и, не глядя на меня, выпивает. В задумчивости блуждает взглядом по угасающему горизонту моря и без всяких сюсюканий заявляет:

— Глупая девочка, ничего нет лучше твоих слов, потому что они навсегда останутся только словами.

Я куплю тебе кипрский паспорт, билет в Нью-Йорк и подарю кредитную карточку на триста тысяч долларов. Это и будет моим любовным признанием.

Даже если бы в этот момент он назвал сумму в миллион долларов, я бы все равно крикнула — нет!

Бывают моменты, когда деньги не затрагивают душу. Несколько дней, проведенных с Лимоном, разучили меня быть одной. Как, оказывается, быстро привыкаешь к заботе о тебе. Да я шагу не посмею ступить, если не буду уверена, что Лимон меня защитит. Это чувство не сравнить ни с каким другим.

Может, это наше, совковое. Но ощущение защищенности для меня важнее богатства.

Выпиваю свою водку и тянусь к нему с поцелуями. Он ни на минуту не должен сомневаться в моей искренности. Пусть отталкивает, пусть придумывает, как от меня избавиться, но никуда от него я не денусь.

Он с трудом поднимается с бортика бассейна.

Запускаю руку под его халат и с восторгом ласкаю его крепкое, мускулистое тело. Он не сопротивляется. Целую его грудь, живот и хочу целовать еще ниже, но Лимон резко отстраняет меня. Не оборачиваясь, понимаю, в чем дело. По его встревоженно-растерянной физиономии. Впервые вижу его таким. Должно быть, на крышу забралась Инга.

Назло ей опять хочу поцеловать Лимона и довольно громко причитаю: ну, не оставляй меня, я так тебя хочу, ты — такой фантастический мужчина. Давай прямо здесь, меня аж распирает от желания…

Насмешливый голос Инги прерывает мои мольбы:

— Ее надо отправить в Голливуд. С такими талантами там можно улечься под какого-нибудь продюсера.

— Ах ты сука! — кричу я и, развернувшись, кидаюсь на нее. Но не очень удачно. Цепляюсь за ногу Лимона и падаю на мраморный пол крыши. Больно ударяюсь правым локтем. От досады хочется орать. Но смешно это делать лежа. Инга как ни в чем не бывало говорит Лимону:

— Неужели нужно было столько лет рисковать жизнью и свободой, чтобы обо всем забыть в объятиях этой девчонки? Ты создан для другого. Струны на скрипке издают звуки только в натянутом состоянии, чуть ослабь колки — и музыке конец.

— Он тебе не балалайка! — кричу с пола.

Лимон протягивает мне руку и, сам корчась от боли, помогает встать. С ненавистью смотрю на Ингу. Та мстительно улыбается. В ее тонких, одного цвета со щеками, губах, растянутых почти до ушей, чудится змеиный, раздвоенный язычок. Ноздри вздернутого носа вздрагивают от злости. Ни дать ни взять — натуральная ведьма. Такая в постели всю кровь выпьет. Бедный Лимон, как он мог с ней жить? Она, конечно, читает мои мысли и еще больше злится, но виду не подает.

— Впрочем, я не вправе тебя осуждать. Вы — мои гости, дом — под охраной, живите и наслаждайтесь друг другом. А я вынуждена буду вас покинуть. Мне предстоит подыскать другую страну, потому что через несколько дней мое пребывание в Греции станет незаконным.

Хочу ей крикнуть: «Ну и убирайся к черту!», но Лимон глядит на меня пугающим, тусклым взглядом. Неужели он не хочет от нее избавиться? Ничего не объясняя мне, уверенно произносит:

— Позвони своим друзьям, передай о моем согласии…

Инга окатывает меня еще большим презрением.

Чувствую, что теряю Лимона, и не знаю, как себя дальше вести. Но чтобы не отдавать преимущество этой суке, захожусь в рыданиях и убегаю с крыши.

Лимон не удерживает меня. Пусть! Ему же хуже! Закроюсь в своей спальне и объявлю голодовку!

Машина, которую взяла напрокат Инга, мчалась по набережной Пирея. За рулем сидел Ика. На заднем сиденье полулежал Лимон. Приходилось применять меры безопасности, потому что боевики Ходжи в любой момент могли обстрелять машину.

В кармане шелковой черной куртки, купленной ему Ингой, болталась «лимонка», создавая привычный душевный комфорт. За поясом торчал пистолет. Лимон был готов к решительным действиям.

Он ехал на встречу с Солоном. В отличие от первой эта должна была происходить в условиях полной конспирации.

Притормозив старенький «Форд» возле стоянки яхт и катеров, Ика, высунувшись в окно, долго высматривал красную одномачтовую яхту, на которой они должны были выйти в море. Она оказалась пришвартованной у самой дальней кромки пирса.

Чертыхаясь и стараясь не оглядываться, Ика быстро зашагал по узким деревянным мосткам.

Лимон спокойно последовал за ним. Через несколько минут, не поднимая паруса, хотя теплый ветер с материка поймать было несложно, включив мотор, Ика взял курс на остров Порос.

Вода, еще холодная для купания, поражала своей прозрачностью. Солнечные лучи пронизывали ее толщу до самого темно-изумрудного мрака. Ика объяснил, что греки очень любят поездки на острова. Используют любой предлог, чтобы вырваться из душной, пропитанной выхлопными газами атмосферы Афин, расположенных в котловине и почти не продуваемых морскими ветрами.

Они проследовали мимо непокорно вылезшего из моря огромного зеленого холма, увенчанного, как короной, белоснежным античным храмом с мраморными колоннами, кое-где уже одиноко торчащими в голубое небо.

— Этот остров называется Эгина, — объяснил Ика. — Он находится ближе остальных, поэтому там уйма туристов. Чего нам не назначили встречу на нем?

Лимон с удовольствием осматривал остров.

Должно быть, люди, живущие на нем, самые счастливые в мире. Он и сам бы не отказался просиживать вечера в таверне за бутылочкой «Узо» и любоваться игрой легкого сирокко в чудесных волосах княгини. Каждое утро он купался бы в море, а потом шел бы в свой небольшой рыбный ресторанчик, где повар ждал бы его на веранде, выходящей в море, за накрытым к завтраку столом. У него появилось бы брюшко. Отпустил бы усы и выучил греческий язык. С удовольствием общался бы с веселыми благополучными туристами и забыл бы навсегда о занесенной снегом Москве и ее Уголовном кодексе. От мимолетной скуки спасался бы подводной охотой. Научился бы ходить под парусом.

Приобрел бы роскошную яхту и катал бы своих сыновей, которых каждый год рожала бы ему княгиня, и всех бы их звали русскими князьями. Процентов с его капитала вполне хватило бы на такую счастливую жизнь. А потом бы отправил сыновей учиться в какой-нибудь приличную университет в Швейцарии и принялся бы ждать внуков…

Лимон помотал головой, разгоняя глупые мечты, одолевающие его. Впереди его ждала совсем другая жизнь. Тем временем Ика, миновав Эгину, заглушил мотор и поднял парус. Яхту немного накренило, и скорость погасла. Ика неумело обращался с рулем, и они больше дрейфовали, чем целенаправленно двигались к Поросу. Зато вынужденное замедление позволяло оценить сложившуюся ситуацию. Две рыбацкие моторные лодки, двигавшиеся за ними, вдруг как по команде остановились, сидевшие в них люди стали возиться с сетями.

— Совсем на дураков рассчитано, — заметил Ика. — Кретины. Решили, раз мы из России, такие знаем, где можно ловить рыбу.

— А где? — спросил Лимон.

— Тут в день до тысячи всяких моторов проходит. О какой рыбе речь? Я — житель гор, и то понимаю!

— Значит, «хвосты»!

— Как пить дать. Они от нас не отстанут.

— А ну убирай парус! И гони вовсю, — приказал Лимон.

Ика без рассуждений повиновался. Рыбацкие катера устремились за ними, забыв про распутанные сети. Минут через сорок на горизонте показался живописный остров. На одном из его холмов высоко поднималась вверх белая башня часовни.

Ниже ее ступеньками красных черепичных крыш спускались к морю белые двух-, трехэтажные домики. Чем ближе яхта приближалась к острову, тем быстрее терялось ощущение стерильной чистоты городка. Но Лимона уже не интересовали экзотические контрасты Эгейского моря. Он мысленно вспоминал маршрут до таверны, где его должен ждать человек Солона, пьющий пиво и обмахивающийся красной соломенной шляпой.

Едва яхта вошла в уютную бухточку с выжженными солнцем холмистыми берегами, Лимон приготовился спрыгнуть на берег. Рыбацкие катера, забыв про приличия, висели у них на хвосте, медлить было нельзя. Ика ни за что не соглашался оставаться в лодке. Поэтому забрался на мостки почти одновременно с Лимоном. Быстрым шагом они направились на причал. Маленькие опрятные таверны располагались по всему берегу. Народа в это время суток в них почти не было, поэтому отыскать человека, обмахивающегося красной соломенной шляпой, оказалось нетрудно. Он, краем глаза заметив направлявшихся к нему мужчин, встал и прошел внутрь здания ресторана. Лимон и Ика устремились за ним. Уже втроем они вошли во внутренний дворик, выходивший воротами на другую улочку. На ней был припаркован широченный мотоцикл «Ямаха». Грек жестом предложил Лимону садиться, а перепуганного Ику поручил заботам хозяина. Не реагируя на его возражения, Лимон махнул рукой и крикнул:

— Возвращайся к Инге.

Мотоцикл взревел всеми четырьмя цилиндрами и, оставляя облако пыли, скрылся. Ика с мольбой в глазах обратился к хозяину. Тот понимающе улыбнулся и провел его в винный погреб, в котором за одной из бочек оказалась дверца в каморку с щелью на улицу. Там стоял стол, по стенам — две лавки.

Хозяин поставил перед Икой кувшин с вином, положил булку белого хлеба и головку овечьего сыра.

После чего молча удалился.

А Лимон, держась за мотоциклиста здоровой рукой, старался на всякий случай запомнить дорогу. Мчались они на предельной скорости и отмахали километров сорок. Дорога была ужасная, почти проселочная. Остановились на берегу пролива.

Мотоциклист показал рукой на видневшийся берег и важно произнес:

— Пелопоннес!

Бросив мотоцикл, он проводил Лимона к поджидавшему их катеру, в котором сидел Солон. Тот приветливо помахал рукой, и Лимон перебрался к нему. Мотоциклист оттолкнул катер, и Солон, маневрируя среди торчащих из воды валунов, устремился к другому берегу.

— Они установили за вами слежку? — поинтересовался грек.

— Да. На двух катерах следовали за нами.

— Мы специально выбрали Порос. Сейчас они ищут вас на острове, а мы с другой стороны перебираемся на Пелопоннес. Когда они поймут свою ошибку, мы уже будем в Коринфе. А оттуда — недалеко и до Афин.

— По морю? — не понял Лимон.

— Нет. Вернетесь на автобусе по прекрасному платному шоссе.

Оставив катер у одиноко торчащего причала, Солон предложил Лимону следовать за ним. Пройдя мимо нагромождений мраморных глыб и остатков колонн, бывших когда-то богатыми предместьями античного города Трицина, Солон вышел на шоссейную дорогу, у обочины которой стоял серебристый «Форд-Эскорт». Они сели в него и не спеша двинулись по направлению к Коринфу.

— Нам Инга дала яркую характеристику ваших достоинств. Но, признаться, я не ожидал с первого же дня вашего пребывания в Афинах познакомиться с вашим почерком. Скажу сразу — впечатляет.

Давно у нас ничего подобного не происходило.

Еще парочку таких актов — и министру внутренних дел придется подать в отставку.

Лимону не понравилась осведомленность полицейского. Он почувствовал себя под колпаком.

Поэтому решил не идти на предлагаемую откровенность.

— Я теряюсь в догадках, поскольку ничего предосудительного в эти дни за собой не замечал.

Солон прыснул от смеха. Оторвал руки от руля и зааплодировал.

— Ответ профессионала! Ничего не скажешь!

Мне приятно будет с вами работать.

— Смотря что вы подразумеваете под словом «работа», — пожал плечами Лимон.

— Хорошо. В таком случае я первым начну стаскивать покрывало. Хочу, чтобы вы помнили — я не полицейский и не частный детектив. Моя миссия намного скромнее. Состою при депутате Арисе Петридисе руководителем его предвыборной компании и шефом службы безопасности. Так что наше общение происходит на приватном уровне.

Другое дело, в моих руках сосредоточены кое-какие силы, способные поддержать правопорядок в стране, но только тогда, когда мы придем к власти.

Не раньше. Пока же полиция теряется в догадках по поводу разгрома мехового магазина Хазбара.

Пожар уничтожил практически все строение. Баню завалило. Никому неохота совать туда нос. Однако этим кретинам известно, что планировалось покушение на Ходжу. У них тоже есть свои осведомители. Я-то знаю, что в этом деле главную роль сыграл случай…

— Ханы га-случай, — уточнил Лимон.

— Что? — не понял Солон.

— Ничего, так… — отмахнулся Лимон.

— Мы следили за вашей девушкой от самой гостиницы, — продолжал грек. — И вели ее вплоть до самого магазина.

Это признание резануло Лимона по нервам. В то время когда он метался по номеру, не зная, что предпринять. Солон ленивым голосом объяснял, что ничем помочь не может!

Похоже, грек почувствовал бурю, зарождающуюся в груди рэкетира, и перешел к аргументам.

— Прошу без эмоций. Всему существует свое объяснение. Мы не стали вам помогать, так как не получили согласия сотрудничать. Посудите сами, не можем же мы вытаскивать каждую девчонку из лап этих негодяев? Но тем не менее вам был указан адрес гостиницы, в которой промышляли подручные Хазбара. Вопрос техники оставался за вами…

— Учту на будущее… — пробурчал Лимон.

Спорить было бессмысленно. Рядом с ним сидел человек, не менее жесткий, чем он сам. К тому же четко идущий к намеченной цели. Еще недавно Лимон и сам был таким же. Но расслабился. Инга права. Или завязывать, или становиться прежним Лимоном. Когда человек задумывается о своем рыбном ресторанчике, подводной охоте, сыновьях-погодках, он потихоньку начинает терять волю.

А без нее и фарт не пойдет. С Ольгой придется завязывать. Впереди — кровавая война, и он не вправе отступить. Но зазря рисковать шкурой не собирается. Поэтому, отбросив претензии, Лимон перевел разговор в практическое русло:

— Мне нужна информация о Ходже. Кроме того, о других группировках и о тех, на кого я могу опираться.

— Все подготовлено. Единственное, чего не советую, так это искать помощников. Продадут.

— Один уже продал, — согласился Лимон, имея в виду Ику.

— Сотириади приговорен, и это лучшая узда для него. Есть в Афинах небольшой русский рынок в районе раскопок. Неподалеку от улицы Афинос.

Там торгуют в основном русские. Никакого солидного оборота рынок не имеет, но является удобным прикрытием для нескольких русских репатриантов.

Заправляет всем Димитрис Федорос. Он — бывший москвич. Всю жизнь занимался антиквариатом.

Сумел перекинуть на Кипр деньги еще во времена перестройки. Личность темная, но голова светлая.

С Ходжой в натянутых отношениях. На рожон не лезет. Предпочитает обходить его бизнес стороной.

Между ними уже возникал конфликт из-за контроля над улицей Афинос, вместе с Омонией — это золотое дно. Здесь и проституция, и фальшивые деньги, и тайные Игорные дома, и наркотики. Короче — букет. Улицу Димитрис пока контролирует, но положение его шатко. Он недавно намеревался проникнуть в Глифаду. Есть такой лакомый кусочек на побережье, но Ходжа задушил его посредника. На том переговоры и закончились.

— Короче, мне стоит с Федоросом познакомиться?

— Не спеши. Он слишком ушлый господин. Со звериным чутьем… Лучше, чтобы он сам на тебя вышел. Для этого нужно провернуть какое-нибудь дело на его территории. Дать понять, что ты — сила. Сам пойдет на контакт. О таком, как ты, давно мечтает.

— Какое дело? — решил уточнить Лимон.

— А это уж тебе самому решать. Я — специалист по раскрытию, а не по совершению…

— Ясно. Кто еще?

— Есть югославы. Но они заняты междуусобицами. Там сам черт ногу сломит. Ну, и вечные китайцы. Они здесь не автономны. Постоянно наезжают эмиссары от разных кланов. Но верхушка базируется в ресторане «Золотой дракон». Это в Глифаде, на проспекте Посейдонус. Вообще-то с китайцами не советую. Они больше любят выступать в роли посредников.

Солон замолчал, ожидая вопросов. Но Лимон смотрел в окно и, казалось, совсем потерял интерес к сообщаемым сведениям.

— Смешно, не знаю, где находится Албания, — признался Лимон.

— Какая разница, — в тон ему ответил Солон, — ты же не Албании войну собираешься объявлять, а нескольким преступникам.

— Войну объявили вы, а я — всего лишь наемник, — уточнил Лимон, и оба надолго замолчали.

Солона несколько раздражала самоуверенность русского рэкетира. К тому же он не был сторонником въездов на машинах в магазины, поэтому счел своим долгом предупредить:

— Только поменьше фейерверка. Это у вас в Москве привыкли ко всему. Греция — страна тихая, цивилизованная. Если бы только прочитал, что пишут газеты о теракте в меховом магазине…

— Переучиваться поздно, — перебил его Лимон. — Мне нужны два чистых пистолета. Лучше всего «ТТ». Глушитель, десяток гранат типа «лимонка». Все советского производства. Привычка.

Солон полез в бардачок, вытащил оттуда сверток и передал Лимону. Тот развернул бумагу. Два новеньких «Макаровых» и глушитель озадачили его.

— Не люблю их. Слишком мягкие.

— Могу предложить «магнум».

— Да нет, громоздкий. Ладно, сойдет. А «лимонки»?

— Попробую. У нас ведь их на вооружении нет.

— Постарайся, это же мое фирменное. — Лимон незаметно перешел на «ты». Солон оценил это, как лучшую гарантию их сотрудничества.

Тем временем дорога свернула к морю. Лимон зажмурился от солнечных бликов, играющих на изумрудно-голубых волнах. Его снова потянуло на романтические размышления. В холодной, мрачной Москве легко быть твердым и безжалостным.

Там и в погожие дни каждый загаженный подъезд таит в себе опасность. Каждая улица ведет к преступлению. Каждый человек поеживается от посторонних взглядов. А каково тут, где все создано для расслабленных мечтаний, веселых застолий, красивых женщин, приятных путешествий…

Они остановились в симпатичном городке Эпидаврос, чтобы заправить машину. Бросив ее на попечение заправщика, зашли в бар при бензоколонке и заказали по пиву.

Солон решил поиграть в молчанку. Он выдал достаточно информации. А болтать о пустяках — принизить значение сказанного. К тому же Лимон не располагал к беседе. Грек с интересом наблюдал за ним. Он повидал на своем веку многих преступников. Со многими до сих пор поддерживал контакты. Привык к непредсказуемости их действий и поведения. Общение с Лимоном как нельзя лучше характеризовало его приверженность к гранатам.

Можешь спокойно вертеть ее в руках, но ни на секунду не забывать, что в, любой момент она готова взорваться.

— Вернемся к моим гарантиям, — предложил Лимон, потягивая пиво.

— С этим все обстоит просто, — улыбнулся Солон и достал из кармана пиджака пластиковый конверт с документами. Положил их перед Лимоном для ознакомления.

Сначала Лимон открыл зеленый паспорт и увидел свою цветную фотографию. С трудом разбирая латинские буквы, он прочел свою новую фамилию — Пругер… Вильгельм Пругер.

— Кто я? — спросил он.

— Вильгельм Пругер, подданный Германии.

Эмигрировал из России по немецкой линии. Мать немка, отец — еврей. Родился и проживал в Калининграде. Там же закончил университет…

— Ну это уж зря…

Солон развел руками:

— Документы-то настоящие. Придется быть юристом по уголовному праву. Впрочем, германские власти диплом не подтвердили, так что на сегодняшний день являешься безработным. Постоянно проживаешь в Бонне. В конверте есть на русском языке твоя новая биография и некоторые факты из жизни, которые следует запомнить.

— А как же язык? Я же не знаю немецкого!

— Многие ли из ваших эмигрантов владеют хоть каким-нибудь языком? — высокомерно заметил Солон.

— Я не отношусь к эмигрантам, — одернул его Лимон. — Как с моими деньгами?

Солон достал из конверта несколько бланков, на которых текст был напечатан на английском и греческом языках.

— Ваша фирма зарегистрирована на Кипре. Для удобства мы ее назвали «Лимон корпорейшн» — поставка овощей и фруктов в страны Балтии. А под твоими документами числится наш человек. Он выступает соучредителем фирмы. Зовут его Тарасов Владимир Борисович, родился в Саратове в 1957 году.

Лимон не подал виду, что поражен. А для себя отметил, что дело не обошлось без Инги.

— Но мой паспорт…

— Пусть остается при тебе. Мы сделали новый.

Но для безопасности лучше его уничтожить. Тем более что все твои деньги уже переведены на счета фирмы «Лимон корпорейшн». Как видишь, мы работаем быстро. Номера счетов в этом же конверте.

— Что ж, может, и к лучшему, — сказал Лимон, встал из-за стола и спрятал конверт в куртку.

Дальнейшая поездка не располагала к продолжению диалога. Лимон находился в некоторой растерянности от оперативности Солона. Так вот неожиданно, за столиком случайного бара, он стал совсем другим человеком, совладельцем фирмы с чистыми деньгами, лежащими на счетах кипрского банка. Самое время тюкнуть Солона по голове, подорвать его «Форд» и скрыться. Останавливало только существование второго — Тарасова Владимира Борисовича. Оставалось отдать им должное — рассчитали ловко.

Солон, в свою очередь, считал дело завершенным. Лимон при помощи Инги оказался в их руках.

Теперь оставалось побыстрее избавиться от общения с ним. Ведь благодаря их усилиям рядом в машине сидел уже не гангстер из России, а международный террорист Вильгельм Пругер. Именно таким он должен будет предстать перед судом, если попадет в руки полиции.

Дорога стала намного оживленнее. Все больше попадалось мотоциклистов и автобусов с туристами. Солон остановил машину возле огромного крытого ресторана. Рядом находился мост, связывающий материк с Пелопоннесом. Внизу на внушительной глубине виднелась синяя лента канала.

— Тебя ждут в ресторане, — сообщил Солон и протянул Лимону руку для прощания. Лимон шлепнул по ней ладонью и поспешил покинуть машину.

Им обоим не хотелось привлекать внимание посторонних. Каждый в душе обрадовался, что встреча завершилась.

Лимон подошел к современному зданию, в котором умещались магазины, буфеты, ресторан и бары. Перед входом под огромным тентом располагались столики, за одним из них сидела Инга.

Они улыбнулись друг другу. Инга с нетерпением ждала его появления. Лимон тоже обрадовался — все-таки свой человек. Хотя он больше не сомневался в ее сотрудничестве с Солоном.

— Хочешь есть? — с несколько наигранной веселостью спросила она.

— Ужасно!

Словно поняв его признание, возле столика возник официант. Инга по-гречески продиктовала ему заказ. Потом перевела Лимону.

— Я заказала мясо на скаре. Баранину. Греческий салат с козьим сыром, паприкой и со всем, что ты знаешь. Сейчас он подаст цацики — это творог с чесноком, луком и зеленью и жареные баклажаны.

Думаю, достаточно… Плечо болит?

Лимон кивнул.

— Я заказала водку. Две двойные порции. Это грамм сто.

— Нужно было четыре, — проворчал Лимон, Официант быстро сервировал стол. Первым делом поставил плетеную корзинку с пышными кусками белого хлеба. Потом два высоких стакана запотевшего пива и узкие стаканчики с водкой и кусочками льда. Дальше возник радующий глаз разнообразием красок — красных, зеленых, желтых, белых и благодаря маслинам лиловых — греческий салат. А также цацики и коричневые жареные баклажаны с луком.

Лимон слил водку в один стакан, выбросил из него излишки льда и залпом выпил. После чего сделал несколько глотков пива и принялся за закуски.

Инга почти не ела, зато постоянно курила. По лицу Лимона она поняла, что сделка с Солоном состоялась. Стало быть, в любом случае Лимон выполнит свои обещания. А это значит, Инга получит виллу и вид на жительство, а в перспективе — гражданство. Но ее очень волновало, с каким чувством он воспринял ее вмешательство в дела. Тут она явно перегнула палку, но выхода не оставалось. Лимон не касался этой темы. Он с аппетитом ел и в деталях рассказывал, как им удалось обдурить людей Ходжи, которые до сих пор ищут их на Поросе.

В ответ Инга смеялась и заказала еще водки.

Лимон одобрительно кивнул. Потом вытащил свой новый паспорт и протянул ей.

— Благодаря тебе я теперь немец. Могла бы поинтересоваться моим мнением. Может, я хотел бы стать японцем.

Лимон понимал, что глупо начинать выяснять отношения после того, как все свершилось. У каждого своя заинтересованность. Хорошо бы ему определить собственную.

Инга долго изучала паспорт. Вернула его со словами:

— С немецкими документами можешь беспрепятственно ездить по всей Европе.

— Они выполняют свои обязательства, — согласился Лимон. Он приступил к мясу и с наслаждением жевал сочные куски баранины.

Не дожидаясь конца обеда, Инга решила порадовать Лимона.

— Когда ты уехал, княгиня так разволновалась, что я насилу успокоила ее. Мне кажется, было бы лучше всего оставить ее у меня в доме. И тебе заботы меньше, и ей не будет так одиноко.

Лимон отложил кусок мяса и недоверчиво посмотрел на Ингу. Он не ожидал такого поворота.

Инга же рассчитала все точно, руководствуясь старым правилом: не можешь врага победить — обними его. Она понимала метания Лимона. Чувствовала, что он мучительно пытается расстаться с Ольгой и не может этого сделать. Реальная жизнь диктовала свое, а его мечты упорно утверждали другое.

Скажи Инга хоть слово против княгини, и Лимон. не задумываясь, оставит ее при себе, поэтому она и предложила странный союз двух любящих женщин.

— Я о ней сумею позаботиться. Ведь она же, в сущности, девчонка. Пусть будет моей младшей сестрой.

Лимон допил пиво и отодвинул тарелку. В словах Инги не было ничего удивительного. Многие из дружеских чувств поступили бы так. Но еще вчера она клялась ему в своей любви, и вдруг такое изменение. В этом предложении крылась какая-то интрига. Лимон понимал это. Однако предложение Инги на некоторое время снимало с него ответственность за Ольгу и тем самым окончательно развязывало руки для борьбы с Ходжой. Подавив в себе нехорошее предчувствие, он согласился и, немного выждав, задал единственный вопрос:

— Кто из нас троих должен умереть?

Инга была застигнута врасплох. Она покрутила головой в поисках официанта, расплатилась с ним и встала из-за стола.

— Поехали.

Лимон остался на месте. Им двигало не праздное любопытство любого нормального человека, а холодный расчет профессионала, привыкшего рисковать жизнью. Инга подошла к нему, обняла за голову, прижала к себе.

— Поверь, этого я не знаю. Один из нас троих! И совсем необязательно ты…

— Княгиня? — вспыхнул Лимон.

— Почему? С таким же успехом я.

— А что же твои пасьянсы?

— Они молчат. Без дамы пик я бессильна. До последнего дня она покровительствовала тебе, а теперь валяется в горе мусора на свалке. В этом моя вина. Я должна была убедиться, что сгорело все дотла. Слишком торопилась. Москва мне стала ненавистна. Особенно после того, как ты пригласил эту шлюху в ресторан…

— Ты и про это знаешь? — поразился Лимон.

— Прости.., за слово «шлюха».

Инга села за стол, заказала кофе и закурила.

— Да. У меня произошло все при тебе, — мрачно признался Лимон. — Она показалась мне отдушиной. Мои нервы ни к черту. Но в тот момент я не собирался расставаться с тобой. Ты сама пошла на это.

— Мне казалось, что ты неспособен изменить.

Мы вместе выбрали наш путь. Стали единым целым. Правая рука не может предать левую — иначе сердце разорвется на части. Вот мое и разорвалось.

— Что же теперь?

— Попробуем жить все вместе, тем более что ненадолго.

Лимон задумался. Его всегда раздражала неизвестность. Сказала бы: «Лимон, ты умрешь через десять дней», — он бы и ухом не повел. А так сплошные нервы. Лишь бы этого не произошло с Ольгой… Хотя и Ингу ужасно жалко. Ведь она его сделала тем, чем он стал. Хорошим или плохим — неважно.

— Все-таки давай попробуем выжить! — энергично сказал он и почти поверил в такую возможность.

Больше к этой теме они не возвращались. Вышли из-под навеса, полюбовались каналом и на красной «Альфа-Ромео» отправились в Афины.

Она меня поцеловала! Зашла в спальню, наклонилась и поцеловала.

Я и не думала вставать. Жрать хотелось до чертиков. Со вчерашнего дня, как убежала с крыши, ни крошки во рту не имела. Все ждала, что придет Лимон. Но он даже не заглянул. Наверное, ему стыдно. По-моему, больше всего на свете мужчин раздражают претензии бывших любовниц. Особенно когда это происходит на глазах любимой женщины.

И вот утром, не успела я проснуться, как она нагнулась и поцеловала меня в губы. Я обалдела! Распялила глаза и слова вымолвить не смогла. Одеяло валялось на полу. То ли она его стянула, то ли само ночью сползло. Но опять я перед ней голая. А она провела пальцем по всем трем родинкам и засмеялась. Я инстинктивно сжала ноги.

— Все хорошо, малышка, — прочирикала она. — Мы все будем счастливы! Нечего дуться. Давай любить Лимона вместе, другого выхода у нас нет.

Боже! Заманала! До сих пор не могу прийти в себя. У нее так естественно получилось, что я лишилась дара речи. Ощутила себя маленькой девочкой, о которой должна заботиться старшая сестра.

Вообще-то у меня никакой сестры никогда не было. Но чувство такое возникло. И никакой злости на Ингу. Даже ее прикосновения оказались приятными. В ту минуту меня обдало волной свободы, захотелось взлететь и парить над морем. В Инге не было притворства.

Она улыбалась спокойной, ясной улыбкой. Ее длинные ресницы таили в уголках глаз тайну, недоступную пока мне. Я бессознательно потянулась к ней рукой, наши пальцы сплелись, и некоторое время ни я, ни она не решались их расцепить. При этом не было сказано ни одного слова. Перед тем как уйти, Инга сняла с себя перстень из белого золота с бриллиантом и надела на мой палец. Я обалдела. Впервые обратила на него внимание еще в аэропорту. Думала, серебро, бижутерия, а Лимон объяснил, что это белое золото. Красоты неописуемой. Взамен она попросила мой — с черным агатом. Еще бы не пойти на такой обмен! С радостью!

Тем более что он мне велик, да и напоминает о страшном. Теперь мы с Ингой вроде как обрученные. Лимон, наверное, и не заметит. Вот не обиделась бы на меня Наташка. Перстень принадлежал ей. Но он запачкан кровью. Хорошо, что избавилась. Может, на нем лежит какое-нибудь проклятие. Все, кто его носит, долго не живут. Наташка, Пат… Хорошо, что его взяла себе Инга.

Она ушла, а я еще долго лежала в постели. Ждала Лимона. Он зашел на минутку. Сказал, что все уезжают по делу. Взял с меня слово, что я из дома ни ногой, немного постоял в нерешительности, а потом подошел и сжал меня в своих объятиях. Ох, чуть сердце из груди не выпорхнуло. Неужели возможно жить всем в любви?

Брожу по дому. Какой же он огромный! Христофор сидит в клетке и на все просьбы выйти из нее талдычит одно и то же: «Эвхористо». Почему меня неудержимо тянет к зеркалу? Почему его Инга так неудобно поставила? Почти посредине комнаты.

Оно действительно красивое. Особенно рама и крокодил, на котором оно стоит. Но как-то непривычно гулять вокруг зеркала. А меня так и тянет.

Стою перед ним и чего-то жду. Знаю чего, только признаться страшно. Я в нем видела Пата. Неужели показалось? Страшно, но нет сил оторваться. Ничего оно, кроме меня, не отражает. А выгляжу отлично. Лицо и плечи успели загореть. Нужно на крыше загорать нагишом. Хотя когда есть незагорелые полоски, то тоже сексуально получается.

Сбрасываю с себя халат. Нет, тело у меня все-таки — не ахти. Груди силиконовые сделать, что ли?

Будет красиво. Худая и с огромными шарами…

Он появляется неожиданно. Сначала зеркало туманится и, кажется, втягивает в себя мое отражение. Боюсь шелохнуться, хотя нужно бежать подальше. Не получается. Вижу, как хватает меня скрюченной рукой с длинными пальцами. Ничего, кроме руки, не вижу, но знаю — это Пат.

Ах, как больно сдавливает плечо! Сейчас доберется до шеи. В зеркале возникает его седой затылок, синий халат закрывает мое отражение. Что он там со мной делает? Мне не видно! Слышу шепот:

— Отдай перстень.., перстень…

Протягиваю руку.

— Не этот.., черный агат…

Он душит мое отражение, а я не в состоянии сделать хотя бы шаг в сторону. Ну почему же я не .сопротивляюсь? Неужели хочу этого?

Как же я смогу существовать без отражения?

Вдруг из глубины вылетает мерзкая пиковая дама.

Корчит мне рожи. Совсем нестрашные. Кажется, она желает меня поддержать. Ее старческая физиономия, изрезанная мелкими морщинами, разглаживается, и я вижу очень знакомое лицо… На кого она похожа? Ресницы вытягиваются, сплющенный нос заостряется и кокетливо задирается вверх, изломанные бескровные губы вытягиваются в элегантную линию, сморщенный лоб становится выпуклым, его украшают тонкие подвижные дуги бровей… Боже! Это же Инга! От неожиданности зажмуриваю глаза. Дышать совсем нечем. Пат продолжает душить мое отражение.

— Спаси, Инга! Спаси… Я буду любить тебя, сделаю все, что захочешь, только спаси…

Сама не слышу — шепчу или кричу. Дышать становится легко. Тело испытывает прилив восторга. Почему же я медлю и не открываю глаза? Вот уже и ноги слушаются меня. Делаю шаг назад. Немыслимое блаженство накатывает волнами. Едва приоткрываю глаза. Сквозь ресницы вижу в зеркале, как Пат и Инга ласкают мое обнаженное тело.

Я ничего не чувствую. Но начинает колотить нервная дрожь. С каким упоением они целуют мои груди, бедра, ноги. Пат прикасается к моему отражению руками, и в моем теле возникает забытая, но до боли знакомая музыка. Мелодия подхватывает и заставляет меня в такт ей раскачиваться. Инга пальцами расчесывает мои волосы. Ничего нет прекраснее. Завороженно смотрю на свое отражение. И не замечаю, как Пат опускаетсяquot; на колени и молит:

— Верни мне перстень.., черный агат…

— Он у Инги, Пат, посмотри, видишь, мои волосы намотались на ее палец, убери их — и увидишь свой перстень.

Пат послушно старается схватить руку Инги.

Она, извиваясь, выскальзывает и оборачивается ко мне совсем иным лицом. Передо мной снова мерзкая пиковая дама. Хохоча беззубым ртом, она исчезает. Пат хочет ее догнать, путается в полах халата, падает и стонет:

— Верни мне кольцо…

Боюсь, что он снова примется меня душить, пробую шагнуть в сторону. Получается! Еще шаг, еще — и я оказываюсь за зеркалом. Боже!

Заманали! Боюсь поверить в то, что видела. Бегу к камину. Там на столике стоят бутылки с напитками. Пью из горла, не глядя на этикетку. По-моему, бренди. После десятого глотка выпускаю бутылку из рук. Она падает на мраморный пол, но не разбивается. Покачиваясь, возвращаюсь к зеркалу. В нем ничего, кроме моей пьяной морды, не отражается.

Дура я, дура! Меня мучают галлюцинации. Хорошо еще Хазбар за мной не гоняется. В исступлении кричу в зеркало:

— Покажись, Хазбар! Что ж ты не высовываешься? Хотел меня трахнуть? Смотри, я стою перед зеркалом голая. Могу специально для тебя расставить ноги! Где же ты, Хазбар?

Резкий крик Христофора приводит меня в чувство. Перестаю орать. Никакого Хазбара нет. Подхожу к зеркалу и смачно в него плюю. Желтая слюна медленно скользит вниз. Неужели от всех мучений у меня поехала крыша? Но ведь тело до сих пор изнывает от ласк. Как они меня завели…

Зря я выпила. Теперь хочется спать. Поднимаюсь наверх, на крышу. И, не раздумывая, падаю в бассейн! Боже, какое счастье! Сверху вода совсем теплая. Жить бы так вечность. С Лимоном. А может, и Инга не помешает. Неужели я видела ее в зеркале? Нет… Глупости. Ничего я там не видела.

Не дай бог кому рассказать — примут за сумасшедшую. Лучше молчать. С такими наворотами и до дурдома недалеко. Пат, конечно, меня преследует.

Почему я не передала ему слова Наташки? Он бы успокоился. Сегодня, когда утром Инга пришла ко мне, в ее глазах было что-то бесовское. Ей нравится мое тело. У нее, правда, тоже неплохое. Все! Забываю.., забываю.., забываю и загораю до одури.

Вылезаю из бассейна и в кайфовом состоянии опускаюсь в шезлонг. Солнце быстро согревает меня.

Шезлонг мерно покачивается. Кажется, будто я лежу на волнах, которые шумят совсем рядом.

В Афины Инга и Лимон въехали под вечер. Уже закончилась сиеста, открывались магазины, в тавернах появлялись отдохнувшие посетители. Легкий ветерок залетал в открытые окна «Альфа-Ромео». Тент над машиной был поднят в целях безопасности. Лимон вообще не любил открытые пространства. Он смотрел по сторонам и удивлялся тому, что такой старый город застроен в основном современными, легкими зданиями. На балконах кипела жизнь. Там обедали, смотрели телевизоры, воспитывали детей, ухаживали за цветами.

— Отвези-ка меня на русский рынок, — неожиданно попросил он.

— Лучше завтра с утра. Сейчас там мало народа, — возразила Инга.

— Очень хорошо. Познакомлюсь. Может, кто-нибудь возьмет переночевать.

— Я боюсь за тебя. Не забывай про рану.

— Ерунда. Уже не болит. Чего ждать? Раньше сядешь — раньше выйдешь. Возьми мои документы. И дай немного денег. Я теперь снова богатый человек, можешь давать, не стесняясь.

— Дурак. — Инга поцеловала его в щеку и повернула к Омонии. Остановилась возле аптеки.

Дала Лимону двести тысяч и предупредила:

— Граната слишком оттягивает карман куртки. Оставь ее в машине.

— Ни за что, — воспротивился Лимон и переложил гранату в задний карман джинсов. Один пистолет сунул за пояс, другой, с глушителем, отдал Инге.

Они простились без поцелуев. Но крепким дружеским рукопожатием дали понять друг другу, что снова вместе.

Лимон быстро добрался до указанного места.

Рынок действительно был немноголюден. Располагался он по периметру раскопок, отгороженных железной сеткой. Продавцы использовали ее как витрину, подвешивая свой товар. В основном это были набивные шерстяные платки всевозможных расцветок, шапки, военные фуражки, ремни, постельное льняное белье, шинели. На земле лежали палехские шкатулки, жостовские подносы, бело-голубая гжель. Толпились матрешки с лицами Сталина, Брежнева, Горбачева. Короче, весь ассортимент арбатских лотошников. Лимону стало как-то обидно, что ничего путного здесь не продают. Разве что сигареты подешевле. Стоят они четыреста драхм, а в Москве меньше доллара, вот и чистый навар. Но сколько же их нужно завезти? Лимон прикинул и понял, что сигаретами торгуют не туристы и не эмигранты, а люди, получающие из России крупные поставки. Значит, этот Мальборо-кентовый ручеек не минует рук Димитриса Федороса и его ребят.

— Московские? — спросил он молодого невзрачного парня, разложившего на чемодане пачек двадцать.

— Американские, — бросил тот, всем видом показывая, что не относится с почтением к русскому туристу.

— Дай-ка пачку «Кэмел», — Лимон протянул пятисотдрахмовую купюру.

Парень, не глядя на него, отсчитал сто драхм и предложил жестом брать сигареты.

— Оставь себе, — отмахнулся Лимон от денег.

Достал из купленной пачки сигарету, закурил.

Парень поднял на него удивленные глаза. С мгновенно возникшей любезностью предложил:

— Может, возьмешь блок, отдам подешевле.

Лимон покачал головой. Осмотрелся вокруг, подошел к парню поближе и заговорщицким тоном предложил:

— Может, мое заодно продашь?

— А что у тебя? — без особого интереса спросил тот.

Лимон сел на корточки, обозначив зековскую принадлежность, хитро сощурился, подождал, пока парень наклонится к нему.

— Товара — сколько угодно. Ковры, серебро, золотишко…

— А чего ж ты сам не торганешь?

— Да мне западло барыжничать.

Парень сразу смекнул, кто сидит перед ним.

Хоть и молод был, но знал, что настоящие воры никогда сами не продают. Откуда же он тут взялся?

Товар предлагает слишком шикарный для здешнего ассортимента. Такой нужно реализовывать в Пирее, на воскресной барахолке, или, по крайней мере, в Монастыраки. Раз не знает, значит, приезжий. А такому рога обломать нетрудно. Здесь свои законы.

— Чужим не торгую, — важно ответил он.

— Может, знаешь кого, кто возьмет оптом? — настаивал Лимон. — Цену для начала ломить не буду. Поосмотрюсь, а уж потом…

Парень потупил глаза, чтобы не выдавать заинтересованности. Он был самой мелкой сошкой из существующих на рынке, поэтому ему польстило предложение незнакомца. Но без брата ничего решать не мог.

— Приходи завтра с утра, — предложил он. — Я всегда на этом месте.

— Завтра не могу. Мне ведь некогда по базарам ходить. Мой принцип такой — скинул и ходу.

— Ворованное?

— А твое?

— За свое я в ответе, — обиделся парень. Ему очень не хотелось упускать клиента. Но поблизости не было никого из знакомых, а брат сидел в таверне. Надо бы к нему смотаться, хотя чревато взбучкой. Он запретил вступать в разговоры с покупателями. Правда, тут особый случай, может, еще и спасибо скажет. Посерьезнев от этих размышлений, заключил:

— Мне товар не резон сворачивать, приходи завтра, поговорю кое с кем.

— Не пойдет, — воспротивился Лимон. — Давай беги, а я посторожу твои сигареты.

— Ага, только шнурки поглажу! — Наконец-то стало понятно, куда гнет этот тип. — Не на того напал! Иди лучше своей дорогой. За меня тебе тут голову оторвут.

— Кто?

— Брат!

Лимон вытащил деньги, данные Ингой. Потряс перед носом парня.

— Сколько стоит твое говно?

— Двадцать тысяч, — не моргнув глазом, соврал тот.

— Бери и чеши за братом, а я пока посижу посторожу.

Такое предложение резко меняло дело. Тем более что сигарет было всего на двенадцать тысяч. Чемодан, конечно, жалко. Но он ничего не стоит. Парень впервые улыбнулся, осознавая свою выгоду.

Лимон взял валявшуюся рядом газету, расстелил и уселся, давая понять, что разговор закончен. Парень, шмыгнув носом, важно пошел вдоль рядов.

Он не торопился, раздумывая, как лучше поступить — действительно идти за братом или просто отвалить с деньгами. Как только он скрылся из виду, к Лимону подошла рыжая толстушка с сигаретой в ярко накрашенных губах. Она торговала рядом советскими часами.

— Ты чего, залетный?

— А чего?

— Гляди, нарвешься. Тут каждого на крючке держат. Поначалу совсем товар отбирают. А уж потом, если не залупаешься, отводят место. А с этим пацаном зря связался. Его братец — редкая сволочь. Иногда даже мелочь у баб выгребает.

— Обидел, что ли? — решил посочувствовать Лимон.

— Меня-то тут вряд ли обидишь. Я — баба тертая, знаю, кому как давать. А тебя могут вдеть очень серьезно. Смотри, предупредила.

Она с достоинством отошла к своим часам. Лимон как ни в чем не бывало продолжал курить.

Минут через пятнадцать к нему подошел коренастый, с гривой седых волос мужчина. Лицо его, с лиловым оттенком, отличалось массивностью подбородка и пышностью черных бровей, из-под которых на Лимона устремился тяжелый взгляд.

— Что надо? — прозвучало изнутри не расположенного к пустой болтовне здоровяка.

Вместо ответа Лимон принялся его молча разглядывать. Перед ним был тот еще экземпляр. Таких и на московских рынках полно. Одет небрежно. Сандалии на босу ногу, спущенные под живот брюки — бутылочного цвета, белая, расстегнутая до пупа рубашка. Волосатая грудь и спина грузчика. Такой в единоборстве устойчив. Его нужно бить безжалостно, по голове, пока не упадет.

— Оглох, что ли? — повторил он с угрозой в голосе. товар. Нет. Ходжа — не идиот, чтобы в своей гостинице торговать краденым. Все в порядке. Будем раздевать дядю. Слушай внимательно. Берешь с собой Луку и Феодосия, если он не пьяный. Смотрите товар, торгуетесь, даете по кумполу продавцу, забираете у него деньги, самые ценные вещи и быстро сматываетесь. Я, в свою очередь, звоню Ходже и сообщаю, что в его гостинице появился странный тип. Пусть он с ним разбирается до конца.

— Я так и думал, — пробасил в трубку Янис и, заплатив за разговор, пошел назад в таверну.

Лимон наблюдал за ним и гадал, клюнет рыбка или нет. Когда Янис, ничего не объяснив, скрылся, он понял, что стоит ожидать подкрепления.

Оно не заставило себя ждать. Лука, следовавший за Янисом, был на голову выше его и намного шире в плечах. Одет он был в майку без рукавов, дававшую простор его бицепсам, и в спортивные штаны. Второй, слегка пьяный, худой и сгорбленный, производил впечатление человека действия.

Такой будет стрелять без предупреждения. Смотрел он с ехидцей и вызовом.

— Пошли, — предложил Янис.

— А деньги? — не двигаясь, спросил Лимон. — Чего зря ноги топтать, если только посмотреть.

Времени у меня в обрез. Оплата наличными и никаких отсрочек.

Все трое расхохотались. Феодосии вытащил толстую пачку и поводил ею перед носом Лимона.

То же проделал со своими деньгами и Лука.

— Доволен? — с чувством превосходства спросил Янис.

— Пойдем, — согласился Лимон. При этом он не торопился, так как не знал, куда идти.

Лука двинулся первым, Янис держался рядом с Лимоном, Феодосии замыкал шествие. Должно быть, всем троим очень хотелось выяснить, почему Лимон остановился именно в этой гостинице. Первым задал вопрос Янис:

— Хреновая гостиница, чего там забыл?

— Там много нашихquot; — пожал плечами Лимон и скривился от боли.

— Это челноки, а ты-то?

В разговор вмешался Феодосии:

— Ты там никого не знаешь?

— Знаю, — признался Лимон, и все дружно замедлили движение.

— Кого? — прорычал Янис.

— Портье. Симпатичный парень. Сам меня затащил с улицы.

— Тьфу ты, — сплюнул Лука.

Лимон утвердился в своем предположении, что гостиница является территорией Ходжи. Не случайно в ней промышляли золотозубый Ика и вспыльчивый Рудик.

Идти пришлось совсем недалеко. В холл гостиницы Лимон вошел первым. Портье, увидев его, расцвел в улыбке.

— А мы уж хотели ваш номер сдавать…

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Лимон и наклонился к портье. Понизив голос, сказал:

— Меня Ика попросил продать шубы этим господам. Дайте ключ от его сорок восьмого номера.

— Хорошо, хорошо… Куда ж он сам-то запропастился?

— Его Ходжа задействовал.

Брови портье взлетели вверх. Он молча протянул ключи.

Лимон направился к лифту. Троица, оглядываясь по сторонам, последовала за ним. Они поднялись на четвертый этаж и вошли в номер Ики. На постели горой лежали шубы, которые он впопыхах бросил, получив приказ Ходжи мчаться в «Титанию», чтобы перехватить Лимона после неудавшегося на него покушения.

— Начнем с шуб, — предложил Лимон и, не задерживаясь возле них, открыл настежь балконную дверь.

Феодосии подошел к шубам, покопался среди них и заключил:

— Стоило из-за такого дерьма тащиться!

Этой фразы оказалось довольно, чтобы Лука и Янис достали пистолеты.

— Где остальное?

Лимон развел руками.

— Сначала оценим это. Мы договорились, что вы берете все.

— Выворачивай карманы и давай ключи от второго номера, — потребовал Янис.

Лимон независимо повернулся к ним спиной, прошел к креслу и сел в него.

— Ребята, неужели я похож на идиота?

— Молчи, гнида! — заорал Феодосии.

— Пусть говорит, — возразил Лука.

— Так вот, — продолжил Лимон, отметив про себя, что первым следует убрать слишком нервного Феодосия. — Никогда в жизни вы не начнете стрелять на чужой территории. Представьте себе — прогремят выстрелы, примчится полиция, начнется следствие, и все это на контролируемой Ходжой территории. Федорос вас за это не похвалит…

От неожиданности никто из троицы не мог открыть рта. Первым пришел в себя, как и предполагал Лимон, Феодосии. Он подскочил к Лимону, схватил его за куртку и закричал прямо в лицо:

— Падла, мы тебя придушим, как щенка, по…

Закончить он не успел. Лимон резким кивком головы ударил своим лбом его под подбородок. Феодосии покачнулся и, потеряв равновесие, упал.

Лука переглянулся с Янисом. Они оба растерялись и не решались стрелять.

Этого было достаточно, чтобы Лимон тоже вытащил пистолет.

— Предлагаю всем нам избавиться от оружия, — и бросил свой «Макаров» на пол.

Психологически он рассчитал правильно. Лука не сомневался, что справится с совком голыми руками. Поэтому тоже положил свой пистолет на шубы. Янис последовал его примеру. После этого Лимон отошел к открытой балконной двери и вытащил из заднего кармана джинсов «лимонку».

— Значит, так, ребята, — спокойно начал он, — я не шучу. Одно лишнее движение — и мы все взлетим в воздух. Только я еще успею зацепиться за балкон, а вас уже не зашьет ни один хирург.

Похоже, Янис первым оценил ситуацию. Он демонстративно приподнял руки, давая понять, что не собирается идти на конфликт.

— Нарвались… — выдавил из себя Лука в бессильной злобе, уничтожая Лимона взглядом.

— Кладите деньги на стол и не вздумайте тянуться за пистолетами.

В этот момент пришедший в себя Феодосии вскочил и бросился к Луке.

— Задавим падлу! — снова закричал он. Лука заткнул ему рот рукой.

Медленно, как бы не веря в происходящее, они все трое вытащили деньги и бросили их к ногам Лимона. Тот, закусив губу от боли в плече, подобрал раненой рукой, второй держа высоко над собой «лимонку». Потом стал продвигаться к двери. Феодосии не выдержал и в прыжке бросился на него.

Удар пришелся в простреленное плечо. Лимон вскрикнул и, зайдясь от боли, выпустил гранату.

Она покатилась по полу.

Все замерли. Прошло несколько томительных минут ожидания.

Первым пришел в себя Лимон. Он рванулся к двери и выскочил из номера. Ключ торчал со стороны коридора, не стоило труда его повернуть.

Сразу же раздались удары кулаков Луки.

— Ребята, — крикнул Лимон, — вторую гранату кладу под дверь. Не испытывайте судьбу. Чека привязана к ручке. Вы уже убедились, что у меня гранаты боевые. Сидите тихо. Или идите через балкон.

Увидите Федороса, передайте привет от Лимона.

С этими словами Лимон удалился. Внизу он сунул в карман портье одну из отобранных пачек и предупредил:

— Ты меня здесь не видел. Позвони Ходже и сообщи, что в сорок восьмом номере сидят люди Федороса. Интересно, чем они там занимаются? По-моему, решили украсть шубы Ики. Нехорошо как-то.

Портье понимающе кивнул и сунул руку в карман. Лимон похлопал его по плечу.

— Там достаточно, не проверяй. — И вышел на улицу.

Инга вернулась на виллу и поразилась царящей на ней тишине. Она обошла все комнаты и нашла Ольгу, спящую в качающемся шезлонге. Принесла плед и укрыла обнаженную девушку. Села рядом в плетеное кресло и закурила. В своих мучительных переживаниях она долго не могла примириться с присутствием Ольги. Пришлось честно задать себе вопрос — готова она отпустить Лимона или нет.

Оказалось, не готова. А значит, приходилось привыкать к новой ситуации. Но если Инга не в состоянии разлучить Лимона с Ольгой, то почему не попробовать наоборот? Увести от Лимона его княгиню.

Наблюдая за ней, Инга отметила очень хрупкую защитную оболочку, не спасавшую девушку от любых воздействий на ее психику. Ольга была неврастенична, издергана, обессилена и потому чрезвычайно внушаема. Ей не хватало материнского тепла и женской ласки. Ни один мужчина, а уж тем более Лимон, был не в состоянии дать ей это. С раннего возраста, привыкнув к мужчинам, она страдала комплексом невосполненного детства. В нем ее мало баловали и ласкали. Поэтому стоило погладить ее по голове, и на глазах княгини наворачивались слезы.

Все это не ускользнуло от внимания Инги. Не в силах расстаться с Лимоном, она решила соблазнить Ольгу лаской и нежностью. Сама Инга никогда не занималась сексом с женщинами, хотя много думала на эту тему. Особых лесбийских наклонностей в себе не ощущала. Иногда, ловя себя на любовании какой-нибудь девушкой, думала, что делает это просто из любви к изящному. Теперь она решила перейти грань дозволенного. Влюбить в себя княгиню, стать ей матерью, сестрой, любовницей и потихоньку отдалить от Лимона. В один прекрасный день Ольга сама от него откажется. Инга понимала коварство своего плана. Но не сомневалась, что это наиболее безболезненный выход из создавшегося положения.

Вечерний ветерок принес еще не летнюю прохладу. Инга подошла к Ольге и осторожно защемила ей пальцами нос. Через секунду та открыла глаза и испуганно посмотрела на нее.

— Тебе нужно перейти в спальню. Давай помогу.

Она обняла Ольгу за плечи и, поддерживая на ней плед, проводила ее вниз. Княгиня, не отошедшая ото сна, с удовольствием отдалась заботе Инги.

Та уложила ее в постель и ушла в кухоньку, где сварила пунш из красного вина с травами, корицей и перцем.

Ничего вкуснее Ольга в своей жизни не пила.

Вместе с горячим вином тепло разливалось по ее телу. Голова оставалась ясной. Мысли с легкостью порхали в ней, не задерживаясь. Сосредоточиться на чем-то было невозможно, и от этого ей становилось смешно. Беззаботность овладела ею и превратила в маленькую шкодливую девчонку, прячущуюся под одеяло и неизвестно над чем смеющуюся.

Инга, выпив пунша, тоже повеселела. Раскраснелась, помолодела. Она уже не казалась Ольге высокомерной стервой, а была такой же девчонкой, готовой в отсутствие взрослых стоять на голове и заниматься глупостями.

Без всякого напряжения между ними возникла легкая игра, в которой Ольга пряталась под одеяло, а Инга вытаскивала ее из-под него. Их руки все нежнее и ласковее прикасались к разгоряченным телам друг дружки. Это вызвало смех и блаженное постанывание. Незаметно они оказались под одеялом вместе. Ольга прижалась к Инге и затихла. Ее так давно никто не гладил по голове, не ласкал спину, способную от любого прикосновения прогнуться, подобно тонкой медной пластинке, зажатой между двумя пальцами.

Инга сама увлеклась игрой. Ей нравилось тело княгини. Оно оставалось по-детски угловатым, но и по-женски пластичным. Особенно ее притягивали три родинки, одна из которых находилась у самых нижних губ. От каждого поцелуя Ольга вздрагивала, словно по ней проскакивал электрический ток. Они обе могли бы перейти к более решительным действиям, не чувствуя никаких запретов, но оттягивали этот момент, продолжая дурачиться.

Когда Инга сорвалась с постели за новой порцией пунша, Ольга, посмотрев ей вслед, искренне восхитилась ее маленькой шарообразной попкой.

— Ты красивее, чем я, — сказала она.

— Нет! — возмутилась Инга. — Ты высокая, и лицо у тебя милое.

— Твоя фигура лучше, гармоничнее. Груди и попка — просто налитые яблоки. У меня таких нет.

Доска — два соска… — говорила она без язвительности. Ей действительно хотелось засыпать Ингу комплиментами. Восторгаться ею. Обсуждать каждую деталь ее точеной фигуры. Прикасаться губами к ее шелковистой коже на животе…

Они обе бурно радовались тому, что бывшая между ними стена отчуждения рухнула и пыль осела. Не нужно было стесняться друг друга, подозревать, ревновать. Отныне они упивались дружбой и нежностью и готовы были бесконечно дарить их друг другу.

Еще ни слова не было произнесено о Лимоне.

Он для них уже существовал вне их отношений. Им обеим казалось, что они нашли между собой нечто общее, что не требует объяснений. Нежась в объятиях, они готовы были наперебой рассказывать о Лимоне. Подстегивать себя эротическими воспоминаниями о постели с ним. Ольга в подробностях описала происшедшее на пыльном полу в подземном ходе, а Инга посвятила ее в тайны возбуждения хлыстом.

Они обе потеряли счет времени. Забыли обо всем и очень расстроились, когда настойчиво и неотвязно разразился звонком телефон.

— Слушаю, — по-гречески ответил Инга.

— Керья Инга? — спросил мужской голос и продолжал по-русски:

— Вы меня не знаете, поскольку в Афинах недавно. Здесь все русские так или иначе знакомы между собой. Меня зовут Димитрис. Димитрис Федорос. Я, как и вы, когда-то жил в Москве…

— Очень приятно, — перебила Инга, с трудом восстанавливая дыхание. — Чем могу быть полезна?

— Нет, нет, нет… Только не картами. Я сам гадаю на кофейной гуще. Мне нужен ваш.., московский приятель… Лимон.

Инга опешила. Она не представляла, что так быстро Лимон засветится в Афинах.

— Его нет, — сухо ответила она.

— Это-то меня и настораживает, — вздохнул в трубку Федорос.

Его тревога мгновенно передалась Инге.

— Что-нибудь случилось?

— Как вам сказать… Ничего суперплохого, но лучше бы ему связаться со мной.

— Оставьте телефон.

— Я лучше позвоню сам. Вы только непременно передайте, что звонил Димитрис Федорос. Он поймет, в чем дело. Всего самого вам хорошего.

Ингу этот звонок напугал не на шутку. Она вернулась в спальню к Ольге заметно опечаленная.

— Что с ним? — встрепенулась та.

— Не знаю.

Они обнялись без всяких сексуальных желаний, объединенные общей тревогой. Каждая в эту минуту с замиранием сердца думала о Лимоне и была благодарна другой, что не осталась одна.

— Как ужасно, что я не могу ему помочь. Мои пасьянсы больше не складываются. Он остался совсем незащищенным, — виноватым голосом произнесла Инга.

— Зато нас двое, а это уже сила, — возразила Ольга.

Инга снисходительно потрепала ее по голове.

Смешно, что поначалу приняла обычную девчонку за прожженную ведьму. Теперь княгиня ей казалась милой девочкой, толком еще и не понявшей, что такое любовь. К Лимону она тянулась, видя в нем защиту и покой. Ничего серьезного в ее увлечении не таилось. Инга рассчитывала полностью завладеть ее сердцем. Ольга никакого сопротивления не выказывала. Она растворялась в блаженстве от одного только прикосновения Ингиных рук.

Так они провели вечер. Лимон пришел ночью.

Усталый и крепко выпивший.

После стычки с Феодосием у него разболелось плечо и онемела рука. Выйдя из гостиницы, он с трудом добрался до первой попавшейся таверны и заказал «Узо», потом подряд еще несколько порций, уже без воды. Закусывал какой-то жареной рыбешкой и упрямо обдумывал свои последующие ходы. В его положении бросать вызов целому клану было довольно рискованно. Тут наиболее приемлемыми становились два варианта. Либо убить Ходжу и его ближайших помощников, либо очень крупно подставить его в нелегальном бизнесе.

Первый вариант устраивал Лимона больше. Но был почти невыполним. Второй же требовал много времени и надежных партнеров. На таких, как Янис, Лука и Феодосии, рассчитывать не приходилось. Они годились только для уличных драк. В некоторой степени Лимон рассчитывал на Федороса.

Если не на помощь, то хотя бы на получение информации.

Поэтому сообщение Инги о звонке Димитриса его обрадовало. Он налил в фужер водку, сел у камина и позволил Инге положить голову ему на колени.

— Мы очень переживали за тебя.

— Кто — мы? — не понял он.

— Я и Ольга. Она уже спит.

— Нашли общий язык? — удивился Лимон.

— Она оказалась замечательной девчонкой.

Влюблена в тебя по уши. Ждет ласки, нежности, красивых слов, ухаживаний — короче, всего, чего ты не способен дать.

Лимон отстранил ее и устало спросил:

— На что ж я способен?

— Любить меня. Это нетяжело и необременительно. — Она снова прильнула к нему.

— Намажь мне чем-нибудь рану, ужасно болит, — попросил Лимон, давая понять, что не собирается обсуждать свои чувства к Ольге.

Она помогла ему раздеться, принесла мази собственного приготовления и стала втирать в затянувшуюся розовыми рубцами рану. Лимон тихо постанывал. Она успокаивала его, целовала в губы и через некоторое время полностью сняла боль. Из благодарности или от усталости Лимон не стал сопротивляться, когда она потащила его в свою спальню. Позволил себя полностью раздеть и покорно улегся на спину. Инга с безумной страстью запрыгнула на постель. Всего нескольких движений хватило, чтобы возбудить его, и она снова почувствовала прежнего, сильного любовника. Ему не пришлось ничего делать самому. Она села на него и забилась в конвульсиях. Ее вопли разносились по всему дому, в то время как Лимон глубоко постанывал.

Только теперь он почувствовал разницу между Ингой и Ольгой. С княгиней он играл первую скрипку, а с Ингой предоставлял это право ей. И трудно было решить, что лучше. Конечно, хорошо быть активным любовником, выкладываться, чтобы доставить наслаждение любимой девушке. Но это возможно только при полном безделии и витаний в мечтах. А когда нервы напряжены и каждый новый день приносит смертельную усталость, поневоле предпочтешь умную, все знающую наперед Ингу.

Ложась с ней в постель, ему не нужно было заботиться о своей потенции, все в ее руках образовывалось наилучшим образом. А с княгиней, особенно после первой неудачной попытки, приходилось каждый раз доказывать свою мужскую состоятельность. А ради чего?

Инга, забыв обо всем на свете, заломила руки за голову и дергала животом, словно исполняла восточный танец. Она впала в транс и полностью отдалась во власть своих ощущений. Лимон забыл про усталость и, опираясь здоровым локтем в матрац, поднимал ее на себе в мучительной жажде финала.

Они оба не заметили, как рядом оказалась Ольга. Она сидела на коленях и с восхищением наблюдала за происходящим.

Когда Инга бессильно соскользнула с Лимона, княгиня потянулась к нему руками, и он вздрогнул от неожиданности.

— Я тоже хочу, — прошептала она.

— Уйди, — пробормотал он.

Но Ольга не желала его слушать. Ее губы нахально хозяйничали, стремясь возбудить его обессиленное тело. С Лимоном подобное происходило впервые. Может быть, в другой раз он и заинтересовался бы неординарностью ситуации, но сейчас, кроме стыда и апатии, ничего не ощущал. Приподнявшись, он с силой оторвал от себя Ольгу.

— Оставь меня, не надо. Так у нас ничего не получится.

Ольга всхлипнула, и из ее глаз потекли слезы.

В их отношения вмешалась Инга, она обняла княгиню и принялась, целуя и лаская ее, утешать. Такое Лимон видел только в порнофильмах. Он встал и поспешно вышел, оставив девушек в замысловато-раскованных позах.

Рано утром раздался телефонный звонок. Лимон взял трубку и сонно спросил:

— Вам Ингу?

— Нет. Мне нужен Лимон. Его беспокоит Димитрис Федорос.

— Я слушаю.

— Думаю, нам следует незамедлительно повидаться.

— Когда?

— Часов в двенадцать предлагаю пообедать вдвоем. На Каланаки есть один пристойный ресторан.

Там нас примут. Попросите Ингу подвезти вас на площадь. Ждите меня в сквере у памятника.

— Ладно, — коротко ответил Лимон.

Он не сомневался, что Федорос проявит к нему интерес, поэтому, посмотрев на часы, решил еще немного поспать.

Завтрак Инга принесла Лимону в постель. Вид у нее был помятый и несколько смущенный. Лимон ел бутерброд с маслом, сыром и джемом. Запивал крепким кофе. Рука и плечо болели меньше.

— А где Ольга? — спросил он.

— Спит в своей спальне.

— Значит, вы теперь подружки?

— Да.

— Решили мне гарем устроить, как арабскому шейху?

— Для приличного гарема слишком мало девушек, — отшутилась Инга.

Лимон отодвинул поднос.

— Учитывая, что у меня полно дел, вы сделали правильный выбор. Надеюсь, ко мне претензий не будет?

— Какие претензии, ведь я тебя люблю, а княгиня думает, что тоже.

Лимон ничего не ответил и отправился в душ.

Ровно в двенадцать Инга подвезла его к скверу на Каланаки. У памятника прохаживался довольно высокий мужчина, с атлетической фигурой и животом в форме арбуза. Но при таком животе он не выглядел толстым. Наоборот, скорее был спортивен.

Походка была энергичной и несколько подпрыгивающей. Лысый череп в шрамах окаймляли совершенно черные волосы. Лицо было типичным для грека. Небольшие глаза оливкового цвета, выразительный нос и непременные усики. Одет он был в синюю рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Дорогие, мягкие черные туфли небрежно подчеркивали его высокий социальный уровень.

Он как-то сразу выделил Лимона среди толпы и улыбнулся ему, как старому знакомому.

— Рад видеть!

— Спасибо, — ответил Лимон, пребывая в некотором напряжении.

— Ресторан тут неподалеку. Вон по той улице, немного вниз. Так что пройдемся, — предложил Федорос и энергично направился в указанном направлении.

На ходу он разговаривать не любил, поэтому несколько раз предупредил:

— Сейчас сядем и все обсудим.

Лимон краем глаза заметил, что на некотором удалении по противоположной стороне улицы шли два парня, явно телохранители. Федорос не обращал на них внимания, желая казаться неуязвимым.

Ресторан только открылся, и посетителей в нем еще не было. У входа их встретил улыбающийся метрдотель и проводил к столику в глубине зала.

— Давай нам все, — махнул ему Федорос. — И пару бутылок сухонького. Лучше французского.

Судя по тому, что грек утвердительно кивнул, он понимал по-русски. Федорос заметил удивление Лимона и не замедлил объяснить:

— Это наш парень! Мыкался без дела. Но как только выучил язык, я его сюда пристроил. Ох, ты даже не представляешь, скольким требуется моя помощь. Приезжают сюда без денег, без языка, без профессии. Абсолютно непонятно, на что люди рассчитывают. Тут своих безработных полно. Нет, прут вовсю. А как нахлебаются капитализма, бегут ко мне, умоляют: «Помоги, Димитрис, будешь нам как отец родной». Можно подумать, я их всех лично в Грецию приглашал. Но поворчу, поворчу, а пристраивать пристраиваю. Сердце доброе. Они, естественно, процент мне отстегивают, так ведь и я им места не за спасибо достаю. Здесь чиновники тоже любят взятки. Сам как, надолго или на время?

— Как дела пойдут, — уклончиво ответил Лимон.

Федорос больше вопросов не задавал, потому что официант принес закуски. В центре стола, на большом плоском стеклянном блюде, воцарился фиолетово-розовый осьминог, поджаренный на скаре. Вокруг него горками лежали золотисто-апельсинового цвета огромные королевские креветки.

Каждому на тарелку положили по несколько жареных сардин. Кроме рыбы, на столе появились многочисленные салаты и белые хлебные лепешки — греческая пицца.

Федорос взял из рук официанта бутылку вина и сам разлил по фужерам.

— Ну, со знакомством. Порадовал ты меня своими фокусами. Чуть на большую неприятность не налетели.

Они выпили. Лимон принялся за еду и никак не отреагировал на его слова. Федорос продолжил:

— Насилу уговорил Ходжу отпустить моих ребят. Как же это они сдуру на тебя нарвались? Ты ешь, ешь. Мне ведь про тебя уже кое-что рассказали. С Москвой связался. Там, прямо скажу, осуждают твои методы. Пожилого авторитета грохнул, а молодого сосунка, который вез тебя в аэропорт, отпустил с Богом. От него много лишней информации пошло.

— Значит, знаешь, кто я такой? — не желая обсуждать содеянное, спросил Лимон.

— Я — человек пожилой, мне уже давно пора все знать. В этом — моя сила. Все строится на знании. Когда в Москве я начинал заниматься антиквариатом, народ понятия не имел, что это такое.

Карельскую березу от «птичьего глаза» отличить никто не мог. К булям «маркетри» мясорубки прикручивали. Что ты хочешь, пролетарское государство. Любимая мебель — тумбочки!

Федорос подлил еще вина. Выпили без тоста, глядя в глаза друг другу. Лимона несколько встревожило сообщение из Москвы. Если афинскому мафиози ничего не стоило получить информацию о нем, то уж в уголовном розыске знают все на зубок Вовремя Солон сделал ему немецкий паспорт.

Плохо, что в Афинах его уже знают в лицо, придется сузить круг новых знакомцев. Федорос производил впечатление человека проницательного. Его болтовня — не просто желание покрасоваться. Он исподволь объяснял преимущества работы на него и намекал на шаткость положения Лимона. Поэтому целесообразно было, не вступая в беседу, высиживать молча, пока он не иссякнет.

— Знаешь, как я начинал? — продолжал Федорос, чувствуя затаенность гостя. — Выписывал газеты, в основном научного профиля, и просматривал официальные сообщения, в которых советское правительство с прискорбием сообщало о смерти какого-нибудь знаменитого ученого, академика или писателя. Тут же выяснял, кто возглавляет комиссию по наследию, и являлся одним из первых.

Еще кресла не успели остыть от почтенного зада умершего, а я уже составлял каталог наиболее ценных предметов мебели. Делалось это вроде бы как для истории, но, как правило, либо сама вдова, либо детки, узнав, что из оставленного покойным старья можно кое-что продать, тут же умоляли помочь им в этом вопросе. Так что, можно сказать, я был самым главным поставщиком мебели в антикварную комиссионку на Фрунзенской набережной. Плюс на меня уже тогда работали лучшие реставраторы. Покупал за копейки, а продавал по настоящей цене. И никто лучше меня не знал, что почем. Такие, брат, дела. Знание, оно всегда — сила. В Афинах у меня тоже есть мебельный магазинчик, но греки больше любят покупать под старину, чем настоящие произведения искусства. Кстати, твоя дама вроде бы собирается обставлять виллу, так очень советую обратиться ко мне. Она, я слышал, разбирается в антиквариате…

Лимон машинально кивнул. Мысли его были далеки от мебели. Федорос поймал его отсутствующий взгляд и резко сменил тему.

— Расскажи-ка мне, голубь, ради каких таких целей ты решил поссорить меня с Ходжой и подставить моих ребят?

— И в мыслях не имел. Просто мой случайный напарник смылся, забыв прихватить шубы. Не пропадать же добру. Вот я и решил их задвинуть.

Федорос громко рассмеялся.

— Ах, молодец! Ах, умница! Решил и фитъ.., задвинул! — Потом резко оборвал смех и сухо сказал:

— С твоими-то деньгами дешевыми шубами промышлять? Никогда не поверю.

— Ну и зря. Наличность у меня закончилась. А у баб денег не беру принципиально.

Похоже, этот аргумент несколько успокоил Федороса. Но не убедил.

— Допустим, — сказал он и по-кошачьи зажмурился. — Ходжа получил о тебе исчерпывающую информацию от Ики Сотириади. Убрать тебя он может в любой момент. Его боевики шастают по всем Афинам. Если ты меня попросишь, я смогу взять тебя под свою охрану. Но для чего? Ты грабишь моих людей, цели твои мне неизвестны, к тому же норовишь влезть между двух огней.

Лимон отхлебнул вино, закурил и, не глядя на Федороса, спросил:

— Что предлагаешь?

— Так, так, так, — Федорос потер руки, — уже становится интересно. Мы с тобой устраиваем публичное выяснение отношений, чтобы люди Ходжи увидели собственными глазами. Мои ребята должны тебе отомстить. Я попрошу Ходжу оставить тебя для них. Он с удовольствием согласится. Зачем брать на себя еще одно мокрое дело? А дальше начинаем тонкую игру. С моей подачи ты постараешься выбить Ходжу из Глифады. Там у него концы непрочные. Я вступаю с ним в союз. И вдвоем начинаем травить тебя. Все сведения будешь получать через доверенного человека. Главное, чтобы Ходжа не заподозрил связь между нами. На свою сторону я перетащу китайцев. Они помогут в Глифаде. Тебя поддержат сербы. У них отличные ребята, прошли войну…

— Ты не с того начал, Димитрис, — прервал его Лимон. — Мне-то это все зачем?

— Как зачем? — вскрикнул Федорос и возмущенно посмотрел по сторонам, словно призывал свидетелей оценить неразумность вопроса. — Как зачем? В противном случае я тебя сдам Ходже! В принципе, это я ему обещал, когда вызволял своих ребят.

Лимон пропустил угрозу мимо ушей. При этом не дернулся ни один нерв на лице. Затушил сигарету, уверенно взглянул в глаза Федороса и предложил:

— Поступим так. Я отвоевываю для тебя эту самую.., ну, как ее — Глафиру!

— Глифаду, — поправил Федорос.

— Хорошо, пусть будет Глифада. А ты впускаешь меня в ваш бизнес с Ходжой.

Федорос присвистнул. Вытянул губы и чмокнул ими.

— Не надо, — успокоил его Лимон. — Не будем гнать тюльку.

— Ты что-то недопонял. У каждого свой бизнес.

— Эх, Димитрис, не хочешь начистоту. Тут тебе не антиквариат впаривать. Мир с Ходжой завязан на общем бизнесе. Поэтому и ребят твоих он отпустил. Поэтому и Глифаду нужно прибирать моими руками. Рассчитано верно. Такой расклад меня устраивает. Но я должен войти в ваш бизнес!

— Как? — не выдержал Федорос.

— А это уж — твое дело. Подумай. Одно могу гарантировать — Ходжу из него выбью. Дело перейдет к нам. То есть половина твоей доли и вся его будут принадлежать мне. Условия не шикарные, но приемлемые.

— Ни за что! — Федорос расплылся в злорадной улыбке, забыв о своем недавнем радушии. — Щенок! — заорал он. — Ты здесь ничего не получишь!

В ответ Лимон встал, схватил блюдо с остатками креветок и запустил его в голову Федороса. Тот ловко увернулся и резким движением рук перевернул стол на Лимона. Перепачкавшись в закусках, он выкарабкался из-под него и бросился к выходу.

В дверях возник один из телохранителей с пистолетом в руках. Лимон выбил ногой пистолет и вместе с повисшим на нем парнем упал на тротуар. Второй телохранитель наклонился над ними, не зная, что предпринять. Потом замахнулся ногой, но Лимон увернулся, и удар пришелся в подставленную им голову верзилы. Тот ослабил захват, и Лимон вскочил на ноги. Но чуть не наткнулся на пистолет второго телохранителя.

— Не стреляй! — крикнул возникший в дверях Федорос.

Лимон, воспользовавшись замешательством парня, спокойно сказал ему:

— Слышишь, идиот? Давай сюда пушку!

Ничего не понимая, тот протянул пистолет. Лимон, схватив оружие, бросился бежать вверх к площади. Сзади слышался мат Федороса и топот телохранителей, кинувшихся вслед за ним. У самой площади дорогу Лимону преградил Феодосии. Должно быть, он был пьян, потому что расставил руки и пронзительно заорал. Лимон вспомнил вчерашнюю боль в плече и, почти не глядя, выстрелил в него. После этого выронил пистолет и свернул на другую улицу. Все произошло настолько неожиданно, что прохожие не поняли, кто за кем гнался и кто в кого стрелял. Тем более что к упавшему Феодосию подбежал телохранитель с пистолетом в руке. Его-то и обступила возбужденная толпа, уверенная, что это он подстрелил беднягу, корчившегося в агонии.

Завернув за угол. Лимон остановился. Его куртка была вымазана соусами и пылью. Мимо проезжал на мопеде какой-то очень полный юноша.

Лимон подсел к нему сзади, обхватил рукой с зажатой пачкой денег. Толстяк оказался сообразительным, взял деньги, свернул в переулок и прибавил газу. По пути Лимон сбросил куртку и прокричал на ухо парню адрес Инги.

Сегодня утром меня разбудила Инга. Вернее, я проснулась от ее поцелуя. Какая она нежная, красивая и заботливая. На столике рядом с кроватью лежал поднос с принесенным ею завтраком. Как в сказке! Неужели вчерашний день будет продолжаться вечно? Не надо было приставать к Лимону.

Так все хорошо шло. Инга легла с ним, потому что я заснула. Кто же в этом виноват? В следующий раз буду первой. Скандалить из-за этого глупо. Ведь мы же с ней стали больше чем сестры! Впервые такое случилось между мной и Наташкой. Мне тогда не понравилось. Я в основном подыгрывала ей, а с Ингой совсем иначе. Мне безумно хорошо, когда она ласкает. Не испытываю никакого стеснения и поэтому могу полностью расслабиться. Языком ко мне она почти не притрагивается, все делает руками. Какие у ней пальцы! Просто таю.

Долго силилась вспомнить эти ощущения. Конечно, подобное было с Патом, когда он пришел ко мне после убийства Наташки. Та же нежность. Никогда не думала, что испытаю еще раз. Я просто растворяюсь под ее руками. После Ингиных ласк клитор набухает так, что одного прикосновения достаточно для затяжного полета в блаженство. Причем она не ждет никакой ответной реакции, ей самой доставляет несказанное удовольствие трахать меня. Я в полном смысле отдаюсь ей. Все-таки даже в любви женщин кто-то должен оставаться женщиной. Это право Инга предоставила мне. Все время вспоминаю далекое детство, когда мама брала меня в свою кровать, и большего счастья, чем прижаться к ней и замереть, у меня не было.

Конечно, то, что произошло у нас с Лимоном в подземном проходе, ни с чем не сравнимо. Но то ощущение длилось мгновение. Оно усиливалось страхом смерти. Поэтому особую остроту придавало сознание безнадежности. Тогда кончала не я, а все мое земное существование… С Ингой иначе.

С ней секс — без страданий. Очень часто в постели с мужчиной, даже с тем же Лимоном, невозможно отключиться от внешнего мира. К тому же постоянно нужно помнить о партнере. Инга не требует внимания к себе. Меня просто восхищает ее кожа.

Раньше больше всего на свете я любила целовать свои волосы, а теперь мечтаю почувствовать губами шелковистость ее живота. Странно, вчера, когда увидела Ингу, сидящую верхом на Лимоне, ничего, кроме желания увидеть ее счастливое лицо, перекошенное страстью, у меня не возникло. Раз она дарит мне столько счастья и ничего не требует взамен, значит, и я должна заботиться об ее удовлетворении. Пусть это происходит с Лимоном. Мне только приятнее от ощущения причастности к их оргазму.

На моих глазах мои любимые люди становятся на мгновение счастливыми. Лимон пока не понимает, что произошло между нами. Думает, что мы развратницы. Но разве мужчина способен понять тончайшие стремления женского организма? Он по натуре завоеватель. Его дело трахнуть. Сейчас только, после общения с Ингой, начинаю понимать, что взаимопонимание женщин в постели намного богаче и разнообразнее, потому что тебя любят всю.

Мужчина, восхищаясь красотой, все равно считает, что эта красота служит ему для наслаждения, даже если и желает доставить максимум удовольствия. А когда женщина преклоняется перед женским телом, она тем самым добровольно признает превосходство партнерши. Раньше мне нравилось быть отличным инструментом, на котором играют, а теперь мечтаю стать музыкой. В объятиях Инги превращаюсь в томную бесконечную мелодию. Желания пронизаны ее чувствами. Не я подчиняюсь ей, а она медленно возносит меня над собой. Если бы Лимон был способен понять, что между ними происходит, мы бы обязательно были бы счастливы втроем. Бутончик с Маргошей знали в этом толк, но, на их беду, не нашлось девушки, которая бы влюбилась в них двоих. Да и как можно любить Бутончика? Только за деньги…

Давно покончила с завтраком, приняла душ и снова валяюсь в постели. Неужели жду Ингу? Нельзя же целыми днями заниматься любовью. Но хочется безумно. А пойти позвать — не решаюсь. В наших отношениях она — старшая. Буду целиком зависеть от нее. Как сладостно подчиняться, когда только об этом мечтаешь. Лежу себе полдня в постели, курю и ловлю кайф. Наконец-то жизнь повернулась ко мне радостью. Сколько же безумных дней я умудрилась пережить? Дни эти ушли, как дети в школу.

Желательно, навсегда. Все в моей жизни не так, как у всех. Но впервые это «не так» мне нравится.

Вместо Инги в комнату входит Лимон. Чего вдруг так быстро вернулся? На нем — полосатый банный халат. Успел принять душ. Неужели хочет меня? Вот уж нежданная радость. Но по лицу не скажешь.

Больно нервное.

— Привет, княгиня.

— Привет! У тебя все в порядке?

— Да. Обедал с одним солидным человеком.

— Соскучилась по тебе. Ты перестал уделять мне внимание. Наверное, ждешь, когда я снова в какую-нибудь лужу вляпаюсь?

Лимону шутка не нравится. Он садится на пуфик возле туалетного столика. Рассматривает баночки с кремами и склянки со всякими гелями.

— Это Инга для меня выписала по каталогу «Ив Роше»! Балдежная косметика!

Он, не глядя на меня, спрашивает:

— Помирились с Ингой?

— Подружились. Она — классная телка! Ты не подумай плохого. Просто бывают такие случаи, когда женщины эмоционально настолько совпадают, что им становится радостно быть вместе.

Лимон как-то подозрительно смотрит. Не осуждающе, нет, а с недоверием. Он ведь мужик-то простой, даже в некоторых вещах примитивный. В конце концов, какое ему до этого дело? Сбрасываю одеяло, чтобы заманить его своим телом.

— Иди ко мне. Ты — единственный мужчина, с которым я согласна на все.

Сидит не шелохнувшись. Старается вовсе не глядеть на меня. Это уже подло! Я ведь не против того, что он трахает Ингу. Неужели смущается? Боже, какой глупый!

— Я хочу, чтобы ты знала, что между нами происходит, — тяжелым голосом произносит он, отчего по коже бегут мурашки. — Раз Инга не говорит, придется мне… — И снова многозначительно замолкает.

Опять становится страшно! Заманал! Сколько же можно! Кричу от бессилия:

— Не тяни! У меня аж ноги похолодели!

— Ты Ингу мало знаешь. Она о себе рассказывать не любит. Учти, такой другой женщины на свете не существует. Я поначалу сам не верил в ее колдовскую силу. Но со временем убедился. Ей ничего не стоит подчинить себе человека. На каждого может разложить пасьянс и не только прочитать судьбу, но и изменить ее…

— Что ж в этом плохого? — вставляю я.

Лимон вместо ответа тяжело вздыхает. Наверное, ему известно много тайн. Жить с колдуньей не всякий отважится. Хотя меня нисколечко не смущает. Подумаешь, знает она обо мне что-то! Я и не скрываю. Она ж в ментовку не донесет.

— Короче, — набрался сил продолжить, — она мне недавно сообщила, что один из нас скоро умрет…

— Кто? — не врубаюсь в услышанное.

— Один из нас. Судя по раскладу — я.

— Лимон, миленький, а как же я? — вырывается у меня из груди вместе со стоном. Спохватываюсь. Что ж за глупость сморозила. И возражаю:

— Я не верю! С чего тебе умирать?

— Ну, мне-то сам бог велел. Но конкретно Инга не знает. Кто-то из нас. Ей является в зеркале привидение. Оно и сообщило.

Не знаю, что больше меня потрясает — известие о смерти или о привидении. Значит, в зеркале кто-то живет. Я Пата видела взаправду и никаких галлюцинаций? И пиковая дама, похожая на Ингу, тоже там?

Должно быть, вид у меня на море и обратно, потому что Лимон пересаживается поближе, на угол кровати.

— Обойдемся без истерик, — говорит строго. — Инга больше не гадает. Из ее пасьянсов постоянно исчезает дама пик…

Я подпрыгиваю на постели и бросаюсь к Лимону с криком:

— Я знаю, где эта дама! Я ее видела в зеркале!

Он прижимает меня к себе и начинает успокаивать:

— Перестань… Нам не надо об этом говорить.

Пусть Инга сама ищет. Я хочу объяснить другое — мне очень подозрительна ваша внезапная дружба.

Без ее колдовства тут не обошлось.

Боже! Какой он глупый! Какое колдовство? Две женщины почувствовали друг дружку… Зачем меня привораживать, когда я и так готова? Это у него крыша поехала.

— Скажи, Лимон, ты веришь в свою смерть?

— Я верю в предсказания Инги и хочу, чтобы ты немедленно уехала.

— Куда?

— Не знаю. В Германию или Америку. А лучше всего на Кипр.

— Без вас? Одна? И не подумаю… — Перед глазами мгновенно возникает Хазбар с ремнями.

Боже! Ни за что! Заглядываю в глаза Лимону. Мне страшно. — Лучше умру с вами, но не останусь одна! Почему я должна уезжать?!

— Потому что после моей смерти Инга о тебе не позаботится. Просто выгонит на улицу.

И это он говорит о моей самой близкой подруге?

Сестре?! Все ясно — ревнует!

— Сейчас у меня появилась возможность распоряжаться своими деньгами, — настойчиво продолжает Лимон. — В ближайшие дни меня ждет серьезная работа. Завтра же мы должны вылететь на Кипр. Там я постараюсь сделать тебе вид на жительство. Открою счет. А дальше разберешься. Там много наших…

— Спасибо, в Греции уже встретилась с нашими. Теперь десятой дорогой буду обходить! — И, чтобы прекратить ненужный разговор, заявляю:

— Инга не сказала, что умрешь именно ты? В таком случае, может быть, умру я?

Лимон не реагирует. Чувствуется, достала. Не может же он исключать такую возможность? Хотя лично я до сих пор серьезно к этому не отношусь.

С чего это мне вдруг умирать?

— Может, и ты, — глухо соглашается он. — А может, Инга.

— Давай позовем ее и выясним.

— Нет. Не нужно, чтобы она знала, куда я тебя отвезу. Без тебя будет легче с ней разобраться.

Что ж он из меня такую дурочку делает? Все шито белыми нитками. Сейчас, когда у нас идеальные отношения, собирается их разрушить? Заманал!

— Прости, дорогой, но ты просто ревнуешь.

Тебе не нравятся чувства, которые мы испытываем друг к дружке. Поэтому решил от меня избавиться.

Из нас двоих выбрал Ингу и собираешься меня спровадить! А Инге не хочешь говорить из боязни, что она меня никуда не отпустит! Видишь, все с тобой ясно! Но никуда я не двинусь. Вы оба — мои любимые и единственные… Понимаешь? Я люблю вас…

Больше говорить не о чем. Прижимаюсь к Лимону и начинаю целовать его шею, обнаженную грудь. Он не отталкивает. Сегодня уж я его не отпущу. Лишь бы Инга не зашла. Меня бы это только распалило, но Лимон не станет при ней. Он постепенно оттаивает. Все-таки хочет меня. Молча сдираю с него халат и валюсь на спину, притягивая его за шею. Не нужны мне никакие ласки, пусть войдет и перестанет молоть чепуху.

Лимон тянет время. Неужели у него не стоит?

Провожу рукой, чтобы взбодрить. Но опасения напрасны. Все в порядке. Слава богу! Как-то с ним некомфортно. Чувствую, что готова, но пока не раскочегарится, весь завод, к черту, пройдет. А говорить не хочется, еще обидится. Вот опять вся изнываю, чувствую его ногами. Ах, если бы у него был такой член, как у Ходжи. От одного воспоминания пронизывает все тело. Закрываю глаза. Лимон делает все слишком медленно, молю: «Быстрее, быстрее! Только не кончай!» Он не слушается. Так у меня совсем все опустится. Лучше не напрягаться. Буду вспоминать о Ходже. Колоссально заводит. Находясь снизу, сама закручиваю темп.

Ему нравится. Сейчас и меня пронимает. Все в порядке. Лимон.., любимый! Хочу перевернуться, но он крепко удерживает меня. Пусть! Буду служить ему, как служит Инга мне. Я уже знаю, что он любит монотонность. В этом — его большое преимущество. Под ним можно лежать вечность. Остальное приходится выдумывать самой. Очень мне нравится вспоминать член Ходжи. Такое подогревает мгновенно…

Это тот случай, когда не затрахал, а взял измором. Но все равно замечательно. Сил нет. Умирать не хочется. И никуда я от них не уеду. Лимон встает, набрасывает халат и молча выходит. Мог бы и поцеловать. Я, во всяком случае, старалась изо всех сил. Не буду зацикливаться. Не может же быть человек во всем самым лучшим. Это уж если у мужика совсем ничего, кроме члена, тогда постель становится главной, а с Лимоном и так хорошо. Зачем меня пугал своей смертью? А может, моей? Закрываю глаза и улыбаюсь. Все же он меня любит. Интересно, вернется или нет? Буду лежать и ждать. Легкая полудрема путается в ресницах. Надо думать о хорошем. Мы все живы.., живы.., живы… Хватит Наташки, хватит Пата, хватит Хромого… Почему же не выполнила просьбу Наташки? Нужно было успокоить Пата, а я испугалась.

Наташка! Вот у кого узнаю о смерти. Не смейся надо мной — скажи! Почему она не появляется?

Мы давно не разговаривали и не молчали вместе.

Неужели Наташка поднялась так высоко, что больше ее не встретить? Какое счастье, вот же она! Качается на качелях, увитых красными и желтыми розами. Должно быть, какой-нибудь праздник. Вокруг пышным цветом цветут деревья. Я стою внизу, задрав голову, любуюсь Наташкиными ногами, проносящимися надо мной.

«Наташка!» — кричу я и со смехом сообщаю, что скоро умру. Она как ни в чем не бывало продолжает качаться. Наверное, не слышит. Подпрыгиваю, желая остановить качели. Она болтает ногами и, не глядя вниз, далеким голосом требует:

— Никому не рассказывай о Пате. Он — лучше нас, потому что страдал. Пока человек страдает, он живет. Счастье приходит после смерти. Не бойся страдать. От радости умирают раньше. Отдай перстень Пату и успокой его. Никто не вправе мучить мертвых…

— Да как же я ему отдам перстень? В зеркало, что ли, брошу?!

— Отдашь, когда встретишься с ним, — зло прокричала Наташка и улетела так высоко, что я потеряла из виду ее ноги.

Хочу подпрыгнуть, но срываюсь и лечу вниз.

Вздрагиваю всем телом и просыпаюсь.

Ну почему мне все время снится Наташка? Может, я привыкла к этим снам? Какой ужас! Она сказала, что я встречусь с Патом. Значит, из нас троих умру я? Ни за что не возьму назад перстень. Пусть остается у Инги. И зеркало буду обходить стороной. Хватит с меня ужасов! Я свое отстрадала, так что ж теперь, умирать прикажете? Господи, а может, Инга так мила потому, что уверена в моей скорой смерти?

Лимон лежал в ванной, утопая в пене. Вошла Инга и подала радиотелефон. В трубке раздался бодрый голос Федороса:

— Да, голубь, птица ты большого полета. Это Димитрис.

— Понял, — буркнул Лимон.

— Ничего ты не понял. Только что я встречался с Ходжой, и он с удовольствием перекинул на меня все заботы о твоей жизни. Вечерние газеты выйдут с сенсационными шапками — «Стрельба в центре Афин!», «Труп на Каланаки!», «Нападение на Димитриса Федороса!». В общем, лучше не придумаешь. Я уже продемонстрировал свой праведный гнев. В полиции поклялись, что найдут тебя в течение двух-трех дней. Так я им и поверил! Короче, я еду к тебе. Мои ребята произведут вокруг виллы небольшой осмотр. Ходжа поклялся, что снял посты.

Если все о'кей, организуем маленький штурм. Но без применения оружия. По ребятам не стреляй.

Хватит Феодосия. Жалко, неплохой мужик был.

Погорячился ты с ним. Правда, получилось впечатляюще. Придется из общих доходов его вдове пенсию выплачивать.

Лимон ничего не ответил и вернул телефон Инге.

— Звонил Солон, твой подлец Ика забаррикадировался в каком-то чулане на Поросе и отказывается выходить. Требует, чтобы ты сам за ним пришел.

— Правильно делает, — кивнул Лимон. — Сейчас в дом вломится много народа. Отправляйся в свою спальню, если услышишь стрельбу, срочно вызывай полицию.

Инга внимательно посмотрела на него:

— Что-то серьезное?

— Нет. Легкий розыгрыш, — ответил он и с головой погрузился в пышную пену.

Через несколько минут Лимон, поменяв рубашку и натянув джинсы, уселся в кресло перед камином, с пистолетом на коленях и «лимонкой» у ног, спиной ко входу в ливинг-рум. Немного погодя в дверь громко постучали. Потом стали бить ногами.

И наконец по лестнице с крыши в комнату спустилось трое парней с пистолетами. Не подходя к Лимону, открыли входную дверь. В ней с телохранителями показался Федорос. Важно переступил порог, прошелся по комнате и, видя, что Лимон никак не реагирует, предложил:

— Поднимемся на ретере, пусть тебя увидят, Там и поговорим.

Лимон, подхватив гранату, пошел вперед. На крыше не было ни души.

— Шары катаешь? — кивнул Федорос на дорожки кегельбана.

— Головы, — мрачно пошутил Лимон.

— Крутой ты мужик! Давно такого подыскивал.

— Смотри не перехвали.

— Всегда приятно сказать доброе слово человеку, пока он жив.

— Не будем о грустном. Рассказывай.

Федорос причмокнул, зажмурился, широко раскрыл глаза, плюхнулся в качалку и принялся излагать.

— Ходжа на тебе поставил крест. Большой хитрец! Чего марать руки, когда приятель напрашивается заняться этим? Это, считай, уже пройденный этап. За тобой — Глифада. Понятия не имею, как ты умудришься из этого района выбить Ходжу, но другого выхода нет. В противном случае мне придется выполнять обещание, данное Ходже.

— Руки у тебя не доросли, — небрежно заметил Лимон.

— Учти, — не замечая реплики, продолжил Федорос. — Через несколько дней открывается курортный сезон. Все заведения в Глифаде готовятся к торжественному открытию. Уйма народа соберется. Обычно все начинается в танцевальном центре «Парадиз». В Глифаде есть очень живописный мысок, весь в пальмах и цветах. Там этот центр и расположен. Самые престижные дамы съезжаются туда.

Потом начинают работать все дансинги, рестораны, таверны, казино. Хозяин каждого заведения платит людям Ходжи. Раньше рэкетом занимались всякие ублюдки, шантрапа. Ходжа поставил на организационную основу. Мне бы хоть на этот сезон заполучить Глифаду — и то уже солидный куш.

— Как туда проехать? — Лимон прохаживался по ретере, курил и любовался морским закатом.

— Ребята подкинут. Мы посадим тебя в машину, а по дороге сбежишь. Только, умоляю, никого не увечь. И так люди роптать начинают. Про китайца в «Золотом драконе» помнишь?

— Как его зовут?

— Чан. Он среди своих выше всех на голову. Говорит по-русски. Кстати, Ходжа тоже говорит по-русски. До шестьдесят второго года жил с родителями в Москве. Отец был торговым представителем. Потом Никита всех турнул. До революции в Албании Ходжа в службе безопасности пост занимал Его на родине, по-моему, приговорили к вышке.

— Мне с Ходжой пока не резон встречаться.

Китайцу можно доверять?

— Китайцам вообще доверять нельзя, — усмехнулся Федорос. — Но Ходжу они не уважают. Скажи, что за помощь гарантируешь неприкосновенность их заведения. Ходжа на них несколько раз наезжал. А мы не будем. Курочка ведь должна по зернышку клевать.

— В таком случае поехали.

— Не торопись. Я обдумал твое предложение по вхождению в бизнес. Обманывать не хочу. Чего надеждами зря тешить? Тут ведь такая штука. Из Афганистана через Таджикистан на Украину гонят «дурь».

Там получают опиум и кораблями из Одессы пересылают сюда. За это отвечаю я. А реализация лежит на Ходже. Мои в этом — всего двадцать процентов.

Поэтому делиться особенно нечем…

— А сколько у Ходжи? — для проформы спросил Лимон, понимая, что Федорос все равно соврет.

— Об этом спроси у него, — уклонился тот. — Но тебе места в этом раскладе пока не вижу.

Лимон щелчком далеко отбросил окурок. Взял стоявшую на столике бутылку водки, сделал несколько глотков. Поморщился и подытожил.

— В таком случае Глифадой заниматься не буду.

— Будешь, — жестко отрезал Федорос. — Я у Ходжи лицензию на твой отстрел даром, что ли, приобрел?

— Значит, наркобизнес мимо меня?

— Пока да.

Лимон подошел вплотную к Федоросу. Тот напрягся и сделал едва заметный знак рукой ожидавшим на лестнице телохранителям.

— В таком случае я возьму Глифаду и верну ее обратно Ходже в обмен на твою долю. А заодно расскажу о нашей встрече. Он ведь по-русски понимает, в отличие от тебя?

Федорос провел рукой по покрытой рубцами лысине, крикнул охраннику:

— Принеси из холодильника вина, — и встал с качалки. Не глядя на Лимона, стал прохаживаться по ретере, теребя короткие усы согнутым указательным пальцем.

Получив запотевшую бутылку и фужеры, обратился к Лимону:

— Будешь?

— За что?

— За твою долю в совместном бизнесе.

Лимон взял наполненный фужер и, чокнувшись с Федоросом, решил сделать ответный жест.

— Твои двадцать процентов останутся при тебе.

Не будешь блефовать, получишь еще пять.

На что Федорос рассмеялся и, похлопывая себя по животу в форме арбуза, обращался во все стороны с наигранным возмущением:

— Нет, вы только посмотрите на него! Мне из моих же денег решил выделить долю Ну, наглец!

Каков наглец! Только тебя нам здесь и не хватало!

Жили, жили и дожили! Нет, Лимон, твой напор уважаю, но не перегибай палку. И учти последнее.

Если устроишь в Глифаде пальбу, все объединятся с Ходжой против тебя. И я в том числе.

Лимон пожал здоровым плечом.

— Ты, Димитрис, от совкового принципа — и рыбку съесть и на одно дело сесть — никак отойти не можешь.

— Что поделаешь — привычка, — согласился Федорос. И оба рассмеялись.

Они спустились по лестнице. Лимон поднял руки, положил их на затылок и вышел из дома в окружении охранников Федороса. Его посадили в старый «Мерседес» — фургон на заднее сиденье. По бокам устроились парни с пистолетами, впереди сел уже известный ему Лука.

Во вторую машину уселся Федорос с телохранителями.

Миновали набережную и долго крутились по узким улочкам, пока не выехали на шоссе, ведущее к аэропорту. Лимон узнал это шоссе. Он постоянно посматривал в зеркало на лобовом стекле. Машина с Федоросом перестала их сопровождать. Как только водитель свернул с автострады, Лука предупредил:

— Мы тебя высадим возле гольф-клуба. Там возьмешь такси и прямо по набережной доедешь до центра Глифады. Увидишь церковь, а слева будет китайский ресторан. Понял?

— Найду, — сквозь зубы процедил Лимон, предчувствуя дикую боль в раненом плече.

Охранники, сидевшие по бокам, совсем расслабились. Поигрывая пистолетами, смотрели по сторонам. Лука, судя по начальственному поведению, был не вооружен. Пришло время действовать. Как только водитель притормозил на красный свет, Лимон, мгновенно подтянув ноги, разжал их, словно в коленях были мощные пружины. Кресла старенького «Мерседеса» сорвались со стопоров и вдавили шофера в руль, а Луку — в лобовое стекло.

Одновременно Лимон коротко махнул руками и ребрами ладоней попал в шеи сидящих по бокам.

При этом сам издал душераздирающий вопль от острой боли в плече.

На несколько секунд воцарилась тишина. Давя ногами в отъехавшие сиденья, Лимон забрал у неподвижно завалившихся охранников пистолеты и, открыв задние двери, вытолкал парней из машины.

Шофер, которому руль врезался в грудь и, очевидно, сломал ребро, шумно дышал, стонал и не пытался высвободиться. Лука, наоборот, стремился развернуться. При его огромных габаритах это оказалось невозможным. Отжать сиденье назад тоже не получалось, так как не мог найти рукам точку опоры.

Лимон ослабил левую ногу и приказал шоферу:

— Быстро выматывай!

Тот не заставил долго ждать. На светофоре включился зеленый свет, и машины стали их объезжать под резкие взвизги гудков.

Лимон отпустил сиденье Луки. И, показывая пистолетом, приказал:

— Садись за руль.

Тот молча перелез на водительское место.

— Поехали.

Как только отъехали, Лимон приказал свернуть в переулок.

— Вперед нельзя, там наверняка уже предупредили полицию. Давай-ка огородами.

Лука все так же молча повиновался, чем заслужил одобрение Лимона:

— Ты мне нравишься. Не дергаешься, когда не надо. Будешь со мной работать?

Лука промолчал. Лимон ткнул пистолетом его в затылок:

— Я тебя спрашиваю. Хотя можешь молчать.

Так будет правильней. Молчание ценится дорого…

Передай Федоросу, что убегать я еще не научился.

А для себя запомни мое предложение. Хватит у Федороса на рынке баб на мелочь трясти. Со мной будешь зарабатывать крупно. Единственное, придется держать язык за зубами. Похоже, это ты умеешь.

— Я на мокруху не пойду, — буркнул Лука.

— Ну, с этим я и сам справляюсь. Завтра придешь в девять утра. Заодно проверишь, нет ли за домом слежки. Понял?

— Чего не понять.

— Тогда объясни, куда ехать, и вали из машины.

Лука довольно удачно объяснил жестами, где и как сворачивать. Потом, не прощаясь, вылез и пошел не оглядываясь.

Лимон, превозмогая боль в плече, поехал, держа руль правой рукой и ею же переключая скорости.

Ресторан «Золотой дракон» нашел довольно просто. Уже с порога заметил высокого официанта, обслуживавшего посетителей. Выбрал пустой столик возле аквариума, в котором плавали золотые рыбки. Когда официант проходил мимо, тихо назвал его по имени:

— Чан.

Тот и ухом не повел, унося поднос с посудой. Но спустя несколько минут с улыбкой подошел к Лимону.

— Ты русский?

— Да. У меня к тебе дело.

— Говори, пока буду записывать заказ. Туг больше никто тебя не поймет.

— Я приехал, чтобы вышибить из Глифады людей Ходжи.

Чан никак не отреагировал, продолжая смотреть в меню и делать записи в блокнотике.

— Рассчитываю на вашу помощь. Готов выслушать ваши условия. quot;

Чан распрямился и громко сказал:

— Значит, приношу утку по-гонконгски, с ананасами, в кисло-сладком соусе.

— Да подожди ты с уткой! — прервал его Лимон.

Чан улыбнулся и, понизив голос, объяснил:

— Я эти вопросы не решаю, а поесть тебе все равно придется. У нас гости хозяев не обижают.

— Тогда тащи самое вкусное и бутылку водки, желательно «Московскую».

Чан испарился. Лимон с интересом рассматривал зал. В Москве он побаивался ходить в новые китайские ресторанчики, предпочитая «Пекин», где хотя бы не отравят. Как не похож был интерьер этого уютного, наполненного экзотикой зала на огромный московский ангар. Вот уж точно — тут Китай капиталистический, а там такой же, совковый.

Некоторые столики были отгорожены ширмами с красивыми рисунками. В центре располагалась четырехугольная пагода под изогнутой красной крышей. По углам сидели бронзовые Будды. К стенам прикреплены огромные веера. Было много зелени и серых камней среди сочной, натуральной травы.

Мелодично журчала вода в фонтанчиках.

В такой умиротворенной обстановке не хотелось говорить о насилии, но жизнь диктовала иначе. К столику подошел Чан, толкая перед собой тележку с блюдами, и за ним маленький, кругленький, очень улыбчивый китаец с мешочками под раскосыми глазами. Он попыхивал сигарой.

— Шеф ресторана, господин Фанг Хо, приветствует вас и угощает за счет заведения, — торжественно произнес Чан. При этом шеф растянул губы в самой дружеской улыбке.

Лимон кивнул и тоже улыбнулся в ответ. Господин Фанг Хо сел напротив, а Чан принялся расставлять закуски, комментируя их:

— Для начала — салат с овощами и соей вантам и пирожки с овощами — лумпия. Сразу же предлагаю куриный суп — карри с горохом — маш. А остальное пусть греется на мармите.

Он поставил на горелку в центре стола металлическое блюдо на три порции.

— Здесь у нас свинина с шампиньонами и бамбуком, рядом утка по-гонконгски и с краю — отварной рис. Соусы к нему — этот из земляных орехов, тот — соевый и в бутылочке — карри. Кроме того, рекомендую попробовать китайское пиво.

Светлое.

Лимон с удовольствием бы набросился на все перечисленные экзотические блюда, но следовало показать китайцам, что он пришел по важному делу, а не пожрать на халяву. Догадался, его решили проверить. Кто знает, может, перед ними безработный, готовый за кусок утки наврать что угодно. Поэтому закурил и, не притрагиваясь к еде, спросил:

— А водка?

Чан несколько смутился:

— Наши клиенты ее редко заказывают, поэтому в баре оказалось всего полбутылки. Мы же подаем порциями по двадцать грамм.

— Ты вот что, вылей все в один фужер и принеси.

Чан обернулся за несколько секунд. В полном до краев пивном стакане плавал кусочек льда. Лимон сделал несколько глотков и обратился к господину Фанг Хо:

— Мне порекомендовали вас, как людей достойных и больше всего ценящих стабильность.

Чан быстро перевел, а шеф утвердительно кивнул.

— Вы что-нибудь слышали про налет на меховой магазин и стрельбу на Каланаки? — спросил Лимон.

Чан снова перевел, но на этот раз на лице шефа не отразилось ни одной эмоции. За него ответил Чан:

— Мы не привыкли интересоваться делами, которые нас не касаются.

— Считайте, что они вас уже коснулись, — без малейшей угрозы спокойно заявил Лимон и отхлебнул из бокала. По выражению глаз официанта понял, что китаец хитрит и, конечно же, в курсе всех происшествий, особенно раз они коснулись таких авторитетов, как Ходжа и Федорос. Поэтому признался:

— Оба эти дела совершил я, потому что собираюсь покончить в Афинах с группировками и взять все в свои руки.

Чан перевел. Шеф попыхивал сигарой в знак того, что он понимает, о чем говорит Лимон. И коротко ответил на своем птичьем языке:

— Господин Фанг Хо, разумеется, слышал об упомянутых тобой людях, однако лично с ними не знаком, поскольку его бизнес не пересекается с их делами.

Лимон и не ждал широких китайских объятий.

Он приготовился к долгому разговору, хотя в желудке начались голодные судороги.

— Мне объяснили вашу любовь к нейтралитету.

Я это уважаю, поэтому прежде, чем начать боевые действия, решил нанести вам визит.

Послушав Чана, шеф дипломатично прикрыл глаза в знак одобрения. И, в свою очередь, задал несколько вопросов.

— Господину Фанг Хо хотелось бы узнать о тебе подробнее, — начал официант.

— Меня зовут Лимон, и этого достаточно.

Чан посмотрел на шефа, тот повторил: «Лимон?» — и кивнул.

— Твой приезд не остался незамеченным, — прокомментировал Чан реакцию Фанг Хо.

Лимон и не сомневался, что хитрый Федорос предупредил китайцев о его приходе и дал соответствующую характеристику. Пора заканчивать с дипломатией, а то ведь голод — не тетка.

— Короче, Чан, времени в обрез, не хотелось бы начинать, не договорившись. Каковы ваши интересы в Глифаде? Лучше выяснить сейчас, пока я не наложил на этот район руку.

Китайцы долго о чем-то совещались, потом шеф встал и, поклонившись Лимону, быстро направился в свой офис, расположенный за баром. Чан объяснил:

— Ничего особенного, он должен кое-что обсудить. Пожалуйста, поешь. Мне тоже нужно идти к клиентам.

Лимон принялся за китайские угощения. В супе никакого гороха не оказалось, вместо него была прозрачная скользкая лапша. Однако острота и необычный вкус понравились. Пирожки оказались воздушными. «Таких можно съесть штук десять», — подумал, ощущая свежесть овощной начинки. Но все салаты и прочее превзошла утка по-гонконгски.

От необычности и обилия вкусовых ощущений, придаваемых утиному мясу жирной, насыщенной травами кисло-сладкой подливой, Лимон даже забыл о водке, оставшейся в стакане.

К тому времени как шеф в сопровождении Чана вернулся к столику Лимона, он уже расправился и со свининой, оценив по достоинству сочную нежность вырезки. С сытостью на смену энергичному напору в разговоре пришел солидный покой.

— Мы рады, что тебе понравилась наша кухня, — широко улыбнулся Чан.

— Надеюсь, вам мои предложения тоже? — в тон ему ответил Лимон.

Фанг Хо снова вежливо поклонился и сел напротив.

— Есть что обсудить, — согласился Чан, сделав уважительный жест в сторону шефа.

Тот не спеша закурил сигару, пустил в сторону дым и произнес всего несколько слов, доверив их толкование официанту. Чан с достоинством взглянул на Лимона и тихо сообщил:

— Фанг Хо обсудил возможные проблемы и согласен оказать тебе некоторые услуги, не выходящие за рамки нашего нейтралитета. Ему нравится идея, потому что чем меньше рук, протягиваемых для пожатия, тем меньше вероятность обмана. Китайские семьи не отличаются непомерным аппетитом. Мы готовы взять на себя контроль за гольф-клубом и его тотализатором.

— Договорились, — кивнул Лимон в сторону Фанг Хо и спросил у Чана:

— С кем я буду оговаривать детали?

Чан перевел вопрос шефу, тот ткнул в него пальцем, встал и с притворно-застывшей улыбкой откланялся. Когда он ушел, Чан доверительно признался:

— Фанг Хо очень высоко оценил тебя и твою решительность. Ему нравится, когда люди не торгуются, а точно знают цену каждому поступку. Можешь рассчитывать на нашу помощь.

— Я думаю, прежде всего мне нужна машина с чистыми номерами. — При этом Лимон повел взглядом в сторону вошедших в ресторан двух полицейских в мотоциклетных шлемах. Они что-то выспрашивали у метрдотеля.

— Разговор о машине, брошенной возле нашего ресторана. Замешана в каком-то конфликте, — прислушавшись, объяснил Чан.

— Да. Я выкинул из нее четырех человек. Так ты уж постарайся, чтобы отсюда я уехал на не вызывающей подозрения фараонов.

— Найдем, — кивнул официант.

Лимон, больше не обращая внимания на разгуливающих по залу полицейских, продолжил:

— Завтра, в первой половине дня, ко мне на виллу нужно будет доставить двадцать штук морских свинок и два килограмма ртути.

— Где же мы ее возьмем? — засомневался Чан.

— Скупите все градусники в Афинах, — пошутил Лимон.

— Я проконсультируюсь… Что еще?

— И штук сорок презервативов из тех же аптек.

— Странный заказ, — покачал головой официант и все записал в свой блокнотик. Потом, видя, что полицейские удалились, предложил:

— Я принесу тебе на десерт ликер из киви и бананы, запеченные с медом, а сам займусь машиной.

— У меня от твоих сладостей задница не слипнется? — усмехнулся Лимон, выражая свое удовлетворение от посещения ресторана.

Чан беззаботно рассмеялся дружеской шутке и поспешил за десертом. Лимон потерял интерес к китайскому ресторану и углубился в свои мысли.

Он был почти уверен, что пророчество Инги относится к нему. И все-таки надеялся, что вытеснение Ходжи из Глифады пройдет без осложнений. Оставался вопрос, который его занимал больше, чем возможность собственной смерти. Нужна была напарница. Инга не сомневалась, что за помощью он обратится к ней. Однако стремление Ольги остаться с ним подталкивало к другому решению. Он понимал, что привлечение княгини к операции больно ударит по самолюбию Инги. Ведь вся ее внезапно возникшая страсть к Ольге всего лишь коварная попытка оттереть ее от него. Инга взялась отстаивать свои права жестко и властно. Привлекая Ольгу, Лимон должен объяснить ей, на какой риск она идет. Ведь никто не даст гарантий, что все пройдет как по маслу, возможны любые столкновения не только с людьми Ходжи, но и с греческой полицией. А это уже криминал. Не дай бог, что-нибудь с ним случится, Ольгу могут надолго упечь в тюрьму как соучастницу. Инга не протянет руку помощи, а уж о Солоне и думать нечего. С другой стороны, сама судьба кинула ее в объятия Лимона, и терять свою единственную привязанность в жизни он не хотел. Пусть княгиня будет рядом. Пусть знает, что его ремесло — рэкет, убийства, насилие. Об этом он ей должен рассказать сегодня же и предоставить самой решать, по пути им вместе или, пока не поздно, лучше разойтись в разные стороны.

Внутренний голос подсказывал, что княгиня останется с ним, и от этого на душе было особенно тревожно. К себе Лимон был не менее безжалостен, чем к окружающим. Ему ничего не стоило переступить через свое любое, даже самое сокровенное желание и больше никогда не вспоминать о нем. С Ольгой обстояло несколько иначе. Она сумела найти в глубине его души маленькое незащищенное местечко и поселиться там. Потому их отношения держались на его нежелании расстаться. Лимон понимал, что забота о княгине — излишняя роскошь для его натуры. Беря ее с собой, он не сможет полностью превратиться в исполнителя собственного плана, а будет каким-то десятым чувством заботиться о безопасности княгини. Это-то и способно подтолкнуть к катастрофе. С Ингой будет проще.

Он предоставит ей самой позаботиться о благополучном исходе их затеи, но после этого уже будет не вправе продолжать отношения с Ольгой. Все вернется на старый лад. Этого он не хотел больше всего на свете.

Лимон четко решил для себя последний раз испытать судьбу, и если предсказанная смерть отступится от него, то уж больше не будет искушать эту милую старушку, в руки которой он передал уже достаточно жертв.

Закончив слишком глубокие копания в своих чувствах, Лимон машинально, залпом выпил рюмку зеленоватого напитка и, не почувствовав вкуса, принялся высматривать Чана. Тот, появившись в зале, сделал ему знак головой, призывавший следовать за ним.

Во дворе ресторана стояла «семьсот сороковая»

«Вольво» цвета мокрого асфальта. Чан авторитетно заявил:

— Это как раз то, что тебе необходимо. Солидно и надежно.

Лимон согласился с ним и хотел уже садиться за руль, как Чан неожиданно спросил:

— Тебе нужен план Глифады со всеми точками, контролируемыми Ходжой?

Еще только начиная разговор с китайцами, Лимон решил не просить подобного плана, чтобы не показать себя человеком неподготовленным и слабо ориентирующимся в районе, который решил подчинить своей власти. К тому же он наделся на Ику, знавшего тут все заведения наперечет.

— Спасибо. У меня есть план. Сверим, если что-нибудь не заладится, — сказал он на прощание и выехал из дворика на улицу.

Машина шла мягко, плавно и напористо. Увидев указатель на Пирей, Лимон решил, что в самый раз забрать с Пороса забаррикадировавшегося там Ику Сотириади. Всего полчаса потребовалось, чтобы он очутился на залитой светом рекламы и фонарей набережной. Подъехав к причалу, Лимон вылез из машины, и к нему тут же подбежал юноша, что-то предлагающий на греческом языке.

Лимон произнес всего два слова:

— Порос, глиссер!

— О'кей, — закивал юноша и потащил Лимона к яхтам. Там на лавочке сидели пожилые греки и играли в нарды. Увидев Лимона, встали, ожидая выгодной просьбы. Лимон жестами объяснил, что ему нужно очень быстро попасть на Порос, и, посовещавшись, греки дали указания юноше, который подбежал к красавцу катеру, стремительностью и элегантностью форм напоминавшему гоночную машину. Выложив на доску с нардами деньги, Лимон пожал руки моряков с мозолистыми ладонями и, держась за плечо парня, спрыгнул в катер.

Они неслись по вечернему морю в серебристом свете луны и в отсвете полыхающего огнями нимба, висящего над древним городом. Иногда огромными домами проплывали мимо них морские паромы и океанские лайнеры. На них весело и возбужденно бурлила жизнь, обрушивая на стремительный катер снопы света, волны музыки и порывы веселья.

Порос встретил их тихим мерцанием провинциального вечера, ютящегося в многочисленных тавернах. Лимон, привыкший с первого раза запоминать места, где он однажды побывал, безошибочно нашел таверну, в которой их несколько дней назад поджидал человек с красной шляпой в руке. Сейчас его не было. Пришлось справиться у шустрого хозяина таверны.

— Где сидит Ика?

Лицо хозяина просияло от радости. Кроме слова «Ика», он ничего не понял, но и этого было достаточно, чтобы подвести Лимона к узкой щели в стене, у самого тротуара. Наклонившись, Лимон позвал Сотириади. Тот откликнулся мгновенно. А еще через несколько минут предстал перед Лимоном в очень неприглядном виде. Немытый, заросший щетиной, с воспаленными глазами.

— Я уж не надеялся, — принялся тараторить он. — Как они меня пытались отсюда выкурить, на какие уговоры не скупились, деньги предлагали. А я на них плевал. Ты уехал, а озлобленные люди Ходжи полночи сидели в таверне и поджидали меня, чтобы продырявить из всех стволов. Вот я и забаррикадировался.

Лимон отдал должное находчивости Ики. Инстинкт самосохранения в нем был развит чрезвычайно Поэтому предать, продать, заложить, если это касалось собственной жизни, не представляло для Сотириади никакой проблемы. В сущности, ничего удивительного в этом не было, и у Лимона не дрогнула бы рука разрядить в тощую фигуру Ики обойму, как только он перестал бы быть ему нужен.

Следовало отдать должное Сотириади, тот и не сомневался в намерениях по отношению к себе любой из сторон, которой он в данный момент прислуживал. Всю свою жизненную энергию он тратил на то, чтобы, подобно зайцу, успевать перепрыгивать в подготовленные для него временные безопасные ниши.

— Поехали, — скомандовал Лимон, и они быстро уселись в катер. Обратный путь прошел под аккомпанемент непрекращающейся болтовни Ики, сетовавшего на свою жизнь и намекавшего на солидное вознаграждение, чтобы он наконец смог бы слинять навсегда в Южную Америку.

Дома их ждал ужин при свечах, накрытый стараниями Инги и Ольги на крыше виллы. Ретере было украшено разноцветными гирляндами китайских фонариков. На столе красовалось огромное блюдо мусаки — баранины, запеченной с помидорами, баклажанами и брынзой. Из ведерок со льдом торчали бутылки шампанского. Рядом стояли бутылки водки и графины с томатным соком.

Морская прогулка заметно прибавила аппетита Лимону, отметившему, что китайская еда не дает долгой сытости. О питавшемся все эти дни одним сыром Ике и говорить не приходилось.

Весело и шумно все уселись за стол. Инга и Ольга в четыре руки ухаживали за Лимоном. Ика, не обращая ни на кого внимания, обеспечивал себя сам.

— Что за праздник? — поинтересовался Лимон.

— Мы с Ингой стали самыми родными сестрами и счастливы, что обе любим одного достойного человека! Между нами воцарились мир и покой, за что и предлагаем выпить по первой! — воскликнула Ольга и бросилась целовать Ингу.

Лимон пожал плечами и молча Выпил. Ика последовал его примеру.

Ольга и Инга продолжали наперебой рассказывать об общих планах на дальнейшую жизнь. Они планировали совершить круиз по Средиземному морю и принялись уговаривать Лимона поехать с ними.

— Завтра начинается мой круиз по Глифаде, — серьезно сказал Лимон. Он практически не пил, если не считать нескольких бокалов французского шампанского «Кордон Бле». — Я беру с собой Ику и Ольгу.

Над столом повисла тишина. Сотириади втянул голову в плечи и ковырял вилкой кусок баранины.

Ольга метала взгляды то на Лимона, то на Ингу. Та отвернулась, чтобы никто не увидел вспышку злобы, исказившую ее лицо.

— Мне необходимо переговорить с княгиней.

Мы немного пройдемся вдоль берега, — ни на кого не обращая внимания, закончил Лимон и встал из-за стола. Вслед за ним поднялась Ольга.

Они спустились по лестнице, вышли из дома, обогнули его и оказались на песчаном пляже. Поскольку Лимон молчал, Ольга заговорила первой:

— Кажется, Инга расстроилась. В таких делах она всегда была рядом с тобой?

— В каких делах? — насторожился Лимон.

— Ну, сам знаешь…

— Это тебе Инга наговорила?

— А что, у меня своих глаз нет? — решила ускользнуть от ответа Ольга.

— И что же ты видишь? — сердито поинтересовался он.

— Все. Какой смысл скрывать от меня. Менты в Москве тебя не случайно выследили. А уж ежели такой важный дедок, как Хромой, не поленился устроить тебе проход через два дома, значит, ты был для него авторитет. Поначалу я не верила, что Хромой погиб из-за тебя, но теперь уверена в этом…

— Ну, и что скажешь? — глухо из темноты спросил Лимон.

— А что мне говорить? Я тебя люблю…

— Убийцу?

Ольга остановилась, развернулась к нему и повисла на его крепкой, негнущейся шее.

— Мой нежный убийца! Я ведь люблю тебя, а не то, чем ты занимаешься! Какая разница? Был бы ты военный, стрелял бы на Кавказе или в Карабахе.

Чем ты хуже их? По мне, так лучше. Вот если бы ты старушку под машину толкнул, было бы обидно…

Лимон опешил от такой детской откровенности и непосредственности. Впервые он слышал о себе совсем нестрашное суждение. Оказывается, его кровавое ремесло не внушает никакого ужаса, а воспринимается княгиней как обычная работа.

Она даже не представляет себе, что за одно общение с ним может нарваться на кучу неприятностей.

«Что это? — задал он себе вопрос. — Или она полная кретинка, или в любви неважно, кто чем занимается?» Впервые Лимон растерялся, столкнувшись с беззащитной верой в него и в справедливость того, что он делает.

— Ты согласна жить с убийцей? — выдавил он из себя.

Ольга отбежала от него и звонко расхохоталась.

— Я согласна жить с тобой! И помогать тебе!

Мне достаточно, чтобы ты любил одну меня, а со всеми остальными разбирайся по своему усмотрению!

— И с Ингой? — решил затронуть вторую щекотливую тему Лимон.

Ольга дурачилась и крутилась вокруг него, забегала по щиколотки в море и обрызгивала его водой.

Вопрос об Инге словно повис в воздухе. Лимон подумал, что она не расслышала. Но, оказалось, не так.

— Инга — моя сестра! И твоя любовница… Что делать мне? Любить тебя и ненавидеть ее? У тебя же нет никаких сексуальных отклонений, чтобы хотеть спать с нами двумя? Ведь нет же?

— Еще чего, — пробормотал Лимон.

— В таком случае Инга не сумеет затащить тебя в свою постель. Мне не придется с ней скандалить Наоборот, я буду ее жалеть. И любить за то, что она мне не соперница. А то, что мы с ней дурачимся в постели, так что в этом плохого?

— Я бы не хотел, чтобы у вас доходило до этого.

К тому же не следует доверять Инге. Она — коварная и властная женщина. Тебе с ней тягаться не под силу.

— Представь, что эта коварная женщина в меня влюбилась!

Лимону надоело убеждать Ольгу. В конце концов, его забота оградить ее от посягательств Инги.

Своей веселостью и беспечностью княгиня, возможно, впервые тронула его закаменевшее сердце.

Она резвилась рядом с ним, ничего не боясь и ничего не желая, кроме его любви и защиты. В его ушах звенело ее радостное определение: «Мой нежный убийца». Лимон не подозревал, что он уже не первый «желанный убийца» в ее столь недлинной жизни.

Ольга снова подбежала к нему, поцеловала и прошептала на ухо:

— Спасибо, что ты решил взять с собой меня, а не Ингу. Мне так хочется быть тебе полезной.

Они еще долго гуляли, обнявшись, не замечая застывшего на балконе силуэта Инги, сквозь слезы наблюдавшей за ними. Когда вернулись в дом, Лимон поцеловал княгиню в щеку и, не откликаясь на ее молящий взгляд, быстро скрылся в своей спальне.

Ольга заподозрила неладное и поднялась на крышу в поисках Инги. Но там лишь храпел Ика, устроившись в качалке. Возникшее вдруг чувство ревности подстегнуло ее, и Ольга почти вбежала в спальню Инги. Та сидела в белом кружевном пеньюаре и раскладывала пасьянс.

Ольга с шумом выдохнула воздух. Инга не оторвалась от своего занятия.

— Что говорят карты? — желая казаться как можно более беззаботной, спросила княгиня.

— Странно. В колодах нет дамы пик, но я чувствую ее присутствие. Она где-то рядом. Это меняет дело, — задумчиво произнесла Инга.

У Ольги чуть не вырвалось признание о пиковой даме, увиденной ею в зеркале. Но боязнь показаться смешной остановила ее. К тому же тогда пришлось бы рассказывать и о Пате, и о его требовании вернуть перстень с черным агатом. Инга могла не так понять и обидеться. Ведь она подарила Ольге кольцо из белого золота с бриллиантом, с которым княгиня отнюдь не собиралась расставаться.

— Ты по поводу того, кто из нас умрет? — спросила она без всякого трепета, скорее ради приличия.

Инга встрепенулась, смешала карты и строго взглянула на подругу.

— Ой! — Ольга вдруг вспомнила о совете Лимона не говорить об этом с Ингой.

— Откуда тебе известно? — властно спросила та.

Ольга растерялась.

Инга встала, подошла к ней и ласково провела горячей ладошкой по ее голове. Потом легко взяла за подбородок, притянула ее лицо совсем близко к своему и заглянула ей в глаза.

— У нас ведь нет тайн друг от друга, — прошептала она.

Пришлось рассказывать. Поначалу о разговоре с Лимоном, потом о зеркале, Пате и пиковой даме.

Более всего Ингу заинтересовал сон, в котором Наташка, качаясь на качелях, попросила при встрече с Патом вернуть ему перстень.

— Вы очень дружил и?

— Никого ближе у меня не было. Наташка меня приютила. Мы с ней были такими же близкими, как с тобой… — призналась Ольга и, боясь обидеть, добавила:

— Только с тобой все иначе. Наташка просто была хорошей девчонкой.

— Что-нибудь из того, о чем вы говорили во сне, произошло наяву? — продолжала выспрашивать Инга, пропустив мимо ушей признания о любовных проявлениях подруг.

— Да. Она предсказала мне встречу с Лимоном.

Однажды я заснула и увидела ее идущей по пыльной дороге за убогим странником. Она шла и повторяла: «Всякая женщина раз в жизни встречает Христа, но не каждая умеет поверить в это».

— И ты поверила, что Лимон — Христос? — охнула Инга.

Ольга зарделась от смущения и не нашлась что ответить.

Инга отошла от нее, вернулась к столику с лежащими на нем картами, села и машинально принялась тасовать колоду. Откровения Ольги показали, что она находится под покровительством высших астральных сил и способна воспринимать сообщаемую информацию. Конечно, смешно было бы объяснять девчонке ее сны. Она ни за что не поверит, что никакой Наташки нет, что просто выбран узнаваемый ею образ, что появление в зеркале Пата говорит о его вине, которая не позволяет приобщиться к душам прощенных. Зато теперь Инга решила внимательнее следить за Ольгой. Оказывается, княгиня хорошо защищена от влияния чужой воли.

И уж если ей передано указание вернуть перстень при встрече с Патом, значит, она не слишком долго задержится на земле. Первым порывом Инги было желание вернуть черный агат, но она быстро передумала. «Успеется еще. Пусть раз уж Лимон так решил, она сделается его помощницей и соучастницей», — сказала себе Инга. К тому же, пока княгиня не вернет себе перстень, она будет неугодна там, наверху. Перстень несет на себе печать многих кровопролитных, леденящих душу тайн, он сам находит себе хозяина и заставляет его поступать так же, как предшественники. От понимания такого назначения перстня Инга передернула плечами, но не испугалась. Она себя тоже причисляла к рангу избранных, поэтому решила поиграть с перстнем в его кровавые игры.

Она занялась пасьянсом и сухо предложила Ольге:

— Иди спать. У тебя завтра будет очень трудный день.

Ольга не сопротивлялась. Подскочила к подруге, поцеловала ее в щеку и покинула спальню.

Инга дождалась полной тишины в доме и, осторожно ступая босыми ногами, направилась в ливинг-рум. Там она зажгла свечи, поставила их на пол возле зеркала, накинула на плечи пурпурную накидку и опустилась на колени. Из полумрака зазеркалья довольно быстро возник молодой граф с белоснежной шевелюрой и васильковыми глазами.

Очевидно, он давно ждал встречи, поэтому заговорил возвышенно и пламенно:

— Мое истлевшее сердце не способно обливаться кровью, мои застывшие глаза не прольют ни одной слезы, мой иссушенный разум не вернет живость мысли, но я, оставленный мучиться в царстве призраков, простился со своей последней верой — верой в спасение, дарованное рукой женщины. От тебя отвернулся ничтожнейший из людей. Потому что даже самый законченный преступник, убийца, исчадие ада хранит в душе хоть один хилый, бледный больной росток, способный откликнуться на любовь…

— Да ведь она его не любит! — взвыла Инга.

— Я не о ней, а о тебе. Хороших мужчин делают женщины, и плохих тоже делают они. Ты рассчитала точно. Еще бы немного — и все земное счастье устремилось бы в твои раскрытые окна. Но точный расчет не всегда бывает единственно верным. Женщина становится счастливой отдавая, а не беря.

Поэтому среди падших не встречаются счастливые.

Ты схватила достаточно. Для чего? Для одиночества.

В каждом новом мужчине будешь видеть претендента на твое богатство. Подозревать любое заинтересованное к тебе отношение. Мечтать о милом, достойном человеке и встречаться с подонками, потому что достойный человек слишком низок и сер для тебя. Вот твой удел. У тебя есть всего одна соперница в любви — ты сама. Любовь — слишком эфемерная штука, чтобы ради нее можно было жертвовать земными благами. Да она и не приемлет этого. Даже если завтра ты все раздашь нищим и останешься голой, любовь не придет к тебе. Любовь приходит лишь к тем, кто живет на земле ради нее. Неужели такую прекрасную планету господь заселил людьми для того, чтобы они ели, пили, блудили и гадили?

— Но она его тоже не любит! — заламывая руки, стонала Инга.

— Она любит тебя. И это еще один грех, взятый тобой на душу. Женщина, способная рожать от мужей, связываясь с женщиной, воспроизводит на свет химер.

— Что мне делать?

— С кем?

— С собой!

— С собой ты уже все сделала. Я больше никогда не появлюсь в этом зеркале. Лучше стану прахом, чем могильщиком последней веры.

С этими словами молодой граф рванул ворот пожелтевшей батистовой рубашки, и из его почерневшей раны на шее по зеркальной поверхности сбежала алая капля горячей крови. Она маленьким пятнышком расплылась на бледной ладони Инги и на ее глазах превратилась в язвочку.

Больше зеркало не захотело внимать мольбам Инги. Оно замутилось, потускнело и покрылось ржавчиной. Не помня себя от горя, Инга, подобрав полы пурпурной накидки, поднялась к себе в спальню. Там она упала на постель и забылась страшным пустым сном, похожим на падение в бездну.

Лимон открыл глаза с первыми лучами солнца, просочившимися сквозь узкие щели жалюзи. Немного полежал, ощущая бодрость и податливость собственного тела, резко вскочил и посмотрел на себя в зеркало. Выглядел он отменно. Удача была отчеканена на его спокойном, уверенном лице.

Каждое утро он начинал с оценивающего взгляда в зеркало. Лимон знал, что, когда он выглядит на все сто, преград для него не существует. Он был рабом своего образа, а образ требовал полной отдачи Ни один актер не сумел бы так сыграть бандита, как это делал Лимон. Если бы он был просто бандитом, таким же, как миллионы других, он бы не выжил. Но Лимон в отличие от них гениально играл роль бандита. Боялись не его, а внедряемого им образа. Это не Лимон убивал налево и направо, а тот, кого он придумал и за кого, как за собственное детище, ответственности не нес. Именно поэтому он мог оставаться в любых ситуациях невозмутимым.

Лимон любил свой образ. Любил свое отражение в зеркале. Но никогда об этом никому не говорил. Самый ничтожный враг мог бы с ним справиться одной левой, будь он настолько проницателен, что сумел бы на несколько дней оставить Лимона без зеркала. Но таких не находилось, и Лимон каждое утро начинал с изучения своего отражения.

Сегодня он остался им доволен. А значит, и готовым к любым, самым беспощадным схваткам с людьми Ходжи.

В восемь часов подъехал фургон, из которого мальчишки-китайцы вытащили клетку с двадцатью пищащими морскими свинками, стеклянную банку со ртутью и запечатанную коробку презервативов. Оставив все это у калитки, они молниеносно испарились. Ольга и Инга, увидев снующих по спинам друг друга, фыркающих недовольными мордочками животных, пришли в ребячий восторг.

Каждая из них в детстве мечтала иметь хомячка.

Лимон позволил им вволю наиграться со свинками, пока он сам вместе с Икой занимался наполнением презервативов ртутью. Делали они это в марлевых повязках, но все равно успели надышаться ядовитыми испарениями и оба ощутили жуткую головную боль.

Когда на вилле появился Лука, Лимон, с холодным компрессом на затылке и стаканом ледяной водки в руке, сидел на ретере и глубоко вдыхал свежий морской воздух.

— Вот пришел, — помявшись на лестнице, доложил Лука.

— Вижу.

— Не дай бог, Федорос узнает, не сносить мне головы…

— Уж коль я тебя не убил, будь спокоен, никто не тронет, — вяло пошутил Лимон.

— Чего делать-то надо? Я обошел вокруг, поглядел, люди Ходжи виллу не пасут.

— А ваши?

— Приказа не было. Федорос сегодня уехал в Патрос. Там у него на винзаводе свои бочки имеются. Собирается расширить торговлю.

— Легализуется понемногу?

— А чего хорошего по подворотням отсиживаться?

Лимон очень хотел курить, но от одной затяжки его уже вырвало. Поэтому приходилось терпеть.

— Налей себе чего-нибудь.

— Спасибо, я пью только к вечеру.

— Вечером как раз предстоит работа. Будем внедряться в Глифаду. Оружие прихватил?

— «Магнум».

— Ого. На медведя, что ли, собрался?

— Я так считаю, взялся стрелять, так чтоб без лишних мучений — наповал, — объяснил со знанием дела Лука.

Лимону понравился такой подход к делу. Он хоть и не планировал крупномасштабных боевых действий, но то, что пострелять придется, не сомневался. Нужно дать понять людям Ходжи, что дальнейшее пребывание в Глифаде чревато для них физической расправой.

— Ты знаешь кого-нибудь в лицо из банды Ходжи, кто пасется в «Парадизе»?

— Знать не знаю, но узнать не сложно. Только давай сразу оговорим, что почем и сколько?

— Хочешь таверну на острове? — лениво спросил Лимон, утомленный головной болью.

Судя по выражению лица Луки, Лимон попал в точку. Какой репатриант не мечтает иметь свое дело, а уж особенно семейный бизнес, которым является собственная таверна. Лука много раз грезил о маленькой, но расположенной на бойком месте таверне. Он сидит важно в кресле, рядом с кассой, а трое его подросших сыновей обслуживают говорливых клиентов. Жена с невестками толкутся на кухне, и все заняты общим делом. Ох, да он готов разрядить всю обойму в кого угодно, если за этим последует исполнение его желания. Однако Лука привык относиться с недоверием к посулам.

— Таверна, без долгов и залога, стоит огромные деньги. Там, в районе Манастыраки, продается одна, так ведь цена за полсотни миллионов уходит, — резонно возразил он.

— А ты бы, пока суд да дело, съездил, узнал, сколько просят, поторговался бы…

— Какая торговля без денег, — со знанием дела намекнул Лука.

— Верно.

Лимон вытащил из кармана чековую книжку и проставил сумму в двадцать пять тысяч, оторвал квиток и протянул Луке.

— Этого для начала вполне достаточно.

Огромные руки Луки задрожали, как у мальчишки. Он щурился, не веря своим глазам, и переминался с ноги на ногу, готовый сорваться с места.

— Иди, иди, ты мне до вечера не нужен. Пушку, смотри, не потеряй, — напутствовал его Лимон. Он знал, что теперь Лука — полностью в его руках и стрелять будет, не раздумывая.

Как только Лука ушел, появился загибающийся от головной боли Ика.

— Хозяин, я сегодня буду не в состоянии сопровождать тебя. Эти пары ртути мне въелись в самый мозг.

— Ничего, Инга быстро поставит нас на ноги, — возразил Лимон. В отличие от Луки Сотириади верить было нельзя ни при каких обстоятельствах.

Лимон не сомневался, что рано или поздно пристрелит его, как собаку, но пока делал вид, что забыл о его предательстве, и даже высоко оценивал его изворотливость.

Инга действительно не растерялась и принялась за дело. Она сделала какой-то отвар из трав, после которого и Лимона, и Ику долго рвало, потом они жевали горькие корни индийских растений. Потом Инга втерла в виски обоим вонючую мазь и отправила спать.

К пяти часам, когда жара начала спадать, Лимон вышел из своей спальни в прекрасном самочувствии. Лука уже вернулся и, разгоряченный победой в торгах, смотрел на него преданным собачьим взглядом.

— Ты сядешь за руль «Вольво». Ика — рядом.

Даже если вас узнают, будут долго кумекать, как это вы очутились вместе в одной машине. Особо нигде задерживаться не станем. Специально стрелять придется раза два-три, не больше. Конечно, если нам не сядут на хвост. Мои приказы выполнять безоговорочно. Без команды не стрелять. И еще. Поглядывай за Икой. Надумает бежать, пальни без предупреждения. Все понятно?

Лука наморщил свой и без того маленький лоб и некоторое время сидел задумавшись. Лимон его не торопил, поэтому Лука решил высказать собственное мнение.

— Люди Ходжи при всех стрельбу ни за что не откроют. Здесь так не принято. Но их достаточно много, и не составит труда нас блокировать. Полиции вечером тоже будет невпроворот. Так что особого размаха для маневров у нас не будет. Каждый год на открытие съезжаются почти все Афины да плюс туристы. Там не то что стрелять, пистолет вытащить не дадут. Тебе, конечно, виднее, но уж коли браться вышибать Ходжу с Глифады, то начинать нужно поздно вечером, когда они съедутся со всех точек в гостиницу «Лондон». Там, возле бассейна, они любят часок-другой расслабиться и сыграть в карты. Место для отстрела удобное. Особенно если заранее забронировать номер с балконом во дворик…

Лимон усмехнулся. Лука оказался не таким безнадежным, каким показался вначале. Желание стать хозяином таверны на Манастыраки активизировало его умственную деятельность.

— Неплохо, — поддержал он Луку. — Финал, надеюсь, будет удачным. Но как проникнуть в гостиницу? Она ведь, как я понимаю, принадлежит Ходже?

— Пошли кого-нибудь из своих девчонок, пусть снимет номер. Туда часто наведываются проститутки. Никто ничего не заподозрит.

Лимон наконец-то смог с удовольствием закурить. А Лука, взглянув на часы, потянулся за бутылкой «Рицины».

Тем временем в спальне Инги шла примерка платья для Ольги. Нужен был дорогой наряд, которого у княгини не оказалось. Зато Ингин шкаф трещал от тряпья. С тех пор как она сменила имидж, все черные платья и блузки оказались ненужными.

Выбрасывать их жалко, а подарить некому. Так и висели. Ольга окунулась в это богатство, как в море, с головой. Под наблюдением Инги она с восторгом перемерила все. Остановились на коротком черном атласном платьице с бретельками и жестким лифом. А сверху на плечи накинули пелерину из серой норки.

— Вечерами в Греции дамы любят носить меха, несмотря на время года, — объяснила Инга.

Ольга была в восторге. Она подтянула черные колготки в влезла в свои лаковые лодочки, прихваченные в московском магазине имени Хромого.

— Великолепно! — оценила Инга.

— Я тебе нравлюсь? — воскликнула княгиня и бросилась целовать ее.

Инга сама заключила ее в объятия. Увидев на Ольге собственное платье, она почувствовала жгучую зависть к сопернице. С каким наслаждением она облила бы это платье бензином и чиркнула спичкой!

Но приходилось сдерживать свои эмоции.

Для Лимона Инга приготовила шелковый мышиного цвета костюм, не сковывавший движения, и коттоновую вишневую майку под горло. Он долго крутился перед зеркалом, приспосабливая пистолет. Оказалось, что пистолет наименее заметен, когда засунут за пояс сзади.

Покончив с одеванием, Инга занялась морскими свинками. Она приготовила порошок, который развела в воде, и, поднося каждую из двадцати к стеклянной поилке, заставила их сделать несколько глотков. После чего свинки стали терять ориентацию в пространстве и прямо на глазах засыпать.

— Учти, — серьезно инструктировала Инга Лимона, — больше двух часов они не проспят. А пробуждение связано с депрессивным психозом. Животные будут какое-то время невменяемы. Не упусти время.

Лимон кивнул и, в свою очередь, приказал Ике привязывать накрепко к шеям свинок презервативы, наполненные ртутью.

Закончив приготовления, они погрузили ящик со спящими животными в багажник «Вольво», переоделись в приготовленные костюмы и уселись в машину. Инга их не провожала, так как ей нужно было успеть повульгарнее накраситься и отправляться в отель «Лондон», чтобы снять на ночь номер для возможных клиентов.

Лука вел машину неторопливо. Больше всех нервничал сидящий с ним рядом Ика. Ольга приноравливалась к новой сумке-баульчику, в которой она должна была разносить морских свинок по ресторанам, дансингам и дискотекам.

Первым был выбран комплекс ресторана, бара и дискотеки «Парадиз». Он находился на небольшом мысе, выдающемся в море. По берегам мыса росли невысокие пышные пальмы, в листве которых перемигивались разноцветные лампочки. В центре возвышались пинии, покрывая своей густой кроной пространство ресторана и танцплощадки. В кадках росли всякие экзотические растения. Все они снизу подсвечивались фонарями. Уже на подъезде к ресторану негде было припарковать машину. Роскошные лимузины говорили о высоком уровне съехавшегося общества. Пришлось оставить Луку и Ику искать место, а самим, положив одну спящую свинку в сумку, пешком отправиться по перешейку, соединяющему мыс с берегом.

Ольга держалась мужественно, хотя ноги у нее наверняка подкашивались. Они купили входные билеты и прошли мимо громил, охраняющих вход.

Посетители уже вовсю веселились. Столики были все заняты. Возле бара толпился народ. А вот танцы еще не начались, несмотря на то что музыка гремела вовсю.

Немного постояв и освоившись в празднично-приподнятой атмосфере, Лимон и Ольга заметили группу элегантно одетых людей. Дамы были в вечерних дорогих нарядах, мужчины в смокингах.

— Это какие-нибудь представители правительства или парламента, а может, и мэрии, пожаловали на торжественное открытие, — предположил Лимон и заключил:

— Что ж, очень удачно. Им мы нашу свинку и подсунем.

Сердце Ольги замерло от напряжения. Лимон отошел от нее, чтобы взять с ресторанного столика графинчик с оливковым маслом. Затем они углубились в тень пинии, и Лимон прошептал княгине:

— Вытаскивай.

Она со страхом запустила руку в сумку и достала безвольно трепыхающееся животное. Лимон обильно полил свинку маслом.

— Чтобы ртуть не приставала к шерсти, — объяснил он.

— Жалко свинку, — чуть не всхлипнула Ольга.

— А чего ей будет? Ученые и не такие опыты над ними производят. Это для них — детская забава.

Он выбросил пустой графинчик и как ни в чем не бывало взял свободной рукой княгиню под руку.

— Пошли.

— А где свинка?

— В руке.

— Увидят же.

— Ерунда. Мало ли, кто с чем ходит. Никто не заметит…

Медленно, словно собираясь танцевать, они прошли по краю площадки к группе официальных лиц. Чтобы не привлекать внимания возможной охраны, Лимон положил просыпающуюся свинку в маленький высокий фонтанчик и не спеша отвел Ольгу подальше от него.

В это самое время корреспонденты и репортеры принялись фотографировать почетных гостей.

Привыкшие позировать, представители власти растянулись полукругом и застыли с дежурными улыбками под бликами фотовспышек. И вдруг дама, стоявшая у фонтана, взвизгнула и отпрянула в сторону. Все озабоченно посмотрели на нее, но увидели нечто необычное. На краю фонтана стоял непонятный зверек, весь мокрый и трясущийся всем черно-белым тельцем. На груди у него болтался какой-то мешочек, который он яростно разрывал лапками с длинными когтями. Из мешочка во все стороны стали разлетаться серебристые шарики.

Кто-то из охранников первым пришел в себя и бросился к фонтану. Зверек от испуга свалился вниз и принялся метаться между ног официальных гостей, разбрызгивая ртуть, которая, собираясь в шарики, летела во все стороны.

Лимон и Ольга не стали дожидаться, пока под визг женщин и ропот мужчин охранники все же поймали злополучную свинку с рваным презервативом, привязанным к шее. Они успели протолкнуться сквозь быстро собиравшуюся толпу любопытных и, не привлекая внимания, вышли за пределы комплекса «Парадиз». У выхода детина-охранник поинтересовался, что там за шум, но они его не поняли.

С большим трудом отыскали машину. Лука, увидев их, удивленно спросил:

— И все? Мы ни одного выстрела не слышали.

В ответ Ольга и Лимон, не сговариваясь, расхохотались. Лука недоуменно посмотрел на Ику, словно спрашивая, неужели он сказал что-то очень смешное. Ика на всякий случай тоже рассмеялся.

— Уезжаем, — скомандовал Лимон и пропустил Ольгу в глубь салона.

Покрутившись по набережной, застроенной роскошными особняками и гостиницами, Лука остановился возле ресторана «Вавилон». Лимон достал из коробки вторую, уже почти пришедшую в себя свинку и, подхватив княгиню, быстро прошел с ней в зал ресторана. Он был тоже полон народа. На эстраде в парке, принадлежавшем ресторану, играл оркестр. Не сговариваясь, Лимон и Ольга сразу принялись танцевать, затерявшись среди многочисленных пар. Свинку им удалось опустить прямо на эстраду. Зверек, поначалу оглушенный ревущей музыкой, сжался, а потом, совсем очумев, принялся бегать взад и вперед, стремясь сорвать с себя тяжелый мешочек.

Поскольку дальнейшее было известно. Лимон взял княгиню за руку и повел к выходу. Через минуту они уже покинули пришедший в движение ресторан «Вавилон». Лука больше не задавал вопросов. Он полностью переключил свои внимание на Ику. Так они объехали еще с десяток ресторанов и дискотек. Свинки, как и предполагала Инга, просыпались по очереди. Но двух, наиболее буйных, пришлось оставить в уютном холле четырехзвездочного отеля «Посейдон». , Ика при этом заметил, что хозяин отеля упорно отказывался платить дань Ходже.

— Ничего, сделавши аборт, по волосам не плачут, — резонно заметила разгорячившаяся от рискованного предприятия Ольга.

Мужчины дружно засмеялись. Время уже приближалось к часу ночи, и пора было ехать в отель «Лондон». Ольга с волнением ждала этого момента, так как Лимон отказался брать ее с собой в номер, который сняла Инга. Ей очень не хотелось, чтобы они там оставались одни.

— Послушай, я ведь тоже могу разыграть из себя проститутку, — уговаривала она.

Лимон остался непреклонным.

— Со мной пойдет Инга, — решительно сказал он и попросил Луку:

— Передай Ике «магнум».

— Я из такого никогда не стрелял, — испугался тот.

— Ничего, это же не в тебя, — проворчал Лука.

Он был уже и сам не прочь пойти с Лимоном и делом доказать, что заслуживает собственной таверны.

Но спорить с Лимоном было бессмысленно. Он никогда не менял своих решений и не отступал от намеченных планов.

Через огромные окна залитого светом холла гостиницы они увидели справа, за стойкой бара, сидящую на табурете Ингу. Мини-юбка задралась у нее до самых ажурных трусиков. Вид был вызывающе-непотребный.

Они развязно подошли к стойке, Ика заказал два «Узо», Лимон похлопал Ингу по ляжке. Она демонстративно отвернулась. В холле, за столиками и на диванах, сидели туристы и о чем-то возбужденно разговаривали.

Лимон еще выпил «Узо», закурил и стал посматривать на Ингу. Со стороны казалось, что он не может решиться, клеить ее или нет. Инициативу проявила сама Инга. Она начала приставать к Ике. Тот сначала не понял, но, взглянув на Лимона и получив разрешение легкой улыбкой, стал изображать сексуального маньяка.

Это продолжалось довольно долго. Потом Инга развернулась к Лимону и что-то громко спросила по-гречески. Он не понял, но на всякий случай кивнул. Она тут же взяла его за руку и потащила вместе с Икой за собой.

Портье, сидевший неподалеку и понявший вопрос Инги, который звучал приблизительно так:

«Возьму у двоих сразу по тройному тарифу», привстал и с восхищением и завистью посмотрел им вслед.

Когда они втроем поднялись на лифте на третий этаж, оказалось, что за неимением свободных номеров Инга сняла такой, балкон которого выходил не на бассейн и дворик, а на шоссе.

— Ничего, — успокоил ее Лимон. — Сейчас Ика постучится в номер напротив и договорится.

Ика молча кивнул и вытащил из пиджака «магнум». При этом руки его дрожали. Лимон поморщился, забрал пистолет и, вздохнув, решил:

— Я сам это сделаю. А вы оставайтесь здесь.

Дверь не закрывайте.

Он вышел в пустой коридор и постучал в дверь напротив. Никто не ответил. Постучал вторично.

Снова тишина. Он уже решил перейти к другой, когда раздался тихий, взволнованный голос, принадлежащий не то мужчине, не то женщине:

— Why?

— Полиция! — грубо крикнул Лимон.

Дверь медленно приоткрылась. В образовавшееся пространство Лимон просунул руку с огромным «магнумом». Этого было достаточно, чтобы хозяин или скорее хозяйка номера грохнулась в обморок.

Когда Лимон вошел, то обнаружил завернутого в полотенце худосочного мужчину в очках. Приказав пистолетом ложиться в постель. Лимон с интересом увидел, что на ней, накрывшись с головой, уже кто-то лежит. Мужчина без лишних слов юркнул под одеяло и тоже натянул его себе на лицо, в результате чего обнажились сразу четыре волосатые мужские ноги.

Лимон почувствовал себя вольготнее, поняв, что попал к «голубым».

Он сел в кресло, взял стоявшую на туалетном столике бутылку виски «Блек энд уайт» и сделал несколько глотков, потом закурил лежащий рядом «Кэмел». «Голубые» не подавали признаков жизни.

Лимон вышел на балкон.

Прямо под ним изумрудно-голубой водой сверкал подсвеченный со дна бассейн. Вокруг него стояли столики с пластиковыми креслами. Зонты были опущены. Поэтому сидящие люди оказались видны как на ладони. Дворик был огорожен густым высоким кустарником, цветущим розовыми цветами.

Эта идиллическая картина заставила Лимона некоторое время стоять не шелохнувшись. Совсем рядом от гостиницы ласково катило свои волны Эгейское море, и луна, отражаясь, преломлялась в каждой из них.

Шум проехавшей машины вывел Лимона из оцепенения. Он увидел, как она вывернула из-за кустарника прямо к бассейну. Это был «Ниссан-Патроль». Из него вылезло шесть человек в темных костюмах. Судя по всему, охранники Ходжи.

Лимон задом шагнул с балкона в номер и тихо прошел к двери. Не захлопывая ее, заглянул в номер Инги и жестом позвал Ику. Тот, зыркнув по сторонам коридора, подошел к нему.

— Иди глянь, твои дружки приехали, — прошептал Лимон.

Ика поспешил на балкон. Облокотился на перила и долго смотрел вниз. Потом вернулся и коротко подтвердил:

— Они. Я узнал только одного, самого здорового. Он среди них — бригадир, остальные все новенькие.

— Ладно, разберемся, — сказал Лимон и, не обращая внимания на притаившихся «голубых», дал указание:

— Спускайтесь с Ингой вниз. Забирайте княгиню и на «Альфа-Ромео» отправляйтесь домой. А Лука пусть объедет отель и поставит машину со стороны двора, там, за кустарником. Ясно?

Ика кивнул.

— Тогда действуй. — Лимон подтолкнул его к выходу, а сам снова уселся в кресло и еще глотнул виски.

«Голубые» вели себя чрезвычайно тактично. Никаких признаков жизни не подавали. Лимон представил себе, как их изобьют ворвавшиеся в номер озверевшие охранники, и чуть не расхохотался от представленной картины.

Выкурив еще сигарету и потушив настольную лампу, он в полной темноте вышел на балкон. Сел в белое пластиковое кресло, а на круглый столик положил оба пистолета. Стрелять все же решил сначала из «Макарова», а уж если завяжется перестрелка, тогда бабахнуть пару раз из «магнума», в основном для эффекта.

Внизу охранники, набрав пиво, о чем-то не то спорили, не то пререкались. Самый здоровый из них ходил задумчиво по бортику бассейна и разговаривал по телефону. Лимон не знал, о чем они там толкуют, но по царившему возбуждению понял, что обсуждается срыв торжественного открытия курортного сезона.

Он спокойно взял пистолет, подержал его в руке, прицелился и положил назад на стол. Встал и вернулся в номер. Там он закрыл на ключ входную дверь, а за ней и вторую, находящуюся непосредственно в комнате. Чтобы не так просто ее было открыть, поднатужился и придвинул к ней вплотную кровать с неподвижно лежащими гомиками. После чего вернулся на балкон.

Больше примеряться Лимон не стал. Вскинул пистолет и, поймав в щель между полом и боковым щитом движущуюся фигуру бригадира, все еще расхаживавшего по бортику бассейна, выстрелил.

Тот взмахнул руками, отчего радиотелефон отлетел в кустарник, и плюхнулся в бассейн.

Охранники повскакивали на ноги и не могли понять, откуда прогремел выстрел. Лимон, не давая им времени вытащить оружие, поднялся на балконе во весь рост и, прицелившись, словно в тире, принялся стрелять в каждого по очереди.

Трое упали сразу, двое отпрянули к кустарнику, шестой успел выхватить пистолет и стрелял неприцельно по окнам отеля. Его Лимон уложил последним выстрелом.

Оставшиеся в живых охранники дернулись через кусты и застряли. Лимону не составило труда добить их из «магнума». Он так оглох от выстрелов, что не услышал, как стали ломать дверь в номер.

Хорошо, что припер вторую дверь кроватью с гомиками. Это дало несколько секунд преимущества.

Лимон, не раздумывая, перемахнул через перила балкона и, сгруппировавшись, с грохотом упал в бассейн. Ему повезло. Попал на самую глубокую его часть, но все равно сильно ударился копчиком.

Быстро всплыл и рванулся к лестнице. Уже поднимаясь по ней, услышал первый выстрел. Но, не оглядываясь, разбежался и ласточкой перелетел через почти двухметровый кустарник. Приземлился на руки и сделал по инерции несколько кувырков в песке, остановившись у самого асфальта дороги.

Возле него скрипнула тормозами «Вольво». Лимон вскочил внутрь машины, и Лука с места набрал скорость. Они успели проехать метров пятьдесят, прежде чем им вслед послышалась автоматная очередь.

— Это уже фараоны, — спокойно определил Лука.

— Жми на полную, пока нет погони. Потом где-нибудь бросим, — тяжело дыша, приказал Лимон.

Лука выскочил на шоссе, ведущее к аэропорту, но, немного проехав по нему, не рискуя проскакивать перекресток, свернул направо в первую попавшуюся улицу. По ней они углубились в какой-то пустынный район и долго не могли выехать на трассу. Оказалось, что они приехали к самому аэропорту, только не к международному, а местному, под названием «Олимпию». Там спокойно поставили «Вольво» на платную стоянку и остались сидеть в машине. Лимон, в мокром, рваном и грязном костюме, не мог вылезти наружу, опасаясь привлечь к себе внимание. Однако долго засиживаться в машине не пришлось. К стоящему рядом «БМВ» подошел худощавый парень и, открыв багажник, стал доставать вещи.

Лука вылез из машины, подошел к парню сзади, нанес тому сокрушительный удар по спине и, словно кожу с банана, снял с парня брюки, рубашку и пиджак. Подбежавший Лимон быстро переоделся.

Парень, оставшийся в трусах, пришел в себя и тут же схлопотал еще один удар, после чего был перенесен в салон «Вольво».

Лука вытащил из замка багажника ключи и уселся за руль. Лимон забрался на заднее сиденье. «БМВ» неторопливо выехала со стоянки. Уже на шоссе, ведущем в сторону Кифисьи, они оба рассмеялись, вспомнив про оставленного в одних трусах парня.

У ворот виллы их с нетерпением ждали Инга и Ольга. Лука не захотел входить, а вместо этого напомнил Лимону о таверне.

— Логично. Сейчас я тебе выпишу чек на остальную сумму, и лучше на время куда-нибудь сгинь, — согласился Лимон.

— Как я могу, ее же не сегодня, так завтра продадут? — возразил Лука.

— Ну, гляди, — я бы на твоем месте повременил. Нервы дороже. Ребята Ходжи могли тебя узнать.

— Я же в машине сидел. Им не до того было, — не соглашался Лука.

Лимон не стал настаивать. Он предпочитал, чтобы каждый сам учился на своих ошибках. Поэтому поднялся к себе в спальню и выписал новый чек. Отдавая его Луке, пожал его широкую руку и пожалел, что теряет надежного помощника.

— Ладно, охота — пуще неволи, — сказал он напоследок и махнул рукой.

Счастливый, Лука уехал.

— Ты же ему дал неподтвержденный чек, — услышал он за спиной голос Инги.

— А все равно воспользоваться не успеет, — не оборачиваясь, предположил Лимон и пошел в дом.

Ольга сидела возле камина, пила «Кровавую Мэри». Ее била нервная дрожь. Лимон подошел и вместо слов благодарности погладил по голове.

— Совсем как Инга, — отозвалась она.

Лимон усмехнулся, поцеловал ее в губы. Потом повернулся и обнял Ингу.

— И тебе спасибо. Глифада наша! Только зачем она нам?

— Все-таки кое-что, — уклончиво ответила та и спросила:

— Есть хочешь?

— И выпить тоже, — отозвался Лимон. Он забыл про ударенный копчик, сел на диван и взвыл от острой боли. Упал ничком на мраморный пол и долго лежал, не двигаясь. Силы оставили его. Нервное напряжение, спадая, тисками сдавливало голову. В таких случаях помогало только одно лекарство — водка.

Инга застыла над ним с фужером в руке. Лимон взял, не глядя, выпил залпом и снова уперся лбом в прохладный пол.

На следующий день все газеты вышли с сенсационными заголовками вчерашнего чрезвычайного происшествия, потрясшего Афины. В репортажах из Глифады сообщалось, что злоумышленники не только сорвали торжественное открытие курортного сезона, но и вынудили надолго закрыть наиболее престижные увеселительные заведения, поскольку подброшенные ими обезумевшие морские свинки раскидали на больших площадях огромное количество ртути. Вызванные для консультаций специалисты срочно потребовали прекратить доступ людей в рестораны, бары, дискотеки, а также отель «Посейдон» до полной очистки их помещений от мельчайших капель ртути, являющейся одним из самых страшных отравляющих веществ.

Кроме того, через газеты предупреждали всех, кто провел вчерашний вечер в ресторанах Глифады, чтобы они вызвали специальные службы для очистки их одежды и обуви от возможного ртутного загрязнения.

Особенно много уделялось внимания инциденту в комплексе «Парадиз». Туда съехались провести вечер представители правительства. В результате жена одного из депутатов отправлена в клинику с нервным стрессом, а сотруднику мэрии ртутные брызги попали в лицо.

Ниже газеты помещали не менее впечатляющие фотографии другой трагедии, уже с человеческими жертвами. Во дворике отеля «Лондон» в тот же вечер, вернее в час ночи, было расстреляно семь человек, предположительно состоявших на службе у одной из преступных группировок, возглавляемых Ходжой.

Преступник вел стрельбу с балкона из номера, в котором находились туристы из Великобритании.

Сейчас выясняется их причастность к происшедшему. По их показаниям был создан фоторобот преступника, который публиковался рядом со статьями. Фотографии самих английских туристов не попали на газетные полосы, поскольку оба были зверски избиты и отправлены в клинику.

Тут же ведущие комментаторы, политологи и депутаты возмущались правительством, при котором возможен настоящий криминальный террор.

О личности самого преступника ни в одной газете не упоминалось, зато имя Ходжи пестрело в каждой заметке.

Обо всем этом, держа в руках стопку газет, Инга рассказывала Лимону, сидя напротив его постели.

Он слушал внимательно, не перебивая. Долго всматривался в фоторобот и обиженно спросил:

— Неужели похож?

Инга улыбнулась странной улыбкой. Она не могла признаться, что сделанный снимок, безусловно, отражает сущность Лимона. Именно таким он бы выглядел, сдери с него маску спокойного равнодушия. Черты характера во многом определяют облик человека, но они не всегда ложатся печатью на его внешность. Многие ужасаются, видя себя на служебных фотографиях быстрого фото, а они-то, как правило, и есть самые объективные и беспристрастные. То же самое фоторобот. Люди, видевшие его мельком, возможно, не запомнили форму носа, разрез глаз, количество морщин, но в их памяти остался его взгляд, а по нему можно довольно точно ощутить, как выглядит душа. Вот эту-то душу свидетели и спроецировали на экран.

— Так похож или нет? — раздраженно повторил вопрос Лимон, вертя перед собой фотографию и; поражаясь чудовищу, изображенному на ней.

— По этому фотороботу тебя могут искать всю оставшуюся жизнь, даже если ты его приколешь к лацкану пиджака, — уверенно произнесла она.

Такой ответ явно устроил Лимона. Потягиваясь в постели, он наигранно безразлично спросил:

— Тогда чего будила?

— Тебе лучше на несколько дней исчезнуть, — серьезно сказала Инга.

— Этот совет я вчера дал Луке, — в тон ей ответил он.

— И тем не менее. Наши друзья считают, что тебе необходимо отправиться на Порос в ту таверну, где ты уже был.

— Там в основном был Ика.

Лимон не любил, когда за него кто-нибудь пытался решать. Тем более легавые. С другой стороны, он и сам подумывал лечь на дно и посмотреть, как события будут развиваться дальше. То, что он отбил охоту у Ходжи соваться в Глифаду, и ежу понятно. Владельцы пострадавших заведений начнут работу не ранее чем через две недели. За это время они потеряют уйму денег и категорически откажутся платить Ходже за охрану их покоя. Охранники, лишившись семи бригадиров сразу, поймут, что сладкая жизнь закончилась и, если что, их первых бросят под дула пистолетов. Те, которые поумнее, разбегутся, а дураки будут шарахаться от любого постороннего звука. Не менее сильный удар по авторитету Ходжи нанесли газеты. Ведь, читая идиотские репортажи, любой козел поймет, что преступник номер один в Греции не кто иной, как Ходжа.

Так что именно ему, а не Лимону, следует прятаться от общественного гнева.

Инга решила настоять на своем. Впервые она волновалась за себя. Раньше, когда с помощью пасьянсов могла распутать и запутать любую ситуацию, опасаться было нечего. Теперь настал и другие времена. Ее появление в отеле «Лондон» наверняка не осталось незамеченным, и, хотя никаких улик против нее не существует. Лимону следовало бы испариться на время. Единственно, чего она не могла допустить, так это его отъезда вместе с княгиней.

Лимон хотел встать с постели, но вчерашний удар о дно бассейна напомнил о себе резкой болью, сковавшей весь позвоночник. Пришлось застыть в полусогнутом состоянии. Лимон охнул и прикрыл глаза, чтобы Инга не заметила в них страдания.

Впервые она увидела его таким беспомощным.

Он не мог ступить ни шагу. Инга легко подбежала к нему и помогла лечь ничком на постель. Села рядом и принялась делать массаж. Потом сходила за мазями, сделанными на основе змеиного яда, и, втирая их, продолжала массировать позвоночник.

Поначалу Лимону было невыносимо больно. Но стоило Инге поднести руку к его затылку, как боль стихла.

— Тебе нужен полный покой. Любая нагрузка на позвоночник приведет к смещению позвонков, 11 тогда уж не побегаешь.

Лимон молчал. Он не привык чувствовать себя беспомощным. В этот момент ему показалось, что начинает сбываться пророчество Инги по поводу смерти. Сейчас любой пацан может подойти к нему вплотную и, ничего не опасаясь, разрядить в голову всю обойму.

— Сколько придется лежать? — сквозь зубы процедил он.

Инга сосредоточилась, сделала несколько пассов над его спиной и уверенно сказала:

— На пятый день отпустит.

— Что ж мне, так и лежать, задницей кверху?

— Если ты предпочитаешь задницей кверху ходить, можешь подниматься, — раздраженно заметила Инга.

Лимон замолк. Какой смысл срывать злость на том, кто тебя лечит?

Инга, почувствовав, что он внутренне сдался, решила довести дело до конца. Она вышла из спальни, поднялась на ретере, где, лежа в качалке, Ика, задрав ноги, думал о превратностях своей судьбы.

— Оторви одну широкую доску от дорожки кегельбана, — приказала ему.

Ика лениво взялся за дело. Оно оказалось не таким простым. Пришлось попотеть. Когда широкая полированная доска оказалась у него в руках, Инга позвала его в спальню, где они аккуратно переложили Лимона спиной на доску и привязали к ней широкими ремнями. После чего перенесли его в «Альфа-Ромео». Разложенное правое сиденье создало идеальную поверхность, на которую удалось положить доску с привязанным Лимоном.

Всю эту экзекуцию он выдержал с закрытыми глазами. Открыл их только после того, как ощутил поцелуй княгини.

— Я поеду с тобой, — прошептала она.

Лимон улыбнулся страдальческой улыбкой.

Инга мягко отстранила Ольгу и повела ее за собой, обратно в дом.

Там она принялась собирать в сумку необходимые Лимону вещи, а заодно с грустью в голосе объяснять княгине ситуацию.

— Мне казалось, что я тебе хоть капельку дорога… — начала она, не глядя в сторону Ольги. — Лимону ты сейчас не нужна. Ухаживать за ним будет Ика. Самому Лимону будет неловко просить тебя о некоторых услугах. А мне хотелось побыть с тобой наедине… Возможно, в последний раз…

— Как в последний? — встрепенулась Ольга. — Разве мы расстаемся навсегда?

Инга посмотрела на нее грустным глубоким взором, таящим в себе немало тайн. Ей не составляло труда обмануть глупую девчонку, но хотелось не просто избавиться от нее, а насладиться ее поражением. После вчерашнего удачного ассистирования Лимону княгиня из смазливой любовницы превратилась в верного ему друга и, по сути, заняла место, ранее безоговорочно принадлежавшее самой Инге.

Тем самым гадательнице было нанесено оскорбление сродни тому, которое она испытала много лет назад на платформе Ильинское. Такое Инга не могла простить даже Лимону. Чем страшнее становилась месть, зарождавшаяся в ее душе, тем беззащитнее и милее становилась ее улыбка.

— Боюсь, что Лимон, встав на ноги, больше здесь не появится. Он сделал достаточно, чтобы наши друзья остались довольны. Ходжа получил серьезный удар по своему авторитету. Правительство — на грани ухода в отставку. Общественность требует навести порядок. Новые люди придут к власти в Греции, и вы спокойно покинете эту страну, оставив меня доживать в одиночестве свои дни…

— Но ведь ты можешь поехать с нами! — с детской непосредственностью воскликнула Ольга.

— Жизнь втроем не может длиться долго. Лимон — человек выбора, и свой выбор он уже сделал.

Он выбрал тебя. Поверь, я не завидую. У него на запястье выколото: «jedem das Seine», и с этим приходится соглашаться. Поэтому-то я и хотела провести последние несколько дней вместе с тобой.

— Но Лимон ничего не говорил мне о нашем отъезде!

— Девочка моя, поверь, я знаю наперед о всех его желаниях и решениях.

Ольга заметалась по спальне, не зная, как поступить. Ее сердце разрывалось на части. К тому же самостоятельно принимать решения она не умела.

— Можно я пойду спрошу у Лимона, вернемся ли мы сюда?

— Не тревожь его. Я ведь тебя не держу. Хочешь ехать — простимся без слез, — тихо и безнадежно ответила Инга, и из ее глаз скатились по щекам крупные слезы.

Ольга не выдержала. Она рванулась к Инге, обняла ее и прижалась губами к ее мокрой щеке.

— Я остаюсь. Ты права — несколько дней ничего не решают, к тому же мы вместе сможем навешать его!

— Да. Я должна каждый день делать ему массаж…

Вопрос был решен. Инга закрыла сумку, вытерла слезы и пошла вниз. Ольга поспешила за ней.

— Ольга не едет, — сообщила Инга. — В машине нет для нее места.

Лимон не услышал ее голоса. Он крепко спал Рядом сидел Ика и отгонял от него мух.

Инга села за руль, помахала рукой княгине и повернула на трассу в сторону Пирея. Она не предупредила Лимона, что Солон заранее подготовил катер, готовый доставить их на Порос, где рядом с уже известной таверной, в маленькой уютной гостинице, отведено два охраняемых номера, для Лимона и Ики. Столь трогательная забота грека шла не от доброго сердца, а от жесткого расчета. Он решил на несколько дней выключить Лимона из игры, чтобы понаблюдать за развитием событий в столице. Возможно, дальнейшая борьба с Ходжой могла потерять смысл, так как поднимающаяся волна общественного негодования несла в руки Ариса Петридиса желанные политические дивиденды.

Из машины проснувшегося Лимона помогли вытащить двое дюжих греков. Его поместили в небольшой салон в носовой части, где при желании могло разместиться человек восемь. Ика суетился рядом и всем своим видом показывал, что является самым незаменимым человеком при Лимоне.

Вместо прощания Инга проинструктировала обоих. Она вручила три баночки с мазями и объяснила Ике, как их следует втирать, не прикасаясь к самому позвоночнику, потом еще раз объяснила Лимону про необходимость лежать на доске без движений и собралась уходить. Но Лимон ее остановил:

— Где граната?

— В сумке.

— Дай в руку. Так надежнее.

Инга молча положила ему на ладонь «лимонку».

— А куда делась княгиня? — внезапно забеспокоившись, спросил он.

— Она осталась на вилле. Не следует рисковать ее жизнью. Девчонка и так напугана. Вчерашний вечер довел ее до нервного припадка.

— Пусть завтра же приедет ко мне, — окрепшим голосом упрямо произнес Лимон. Он не доверял Инге и почувствовал какой-то подвох в том, что княгиня отказалась его сопровождать. Ее горячий поцелуй возник в его памяти и окончательно убедил в наличии какой-то интриги вокруг Ольги.

Видя, что Инга уходит, он, невзирая на боль, напрягся и крикнул:

— Завтра же привези княгиню!

Инга что-то ответила, но шум заработавшего двигателя заглушил ее слова.

Лимон снова закрыл глаза и всю дорогу лежал молча, пребывая в тяжелой полудреме. Ему казалось, что его увозят не из Афин, а из прожитой им жизни. Все кончилось. Там, куда его везут, ничего не будет, кроме одиночества и неподвижности. Он инстинктивно сжимал «лимонку» и неразборчиво шептал слова, к которым сидящий рядом Ика не прислушивался.

У него были свои планы на жизнь. Его одолевало страстное желание: пользуясь беспомощностью Лимона, сторговаться с теми, кто заинтересован в смерти русского рэкетира. Но с кем? Его бывший хозяин, Ходжа, находится в незавидном положении. Смертью Лимона Ика смог бы вернуть расположение албанца, но есть ли смысл делать ставку на него? Федорос тоже заинтересован избавиться от Лимона, но Ика боялся сделать ему подобное предложение. Оставалось сидеть рядом с Лимоном, подобно собаке на привязи, и нюхать воздух, стараясь учуять, откуда подует удача.

А пока он помог матросам вытащить Лимона на пирс Пороса и отправился за уже знакомым ему хозяином таверны в гостиницу. Номера, подготовленные для них, оказались рядом. Более того, их соединял один широкий балкон. Дом был старый, но внутри чистый и опрятный. В комнатах, кроме постелей, стояли плетеные белые кресла, низкие столики. Возле кроватей — большие настольные лампы, плафоны которых были расписаны античными рисунками. Белые шкафы для одежды и посуды несли на себе отпечаток времени. Короче, ничего особенного номера из себя не представляли, но располагали к отдыху деревенским уютом и покоем.

Не успели уложить доску с Лимоном на постель, как прибежал мальчуган с телефоном в руке. Ика тут же потребовал, чтобы все покинули номер, и передал трубку Лимону.

В ней раздался высокий, энергичный голос Федороса.

— Можешь меня поздравить! — кричал он в трубку. — Только что со мной связывался Ходжа. Он в крайне растерянном состоянии. Предложил мне взять на год контроль над Глифадой. Он собирается на некоторое время лечь на дно. Ты представляешь, какая победа!

По буйству эмоций, вырывавшихся из трубки, можно было подумать, что это сам Федорос нанес сокрушительный удар своему давнему противнику.

Лимон его не прерывал, а Ика, уставившись в окно, весь превратился в одно большое ухо.

— Представляешь! — не унимался Федорос. — После твоей затеи все владельцы ресторанов устроили ему обструкцию. Несколько его охранников избито. Полиция хватает всех подряд. Дорога в Глифаду ему надолго заказана. Мои ребята уже наводят контакты. Пока сложно. Многие хозяева боятся повторения чего-то подобного, но мы-то с тобой знаем, что больше некому портить им настроение! — Высокий хохот Федороса подчеркивал его уверенность в Лимоне.

Ика отметил про себя, что пока Федоросу не выгодно распрощаться с русским партнером, но с каждым днем, по мере проникновения в Глифаду, это желание у него будет возрастать.

Лимону тоже не нравилось излишне радостное возбуждение Федороса. Он понимал, что тот после совершенной сделки хочет поменять условия расплаты, поэтому жестко прервал его:

— Нам следовало бы встретиться и оговорить мое вхождение в наш общий бизнес. Время терять нельзя. Сейчас Ходжа пойдет на любые условия.

— Да, как.., конечно же… — замялся Федорос. — Надо бы повидаться, но не сейчас. Тут много всяких ситуаций. Ходжа не так прост. Подождем немного… Да, кстати, у меня выпадает три дня! У нас ведь тоже неприятность вышла. Помнишь, среди моих парней был Лука, такой здоровый, ты его еще в номере запер?

— Помню, — без всякого энтузиазма подтвердил Лимон, заранее зная, что услышит дальше.

— Так вот, представляешь, задавили его сегодня в самом центре города! На глазах у сотен людей!

Бывает же такое. Экскаватором. На Манастыраки.

Он там сдуру решил таверну купить.., а рядом дорогу ремонтировали. Кто-то его случайно подтолкнул — и вот завтра хороним. Ужас какой! Ходи после этого спокойно по городу! Представляешь, позвоночник в один момент хрясь, шея хрясь, руки-ноги — хрясь…

Лимон бросил трубку Ике и прикрыл глаза. Он не собирался выслушивать скрытые угрозы Федороса, направленные в его адрес. Ясно, что долей в наркобизнесе тот делиться не собирается. «Придется отбирать все», — подумал Лимон и сжал лежащую у бедра гранату.

Они уехали, и мне стало ужасно одиноко. Брожу неприкаянно по пустому дому. А вдруг Лимон останется калекой? Прикованным к постели? Что тогда? Я его не брошу, буду ухаживать. Но его враги не позволят жить спокойно. А постоянный страх меня будет убивать. Я так не могу. Лишь бы он выздоровел! Мы уедем куда-нибудь далеко, где не знают о нем ничего, и заживем тихой жизнью. Ох, как я хочу покоя! Боже, заманали! Вчера я не задумывалась об опасности, а сегодня вспоминаю и дрожь берет. Ведь нас могли схватить. Лимон бы начал отстреливаться. Появилась бы полиция — и сидела бы я сейчас в камере. Боже, лучше про гангстеров смотреть по видаку. Участвовать в этом что-то больше не хочется. А вдруг он решит, что мне понравилось? Нужно честно признаться. Я на подвиги не готова. Доказала, что могу быть рядом, — и хватит. Жить с бандитом — одно, а состоять в его банде — другое.

И еще мне жалко свинок. Что с ними будет? Наверное, заболеют. Людей не жалко. Так им и надо.

Вон Лимон кучу народа убил, а об этом в газетах не очень печалятся, больше о дамочке, грохнувшейся в обморок, переживают. Кто о Лимоне будет горевать, когда его застрелят? Никто, кроме меня и Инги. Он об этом знает и плюет на всех. Ему их тоже не жалко. Они его не пожалеют мертвым, а он их не жалеет живых. У меня выбора нет. Хорошо Инге, она нигде не пропадет. Уважаю таких самостоятельных баб. Ей и Лимон не нужен. Поначалу мне казалось, что Инга специально втирается ко мне в доверие, да и Лимон все талдычит про ее коварство. Хорошо, что не послушала. Инга — чудная, самая отзывчивая из всех моих знакомых. Наверное, потому, что умеет гадать. Когда человек так много знает о других, поневоле проникается состраданием. Она ведь и Лимона не любит, а жалеет.

Поначалу, увидев меня, она просто испугалась. Подумала, что какая-то прошмондовка прицепилась к нему. Но потом разобралась, что я не корыстная, и успокоилась. Даже сегодня правильно отговорила меня ехать. Я сразу не врубилась, а Инга рассудила трезво. Вдруг на Лимона устроят покушение? Защитить меня он не сможет. Так что преспокойненько пристрелят заодно. Лучше отсидеться здесь…

От безделья делаю себе «Кровавую Мэри» и тут же вспоминаю про Пата. Никакого желания бежать к зеркалу и высматривать его мерзкую морду не испытываю. Черт с ним. После вчерашних ужасов никакие привидения не страшны. Пусть себе клянчит перстень у Инги. Она ему не отдаст. Мне кажется, Инга так, на всякий случай, сказала Лимону, что один из нас скоро умрет. Сделала это из гуманных соображений. Чтобы он приготовился к возможной гибели и я — к его смерти. Но после всех страхов мы остались живы! С каким удовольствием выпиваю водку. Все же счастливая я телка. Правильно от родной мамочки деру дала, а то сидела бы в драных колготках и ничего, кроме телевизора и прыщавых мудаков, не видела. А так скоро стану дамой. Заведем с Лимоном дом, купим яхту и начнем богатую жизнь. Очень хочу быть похожей на Ингу. Иметь такие же красивые вещи, машину, виллу. Заведу служанку и негра…

С такими мечтами недолго и всю бутылку выдуть. Почему же так долго не возвращается Инга?

Я уже соскучилась. Странно, по Лимону не скучаю, а по ней — безумно. От него не исходит тепла, а Инга пронизана им. Не случайно она так мечтала о Средиземном море. Я ее понимаю. Хотя мне самой больше нравится Америка. Правда, я в ней не была.

Но это поправимо… Куда же делась Инга?

Мне так тоскливо. Иду в ее спальню. До дрожи в теле хочется надеть какую-нибудь ее шмотку. Сбрасываю с себя все, натягиваю ее трусики с «молнией» на пипиське, они велюровые и очень потертые. Значит, часто использовались. Сознание этого еще больше распаляет. Надеваю ее лифчик. Моим грудям в нем нечего делать, зато оборочки — балдежные. В таком — любая грудь смотрится сексуально! И, к собственной радости, нахожу черные, в дырках, чулки с тонким поясом. Ах, ноги дергаются от напряжения, еле на них натягиваю это специально сделанное рванье. Сверху набрасываю шелковую зеленую комбинацию. Она на меня совсем маленькая, прилипает к бедрам. В таком виде сбегаю по лестнице вниз и кручусь перед зеркалом. Полный отпад! Не хватает туфель. Снова возвращаюсь в спальню Инги и из нижнего ящика вываливаю всю обувь. Вместе с перламутровыми туфлями на высоченных шпильках нахожу несколько плеток, одна очень большая. Откуда они здесь? Влезаю в туфли и снова несусь к зеркалу, размахивая плеткой, зажатой в руке.

Боже! Какая ж я эффектная! Настоящая герла!

Пусть только попробует возникнуть Пат, так хлестану, что полетит в тартарары…

…В этом наряде меня застает Инга. Она останавливается в дверях — и пожирает меня взглядом.

Замираю с поднятой над головой плеткой. Мне нравится, как она на меня смотрит. Обе тащимся друг от дружки. Мне совсем не стыдно, что натянула ее белье. Инга медленно подходит ко мне, запускает свои прекрасные руки в мои волосы и начинает их ворошить. Наши взгляды устремлены в зеркало. Властно она забирает из моей руки плетку и, немного отступив назад, небольно стегает меня по бедрам. Смеюсь и выпячиваю попку. Достается и по ней. Меня с детства никто не лупцевал. Забытое ощущение…

Инга бьет методично. Лицо ее преображается.

Становится сосредоточенно-нездешним. Скулы обтягиваются глянцевой смуглой кожей, чувственные брови изогнутыми линиями страдальчески перерезают большой лоб, темные круги вокруг глаз оказываются совсем черными, а сами глаза, пылающие чувственным огнем, вваливаются внутрь.

Ноздри короткого носа трепещут в такт частого, шумного дыхания. Губы не слушаются ее. Они то растягиваются в звериной улыбке, то попадают под сияющие белизной зубы и начинают кровоточить от укусов.

Мне уже больно, но продолжаю терпеть, любуясь Ингиным лицом. Она — в улетном трансе. Такое впечатление, что сейчас кончит! Пусть бьет — слаще будут ласки. От ее хлестких ударов лопается зеленая шелковая комбинация и в рассеченных местах появляется кровь. Я вскрикиваю. Инга завороженно срывает с себя одежду и остается голая.

Потом начинает хлестать плеткой себя сначала по бедрам и по спине, а затем выше — по животу и грудям. Себя бьет намного больнее, потому что быстро кожа покрывается кровоточащими ранами.

Устав, отбрасывает плетку, подскакивает ко мне, срывает зеленую комбинацию и принимается обназывать меня своей кровью, при этом успевая языком слизывать мою.

Как безумные, начинаем целоваться. Она снова поднимает плетку и протягивает мне.

— Бей! — кричит в исступлении.

Замахиваюсь — и бессильно опускаю руку. Боже! Никогда никого не била.

— Не получается…

— Умоляю! Сделай мне больно!

Закрываю глаза и начинаю хлестать, не останавливаясь. Не вижу, куда попадаю. Но по воплям Инги чувствую, что тонкий конец плетки впивается в ее тело.

— Хватит, — вдруг со стоном останавливает меня.

Забрасываю подальше плетку и открываю глаза.

Все тело Инги — в крови. На лице — блаженная улыбка. Глаза мечут сумасшедшие взгляды. Она срывается с места и несется по лестнице в свою спальню. У меня дрожат коленки, поэтому я не могу сделать ни шагу от зеркала.

Инга возвращается, держа в руках какой-то черный деревянный предмет. Не могу сообразить, что это. Она протягивает его мне. Оказывается, мужской член! Самый что ни на есть натуральный. Даже теплый. Недлинный, но очень широкий. А яички перламутровые! Сроду такого не видывала. Почему-то мгновенно вспомнила член Ходжи. Интересно их померить. Неужели такая штука влезает?

Словно желая развеять мои сомнения, Инга выхватывает его из моих рук, присаживается, широко разведя ноги, и медленно засовывает его себе внутрь. Боже! На такое смотреть без восторга нельзя! Падаю перед ней на колени и тянусь рукой к перламутровым яичкам. Хватаюсь за них и сама начинаю дергать его вперед и назад. Инга заходится в экстазе. А я уже тяну член к себе. Чувствую, как ее заботливые руки расстегивают «молнию» на трусиках, и вот он — уже во мне. Входит без всякой боли и трения. Кайф невероятный. Такой полноты в себе я еще никогда не ощущала. Кажется, он заполнил меня всю, до самой макушки. Инга ласкает меня горячими, нервными пальцами. Мы вместе ощущаем одно и то же. Член скачет из рук в руки, и наши вопли сливаются в один благостный стон. На секунду бросаю взгляд на зеркало. В нем — опять старый дурак Пат в своем идиотском синем халате.

Стоит, скорчившись в три погибели, и наблюдает за нами. И пусть! Он мне не страшен, у меня теперь есть другой «желанный убийца»!

Обессиленные, падаем на мраморный пол и, обнявшись, затихаем. Лежим долго без движений, голова идет кругом, хочется пить и писать. Большего блаженства никогда не испытывала. Как я люблю Ингу! Готова для нее сделать все, что угодно. Нам нельзя расставаться. Надо уговорить Лимона не уезжать. Мужчин при желании можно встретить сколько угодно. Но повстречать другую такую женщину, как Инга, невозможно. Она, наверное, обо мне так же думает. Неловко признаться, но ее я люблю больше всего на свете. Во всяком случае, сейчас я в этом уверена. Ловлю себя на мысли, что это нечестно по отношению к Лимону. Надо думать о чем-нибудь другом.

— Фантастически хорошо, — шепчу Инге.

— Что именно? — спрашивает она.

— Все. Не представляла, что такой член сможет легко войти…

— Дурочка, — слышится ее смех.

— Правда. Я недавно видела нечто подобное.

Только настоящий.

— Где?

— Не поверишь! В бане, когда меня украли.

Пришел Ходжа с телохранителями. Лиц я не видела, зато когда они разделись, глаза чуть на лоб не полезли. У Ходжи оказался в два раза больше, чем этот.

— Ну уж в два…

— Точно. Я прикинула — такой, как три банки из-под пива. И по длине, и по объему.

Инга захихикала, потом игриво спросила:

— И ты сдержалась, чтобы не попробовать?

— Они бы меня убили…

По-моему, Ингу забавляет мой рассказ. Она легко поднимается с пола, подает мне руку, и мы в обнимку направляемся в ванную. Долго стоим под прохладным душем, смываем кровь с исхлестанных тел, потом ложимся в ванную с каким-то приятным, дезинфицирующим наши раны раствором.

Закуриваем.

— Расскажи еще про Ходжу.

— Что? Мне больше ничего не известно.

— Больше того, что ты узнала, и не надо, — с пониманием поддерживает меня.

Смешно, но даже дурацкий разговор о нем снова возбуждает. Признаюсь в этом Инге. Она издает глубокий, одобрительный стон. Тогда решаюсь признаться в самом интимном. Рассказываю ей, как в постели с Лимоном думаю о члене Ходжи.

Больше от нее у меня тайн нет. В страхе замолкаю, будто призналась в каком-то жутком преступлении. Инга тоже молчит. Такое откровение кого хочешь введет в краску.

— Ты обязана с ним переспать, — вдруг заявляет она.

От неожиданности — чуть не захлебываюсь. Долго кашляю и не верю своим ушам. А Инга как ни в чем не бывало продолжает:

— Иначе воспоминание может превратиться в навязчивую идею. Ты ни с кем не сможешь получить полного удовлетворения. Постоянно будешь в своих мечтах воскрешать увиденный член.

Ужасно стыдно такое слушать. Но она права.

С Лимоном у меня уже начались проблемы. Инга все про меня понимает.

— Нельзя допустить, чтобы развился комплекс.

Подсознательно ты рано или поздно начнешь искать мужчину с похожими размерами. В результате ни семью не создашь, ни с одним мужем не уживешься.

— Из-за такого Пустяка? — слабо сопротивляюсь я.

— Ничего себе пустяк. Вся мировая философия вокруг этого пустяка крутится. Я узнаю, где и как можно повидаться с Ходжой. Встретишься с ним разок, потрахаешься и успокоишься. Лимон об этом не узнает. Ему еще долго придется маяться в лежачем положении.

От такого предложения мороз по коже ползет.

Прошу включить горячую воду. Если бы об этом сказала не Инга, а кто-нибудь другой, рассмеялась бы — и все. Но Инга знает, что говорит. Я же сама мечтала во всем ее слушаться. Какая она неординарная натура! Мне бы и в голову такое не пришло.

А она все разложила по полочкам. Только уж очень страшно.

— Я всю организацию возьму на себя, — успокаивает Инга и со смехом добавляет:

— А потом, может, и сама попробую.

Мне не до смеха. Но эта мысль начинает распалять воображение. Вот если бы попробовать вместе! Она — не против, только настаивает, что сначала должна с ним лечь я.

— Никто не узнает, — в который раз повторяет Инга.

— Лимон выздоровеет и пристрелит его как собаку. Считай, все концы в воду!

Три дня подряд Инга навещала Лимона и лгала, что княгиня не может приехать из-за нервного срыва. Он выслушивал ее объяснения молча. Одиночество и неподвижность несколько смягчили его нрав. Впервые от него ничего не зависело. Глубоко в душе он ожидал свершения пророчества Инги.

Причем не дергался, не вздрагивал от каждого стука и шороха, а спокойно размышлял о собственной жизни, поглаживая лежащую у бедра гранату.

Чем ярче в его сознании возникали картины прожитого, тем тоскливее становилось от бесполезности затраченных усилий. Последние годы он, как заведенный автомат, хладнокровно совершал преступления, нисколько не заботясь о последствиях и не терзаясь муками совести. Они и сейчас не возникали, но из его понимания начинал ускользать смысл всего происходящего с ним. Единственной звездочкой, согревающей его окаменевшее сердце, оказалась княгиня Ольга. Он не придавал значения чувствам, а тем более болтовне о неизвестно откуда возникающей любви. Он просто понял, что, кроме княгини, у него никого нет на всем белом свете.

И уже не будет. Потому что не в его характере было что-то менять в стабильной ситуации. С Ольгой ситуация полностью стабилизировалась. При этом ее желания и чувства воспринимались им исключительно на уровне исполнения женских прихотей.

Инга чувствовала его философский настрой и, медленно массируя позвоночник, тщательно готовила свое сообщение. Состояние здоровья Лимона ее вполне удовлетворяло. Никаких смещений позвонков не ощущалось, опухоль на копчике постепенно уменьшалась, защемления нерва не произошло.

Самое время — для признания. Зная его характер, она не сомневалась, что он немедленно вскочит на ноги и начнет действовать. Но это уже не могло губительно сказаться на его позвоночнике.

— С княгиней совсем плохо… — спокойно произнесла Инга, продолжая втирать мази в мускулистую спину Лимона. — Кажется, она сошла с ума…

Собирается на свидание с Ходжой.

Лимон не шелохнулся. Инга решила, что он не расслышал, полностью расслабившись под ее руками.

— Когда ее похитили, она случайно увидела в бане член Ходжи, и он произвел на нее такое впечатление, что переспать с ним стало для нее навязчивой идеей. Сейчас, пользуясь твоим отсутствием, она умолила меня помочь ей в этом.

— Когда? — глухо спросил он.

— Сегодня вечером. А завтра она собирается со мной приехать навестить тебя.

— Поехали, — коротко сказал Лимон и осторожно поднялся с постели. Он несколько раз прошелся по номеру, вышел на балкон, в задумчивости поглядел на море и принялся одеваться.

Позвоночник гнулся плохо, но острой боли не чувствовалось, вместо нее появилась слабая, ноющая. Лимон крикнул Икс, чтобы тот собирался.

Это известие очень расстроило Сотириади. Он с таким наслаждением все эти дни предавался безделью и дармовой кормежке, что его худая фигура заметно обросла прослойками жира.

Через полчаса они были готовы к отъезду. Инга подошла к Лимону, жадно курившему, облокотившись о перила балкона.

— Что ты собираешься делать?

— Именно то, что ты замыслила, — грубо ответил он.

— Я? — растерялась Инга.

— Разберемся, — буркнул Лимон и выбросил сигарету.

Обратный путь на быстроходном катере принес ему немало мучений, что усугубило мрачное настроение. Ни Инга, ни Ика не решались с ним заговорить. Когда в Пирее они пересели в красную «Альфа-Ромео», Лимон спросил:

— Где мы их найдем?

— Сегодня Ходжа ночует в «Хилтоне», там же проведет вечер в одном из ресторанов. Ольгу приведут к нему часов в восемь, — с готовностью выпалила Инга.

— А как мы их разыщем?

— Я ей положила в сумку кучу презервативов.

В одной пачке находится передающее устройство типа пейджера. Оно работает на этот приемник. — Она достала маленькую черную пластиковую коробочку. — Радиус действия один километр. Так что, войдя в отель, мы сможем узнать, в каком номере они занимаются любовью.

Лимон поморщился. Он с ходу определил, что радиотехникой Ингу снабдил Солон. А значит, дело совсем не в княгине. Ее скорее всего Инга решила подставить, чтобы одним махом решить и проблему Ходжи, и проблему соперницы. И тем не менее сомнения в непричастности Ольги червоточиной легли на сердце.

Поскольку времени было достаточно, Инга предложила заехать в рыбную таверну перекусить. Лимон безразлично кивнул. Зато Ика оживился.

Инга заказала много всяких моллюсков и каждому — по огромному лобстеру.

Лимон, вяло пережевывая деликатесы, обратился к Ике:

— У тебя есть пистолет?

— Твой «Макаров».

— Давай сюда. Сегодня обойдемся без тебя. Будешь сидеть в машине. И смотри, без глупостей.

Ика улыбнулся обворожительной золотозубой улыбкой.

— Обижаешь, начальник. Я с тобой до конца.

Боже! Зачем я согласилась? Дура.., дура.., идиотка! Смотрю на себя в зеркало. Ингино черное платье с жестким лифом мне очень идет. И ноги на каблуках — то, что надо. Скоро должен позвонить грек, который отвезет меня в гостиницу. Что я творю? Пока рядом была Инга, мне вся эта затея казалась забавной и безобидной. Ну подумаешь, потрахаюсь с мужиком. Все равно его Лимон собирается убить. А оставшись одна, вдруг ощущаю себя на краю пропасти. Чего мне еще не хватает? Кому нужны эти радости?

Инга уверила меня, что никто меня не украдет и не обидит. Она договорилась с агентством девушек по вызову, которые обслуживают друзей Ходжи, и меня сегодня направят к нему официально. Придется представляться подругой какой-то Иры, которая с ним постоянно трахалась. Она из Одессы Сейчас попала в психушку из-за наркоты. Меня должны пригласить в машину возле отеля «Великобритания», а туда отвезет приятель Инги. Сама она весь вечер проведет с Лимоном, чтобы он не вздумал сюда приехать. Не сомневаюсь, что Инга организовала все замечательно. Она умеет продумывать все до мелочей. К тому же относится ко мне с такой любовью… Бессовестно было бы ей перечить. А, пусть все будет как будет! Инга меня не подведет. А завтра отправляюсь к Лимону и уже ни на кого больше не взгляну.

Мне же всего двадцать! Нужно в жизни попробовать все! Буду веселиться, тем более что с Лимоном это не очень получается. Сам виноват. Удовлетворял бы меня как мужчина, мне бы в голову чужие члены не лезли. Впрочем, он не виноват. Тут от природы зависит. К тому же обрезанные всегда длиннее кажутся. Об этом мне еще Наташка говорила. Вообще-то слишком много внимания уделяю Лимону. Он мне пока не муж, да и замуж не зовет.

Сам трахается на моих глазах с Ингой. Какие ко мне могут быть претензии?

Раздается звонок. Неужели Лимон? Дрожащей рукой поднимаю трубку.

— Алло.

— Мадемуазель Ольга? — спрашивает незнакомый голос.

— Йес, то есть да.

— Через пятнадцать минут белый «Фиат» остановится возле вашего дома, садитесь в него. Вас отвезут к отелю «Британия». Войдете в холл отеля и увидите направо уголок отдыха. Садитесь на диван и положите перед собой на столик белый носовой платочек. К вам подойдут. Дальше действуйте, как договорились с керье Ингой.

— Спасибо, — еле ворочая языком, произношу я.

В трубке слышатся гудки. А на душе снова скребут кошки. Но встаю и иду в спальню Инги искать белый платочек.

Ровно минута в минуту к дому подъезжает машина. Сажусь в нее, водила даже глазом не косит в мою сторону. Стремительно набирает скорость и несется так, будто за нами кто-то гонится. Жалко, что не позвонила Инга. Я так ждала ее звонка. Наверное, не хотела привлекать внимание Лимона.

Он, бедняга, лежит и не подозревает, куда направляется его любимая девушка. По правде, я и сама не знаю куда.

Водила останавливается возле старинного помпезного здания. Я бы и не подумала выйти, но пожилой швейцар в почти морской форме услужливо открывает мне дверь. Значит, приехали.

Холл потрясающий. Настоящий дворец. Высоченные колонны из черного мрамора, вверху отделаны золотом. Купол потолка выложен мозаикой.

Простор. Неспешно прогуливаются богатые иностранцы. В основном пожилые. Я аж теряюсь от такого великолепия. Справа, где стоят роскошные кожаные диваны и кресла, на стене висит огромный гобелен с какими-то старинными дамами. Во всем чувствуется солидняк. Сюда бедные не заходят. Закуриваю и боюсь, как бы меня отсюда не поперли. Но никто ни на кого не обращает внимания.

Не то что в наших совковых гостиницах, каждое говно норовит выяснить, чего ты там сшиваешься.

Кондишн зверский. Дым от сигареты исчезает мгновенно. А вокруг пахнет дорогими духами и кофе.

Достаю белый носовой платочек, кладу на мраморный столик перед собой. Интересно, долго мне так сидеть?

Выясняется, долго… В Москве бы давно заинтересовались, чего я тут сижу. Признаться, начинаю нервничать. Когда подходит ко мне парень в джинсах и майке, подсаживается и обращается на ломаном русском, я не врубаюсь, что он со мной разговаривает.

— Мадемуазель сегодня визитирована на отель «Хилтон»?

— А ты кто такой? — от напряжения напускаюсь на него.

— О, я — друзья! Мадемуазель есть коллежанка Иры?

Тут до меня наконец доходит. Хотя ничего себе колледж!

— Да, да. Это я!

Парень встает, подает мне руку и ведет к выходу.

Долго поднимаемся по узкой улочке с чахлыми деревцами.

— Ближе припарковаться не удалось, — объясняет он мне и при этом поедает глазами.

Находим его длинную машину. Первый раз такую вижу. Сажусь назад. Боже! Передо мной — открытый бар! Клево! Парень через динамик предлагает чего-нибудь выпить. Отлично! Этого мне как раз и не хватало. Наливаю «Метаксу». Пью с удовольствием и не ощущаю, что мы уже едем. Вот это машинка. В такой и трахаться — одно удовольствие. Да, видать, Ходжа — мужик крутой. Недаром Лимон его собирается сковырнуть. Мне — без разницы. Все лучше, чем сидеть дома или развлекать привязанного к доске любовника.

— Приехали, — объявляет парень.

Жалко. Я бы еще покаталась. Остановились перед высоченным белым современным зданием. Он меня ведет в холл. Совсем не впечатляет. Огромный, прозрачный ангар. Словно аэропорт. Даже эскалаторы работают. Поднимаемся на террасу и проходим в маленький ресторанчик. Он — весь в зеркалах. За столиками народу немного. Идем дальше, вглубь, за перегородку из ломаных полосок зеркала. Сначала не понимаю, что между ними есть проход. Просто глаза разбегаются — везде вижу свое отражение. В полумраке с непривычки едва различаю стол и сидящих за ним мужчин. Никто на меня не обращает внимания, а может, я просто не вижу.

Понемногу глаза привыкают к серебристому свету.

Все шестеро мужчин — в светлых дорогих костюмах. Поди разбери, кто из них Ходжа. Говорят на непонятном языке. Мне Инга сказала, что Ходжа знает русский. Стою и не знаю, куда себя деть. Садиться за стол мне никто не предлагает. Парень, сопровождавший меня, исчез. Наконец поднимается один, подходит, берет меня за руку и уводит! Как?!

Без всяческих ухаживаний? Ничего себе, мужик называется. Следую молча за ним. Садимся в лифт и поднимаемся на двенадцатый этаж. В лифте он улыбается мне. Морда — противная. Настоящий турок, с пышными усами. Не выдерживаю и спрашиваю:

— Вы Ходжа?

Утвердительно машет головой. Однако что-то не верится. Выходим в небольшой коридор. На диванах, стоящих у стен, сидят четверо молодых парней. Все громилы. Рыла квадратные. Читают газеты. Они провожают нас взглядами. Заходим в номер. Просторный. Почти такой, как был у нас в «Титании», только мебели побольше и вся она — массивнее.

Без разговоров Ходжа ведет меня в спальню и начинает раздеваться. Такое обращение шокирует.

Забываю, что он меня принимает за проститутку.

Ничего не поделаешь. Почему же он молчит? А… все становится ясно! Это не Ходжа! Ну, погоди!

Подскакиваю к нему, дергаю за его недоразвитый член и кричу:

— Нет! Ты не Ходжа! Я не буду с тобой! Понял?

Катись к черту!

Мужик ничего не понимает. Стоит пнем, выпучив глаза. Я нахально выхожу из спальни, открываю дверь и выскакиваю в коридор. Все четверо парней как по команде встают. Один хватает меня за руку и усаживает на диван. Этого еще не хватало!

Пусть только попробуют изнасиловать. Инга конкретно договаривалась. Я — девушка для Ходжи, а не для его дружков. Лицо горит от негодования.

Злость такая, что готова кинуться на любого из этих мордоворотов.

Дверь номера открывается, и из него выходит улыбающийся дружок Ходжи. Подходит ко мне, треплет по щеке.

— О'кей!

Потом помогает мне встать и вежливо сопровождает в лифт. За ним отправляются трое сидевших парней, один остается читать газету.

Кажется, становится понятно. Меня проверяли.

Раз я подруга Иры, то должна быть наслышана о мужском достоинстве Ходжи. Черт! Как нехило получилось. Теперь-то он сомневаться не будет. Надо же, какие предосторожности! Настоящая мафия.

Возвращаемся в ресторан. Там все, сидящие за столом, встречают нас возбужденными возгласами.

Наверное, расспрашивают обо мне. Потом все начинают хохотать и хлопать в ладоши. Самый невзрачный из всех обращается ко мне по-русски:

— Садись, дорогая, покушай.

Только сейчас замечаю, что забыла в номере сумочку.

— Я сумочку в спальне забыла, — говорю в ответ.

Он смеется еще громче и снова что-то объясняет друзьям. Потом успокаивает меня:

— Садись. Мы еще туда вернемся. Хочешь шампанское? «Дом Периньон»? Или «Метаксу»?

— Лучше водку с томатным соком. «Кровавая Мэри» называется, — гну ему по привычке свое.

Возникает официант и собирается за мной поухаживать. Забираю у него из рук бутылку и графин с соком. Под внимательные взгляды албанцев показываю, как надо наливать. Сначала сок, а затем осторожно, по лезвию ножа, водку. Мужики — в восторге. Мой пример заразителен. Каждый пытается налить себе, как я. Под одобрительные возгласы выпиваем. С удовольствием набрасываюсь на жратву, а сама мучаюсь мыслью: «Как же у такого невзрачного мужичка такой член?»

Лимон в сопровождении Инги вошел в отель как раз в тот момент, когда советник Ходжи Ольгу повел в номер. Они едва не столкнулись лбами на террасе. В сумке у Инги стал попискивать приемник. Пришлось остановиться.

— Надо же, какая удача! — обрадовалась Инга.

Лимон никак не отреагировал. Он был мрачен и напряжен.

Выждав несколько минут, они вошли в лифт.

Приемник перестал работать. Долго катались по этажам. Инга выходила на каждом и прислушивалась. Но никакого писка из сумки не доносилось.

Лимон стал терять терпение.

— Какого черта! Может, они поднялись в ресторан. Тут их до черта. Плюнь на эту хренотень.

Будем искать глазами!

Инга упорно нажимала на кнопки этажей. Не успела она выйти на двенадцатом, как писк возобновился. В небольшом коридоре на диване сидел один парень и читал газету. Инга полезла в сумку, отключила приемник. Лимон остался в лифте.

Двери закрылись, и он поехал вниз.

— Сигареткой не угостишь? — развязно спросила Инга.

Парень нехотя вытащил пачку «Мальборо». Инга подсела к нему. Кивнула головой в сторону номера.

— Моя подружка уже уложила Ходжу в постель?

— Тебе какое дело? — спросил он на плохом греческом языке.

— Да вот, маюсь. Она обещала одолжить денег.

Говорят, Ходжа — мужик щедрый. А я сейчас очень нуждаюсь.

— Здесь чего крутишься? — окинул ее подозрительным взглядом охранник.

— А где еще? Она — мадемуазель легкомысленная, чуть деньги в руках почувствует — и попробуй сыщи ее в Афинах. Так я уж сразу, как освободится, половину у нее выдурю.

— Не дождешься, — проворчал парень. — Она — в ресторане. Так что лучше иди отсюда.

— Уже потрахались? — оживилась Инга.

— У них времени достаточно, — прозвучал уклончивый ответ.

Инга окинула парня откровенным взглядом.

— Слушай, а может, ты меня порекомендуешь Ходже, а? Чем я хуже?

Парень надулся от важности и произнес:

— Не мое это дело.

— А ты скажи, что трахал одну роскошную мадемуазель…

— Так ежели б трахал…

Инга встала и на глазах у парня подняла юбку до самых трусиков.

— Даю бесплатно, в виде аванса.

У парня от возбуждения зашевелились усы. Он воровато оглянулся по сторонам и промямлил:

— Да ты чего.., не здесь ведь.

— У меня номера нет, — возразила Инга и спокойно сняла трусы. — Ну же?

Парень вскочил, подбежал к лифту, потом вернулся, посмотрел на часы, схватил Ингу за руку и потащил ее в оставшийся quot;Незакрытым номер Ходжи.

Первым делом Инга приказала ему помыться.

Он бросился в ванную, что дало ей возможность осторожно приоткрыть входную дверь для Лимона.

Тот уже находился в холле. Убивать охранника Лимон не собирался. Поэтому Инге пришлось с отвращением исполнить роль проститутки. Она постаралась сделать все как можно быстрее. Охранник и сам спешил, поэтому, не укладывая Ингу в постель, развернул ее задом, задрал юбку, чтобы не мешала, и с бешеным темпераментом овладел ею.

Инга вскрикнула от боли. Лимон воспринял это как сигнал. Он неслышно вошел в номер и остановился в комнате, прикидывая, где спрятаться. Случайно облокотился о телевизор, стоявший в нише роскошного резного шкафа светлого дерева, и рука сама поехала вглубь. Оказалось, что шкафы работают по принципу вертушки. Вместо уехавшего телевизора появился холодильник. Тогда Лимон в нише другого шкафа толкнул бар — и к нему выехал пустой шкафчик для вещей. Лимон, не обращая внимания на боль в позвоночнике, залез в него, упираясь подбородком в колени, и крутанул вертушку баром на комнату.

Охранник кончил бурно и стремительно. Шлепнул Ингу по заднице и скомандовал:

— Беги отсюда, пока не пристрелил.

Инга не заставила повторять дважды. Едва сдерживая рвоту и ощущая между ногами его клейкую сперму, она выскочила в коридор и, не оборачиваясь, села в лифт, поднимавшийся наверх.

Охранник на всякий случай проверил, никого ли нет в апартаментах шефа, и, довольный выпавшей ему удачей, захлопнул дверь номера. Лимон продолжал сидеть, еле дыша и изнемогая от боли в позвоночнике.

Ходжа вышел из лифта в окружении трех телохранителей. Рядом шла раскрасневшаяся Ольга.

Настроение у обоих было приподнятое. Ходжа пережил потерю Глифады и скандал, связанный с ней.

Он разумно решил и здесь получить свою выгоду.

Если Лимон действовал по поручению Федороса, то Ходжа за Глифаду взыщет со старика его долю в наркобизнесе. А если окажется, что Лимон наехал на владения Ходжи на свой страх и риск, то Федоросу придется вступить с ним в войну. Скорее всего Лимон старика грохнет, и тогда наркобизнес полностью замкнется на Ходже. Такая перспектива позволяла расслабиться.

Телохранители вошли в номер и еще раз осмотрели его. Ходжа нетерпеливо махнул рукой, выпроваживая их. Лимон слышал, как хлопнула дверь.

Но торопиться не стал. Пусть княгиня полюбуется интересовавшим ее предметом. Потом он услышал легкие шаги и шум воды в ванной. Пора было вылезать из ящика. Оттолкнувшись от стены, он повернул вертушку и буквально вывалился из нее на ковер. Не вставая, прислушался. Из спальни доносилась заунывная песня. Ходжа явно блаженствовал. Лимон встал, сдерживая стон, и, достав пистолет, приблизился к раскрытым дверям. Голый Ходжа лежал на постели, поигрывая своим огромным членом. Лимон сначала подумал, что у того в руках оружие. Долго любоваться достоинством Ходжи не пришлось. Сзади раздался испуганный крик Ольги.

Ходжа резко вскочил. Лимон сделал шаг в спальню и направил на него пистолет.

— Ходжа, без глупостей. Стреляю без предупреждения.

— Кто ты? — выдавил из себя тот.

— Лимон. Неужели не догадался?

— Так это — твоя девка?

— И моей останется, — утвердительно кивнул Лимон, не оборачиваясь, крикнул Ольге:

— Одевайся!

— Я одета, — дрожащим голосом ответила она.

Лимон подошел к Ходже. Их глаза встретились.

— Убьешь? — спросил Ходжа.

— Да. Мне поручили это дело…

— Кто?

— Солон.

— Ах вот откуда пришла беда, — безнадежно прошептал Ходжа.

Лимон ударил его в солнечное сплетение, схватил за волосы и, приставив пистолет к голове, потащил в коридор. Ольга, не чуя под собой ног, последовала за ним.

Телохранители вскочили с диванов и замерли, не успев вытащить пистолеты. Лимон, прикрываясь Ходжой и не отводя пистолет от его головы, не спеша прошел мимо них к лифту. Оказавшаяся рядом Ольга нажала на кнопку. Как только дверь открылась, она прошмыгнула в лифт, а Лимон нажал на курок. Голова Ходжи треснула как арбуз.

Окровавленные мозги влепились в стену. Отпустив безжизненное тело и бросив на ковер пистолет, Лимон задом шагнул в лифт — и двери закрылись.

На первом этаже, расталкивая руками попадавшихся людей, Лимон устремился к выходу. Ольга бежала рядом. Возникший полицейский хотел было преградить им путь, но от удара Лимона отлетел в сторону. Добежав до красной «Альфа-Ромео», заскочили в машину.

— Гони! — крикнул Лимон.

Ика нажал на газ — и, с визгом развернувшись, машина помчалась в сторону Синтагмы.

Вернувшись на виллу, все разошлись по своим комнатам. У каждого была своя причина для молчания. Ольга тряслась в ожидании расплаты. Она понимала, что сыграла роль наживки, и не хотела верить в подлость Инги. Не иначе как Лимон сам приказал использовать ее любопытство. А теперь — навсегда прогонит, обвинив в измене. Осталась одна надежда — на Ингу. Но подойти к ней Ольга тоже боялась.

Инга долго стояла под душем и по третьему разу намыливала тело. Она с отвращением вспоминала, как мерзко овладел ею молодой албанец. Большего унижения в жизни испытывать ей не приходилось.

И все это ради того, чтобы Лимон выполнил обещание, данное Солону. О княгине Инга вообще старалась не думать. После случившегося Лимон должен понять, какую блядь притащил с собой из Москвы.

Ика никак не мог смириться с тем, что всесильного Ходжи больше нет! Он тер себе щеки и лоб, чтобы не получить кровоизлияния. Надо же было так удачно перескочить к Лимону! Теперь самое время потребовать для себя хоть какое-нибудь вознаграждение.

Лимон пластом лежал на постели. Ему следовало принять последнее решение. Больше в Греции его ничто не задерживало. Встречаться с Солоном он не хотел. Достаточно короткого телефонного разговора для того, чтобы узнать, кто носит в кармане паспорт на имя Тарасова Владимира Борисовича. Еще один труп — и список исчерпан.

Решиться же на разрыв с Ольгой было непросто.

По поводу Инги у него сомнений не осталось. Ее сегодняшний отчаянный поступок ничего изменить уже не мог. Она отдалась охраннику, чтобы доказать Лимону, что готова для него на любую жертву. Жертва действительно оказалась кстати.

Но ведь, выкинув людей Ходжи из Глифады и убив его самого, Лимон тем самым исполнил все, что ей требовалось для спокойной жизни в Греции. Выходит, и охраннику она отдалась ради собственного благополучия. Ольга никогда сама бы не пошла к Ходже на свидание. Ну, увидела девчонка случайно большой член, удивилась и поделилась сдуру. Нашла с кем! Та решила спровоцировать ее! Неужели Инга считает его таким глупцом? От возмущения Лимон сполз с постели, сел в кресло, закурил и хлебнул из бутылки «Узо».

quot;Лишиться Инги не страшно, так как и рядом с ней все равно одинок. Прогнать Ольгу — значит задушить в себе последнюю человеческую слабинку.

И что тогда?quot; — задал себе вопрос Лимон и повторил вслух:

— И что тогда?

Ответа он не знал. Опыт подсказывал — не зная результата, не принимай решения. Исходя из этого, княгиня должна остаться с ним.

Он встал, положил в карман джинсовой куртки «лимонку», подхватил сумку с вещами и спустился вниз в ливинг-рум. Там, у камина, грея бокал красного вина руками, сидела Инга в пурпурной накидке.

— Уходишь? — почти беззвучно спросила она.

— Да.

— Куда?

— Все равно. Лишь бы навсегда.

— А я?

— Все, что мог для тебя, я сделал.

— Мне нужен ты. Ты один — и больше никто!

— Исключено. Я ухожу с княгиней.

— После всего?

— Да! После твоих грязных интриг. Ты не сумела перехитрить меня.

Инга медленно встала. Бокал выпал из ее рук и со звоном разбился. Вино красным пятном растеклось по мраморному полу. Инга сделала несколько шагов навстречу Лимону и вдруг с рыданиями повалилась к его ногам.

— Нет! Ты не посмеешь уйти! Никуда не пушу!

Слышишь! Я ведь создала тебя для себя! Ты мой!

Мой! Мой!

Лимон без размышлений переступил через нее и крикнул:

— Ольга! Жду тебя в машине.

Дверь за ним с шумом захлопнулась. По лестнице сбежала перепуганная княгиня. Ничего не понимая, она, дрожа всем телом, обошла лежащую на полу подругу и метнулась вслед за Лимоном.

Красная «Альфа-Ромео» медленно отъехала от виллы.

— Найдешь меня в «Титании»! — крикнул Лимон выбежавшему Ике.

Мы молча входим в номер. Он оказывается точно таким же, как и тот, в котором жили прежде.

Вроде никуда и не уходили, а сколько всего произошло! Хочу заговорить с Лимоном и не знаю, с чего начать. Он кажется совсем неприступным. Бросает сумку и закрывается в ванной. Что же делать? На душе — тошно. Хорошо хоть в баре оказался коньяк. Привыкла я уже к этой «Метаксе». Что значит нервы — выпиваю две рюмки и успокаиваюсь. Дура я, дура… С чего это мне приспичило каяться? Меня подставили, бросили в объятия Ходжи только для того, чтобы его убить. Инга, выслушав мою болтовню, передала Лимону. А он, будучи абсолютно безжалостным типом, решил, что лучшего способа выйти на Ходжу и искать нечего! Кажется, ни во что я так свято не верила, как в эти собственные рассуждения. Подмывает сорваться с дивана и выпалить все Лимону. Лихорадочно соображаю, что лучше — устроить скандал немедленно или обидеться надолго и делать вид, что не замечаю его.

Нет, уж лучше сразу застолбить, а то подумает, будто меня мучает совесть. Решительно встаю и подхожу к ванной комнате. С силой рву на себя дверь.

Она оказывается незапертой. Еле удерживаюсь на ногах. Лимон лежит в ванной с закрытыми глазами.

Высказываю без запинки все, во что сама поверила.

Он не реагирует. Даже ресницы не дрожат. Неужели спит?

— Лимон! — кричу во всю глотку.

— Перестань, — слышу в ответ.

— Ну и черт с тобой! — Выскакиваю из ванной, хлопая дверью.

Все! Теперь буду рыдать не переставая. Иду в спальню, сбрасываю Ингино черное платье с жестким лифом и ложусь в благоухающую постель. Ни одной шмотки не успела захватить! Выбежала за ним, как собака, а он еще меня же презирает? Самое замечательное, я сама уверилась в том, что не хотела встречаться с Ходжой. Хоть во сне меня спроси, хоть под пытками. Должно быть, от этого быстро засыпаю, не успев для порядка поплакать.

Конечно, первым делом снится Наташка. Вернее, не она, а мои поиски ее. Огромный дом, со множеством высоких белых дверей. Перехожу из комнаты в комнату, за спиной хлопают двери, а впереди — вижу новые. Где-то совсем рядом находится Наташка. Но я блуждаю и все время открываю не те двери. Хочу крикнуть, но губы не разжимаются. Вдруг понимаю, почему не нахожу Наташку! Она тоже ходит в поисках меня. Мы раз десять разминулись. Буду стоять возле открытых дверей и не двигаться. Только останавливаюсь, как со всех сторон все двери разом открываются.

Вижу Наташку! Она тоже замерла в ожидании.

— Наташка! — справившись с окаменелыми губами, зову я.

Она отворачивается. Неужели не хочет со мной разговаривать? Тогда зачем вообще встречаться?

Словно в ответ на мои сомнения, звучит ее очень далекий голос:

— Ты не вернула перстень Пату… Он должен был успокоиться. Нельзя вставать между дочерью и отцом. Нам не о чем больше говорить. Оставайся, как и все люди, в неведении. Никто не откроет тебе имя твоего убийцы.

— Я его знаю! — кричу, захлебываясь рыданиями от такой несправедливости. Возникают какие-то голоса. Все двери разом захлопываются.

Открываю глаза и резко сажусь в постели. Руками вытираю слезы, из-за которых ничего не вижу.

Судя по ярким щелям в темных шторах, уже утро.

Лимона рядом нет. Но за дверью слышится его голос. С кем он разговаривает? Неужели с Ингой?

Не знаю, хочется ли мне с ней встречаться. Нет, не она. Ему отвечает Ика. Они куда-то собираются.

Вдруг Лимон меня оставит здесь и уйдет навсегда?

Не успеваю вскочить с постели, как хлопает входная дверь. Ушли…

Меня прошибает какой-то липкий, холодный пот. Сама себе становлюсь противной. Терпеть не могу, когда засыпаю в нижнем белье. Сдергиваю лифчик, стягиваю вместе с трусами с себя колготы.

Бросил не бросил, а нужно идти под душ.

В ванную комнату можно попасть из спальни.

Но я набираюсь смелости и иду через комнату.

Сумка Лимона — на прежнем месте. Рядом какой-то пакет. Заглядываю в него. Наверное, вещи Ики.

Среди них узнаю знакомые брюки. Это же те самые, от горчичного костюма, который я выбрала Лимону в Москве! Ах, подлец Ика! Он, оказывается, вор! Вытаскиваю их из пакета и хочу переложить в сумку Лимона. Из кармана вываливается обгоревшая карта, падает на пол картинкой вверх.

Я узнаю ее! Это та самая пиковая дама, кривлявшаяся в зеркале!

Должно быть, она тоже меня узнала. Потому что карта вдруг взмывает под потолок и начинает кружиться по комнате. Я вскакиваю и подпрыгиваю, пытаясь ее поймать. Она нарочно издевается надо мной. Ускользает прямо из рук. Обессиленная, падаю в кресло, и тут дама, сделав несколько кругов, спланировала прямо на мою левую грудь. Вскрикиваю от жуткой боли. Вроде ко мне прикоснулись раскаленным утюгом. Хватаю карту и пытаюсь оторвать от тела. Не получается. Она словно прикипела к груди. Бегу в ванную, чтобы залезть под душ.

По пути карта внезапно морщится, скукоживается и, превратившись в пепел, рассыпается. Боль тут же проходит. Покачиваясь от ужаса, охватившего меня, поворачиваю к бару. На ощупь достаю бутылку, лью себе на грудь, потом делаю несколько глоточков. Кошмар какой-то!

С трудом переставляя заплетающиеся ноги, захожу в ванную, вижу в зеркале свое отражение и вскрикиваю от неожиданности. На моей левой груди выжжена пиковая дама! Накрываю ее рукой и тру в надежде избавиться. Оказывается, это самые настоящие шрамы… Никакого воспаления, можно трогать пальцами. Словно наколка. Что ж мне теперь, от нее не избавиться? Должно быть, какое-то страшное предзнаменование.

Стою под душем и плачу. Не знаю почему. Наверное, от нервного истощения. Мучительно пытаюсь вспомнить об этой проклятой даме, красующейся на моей несчастной груди. Лимон говорил, что у Инги перестали складываться пасьянсы, потому что из них исчезла дама пик. Кстати, и сама Инга мне жаловалась. А украл ее Ика! Но почему спрятал в брюки Лимона? Ничего не понимаю.

Лучше не думать. Придет Лимон, спрошу у него. В этой даме заключена мистическая тайна. В любом случае теперь мне от нее никак не избавиться.

Вылезаю из-под душа. Долго сижу в кресле, закутавшись в банный халат. Становится безумно одиноко. Лучше выйти на улицу. Сяду в кафе, закажу себе кофе и буду ждать Лимона. Боже! Как они меня все заманали!

Надеваю черное платье. Хорошо, что лиф рассчитан не на мои худосочные груди. Полностью закрывает выжженную даму. Хватаю сумочку и выхожу из номера.

Не успеваю заказать кофе, как ко мне начинает клеиться какой-то русский. Внутренне сжимаюсь.

Больше всего за границей следует опасаться наших!

Но этот вроде нормальный. Показывает про себя в газете. Артист, наверное. Только слишком толстый и с бородой. Разве артисты с бородой бывают? Спрашивать неудобно. Он какой-то ленивый. Должно быть, от жары. Не знаю почему, но мне вдруг ужасно хочется рассказать этому незнакомому мужику обо всем, что со мной случилось. Прямо рвется наружу! Еле сдерживаюсь. Плохо, если меня с ним застанет Лимон. Предлагаю пойти погулять…

Он как раз то, что мне нужно. Умеет слушать.

Смотрит в сторону, а я чувствую, что сопереживает мне. Боже! Дура! Какие подробности ему сообщаю.

У самой бы уши завяли. А он ничего, кивает. Хочу вспомнить, как его зовут, и не могу, а переспрашивать стыдно. Ладно, не все ли равно. Больше с ним никогда не увижусь!

Что на меня нашло-наехало? Пусть думает, что угодно. Главное — на душе становится легче. Идем назад. Почему-то спиной чувствую опасность. Поворачиваюсь — и точно. Рядом притормаживает.

Красная «Альфа-Ромео». За рулем — Ика. Лимон вытаскивает пистолет. Только этого недостает! Заскакиваю в машину, не успевая попрощаться.

— Кто это? — рычит Лимон.

— Так, русский турист. Обычный человек, показал мне королевский парк.

— И все?

— Да посмотри на него! Разве такой может понравиться?

Правда, смотреть уже не на кого. Мой случайный знакомый остался далеко позади.

Они ненадолго заехали в отель. Лимон принял душ, а Ика долго разговаривал на греческом по телефону. Ольга сидела, надув губы. О пиковой даме решила пока ничего не рассказывать. Лимон вряд ли поверит и заподозрит, что ей кто-то выжег специально. Ика, бросив телефонную трубку, сообщил, что они приглашены на ужин в греческую народную таверну — бузуки.

— Мне как-то все равно, — пожала плечами Ольга.

— О, ты не представляешь, что это такое! Туда ходят только богатые люди.

— Я давно уже с бедными не общаюсь, — заявила она. Ей было противно разговаривать с мерзким воришкой.

Лимон появился с полотенцем на бедрах. Порылся в сумке, увидел горчичные брюки, вытащил их и спросил у Ольги:

— А это откуда?

Ольга вспыхнула, метнула взгляд на Ику и с презрением заявила:

— Нашла в пакете Ики. Подумала, он ошибся, когда собирался…

Ика совершенно не смутился. Развел руками:

— Инга выбросила их. Я бы никогда не взял, но там в кармане была карта, думал, может, тебе понадобится.

Лимон, что-то вспомнив, принялся ее искать.

— Не ищи, — тихо сказала Ольга. — Ее там нет.

— А где ж она?

Княгиня подошла к нему и оттянула жесткий лиф. Лимон увидел выжженную даму пик.

— Она сама выпала на пол, а потом вцепилась в меня. Бред какой-то, но чистая правда.

Лимон вспомнил, как обжег руку, когда, сунув ее в карман, случайно прикоснулся к карте. Он не сомневался, что это та самая карта, которая исчезла из пасьянса Инги. Значит, удача перекочевала к княгине. Эта новость обрадовала его, но он сдержался, чтобы не обнять Ольгу. Вместо этого спросил Ику:

— Кто звонил?

— Человек Федороса., Нас приглашают в бузу ки. Заедут в восемь.

— Нас, но без тебя, — возразил Лимон. — Ты поедешь к вилле Инги, найдешь укромное местечко и будешь внимательно наблюдать за всеми приходящими. А утром дашь мне полный отчет. Думаю, она так просто не успокоится. Нужно удержать ее от глупостей.

Ику перспектива провести ночь в кустах не слишком обрадовала, но противиться было бессмысленно.

— А я? — не выдержала Ольга.

— А тебя ни на минуту нельзя оставлять одну, уже более мягко ответил Лимон. — Поэтому твое место — рядом со мой.

Федорос сам заехал за ними. Он был в приподнятом настроении. Сразу сунул Лимону пачку газет с фотографиями убитого Ходжи на первых страницах.

— Чувствуется, профессионал приехал! Теперь этот город мы возьмем в ласковые объятия.

Обладая удивительным самомнением, он и убийство конкурента считал чуть ли не собственноручно исполненным. Во всяком случае, гордился им, как ему казалось, по праву. Лимон не возражал. Более того, с удовольствием отдавал ему пальму первенства в этом деле.

Они, оставив машину из Манастыраки, поднялись на Плаку, где в многочисленных ресторанчиках и тавернах уже вовсю веселились туристы. Федорос торжественно провел их в укромное местечко под самой горой, закрытое от посторонних лиц пышным забором из кустов азалии, ярко цветущей малиновым цветом. Там, перед столиками с маленькими лампами в виде греческих амфор, возвышалась увитая дикой розой небольшая раковина эстрады, казавшаяся перламутровой. Немногочисленные посетители, в основном мужчины, сидевшие за столиками, почтительно встали, приветствуя гостей.

— Мои, — небрежно кивнул в их сторону Федорос. — Все кормятся с рук.

Несколько официантов в национальных костюмах, состоявших из приталенных, отделанных золотым шитьем курточек, белых рубах с широченными рукавами, коротких, в складку, белых юбок и обтягивающих ноги вязаных белых рейтуз, склонили перед ними головы в красных шапочках с черными кистями.

— Обычно здесь только пьют, но мы поужинаем, — объяснил Федорос и сделал заказ, не заглядывая в предложенное меню.

На лице княгини сияла улыбка. Лимон ее простил, а значит, жизнь только начинается! Ее, спутник вел себя с должным достоинством. Десятки глаз с восхищением наблюдали за ним. Слава русского рэкетира уже распространилась по Афинам.

От него ждали чего-то невероятного. Даже Федорос не скрывал своего удовлетворения от общения с дорогим гостем.

Официанты, не мешая их беседе, ловко сервировали столы и на серебряных блюдах принесли еду. Федорос оживился и широкими жестами радушного хозяина стал предлагать:

— Прошу отведать непременно: эта вот ярко-розовая масса — икра из тарамы, ну тут же, разумеется, жареные баклажанчики, там белый с зеленью салат из творога с чесноком — цацики, рядышком долма — голубцы с виноградными листьями, а на горячее принесут псари плакию — запеченную морскую рыбу. Если кто желает, подадут фирменный суп из лимона с рисом и спагетти! — Потом повернулся к Ольге и поинтересовался:

— Что у нас пьет дама?

— Водку с томатным соком! Только пусть не смешивают, я сама сделаю.

Ответ княгини его несколько озадачил. Он взглянул на Лимона.

— А вы?

— Мне «Узо».

— Тогда я ударю по шампанскому! — заключил Федорос и отпустил официантов. — Объясняю, куда мы пришли. Бузуки — самые престижные заведения в Греции. Здесь — исключительно национальная еда и исполняются народные греческие песни. Сегодня будет петь мой протеже. Вообще-то он — цыган из театра «Ромэн», но быстро освоился. Благодарен мне по гроб жизни.

Тем временем официанты принесли стопки пустых глиняных тарелок и поставили перед каждым сидящим за столиками.

— Это зачем? — удивилась Ольга.

— А вот зачем! — Федорос схватил одну тарелку и грохнул ее о мраморный пол. Все присутствовавшие сделали то же самое. Рассмеявшись, он объяснил:

— Такая традиция. Заказываешь тарелки, слушаешь песни, пьешь и от восторга вместо аплодисментов бьешь их о пол. Кто больше разобьет, тот и самый почетный гость.

— А тарелки дорогие? — не отставала княгиня.

— Не дешевые, — гордо ответил Федорос.

Вечер начался с тоста за Лимона и его очаровательную спутницу.

Пили много, тарелки начали бить еще до начала выступления певца, а уж когда он появился на сцене, бой расколотой посуды заглушил первые аккорды. Ольга с восхищением наблюдала за всем происходящим.

Лимон к пению остался равнодушен и, пододвинувшись к Федоросу, спросил:

— Ты разобрался с долями в наркобизнесе?

— Ну, разберемся. Времени впереди много, — уклончиво пробормотал тот.

— Не так много. Я сегодня вместе с Икой навел кой-какие справки. Корабль прибывает завтра, — решил не откладывать разговор Лимон.

— Какой корабль?

— Сухогруз из Одессы.

Лицо Федороса помрачнело. Он не рассчитывал на такую прыть. После убийства Ходжи надеялся партию наркотиков прибрать в свои руки. Но, пожалуй, дружки Ходжи, боясь, как бы этого не произошло, намеренно организовали утечку информации.

— Да там маленькая партия, не стоит мараться, — стараясь казаться незаинтересованным, отмахнулся он.

— Сто килограммов героина? Немного? — возразил удивленно Лимон. — Я прикинул — по сорок тысяч за килограмм составит четыре миллиона.

— Кто же тебе даст по сорок-то тысяч долларов? — вяло возразил Федорос.

— Как кто? Твой покупатель из Майями, — жестко ответил Лимон, давая понять, что ему достаточно известно обо всей структуре греческого наркобизнеса.

Федорос явно расстроился. Выпил подряд несколько бокалов вина, не притронулся к закуске и с досады расколотил о пол несколько тарелок.

— Ну ты и жук… — покачал он головой. — Хочешь сразу взять за горло. Нельзя же так. Бери вон Глифаду и дои ее потихоньку.

— Это не в моих правилах. Не хочешь делиться, обойдусь без тебя, — пригрозил Лимон.

— Пойми. Контейнер находится в тайнике, приваренном ко дну судна. Ребята Ходжи, очень натренированные аквалангисты, подплывают к кораблю, когда он стоит на рейде, и вытаскивают содержимое. Я получаю товар уже на хазе. В этот раз, уверен, они просто его не принесут. Ходжи нет — кого бояться. Присвоят себе и помаленьку начнут распродавать. Не за сорок тысяч, но свои деньги возьмут. Так что, считай, мы оба в пролете. Давай-ка лучше вернемся к Глифаде.

Лимон понял, что хитрый Федорос, пользуясь испытанным приемом, сказал ему только часть правды, а вторую оставил при себе. Старик, как его величали за глаза, конечно, приготовился к разговору о наркотиках и сговорился с аквалангистами.

А проверить это практически невозможно. Но кусочек правды, которой он все же поделился, вполне устраивал Лимона.

— Черт с ней, с Глифадой, разберемся. Послушаем парня, он, кажется, здорово поет.

Цыган старался вовсю. Восторженные слушатели забрасывали его цветами, но не букетами, как принято везде, а гирляндами из магнолий и цветками орхидеи, которыми бойко торговали девушки в национальных костюмах.

Больше о делах ни Лимон, ни Федорос не заикались. Они весело били тарелки и ухаживали за опьяневшей от счастья княгиней. Однако вечер закончился раньше, чем планировалось, из-за налетевшего с моря ураганного ветра, принесшего с собой почти тропический ливень.

Федорос простился с Лимоном и Ольгой, поручив своим телохранителям доставить их в гостиницу.

Этот ветер уже давно хозяйничал над виллами Кифисьи. Инга, в пурпурной плащанице, сидела на ретере, курила и не собиралась ее покидать, хотя песок, поднятый ветром, попадал в глаза и на зубы.

Ей было наплевать. После испытанного унижения она была не в состоянии реагировать на капризы природы. Вчера она переступила через свою гордыню и ради Лимона грязно отдалась какому-то мерзавцу. А вместо благодарности Лимон переступил через нее и ушел с дешевой проституткой, мечтавшей об огромном члене Ходжи…

Ингой, созданной для поклонения, пренебрег человек, который до нее был полным ничтожеством. Она презирала всех мужчин и, очевидно, поэтому решилась сделать из него сильную, властную личность. Дала ему в руки удачу, помогла добиться богатства. Столько лет отводила от него все напасти. Не раз воровала его у смерти. И в результате безжалостно брошена. Люди не способны ценить то, что им дается, они умеют любить только тогда, когда у них ничего нет. Мир для Инги обесценился навсегда — одним поступком Лимона. Больше ей ждать было нечего.

Она спустилась вниз, зажгла свечи, поставила их на пол возле зеркала, поддерживаемого крокодилом, и опустилась на колени. Ждала долго, мерно раскачиваясь в такт своим мольбам. Но, когда зеркало осветилось внутренним светом, вместо привычных образов показался согнутый в три погибели Пат, в грязном синем халате. Его коротко остриженная седая голова с глубоко посаженными глазами и лошадиными зубами заставила Ингу отпрянуть от зеркала.

— Куда?! — завопил он. — Не ждала?! А больше никто не придет! Не надейся! Знаешь ли ты, ведьма, что дама пик, сбежавшая от тебя, теперь запечатлена на груди твоей соперницы? Да, да! На левой груди, у самого соска! Так что карты больше не подвластны тебе. Ты стала бесплодной смоковницей. Сама отдала Ольге свое превосходство. Не сумела с глупой девкой разобраться. Отдай мой перстень! Тебе мой черный агат не к лицу!

Инга тихо стонала. Еще один удар свалился на ее истоптанную душу. Дама пик — у княгини! Даже карты предпочли эту девчонку! Никакого просвета впереди не было.

— Верну, когда встретимся… — выдохнула она.

— Значит, недолго мне маяться. — Пат изобразил на обтянутом серой кожей лице подобие улыбки.

С замиранием сердца Инга молила о прощении, которое ей могла дать только одна великая тень — графа, сенатора, генерал-фельдмаршала Якова Вилимовича Брюса.

Старик, как всегда, возвестил о своем явлении шаркающей походкой. В этот раз он даже не взглянул на Ингу, а близоруко щурился в сторону. Шумно нюхнул табаку и, кряхтя, принялся чихать. Достал из рукава пожелтевший от времени кружевной платок, промокнул под носом и скрипучим голосом объявил:

— Дура девка! Тебе вручили в руки великую силу, а ты ее извела — разбазарила на полюбовника да на всякие ревности. Потому и отнимаю от тебя свое поручительство. И не гневай нас более истошностью своих причитаний. Не будет у тебя такого права смущать покой вечности…

Он по-старчески раздраженно махнул платком и отправился в свое Зазеркалье, унося на сутулых плечах потертого камзола пыль восемнадцатого века. Свет в зеркале погас. Оно почернело, вздулось и лопнуло, как созревший нарыв, осыпав мраморный пол мельчайшими осколками, больно врезавшимися в распластанные руки Инги и запутавшимися в ее волосах.

Инга с трудом поднялась с колен. Словно слепая, выставив вперед руки, прошла по комнате.

Наткнулась на клетку с Христофором. Тот важно крикнул:

— Паракало!

Она не обратила внимания на него и поднялась по лестнице вверх. Не заходя в свою спальню, вышла на крышу. Ветер захлопал подолом ее плащаницы. На море бушевал шторм. Соленые брызги упали ей на губы. Она их слизнула и вдруг почувствовала неодолимую тягу к полету. На земле ее больше ничто не задерживало. Униженная и раздавленная собственной ненужностью, она вся сжалась для последнего прыжка в небо. Ноги легко ощутили под собой мокрую плоскость перил. Одним рывком Инга, расправив руки, оторвалась от крыши. Мощный поток воздуха подхватил ее и понес вверх. Звезды стали стремительно приближаться.

— Недосягаема! — во всю мощь легких победно крикнула Инга. Она парила над пустынным пляжем, пожираемым огромными волнами.

Ветер, захлебнувшись собственной скоростью, замер. Воздух потерял упругость. Инга беспомощно заскользила вниз.

Ольга и Лимон проснулись в объятиях друг друга от настойчивого звонка телефона. На часах было восемь утра. Раздраженно вздохнув, Лимон снял трубку. В ней раздался голос Ики.

— Я внизу, в холле. У меня срочное известие! — срывающимся голосом прокричал он.

— Заходи, — ответил Лимон и отправился в ванную комнату.

Ику он встретил в белом банном халате. Вид у помощника был весьма плачевный. Даже золото зубов заметно поблекло. Он упал в кресло и, не давая себе времени отдышаться, прошептал:

— Сегодня утром на берегу, метрах в шестидесяти от виллы, нашли разбившуюся насмерть Ингу.

В ответ Лимон тихо присвистнул. Он скорее поверил бы в то, что она улетела, чем в то, что она разбилась.

— Полицейские заявили, что в свете молний видели летящую в небе женщину. Сейчас там полно репортеров. Завтра появятся сообщения во всех газетах.

Как раз это меньше всего волновало Лимона. Он думал о другом. О предсказании Инги. Оно оказалось правдивым. Но, так ясно читая чужие судьбы, она не смогла прочесть свою. quot;Не будем ссориться.

Очень скоро один из нас умретquot;, — сказала она, не ведая, что объявила себе приговор. Инги больше нет. Из этого следует, что ни Ольге, ни ему больше ничего не угрожает. Теперь он смело может рисковать!

Ни один мускул не дрогнул на лице Лимона, когда он глухо приказал Ике:

— Забудем об этом. Княгине ни слова. Впереди и без этой новости полно забот.

— Понимаю, хозяин. — Подобно служебной собаке, Ика уставился на Лимона в ожидании команды.

Лимон встал, прошелся по комнате, заглянул в спальню. Ольга спала, уткнувшись в подушку. Осторожно прикрыл дверь и деловым тоном принялся излагать возникший в голове план:

— Сегодня должен стать на рейд российский сухогруз. Аквалангисты Ходжи готовятся снять с его дна контейнер с героином. Попробуем их опередить. Езжай в Пирей, возьми напрокат моторную лодку с подвесным мотором, желательно «Хонду», и достань крепкий пластиковый мешок, чтобы выдержал погруженный под воду мотор. Потом купи акваланг для меня и закачай в баллоны воздух. Да пусть проверят. И не забудь катушку просмоленного троса. Через два часа все должно быть готово.

Ика не то чтобы испугался, но как-то поник, предчувствуя смертельную опасность.

— Риск уж очень велик, хозяин.

— Ничего особенного, — пожал плечами тот.

— Я могу взять машину?

— Бери. Она твоя, взамен угробленного мной джипа.

После этих слов Ика преобразился. Несколько раз поклонился Лимону, пытаясь схватить его за руку. Но тот не принял никаких знаков благодарности, и Ика, чтобы не оказаться в неловком положении, поспешил удалиться.

Лимон сел в кресло возле бара и закурил. В отличие от Ики он не боялся риска, и не из-за безрассудства, а по самому трезвому расчету. Смерть Инги избавляла на какой-то срок от сомнений.

Снаряд дважды в одно место не попадает. Следовательно, именно сейчас стоит рискнуть по самому большому счету. Ведь куш в четыре миллиона долларов не каждый день обламывается. Даже если придется отдать десять процентов Федоросу за посредничество в сделке с купцом из Майями, остальных денег хватит на спокойную старость.

Из спальни вышла Ольга и пальцем поманила Лимона к себе. Он не сопротивлялся. Пришло его время наслаждаться любовью. Забыв обо всем на свете, они едва успели привести себя в порядок к возвращению Ики.

— Первым делом купил тебе пляжный наряд, — весело сказал Лимон, натягивая джинсы.

— Только пляжный? — нахмурилась княгиня.

— Сегодня мы едем кататься на лодке.

— А я хотела навестить Ингу. Мне ее так жалко. — Ольга подумала, что после стольких радостей любви может немного «покачать права». Но, увидев ожесточившееся выражение лица Лимона, испугалась.

— Для нас Инги больше не существует, — сказал он сухо и назидательно добавил:

— А значит, и разговоров о ней тоже.

На этом вопрос был исчерпан. Ика опоздал на сорок минут, но выполнил все поручения Лимона и даже выяснил, когда сухогруз ожидается в порту.

Втроем они заехали в универсальный магазин «Юнион», где пришлось подгонять Ольгу, увлекшуюся выбором нарядов. Потом поехали в Пирей.

Ольге не терпелось прогуляться по набережной в желтом платье и в широкой шляпе из золотистой соломки.

Лодка, накрытая брезентовым чехлом, ждала их на платной стоянке.

Проверив акваланг и костюм с подогревом, мешки, веревки и набор ножей для подводной охоты, Лимон похлопал Ику по плечу и приказал брать курс в открытое море.

Ольга не спрашивала, чем вызвана неожиданная прогулка, но по приготовлениям поняла, что опять затевается очередная авантюра. Ей оставалось лишь привыкать к такой жизни. Больше всего на свете она теперь боялась за Лимона. Ведь Инга предупредила, что кто-то из них должен умереть. А кто, как не Лимон? Правда, глубоко в подсознании сидела уверенность, что, если Лимона убьют, она тут же вернется к Инге. Это как-то примиряло с непредсказуемой действительностью. Однако прекрасная погода, наступившая после ужасного ночного шторма, развеяла ее опасения.

Мотор тянул хорошо, и спустя два часа Лимон в бинокль заметил сухогруз, идущий под российским флагом. Ика взял курс на сближение. Они подошли к фарватеру, когда сухогрузу до этого места оставалось километров шесть. Сняли мотор, упаковали его в пластиковый мешок и сбросили на веревке за борт. Лимон спокойно облачился в костюм и приладил акваланг. Ольга решилась спросить, что будет дальше.

— Все просто. Ика одним веслом будет погребывать, чтобы вас не отнесло. При приближении сухогруза, главное, погромче орите. Но вас и так заметят. Поднимут на борт, скажите, что потеряли мотор. И все. Паспорта с собой? — Ика кивнул.

Ольга скривила губы в недоумении. Лимон протянул ей паспорт. — Не урони в воду.

— Ждать тебя, как условились, за мысом в Глифаде? — важно переспросил Ика.

— Надеюсь, не опоздаете, — кивнул Лимон, взял нож, фонарик, веревку и спиной опустился в воду.

Несколько раз нырнул на глубину, проверяя работу акваланга, и, оставшись доволен, подплыл к лодке. Так он, держась за борт, болтал с княгиней вплоть до первого гудка сухогруза, дававшего понять, что лодку заметили с корабля. Лимон погрузился под воду.

Сухогруз перешел на малый ход, а затем капитан приказал полностью застопорить машину, чтобы принять на борт людей. Должно быть, он услышал, с каким русским матом его молят о помощи. С борта спустили шлюпку, в которую и перебрались, судя по всему, незадачливые влюбленные.

— Пусть утонет эта лоханка! — орал Ика, зачем-то грозя своей моторке кулаком. Команда была немало удивлена, увидев русскую девицу и грека, матерившегося по-русски.

Капитан первым делом справился о паспортах.

Обрадовавшись их наличию, внимательно изучил и успокоился по поводу снятия границы с судна в порту Пирей.

Пока судно тихо дрейфовало, Лимон обследовал его носовую часть, на которой, по информации Федороса, находился приваренный железный контейнер. Наросшие ракушки и всякий хлам, прицепившийся к днищу, мешали поискам. Мощный лучик фонарика скользил по стальной громадине и никак не мог высветить прямоугольный ящик. Лимон молил бога, чтобы капитан не дал приказ запустить машину. Это могло произойти в любой момент, и тогда поток воды мгновенно унесет Лимона под винт. Единственное, что заставляло его продолжать поиск, — пророчество Инги. Она говорила только про одну смерть.

Мужество Лимона вознаградилось. Он отыскал чертов контейнер по правому борту, почти у самой поверхности воды. Видать, ребята не очень утруждали себя глубоководными ныряниями. Стиснув зубы, потянул на себя жестяной пенал за приделанную к нему ручку. С первого раза не получилось.

Но Лимон нашел в себе силы вытащить его из контейнера. Не теряя ни минуты, он нырнул на глубину и взял в сторону от судна.

Грохот заработавшего винта настиг его уже на безопасном расстоянии. Он медленно всплыл и долго провожал взглядом сухогруз. Потом принялся искать брошенную лодку. Задача оказалась не из легких. Хоть море и плоское, а пойди выпрыгни из него, чтобы обозреть окрестности, да еще с пеналом, весящим более ста килограммов. Но само небо благоволило Лимону. Он нырнул и из-под воды заметил покачивающуюся тень. Это была лодка!

Подплыв к ней, Лимон сначала привязал пенал, чтобы ценный груз от одного неловкого движения не пошел ко дну, потом забросил в лодку мешок с мотором, а уж после этого влез в нее сам.

Мотор оказался в идеальном состоянии и через десять минут был готов к пуску. Труднее оказалось с пеналом. Пришлось попотеть, пока жестяной прямоугольник не перекочевал на дно лодки. Лимон завел мотор, дал газ и развернулся в сторону Глифады. Ничто не затрудняло его движения. Только у самого берега решил на всякий случай опустить пенал снова под воду и потихоньку буксировать, оберегая его от посторонних глаз. Солнце садилось в море, и его последние лучи рыскали по поверхности воды, раздражая этим Лимона.

Почти у самой воды стояли встречавшие его Ика и Ольга.

— Ну, кажется, пронесло, — глубоко вздохнув, сказал вслух Лимон и с удовольствием закурил.

Стою, как верная жена, и жду с добычей мужабандюгу. «Моего нежного убийцу»! Как ко мне на сухогрузе клеился капитан! Заманал вконец. Очень надеется встретить меня сегодня в восемь возле русского магазина в Пирее. А пограничники на нас и внимания не обратили. Только паспорта проверили. Оказывается, тут каждый день кого-нибудь вылавливают. Ика — отвратительный мужик. Трус и наглец. Надо бы Лимону от него избавиться. И вообще, хорошо бы куда-нибудь мотануть без всяких дел и наворотов. Буду умолять Лимона завязывать с Грецией. Хорошая страна, но сколько еще есть других, не хуже.

Народу на берегу — никого. Кругом — дюны и камни. Ну и местечко нашли. А всего в каком-то километре — вовсю музыка в дансинге шпарит. Довольны, что Лимон им свинку не подбросил!

— Чего он так медленно плывет? — спрашиваю Ику.

— Контейнер на буксире тянет, — отвечает тот безразличным голосом.

Захожу по колено в воду. Ох, она еще и холодная, долго не простоять. Возвращаюсь на берег.

А Ика стоит в воде и хоть бы хны.

Лимон тоже выпрыгивает из лодки. Что-то ищет под водой. Зовет Ику. Тот делает несколько шагов и на моих глазах достает пистолет. Не успеваю опомниться, как он начинает стрелять. Не вижу, что с Лимоном, но ору во всю глотку. Ика не обращает внимания. Бегу к нему — ив ужасе останавливаюсь… Лимон лежит в воде. Вокруг его головы она совершенно красная…

Теперь Ика медленно разворачивается и направляет на меня пистолет. Не соображая, куда бежать, мчусь к берегу. По хлюпанью воды понимаю, что он гонится за мной. В глазах темно. Мечусь между валунами. Хватаюсь руками за кусты, поднимаюсь на пригорок. Там дальше должна быть дорога. Лишь бы добежать до людей. Ну почему здесь никого нет? Оборачиваюсь и вижу Ику, пересекающего мне путь. Поворачиваю в другую сторону и останавливаюсь возле высоких валунов. Дальше бежать некуда. Совсем рядом шумно дышит Ика.

Слышу его голос:

— Паскуда! Никуда ты не денешься! Инга сдохла, Лимон сдох, и ты здесь подохнешь!

Ничего не вижу, кроме направленного на меня пистолета. Зажмуриваю глаза — раздается выстрел.

Мне совсем не больно. Жду следующего. Но наступает поразительная тишина. С трудом приоткрываю дрожащие веки. Ика валяется на земле, а возле него стоит Солон с пистолетом в руке.

— Вот и все! — кричит он мне. — Не стоит паниковать!

Достает из кармана Ики паспорт, читает вслух:

— Тарасов Владимир Борисович, пятьдесят седьмого года рождения…

Вынимает зажигалку и поджигает паспорт. Оба стоим и смотрим, как он горит.

— Все. Больше Лимона не существует — ни физически, ни юридически…

— А Инга? — шепчу я.

— Она погибла вчера, — с сочувствием сообщает он.

Я теряю сознание и последнее, что ощущаю, его большие сильные руки, подхватывающие мое тело…

Собственно говоря, вот и вся история… Но уж коли началась она с моей встречи с Ольгой в Греции, то и закончить ее следует коротким пересказом дальнейших событий. Мой очередной приезд в Афины не предвещал никаких сюрпризов. Более того, в то время как многочисленные туристы нежились под ласковым сентябрьским солнцем на тысячелетних пляжах Эллады, мне пришлось вести переговоры в прохладных офисах частных греческих телекомпаний, обсуждая перспективы создания телесериала, надежды на который становились все призрачнее из-за отсутствия спонсорских финансовых вливаний. Оставалась последняя надежда — телевизионная передача, способная расшевелить зрительский интерес. Я не долго утомлял зрителей рассказами о нашей затее, но этого оказалось достаточно, чтобы сразу после эфира в студии раздался телефонный звонок. Вместо предложений об участии в финансировании фильма я услышал тихий, спотыкающийся голос, принадлежавший, как выяснилось, Ольге.

Она, узнав меня на экране телевизора, предложила встретиться. Не скрою, я был застигнут врасплох ее приглашением. Но задуманный роман уже созрел в голове и просился на бумагу. Поэтому согласился с радостью.

Через двадцать минут у особняка телестудии стоял уже знакомый мне автомобиль — красный «Альфа-Ромео» с откинутым верхом. За рулем сидела Ольга, которую я сразу узнал по роскошным светлым волосам.

Перебросившись приветствиями, мы почти всю дорогу до ее виллы молчали. Разговор был слишком серьезен, чтобы его начинать на ходу. Войдя в дом, я поразился огромному портрету незнакомой женщины в полный рост, стоявшему почти посередине практически пустой комнаты, если не считать кресел и дивана, придвинутого к мраморному камину. Сомнений не было, из роскошной, украшенной головами мучеников дантовского ада рамы, опиравшейся на раскрывшего пасть крокодила, на меня смотрела Инга.

Ольга, оценив мою реакцию, увлекла меня наверх, и мы вышли на ретере, где возле дивана-качалки в клетке сидел попугай, косо глянувший на меня.

— Какая хорошая птичка, — невольно вырвалось у меня.

— Эвхористо! — надменно ответил попугай.

— Это Христофор. Тот самый… — представила его Ольга.

— А остальные?.. — несколько преждевременно спросил я.

Она, без страданий и жеманства, поведала мне о судьбе Инги и Лимона. А потом с тоской в голосе призналась:

— Виллу подарил мне Солон. Он был опекуном банковских счетов Инги. После ее смерти и гибели Лимона мы сблизились. Ведь у меня больше никого не было…

— Вы и сейчас вместе? — спросил я.

— Да. Но у Солона жена и двое детей. К тому же совсем скоро он получит портфель министра, так как Арис Петридис победил на выборах. Сами понимаете.., мне отведена роль любовницы.

— Извините… — Я понял, что вторгся уже совсем в другой роман.

— Ерунда. Я счастлива. От прошлой жизни у меня осталось лишь это! — Она оголила левую грудь, и я увидел выжженную чуть выше соска даму пик.

Заметив мое смущение, Ольга улыбнулась.

— Я всем назло загораю «топлес», то есть без лифчика, так что привыкла к нахальным взглядам. Но если честно, то эта дама действительно принесла мне счастье. Из нас троих осталась в живых одна я.

— А что дальше? — прозвучал мой совершенно никчемный вопрос.

Ольга пожала плечами и предложила:

— Хотите выпить?

Я утвердительно кивнул.

Мы пили легкую, как южная ночь, «Метаксу», и я слушал ее безыскусный, взволнованный рассказ о происшедших событиях.

Поздно ночью мы вдруг поняли, что сказано все, и Ольга, без всякой претензии, обронила напоследок:

— Пишите что угодно, я книг не читаю.

Мне ничего не оставалось, как, усевшись в заказанное такси, вернуться в гостиницу.

Сейчас, когда рукопись романа лежит передо мной и скоро он предстанет на суд читателей, я хотел бы попросить тех, кто, может быть, приехав случайно в Турцию, встретит на одном из бесчисленных пляжей высокую блондинку с выжженной дамой пик возле левого соска — передайте ей привет от Михаила Рогожина.