"Убийца по прозвищу Англичанин" - читать интересную книгу автора (Сильва Дэниел)

10 Штутгарт. Цюрих

На следующий день после полудня они отправились в Лиссабонский аэропорт. Анна Рольфе настояла на том, чтобы лететь первым классом. Габриель, путешествовавший за счет скуповатого Шамрона, был вынужден довольствоваться экономическим. Он проследовал за Анной по Лиссабонскому аэропорту, чтобы убедиться, что никто за ней не следит. Когда она уже подходила к выходу на поле, какая-то женщина, задыхаясь, подскочила к ней и сунула бумажку для автографа. Анна выполнила ее просьбу, улыбнулась и пошла к самолету. Через пять минут за ней последовал Габриель. Когда он проходил мимо ее кресла, она потягивала шампанское. А Габриель прошел в хвост самолета, где его ожидало среднее место в двадцать третьем ряду. У него все еще болела спина после бессонной ночи, проведенной на отвратительной кровати сеньора Мануэля.

Предупреждение Герхардта Петерсона не ступать на швейцарскую землю все еще звучало в ушах Габриеля, поэтому, вместо того, чтобы лететь прямо в Цюрих, они отправились сначала в Штутгарт. Там они держались такого же распорядка: Анна первой вышла из самолета, Габриель следовал за ней по терминалу к прилавку аренды машин. Она взяла ключи и бумаги на маленький «мерседес» и поехала на автобусе к стоянке. А Габриель на такси поехал в ближайший отель и стал ждать в баре. Через двадцать минут он вышел на улицу и обнаружил Анну, сидевшую в машине на подъездной дороге. Она проехала немного по темным улицам, затем остановила машину и поменялась с Габриелем местами. Габриель свернул на шоссе и поехал на юг. До Цюриха было сто миль. Анна откинула пассажирское сиденье, свернула свое пальто, сделав из него подушку, и положила себе под голову.

Габриель сказал:

– Мне понравилась та вещь, которую вы репетировали вчера.

– Она называется «Трель дьявола». Композитор – Джузеппе Тартини. Он сказал, что это навеяно сном. Во сне он дал свою скрипку дьяволу, и дьявол сыграл на ней сонату, прекраснее которой Тартини никогда ничего не слышал. Он утверждает, что проснулся в лихорадочном состоянии. Он хотел сохранить эту сонату и записал все, что запомнил.

– Вы этому верите?

– Я не верю в дьявола, но я, безусловно, понимаю, как важно иметь в своем репертуаре эту вещь. Я целых три года училась правильно ее играть. Именно ее я играла, когда победила на конкурсе Сибелиуса. После этого она стала моей коронной вещью. Но технически это очень трудно. Я только начала снова играть ее.

– Она так красиво звучит.

– Не для моего уха. Я слышу только ошибки и несовершенства.

– Поэтому вы отменили два концерта?

– Я их не отменила – я их отложила. – Габриель почувствовал, как она смотрит на него. – Я вижу, вы подготовились.

– Вы предполагаете играть в скором будущем?

– Собственно говоря, да. Через десять дней у меня концерт в Венеции. Венецианцы всегда были очень добры ко мне. Мне там спокойно. Вы знаете Венецию?

– Я жил в Венеции два года.

– В самом деле? Почему?

– Я там научился реставрировать картины. Я работал учеником у итальянского реставратора Умберто Конти. До сих пор это один из моих любимых городов мира.

– Ах, мой тоже. Если Венеция попала тебе в кровь, трудно жить без нее. Надеюсь, магия Венеции сработает и для меня.

– Почему вы все-таки отложили другие концерты?

– Потому что моя способность владеть инструментом сократилась из-за поврежденной руки. Потому что я не хотела становиться своего рода паноптикумом. Мне не хотелось слышать, как люди говорят: «Смотрите на Анну Рольфе! Она играет на скрипке совсем не плохо для человека, который чуть не лишился руки!» Я хочу стоять на сцене как музыкант, а не что-то другое.

– И вы готовы?

– Увидим через десять дней. В одном я уверена. На этот раз я не отступлю. – Она закурила. – Почему все-таки вы пытались уехать из Цюриха, не сказав полиции об убийстве моего отца?

– Потому что я боялся: а вдруг они не поверят, что я тут ни при чем? – ответил Габриель.

– Это было единственной причиной?

– Я уже говорил вам, что находился там в официальном качестве.

– Каком официальном качестве? Как называется эта малоизвестная организация, на которую вы работаете? Организация, связанная с министерством обороны?

– Я на них не работаю. Я просто оказываю им услугу.

– А название у них есть?

– Она называется Институт по координации, но большинство тех, кто там работает, называют это Конторой.

– Значит, вы шпион, верно?

– Я не шпион.

– Почему я знаю, что вы мне лжете?

– Я реставратор произведений искусства.

– Тогда почему мы врозь ехали в Цюрих? Почему мы так старались в аэропорту Штутгарта, чтобы нас не видели вместе?

– В качестве предосторожности. Швейцарская полиция ясно дала мне понять, что я не буду там хорошо принят.

– Почему они пошли на такой шаг?

– Потому что они были несколько раздражены тем, что я сбежал с места преступления.

– А почему вы убежали из дома моего отца?

– Я уже говорил вам это.

– Вы убежали из дома моего отца, потому что вы шпион и вы боялись обратиться в полицию. Я наблюдала за вами в аэропорту. Вы были очень хороши.

– Я не шпион.

– Тогда кто вы? И не говорите мне, что вы всего лишь реставратор произведений искусства, оказывающий услугу кому-то в малоизвестной организации под названием Контора, потому что я не верю вам. И если вы сейчас же не скажете мне правды, можете поворачивать и отправляться назад в Штутгарт, потому что я ни черта вам не скажу.

Она швырнула сигарету из окошка и ждала его ответа. Проявился легендарный характер Анны Рольфе.

В Цюрих они приехали уже после полуночи. Центр города выглядел заброшенным: Банхофштрассе была темная и безлюдная, на тротуарах – ни души, свет фонарей перекрывают падающие льдинки. Анна с Габриелем переехали через реку – Габриель осторожно вел машину по скользким дорогам Цюрихберга. Меньше всего ему хотелось, чтобы его остановили за нарушение скорости.

Они запарковали машину на улице у виллы. Анна занялась открыванием замков у калитки и у входа. Габриель заметил, что со времени убийства заменили коды.

В холле было темно. Анна закрыла дверь и лишь тогда включила свет. Она молча повела Габриеля в дом, мимо входа в большую гостиную, где он обнаружил тело ее отца. Габриель заглянул туда. Воздух был пропитан запахом чистящего средства. Восточный ковер исчез, но Рафаэль по-прежнему висел на стене.

Царившую в доме глубокую тишину подчеркивал стук каблуков Анны по голому полу. Они прошли мимо большой парадной столовой, где стоял внушительный стол полированного темного дерева и стулья с высокими спинками, затем мимо буфетной, затем – большой кухни.

Наконец они подошли к лестнице. На этот раз Анна не включила свет. Габриель последовал за ней вниз, во тьму. Внизу был винный погреб с отсеками, в которых лежали пропыленные бутылки. Рядом с погребом находилась комната садовника с каменной раковиной. На вбитых в стену крючьях висели заржавевшие инструменты для работы в саду.

Они открыли еще одну дверь и пошли по темному коридору. Он оканчивался у двери; отодвинув ее, Анна обнаружила лифт. В нем едва мог поместиться один человек, но они втиснулись оба. Пока лифт медленно спускался, Габриель чувствовал тепло ее тела, прижатого к нему, запах ее шампуня и французского табака в ее дыхании. Создавшаяся ситуация, казалось, ничуть не смущала ее. Габриель старался смотреть в сторону, Анна же смотрела ему в глаза – пристально, как смотрит зверь.

Лифт остановился. Анна открыла дверцу, и они вышли в холл, выложенный черно-белым мрамором. Напротив лифта была тяжелая стальная дверь. На стене рядом с дверью была кнопочная панель, а рядом с ней – что-то похожее на увеличительный видоискатель в студии Габриеля. Он видел нечто подобное раньше – это был биологический охранный механизм, сканирующий сетчатку глаза всякого, желающего войти в помещение. Если сетчатка соответствует той, что хранится в базе данных, человеку разрешат войти. Если же нет, – начнется ад.

Анна набрала код и приложилась глазами к сканирующему устройству. Через несколько секунд засов отодвинулся, и большая дверь медленно отворилась. Как только они вошли в помещение, в нем автоматически вспыхнул свет.

Помещение было большое – футов пятьдесят на тридцать, с натертым деревянным полом и кремовыми стенами. В центре стояли два вращающихся стула в витиеватом стиле. Анна остановилась возле одного из них и скрестила руки. Габриель обежал взглядом пустые стены.

– Что это?

– У моего отца было две коллекции. Одна – которую могли видеть все, и другая – которая висела здесь. Эта была только для личного пользования.

– А что тут были за картины?

– Французы девятнадцатого и двадцатого веков – главным образом импрессионисты.

– У вас есть их список?

Она кивнула.

– Кто еще знал об этом?

– Конечно, моя мать и мой брат, но они оба мертвы.

– И это всё?

– Нет, был еще Вернер Мюллер.

– Кто это – Вернер Мюллер?

– Он торговец и главный советник отца. Он осуществлял наблюдение за дизайном и строительством этого дворца.

– Он швейцарец?

Она кивнула.

– У него две галереи. Одна в Люцерне, а другая в Париже, недалеко от рю де Риволи. Большую часть времени он проводит там. Достаточно насмотрелись?

– На данный момент.

– Я хочу еще кое-что вам показать.

Поднялись на лифте, снова прошли по темной вилле в комнату без окон, где мигали электроника и видеомониторы. Габриель увидел виллу со всех точек – улицу, вход, передний и задний сады.

– В дополнение к охранным камерам каждый дюйм владения просматривается детекторами движения, – сказала Анна. – На всех окнах и дверях – сигналы тревоги. У моего отца не было круглосуточного охранника, но дом был непроницаем, и отец, в случае если бы кто-то проник к нему, мог в несколько секунд вызвать полицию.

– Так что же произошло в ночь убийства?

– Система не сработала, необъяснимо.

– Как удобно.

Она села перед компьютером.

– Отдельная система имеется для нижней комнаты. Она включается, как только открывается наружная дверь. Время входа автоматически регистрируется, а в комнате две цифровые камеры каждые три секунды делают снимки.

Она постучала по нескольким клавишам, поводила «мышкой», щелкнула.

– Вот мы вошли в комнату в двенадцать сорок девять дня, и вот мы в комнате.

Габриель перегнулся через ее плечо и стал всматриваться в компьютер. На экране появилось зернистое изображение их, затем оно исчезло и возникло другое. Анна снова поработала «мышкой». Появился список.

– Это перечень тех, кто посещал эту комнату последние три месяца. Как вы видите, отец проводил немало времени со своей коллекцией. Он приходил туда по крайней мере раз в день, а иногда и два. – Она дотронулась до экрана указательным пальцем. – Это его последнее посещение вскоре после полуночи перед тем утром, когда он был убит. Охранная система не показывает других проникновений после этого.

– Полиция сказала вам, когда приблизительно, по их мнению, он был убит?

– Они сказали: около трех часов ночи.

– Значит, разумно предположить, что те люди, которые убили вашего отца, забрали также картины и случилось это, по всей вероятности, около трех часов ночи, за шесть часов до моего приезда на виллу.

– Да, правильно.

Габриель указал на последний снимок на экране:

– Разрешите мне посмотреть вот это.

Минуту спустя снимки замелькали на мониторе. Камера не запечатлела всех картин, но Габриель увидел достаточно и понял, что это была замечательная коллекция. Мане, Боннар, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Писарро, Дега, «Обнаженная» Ренуара, пейзаж с каналом Ван Гога, две уличные сценки Моне, большой женский портрет, написанный Пикассо в Голубой период. А в центре комнаты на стуле с высокой спинкой сидел старик и в последний раз перед смертью смотрел на свою коллекцию.