"Любовь сладка, любовь безумна" - читать интересную книгу автора (Роджерс Розмари)

Глава 17

Капитан Мишель Реми, граф д'Арлинже, нетерпеливо ожидал прибытия каравана в маленькой мексиканской деревушке, на противоположном берегу от Эль-Пасо. Он торчал в этой дыре уже два дня — французским солдатам становилось все опаснее оставаться так близко у границы с Америкой. Сторонники Хуареса скрывались повсюду, нападая в самые неожиданные моменты. По-видимому, придется вскоре уходить из Чихуахуа и возвращаться в Дуранго, а это означает, что весь север страны окажется в руках хуаристов.

Мишель рассерженно нахмурился. Невероятно! Непобедимые армии Франции и мексиканских ополченцев, войска Австрии и Бельгии до сих пор не могут восстановить порядок в стране! Как один из адъютантов маршала Базена, граф, конечно, слышал, что Соединенные Штаты поддерживают Хуареса, снабжают вооружением его солдат и сквозь пальцы смотрят на нарушения границы. Дела плохи! Если бы только поняли в Америке, да и в Европе, что за паршивая страна — эта Мексика! Крестьяне голодают, условия жизни хуже, чем во времена средневековья! Единственные цивилизованные мексиканцы — гачупины, гордившиеся европейским происхождением. Уж они-то не смешивали свою кровь с индейской. Взять хотя бы красавицу Кармен из Куэрнаваки!

Бледно-золотистая кожа и огромные карие глаза! Недаром ее отец был одним из самых богатых помещиков в округе!

Но тут Мишель подумал о Жинетт — Джинни Брендон, которую он называл Жинетт с той самой ночи, когда влюбился в нее, встретив в парижском театре. Он знал Пьера с детства и помнил худенькую девчонку с неестественно большими зелеными глазами, но не обращал на нее внимания.

Когда же увидел ее в ложе… Какое самообладание! Какая несравненная красота! И Мишель начал заикаться, словно зеленый мальчишка-школьник! Она была очаровательна, дразнила, смеялась, была так уверена в себе.

Если бы не приказ немедленно вернуться в полк. Мишель убедил бы девушку выйти за него. Несмотря на множество поклонников, она, казалось, предпочитала именно Мишеля. Даже Пьер, ревновавший Джинни к кавалерам, казалось, не слишком возражал. Джинни обещала писать, но решительно отказалась бежать с Мишелем, хотя и плакала при расставании. Неудивительно, что в скором времени, месяцев через шесть, письма прекратились. Он и сам, будучи солдатом, не особенно привык к перу и бумаге, да и как ухаживать за девушкой, если находишься за сотни миль от нее?!

Но теперь он скоро увидит Джинни, свою Жинетт. Остается надеяться, что она не изменилась. Черт возьми, сколько еще ждать?!

Пока Реми был занят меланхоличными размышлениями, караван появился в Эль-Пасо во время грозы, гремевшей по обе стороны границы.

Граф остановился в единственной приличной гостинице, переоделся в гражданскую одежду, сознавая, что, если его поймают, то расстреляют на месте как шпиона. Но его английский был почти безукоризненным, а костюм сшит лучшим парижским портным.

Все сомнения и переживания куда-то ушли, когда мадам Брендон, миниатюрная, необыкновенно красивая женщина с большими голубыми глазами и очаровательным смехом, приветствовала его. Какой-то человек, назвавшийся Карлом Хоскинсом, американец, казавшийся необычайно угрюмым, что легко можно было отнести на счет покрытого синяками и ссадинами лица, помог Мишелю переправиться через реку.

Реми тактично не стал осведомляться о происхождении синяков. Эти американцы вечно дерутся, то кулаками, то оружием. Сам Мишель был втайне на стороне южан — они по крайней мере джентльмены. Выиграй они войну — и всем бедам Максимилиана пришел бы конец!

Пока они ждали Джинни, капитан Реми с неприятным чувством заметил, что маленький обеденный зал гостиницы переполнен. Но Соня Брендон успокоила его, объяснив, что всех этих мужчин нанял ее муж для сопровождения каравана, и, поскольку она заявила, что Мишель — друг сенатора, можно не волноваться.

— Джинни не знает, что приехали именно вы, — призналась она. — Я сказала, что прибыл французский офицер, который должен проводить нас. Вы давно ее знаете, месье Реми?

Мишель что-то пробормотал, не в силах совладать с внезапно заколотившимся сердцем — на ступеньках появилась Джинни. Как он мог думать, что она изменилась? Разве что стала еще прекраснее… Она надела зеленое бархатное платье, сшитое явно самим Уортом[4], по последней моде, созданной императрицей Евгенией, — с глубоким вырезом, облегающее бедра и собранное сзади складками. На плечо спадал единственный локон; в ушах сверкали изумруды, но блеск ее глаз затмевал сияние камней.

Мишелю показалось, что все мужчины в комнате потрясены ее красотой. Никто из дам при дворе императора Максимилиана не мог с ней сравниться! Их глаза встретились: девушка ошеломлен но застыла, но тут же с криком радости бросилась вперед. Мишель с усилием вспомнил о правилах приличия и о любопытствующих людях вокруг и решил только поцеловать ей руку. Но Джинни самозабвенно бросилась ему на шею, плача от радости:

— Мишель?! Это вы? Не верю глазам, после, стольких месяцев!

Он, почти не задумываясь, наклонил голову, и их губы встретились. Мишель собрал все силы, чтобы отстраниться.

Джинни весело щебетала по-французски, и Реми не верил ушам. Она назвала его любимым, драгоценным, ангелом, поклялась, что он разбил ей сердце, когда уехал из Парижа.

Мишель был потрясен.

Они пили шампанское за обедом, не замечая, что едят.

Джинни выпила больше обычного, пока не почувствовала, как кружится голова; собственный смех доносился словно издалека, громко, неестественно… Но Мишель Реми не замечал ничего, кроме того, что Жинетт рада его видеть. Она, казалось, светилась здоровьем и весельем, только немного похудела, но и это ей шло. Мишель весь вечер не мог оторвать от нее глаз, и не только он.

Карл Хоскинс, сидевший рядом, злобно уставился на вновь прибывшего и, хотя Соня шепотом объяснила, что Джинни знает француза едва ли не с детства, так и кипел от гнева и раздражения. Что это нашло на Джинни?!

Ведет себя как… как женщина легкого поведения! И в довершение ко всему игнорирует Карла на глазах у всех, кто вел караван, знающих, что он был ее поклонником. Хуже всего, что Стив Морган тоже имел наглость явиться со своим дружком Дэвисом и двумя ярко накрашенными девицами, очевидно, шлюхами!

Подумать только, Джинни через несколько дней отправится в Мексику, и именно капитан Реми должен ее сопровождать. И чем веселее становилась Джинни под влиянием шампанского, тем больше ухудшалось настроение Карла. Только сверхъестественным усилием воли вынудил он себя сидеть спокойно и сразу же после ужина откланялся, заявив, что завтра нужно вставать пораньше. Джинни почти не заметила его ухода, но зато остро сознавала присутствие Стива Моргана. Воспоминание о его уничтожающих словах жгло Джинни каждый раз, когда она думала об этом. Она была рада, что сделала это, каждый раз злорадствовала, когда видела перед собой полыхающие яростью глаза. Но тут потрясенная Джинни заставила себя приподнять голову — неужели у Моргана хватило бесстыдства подойти к их столику? Фальшиво-притворно извиняясь перед Соней, он сделал вид, что не заметил Джинни.

— Не хотел беспокоить вас, миссис Брендон, но насколько я понимаю, вы передумали ехать в Калифорнию. Хотел предупредить, что дальше караван поведет Пако Дэвис: я увольняюсь.

— Но, мистер Морган, я не понимаю! Мой муж…

— Ваш муж нанял меня охранять вас и мисс Брендон.

Теперь вам не нужны два проводника, чтобы доставить стадо и остальных людей в Калифорнию. Естественно, я не прошу, чтобы мне выплатили все деньги полностью.

— Естественно, — услышала Джинни свой пронзительный голос. — Вряд ли можно ожидать от мистера Моргана, что он, как джентльмен, выполнит все условия неписаного контракта!

Если она ожидала, что после ее уничтожающих слов Стив умрет от смущения, то ошиблась. Он словно только сейчас заметил ее, впервые за вечер, но всего лишь насмешливо поднял брови, вежливо ожидая продолжения.

— Джинни, — с ужасом прошептала Соня, умоляюще глядя на Стива. — Мистер Морган, моя падчерица неважно себя чувствует, слишком долгое путешествие утомило ее, и поскольку наш старый друг месье Реми решил, что будет сопровождать нас в Сан-Франциско в дилижансе… он навещал родственников в Дехенисе…

— Уверена, что мистера Моргана не интересуют ни наши планы, ни наши чувства, дорогая Соня. Но поскольку вы здесь, мистер Морган, позвольте представить нашего друга Мишеля Реми, графа д'Арлинже. Мистер Стив Морган — наш бывший проводник.

Соня едва не заломила руки в отчаянии.

Мишель Реми, почувствовав напряженность обстановки, поднялся, протянул руку:

— Счастлив познакомиться, сэр… хотя не употребляю титул в этой стране. Слишком недемократично, не так ли?

Стив Морган пожал плечами:

— Почему нет? Мы простой народ, любим титулы, поскольку своих не имеем! — И, взглянув на Соню, поклонился:

— Еще раз прошу извинения, мадам. Но по правде говоря, так даже лучше — мы с Хоскинсом не очень-то ладим. Прощайте, миссис Брендон, мисс Брендон. До встречи, месье Реми.

Слова рвались с губ Джинни, но она не осмеливалась заговорить, сознавая, что Мишель вопросительно смотрит на нее, а Соня покраснела от смущения. Только Стив Морган, сохраняя полнейшее спокойствие, откланялся и отошел.

Джинни обуяло лихорадочное веселье. Смеясь, она прошептала Мишелю, что извиняется за грубость и высокомерие, она слишком не любит мистера Моргана — совершеннейшего дикаря и невыносимого нахала! Его необходимо поставить на место!

— Благодарение Богу, я больше никогда его не увижу, — добавила она. — Если Соня перестанет хмуриться, поймет, что я права. Ну же. Соня, по чести говоря, ведь ты его тоже не любишь!

— Это не извиняет плохих манер, Джинни, твердо заявила Соня, но позволила уговорить себя выпить бокал шампанского, и остаток вечера прошел очень приятно.

Капитан Реми проводил дам в их номер и отправился в свой, в конце коридора. Перед тем как уснуть, граф поздравил себя с невероятной удачей — как хорошо, что он оказался в кабинете маршала, когда обсуждалось, кому сопровождать жену и дочь сенатора Брендона. Он, естественно, сразу же вызвался, и тут Базен, узнав о его знакомстве с Жинетт, объяснил, что речь идет еще о золоте. Конечно, это важно, но Мишель только и думал о том, сколько времени сможет проводить с Джинни. На этот раз он убедит ее выйти за него замуж, приехать в Мехико в качестве его жены. И поскольку Мишель был мужчиной с истинно мужскими желаниями, он думал еще и о других вещах — о теплом, упругом теле, прижимающемся к нему, о посвящении Джинни в таинства любви… Конечно, он, как джентльмен, хотел жениться, но кто знает, что может произойти во время долгого пребывания вдвоем, ведь впереди ждут мексиканские ночи, напоенные ароматом цветов, огромная луна, серенады уличных музыкантов… Может, сначала у них будет медовый месяц. Теперь, когда они вновь встретились, Мишелю не терпелось овладеть ею по-настоящему.

Если Джинни и имела хоть малейшее представление о том, что Мишель все продумал, решился соблазнить ее, она ничем не показала, что подозревает что-либо, несмотря на всевозрастающее любопытство Сони. С тех пор как мачеха узнала, что капитан Реми — граф, она явно поощряла его ухаживания за падчерицей. У него был титул, и хотя Реми предпочел стать солдатом, он был богат — сама Джинни сказала об этом. Даже Уильям ничего не сможет возразить. Правда, Соне было жаль Карла, но она была уверена, что тот скоро найдет в Калифорнии девушку лучше, больше подходящую» для него. Он серьезный и честолюбивый молодой человек и нравился Соне, но Джинни слишком легкомысленна и вовсе не пара Карлу. И главное — тут Соня не могла сдержать вздох облегчения, — хорошо, что странная дружба Джинни со Стивом Морганом так быстро закончилась. Такие отношения ни к чему хорошему не привели бы. Неплохо, что Джинни видела, как Морган убил этого апачи, и поняла, что он просто нецивилизованный, грубый дикарь.

Первые дни путешествия по Мексике Джинни была словно в тумане. Она выпила слишком много шампанского в ночь отъезда из Эль-Пасо и проснулась с ужасной головной болью. И в довершение ко всему пришлось вытерпеть крайне неприятный разговор с Карлом Хоскинсом, ворвавшимся в ее комнату и потребовавшим ответить, как она к нему относится и что значит для нее Мишель Реми. Ей было стыдно, но и жаль себя тоже, поскольку Карл выглядел обозленным и расстроенным. Он назвал ее кокеткой, легкомысленной, а когда Джинни разразилась слезами, схватил ее за руки и поцеловал, умоляя простить его, помнить, что он ее любит.

И чтобы избавиться от него и поскорее выйти из этого ужасного положения, пришлось обещать не принимать никаких решений относительно Мишеля — дать время ему и себе.

Когда Карл наконец ушел, Джинни долго смотрела вслед фургонам. Французские солдаты, которые должны были сопровождать их, уже ожидали на другом берегу реки, а золото быстро перенесли под фальшивое днище дилижанса, в котором она должна была путешествовать. Правда, Джинни, не в силах переносить духоту, почти весь день проводила в седле. Мишель старался держаться рядом, но ни забавные истории о дворе императора Максимилиана, ни попытки помочь Джинни лучше выучить испанский не могли вернуть девушке прежнюю жизнерадостность; ей все время казалось, что не хватает воздуха.

Мишель продолжал уверять, что им ничто не грозит, но Соня все больше нервничала.

Они путешествовали по дикой первобытной стране, напомнившей Джинни о Техасе, но владельцы маленьких трактирчиков, в которых путешественники останавливались на отдых, толковали с Мишелем насчет «бандитов и хуаристов».

Их американское гражданство — весьма слабое утешение в случае нападения. Может, письма, которые они везли, защитят их от издевательств и помогут спастись, ведь Бенито Хуарес гордился дружбой с Соединенными Штатами, и в письмах указано, что они — жены американцев-южан, купивших поместья в Мексике, — еще одно свидетельство того, что сенатор Брендон все тщательно продумал.

Мишель рассказал, что французы все еще контролируют большинство районов страны и, по слухам, Хуарес сбежал из Мексики и скрывается в Техасе, боясь преследования французов. Так что какой смысл бояться?! Джинни отгоняла всякую мысль об опасности. Она так рада, что встретила Мишеля, хотя почему-то все чаще думала о предостережениях Моргана.

«Мексика находится в состоянии войны», — почти кричал он тогда. Если обнаружат, что они везут золото, дело может кончиться плохо!

Они путешествовали уже два дня, и теперь придется проходить у подножия угрюмой Сьерра-Мадре. Только эта дорога может благополучно привести их в Чихуахуа, где нечего будет бояться бандитов и сторонников Хуареса.

— Вам нечего опасаться, любовь моя, — уверял Мишель. — Я вооружен до зубов, и, кроме того, с нами десять солдат… и единственный, кого вам надо пугаться, — это я: мне все труднее довольствоваться целомудренными поцелуями под строгим оком вашей хорошенькой мачехи. Что, если сегодня ночью я уведу вас на прогулку под звездами и буду сжимать в своих объятиях так долго, как вы позволите?

Джинни опустила ресницы под страстным, пламенным взглядом, но тут же улыбнулась.

— Возможно, мне это очень понравится, — призналась она тихо.

Мишель, почтительно коснувшись полей шляпы, отъехал, и Соня, расстроенная столь откровенным тет-а-тет, решила пренебречь нарушением приличий. В конце концов, оба молоды и, если она не ошибается, полюбили друг друга. Как романтично!

Для Джинни, однако, в их путешествии не было ничего романтичного. Если бы не Мишель, жизнь была бы невыносима. Иногда она просто не верила, что всего несколько месяцев назад прибыла в Америку в поисках волнующих приключений! Как ужасно все обернулось.

Они путешествовали по горной местности; река осталась позади. По мере того как дорога становилась все круче, пустынная растительность сменилась уродливыми, изогнутыми деревьями. Красная пыль покрывала взмыленных мулов. Мишель предупредил, что нужно остерегаться змей — они здесь повсюду. Соня даже вскрикнула от ужаса и с тех пор предпочитала оставаться в фургоне.

Они остановились в небольшом каньоне с почти отвесными стенами. Впереди лежала узкая извилистая дорога.

Мишель снял шляпу. Волнистые волосы упали на лоб.

Глядя на него, Джинни подумала, что не знала мужчины красивее — ей повезло встретить на своем пути такого человека, который к тому же, по словам Сони, любит ее до безумия.

Тряхнув головой, он заверил дам, что они скоро доберутся до небольшого плато, где проведут ночь в индейской деревне.

— Там маленький, убогий постоялый двор, довольно грязный, но все лучше, чем ночевать в этом диком месте.

Джинни вздрогнула:

— Хотите сказать, с гремучими змеями и бандитами? Вы, пожалуй, правы.

Мишель отвел девушку в сторону от дилижанса и страстна сжал ее руку:

— Жинетт! Ты же знаешь, как я отношусь к тебе… с того вечера, когда мы встретились в театре и ты выглядела словно ангел в своем белом платье! Если бы только я имел право быть с тобой сегодня, защищать от всего, чего ты боишься, держать в объятиях… Я мечтаю об этом столько лет!

— Мишель…

Джинни не знала, разразиться ей слезами или истерическим смехом. Чего он ожидает от нее? Девушка постаралась уклониться от прямого ответа.

— Ваши солдаты… они могут увидеть нас… и что тогда подумают?!

— Малышка… какое нам дело до того, что они подумают? Ты же знаешь о моих чувствах к тебе. Если бы не война, я бы ухаживал за тобой как полагается, моя Жинетт, но сейчас все обстоит иначе. Один Господь знает, куда меня пошлют после того, как мы доберемся до Мехико. Я должен знать, как ты ко мне относишься, если… твои глаза говорят правду.

И, не давая ей возможности ответить, сжал в объятиях и начал целовать. К удивлению Джинни, поцелуи Мишеля не вызывали в ней такого отвращения, как ласки Карла, наоборот, она находила их довольно приятными. Руки капитана бережно сжимали ее; как хорошо, как спокойно просто положить голову ему на плечо и закрыть глаза: ни головокружительного чувства полета, ни приступа беспомощности, от которого вот-вот потеряешь сознание, — нет, только ощущение безопасности в объятиях человека, который будет добр и нежен к ней. И Джинни позволила себе погрузиться в эти теплые, убаюкивающие волны. Почти всхлипывая, она подняла руки, вцепилась в эти широкие плечи и ответила на поцелуй согревшимися губами.

Французские солдаты, сидевшие по обе стороны дороги или растиравшие лошадей, делали вид, что не смотрят на молодую пару.

Да, капитан времени зря не теряет. С самого начала они заметили, что он не сводит глаз с хорошенькой мадемуазель; винить его нельзя — девушка так красива и явно из хорошей семьи. Капрал Валми понял, что теперь они будут путешествовать куда быстрее — капитан, без сомнения, поспешит добраться до Чихуахуа, где сможет встретиться со своей дамой в каком-нибудь укромном уголке. И опять же, за что его винить — уж очень быстро приедаются темноволосые черноглазые сеньориты!

Неожиданно тишину нарушил свист пуль. Началась беспорядочная пальба; на холме, возвышавшемся поблизости, и по обе стороны дороги появились зловещие фигуры.

— Это предупредительные выстрелы, солдатики. Надеемся, что вы окажетесь разумными!

Французов, расслабившихся и забывших об опасности, явно застали врасплох. Напуганные неожиданным нападением, они застыли на месте, умоляюще глядя на потрясенного капитана.

Мишель Реми, в обычных обстоятельствах далеко не трус, был профессиональным солдатом. Но в этом случае приходилось думать о женщинах, особенно о Жинетт, которую он все еще не выпускал из объятий. Он мягко отстранил девушку; ее зеленые, расширенные от страха глаза не отрывались от его лица.

Мишель присмотрелся к нападавшим, уже успевшим окружить их. Какой он глупец — не предпринял никаких мер предосторожности. Его трясло от гнева и отчаяния. Он сам вызвался исполнить поручение, на его ответственности женщины и золото. Хоть бы только это не были хуаристы, даже бандиты и те лучше, если ты, к несчастью, француз, оказавшийся в этой Богом забытой стране.

Джинни все происходящее казалось кошмарным сном.

Быть вырванной из объятий Мишеля, только чтобы обнаружить это!

Из дилижанса донесся крик Сони, резко оборвавшийся.

Должно быть, она потеряла сознание или бьется в истерике.

— Джинни зачарованно, со страхом наблюдала за приближающимися мексиканцами — они выглядели опасными преступниками в своих широких сомбреро, закрывавших лицо, и с лентами для патронов, опоясывающими тело. У многих были огромные ножи с широкими лезвиями, и у всех — пистолеты. Как их много, не сосчитать! Что им нужно? И хуже всего — что они собираются делать? Один из бандитов, очевидно предводитель, хриплым голосом отдавал приказы на гортанном жаргоне местных жителей.

Французские солдаты, красные от гнева и стыда, бросили оружие, подняли руки. Капрал Валми замешкался, и один из бандитов ударил его прикладом, раскроив щеку. Бессмысленная жестокость окончательно вывела из себя Мишеля Реми. Джинни отпустила его руку, хотя стояла рядом, ища защиты, и капитан, неожиданно выхватив револьвер, выстрелил; звук отдачи на миг оглушил его, и молодой человек плашмя растянулся на земле, поняв только сейчас, что сам ранен. Кровь хлестала из раны на плече. Джинни, пронзительно закричав, нагнулась над ним:

— О Боже, Мишель! Мой бедный храбрый защитник…

Тебе плохо?

Ее пальцы прижались к пулевому отверстию, пытаясь остановить поток крови, и Мишель едва сдержал стон.

Позади послышались выстрелы; Реми попытался встать и потянулся за револьвером, который не смог найти. Где он?

Уронил?

— Лежи, Мишель, умоляю, дежи…

Голос Джинни становился все тише, глаза Мишеля закрылись. Девушка повернула голову и увидела неподвижные тела двух французских солдат, попытавшихся воспользоваться моментом, когда капитан отвлек внимание нападавших.

Больше никто не пытался сопротивляться; и только Джинни, находившаяся в состоянии близком к истерике, забыв о страхе, осмелилась задать несколько вопросов ухмылявшимся мужчинам, быстро и бесшумно собиравшим оружие французов.

Соня и Тилли успели выйти из экипажа. Мачеху трясло от ужаса.

— Что вы хотите от нас, грязные дьяволы? Мы американские граждане, и, если посмеете тронуть нас, ответите перед американским правительством! — вскинулась Джинни.

Один из бандитов, преувеличенно восхищенно покачав головой, сказал девушке:

— Какая храбрая сеньорита! Такое мужество!

Она пыталась перетянуть рану Мишеля полосками ткани, оторванными от нижней юбки, но, сердито подняв глаза, прокричала:

— Я требую, чтобы нас оставили в покое! Французская армия заступится за нас! У нас ничего нет — ни драгоценностей, ни… О, посмотрите, что вы наделали, убийцы!

Она не знала, понимают ли ее, но, очевидно, предводитель понял. Джинни услышала его смех — издевательский и чем-то странно знакомый.

— Скажи ей, Педрито! Такая храбрость заслуживает ответа!

Мужчина улыбнулся, показав неровные зубы в табачных пятнах, и сказал на плохом английском:

— Мы ищем деньги, сеньорита, много денег. Следили за вашим дилижансом много миль. Не странно ли, что маленький экипаж с изящными дамами оставляет такие глубокие следы на дороге? Мы — люди любопытные.

Джинни услышала задушенное восклицание Сони и бросила на мачеху предостерегающий взгляд.

— О Джинни! Как они…

— Соня, не надо. Это бандиты» неужели не видишь? Отдай драгоценности, и, может, нас отпустят.

— Вижу, сеньорита достаточно рассудительна!

Мужчина подошел ближе, и Джинни отшатнулась. От него несло запахом немытого тела, спиртного и… смерти. Кошмар оказался реальностью, и на этот раз проснуться не удастся!

Пока бандиты связывали французских солдат, мучитель Джинни, улыбаясь, надвинулся на нее:

— Сеньорита, почему американские леди путешествуют с этими свиньями французами? Наверное, везете много денег, а? Достаточно, чтобы мы, бедные бандиты, разбогатели?

Он рассмеялся, и остальные присоединились к веселью.

Но тут бандит, словно устав от игры, начал отдавать приказы, и трое мужчин, выхватив мачете[5], побежали к экипажу. Послышался треск отрываемых досок. Золото! Они знали о нем! Но откуда?!

— Сеньорита… он выживет, ваш глупый капитан. Пожалуйста, подойдите к остальным леди…

Джинни подняла глаза. Соню и Тилли привязывали к колесам. Рот Тилли широко открыт, словно она хочет закричать, но не смеет, Соня, кажется, вот-вот упадет в обморок.

Девушка несколько секунд стояла неподвижно, но тут услышала прерывистый шепот Мишеля:

— Мой… револьвер… упал… Жинетт? Жинетт… где?..

Он снова попытался сесть, и Джинни резко велела ему лежать спокойно.

— Пожалуйста, не убивайте его. Как только вы получите все, за чем пришли… вы убьете его?

Она заставила себя умолять этих грязных негодяев, скаливших зубы, ощущая тяжесть револьвера Мишеля у бедра; рукоятка из слоновой кости врезалась в кожу.

Она, почти не задумываясь, успела сунуть его в карман платья. Возможно, что-то сумеет сделать. Правда, пока бандиты не попытались изнасиловать их. Может, они возьмут деньги и уйдут? Но если попробуют хотя бы дотронуться до Джинни, она будет стрелять!

Предводитель бандитов снова что-то резко прокричал.

Мексиканец пожал плечами, но отодвинулся:

— Мы никого не убьем без нужды, сеньорита. А теперь прошу вас…

Взглянув в последний раз на лежавшего без сознания Мишеля, Джинни поднялась. Бандиты, обыскивавшие экипаж, возвращались, неся сумки с золотом. Раздавались торжествующие вопли. И даже предводитель, сунув ружье стоявшему рядом человеку, решил наконец спуститься с холма. На секунду о Джинни все забыли, девушка прижалась к колесу.

— Взгляните, сколько денег, приятель, совсем как ожидали! И прекрасный подарок для таких бедных людей, как мы!

Мексиканец шел прямо к ним.

«Не позволю связать меня! — решила Джинни. — Пусть только попробуют!»

Не пытаясь бороться с охватившей ее паникой, девушка выхватила револьвер и прицелилась. Оружие не дрожало в руках.

— Еще один шаг, и я буду стрелять. Отзовите своих людей, иначе…

Он стоял не двигаясь, с почти комическим выражением недоверия на плоском лице с индейскими чертами.

Бандиты тоже перестали смеяться. Все словно застыли в самых различных позах.

— Она сумасшедшая! Сеньорита, как глупо с вашей стороны…

— Немедленно развяжите этих солдат! Иначе, сеньор бандит, вы мертвец! — Голос звучал спокойно, но руки почему-то задрожали.

— Но нам придется убить вас, сеньорита, так не годится!

— Педро, погоди! У барышни истерика, позволь мне поговорить с ней!

Перейдя на кастильский диалект, предводитель, о котором Джинни успела уже забыть, объявил:

— Сеньорита! Видите, я бросил пистолет. Давайте потолкуем. Вы поступаете неразумно. Думаете, несколько жизней что-нибудь значат в сравнении с золотом?

Голос все приближался, но Джинни не смела отвести глаз от осторожно отступавшего Педро.

Закусив губу, чтобы не зарыдать в голос, Джинни прицелилась в шагавшего навстречу человека. В отличие от остальных лицо у него было завязано платком. И хотя он был одет как все, даже сомбреро и пончо не могли скрыть чего-то давно знакомого в походке и манере держать себя… Где она могла встречать его?

— Значит, вы и есть их атаман — человек, как трус, скрывающий лицо, — презрительно бросила Джинни, хотя еще никогда в жизни не была так напугана. — Может, если вашей жизни будет угрожать опасность, они уйдут?

— Убьете меня — они прикончат всех ваших спутников.

Вы этого хотите? Вряд ли, вы не глупы, сеньорита, просто способны на необдуманные поступки. Бросьте оружие, и я обещаю пощадить всех, даже французов. Дайте мне револьвер.

Он протянул руку, внимательно следя за Джинни.

Жара была почти непереносимой, девушка задыхалась.

Рядом рыдала Соня, умоляя Джинни не допустить, чтобы их всех убили.

Джинни колебалась, не зная, как поступить, но тут мужчина внезапным рывком бросился вперед, пытаясь выбить у нее револьвер; оружие словно взорвалось у нее в руках; отдача была так сильна, что девушка упала на спину. Она была достаточно близко, чтобы видеть, как пуля прошила пончо, но вдруг острая боль мгновенно пронзила запястье — рука мужчины с силой ударила сверху вниз, выбив револьвер из онемевших пальцев.

И тут же накопившееся напряжение мигом прорвалось.

Джинни затрясло от ужаса и отвращения. Она узнала его!

Еще до того, как услышала его проклятия, до того, как она, словно дикая кошка, вцепилась ногтями в это ненавистное лицо, срывая черный платок, она узнала его.

Темно-синие глаза все так же сверкали безжалостным блеском, словно голубые небеса над годовой, пальцы с силой выворачивали тонкие руки, прижимая ее к боковой стороне дилижанса.

— Вы, — выдохнула она, борясь с надвигающейся истерикой. — Вы! О Боже, нужно было прикончить вас!

— Ты всегда была плохим стрелком, Джинни. Но это и к лучшему! Ты уже успокоилась?

Как он смеет так издевательски улыбаться?!

Стив отпустил ее, что-то сказал ухмылявшемуся мексиканцу, и Джинни набросилась на него, словно обезумевший загнанный зверек, раздирая ногтями его лицо. Не поймай Стив ее за руки, она выцарапала бы ему глаза. Мгновенно нагнув голову, Джинни вцепилась зубами в тыльную сторону его ладони; зашипев от боли, тот отвесил ей оглушительную пощечину.

— Кошка проклятая! От тебя одни неприятности! Да стой же спокойно.

Но Джинни не слушала Моргана. Она вопила, брыкалась, кусалась, дралась, пока не выбилась из сил. Стив грубо завернул ей руки за спину, заставив упасть на колени; всхлипывая от боли и унижения, она вызывающе смотрела в лицо мучителю.

Теперь, когда необходимость в маскировке отпала, Стив открыто начал отдавать команды, не обращая внимания на раненых французов и рыдавшую, умоляющую о чем-то Соню.

Потом, повернувшись, спокойно сказал по-английски:

— Извините, что так вышло, мэм, но я предупреждал: не стоит пересекать границу. К сожалению, ваша падчерица вела себя не лучшим образом.

— Пожалуйста, — всхлипывала Соня, — вы не можете… вы взяли золото, чего еще хотите от нас?!

Испуганные голубые глаза встретились с темно-синими, в которых не было ни жалости, ни снисхождения.

— Боюсь, мадам, у меня только два выхода, оба достаточно неприятные. Я могу приказать, чтобы всех убили — свидетелей не останется, или…

Он многозначительно замолчал, и Соня судорожно всхлипнула:

— Пожалуйста, умоляю, только не это! Клянусь!.. Если вы уйдете и оставите нас в живых, я никому не скажу, что узнала вас! Ради Бога!

Суженные, полные ужаса глаза заметили, как дернулись губы Моргана, будто бы тот хотел улыбнуться, но передумал.

Все еще колеблясь, Стив пожал плечами и взглянул на Джинни, не сказавшую ни слова с тех пор, как ей связали руки.

Словно почувствовав, что на нее смотрят, девушка подняла искаженное ненавистью лицо:

— Я не дам никакого обещания, слышишь, каналья, грязное отродье! Лучше убей меня, потому что, клянусь, если останусь в живых, найду тебя на краю земли и уничтожу, подлый грабитель, убийца, мерзкий пес!

Их взгляды встретились, застыли. Джинни почувствована неприятную дрожь, но вынудила себя не отводить глаз. В эту минуту ей было все равно, что с ней сделают! Пусть! Он предал ее, ударил, велел связать, был причиной гибели невинных людей, и все ради золота, ради денег. Она ощущала горечь желчи — не будь так сухо во рту, плюнула бы ему в лицо!

— Может, сделаем по-другому. Возьмем вас с собой, в качестве заложницы, конечно. Заодно познакомитесь со страной — вы же этого хотели, не так ли?

Джинни хотела что-то сказать, но не смогла; презрительно-насмешливо оглядев ее, Морган повернулся к протестующей Соне:

— Миссис Брендон! Другого выхода нет, если, конечно, не хотите умереть мученицей! Я сам позабочусь о том, чтобы через месяц ваша падчерица благополучно оказалась в Техасе или Мехико. — Он иронически поклонился рыдающей Соне.

— Я не поеду! Вы не можете меня заставить, я буду сопротивляться, кричать… — Джинни, вне себя от ярости и возбуждения, сама не знала, что говорит и делает, особенно когда заметила, что Мишель открыл глаза и с ужасом уставился на нее.

— Мишель! О, слава Богу, ты жив? Мишель, не позволяй ему!

Стив Морган бесцеремонно поднял ее, сжимая стальной хваткой и смеясь вместе с остальными бандитами над безуспешными попытками лягнуть его.

— Вот это да! Ну и дикая кошка! Много придется потрудиться, чтобы ее усмирить, приятель!

Джинни не знала диалекта, на котором говорили бандиты, но Мишель все понял и застонал от тоскливого ужаса.

Они не связали его скорее всего из-за ранения, и, когда француз попытался пошевелиться, кто-то сразу поднял пистолет, но Морган резко велел оставить его в покое.

— Сеньор, — обратился он к Мишелю, удерживая сопротивлявшуюся девушку, которую Реми любил до безумия, — если вы боитесь за жизнь этой… дамы, не смейте преследовать нас. Судьба ее зависит от вас.

— Оставьте ее! Возьмите лучше меня! — Мишель попытался сесть, но тут же со стоном боли опустил голову.

— Весьма трогательно! Как и нежные объятия, которые мы наблюдали! Но боюсь, сеньор, мы тратим время. Помните мои слова — и мисс Брендон вернется живой и невредимой, — прозвучал издевательски-торжествующий голос.

— Леди — моя невеста, и если вы причините ей вред, никогда не сможете показаться в Америке.

Джинни истерически закричала — двое бандитов уволокли ее к лошадям; Соня Брендон вновь забилась в истерике. Мишель, преодолевая слабость, сел, закрыв от боли глаза, а когда смог видеть яснее, понял, что все исчезли — и Джинни, и бандиты. Мулатка-горничная что-то пробормотала, глядя на него, но слова ее не имели смысла для Мишеля, по крайней мере в его теперешнем состоянии.

— Я всегда знала, что от этого человека — одно лишь зло. Настоящий дьявол! И пыталась сказать мисс Джинни, но она не слушала…

— Заткнись, заткнись сейчас же! — завопила Соня. — Он увез ее… О Боже, что я скажу Уильяму? Что с нами будет?!