"Наркоза не будет!" - читать интересную книгу автора (Сашнева Александра)

ОБЩАГА

Рита была здесь три года назад и только один раз, но все-таки нашла этот старый четырехэтажный дом с высокими этажами и сразу за ним парк, а дальше, за стильным зданием порта, мачты гигантского парусника у причала. Вахтерша в общаге была прежняя. Подозрительная клюка, окруженная стаей кошек. Наверняка, бывшая КГБэшница. Мимо такой даже с гипнозом не пройдешь.

Ничего не поделаешь, придется оставить документы.

Протянув старухе паспорт, Рита направилась к лестнице. Этажи гудели нервозной бытовой жизнью: крики, хлопанье дверей, звук шагов, музыка, запахи с общих кухонь. Плохо быть непризнанным гением. Непризнанным хотя бы самим собой. Мало кто из студентов этого заведения был на все сто уверен в своей талантливости. В большинстве из них жила лишь надежда, что со временем у них расковыряется или вырастет что-то похожее на одаренность. В большинстве своем эти люди были невротики, не уверенные в своей нужности миру, или истерики, неспособные надолго сосредоточиться на чем-то серьезном. Все они, с точки зрения Риты, которая три года назад, только поступила на психфак, были больными, достойными сочувствия людьми. Но работа испортила Риту — теперь ей было параллельно.

Найдя знакомую дверь, она остановилась отдышаться.

Та же песочная краска с облупинками и царапинами. Та же табличка, снятая со столба «Не влезай, убьет!» с черепом и костями. Постучала.

— Да… Открыто!

Быстрые шаги в шлепанцах. Губы Риты непроизвольно шевельнулись в улыбке. И она почувствовала, что становится младше. Вся крутость, натренированная в Конторе, куда-то улетучилась, и Рита начала раскисать.

Дверь открылась.

— О! Привет! Каким ветром? — Роня смущенно улыбнулся.

Он всегда так делал, когда чувства распирали его. По-прежнему, как и в школе, растяпа. Обвисший свитер на дохлых плечах, за линзами очков блестящие черные глазки. Писатель! Мазафака!

— Какое счастье, Роняя! — выдохнула Рита и кинулась на шею бывшему однокласнику. — Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье! Счастье, что ты — здесь!

Она вдруг почувствовала, что внутри все дрожит, а ноги подкашиваются от усталости. Срочно надо сесть.

— Похоже, будто за тобой гнались. Проходи, — пробормотал одноклассник и вопросительно заглянул гостье в глаза. — Наверно у тебя что-то случилось.

Он отступил, пропуская гостью в комнату. Рита направилась прямиком к кровати и с ходу упала на нее. Кровать мягко скрипнула.

Роня, пряча рукой стеснительную ухмылку, устроился рядом на гнутом столовском стульчике.

Минуту оставшись в неподвижности, Рита переспросила:

— Ты что-то сказал?

— Я спросил, — поправил Роня. — У тебя неприятности?

Стоит ли говорить? Нет, надо сначала самой хоть как-то разобраться. Рита стрельнула взглядом по потолку и сказала первое, что пришло в голову:

— У меня украли… вещи… На само деле я просто… Нет, я собиралась к тебе зайти и так… приехала буквально на днях. Я как раз собиралась, но вот у меня все украли. Все!

Она схватилась пальцами за виски, как бы морщась от головной боли, и жалобно попросила:

— Я тебе все-все расскажу чуть-чуть попозже. Я так рада, что ты здесь… Ты не представляешь!

— Понятно, — сказал Роня, усмехаясь. — Давай, что ли чайку. У меня больше ничего нет. Вот кильки еще. — он показал на открытую банку.

Наверное, собирался пообедать.

Бывший одноклассник побежал на кухню, и у Риты появилась возможность осмотреться.

Так вот оно какое — жилище бедного студента художественного факультета! Надо же! Роня на художественном факультете! Почему не на сценарном, если он уже книгу написал, а рисовать так и не научился?

Книги, книги, книги. Полки, макеты, телевизор (наверное, прокатный; скинулись с соседом). Картина. Холст, масло.

Неплохая, но наверное не Ронина. Точно не Ронина. Рита присмотрелась к подписи — некто «Е. Кош.»

Холст изображал пустынный морской пляж с необычной точки зрения — будто стоишь на пляже и смотришь себе под ноги: следы чаек, веточки плавника, раковинки, полузанесенная осока, камешки, стеклянные шарики, обломок велосипеда, ключ, шприц, монетка, горлышко бутылки, обломок фарфоровой куклы. Казалось бы, простое перечисление, но на Риту оно подействовало неожиданно сильно. Первый раз в жизни она подумала, что ее могут реально убить. И хуже всего, что она об этом знает.

И Рита отвернулась от картины. Лучший способ не думать об опасности — решать ее как задачу, расчленяя на совставные элементы. Элементы не собранные вместе — не опасны.

Кильки стояли на обрывке вчерашней газеты, прямо на заголовке:

Рита Танк усмехнулась — знакомая страничка.

А ведь эта газета, подожженная Анечкой в чертовом клубе, спасла Риту от порции изрядных неприятностей. Рита пробежала глазами несколько случайных строк. Ясновидящий экстросенс, информация без носителя. Знаем, слышали. «Тоже мне! Люцифер сраный!» — подумала Рита и вздохнула, быстро пробегая в памяти утро. Долбанула по столу кулаком. (Больно. Шит!..Шит-шит-шит!).

Ну и как теперь выкручиваться из этого дерьма? Ментов-то она не очень боялась (есть кому отмазать, зря она что ли в Конторе подрабатывает?), а вот черные друзья черных парней…

Роня вернулся с горячим чайником.

— Не скучаешь?

— Да нет, — кисло улыбнулась Рита.

Разливая кипяток по стаканам, он время от времени бросал в сторону Риты быстрые острые взгляды. Она не замечала, погруженная в свои мысли. Машинально теребила край покрывала. Роня осторожно подвинул стакан, молча положил вилку и отрезал кусок хлеба. Сел на стул и стал терпеливо ждать.

Он мог бы так молча просидеть и полчаса и час, не решаясь из деликатности прервать молчание. Мог смотрель в окно на падающий снег, а мог просто молча сидеть, раскачиваясь на стуле, размышляя о чем-то своем, писательском.

Наконец девушка очнулась и после некоторой паузы подытожила свои мысли:

— Ну что ж… Как есть, так есть. Ты-то как? Учишься? Я слышала, ты книжку написал. Покажи.

Роня осторожно подвинулся на стуле:

— Да… Книжка — говно. А учусь? Нормально. Скоро уже закончу. Поеду домой, в родную деревню. Детишек учить буду. И начну писать бульварные романы. Иначе не прожить, наверно. Хотя не хочется… Но ничего. Исхожу из того, что есть.

— Вот жизнь! — вздохнула Рита. — Поступал бы сразу в литературный, если писать собрался.

— Ну вот… Так вышло, — развел руками приятель и осторожно съехал с темы. — Ты на каникулы?

— Да… Мне нужно пожить у тебя пару дней. Не прогонишь? — она поднялась с кровати.

Рита, правда, пока не знала зачем ей надо пожить у Рони пару дней. Самолет в Голландию был из Шереметьва-II. Но так подсказывала интуиция, а интуиции Рита доверяла, больше, чем рассудку.

— Глупый вопрос, — Роня осторожно подул на чай в стакане, перехватывая его по очереди то одной, то другой рукой, чтобы не обжечься.

— А все-таки… — Рита отвела взгляд в окно и задумалась на минуту. Потом резко поднялась и села на кровати, — Мне нужно сходить в душ. Полотенце дашь?

— Не вопрос, — сказал Роня и махнул рукой в сторону тумбочки. — Вон там все, что есть.

В душевой было сумрачно и гулко, как в общей бане, куда Рита ходила с матерью в детстве. Ронин шампунь был точно такого запаха и цвета, как тот шампунь, которым мыла ее мать. Воспоминания так и лезли. Вспомнились зимние походы на ледяные горки, на елки в дом культуры. О! Мама! Если бы ты знала… Привязалось: «Как тоскуют руки по штурвалу.»

Вода текла по лицу Риты, скрывая, что глаза плачут.

Ей стало страшно — она станет трезвой, а все это будет продолжать быть. До нее вдруг дошло, что Мишеньку с Анечкой угрохали из-за нее, а не из-за паршивой черной кошки, которую даже машина не могла задавить. Далась же ей эта тварь! Правда — черная кошка не к добру! Но задавить ее еще хуже. Надо было дать ей пройти, и поехать в обход. Или вовсе не ездить. Обошлись бы без негров. Может, животина так предупредить хотела?

Глюк. Черная кошка — это был глюк. А Рита, тупая, не поняла. Надо было в машине еще отобрать у Леры ствол… Нет. Выхода не было. Она не справилась бы. Черт! Рита тряхнула головой. Похоже Питер начинает действовать. Причем тут кошка? Не надо было вообще влезать в эту кашу. Сказали в Голландию ехать, значит, надо было туда и ехать.

Она вздохнула, бывали же переплеты и раньше, и ничего — выкручивалась. Так круто, правда, еще не случалось. Но все когда-то бывает в первый раз. Главное — не распускать сопли.

Выйдя из общего общажного душа, Рита почувствовала себя намного лучше.

Уже в коридоре она услышала неприятный звук, похожий на кошачий вой. Только очень громкий. И, подойдя к знакомой двери, Рита поняла, что звук идет оттуда. Предположив, что Роня включил телевизор или какой-то механизм, она, как ни в чем не бывало, толкнула дверь.

В комнате была полная перемена декораций. В первый момент Рите даже показалось, что она ошиблась дверью, но увидев знакомый силуэт Рони, она убедилась, что вошла туда, куда нужно.

Посреди комнаты происходило то, чего Рита не любила больше всего.

Девица радикальной наружности выла на высокой пронзительной ноте, мотала растрепанной головой, подпрыгивала, приседала, потом рухнула на колени и стала биться головой об пол. Разбила нос. Села, широко развалив ноги, развозя по раскосому лицу слезы, кровь и сопли. Но это не помешало ей схватить стоявшую около тумбочки бутылку с водкой и хорошенько глотнуть из нее.

Роня молча наблюдал за происходящим, сидя на стульчике и философски ковыряя вилкой в банке с кильками.

Рита, оставив в душе минутную слабость, вернула себе необходимый цинизм. Больной город, всероссийская «дурка». Тут люди начинают пить среди бела дня! И главное, никогда не знаешь, чем этот день закончится. Черт его знает, зачем Анечка уехала сюда к своему Мишеньке. Если бы Мишенька переехал в Москву, возможно, ничего бы такого и не было, потешила себя иллюзией Рита. На самом деле, сейчас и в Москве весело, но, как всякая москвичка, хотя и подмосковная, Рита Танк недолюбливала Питер. Не понимала она его вычурности.

— Шизанутая маргиналка, — негромко поставила она осуждающий диагноз.

Роня прыснул.

— Что ржешь? — с трудом преодолевая спазм в горле, выкрикнула девица. — Я не убивала его! Я не убивала!

«Блин! Еще одна! Убийца, мазафака! — подумала Рита со злобным юмором. — Не много ли убийц на квадратный метр?»

Роня, все еще содрогаясь от смеха, поднялся со стула, выковырнул из судорожно сжатой руки подруги бутылку, отнес к столу и поставил на пол. Девица вскочила за ним, споткнулась, упала на кровать и завыла еще сильнее, время от времени выкрикивая:

— Я сошла с ума! Я сошла с ума! Мне теперь все… Равно… все!

Роня уже не смеялся.

— Рит, ты куда-нибудь проходи, — сказал он. — Я сейчас все устрою.

Рита сделала осторожный шаг в сторону стула.

— …убивала его. Гы-гы-г… не убивала! — продолжала орать девица, — Не я!.. Я даже не знаю, где этот дом. Я никогда там не была!

Роня подошел к ней, помог подняться и повел из комнаты, уговаривая, как маленького ребенка:

— Кошенька! Ну что ты? Сейчас мы умоемся, поплачем. У-у-у. У-у-у! Ничего страшного. Ну, ну… Ну убила и убила. Делов-то куча…Она еще сильнее! Ну хорошо, хорошо… Не убивала… Ну одним козлом меньше…

С этими словами, делая всяческие знаки Рите, он вывел визжащую девушку из комнаты.

Рита терпеливо вздохнула и прошла к столу. А кто обещал снисхождение?

В ящике загремела реклама и Рита подумала, что надо, кстати, посмотреть телевизор. А вот и пульт от него. Может быть, в новостях скажут что-то про утренних покойников? Устроившись на Рониной койке, она начала щелкать кнопками, перескакивая с канала на канал.

Повезло — на том же, канале, когда кончилась реклама, нашлась криминальная передача.

Замелькали неровные, снятые с плеча кадры. В какой-то гнетущей коммуналке сгорели, обнявшись, два синяка. Сосредоточенная туповатая баба с тяжелой челюстью зарезала мужа. Потом показали университетскую лабораторию: в кадре мелькали непонятные приборы, окно затянутое фольгой, все — ослепительно белое и металлическое, на полу, на длинношерстном сером ковре в луже крови — скрюченный труп с огромной дырой в голове. И рядом — черная статуэтка. Труп напомнил Рите того мужика, которого несли в труповозку, когда она ехала в трамвае.

Диктор без особых подробностей рассказал, что известного профессора Легиона, по версии милиции, убила какая-то девушка, которую видел охранник, и которая несколько раз проходила мимо него и раньше — то поздно вечером, то рано утром. Показали фоторобот, составленный с его слов, и Рита с изумлением поняла, что это та жуткая девица, которую Роня повел в душ.

Потом показали заваленные мусором домики Апраксина двора. При этом у Риты нехорошо сжался желудок, но оказалось, что там всего-навсего подобрали передолбившегося наркомана, которого Рита заметила, смываясь из негритянского флэта. Лохматая голова покойника с глубокой синевой на лице явственно говорила о том, что смерть была всего лишь достигнутой целью его краткого жизненного пути. Про злополучную квартиру — ни слова.

Когда жизнь так разнообразна, хочется облегчить ее восприятие до крайности. Слава богу, множественные кабельные каналы понимали момент правильно — попсы было хоть отбавляй. И Рита без труда нашла веселую беззаботную песенку.

Риту уже давно перестало удивлять, что события сплетались в какой-то особой логике помимо ее воли. Она привыкла — надо просто решать задачу.

Раскрылась дверь, и Роня пропустил вперед притихшую подругу.

«Шизанутая маргиналка» заметила Риту и настороженно затормозила.

Но Роня легонько подтолкнул подругу в спину:

— Иди-иди! Коша. Иди посиди. Водки я тебе больше не дам.

Он проводил девушку до столовского стульчика. Та присела на краешек, горестно сложив руки между коленей и опустила голову.

«Стыдно, небось!» — не без злорадства подумала Рита.

— Это Рита. Она хорошая. Мы дружили с ней в школе, — сообщил Роня своей подопечной и, опустив руки на ее съеженные плечи, добавил, уже обращаясь к Рите, — А это Коша… Мы с ней дружим здесь в Питере. Она сумасшедшая, но не злая.

— Сумашедшая? — переспросила Рита и хмыкнула. — А кто сейчас не сумасшедший? Время перемен. Говорят одно, думают другое, а делают третье. Как тут не сойти с ума?

Девушка кивнула и оперлась локтем о стол, пытаясь подпереть тяжелую голову, но рука поскользнулась, и Роня едва успел подхватить бесчувственное тело подмышки.

— О! Давай-ка ложись… Пожалуй… Рит! Помоги!

Рита поднялась, и они вдвоем закинули тело на кровать.

— Пойдем, что ли покурим, — предложил Роня.

— Ты закурил?! — удивилась Рита.

— Сегодня да…Честно, я бы даже водки выпил… кстати, там еще осталось.

Роня наклонился и достал из-под стола бутылку. Болтнул в воздухе. Пузырьки резвой стайкой метнулись вверх.

— Да… — протянул он, раздумывая и пожимая плечами. — А что? Водка как водка! Дерьмо, конечно. Но водка-то плохой не бывает. Бывает или хорошая или очень хорошая. Да? — не рассчитывая на ответ, покосился на Кошу. — Пусть спит. Пойдем на кухню.

Рита взяла банку с кильками, Роня прихватил два граненых столовских стакана и единственную вилку.

Они молча, думая каждый о своем, прошли по мрачноватому гулкому коридору в кухню, где громоподобно шуршала тараканья суета и беззвучно полыхали синие лотосы конфорок.

Широкие подоконники созданы для того, чтобы забираться на них с ногами, что Рита тотчас и совершила. С грохотом скинув надоевшие за день ботинки, она прислонилась к холодной стене спиной. Но ненадолго — в глазах снова вспыхнул навязший за день стоп-кадр: Мишенькино лицо и Анечкины ноги. Рита щелкнула зажигалкой, прикурила и, выпустив густую сизую струю, протянула огонь Роне. Тот вдохнул тщедушной грудью и сразу закашлялся.

— Курильщик хренов… — ухмыльнулась Рита. — Это что за чучело у тебя в комнате? Писатель!

Роня ответил не сразу. Пробежал глазами по потолку, по истошно-синим стенам и сделал пару осторожных затяжек.

— И как люди эту дрянь курят? — покачал он головой и предложил. — Давай по порядку, хорошо? Сейчас мы с тобой — по пятьдесят грамм. Кильки вот еще остались… А потом все обсудим. Сколько не виделись-то?

— Да года три, — вздохнула Рита.

Разлив водку, Роня бережно отнес бутылку к мусоропроводу. Аккуратно поставив ее там для уборщицы, он вернулся и протянул подруге вилку.

— Держи! Эту историю на трезвую голову не разобрать. Тем более там, в Москве, все не так. Питер — особенный город. Очень особенный. Тут реальность… м-м-м… как бы это сказать, — он поискал слово. — В общем, она очень размытая. Никогда нельзя тоно найти грань, где кончается реальное, а где начинается бред… Давай!

Выпили.

— Давно я такую гадость не употребляла, — мрачно заметила Рита. — А несчет реальности, это ты прав. Если утро начинать с водяры, то конечно.

Роня согласно поморщился:

— Да… дерьмее не бывает! А что, кстати, сказали по телевизору? Я не видел… Коша пришла с пузырем вполне нормальная… Ну, то есть, как обычно. Буквально сразу после тебя. Я сказал, что ты приехала, она даже обрадовалась. Классно, говорит. Мы, в общем ждали тебя, чтобы вместе выпить и отметить. Нет! Ты не думай, мы не каждый день с утра пить начинаем! Просто… Даже не знаю. День сегодня какой-то дурацкий. Как кожевенная линия. Сплошные абберации. В общем, пока ждали тебя, включили телек. А там как раз криминальная передача. Да ты ее застала! Вернее даже не сама передача, анонс. Вдруг Коша как ошпаренная подскочила — увидела что-то. А что я не понял, потому что она заорала сразу… А потом ты уже все знаешь.

Рита кивнула.

— Да, там ее показали потом — типа она этого чертова экстрасенса-торсионщика профессора Легиона замочила. Но не ее саму, а фоторобот. А она тебе кто? — прямо спросила Рита. — Вы…

— Это сложно объяснить, — Роня задумчиво выдохнул дым. — Когда она играет на флейте, поднимается ветер. Она — художник. Классный. Это ее холст на стене в комнате. Видела?

— Видела, — кивнула Рита. — Классный.

— Так ты говоришь, профессора она замочила? Хм… Все-таки замочила…

— Романтик ты, Роня, конченный! Флейта какая-то. Ветер… Писатель! Мать твою! Ты по-человечески можешь объяснить? Без слюней! И что значит «все-таки»?

— Ну да, тебя такие вещи не волновали, — приятель смутился. — Значит по телевизору, говоришь.

— Почему «Все-таки»? Роня, не увиливай!

— Ну-у-у… — он развел руками. — Если бы я сам точно знал!

От нервно потер подбородок и задумался.

— Так ты знаешь, о ком идет речь? — Рита непонимающе уставилась на приятеля.

— Да нет. Откуда же? Нет… — Роня нервно поморщился и уставился в потолок.

— Ну как хочешь, — пожала Рита плечами.

Тихая тараканья возня нарушала отчетливую тишину общежития. Громко шлепая резиновыми тапками по заляпанному кафелю, прошла вьетнамка, неся сковородку с селедкой. Швырнула ее на огонь и, снова удалилась, шелестящий шлейф эхо.

— Роня! Возьми как-нибудь мой паспорт у вахтерши, — вдруг попросила Рита.

Она решила забить на профессора. Покойники — не по ее ведомству. Обычная уголовка. Вот пусть и разбираются. Интереснее другое, как эти негры будут вывозить такое кладбище? Или так оставят? А весной менты найдут по запаху? Ха. Ха.

— Хорошо. — Обронил Роня печально и вздохнул. — Почему у меня все появляются, когда чего-нибудь начудят? Нет, чтобы просто так, без дела.

Он столь же печально придавил в опустевшей банке из-под килек бычок.

— Я тебе потом все расскажу… Хорошо? — довольно кисло улыбнулась Рита, еще не представляя, как это сделать.

Роня, словно ища что-то, несколько раз оглянулся и, вдруг, резко направился из кухни.

— Я сейчас уеду ненадолго. Хорошо? Ты… ну в общем, отдохни пока. А ксиву я принесу.

Через несколько минут Ронины шаги торопливо прострекотали по лестнице.

Рита повернулась лицом к окну. Небо прояснилось. Похолодало. Бронзовые зимние сумерки на глазах густели и меркли. Черная путаница ветвей задумчиво колыхалась на фоне вымерзшего неба. Она увидела, как Роня в короткой курточке и смешной черной шапочке перебежал дорогу и направился на остановку. Минут пять стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не подошел троллейбус.

Все уехали.

Тишина мерно потрескивала шорохом тараканов.

Рита знала, что должна страдать о погибших друзьях, но воспоминания были слишком нереальны, чтобы вызвать какое-либо чувство. Словно посторонний голос диктора произносил фразы в равнодушной пустоте черепа, которые не отзывались ни горечью, ни отчаяньем.

Рита почувствовала, что в кухню кто-то вошел, и оглянулась — растрепанная, опухшая от слез Коша щурила глаза на яркий свет лампочки и внимательно смотрела на Риту. Разбитый нос безобразно увеличился и приобрел отчетливый синий цвет.

Рита улыбнулась, вспоминая навыки профессионального психолога.

— С добрым утром… Курить?

Коша склонила голову на бок и мрачно кивнула. Подошла, приволакивая обе ноги сразу.

— А что уже утро?

— Да нет. Я так… — Рита протянула пачку.

Ронина подруга осторожно взяла сигарету. Наклонилась к огню. Выпустила сизое облако. С горем пополам взгромоздилась на подоконник. Коша все еще была совершенно в зюзю.

— А где Роня? — неразборчиво выговорила распухшими губами.

— Придет… Скоро. А тебя-то как зовут?

— Коша, — хрипло сообщила Коша. — «Е-Кош».

— Я понимаю. А имя-то есть у тебя?

— Имя?! — задумчиво сказала Е-Кош. — А зачем имя человеку, который не существует?

Та-а-ак! Все ясно. Рита присмотрелась к девушке подробнее.

У Коши было довольно привлекательное лицо с немного раскосыми дикими глазами и широкими азиатскими скулами. Черные волосы. Сквозь бледную кожу на щеке трогательно просвечивала синяя вена. Если бы не распухший нос… И не действие водки. Странно, кстати, что люди — единственные животные, которые постоянно мучаются, как бы себя убить. Поинтереснее. Красиво, безобразно, медленно, приятно, героически. И так далее.

Сигарета кончилась. Говорить не хотелось.

Рита спрыгнула с подоконника и, глянув еще раз в окно на закат, шагнула в комнату.

Надо было все не спеша обдумать. Кошу искали по лицу, а Риту могли найти по билету, который остался в квартире черных в ванной. И то, что еще ничего не сказали по телевизору, не значило, что ее уже не ищут. И, кстати, те кто ищет, точно не скажут об этом по телеку.

Рита легла и уставилась в потолок. Нет, все рассказывать не имеет смысла. Надо придумать правдоподобную версию. Надо как-то попроще.

Коша приплелась спустя пару минут и села на другую кровать напротив. Взяла журнал. Напряженно дергая себя за мочку уха, она перелистывала страницы. Исподтишка они наблюдали друг за другом, бросая короткие осторожные взгляды. Тихо.

Через час Роня вернулся с двумя огромными пакетами.

— Я принес твои вещи, Коша… — сказал он и швырнул один из принесенных пакетов на кровать.

Протянул Рите паспорт. Она сунула его в карман и вытащила из брюк монетку.

— Орел или решка?

— Решка, — назвал Роня наугад, снимая сапоги. — А что?

Коша копалась, громко шурша, в своем пакете. Рита подкинула монетку.

— Решка! — Она встала посреди комнаты и заявила. — А давайте сейчас мы друг другу все расскажем. Я думаю, что мы все круто попали. Но нам ничего больше не остается, как поверить друг другу. Потому что у нас больше никого нет, кроме нас самих. Чтобы вы меня ни в чем не подозревали, я начну первой.

Роня осторожно поставил ботинок в наступившей тишине.

— Да, хорошо. — сказала Коша и приготовилась слушать. — Но если твоя история хуже моей, то я ничего не скажу.

Рита сдержанно хрюкнула:

— Не хуже! В общем так… Я скажу главное. Детали я сама плохо помню. Я вчера утром приехала сюда на каникулы… на часть каникул. Потом я еще собиралась в Европу. Короче! Мы с двумя моими друзьями гуляли. Курили анашу, пили текилу, ездили по ночникам, по разным злачным местам, а ночью мы очень круто все это вместе и еще сверху коксой. Все как надо, короче!

Роня покачал головой и протянул в растерянности, не зная как оценить услышанное:

— Да-а-а… Ну и психологи нынче пошли!

Рита махнула на него:

— Это не важно! Слушай дальше! Короче, сегодня утром я нашла себя в квартире, в которой лежала куча трупов, кроме меня. Я была живой. Все были трупы, сначала я даже подумала, что сама себе снюсь. Мне, возможно, повезло. Я обдолбилась вчера круче всех. Я была под одеялом в углу в отрубе и меня не заметили, но мне никто не поверит. Там же в сортире оказались мои приятели. У них уже никаких проблем нету. Но я оставила там свой билет, по которому приехала из Москвы. Нечаянно, само собой. За мной гнался черный, который пришел туда утром… Я убежала от него, но он нашел мой билет и знает мою фамилию. Я не могу никуда пойти, где знают мою фамилию.

— Ух ты! Круто! — восторженно воскликнула Коша. — А он стрелял?

— Стрелял… — сказала Рита мрачно. Она остановилась прямо напротив Коши и уперлась взглядом в ее лицо. — Теперь ты!

— Да я сама не знаю… — смущенно пробормотала та. — Вот в чем дело-то… У тебя все просто. Ой! Извини! В том смысле, что все объяснимо и логично. Ты случайно попала в мафиозные разборки. Да?

— Да. Это так.

Коша помолчала, потрогала себя за нос и вздохнула:

— А я сама не знаю, как все произошло. Я понятия не имею, где это. Я хочу сказать, что знаю, конечно, где университет. Но я никогда не заходила туда. Внутрь. Где эта лаборатория? На каком этаже? Но мне сегодня ночью приснился сон, что я убила этого мужика… Он меня просто достал! Он преследовал меня с июня месяца. С самых белых ночей. Я сначала думала, что он галлюцинация, но сегодня… Когда все это показали…

Коша вдруг коротко вздохнула и полезла под кровать. Вытащила пакет с вещами, который принес Роня и достала оттуда замызганную тетрадочку.

Положила на кровать и сказала:

— Вот. Результат моей жизнедеятельности. Тут все написано. Но мне тоже никто не поверит. Поверят охраннику. А меня упекут или в дурку, или в тюрягу. Я все писала в дневнике, как Юнг, чтобы не сойти с ума. Слова спасают. Я не хочу сойти с ума. Он у меня и так какой-то зыбкий, как весенний лед. Я дам прочитать. Но потом мы его сожжем. Ладно? Я хочу все забыть навсегда. Сейчас. Сначала я начала писать от первого лица, но быстро столкнулась с тем, что не могу таким образом сохранить необходимой для анализа отстраненности, а именно это интересовало меня в первую очередь.

Рита услышала истерическое хихиканье. Ронины плечи сотрясались от хохота. Он сидел на стуле и прикрывал рот рукой.

— Нет-нет. Ничего. Продолжайте. Ты что, Кош, классиков перечитала?

— Пошел ты… Сам-то! Детективщик хренов!

— Извини, — он закрыл лицо руками на минуту, чтобы успокоиться.

— По-любому, получилось что-то типа литературного произведения. Но именно типа. Потому что, не смотря на кажущуюся сомнительность истории, я ничего не придумала. И меня совершенно не интересовали никакие правла построения сюжета. Просто я старалась отметить все, что мне казалось важным и передать именно состояния. Как это во мне образовалось. Причем, здесь интересовала меня не я сама как таковая, а процесс. Мне показалось важным назвать это словами… Чтобы понять. Кое-что я узнавала от других людей. Случайно. Вернее, чудесным образом. Кое-что я придумала сама. Так, как мне показалось, должно было быть.

Рита выдернула из рук Е-Кош тетрадку и поморщилась:

— Ты всегда такая болтливая? Е-Кош?

Коша смутилась.

Рита упала на кровать.

— Господи… Это я тебе писал записочки… — грустно сказал Роня. — А ты долбишься кокаином с бандитами. И я буду тебе помогать… Буду! Куда мне деваться?

— Правильно! — согласилась Рита. — А куда тебе деваться? Я, кстати, знала, что ты записочки мне пишешь. Но мне нравился другой. Толик. Долбанутый!

Рита пролистала наугад несколько страниц. — Черт! Ты покороче не могла? У нас нет времени.

— Нет… — мотнула головой Коша. — Иначе ничего не поймешь.

— Только литературы мне сейчас не хватало, — вздохнула Рита и вернулась на первую страницу.

— Послушай, а почему у твоих друзей нет никаких проблем? — вдруг спросила Коша.

— Потому…Кончается на «У».

— Их что… убили?

— Нет, они там в карты играют. Ладно! Пока. У меня наступила ночь. Спокойной ночи, граждане преступники и священники, — отмахнулась Рита. — Все! Пока не прочитаю, не отдам. Так что советую развлекаться без меня. И кстати, что вы будете делать, меня мало волнует, главное не высовывайтесь на улицу. Пока!

Она всем видом показала, что больше не скажет ни слова.

Роня позвал растрепанную Кошу:

— Пойдем помурлыкаем, кошечка.

Они ушли.

Коша закурила, мрачно глядя в окно.

Роня сложил руки на груди и вдруг сказал:

— А я знаю, что все будет хорошо. Вот увидишь…

— Ага… — Коша печально заглянула в его глаза и улыбнулась. — Почему все так глупо, Роня?

— Почему глупо? Забавно… — возразил Роня.

Коша прижалась к нему, и Роня покорно обнял ладонью черноволосую голову, отворачиваясь от дыма.

— Что теперь делать-то? Как же жить? — грустно спросила Коша.

— Да… Придумаем что-то.

— Хорошо тебе. Придумаем. Никогда не знаешь теперь, что же произойдет в следующий момент. Я же не смогу вечно сидеть в норе какой-то. Что, пластическую операцию что ли сделать?.

— Ладно. Не геморройся. Отнесись к этому как к приколу.

— Как? Ты что с ума сошел?

— Всегда есть выход. Он найдется! Может быть, это просто перемена уровня.

— Легко тебе говорить. — Коша надулась. — Но это же очевидно, что мне придется как-то скрываться! Я уже даже с тобой не смогу встречаться. Я просто скоро на улицу не смогу выйти! Никогда!

Коша раздраженно отодвинулась и тяжко вздохнула.

— Надо стать другим человеком, — воодушевленно рассуждал Роня. — У тебя есть шанс отсечь свое прошлое! Это же классно! Не каждому выпадает такой шанс.

— А как же выставки? Живопись? Друзья? Я столько времени потратила. У меня купили работы во Францию! Может быть, я бы стала известным художником Е-Кош! А теперь? Да мне теперь и рисовать-то наверное, нельзя. Во всяком случае, в том стиле уж точно!

Роня ласково гладил ее по голове и смотрел куда-то сквозь стену.

— Чем больше ты теряешь, тем больше у тебя остается. А, может, ты только думаешь, что живопись и друзья для тебя — все, а на самом деле — это заблуждение. Может быть, тебе нужно совсем другое! А, может быть, все так сложится, что у тебя и выставки будут. И друзья такие, каких еще никогда не было. Ты же летом исчезла — и ничего. Жива!

— Я могла сама вернуться, когда хочу! — возразила Коша. — А теперь все кончится! Я уже потеряла Мусю, Чижика и теперь — всех… Как же я буду? Зачем мне эти потери?

— Как-нибудь. Это не важно, — урезонивал ее друг. — А если бы была война? Люди погибают и умирают. С этим ничего не поделать. И расстаются навсегда! Бывает так! Все, что у тебя есть — это ты сама! Глупо дорожить тем, что уходит от тебя и что ты не можешь удержать. Тот, кто ведает твоей судьбой, наверное задумал что-то новое, если ты будешь сопротивляться, это убьет тебя. Доверься ему. Отпусти прошлое от себя и найдешь что-то новое. Возможно будущее будет именно тем, которое ты ищешь.

— И для тебя ничего не значит, то что мы больше никогда не пойдем на залив?

— На самом деле вообще ничего ничего не значит. И никто не знает, что «когда», а что — «никогда». Не грусти! Это сейчас тебе кажется, что все кончилось. А потом ты поймешь, что это только начало. У тебя будут новые друзья, новые возлюбленные. Возможно, если ты остепенишься, дети. А я? Кош, мы ведь даже не любовники с тобой. И практически ничем не обязаны. Иначе мне пришлось бы разделить твою новую жизнь. Хотя бы как-то. Это не та жизнь, которую я хотел бы иметь. Но и теперь я сделаю все, что смогу. А потом наши пути разойдутся. Я всегда буду думать о тебе. Если ты уедешь куда-то, это не значит, что мы расстанемся. Хотя это всегда могло случиться. Бывает, что люди расстаются, лежа в одной постели. А бывает, что они встречаются через тысячу лет так, как будто расстались вчера… Я верю, что тебя ждет волшебное путешествие.

Запах жареной селедки проникал во все щели этажа. Рита в комнате тоже почувствовала его. Она поднялась с кровати и, ругнувшись, поплотнее захлопнула дверь. Наконец-то заставила себя вчитаться в первые строчки. Ее нисколько не интересовала самоценность сюжета или литературные красоты предстоящего чтива. Она должна была просто прочитать это. Просто понять, что хотела объяснить диковатая Коша. Чтобы подумать, как можно правильно использовать сложившуюся ситуацию.

Рита набралась терпения.