"Танцор меча" - читать интересную книгу автора (Робертсон Дженнифер)

6

Круг. Тонкая линия, прочерченная в песке. Темная на светлом. Маленький круг, ограниченный неглубокой ложбинкой на шелке горящего песка. Было очень тихо, но я слышал отчаянный крик круга, жаждущего крови. Я чувствовал ее запах.

Я молча выскользнул из бурнуса и он опустился к моим ногам. Мягкий шелк скользил с шипящим шепотом. Легкая ткань ненадолго поднялась волной, а потом растеклась ярко-коричневым пятном по песку. Как темная бронза на слоновой кости.

Я развязал сандалии, скинул их и ногой отбросил в сторону. Привычно расстегнул перевязь и бросил ее на сандалии: горка гибких кожаных ремней, потемневших с годами от пота. Но еще до того, как перевязь успела опуститься на песок, я вытащил из ножен меч.

Разящий, чье имя уже вошло в легенды. Голубая сталь, золотая рукоять. Блеск меча слепил глаза.

Я подошел к краю круга. Я ждал. Песок под ногами стал горячим, но из этого тепла я и черпал свою силу. Для меня, рожденного и выросшего в пустыне, Южное солнце было источником энергии.

Мой противник повернулся ко мне лицом. Как и я, она сбросила сандалии и бурнус и осталась только в короткой тунике из мягкой кожи, расшитой по краям голубыми руническими узорами. Как и я, она держала меч. Жемчужно-розовый клинок, в котором под тонким слоем металла извивались чужие, враждебные тени.

Я смотрел на меч. Он не успел коснуться меня, поскольку танец еще не начался, но я уже чувствовал дыхание смерти. Холодное, такое холодное, тянувшееся к моей душе. И под опаляющими лучами солнца я поежился.

Дел запела. Запела Северную песнь.

Сознание вернулось одним толчком и я понял, что действительно поежился, потому что Дел положила свою прохладную и мягкую ладонь на мой лоб.

Ее лицо склонилось над моим. Прекрасное, молодое, непреклонное. Почти безупречное по своей красоте, под нежностью которого скрывались твердость металла и обжигающая острота стали.

— Жар спал, — сказала она и убрала руку.

Через секунду я перекатился на бок и приподнялся на локте.

— Сколько?

Она отошла в сторону и присела у стены камней. Руки отдыхали на бедрах.

— Всю ночь. Ты бредил. Я промыла рану.

Я посмотрел в ее искренние глаза и снова встретил взгляд равного мне противника, готового войти в круг. За ее левым плечом, в ножнах спокойно висел Северный меч. Блеск изрезанного узорами серебра, казавшегося снежно-белым под яркими солнечными лучами, резал глаза. Я вспомнил свой сон и задумался, что же мог наговорить в бреду.

Но спросить почему-то не решился.

Она снова надела алый бурнус и распустила волосы. Кожа на носу стала еще краснее и в ближайшее время должна была потрескаться и облупиться. Светлые-светлые волосы и голубые-голубые глаза подчеркивали разницу между Севером и Югом, хотя я понимал, что главное отличие было не внешним, а внутренним. Мы воспитывались в разных мирах и поэтому мыслили по-разному.

И между нами вставала стена.

Я осмотрелся. Дел знала, что делала. Пока я спал, она собрала вещи и оседлала лошадей. Животные, низко свесив головы и прикрыв глаза, чтобы не раздражал свет, грустно ожидали отправления. Местами кожа их подрагивала. Жеребца и серого изводили назойливые насекомые.

Я повернулся к Дел, собираясь сделать ей комплимент, а она уже протягивала мне ломоть поджаренного мяса. Я сразу понял, что это была не кумфа.

Для пробы я коснулся его языком.

— Песчаный тигр, — сообщила Дел. — Я решила, что самец будет слишком жестким и приготовила самку.

Откусить я успел, но проглотить не смог. Мясо застряло в зубах и мне показалось, что рот был переполнен, хотя кусок был небольшим. Сама ИДЕЯ съесть животное, в честь которого меня назвали, напоминала мне каннибализм. Дел не улыбнулась.

— В Пендже едят то мясо, которое сумеют достать, — ее глаза сверкнули.

Я нахмурился, прожевал, но ничего не ответил.

— Кроме того, я смешала мясо кумфы с молоком и накормила тигрят. А нам нужно было приготовить что-то другое для разнообразия.

— С молоком?

— Они же должны сосать мать, — объяснила она. — У самки еще было молоко и я подложила ей тигрят. Какой смысл оставлять то, что все равно пропадет.

— Они сосали мертвую мать?

Дел едва заметно пожала плечами, но по-моему она поняла, как дико это прозвучало.

— Она была еще теплой. Я знала, что молоко не свернется еще час или два, так что стоило попробовать.

Надо отдать ей должное: я бы до такого ни за что не додумался. Но меня бы и не заинтересовала судьба пары котят, которые через месяц станут беспощадными убийцами. Только женщина может…

— Что ты собираешься с ними делать?

— Они уже на твоей лошади, — сообщила она. — Я их устроила в твоей переметной суме, потому что в моей места не нашлось. Они не будут тебя беспокоить.

— Котята песчаного тигра на МОЕМ гнедом?

— Он кажется не возражал, — парировала Дел, кивнув на жеребца. — Почему ты против?

Аиды, есть женщины, которым ничего не докажешь, как ни старайся, так что я даже пытаться не стал. Мясо тигра оказалось неплохим. Я доел кусок, надел через голову бурнус и встал. Бедро ныло, но организм уже справился с ядом. Следы когтей шли от края набедренной повязки до середины бедра, на мое счастье когти вонзились неглубоко. Пару дней эти царапины будут мешать, но на мне все заживает быстро.

— Готова ехать? — я сделал последний глоток и подошел к жеребцу.

— С рассвета.

Мне показалось, что в ее голосе прозвучал укор, и я насторожился. Несколько секунд я тупо смотрел как она садилась на лошадь, а потом вспомнил причину.

— Ты все еще злишься на меня за то, что я убил самку?

Она вставила ноги в стремена и подобрала повод.

— Самка была моей. Ты забрал ее у меня. Ты не имел права.

— Я пытался спасти твою жизнь, — напомнил я. — Для тебя это ничего не значит?

Она сидела очень прямо, алый шелк бурнуса горел на солнце.

— Значит, — согласилась она. — Конечно значит, Тигр. Это благородно с твоей стороны, — Северный акцент искажал слова. — Но добавив славы себе, ты лишил ее меня.

— Ну хорошо, — сдался я. — В следующий раз я позволю тебе умереть.

Я повернулся к ней спиной. Бесполезно спорить с женщиной когда она рассержена или в голове у нее что-то засело. Я и раньше бывал в подобных ситуациях и успел понять, что споры могут продолжаться до бесконечности (конечно признаю, что никогда не ввязывался в спор о праве убить песчаного тигра, но, ради валхайла, лучше было и тут замолчать первым).

Жеребец затанцевал, когда я вскочил в седло, и я с трудом поймал стремена. Хвост с шипением разрезал воздух, красноречиво выражая лошадиный протест против моего присутствия. Гнедой низко опустил голову и медные украшения уздечки зазвенели. Я услышал тихое вопросительное хныканье в одной из сумок и только тут понял, что везу с собой двух котят песчаного тигра. Я получил свое имя убив одного пустынного хищника, потом убил еще двоих, а теперь тащил двух тигрят через пески как полный идиот.

Или добросердечная женщина.

— Давай я возьму их себе, — предложила Дел.

Еще несколько минут назад она утверждала, что у нее нет места. Так что предложение было бессмысленным, если не являлось началом мирных переговоров. Или, что более походило на правду, Дел опасалась за жизнь тигрят на моей лошади.

Я помрачнел, врезал жеребцу по бокам и он легкой рысью пошел по песку. Спина гнедого выгнулась — жеребец, когда хотел продемонстрировать свое несогласие, умел устраивать из этого захватывающее представление — и я напрягся, ожидая опустит он резко голову или поддаст задом, что послужит началом битвы. Это было вполне в его характере — дождаться пока мне раздерут ногу, к седлу прицепят мешок полный песчаных тигров, доведут меня до бешенства и тут он внесет свой посильный вклад в это издевательство. Добавить будет уже нечего.

Но жеребец неожиданно успокоился, еще немного потанцевал, чтобы я не забывал о нем, и пошел очень спокойно, по его понятиям. Дел ехала рядом на своем тихом мерине и косилась на мою переметную суму. Тигриного писка я больше не слышал и решил, что малыши уснули. Если в их головах было хотя бы по одной извилине, они уже должны были понять, что им лучше было погрузиться в вечную спячку. По крайней мере в ближайшее время вытаскивать их на свет я не собирался.

— Ну? — спросил я. — Так что ты решила? Будешь их растить и воспитывать?

Дел покачала головой. Она успела надеть капюшон и ее волос я не видел, а лицо, даже затененное красной тканью, казалось белым как молоко. Выделялся только обожженный солнцем нос.

— Они дикие звери. Ты правильно сказал, через месяц они будут опасны, но… Я хочу подарить им этот месяц. Нельзя же позволить им умереть от голода из-за того, что их мать погибла. Через пару недель они окрепнут и мы сможем их отпустить.

Пара недель. Она окончательно спятила.

— И чем ты будешь их кормить вместо молока?

— У нас только мясо кумфы. Придется им, — кончики ее губ изогнулись, а голубые глаза заблестели. — Если люди могут его глотать, то и песчаные тигры могут.

— Не настолько оно плохое.

— Оно ужасное.

Ну пусть даже и так, спорить не буду. Но это лучшая еда, когда пересекаешь Пенджу, где не найдешь ни одной съедобной твари, а если даже и найдешь, никогда нельзя поручиться, что сам не станешь обедом.

Я прищурился, когда солнечный свет отразился от рукояти ее меча. До чего же странно было видеть оружие за спиной женщины.

— Слушай, ты действительно знаешь как обращаться с такими штуками? — я потрогал рукоять Разящего, торчавшую из-за моего плеча. — Или просто пытаешься отпугнуть мужчин, с которыми не хочешь иметь дело?

— Тебя это не отпугнуло.

Этот выпад я не удостоил ответом.

Она подумала и улыбнулась.

— Спрашивать меня об этом имеет такой же смысл, что и спрашивать тебя.

— Этот ответ я принимаю за твердое да.

— Твердое, — согласилась она. — Да.

Я взглянул на нее, не скрывая сомнений.

— Это не женское оружие.

— Обычно нет. Но это не значит, что женщина не может владеть мечом.

— На Юге значит, — я посмотрел на нее сердито. — Не шути, баска… Ты знаешь не хуже меня, что очень немногие женщины смогут правильно взяться за нож, и ручаюсь, что ни одна из них не касалась меча.

— Может потому что мужчины не позволяют женщинам делать это, — она покачала головой. — Не торопись с выводами. Ты не уважаешь мое мастерство, а хочешь, чтобы я уважала твое.

Я вытянул руку и напряг мышцы.

— Не будешь же ты утверждать, что женщина может сражаться со мной и победить.

Она посмотрела на мою руку, а потом взглянула мне в глаза.

— Ты больше, гораздо больше меня, это так. И, без сомнения, у тебя больше опыта, но из-за этого не стоит делать вывод, что я ничего не умею. Почему ты так уверен, что я никогда не входила в круг?

Я опустил руку на бедро. Засмеяться над ней было бы зло и излишне жестоко, но я не смог срыть смешок, когда услышал эти слова.

— Тебе нужны доказательства? — спросила она.

— Какие? Хочешь войти со мной в круг? Баска… еще ни один мужчина не справился со мной, иначе мы сейчас не разговаривали бы.

— Не до смерти. Как на тренировке.

Я улыбнулся.

— Нет.

Она сжала губы.

— Нет, конечно нет. Ты не вынесешь, если обнаружишь, что я на самом деле хорошо владею мечом.

— Настоящий танцор никогда не говорит, насколько он хорош. Ему это не нужно.

— Ты говоришь. Намеками.

— Нет, баска, — ухмыльнулся я. — Моя репутация складывается не из намеков, не оскорбляй Разящего, — я наклонил вперед левое плечо и встряхнул рукоять.

Дел застыла с открытым ртом и уставилась на меня неверящими глазами.

— Ты произнес имя своего меча?

Я мрачно взглянул на нее.

— У каждого меча есть имя. А у твоего нет?

— Есть… Но ты сказал его МНЕ, — не сводя с меня глаз, она остановила мерина. — Ты назвал мне имя своего меча.

— Разящий, — согласился я. — Ну и что?

Ее левая рука поднялась, как будто хотела для уверенности потрогать рукоять меча, и замерла по полпути. Лицо Дел совсем побелело.

— Чему же тебя учил твой кайдин? — вопрос был из разряда риторических. Она никак не могла разобраться в путанице мыслей, внезапно возникших у нее в голове. — Разве он не говорил тебе, что называя другому имя своего меча, ты отдаешь часть силы меча? — я не ответил, а она медленно покачала головой. — Разделить с другим магию, предназначенную для тебя одного, кощунство. Это идет против всех учений, — бледные брови сошлись у переносицы. — Неужели ты настолько не веришь в магию, Тигр, что так спокойно отдаешь ее окружающим?

— Если кайдин на Севере тоже, что у нас шодо — мастер меча — я могу сказать, что он научил меня уважать достойную сталь, — объявил я. — Но меч это меч, Дел. Он подчиняется рукам человека и живет жизнью человека.

— Нет, — возразила она, — все не так. Это богохульство. На Севере кайдин учил меня другому.

От неожиданности я дернул повод и жеребец споткнулся.

— Ты хочешь сказать, что училась у мастера меча?

Мой вопрос ее не заинтересовал и ответом она его не удостоила, продолжив выспрашивать свое.

— Если ты не веришь в магию, как же ты получил свой меч? — потребовала она. — Как ты утолил его жажду? Какой силе он посвящен? — она не сводила глаз с золотой рукояти Разящего. — Если ты назвал мне его имя, можешь рассказать и все остальное.

— Минутку, — сказал я, — подожди. Прежде всего то, как я получил Разящего мое личное дело. И я никогда не говорил, что не верю в магию. Просто сомневаюсь, можно ли надеяться на нее и есть ли в этом смысл. Но я хотел бы знать, почему ты говоришь так, будто прошла школу меча.

Ее щеки порозовели.

— Потому что так оно и есть. Кое-чему меня научили отец, дяди, братья… Потом я занималась дальше. Я истойя, — ее губы нервно сжались, — ученица своего мастера меча.

— Женщина, — протянул я, не сумев скрыть недоверие в голосе.

К моему удивлению она улыбнулась.

— Девочка, а не женщина, когда мой отец впервые дал мне в руки меч.

— Вот этот меч? — кивком головы я указал на оружие за ее спиной.

— Этот? Нет, конечно нет. Это мой кровный клинок, яватма, — она снова посмотрела на Разящего. — Но… ты не боишься, что твой меч пойдет против тебя после того, как ты назвал постороннему его имя?

— Нет. С чего бы это? Мы с Разящим давно вместе и привыкли заботиться друг о друге, — я пожал плечами. — Не имеет значения, сколько человек знают его имя.

Она поежилась.

— На Юге все… другое. Не такое, как на Севере.

— Точно, — согласился я, обдумывая ее слова. — Но если таким образом ты хотела доказать мне, что ты танцор меча, получилось не слишком убедительно.

Ее глаза вспыхнули.

— Если мы когда-нибудь встретимся в круге, за меня скажет мой танец.

Я кинул на нее резкий взгляд, вспомнив о сне. Я снова смотрел на женщину, закутанную в бурнус, женщину, которая была бы украшением гарема любого танзира, и думал, что она острая как клинок, и гораздо более опасная чем отточенная сталь. Но она танцор меча? Я сомневался. Сомневался, потому что не хотел верить в это.

Дел нахмурилась.

— Тигр… я кажется чувствую ветерок? — она скинула с головы капюшон.

— Тигр…

Лошади остановились рядом, мордами к Югу. Я повернулся в седле, рассматривая небо в той стороне, откуда мы приехали, и увидел, что оно стало черно-серебристым. Значит ветер поднимал песок.

За нашими спинами бушевала буря, поглощая все на своем пути. Даже жару. Очень своеобразное ощущение, чувствовать, как жар вытягивается из воздуха. На концах волос пощелкивают искры, кожу пощипывает, а во рту становится сухо, очень сухо. Когда в пустыне холодно, холодеет и ваша кровь, но не от низкой температуры, а от страха, даже если вы очень смелый человек.

— Тигр…

— Это самум, — хрипло сказал я, пытаясь сдержать закрутившегося жеребца. — Мы всего в двух милях от оазиса. Там в скалах можно спрятаться. Дел… скачи во весь опор.

Она так и сделала. Я успел кинуть взгляд на серого, когда Дел проскакала мимо меня. Мерин прижал уши и прикрыл глаза, чувствуя приближение бури. Ни одна лошадь не любит скакать мордой на ветер, особенно лошадь, рожденная в пустыне. Я оценил умение Дел ездить верхом — мало кому удавалось хотя бы ненадолго обогнать моего жеребца. Наши следы четко отпечатались в песке и Дел скакала по ним, не обращая внимания на поднявшийся ветер.

До ужаса страшно ехать прямо в смертоносный самум. Все ваши инстинкты требуют от вас развернуться и мчаться в противоположном направлении, подальше от этого кошмара. Мне еще никогда не приходилось направляться к центру самума и новое ощущение мне сразу не понравилось. Я весь взмок, а в горле стоял комок, и не только мне было невесело: по шее жеребца стекали струйки пота, я слышал надрывное дыхание гнедого. Он споткнулся, но выпрямился и одним прыжком обогнал серого.

— Быстрее, — закричал я Дел.

Она низко пригнулась к шее лошади, руки толкали повод в такт скачкам. Ее красный капюшон развевался и хлопал за спиной как и мой, золотые кисточки сверкали в странном янтарно-зеленом свете. Все остальное стало серо-коричневым, и на секунду мир застыл, как меч палача перед ударом. И если этот меч опустится, он упадет так быстро, что удара мы не увидим.

Подул холодный ветер. Мои глаза наполнились слезами, а рот песком. Губы растрескались и кровоточили. Жеребец шатался и в ужасе храпел, борясь с демонами ветра. Я услышал как закричала Дел и повернулся в седле как раз в тот момент, когда ее серый в полной панике начал вставать на дыбы. Она старалась его успокоить, но мерин уже ничего не воспринимал. Задержка могла нас погубить.

Я развернул жеребца и подъехал к Дел. Пока я добирался до нее, она соскочила на землю, пытаясь справиться с серым. Он покрылся пеной, хрипел и вставал на дыбы. Я испугался, что он затопчет ее, и крикнул ей, чтобы она отпустила лошадь.

Дел что-то прокричала в ответ, но мир уже стал коричневым, зеленым, серым, а в глазах была только боль.

— Дел! Дел!

— Я тебя не вижу! — ее крик отнесло ветром и закружило потоками беснующегося воздуха. — Тигр, я ничего не вижу!

Я соскочил с жеребца и похлопал его по левому плечу. Гнедой хорошо знал, что от него требовалось. Он опустился на колени, на брюхо, а потом лег на левый бок. Он лежал спокойно, закрыв глаза, уткнув затылок в песок и ждал моего сигнала, чтобы подняться. Я уцепился за повод, опустился рядом с ним на колени и позвал Дел.

— Где ты? — откликнулась она.

— Иди на мой голос, — я кричал и кричал, пока она не добралась до меня. Я увидел как из песка появилась смутная тень и вытянутые руки впереди. Я схватил ее за руку и прижал к себе, укладывая ее рядом с гнедым. Его тело должно было частично защитить нас от бури, но если самум затянется, нас могло занести и оглушить до потери сознания.

Дел жадно хватала ртом воздух.

— Я потеряла лошадь, — прохрипела она, — Тигр.

— Брось, — моя ладонь лежала на шелковистых волосах, не позволяя Дел поднять голову. — Лежи спокойно, свернись и прижмись к лошади. И лучше не пытайся отползти от меня, — я обнял ее одной рукой и прижал к себе (наконец-то), радуясь, что на то была веская причина.

— У меня нож и меч, — глухо сообщила Дел. — Если ты собрался распускать руки, лучше выброси это из головы.

Я засмеялся и тут же порыв ветра забил мне рот песком. А потом самум обрушился на нас со всей яростью и проблема совращения Дел меня уже не интересовала. Я думал только о том, как бы нам выжить.

Переживем самум — поговорим о любви.