"Западня для Евы" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 14

Едва она успела добраться до спальни, как двери лифта открылись, и вошел Рорк.

— Мне надо только переодеться, — быстро сказала Ева. — И я сразу отправляюсь в лабораторию.

— А мне нужно поговорить с тобой минутку. Я видел, что Мэвис и Трина ушли.

— О чем поговорить? — Ева принялась рыться в шкафу, отыскивая свои любимые старые треники. Это дало ей возможность хоть чем-то заняться, пока она возносила молитву, чтобы разговор не коснулся далласской шпионской операции двадцатилетней давности. — Ну, как там у вас, есть прорыв?

— Нет. Это кропотливая и утомительная работа. Долгая и нудная. Финн решил отдохнуть часок. Это копание в микросхемах ужасно действует на глаза.

— Ладно. — Ева чувствовала себя не вправе выражать недовольство — в конце концов, она сама провела большую часть вечера, лежа на спине, вся обмазанная клейкой массой. — С компьютерами я вам помочь не смогу, я в этом деле не сильна, но мне надо провести несколько вероятностных тестов, проверить кое-какие версии. В мозгах, видишь ли, прояснилось. Черт возьми, я этого терпеть не могу!

— Терпеть не можешь, когда в мозгах проясняется?

— Да нет. — Ева позволила себе немного расслабиться. Она остро подмечала каждую интонацию его голоса и чувствовала, что опасаться нечего. По крайней мере сейчас. — Я терпеть не могу признавать, что вся эта дрянь, которой Трина пользуется в своей работе, действительно прочищает мозги. Я просто накачана энергией! — Ева вытащила старую, изношенную до дыр футболку, которую спрятала под высокой стопкой шелкового и кашемирового трикотажа. — И я думаю… Ты на что уставился?

— На тебя. Дорогая Ева, ты выглядишь…

— Не начинай.

Ева отмахнулась от него футболкой и отступила на два шага. «А ведь все это тоже притворство, — подумала она. — Но какое громадное облегчение — знать, что он все еще может смотреть на меня вот так. Чувствовать, как кровь согревается, а все тело напрягается, когда он так смотрит».

— Даже не пытайся.

— Тебе сделали педикюр?

Она инстинктивно поджала пальцы ног.

— Трина усыпила меня видеопрограммой и воспользовалась моим беспомощным состоянием. А теперь не говорит, как это снять.

— Мне лично нравится. Очень сексуально.

— Не понимаю, что такого сексуального в розовых ногтях. Что в них может быть сексуального? Хотя, погоди, я же забыла, с кем разговариваю! Да если бы она разрисовала мне зубы розовым, ты бы и это назвал сексуальным.

— Я сентиментальный влюбленный дурак. — Рорк подошел к ней поближе и провел большим пальцем по ее щеке. — Мягкая.

— Прекрати! — Ева шлепнула его по руке.

— И такой экзотический запах! — продолжал Рорк, подвигаясь еще ближе и принюхиваясь. — Нечто тропическое. Что-то вроде весенней лимонной рощи с легкой примесью… жасмина, как мне кажется. Жасмин распускается по ночам.

— Рорк! Руки прочь!

— Слишком поздно. — Он засмеялся и схватил ее за бедра. — Мужчина иногда имеет право отдохнуть. Восстановить силы. Почему бы тебе не стать моим тонизирующим средством?

Ева сама хотела этого, но все-таки оттолкнула его, когда он прижался губами к ее губам.

— Мой перерыв уже закончился.

— Тебе придется его продлить. На вкус ты просто неотразима! — Он провел губами по ее скуле вниз, к подбородку, а его руки тем временем уже развязывали кушак ее халата. — А ну-ка, давай поглядим… — он легонько укусил ее нижнюю губу, —…что на этот раз затеяла Трина.

Он стянул халат с ее плеч и слегка прихватил зубами обнаженную кожу на плече. Маленькое ядрышко страсти, глубоко запрятанное у нее внутри, распустилось и расцвело. Ева запрокинула голову, чтобы дать этому ядрышку больше места.

— Запомни: у тебя двадцать минут, максимум тридцать.

— Тридцать минут мне едва хватит только на то, чтобы… — Рорк замолк на полуслове, когда его взгляд упал на ее грудь. — Ну-ка, ну-ка… — В его голосе появились мурлычущие интонации, подушечкой большого пальца он потер рисунок с изображением полицейского жетона. — Что мы тут имеем?

— Одно из гениальных озарений Трины. Но не бойся, это временное. И знаешь: мне даже понравилось, когда я вышла из шока.

Рорк ничего не ответил, продолжая поглаживать изображение и обводить его пальцем.

— Рорк?

— Я потрясен. Просто сражен! Это смешно, нелепо, но меня это возбуждает. Как странно.

— Ты шутишь?

Он поднял на нее взгляд, и этот взгляд прожег ее насквозь. Нервы заплясали у нее под кожей, едва не выпрыгивая наружу.

— Ну ладно. Ты не шутишь.

— Лейтенант. — Он вновь стиснул ее бедра и поднял одним рывком. Она обхватила ногами его талию. — Вам лучше бы приготовиться.

Невозможно было приготовиться к атаке, обрушившейся на все ее чувства разом. Так как постель оказалась слишком далеко, Рорк просто бросился вместе с ней на диван. Его руки и губы ухитрялись находиться в ста местах сразу. Ева обвилась вокруг него, как плющ. Ей казалось, что если она не будет держаться изо всех сил, то просто выскочит из собственной кожи. Волна страсти с безумной скоростью проносилась по венам, по мышцам и нервам, рвалась наружу, и вот наконец все ее тело содрогнулось в целительном и освобождающем взрыве оргазма.

Ева глотнула воздуха, оглушенная этим взрывом, и нашла губами его голодные, нетерпеливые губы. Странное дело, ею владела не только страсть, но и чувство облегчения. Все-таки они были вместе! Хотя бы в этом они были вместе, они были едины. Она рванула на нем рубашку. Не он один хотел ощутить плоть на ощупь и на вкус. Его кожа оказалась горячей, словно он был весь раскален изнутри.

Ее чудо. Ее собственное чудо.

Не размыкая объятий, они перекатились по дивану — и с глухим стуком шлепнулись на пол. Ее задыхающийся смех эхом отдавался во всем его теле. Господи, как же он хотел услышать этот смех!

Ее запах, вкус, линии и формы ее тела — все это ударило ему в голову, заставляя терять остатки рассудка. Он готов был съесть ее, проглотить в один присест, как изысканное яство, предложенное изголодавшемуся в пустыне. Нет, ему хотелось медленно лакать ее языком, как сливки. Ему хотелось погрузиться в нее и не показываться, пока не наступит конец света.

Если это возможно — так любить, так желать, так нуждаться, — значит, он уже пересек рубеж, из-за которого нет возврата. Для него возврата не было.

Ева двигалась и содрогалась под ним. Она протянула руку, обхватила его и потянула к себе, в себя, прямо в жаркую, влажную, безумную глубину. Наслаждение затопило его, пронзило насквозь, наполнило его ум и душу, пока он погружался в нее все глубже и глубже. Он видел, как ее янтарные глаза темнеют и подергиваются дымкой от возбуждения, видел, как дрожат ее губы. Потом ее голова запрокинулась, из горла вырвался хриплый вопль. Не в силах сдерживаться, он прижался губами к нарисованной у нее на груди эмблеме — к символу того, чем она была, — и почувствовал, как отчаянно бьется ее сердце. Его коп. Его Ева. Его чудо.

И он отдал ей всего себя, весь отдался чуду.

Ее пульс почти вернулся к нормальному ритму, когда Рорк перевернулся на спину, увлекая ее за собой. Теперь Ева лежала сверху, у него на груди, а не внизу, придавленная его весом. Оказавшись в позе превосходства, она сложила руки, оперлась на них подбородком и принялась изучать его лицо. Удивительно, но в этот момент вид у него был, безусловно, отдохнувший, довольный и расслабленный, как будто он соснул часок-другой.

— А всего-то — розовые ногти на ногах и татуировка на сиськах! И почему это мужиков так заводит?

Его губы изогнулись в улыбке, хотя он лежал, не открывая глаз.

— Нами так легко манипулировать! Ей-богу, мы беззащитны перед женщиной с ее коварными чарами.

— Вы беззащитны перед своими половыми железами.

— Не без этого. — Рорк блаженно вздохнул. — Вот и слава богу.

— Неужели тебя действительно заводит вся эта ерунда? Лосьоны, одеколоны, лаки-краски и все такое?

— Ева. Дорогая Ева. — Рорк открыл глаза и провел рукой по ее волосам. — Меня заводишь ты. Это же так очевидно.

— Но ты балдеешь от всей этой ерунды!

— Я балдею — и точка. С ерундой или без ерунды. — Он подтянул ее повыше, чтобы дотянуться до ее губ, и поцеловал. — Ты моя!

Ее губы дрогнули.

— Что это значит — «я твоя»?

— Это значит, что ты для меня все.

— Ты просто ловкий льстец. — Она не удержалась и потерлась об него носом. — Очень ловкий. К твоему сведению: я не стану сохранять эту татуировку, даже если она превратит тебя в моего сексуального раба. Пару дней подержится — и хватит.

— Делай как знаешь, это же твое тело. Но мне бы тоже не хотелось оставлять ее навсегда. На меня подействовал фактор неожиданности. Это был настоящий сюрприз.

— Значит, придется время от времени устраивать тебе сюрпризы.

— Ты меня всегда удивляешь.

Ей приятно было это знать. Она торопливо чмокнула его в щеку и откатилась в сторону.

— Перерыв на отдых окончен!

— Вот это меня совсем не удивляет.

— Давай, штатский, натягивай штаны и рапортуй.

— У меня нет ощущения, что я полностью использовал свои тридцать минут. По-моему, кое-кто слишком торопится.

Ева схватила его брюки и швырнула ему в лицо.

— Прикрой свою красивую задницу, приятель! Ты сказал, что хочешь о чем-то поговорить, как раз перед тем, как мои розовые ногти увлекли тебя в другом направлении. Так о чем ты хотел поговорить?

— Прежде чем я к этому перейду, хочу выразить надежду, что в ближайшие несколько дней ты будешь как можно больше ходить босиком. А теперь к делу, — добавил он со смехом, когда она бросила на него кинжальный взгляд. — Мы с Финн пришли к выводу, что нам нужны дополнительные силы. Если мы будем биться вдвоем, на ремонт компьютеров уйдут месяцы. И это в лучшем случае.

— Завтра вернется Макнаб.

— Значит, нас будет трое, если только кого-то из нас не выдернут на другую работу. Но этого все равно мало.

— Почему не Финн обратился ко мне с этой просьбой? Это ведь он возглавляет ОЭС, насколько мне помнится.

— Потому что мы бросили жребий, и я проиграл, разрази меня гром. Этого не случилось бы, если бы я успел подменить монету одной из моих собственных. Но он сказал, я цитирую: «Одна собака дважды не укусит». Столь образным способом он дал мне понять, что один раз я его уже наколол с монетой и второй раз он на это не купится.

— Его не так-то легко одурачить, — усмехнулась Ева.

— Да, нелегко. Заметь, мы с ним оба не новички в электронике и не отлыниваем от работы. Но, как ни больно нам обоим это признать, без помощи нам не обойтись. У меня есть кое-кто на примете…

— Если у тебя на примете Джейми Лингстрем, забудь об этом. Я не позволю втягивать мальчишку в эту опасную авантюру.

— Да не думал я о Джейми! Ему учиться надо — вот и пусть учится. Я хочу пригласить Риву. Она уже в курсе событий, — быстро добавил Рорк, не давая Еве вставить слово. — Она первоклассный специалист, у нее допуск к секретной информации высшего уровня, а главное — она знает, на что идет.

— Именно потому, что она в курсе событий, мне это не нравится. Это сомнительное дело, Рорк, и она является одной из ключевых фигур. И вообще, приводить штатских…

— Ей не придется ничего объяснять, что само по себе сэкономит нам массу времени. А то, что у нее с ними личные счеты, даже к лучшему: она будет работать с большим рвением, чем кто бы то ни было. Она больше не подозреваемая, Ева, она тоже своего рода жертва. — Рорк помолчал, а когда снова заговорил, его голос зазвучал холодно: — Разве жертва не имеет права постоять за себя, если есть такая возможность? Неужели обязательно передоверять это другим?

— Может быть, ты прав.

Вот они и подошли к разделявшей их пропасти с острыми краями. Еве хотелось отойти подальше от края, хуже того, хотелось сделать вид, что пропасти вообще не существует. Но пропасть росла и ширилась прямо у нее на глазах, хотя ее тело еще не остыло от его объятий.

— С Фини согласовал?

— А как же! Мы с ним обошли то же поле, на котором мы сейчас с тобой фехтуем. Потом я рассказал ему, какая у нее квалификация. Он просто жаждет с ней работать.

— Ты его соблазнил?

Эти слова вызвали у Рорка легкую улыбку.

— Нет, подобная роль меня смущает. Я предпочитаю думать, что убедил его. Кстати, мы обговорили не только Риву, но и Токимото.

— Еще один из твоих, и опять штатский?

— Да, и у меня было несколько причин остановить выбор на нем. Во-первых, штатские с такой степенью допуска к секретной информации, как эти двое, вряд ли допустят утечку в СМИ. Не заводись с полоборота, — мягко попросил Рорк, увидев, что Ева оскалила зубы. — Риск утечки в обоих случаях практически равен нулю. Для Ривы — по очевидным причинам, а для Токимото — потому что он влюблен в нее.

— Ну надо же!

— Она об этом не знает, — предупредил Рорк. — Может, он никогда и не заговорит об этом, но факт остается фактом. А значит, он тоже будет трудиться не за страх, а за совесть. Вот что творит с человеком любовь!

Ева не ответила. Рорк отодвинул стенную панель, за которой скрывался мини-холодильник, вынул бутылку воды, отвинтил крышечку и отхлебнул. Вода смочила его пересохшее горло, но не остудила закипающий в душе гнев.

— Помимо всего прочего, если ты вовлечешь в операцию кого-то из полицейских, придется оформлять кучу бумаг, выделять средства из бюджета, получать для них доступ к секретной информации и так далее. А у меня бюджет больше, чем у Нью-Йоркского департамента полиции.

— Твой бюджет больше Гренландии.

— Возможно, но сейчас речь не о том. У меня в этом деле свой интерес: мне надо защитить свой контракт под «Красным кодом». Если мы не найдем ответы в самом скором времени, я понесу серьезные убытки. Конечно, это не единственная причина, и даже не главная. Женщине, которую я считаю своим другом, был нанесен страшный удар. Вот почему я имею право настаивать, чтобы мы привлекли к работе лучших людей.

— И нечего так злиться!

— Извини, ничего не могу с собой поделать. Вся эта заваруха кажется мне омерзительной. Я не стану сидеть сложа руки, когда дорогие мне люди попадают в беду! Мне надоело биться над восстановлением этих сгоревших компьютеров, когда я мог бы заняться выяснением, кто несет ответственность за случившееся в Далласе!

Еве показалось, что она проглотила ледышку, тяжело прокатившуюся по ее внутренностям. А еще ей казалось, что все это время в комнате стоял огромный слон, которого она старалась не замечать, и вот теперь он поднял хобот и вострубил.

— Так вот что за этим кроется?..

— Да! За этим, перед этим, поверх этого, поперек и по диагонали!

— Я хочу, чтобы ты забыл об этом. — Ее голос оставался спокойным, хотя внутри все было сведено судорогой. — Я хочу, чтобы ты остановился прежде, чем пересечешь границу.

— У меня свои границы, лейтенант!

— Вот это ты верно заметил: я лейтенант! — Ева схватила свой жетон, лежавший на комоде, и с размаху опустила его обратно. — Лейтенант Ева Даллас, Нью-Йоркский департамент полиции, отдел расследования убийств. Ты не можешь говорить о готовящемся убийстве с копом из убойного отдела и надеяться, что я пропущу это мимо ушей и не стану ничего предпринимать!

— Я говорю со своей женой! — Рорк с такой силой стукнул бутылкой по столу, что вода выплеснулась на полированную поверхность. — С женщиной, которую я поклялся любить и беречь, холить и лелеять. И это называется «лелеять»? Да я в глаза себе взглянуть не смогу, если махну на все рукой и не стану ничего предпринимать! Неужели я должен прохлаждаться, пока те, кто в ответе за все, что случилось, будут спокойно жить своей жизнью, словно ничего не произошло?!

— Пусть они живут своей жизнью, она для меня ничего не значит. А вот их смерть от твоей руки будет значить очень много.

— Черт побери, Ева! — Рорк отвернулся от нее и натянул рубашку. — Не проси меня быть тем, чем я быть не могу. Не требуй этого от меня. Я же не требую этого от тебя!

— Нет. — Ева изо всех сил пыталась заставить себя успокоиться. — Нет, ты никогда не требовал этого от меня. Не требовал, — повторила она очень тихо. Это была чистая правда, спорить тут было не о чем. — Значит, я не должна думать о твоих планах. Я не имею права их обсуждать. Я не должна противостоять тому, насчет чего мы никогда не придем к согласию. И я стараюсь этого не делать. Но тебе следует еще раз подумать. А пока ты об этом думаешь, вспомни, что я не ребенок, как Марлена. И я не твоя мать.

Рорк медленно повернулся к ней. В его лице читалась холодная и мрачная решимость.

— Я никогда не путал тебя ни с кем. Я точно знаю, кто ты такая.

— Господи, неужели ты не понимаешь?! Мне не нужно твое правосудие! Я пережила то, что со мной случилось. Я сама за себя отомстила.

— Ну да, как же! И поэтому ты плачешь во сне и дрожишь от кошмаров?

Ева и в эту минуту едва сдерживала дрожь, но плакать не собиралась. Слезы не помогли бы ни одному из них.

— То, что ты задумал, не избавит меня от кошмаров. Ладно, все. Можешь приглашать любого, кого одобрит Финн. Мне пора на работу.

— Погоди!

Рорк подошел к своему комоду, выдвинул ящик. Он был сердит не меньше, чем она, и даже не понимал, как это им удалось так плавно перейти от интимной близости к яростной ссоре. Он вынул из ящика маленькую фотокарточку в рамке и протянул ее Еве.

С карточки на нее смотрела прелестная молодая женщина с рыжими волосами и зелеными глазами, с подживающими кровоподтеками на лице и лубками на пальце левой руки. Этой рукой она придерживала младенца — великолепного малыша с глазами кельтской синевы, прижимавшегося щекой к ее щеке.

Рорк и его мать.

— Я ничем не мог ей помочь, и тут уж ничего не поделаешь. Она умерла раньше, чем я сумел сохранить в памяти ее лицо. Даже этого я не мог ей дать.

— Я знаю, тебя это мучает.

— Да не в этом дело! Они знали о нем. ОБР, Интерпол, мировые разведки. Им все было известно о Патрике Рорке задолго до того, как он съездил в Даллас на встречу с Ричардом Троем. Но вот она — женщина, которая произвела меня на свет, женщина, которую он убил и выбросил, — не заслужила даже сноски в собранных ими досье. Для них она ничего не значила. Точно так же, как и маленькая беспомощная девочка в Далласе.

Еве было больно за него, за себя, за юную женщину, которой она никогда не знала.

— Ты не мог ее спасти, и об этом я глубоко сожалею. Ты не мог спасти и меня, но об этом я ничуть не жалею. Я умею сама за себя постоять. Но я не стану с тобой об этом спорить, потому что спор ни к чему не приведет. А теперь пойдем, у нас обоих много работы. — Ева поставила карточку на стол. — Зря ты ее прячешь. Она была красавицей.

Но когда Ева вышла из комнаты, Рорк спрятал фотографию. Ему все еще было слишком больно на нее смотреть.

Весь день они старались держаться подальше друг от друга, работали допоздна каждый в своем кабинете, легли спать каждый на своем краю широчайшей кровати, разделенные пространством гладкой, туго натянутой простыни величиной с городскую площадь. И ни один из них не предпринял попытки пересечь эту площадь. Утром они встали, делая вид, что ничего не происходит. Осторожно обходя друг друга стороной, оба двигались как по минному полю.

Ева знала, что Рива и Токимото уже в доме, но предоставила Финн заниматься ими, а сама закрылась у себя в кабинете, как в бункере, ожидая возвращения Пибоди и Макнаба.

Она смогла надолго сосредоточиться на текущей работе: провела вероятностные тесты, потом принялась перебирать известные ей данные, создавая новые версии. Она изучала фотографии на доске, восстанавливала в уме картину преступления, уточняла мотивы, сравнивала методы, пытаясь составить целостную картину. И вроде бы у нее что-то получалось, картина выстраивалась.

Но стоило ей сгруппировать факты в ином порядке, и стройная картина менялась до неузнаваемости. А главное, стоило ей отвлечься хоть на минуту, как в уме возникала совсем иная картина: она и Рорк на противоположных концах бездонной пропасти.

Ей было невыносимо такое смешение личной жизни с работой. Она ненавидела себя за то, что непрошеные мысли сами собой лезли в голову, когда ей надо было сосредоточиться на расследовании.

«Что, собственно, такого произошло? — спрашивала себя Ева, входя в кухню за новой, уже бессчетной чашкой кофе. — Что меня так расстроило? Неужели все дело только в том, что Рорк хочет разыскать какого-то агента ОБР, мне даже незнакомого, и пустить ему кровь?»

Они были в ссоре, хотя и не кричали друг на друга, не швырялись вещами, не хлопали дверьми. Скандала не было, и тем не менее они были в ссоре.

Брачные игры! Ева уже в достаточной мере овладела умением в них играть. Почему же теперь она не знала, что ей делать?

Они были в ссоре, потому что в его душе, подобно тигру, запертому в клетке, затаился гнев из-за того, что с ней сделали, когда она была ребенком. И на это накладывался гнев из-за того, что случилось с его матерью. Грубая жестокость, насилие, пренебрежение, забвение. Бог свидетель, они оба прошли через это и выжили. Почему же они не могут жить с этим дальше? Потому что сидящий в клетке тигр оттачивал зубы и когти…

Ева прошла через кухонную дверь на балкон и остановилась. Ее мучило удушье. Хотелось просто глотнуть свежего воздуха.

Как же она сама с этим жила? Работала. Да, иногда она пряталась за своей работой, доводила себя до изнеможения, до полного истощения, но она жить не могла без того, что давала ей работа: и сам процесс, и результат. Ей это было необходимо — не просто постоять над телом жертвы, а постоять за жертву, восстановить справедливость хотя бы в той мере, в какой позволяла система. Порой ее охватывала ненависть к этой системе. То, что удавалось восстановить, не всегда отвечало ее собственным представлениям о справедливости. Но она умела сохранять уважение даже к тому, что вызывало ненависть, и не нарушать установленные правила.

А кошмары? Разве они не были своего рода предохранительным клапаном, подсознательной отдушиной, позволявшей избавиться от страха, боли, унижения? Мира, наверное, могла бы снабдить ее целым ворохом замысловатых психологических терминов, объясняющих все это; Но в конечном счете кошмары оставались своего рода спусковым механизмом, воскрешавшим воспоминания, которые она могла вынести. Она не была вполне уверена, что сможет вынести все, что вспомнится, но старалась держаться.

И бог свидетель, ей было неизмеримо легче справляться с кошмарами, когда рядом был Рорк. Он помогал ей высвободиться из их вязкой пучины, он обнимал ее и одним своим присутствием напоминал, что больше они над ней не властны.

Но один путь Ева решительно отвергала: она не желала отвечать на жестокость еще большей жестокостью. Она только потому и носила свой жетон, что верила всем сердцем, всей душой в справедливость закона.

А он не верил.

Ева рассеянно взъерошила пятерней волосы, глядя на роскошное цветение позднего лета в расстилающихся у нее под ногами садах. В буйной зелени деревьев ей чудились блеск и роскошь мира, построенного Рорком для самого себя по собственному вкусу. Когда она познакомилась с ним, влюбилась в него, вышла за него замуж, она уже знала, что он не разделяет ее убеждений. Как знала и то, что никогда ей его не переубедить.

На каком-то глубинном, первобытном уровне они были противниками.

«Потерянные души», — как он однажды сказал. Так оно и было. Но хотя их многое объединяло, в этом основном вопросе они никогда не сходились.

Может быть, именно это противостояние так обостряло все, что происходило между ними? Может быть, именно поэтому их любовь была так пугающе сильна?

Его сердце было чудесным образом открыто ей и отзывалось на каждый ее зов. Он не прятал от нее свое горе, она дарила ему утешение, хотя не подозревала за собой такой способности и сама не понимала, как у нее это получается. Но она не могла — и знала, что никогда не сможет, — повлиять на его неистовый гнев, на этот тугой узел, спрятанный глубоко у него внутри, умело скрываемый под внешней элегантностью и светским лоском.

Может быть, и не стоило к этому стремиться. Может быть, если бы она сумела дотянуться до этого узла и распутать его, он уже не был бы тем человеком, которого она полюбила.

Но боже, боже, что ей делать, если он убьет человека из-за нее? Как ей это пережить?

Как им это пережить?..

Ева не знала, сможет ли она продолжить свою работу по розыску убийц, живя с убийцей. Страшась ответа на этот вопрос, она не заглядывала слишком глубоко.

Вернувшись в кухню, Ева налила себе еще чашку кофе, прошла обратно в кабинет и остановилась перед доской с фотографиями, решительно напомнив себе, что надо работать. Когда раздался стук в дверь, она рассеянно и с некоторым раздражением спросила:

— Что?

— Лейтенант, извините за беспокойство.

— О, Каро! — Ева даже немного растерялась, увидев на пороге своего кабинета секретаршу Рорка в безупречно строгом черном костюме. — Никакого беспокойства. Я не знала, что вы здесь.

— Я заехала вместе с Ривой. Вообще-то я еду на работу, но мне надо было обговорить с Рорком кое-какие детали… Впрочем, не в этом дело. — Каро нехарактерным для нее жестом беспомощно всплеснула руками. — Я хотела поговорить с вами перед уходом, если у вас найдется минутка.

— Да, конечно. Хотите кофе или еще чего-нибудь?

— Нет, спасибо, ничего не нужно. Я… я хотела бы закрыть дверь.

— Это можно. — Заметив, что взгляд Каро устремился к доске с фотографиями окровавленных тел, Ева решительно прошла к своему месту за столом и указала гостье на стул с таким расчетом, чтобы доска оказалась вне поля ее зрения. — Присаживайтесь.

— Полагаю, вам постоянно приходится смотреть на подобные вещи. — Каро все никак не могла оторваться от доски. Наконец она заставила себя отойти и сесть. — Вы к этому привыкли?

— И да и нет. Наверное, к этому нельзя привыкнуть. Но мне кажется, вы еще не совсем оправились. Может быть, вам не стоило так скоро возвращаться на работу?

— Мне необходимо работать. — Каро расправила плечи. — Вы должны меня понять.

— Да, я понимаю.

— Вот и Рива так думает. Я уверена, если она вернется к работе, это поможет ей восстановить душевное равновесие. Она сама не своя. Я — тоже. Мы плохо спим, но ради друг друга делаем вид, что все в порядке. Но я не для того пришла, чтобы об этом рассказывать. Вообще болтовня — не в моем духе.

— Не сомневаюсь. Вы всегда производили впечатление необычайно деловой женщины. Иначе и быть не может, раз уж вы управляете делами Рорка. Но если бы нечто подобное не выбило вас из колеи, я бы заподозрила, что вы робот.

— Вы все правильно поняли, — кивнула Каро. — Я полагаю, вы всегда находите верный тон в разговоре с пострадавшими и выжившими, со свидетелями и подозреваемыми. С Ривой вы говорили по-деловому, пожалуй, даже резко. Но именно такой стиль разговора лучше всего на нее действует, когда она расстроена. Вы очень проницательны, лейтенант. Без этого не обойтись… если хотите справиться с Рорком.

— Да уж… — Ева попыталась выбросить из головы слова, которые они с Рорком сказали друг другу накануне вечером. — Что вам нужно, Каро?

— Извините, я понимаю, что отнимаю у вас время. Я хотела поблагодарить вас за все, что вы сделали и продолжаете делать. Каждый день вам приходится смотреть на то, что сейчас на доске, или на нечто подобное. Я понимаю, такова ваша работа… Но для меня это личное дело, затрагивающее меня напрямую, поэтому я хотела поблагодарить вас лично.

— А я вам лично отвечаю: рада стараться. Вы мне нравитесь, Каро. И мне нравится ваша дочь. Но даже если бы это было не так, я все равно занималась бы тем, что делаю сейчас.

— Да, я знаю. Но все равно я вам благодарна. Когда отец Ривы бросил нас, я была в отчаянии. Мое сердце было разбито, я не знала, за что взяться, все валилось из рук. Я была тогда ненамного старше вас, — добавила она, — и мне казалось, что наступил конец света. Я думала: «Что мне делать? Как все это пережить? Что будет с моей девочкой?» — Она замолкла, покачала головой. — Конечно, вас все это не интересует:

— Да нет, почему же? Продолжайте, я слушаю. Каро тяжело вздохнула.

— Хорошо, я закончу. Все равно это постоянно вертится у меня в голове. В то время у меня ничего не было за душой, если не считать моих секретарских навыков, которые я совсем забросила, потому что хотела сидеть дома и всю себя посвятить ребенку. У меня накопились долги, и, хотя в основном эти долги наделал Брайс, он оказался хитрее и… подлее меня.

— Ну, значит, он был очень хитер. — Ева позволила себе улыбнуться.

— Спасибо. Я тогда была… не такой опытной, не такой закаленной, как сейчас. А он нанял лучших адвокатов… В общем, я оказалась в яме, с какой стороны ни посмотреть — финансовой, эмоциональной, даже физической, потому что я в буквальном смысле заболела от горя и стресса. Я была страшно напугана. Но все, что тогда было, ни в какое сравнение не идет с тем, что происходит сейчас. Ведь Рива могла погибнуть! — Каро прижала пальцы к губам, стараясь овладеть собой. — Никто об этом не говорит, но такая возможность существовала. Это могло случиться. Тот, кто все это сделал, мог просто убить ее, а не использовать, чтобы замести свои следы.

— Но она не погибла. Вас не должно пугать то, что лишь могло случиться.

— У вас нет детей! — Глаза Каро блестели от слез, которые она изо всех сил старалась удержать. — Для родителей вопрос «А если бы?» — это чудовище, живущее в шкафу. А если бы ее убили? А если бы она сейчас была в тюрьме и ждала суда? Вот это уж точно могло случиться, если бы вы не так хорошо выполняли свою работу. Если бы вы и Рорк не проявили желания нам помочь. Я очень многим ему обязана. А теперь я обязана и ему и вам гораздо больше.

— Думаете, он ждет возвращения долга за то, что вступился за вас и за Риву?

— Нет. Он никогда ничего подобного не ждет. — Каро открыла сумочку, достала бумажную салфетку и промокнула влажные от слез щеки. — Сама мысль об этом его раздражает. И вас тоже, я полагаю. Вы с ним вообще очень подходите друг к другу.

Ева почувствовала спазм в горле и вместо ответа лишь пожала плечами.

— Признаться, сначала я в этом сомневалась, — продолжала Каро. — Когда вы впервые появились у нас на работе, вы показались мне такой суровой, непримиримой… и холодной. А потом я увидела его — после вашего ухода. Он был растерян, раздосадован, ошеломлен. Никогда я Рорка таким не видела.

— Правда? Значит, нас уже двое.

— Это было просто откровением — наблюдать, как вы двое обретаете друг друга. — Каро спрятала салфетку и закрыла аккуратную черную сумочку. — Ведь Рорк играет очень важную роль в моей жизни. Я рада видеть его счастливым.

На это у Евы не было ответа, поэтому она задала вопрос, который давно хотела задать:

— Как вы начали работать на него?

— Я поступила в рекламное агентство здесь, в Нью-Йорке, и занималась скучной секретарской работой. Мои навыки не совсем заглохли, как оказалось, и я наскребла денег на курсы повышения квалификации. Поступила в адвокатскую контору, где в основном была на побегушках — меня переводили из отдела в отдел, если рабочих рук не хватало.

— Значит, вы набрались разнообразного опыта.

— В общем, да. Мне это даже нравилось: тоже ведь своего рода повышение квалификации. А кроме того, эта работа хорошо оплачивалась. В какой-то момент — лет двенадцать назад — Рорк купил компанию, в которой я работала, и вся эта компания, вместе с десятком других, перебралась в его городской небоскреб. — Голос Каро окреп, воспоминания помогли ей отвлечься от мыслей о настоящем. — Вскоре после этого меня перевели на должность ассистента в одном из отделов научного развития компании. Там я проработала около года. Однажды меня попросили подежурить на одном совещании: вести протокол, подавать кофе и выглядеть презентабельно, так как на совещании должен был присутствовать сам Рорк. В то время нью-йоркское отделение только начало бурно развиваться, и вся энергия в основном исходила от него.

— Да уж, энергии ему не занимать, — согласилась Ева.

— Это точно. Во время совещания один из исполнительных директоров огрызнулся на меня: по его мнению, я недостаточно проворно двигалась. Я в ответ сказала, что манеры у него такие же дурные, как и его скверно сшитый костюм.

— Значит, Рива унаследовала свой нрав от вас? Каро засмеялась.

— Да, наверное. Рорк проигнорировал эту маленькую перебранку — во всяком случае, мне так показалось — и продолжил совещание. В какой-то момент он попросил меня включить голограмму здания, которое проектировал, потом — вывести на экраны еще какие-то данные… В общем, он заставил меня вертеться как белка в колесе, выполнять обязанности, ни на кого конкретно не возложенные, но я справилась. Годы секретарской работы на подхвате сослужили мне хорошую службу. И все же, как только рассеялась моя досада на того хамоватого директора, я пришла в ужас при мысли, что меня уволят. Совещание продолжалось больше двух часов, но мне показалось, что прошли годы. Когда оно наконец закончилось, я мечтала только об одном: забиться в какой-нибудь уголок, никого не видеть и не слышать. Но Рорк подозвал меня. «Вас зовут Каро, не так ли? — спросил он этим своим волшебным голосом. — Будьте добры, пойдемте со мной. И захватите эти досье».

Теперь я уже не сомневалась, что меня уволят, и в панике думала, как мне найти другую работу, чтобы оплачивать обучение Ривы в колледже и вовремя вносить взносы за квартиру, которую я купила в кредит три года назад.

Рорк ввел меня в свой частный лифт. Внутри у меня все тряслось, но я твердо решила, что не подам виду, и он ничего не узнает. Я столько унижений перенесла от своего бывшего мужа, что мне с лихвой хватило на всю жизнь, и я не собиралась демонстрировать этому «наглому выскочке», как я напугана.

— Думаю, он все знал, — сказала Ева, живо представив себе эту картину.

— Конечно. Он всегда знает. Но в тот момент я очень гордилась своим самообладанием — ведь больше мне гордиться было нечем: больше у меня ничего не осталось. Он спросил, что я думаю о… — Каро наморщила лоб. — Не помню его имени. О том человеке, который публично обругал меня во время совещания. Я в ответ очень сухо спросила, что именно его интересует: мое мнение в личном или в профессиональном плане? Терять мне было нечего: я ведь думала, что меня уже выбрасывают на улицу. И тут он мне улыбнулся. — Она несколько секунд задумчиво помолчала, склонив голову набок. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я кое-что добавлю?

— Бога ради. Меня не так-то легко обидеть.

— Я годилась ему в матери, но в тот момент, когда он посмотрел на меня и улыбнулся, у меня что-то екнуло внутри. Я ощутила всю мощь его сексуальности в ситуации, начисто лишенной каких-либо атрибутов сексуальности. После этого я уж сама не понимала, как мне удавалось связать два слова.

— У меня тоже так бывает.

— Конечно, бывает! Когда он улыбнулся мне и сказал, что его интересует и мое личное мнение, и профессиональное, я была так поражена и пристыжена своей собственной, совершенно неадекватной реакцией, что прямо выложила: я считаю этого человека достаточно компетентным в работе, но полным идиотом в личном плане.

И что вы думаете? Не успела я оглянуться, как мы уже оказались в его кабинете, он предложил мне кофе и попросил минутку подождать. Он прошел к своему столу и сел за компьютер, а я пила кофе и терялась в догадках. Я не знала, что за это время он ознакомился с моим личным делом, проверил мои рабочие характеристики и степень надежности.

— Это он умеет, — усмехнулась Ева.

— О, да. А потом он очень любезно сообщил, что ищет секретаря-ассистента по административной части — женщину, которая умела бы думать на ходу, трезво оценивать людей и ситуации, которая не стала бы морочить ему голову, когда нужно сказать правду. Она должна быть компетентной, неутомимой, преданной, отчитываться только перед ним и быть готовой к… неординарным заданиям. Он продолжал говорить, перечислял еще какие-то требования, но, кажется, до меня не все доходило четко. Потом он назвал сумму оклада, и я поблагодарила бога, что сижу. А потом он спросил, не заинтересует ли меня такая должность.

— Очевидно, она вас заинтересовала?.

— С героическим спокойствием я ответила, что, мол, да, сэр, мне бы очень хотелось подать заявку на такую должность, что я готова ответить на все вопросы и пройти любые требуемые тесты. А он сказал, что на все вопросы я уже ответила и все тесты уже прошла, так что можно приступать непосредственно к выполнению обязанностей.

— Наверное, он к вам уже присматривался раньше.

— Очевидно, да. И вот благодаря Рорку я смогла спокойно вырастить свою дочь, дать ей образование, помочь открыть свое истинное предназначение. Я по гроб жизни ему обязана. — Каро снова вздохнула и улыбнулась. — А знаете, вы мне очень помогли. Вы меня выслушали, позволили все вспомнить и тем самым подсказали мне, как лучше всего выбираться из кризиса. Нужно просто делать то, что стоит следующим пунктом в повестке дня. Поэтому я предоставлю вам делать дальше вашу работу. — Она поднялась. — Спасибо, что уделили мне время.

— Я думаю, Рива унаследовала часть вашей выдержки. Она выберется из этой заварухи.

— Я тоже на это надеюсь. — Каро подошла к двери, но у порога обернулась. — Хочу сказать вам одну вещь. Это, конечно, пустяк, но, я думаю, вам это доставит удовольствие, а мне хотелось бы хоть такой малостью отплатить вам за все, что вы для меня сделали. Многие деловые люди поручают своим секретарям или администраторам выбирать подарки для своих жен. Подарки на день рождения, годовщину свадьбы, маленькие сувениры в знак примирения после ссоры… Так вот, Рорк никогда так не поступает. Все, что он вам дарит, исходит прямо от него. Если хорошенько подумать, не такой уж это пустяк.