"Белые птицы детства" - читать интересную книгу автора (Сукачев Вячеслав Викторович)

БЕЛЫЙ И СИНИЙ ЛЕД

Осень закончилась. Потухли костры на огородах, и ту золу, что не успел промочить дождь, разнесло ветром по земле. Подсолнечные стволы, выжаренные солнцем до прозрачно-жёлтого цвета, мальчишки посшибали саблями, и они полегли среди огородных просторов, как рыцари в жёлтых панцирях. Не отставал от мальчишек и Карысь. Но первый же «противник», на которого он налетел с торжествующим воплем, оказался настолько твёрдым и толстым подсолнухом, что сабля Карыся — выдернутая из забора палка — легко и грустно переломилась. На какой-то миг Карысь опешил, держа обломки в руках, но скоро пришел в себя и бросился врукопашную. Под яростным натиском Карыся подсолнух прогнулся, затем пружинисто выпрямился, и Карысь был отброшен на землю. Ещё две или три попытки закончились примерно так же, и Карысь остановился перевести дух. Он огляделся и увидел, что Витька, Васька, даже Петька Паньшин уже заканчивают бой, и «поверженные рыцари» печально светятся белыми сердцевинами.

С уважением взглянув на своего врага, Карысь обошёл три раза вокруг него, погладил ладонью шероховатую, бугристую поверхность и сам себе авторитетно заявил:

— Его победить нельзя.

Решив эту задачу, он облегчённо вздохнул и побежал догонять ребят, чей крик доносился уже из соседнего огорода.

Подсолнух простоял ещё три дня, а потом его вместе с корнями выдернула бабка Аксинья и выбросила на межу.

Всё это было давно. Тогда ещё не закончилась осень, потому что на деревьях держались листья и дед Плехеев ходил в фуражке с пуговкой на макушке. А теперь листьев не было совсем — ни красных, ни жёлтых, а дед Плехеев надел шапку и длинный брезентовый плащ с капюшоном.

Осень закончилась, и каждое утро Карысь начинал с вопроса:

— Пап, а озеро замёрзло?

— Нет ещё, сынок, потерпи,—отец взбалтывал мутную вакцину в пузырьках и, как казалось Карысю, сочувственно смотрел на него.

— Не понимаю, —удивлённо сказала однажды мать,— что за любопытство к озеру.

— Он хочет с Васькой на коньках кататься,— вредным голосом объявила Верка.

— Но у него же нет коньков? — удивилась мать.

— Ага, а у Васьки есть, и они будут попеременке кататься.

— Никаких катаний, пока я не разрешу, не будет.— Мать поправила очки и строго взглянула на Карыся: — Ты слышал?

— Да,—вздохнул Карысь, теряя аппетит и откладывая ложку в сторону. С презрительным вниманием он долго смотрел на Верку, ещё раз вздохнул и выбрался из-за стола.

— Скорее бы ему в школу,—устало сказала мать,— ребёнок растёт совершенно без присмотра.

— Пусть набегается,— не очень решительно возразил отец,—потом будет не до этого.

— Потом будет поздно, Виктор.— Мать нахмурилась.— Порой меня до крайности изумляет твоё спокойствие.

Сдёрнув курточку с вешалки, Карысь бочком вывалился за дверь.

За лето Верный из маленького рыжего щенка, свободно помещавшегося у Карыся под курткой, превратился в почти большую собаку. Когда Верный вставал на задние лапы, а передние клал Карысю на грудь, они могли наравне смотреть друг другу в глаза. Правда, случалось такое редко, потому что Верный всюду бегал за отцом, а появившись дома, тут же прятался в будку.

— Верный, Верный! — позвал он и присел на корточки.

Верный налетел сзади, жарко дохнул Карысю в затылок, лизнул за ухом, от его суматошного напора Карысь чуть было не упал и рассердился.

— Фу, Верный, фу! — строго прикрикнул Карысь.— Я кому сказал?

Верный как ни в чём не бывало присел на землю и преданно захлопал хвостом. Теперь, когда он поднял голову и смотрел на Карыся, стало видно белую полоску на его шее. Всюду была рыжая шерсть, а здесь — белая. Карысь вновь присел на корточки и ласково погладил белую полоску, которую отец почему-то называл галстуком.

— А теперь сходи помой руки.— С портфелем в руке стояла Верка.

— Сама мой,—буркнул Карысь, однако руки от Верного отдёрнул.

— Хорошо,— почти обрадовалась Верка,— я сейчас скажу маме, попадёт тебе и Верному.

Карысь медленно поднялся с корточек, похлопал ладошками, нахмурился и отвернулся.

— Мама с тобой поговорит в обед,— Верка уже выходила за калитку.— Совсем отбился от рук.

Стерпеть этого Карысь не мог. Подбежав к калитке, он запер её изнутри на крючок и громко прокричал:

— В огороде лебеда, наша Верка — ябеда!

А осень потихоньку переходила в зиму, и уже бело-голубым ошейником легли вокруг озера забереги, и дед Плехеев ломом с деревянной ручкой продолбил первую прорубь. Однако по Амуру ещё перекатывались крупные волны, тяжело бились о берег и уходили в неведомые дали между крутых каменных сопок.

Утром воскресного дня Карысь проснулся поздно и сердитый: ночью ему приснилось, что наступила весна, лёд растаял, а он на коньках увяз в грязи и никак не мог выбраться. Карысь проснулся и услышал, как мать говорила Верке:

— Мы вернёмся вечером. Смотри за Серёжей. Ни в коем случае не пускай его на озеро.

Вначале Карысь хотел открыть глаза и попроситься с родителями в гости к бабушке, но затем передумал.

— Ты всё запомнила, Вера?

— Да, мама.

— Покормишь Серёжу.

Карысь почувствовал, как коснулись щеки материны губы, радостно вдохнул её запах, потянулся и открыл глаза. Но мать уже выходила из комнаты, а перед ним стояла Верка со строго озабоченным лицом.

— Вставай и умывайся.

И начался день, который с самого утра ничего хорошего Карысю не сулил.

Когда он позавтракал и выбежал на огород, было уже около одиннадцати часов утра, и солнце поднялось выше деревьев, мягко согревая землю прохладным теплом. Земля на огороде стучала под ногами Карыся, трава на меже искри лась множеством капелек от растаявшего инея. Но самое удивительное, что увидел Карысь, выбежав на огород,— озеро замёрзло. Оно замёрзло совсем: и по краям, и в середине; и там, по этому льду, с весёлым визгом носились мальчишки. Карысь даже разглядел Витьку, дальше всех укатившегося на коньках от берега. У Карыся перехватило дыхание, жарко стало в груди, а ноги сами собой понесли его через огород, мимо голого куста черёмухи, конюшни — на озеро.

«Опоздал,—отчаянно подумал Карысь,—уже все катаются, только я один опоздал».

Со всего маха, ни на секунду не задерживаясь, Карысь влетел на лёд и покатился на ботинках, смеясь во весь рот и чуть ли не взвизгивая от счастья.

— Ага, Карысь, а я уже почти до серёдки катался.— Мимо пронёсся на снегурочках Васька.

— Ври! — только и успел крикнуть ему вслед Карысь.

Карысь разбегался, катился, разбегался и опять катился. Конечно, за Васькой и Витькой ему было не поспеть, они гоняли на коньках, но и так было здорово! Очень даже здорово! Один раз Карысь споткнулся, упал и юзом пролетел несколько метров. Он тут же хотел вскочить и бежать дальше, но его внимание неожиданно привлёк лёд. До этого он лёд воспринимал только ногами: гладкий, летящий под подошвами ботинок, а теперь вдруг увидел, что лежит на границе двух льдов. Первый лёд, тот, что начинался от берега, был белесоватый, и сквозь него почти ничего нельзя было видеть. Он начинался от самого берега и заканчивался у Карыся под локтями, а дальше тянулся второй лёд: прозрачно-синий, хрупкий на вид, с пузырьками воздуха и вмёрзшими в него лохматыми водорослями. И Карысю тут же захотелось увидеть, как там, под этим синим льдом, плавают рыбы. Он сложил ладони воронкой и в эту воронку стал наблюдать неизвестную ему таинственную жизнь.

Но едва Карысь хорошенько присмотрелся, как мимо него что-то с шипением пронеслось, лёд плавно прогнулся, и по нему прошёл такой треск, словно Верка рвала кусок материала на ленточки для своей куклы. Карысь испуганно поднял голову и увидел, как Витька, низко согнувшись, несколько метров пронёсся по синему льду, круто повернул и покатился к берегу. А следом за Витькой уже нёсся Васька, и всё повторялось опять: лёд трещал и прогибался сразу же за Васькиными коньками, и на это было жутко и радостно смотреть.

Карысь вскочил и увидел, что за Витькой и Васькой с восхищением наблюдают Петька Паньшин, Колька Корнилов, и даже Настька вертелась здесь же, зачем-то напялив на себя чёрные валенки с галошами.

Карысь засмеялся. Он не знал, почему и зачем засмеялся, возможно, он даже и не сознавал того, что смеётся. Синий, белый лёд, рыбы, Петька, Настька — всё было забыто, осталось только чудо прогибающегося льда. И можно ли было утерпеть, не испытать самому это чудо?

Он разбежался, оттолкнулся на самой границе белого льда и покатился по синему зеркалу, в котором отражались далёкие белые облака, тополя на берегу озера и он сам — в распахнутой курточке с капюшоном, вельветовых штанах и аккуратной кроличьей шапке. Он чувствовал, как мягко, словно разогретый солнцем пластилин, проседает под ним лёд, как множество мелких трещин разбегается в разные стороны, и уже думал, что этот полёт над синим трескающимся льдом никогда не кончится, когда холод ударил в него. Из этого мгновения Карысь больше ничего не запомнил, только холод, разом охвативший его со всех сторон, только холод.

Он ушёл под воду с головой и, когда вынырнул, удивился, почему это у него полный рот воды. Карысь всё ещё не сознавал того, что произошло. Но уже в следующий миг, когда его потянуло назад, под воду, он ухватился руками за кромку льда и впервые испугался. Как-то смутно, словно сквозь дым, он увидел ребят, собравшихся у границы белого льда, чёрную полоску земли, которая показалась ему неожиданно далёкой и желанной, голые тополя и расплывчатые силуэты домов. Отчаянно колотя по воде ногами, Карысь подтянулся на руках и грудью лёг на кромку льда. Но не успел он перевести дыхание, как лёд под ним проломился и вода опять приняла его, мягко и настойчиво увлекая куда-то вниз. И ещё раз Карысь выполз грудью на лёд, и лёд ещё раз провалился, потом ещё и ещё. Теперь он понимал, что надо добраться до белого льда, во что бы то ни стало — надо, но сил уже не оставалось, и всё чаще он с головою скрывался под водой, и его кроличья шапка, зацепившись за льдинку, плыла следом за ним.

Когда Карысь наконец уцепился красными от холода руками за кромку белого льда, сил на то, чтобы подтянуться, у него уже не было. И впервые за всё время, что Карысь провёл в воде, он закричал:

— Ма-ама!

А потом Карысь, прилипая мокрыми ботинками к белому льду, стуча зубами от пережитого страха и холода, бежал домой. Рядом с ним бежала Настька в чёрных валенках с галошами, что-то испуганно говорила ему, но Настьку Карысь не видел...

Вечером у Карыся поднялась температура, он начал бредить, и склонившаяся над ним мать услышала, как Карысь быстро и радостно говорил:

— Лёд белый-белый, а потом синий-синий, и рыбки большие-большие, им холодно там, холодно...