"Ночные кошмары" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 17

Просто удивительно, с какой четкостью он помнил каждую деталь. Ной, сидевший за рулем, ловил себя на том, что память подсказывает ему, что будет за следующим поворотом – от необхватных деревьев и острых скал до поразительно голубого неба с белыми вершинами гор.

Да, конечно, однажды он уже проделал этот путь, но тогда ему было всего восемнадцать. Он не мог чувствовать себя так, словно возвращается домой после долгого путешествия или пробуждается от сна.

Кроме того, тогда было лето, напомнил он себе; вершины гор покрывал снег, но сами горы зеленели от сосен и елей, поднимавшихся вверх по склонам, и были похожи на добродушных великанов, а не на холодных и гордых королей, властвующих над долинами.

Ной готовился к этой поездке, изучал фотографии, брошюры, путеводители, но заранее знал, что они не смогут подготовить его к контрасту молчаливого дремучего леса и диких горных пиков.

Поворот на «Риверс-Энд» остался позади, но он продолжал подниматься вверх. Время у него было. Если он захочет, то спустится в долину, в тропический лес и приступит к работе через несколько часов.

Снова приходилось выбирать. Он затормозил, вылез и остановился рядом с машиной. Воздух был холодным и чистым. Ной выдохнул облачко пара, вдохнул и ощутил, что в горло вонзились крошечные ледяные иголки. Казалось, что перед ним раскинулся весь мир – поля, долины, холмы и леса, яркая лента реки и отражающие солнце озера.

Ной потерял час с лишним, но все равно прибыл на базу отдыха в три часа дня. Он ехал все по тому же ухабистому проселку и видел впереди камень, дерево, черепичную крышу и блеск окон базы.

Он уже готов был сказать себе, что здесь все осталось по-прежнему, но вдруг заметил постройку, приютившуюся среди деревьев. Она казалась зеркальной копией базы, но была намного меньше и новее.

Деревянная вывеска над двойной дверью гласила: «НАТУРАЛИСТИЧЕСКИЙ ЦЕНТР „РИВЕРС-ЭНД“. К домику вели две тропы – одна от подъездной аллеи, другая от базы. Казалось, полевым цветам и папоротнику позволялось здесь расти как попало, но чутье опытного садовника подсказало Ною, что тут не обошлось без человеческой руки, поддерживавшей естественное равновесие.

«Руки Оливии», – подумал он и почувствовал непривычный прилив тепла и гордости.

Конечно, ландшафт был искусственным; но она сделала все, чтобы он казался таким же естественным, как деревья.

Ной припарковался, отметив изрядное количество машин на стоянке. Здесь было значительно теплее, чем наверху. Достаточно тепло, чтобы в длинных глиняных вазонах, обрамлявших вход, росли анютины глазки и пурпурные сальвии.

Он надел на плечи рюкзак, взял в руку единственный чемодан и начал запирать машину, когда со стороны базы вприпрыжку прибежала собака и вдруг улыбнулась ему.

Ной не мог подобрать другого слова для характеристики ее морды. Язык был высунут, а в глазах читалось безошибочно узнаваемое удовольствие.

– Привет, парень.

Приняв это за приглашение, большой желтый Лабрадор прогарцевал через стоянку, прижался к ногам Ноя и подал лапу.

– Дружище, ты из комиссии по торжественной встрече? – Ной чинно поздоровался с Лабрадором и склонил голову набок. – Точнее, подружка. Твое имя, случайно, не Ширли?

Услышав это слово, собака весело тявкнула и побежала ко входу, словно говоря: «Давай за мной!»

Обрадованный, Ной испытал легкую досаду, когда собака не вошла вслед за ним.

Никаких особых изменений в холле не было. Разве что часть мебели сменила другая и стены были выкрашены в более сочный желтый цвет. Но все вокруг дышало тем же гостеприимством и уютом, что и сто лет назад.

Он зарегистрировался у дружелюбного служащего, заверил его, что донесет вещи сам, взял ключ и брошюру, поднялся по двум коротким лестничным пролетам и пошел по коридору направо.

Хотя Ной не был склонен к роскоши, он заказал люкс, потому что не любил работать в спальне. Номер оказался меньше, чем тот, в котором он останавливался с родителями, но ни в коем случае не был тесным. Ной посмотрел в окно и обрадовался тому, что оно выходит не на автостоянку.

Он подумал о душе (как-никак он выехал в шесть утра) и одновременно о пиве, которое можно было купить в баре. После недолгого раздумья он решил сначала сделать первое, а потом сбегать за вторым.

Он сбросил одежду на пол и поколдовал над душем, регулируя воду. Оказавшись под сильной и горячей струей, Ной застонал от удовольствия.

«Правильное решение, Брэди, – подумал он, подставляя воде макушку. – А после пива можно будет прогуляться и осмотреть окрестности. Посмотреть на хозяев со стороны и по их разговорам со служащими и постояльцами решить, к кому из Макбрайдов подойти первым».

Кроме того, ему хотелось зайти в натуралистический центр, найти Оливию и глянуть на нее. Хотя бы на минутку.

«Нет, сделаю это завтра, – решил Ной. – Когда приду в себя и хорошенько высплюсь».

Он вытерся, натянул джинсы и начал тщательно выбирать рубашку, когда кто-то решительно постучал в дверь. Ной быстро схватил рубашку и пошел открывать. Он узнал ее сразу. Позже его удивило, почему это узнавание было таким быстрым и безошибочным. Она заметно изменилась.

Черты ее лица стали более тонкими и острыми. Рот затвердел, и хотя полные губы были так же не накрашены, как шесть лет назад, они не были ошеломляюще невинными, как прежде. Это заставило его испытать острую досаду и разочарование. Если бы Ной не испытал смешного и совершенно неожиданного прилива радости, он бы обратил внимание на отсутствие гостеприимной улыбки.

Ее волосы потемнели и напоминали карамель, которой мать Майка неизменно поливала яблочный торт, который пекла на святки. Кроме того, она постриглась. Остригла свои великолепные волосы. Как ни странно, это ей шло. Любой другой женщине прямая короткая стрижка и челка придали бы вид феи. Но в высокой, стройной девушке, остановившейся на пороге, не было ничего сказочного.

Она пахла листвой и держала в руках керамическую вазу со свежими фруктами.

Ной расплылся, как деревенский дурачок, и не нашел ничего лучшего, чем сказать:

– Привет.

– С приездом в «Риверс-Энд». – Она ткнула вазу ему в живот, причем с такой силой, что заставила хрюкнуть.

– Гм-м… спасибо.

Она стремительно шагнула в комнату, заставив Ноя невольно попятиться. Когда Оливия захлопнула за собой дверь, он поднял брови.

– Ты пришла с фруктами? И все же твое гостеприимство сильно уступает калифорнийскому.

– Я вижу, у тебя хватило наглости прокрасться сюда.

«О'кей», – подумал он. Что ж, было заранее ясно, что на дружескую встречу рассчитывать не приходится.

– Ты совершенно права. Не знаю, о чем я думал, когда заранее заказал номер по телефону и зарегистрировался у вашего администратора. – Он поставил вазу на стол и потер живот. – Послушай, подожди минутку…

– Минутку подожду. – Она ткнула его пальцем в грудь. – Подожду, а потом ты соберешь свои манатки и уберешься обратно в Лос-Анджелес. Ты не имеешь права приезжать сюда.

– Еще чего! Это гостиница. – Он поднял руку. – И будь добра больше не прикасаться ко мне.

– Я велела тебе держаться от меня подальше.

– Именно это я делал, черт побери! – Огонь, вспыхнувший в ее глазах, заставил Ноя прищуриться. – Лив, предупреждаю, не вздумай меня ударить. Я по горло сыт женскими колотушками. Либо мы сядем и все обсудим, как разумные, взрослые люди, либо будем стоять и рычать друг на друга.

– Мне нечего с тобой обсуждать. Я еще раз говорю тебе: убирайся отсюда и оставь нас в покое.

– Не выйдет. – Решив сменить тактику, он сел, вытянул ноги, взял из вазы яблоко и надкусил его. – Оливия, я никуда не уеду. От тебя не убудет, если ты поговоришь со мной.

– Я имею право на уединение.

– Конечно, имеешь. В том-то и дело. Ты скажешь мне только то, что захочешь сама. – Он откусил еще кусок и взмахнул яблоком. – Мы могли бы начать с чего-нибудь попроще. Например, что ты делала последние шесть лет.

«Наглый, самодовольный сукин сын», – резко повернувшись, подумала она. Дьявольщина, он выглядел так же, совершенно так же, как прежде. Те же выгоревшие на солнце, растрепанные ветром светлые волосы, те же полные, решительные губы, те же правильные черты лица…

– Если бы ты хоть чуть-чуть напоминал своего отца, то уважал бы память моей матери.

Это оскорбление попало в цель и разбередило старую рану. Ной крутил в руке яблоко и изучал его до тех пор, пока не почувствовал, что может говорить спокойно.

– Однажды ты уже сравнивала меня с моим отцом. – Он поднял взгляд, твердый, как гранит. – Пожалуйста, больше не делай этого.

Оливия сунула руки в карманы и оглянулась, бросив на него испепеляющий взгляд.

– Тебя не волнует, что я о тебе думаю.

– Ты не знаешь, что меня волнует.

– Знаю. Деньги. За эту книгу тебе отвалят изрядную сумму, не так ли? А потом ты будешь выступать на всех ток-шоу, пыжиться и рассказывать о себе и тех ценных открытиях, которые ты сделал, изучая материалы по делу о том, как мой отец зарезал мою мать.

– А ты не хочешь ничего знать об этом? – Он говорил спокойно и смотрел в эти поразительные глаза, где гнев сменялся болью, а боль гневом.

– Я знаю почему, но это ничего не меняет. Уезжай, Ной. Уезжай и напиши книгу о какой-нибудь другой трагедии.

– Лив, – окликнул он, когда девушка шагнула к двери. – Я не уеду. Во всяком случае сейчас.

Она не остановилась, не оглянулась, но хлопнула дверью так сильно, что со стен чуть не попадали картины. Ной продолжал вертеть яблоко.

– Приятная была встреча, – пробормотал он и решил, что заслужил лишнюю бутылку пива.

Она спустилась по черному ходу, избегая вестибюля и людей, которые могли бы попасться навстречу. Быстро прошла через кухню, только покачав головой, когда кто-то окликнул ее по имени. Нужно было выбраться отсюда и идти до тех пор, пока она не справится со страшной тяжестью в груди и шумом крови в ушах.

Оливия боролась с желанием броситься бежать и пыталась справиться с терзавшим ее страхом. Она быстро вошла в лес и углубилась в него. Однако дыхание не успокаивалось, ноги продолжали дрожать.

Оказавшись достаточно далеко, чтобы не наткнуться на какого-нибудь туриста, она села на землю и прижалась лбом к коленям.

Господи, какая же она дура! Она знала, что Ной приедет. Джейми говорила о его приезде и о том, что он собирается делать. Говорила, что она решила помочь ему в работе над книгой.

После чего они поссорились. Насколько помнила Оливия, впервые в жизни.

Ной Брэди и его книга уже осложнили жизнь ее семье.

Но ей следовало подготовиться к встрече с ним. Справиться с собой. Она больше не была той наивной, чувствительной девочкой, которая без памяти влюбилась в него.

Оливия не ожидала взрыва чувств, охвативших ее в тот момент, когда он открыл дверь и улыбнулся ей. Абсолютно так же, как шесть лет назад. Не ожидала, что после стольких лет и попыток залечить рану ее сердце снова не выдержит.

С гневом легче справиться, чем с болью.

И все же она обошлась с ним дурно.

Она следила за его приездом. Когда Ной зарегистрировался и поднялся наверх, она пообещала себе, что подождет, пока он расположится в своем номере. Тогда можно будет поговорить с ним с глазу на глаз и спокойно, разумно объяснить, почему она возражает против книги.

В конце концов, он был сыном Фрэнка Брэди. А Фрэнк – одним из немногих людей, которые пользовались ее абсолютным доверием.

Она сама наполнила вазу фруктами и заранее решила, что и как сказать.

«Ной, добро пожаловать в „Риверс-Энд“. Рада снова видеть тебя. Можно войти на минутку?»

Спокойно, здраво, разумно. Но пока Оливия шла по коридору, в ее душу закрался страх, и она использовала гнев как оружие, чтобы справиться с ним.

А потом Ной открыл дверь и улыбнулся ей. «Улыбнулся радостно, как будто никогда не было ни измены, ни предательства», – подумала она, повернув голову и положив щеку на поднятые колени.

Он был таким красивым, таким обаятельным. Волосы, темные и влажные после душа, зеленые глаза цвета мха, горящие от удовольствия… Поразительнее всего, что ей захотелось улыбнуться в ответ.

Поэтому она и набросилась на него. Был ли у нее выбор? Конечно, был. Убедить не писать книгу. Припугнуть. Вместо этого она сделала все, чтобы Ной встал на дыбы.

Она хотела быть одна. Хотела защитить свой мир и остаться в нем.

Почему Сэм Тэннер связался с Ноем? Нет! Оливия крепко зажмурилась. Она не хочет думать об этом. Не хочет знать об этом человеке. Она заперла душу на ключ. Так же, как сделала бабушка, которая заперла свои воспоминания в сундук, стоявший на чердаке.

На это ушли годы. Годы тайных походов на чердак, годы кошмаров и болезненных, вызывавших чувство вины поисков каждого крошечного упоминания о родителях.

А найдя все, что удалось, она избавилась от прошлого и сосредоточилась на настоящем и будущем. Успокоилась, нашла удовлетворение в работе и начала управлять собственной жизнью.

Теперь все это оказалось под угрозой. Потому что Сэм Тэннер выходит из тюрьмы, а Ной Брэди пишет книгу. Отмахнуться от этих фактов было невозможно.

Она подняла глаза и увидела, что по тропинке несется Лабрадор. Приветствие приняло форму восторженного танца и множества влажных поцелуев, от которых Оливия растаяла и волей-неволей рассмеялась.

– Я всегда могу рассчитывать на тебя, правда? – Она уткнулась носом в шею Ширли, а потом поднялась. – Пойдем домой, моя девочка. Пойдем домой, а там подумаем. Утро вечера мудренее.

Еда была отменная. Ной мысленно высоко оценил качество кухни Макбрайдов. Особенно после того, как во время завтрака совершил два рейса к шведскому столу. Обслуживание было под стать еде – теплое, дружелюбное, быстрое и ненавязчивое.

Кровать была удобная, и при желании Ной мог бы валяться и смотреть видео, выбрав что-нибудь по вкусу из солидного списка картин.

Ведь он много работал и теперь вполне заслужил отдых.

«Увы, – подумал он, глядя в окно столовой на проливной дождь, – погода не соответствует всему остальному».

Брошюры заранее предупреждали, что весной здесь дождливо. Но жаловаться не приходилось: зрелище было весьма живописное. Жителю прокаленной солнцем южной Калифорнии серо-зеленые тени и стена дождя должны были казаться неотразимыми. Ной мог бы натянуть непромокаемый костюм и взять напрокат велосипед, но сидеть в уютной комнате и смотреть наружу было намного приятнее.

Он уже заглянул в оздоровительный клуб и обнаружил, что за прошедшие годы там многое изменилось. Так, появился бассейн с подогревом. Ной подумал и отказался от мысли поплавать. Рассчитывать, что он будет там один, не приходилось, а лицезрение счастливых семей, плещущихся в воде и перекликающихся друг с другом, не входило в его планы.

Можно было сделать массаж или сходить в библиотеку, которую он навестил накануне вечером и остался весьма доволен как фондами, так и приемом.

Или заняться тем, ради чего он приехал. Начать повсюду совать нос.

Можно было найти Оливию и еще раз сцепиться с ней.

Зычный мужской смех заставил его поднять глаза и прищуриться при виде мужчины во фланелевой рубашке и рабочих брюках. Он шел по залу, останавливаясь у столиков тех, кто, как и сам Ной, смаковал последнюю чашку кофе.

Пышные седые волосы мужчины отражали свет люстры, брови были удивительно черными, и хотя Ной не мог видеть этого, он был уверен, что у него те же самые золотисто-карие глаза, что у его дочери и внучки. Старик был стройным, гибким и имел внешность человека, не привыкшего сидеть в четырех стенах.

Роб Макбрайд, подумал Ной и решил, что смакование кофе и наблюдение за дождем – самый лучший способ провести утро.

Он откинулся на спинку стула и подождал своей очереди.

Вскоре Роб подошел к его столику и улыбнулся.

– Чудесный денек, не правда ли?

– Для уток, – сказал Ной, поскольку это разумелось само собой. Наградой ему стал басовитый смешок.

– Мы существуем только благодаря этому дождю. Надеюсь, вы не разочарованы.

– Ничуть. Это замечательное место. Вы кое-что переменили с тех пор, как я был здесь в последний раз, но сумели сохранить главное.

– Так вы уже бывали у нас?

– Очень давно. – Ной протянул руку. – Мистер Макбрайд, меня зовут Ной Брэди.

– Добро пожаловать. С возвращением.

Ной следил за Робом, но понял, что его не узнали.

– Спасибо. Я был здесь с родителями лет двенадцать назад. С Фрэнком и Селией Брэди.

– Мы всегда рады представителям нового поколения… – Внезапно старик осекся, и в его глазах засветилась тихая печаль. – Фрэнк Брэди? Ваш отец?

– Да.

Роб посмотрел в окно, за которым шел дождь.

– Давно я не слышал этого имени. Очень давно.

– Мистер Макбрайд, если вы присядете, я расскажу, зачем приехал.

Роб повернулся и посмотрел Ною в глаза.

– Догадываюсь, что по делу, верно? Хейли! – окликнул он официантку, убиравшую соседний столик. – Принеси нам по чашечке кофе.

Он сел и положил на стол худые, жилистые руки, говорившие о возрасте куда красноречивее, чем лицо. Какая-то часть нашего тела всегда отмечает время особенно точно, подумал

Ной.

– Как поживает ваш отец?

– Спасибо, хорошо. Недавно вышел на пенсию, какое-то время ужасно раздражал мою мать, а потом нашел себе дело и перестал ее изводить.

Роб кивнул, благодарный Ною за то, что тот начал светскую беседу. Это облегчало дело.

– Мужчина не должен искать себе новое дело. От этого быстрее стареют. База, лагерь, люди, которые приезжают и уезжают, – вот что позволяет мне держать себя в форме. Конечно, сейчас большую часть повседневной работы делают управляющие, но я все еще держу руку на пульсе событий.

– Вы можете гордиться своей базой. Я почувствовал себя как дома, едва открыл дверь. – «За исключением одного маленького инцидента с вашей внучкой», – подумал Ной, но решил, что упоминать об этом будет невежливо.

Хейли подошла с кофейником и наполнила две чашки.

– И что же, вы пошли по стопам отца? – спросил Роб.

– Нет. Я писатель.

– Серьезно? – Лицо Роба прояснилось. – Нет ничего лучше хорошей книги. И о чем же вы пишете?

– Документальные книги. О настоящих, а не выдуманных преступлениях. – Он сделал паузу и увидел, что лицо Роба стало тревожным. – В настоящее время я пишу книгу о том, что случилось с вашей дочерью.

Роб поднял чашку и сделал глоток. Когда он заговорил, в его голосе слышалась усталость.

– С тех пор прошло двадцать лет. Разве не все уже сказано?

– Не думаю. Я интересуюсь этим делом с детства. Меня потрясло то впечатление, которое оно оказало на моего отца.

Он сделал паузу, подбирая нужные слова, а потом решил быть максимально честным.

– В каком-то смысле можно сказать, что я давно собирался написать об этом. Не знал, как к этому подойти, но знал, что напишу, когда наступит время. Это время наступило несколько недель назад, когда ко мне обратился Сэм Тэннер.

– Тэннер. Почему он не дает ей покоя?

– Он хочет рассказать свою историю.

– А вы думаете, он расскажет вам правду? – с горечью спросил 'Роб. – Думаете, что человек, который убил мою дочь, разрезай ее на куски, способен сказать правду?

– Не знаю. Но могу вас заверить, что я способен отличить правду от лжи. Я не хочу, чтобы эта книга была написана от лица Тэннера. Не хочу просто запечатлеть на бумаге его изложение событий. Я собираюсь поговорить со всеми, кто был участником этой истории или имел к ней отношение. Я уже начал работу. Поэтому и приехал. Чтобы понять и изложить вашу точку зрения, мистер Макбрайд.

– Джулия была самым ярким лучом в моей жизни, а он погасил его. Воспользовался ее любовью, превратил любовь в оружие и убил ее этим оружием. Какой еще может быть моя точка зрения?

– Вы знали ее как никто другой. Вы знаете их обоих как никто другой. Это очень важно.

Роб поднял руки и потер лицо ладонями.

– Ной, вы представляете себе, сколько людей обращалось к нам в первые два года после смерти Джулии? С просьбой дать интервью, разрешить написать книгу, снять картину или документальный фильм?

– Могу себе представить. Я знаю, что вы всем отказали.

– Всем, – подтвердил Роб. – Нам предлагали огромные деньги, соблазняли, грозили. Но ответ был один и тот же: нет. Почему вы думаете, что сейчас, после стольких лет, я скажу вам «да»?

– Потому что я не предлагаю вам денег, не грожу и обещаю только одно: рассказать правду и тем самым воздать должное вашей дочери…

– Может быть, – спустя мгновение сказал Роб. – Я верю, что вы попытаетесь рассказать правду. Но Джулии нет, а я должен думать о тех членах моей семьи, кто остался.

– Неужели им будет легче, если я напишу книгу без их участия?

– Не знаю. Рана зарубцевалась, однако все еще болит. Было время, когда мне хотелось что-то сказать, но оно прошло. – Макбрайд протяжно вздохнул. – Честно говоря, какая-то часть моей души не хочет, чтобы Джулию забыли. Чтобы забыли, что с ней случилось.

– Я не забыл. – Ной подождал, пока Роб поднимет глаза. – Расскажите мне то, что хотите вспомнить.