"Цветок греха" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)Глава 18Мерфи, сидевший посреди комнаты сразу с двумя племянницами на коленях и одновременно слушающий болтовню своей сестрицы Кейт и серьезный рассказ подростка-племянника о карбюраторах, был и обрадован, и немало удивлен появлением Шаннон. Правда, с куда большей радостью он бы хотел остаться с ней наедине. Прямо сейчас. При всей своей любви и привязанности к семье он бы многое отдал, чтобы все они в одно мгновение улетучились, испарились. Поскольку то единственное, о чем он в данный момент только и мог мечтать, невозможно было совместить с их пребыванием. Он осторожно заметил через какое-то время, что сейчас неплохо бы совершить прогулку на автомобиле или даже пешком, по полям и долам, но предложение повисло в воздухе, а вернее, потонуло в щебетанье его сестер о последней моде и фасонах. Выждав еще некоторый срок и улучив минуту, он внес новое предложение – пойти в паб, откуда надеялся утащить Шаннон снова на прогулку в поля, но тут его приемный отец, мистер Бреннан, завел с ним долгий разговор о жатке-молотилке и прочих механизмах. Когда же зашло солнце и луна робко протиснулась на край неба, он обнаружил себя крепко втянутым в игру в прятки с младшими детьми, в то время как Шаннон и старшая из его племянниц погрузились в серьезнейшую беседу об американской музыке. Облегчение для него пришло, лишь когда детей начали укладывать в постель. Проявив незаурядную смелость и быстроту, он подошел к Шаннон и со словами: «Пошли, надо поставить чайник!» – схватил ее за руку и вытащил из комнаты. Однако на кухне не задержался, а вывел Шаннон через заднюю дверь во двор. – А чайник? – только и успела проговорить она в некотором недоумении. – К чертям чайник! Он схватил ее в объятия и начал целовать так, как будто от этого зависела, самое малое, жизнь. – Никогда раньше не думал, что у нас в семье столько народу, – сказал он, с трудом переводя дыхание. – Двадцать три, – сообщила Шаннон, снова целуя его. – С тобой двадцать четыре. Я специально считала. – И один из этих двадцати трех может в любую минуту увидеть нас тут, – проговорил он с усмешкой. – Отойдем подальше. Скроемся от них. Он потащил ее мимо огороженного выгула для лошадей, через пастбище, вверх по склону. Она смеялась, задыхалась, но шла, почти бежала за ним. – Сумасшедший, – смеялась Шаннон. – Да остановись же! Они не станут нас разыскивать с собаками. – Потому что нет собак, а то бы могли. – Он замедлил шаг. – Я так хотел видеть тебя одну. Ты не против? – Нет. Я тоже хотела. Поговорить с тобой… Твоя мать сказала… – Обещаю, поговорим о чем хочешь. Только сначала позволь сделать то, что не давало мне покоя весь сегодняшний день и весь вечер, даже когда я играл и бесился с невинными детьми. Она не могла не улыбнуться его словам, горячая волна желания захлестнула и ее. Но она упрямо повторила: – Сначала поговорим. Это очень важно. Мы оба должны понять, что с нами и где мы находимся, прежде чем идти дальше. – Что касается меня, дорогая, я хорошо знаю, где нахожусь и куда хочу идти. Мне не нужен компас. – Я не говорю с точки зрения географии, – сказала она, не без труда подбирая слова, и неожиданно для себя самой добавила: – С Мегги ведь у тебя не было ничего такого в этом роде, однако… Такой реакции она не ожидала: он громко рассмеялся. Потом сдержал себя и как бы в раздумье проговорил: – Что ж, если уж ты начала об этом… Они были опять возле каменного круга. Мерфи завел Шаннон за серые глыбы и, напрочь позабыв о словах, попытался снять с нее куртку. Но она отбросила его руки. – «Если уж я начала об этом»… – повторила она его слова. – О чем? А, да… – Он продолжал, несмотря на ее противодействие, расстегивать на ней одежду. – Это было так давно. Мне было лет пятнадцать. Мы целовались с ней. Кажется, два, нет, целых три раза. Погоди, дай вспомнить. И с Бри тоже. Но всего один раз. С сомкнутыми губами. А потом рассмеялись, и тут был конец романа. А почему ты вдруг спросила? – Он заглянул в ее зеленоватые глаза. – Понимаю. Можешь не беспокоиться, у меня не было с твоими единокровными сестрами ничего недозволенного. Ничего. Внезапно у него пересохло во рту. Под расстегнутой блузкой, под тонким черным бельем он увидел белые холмики ее грудей. – Хочу видеть остальное, – пробормотал он, делая все, чтобы осуществить свое намерение. Она честно хотела поговорить с ним, особенно после беседы с его матерью. Весь вечер, сидя у него в доме, думала об этом, искала самые подходящие, разумные слова. Но здравый смысл был бессилен против зова плоти. Страсть победила, отодвинула разум куда-то назад, на задворки. – Я хотел тебя сегодня во время мессы, – продолжал говорить он. – бог меня накажет за это, наверное. Но я думал только о том, как буду с тобой. – Он накажет нас обоих, – с глухим смехом сказала она. – Хорошо. Только пускай потом, после. – Он уже обнажил ее до пояса. – Ты богиня, хранящая это поле. Волшебница, которая пришла из прошлого. Ты была здесь всегда. От его бормотания ей было страшновато до дрожи, но приятно. – Я обыкновенная женщина, Мерфи, которая стоит тут под луной и безумно хочет тебя. – Она прижалась к нему всем телом. – Покажи мне, как… Как ты будешь со мной. – Ее пальцы впились ему в спину. – Делай что хочешь. И еще больше. Он чувствовал, что готов поглотить ее целиком – всю как есть, живую, и потом выть на луну, словно безумный волк. Его руки, губы блуждали по всему ее телу; звуки, вырывавшиеся из ее горла, становились все более громкими и неистовыми, похожими на стоны, а он, словно перейдя какую-то невидимую границу, погрузился в пучину ничего не видящей и не слышащей страсти и не ощущал ничего, кроме нее. Постепенно и ее руки, губы делались более настойчивыми, она не только отдавалась, но и брала. Они опустились на оставшиеся здесь с прошлой ночи одеяла. Тучи то набегали на лунный диск, то открывали его, и лицо Шаннон попеременно светлело или обволакивалось смутной дымкой, которая делала его еще более странным и загадочным. Они принялись медленно раскачиваться – словно в вальсе. Потом все быстрей, быстрей. Кровь закипела в их жилах, голова шла кругом; казалось, вот-вот должен произойти взрыв, который разорвет их на части. И он грянул. Мерфи увидел, как Шаннон воздела руки к небесам – словно язычница, призывающая их на помощь, а также в свидетели своего торжества, своей победы. И он почувствовал необходимость ответить и заговорил, забормотал что-то на языке предков – на гаэльском. Она спала – долго ли, не знала, – а когда проснулась, почувствовала, что волнение улеглось, сердце билось тихо и ровно. Ей было тепло и уютно, его руки грели ей грудь, и прикосновения эти были сейчас робкими и нежными, говорящими уже не о страсти, но о поклонении. – Дорогая, – шепнул он, – сегодня нам нельзя тут спать. – Спать? – переспросила она. – Зачем же спать, если можно… Ее рука, скользнувшая по его животу вниз, ощутила, как у него в теле растет напряжение. – Я хочу сказать, что скоро пойдет дождь, – пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы. Она открыла глаза. – Правда? Ты не обманываешь? Который час? – Я потерял счет времени, дорогая. Она взглянула на свою руку. – А где мои часы? – Ты пришла без них. – В самом деле? Странно. Она никогда не выходит без часов. Неужели она тоже начала терять счет времени? – Нам не нужны часы, чтобы понять: пора под крышу. – С сожалением Мерфи свернул одеяло. Со вздохом Шаннон стала одеваться. – У тебя прекрасное белье, – сказал он. – Я не могу спокойно смотреть. – На белье? – На то, что под ним. – В Дублине постараюсь купить такое же. – Ты едешь в Дублин? – Да, во вторник. – Она закончила одеваться, протянула руку, он помог ей встать. – Сама не понимаю, как это вышло. Я еду с Роганом. – Значит, ты подписала контракт? – Мерфи поднял и сложил второе одеяло. – Нет еще. Даже не прочитала его толком. Но на среду он пригласил какого-то знакомого фотографа, чтобы сделать мои снимки для рекламы. А я должна составить список картин и рисунков, которые остались в Нью-Йорке. Он хочет забрать их оттуда и устроить здесь мою выставку. К осени. – Вот здорово! Что ж ты не сказала раньше? – Обрадовавшись за Шаннон, Мерфи приподнял ее и поцеловал. – Поздравляю! Это нужно отметить! – Если мы снова будем отмечать, как только что, у нас не останется времени на разговоры. Он засмеялся и снова поцеловал ее. – Я буду скучать, когда ты уедешь в Дублин, – Мерфи потерся щекой о ее волосы. – Это надолго? – Роган сказал, мы вернемся в четверг или в пятницу. Мерфи, я действительно хочу серьезно поговорить с тобой. Я не забыла. Они были уже недалеко от гостиницы Брианны, когда начал накрапывать дождь. – Нам необходимо поговорить, – с нажимом повторила она. – Я помню об этом. Но сейчас уже поздно. – А тогда было рано? Мерфи, не хитри, пожалуйста! Давай зайдем к Брианне. – Там мы не сможем побыть одни, – возразил он. – Кроме того, меня ждут мои двадцать три родственника. Они сегодня уже не уедут. – Что-то вчера они тебя не очень ждали! – Вчера было сейли. Спокойной ночи, дорогая. И помни, я тебя очень люблю. – Спокойной ночи, Мистер Хитрец! Во вторник утром Шаннон быстро уложилась и была готова к отъезду задолго до появления Рогана. Дожидаясь его, она не переставала думать о том, во что сама себя впутала. И не только с Роганом. Собственно, она поняла это уже вскоре после приезда в Ирландию. Новые родственники, Мерфи. Теперь еще отношения с Роганом, которые грозят превратиться в дело всей ее жизни, и что тогда? Прощай накатанная уже дорога рекламного бизнеса, где она имеет какое-то имя и определенный вес и ожидает большего. Как бы то ни было, пришла она наконец к мудрому выводу, а провести несколько дней в Дублине не так уж плохо. Она уже несколько недель не видела нормального большого города. – Ты не забыла зонт? – обеспокоенно спросила Брианна, увидев выставленную к дверям сумку Шаннон. – А еще одну куртку? Если погода изменится. – Все в порядке, босс. Брианна, смутившись, поудобней перехватила малютку Кейлу, которую держала на руках. – Мегги тоже не любит, когда я суечусь и беспокоюсь, все ли уложила. Но выражает это гораздо эмоциональнее, чем ты. Зато Грей без меня никуда. А, вот и Роган! Счастливого пути, Шаннон. У них прекрасный дом в Дублине, а повар – просто блеск! – То же самое он говорит о тебе, Брианна. – Роган взял сумку Шаннон, стал укладывать в багажник. – До свидания, дорогая, привет Грею, и ведите себя здесь хорошо. Мегги, сидевшая в машине вместе с Лайамом, помахала сестре рукой. – Не забывай принимать витамины, – напутствовала ее Брианна. – Счастливого полета. Путь до аэропорта под свинцовым небом и непрекращающимся дождем был недолгим. По дороге Шаннон вспоминала о своем недавнем прибытии в этот аэропорт. Тогда она была как сплошной комок нервов и наполнена уже заранее чувством неприятия, даже недоброжелательностью к своей предполагаемой родне, как если бы та была виновата в том, что ей открыла мать перед смертью. Сейчас о тех чувствах не могло быть и речи – они напрочь исчезли, но напряжение осталось. В аэропорту они избежали обычной сутолоки, потому что были препровождены к небольшому служебному самолету, принадлежавшему Галерейной Компании Рогана. Лайам сразу потянулся к иллюминатору, Мегги откинулась на спинку сиденья, мечтая о чае и о том, чтобы скорее прошла навалившаяся на нее тошнота и слабость. Вторую свою беременность она переносила намного тяжелее, чем первую. – Вы говорили, что много путешествовали с родителями, – заговорил Роган, обращаясь к Шаннон. – Да, отец почему-то очень любил частые переезды. – Шаннон пожала плечами. – Моим самым первым, хорошо запомнившимся впечатлением был аэропорт в Риме. Жуткий шум, толкотня и яркие краски. Мне было около пяти лет. Самолет тронулся с места, Лайам завизжал от восторга. – Он больше всего любит, когда мы еще катим по земле, – нежно глядя на сына, сказала Мегги. – И когда взлетаем тоже. А потом ему делается скучно. Господи, скорее бы уж взлететь, что ли! Может, тогда пройдет эта ужасная дурнота. – Я тоже люблю взлет. – Шаннон прижалась лицом к щеке Лайама и вместе с ним следила за удаляющейся, рвущейся из-под самолета землей. – Теперь мы уже как птицы. Смотри! Сейчас начнем чирикать! – Птички! Птички! – радостно завопил Лайам. – Чик-чирик! До свидания, «Да, – мысленно вздохнула Шаннон, – до свидания, Мерфи. Ты остался там, где мы провели две ночи. Две А время наступает на пятки, продолжала она размышлять. Оно бежит, мчится и заставляет принимать решения. И скоро, очень скоро наступит час, когда она тоже будет сидеть в самолете, но в другом – огромном, путь которого прямо в противоположную сторону: не на восток, а на запад. В Нью-Йорк. – Черт! – услышала он возглас Мегги и увидела, как та, отшвырнув ремень безопасности, вскочила с места и опрометью ринулась по проходу. Дверь в туалет с силой захлопнулась за ней. – Черт! – без усилия повторил Лайам. – Она плохо переносит полет? – удивленно спросила Шаннон у Рогана. – Она плохо переносит эту беременность. Особенно по утрам. С Лайамом у нее было лучше. – Роган озабоченно оглянулся на закрытую дверь. – Наверное, раз на раз не приходится. – Это мы и видим теперь, – проворчал Роган. – Приготовлю ей чай. – Сидите, я сама. Не беспокойтесь, – Шаннон успокаивающе положила руку ему на плечо, отстегнула ремень и быстро встала. – Она любит очень крепкий! Чай и все остальное вон там, на полках. – Я справлюсь. Шаннон выбрала из нескольких сортов чая ромашковый, считая, что он подойдет больше других при нынешнем состоянии Мегги, и, когда та появилась в проходе, поднесла ей чашку с горячим напитком. – Лучше? – Да, на сегодня, надеюсь, представление окончено, – мрачно сказала Мегги. Она выглядела как воин, только что выигравший еще один кровавый поединок. – Какая ты бледная. – Это лучше, чем зеленая. – Как мне жаль тебя, Маргарет Мэри, – пробормотал Роган, обнимая ее. – Пей чай. – Ему жаль, – проворчала Мегги. – А кто виноват в моем состоянии, ты случайно не знаешь? – Кажется, я знаком с этим человеком. И лично мне он нравится. – Мне вообще-то тоже. Лайам! – Мегги отобрала у него цветной мелок. – Рисовать надо в альбоме, который тебе дали, а не на стенке самолета. И еще запомни: мел не для еды. Может, судьба наградит меня за то, что второй ребенок достается труднее, и он не будет такой бедокур, как этот? В подтверждение ее слов Лайам кинул альбом на пол и издал крик, почти заглушивший гул самолета. – Хочешь, чтобы наш второй был совсем паинькой? – Роган погладил сына по голове. – Ни за что на свете! – решительно сказала Мегги. Брианна оказалась права: дом Рогана в Дублине был великолепен. Во-первых, он весь утопал в зелени – кустов, деревьев и травы. Во-вторых, прекрасно обставлен под старину и весь сверкал – полы, светильники, стены и потолки. Так, во всяком случае, казалось Шаннон. В ее комнате стояла огромная кровать с четырьмя столбиками по краям, но без балдахина, и столик, вышедший из-под рук самого Чиппендейла. Пока она находилась в ванной, служанка разобрала ее вещи и туалетные принадлежности. К этому Шаннон не была приучена. Мегги она обнаружила, когда спустилась вниз, в главной гостиной. – Сейчас принесут поесть, – сказала та. – Я проголодалась после всего, что было со мной. А ты? – Немного. Рада, что тебе лучше. Боже мой! Восклицание относилось к тому, что Шаннон увидела в одном из углов комнаты. Зачарованная, она подошла ближе, провела пальцами по стеклу. Произведение представляло собой нечто величественное, даже сверхъестественное, и в то же время вполне воспринимаемое разумом: непостижимое и понятное; непорочное и эротическое, состоящее как бы из человеческих жил и черт. Она могла почти различить мужчину и женщину, слившихся воедино в абсолютном удовлетворении своих желаний. Шаннон так долго стояла возле этой композиции, что Мегги, не выдержав, подала голос: – Тебе нравится? – Невероятно! Удивительная вещь! – Я назвала ее «Капитуляция». – Да, пожалуй. Конечно. И ты сделала ее там, у себя, в деревне? Вдали от всего и всех? – Почему нет? Мне кажется, настоящему художнику не нужны толчки извне. Только изнутри. – Ты так думаешь? – Уверена. А, вот и хлеб насущный. Спасибо, Норин. – Как только служанка вышла, Мегги добавила: – Никак не могу привыкнуть, что в доме есть еще кто-то, кроме нас. Все время ощущаю неловкость, когда меня обслуживают. Хотя помощь сейчас, конечно, нужна. Иначе не смогу работать. Особенно когда появится второй ребенок. – Большинство людей, наверное, мечтает, чтобы их обслуживали. – Значит, я не принадлежу к большинству. – В голосе Мегги послышался вызов. – Но все же привыкаю. Не напрасно говорят, человек ко всему привыкает. – Она откусила кусок сандвича, запила чаем. – Роган уже сидит на телефоне. Не может без него жить. Ему надо сейчас по делам быть в Париже, но он не хочет оставлять меня, пока я в таком состоянии. И кричать на него бесполезно, если он что-то решил. – Она искоса взглянула на Шаннон. – Это касается и его дел с тобой. – У нас нет еще никаких дел. – То же самое было со мною. Я брыкалась, чуть ли не кусалась, только чтобы избавиться от его предложений. Я говорю о работе, не о замужестве. Хотя… – Она улыбнулась. – С замужеством было почти то же самое. – Он припер меня к стенке, – задумчиво сказала Шаннон. – И я не знаю, что делать. С одной стороны, не верится, что это правда, а с другой – боюсь отрываться от привычного дела, сомневаюсь в себе… во всем. – Роган не только делец. Он по-настоящему любит искусство и разбирается в нем. Так считают все, не я одна. – В голосе Мегги появилась гордость за мужа. – Я знаю… верю. Слышала о нем и до нашего знакомства. Шаннон допила чай, вытерла руки. – Хватит о Рогане, – сказала Мегги, тоже отставляя чашку. – Лучше скажи, почему ты упрямишься? – Я? Упрямлюсь? – Конечно. Человек предлагает тебе луну с неба и еще несколько звезд в придачу, а ты… – Я же, кажется, объяснила, – холодно ответила Шаннон, задетая ее тоном. – Хочешь сказать, тебе гораздо больше нравится заниматься черт знает чем, а кисти и краски пусть валяются в стороне? Еще больше разозлившись, Шаннон возмутилась: – Кто дал тебе право так говорить о моей работе в рекламе? Там тоже не дураки сидят. И не бездари. И мое положение в конторе у Тайлментона… – Пошли его в задницу! Да что она разошлась, эта Мегги! Почувствовала себя лучше и позволяет себе черт знает что. – Еще немного, – процедила Шаннон сквозь стиснутые зубы, – ты и меня пошлешь туда же. – И пошлю! Потому что ты самым возмутительным образом относишься к своим способностям… таланту. К своему предназначению, в конце концов! Мегги уже кричала. Бедный Роган, если она с ним так все время. С наигранным безразличием Шаннон отвернулась к окну. Несколько понизив тон, Мегги заговорила вновь: – Я видела всего несколько твоих картин и рисунков, и, если что-то понимаю в этом, они говорят, что у тебя не просто зоркий глаз и мастерская рука. Еще у тебя есть сердце, способное уловить и понять. А ты собираешься всю жизнь рисовать бутылки с пробками! – Спасибо тебе за добрые слова, но, боюсь, ты сейчас выступаешь в пользу Рогана. – У меня всегда было собственное мнение, Шаннон! Как ты смеешь меня подозревать в чем-то? Роган лишь попросил составить тебе компанию, когда он будет занят делами, чтобы ты не скучала. – Извини, я что-то не так говорю, но для меня это очень серьезно, то, что предлагает мне Роган. И если он ошибается во мне, расплачиваться буду только я сама. Своей карьерой, всей своей жизнью, может быть. Мегги поморщилась. – Ты рассуждаешь как типичный делец, не как творческая личность! Я от тебя не ожидала такого. Шаннон вскочила со стула. – Если ты думала, что оскорбишь меня, то тебе не удалось. – Она вздернула подбородок. – Спасибо за чай. А теперь, извини, я хочу выйти и подышать свежим воздухом. |
||
|