Роберт Силверберг Стархевен

1

В уединенном уголке пляжа, неподалеку от сверкающей глади спокойного моря, под сенью зеленых и лиловых деревьев притулилась маленькая хижина из рифленого железа. В хижине на хлипкой койке спал человек, называвший себя Джонни Мантеллом. Внезапно он застонал и открыл глаза. Человек проснулся очень быстро, сразу же от сна – к яви.

Живой – пока!

Он подошел к умывальнику и посмотрел в осколок зеркала, закрепленный над раковиной.

На него глядело измученное, изнуренное лицо тридцатилетнего мужчины, которого уже много лет преследуют неудачи. Его глаза, когда-то весело светившиеся, сейчас казались робкими и жалкими, как у загнанного пса. Лицо было загорелым и обветренным: он много мотался по пляжам этого района планеты Мульцибер, «свободного рая Вселенной», как утверждали рекламные проспекты Галактической Федерации Планет, столицей которых была Земля.

«Чудно», – подумал он. Еще вчера было все как всегда. Утром он занимался своим ремеслом: последние семь лет Джонни продавал туристам яркие цветные раковины и амулеты.

А сегодня Мантелл решил покинуть Мульцибер.

Он бежал от закона. Его преследовала полиция.

Мантелл считался человеком справедливым, уважающим закон и права других людей, и не из страха перед наказанием, а из чувства собственного достоинства. Уважение к самому себе – последнее, что у него осталось, хотя большинство знакомых считало эту особенность просто причудой. Джонни, никогда не искал приключений на свою голову, но и никому не позволял наступать себе на ноги.

Однако на этот раз ему действительно пришлось туго. И ничего уже нельзя было изменить.

Поселившись на Мульцибере, Мантелл старался не думать о необходимости отъезда, поскольку ехать, собственно говоря, было некуда. Жизнь здесь казалась простой: отойди на несколько ярдов в теплое море – и все сорта деликатесных рыб и моллюсков к твоим услугам, лови хоть руками, хоть сетью. На деревьях круглый год висят душистые сочные плоды на любой вкус.

И никаких тебе забот, кроме главной – о безопасности собственной жизни. Но она появилась только теперь.

Если Мантелл хочет выжить, ему придется продолжить список своих преступлений: он должен украсть звездолет. Мантелл знал, как это сделать и где найти убежище.

Стархевен… Несколько лет назад Майк Брайсон, бродяга, известный всему Мульциберу, рассказал Мантеллу о Стархевене.

– Когда-нибудь, если меня сильно прижмут, я украду звездолет и улечу на Стархевен.

– Стархевен? А что это такое?

Джонни помнил, как Брайсон усмехнулся, скривив лицо и обнажив свои желтые зубы.

– Стархевен – планета красного сверхгигантского солнца, называемого Нестором, искусственная планета, созданная двадцать-двадцать пять лет назад парнем по имени Бен Зурдан. Он создал ее для людей вроде нас, Джонни, людей без роду, без племени, которых преследует закон и которым негде укрыться. Гонимые, бездомные, нищие, бродяги могут получить на Стархевене приличную работу и кров над головой. Это место для меня, когда-нибудь я туда обязательно отправлюсь.

Но Майк Брайсон так этого и не сделал. Как-то во время ловли жемчужниц на него напал грызекул и перекусил беднягу пополам. Мантелл пытался вспомнить, сколько лет назад они вытащили с отмели обескровленное тело Брайсона. Три года? Четыре?

Мантелл опустил голову на руки и постарался сосредоточиться. Разве можно представить себе тот далекий день, если плохо помнишь, что было позавчера или месяц назад, и все воспоминания кажутся нудным сном. Правда, иногда случалось что-то с памятью – и тогда перед ним ясно вставали все прожитые годы, вплоть до того времени, когда он жил на Земле. И стал отверженным.

Двадцатичетырехлетнему технику клингсановых защитных экранов казалось, что весь мир лежит у его ног. Он был в зените благополучия так, по крайней мере, думал. Его энтузиазму и энергии можно было позавидовать. И вдруг в нем проснулась роковая страсть к изобретательству.

Мантелл хорошо знал свои способности и безгранично верил в себя и свой талант изобретателя. Он не желал склонять голову, лгать и изворачиваться.

В то время клингсановые установки были немеханизированными. К ним подключались специальные сверхтяжелые прессы из новых сплавов, особые глушители и электронное оборудование. На все это требовались изрядные средства. Возможно, если бы Джонни поработал над своими изобретениями еще пару лет, а потом представил их на Совет директоров, то…

В горячую минуту Джонни высказал своему хозяину все, что думал.

Пришлось уйти работать на заводик поменьше, но там тоже отказались внедрять его изобретения, и он опять со всеми перессорился. Однако он нашел способ решения всех своих проблем: один-два глотка позволяли ему расслабиться, а от четырех-шести работа спорилась лучше. Хозяева не возражали. Вскоре Джонни глушил по кварте в день.

Затем он бросил работу, оставил Землю и помчался в пьяном угаре через всю Галактику на Мульцибер, где по двадцать часов в день светит солнце, а температура круглый год держится около семидесяти градусов по Фаренгейту.

Это был настоящий курортный рай, в котором человек мог беззаботно жить будто в приятном полусне, без трудов и печали.

Так он провел семь лет…

Это случилось ранним утром. Два лимонно-желтых солнца поднялись в шоколадном небе, и маленькие жарочертики затанцевали над раскаленным песком. Несколько ярдов белого песчаного пляжа, а дальше – до самого пустынного горизонта – спокойное море. У берега в прозрачной воде плескались отдыхающие с Земли и других богатых миров Галактики, а чуть подальше смельчаки развлекались охотой на грызекулов, громожаб и прочую местную морскую живность. Они ныряли с пульвиграторов или обычных весельных лодок.

В тот день Мантелл принес в казино свой товар: морские раковины, кораллы, всякие побрякушки. Он предлагал их богатым туристам, наводнившим фешенебельное Северное побережье Мульцибера. Не успел он пробыть в казино и двух минут, как кто-то окликнул его громовым голосом:

– Эй, ты! Поди сюда! Живо!

Мантелл с трудом сдержал себя. Так уж было заведено на Мульцибере: если ты нищий бродяга и взялся разносить товары, а тобой помыкает каждый, кому не лень, то молчи и терпи, если ты хочешь вертеться около туристов, то умерь свою гордость. Мантелл старался избегать неприятностей. Ему оставалось только сказать как можно спокойнее:

– Вы это мне, сэр?

Звавший был вдвое ниже Мантелла, но зато вдвое шире – маленький толстобрюхий морж, дочерна загорелый и залепленный в двух местах пластырем. Дорогой яркий халат обтягивал его крупное тело, пухлая рука сжимала фляжку с каким-то напитком. Он орал:

– Этот парень украл у моей жены брошь. Я заплатил за нее на Туримоне пятьдесят тысяч, а он ее свистнул!

Мантелл покачал головой:

– Вы обознались, сэр. Я не крал никаких драгоценностей.

– Лжешь, ворюга! Сейчас же верни брошь!

Что было потом, Мантелл помнил смутно. В голове царил сумбур.

Помнится, их окружили любопытные туристы, а коротышка-толстяк, глядя на него снизу вверх, изрыгал поток гнусных обвинений, не обращая внимания на все его протесты.

А потом толстяк ударил Мантелла по лицу. Джонни отпрянул и, защищаясь, поднял руку. Нищий бродяга не мог дать отпор разгневанному туристу, но и безропотно стоять столбом тоже не стоило.

Толстый коротышка приготовился для следующего удара. Каменный пол был мокрым: кто-то пролил здесь жидкость алого цвета. Не успел коротышка как следует размахнуться, как его обутая в сандалию нога угодила в лужу, и он с ужасающим воплем опрокинулся на спину, вскинув вверх руки и ноги. Исход печальный: он разбил себе голову о мраморную стойку. Вокруг засуетились люди, перешептываясь между собой. Голова коротышки нелепо наклонилась, из одного уха сочилась кровь.

– Я его не трогал, – стал оправдываться Мантелл. – Вы все видели, как это произошло. Он ударил, промахнулся и шлепнулся на землю. Я до него даже не дотронулся.

Обернувшись, Джонни увидел наблюдавшего за ним Джоя Харрела, одного из старейших бродяг Мульцибера. Этот человек побирался на здешних пляжах так давно, что успел позабыть, из какого мира он сюда явился. Лицо его было испачкано жевательным табаком, глаза тусклые и бесцветные. Но чутье у Джоя было хоть куда.

– Сматывай удочки, парень, – тихо сказал Джой, – беги пока цел!

– Но ты же видел, Джой! У меня своих забот по горло. Зачем мне было с ним связываться? Я его даже пальцем не тронул.

– Попробуй докажи.

– У меня есть свидетели!

– Свидетели? Кто, я? Чего стоит слово какого-то оборванца? – Харрел саркастически рассмеялся. – Этот парень здорово уделался, и они свалят всю вину на тебя, если ты вовремя не смоешься. Нет ничего важнее жизни землянина.

– Я тоже землянин.

– Может, ты когда-то и был Землянином, но теперь ты дрянь, мразь, подонок. А всякую дрянь надо уничтожать – уж об этом они позаботятся.

Беги, говорю, пока не поздно.

Мантелл послушался и, воспользовавшись царившей в казино сумятицей, скрылся. Однако он понимал, что у него мало времени. Вряд ли в казино знали, кто он и где прячется. А другие бродяги, вроде Джоя, будут держать язык за зубами. Но все равно, сейчас вызовут полицию, и она возьмется за работу. Полиции надо добраться до казино, засвидетельствовать смерть, опросить очевидцев. Примерно через полчаса-час они нападут на след подозреваемого в убийстве. Всегда найдется дюжина туристов, готовых подтвердить виновность несчастного бродяги, и никто не заступится за него.

Поэтому следовало поторопиться и найти способ избежать наказания. Мантелл знал, что оно будет тяжелым: либо реабилитация, либо каторга.

Худшим была реабилитация. Она заменяла смертный приговор. Используя сложную энцефалографическую технику, они полностью уничтожают разум приговоренного и вводят в его мозг новую личность, как правило, простую, незамысловатую, работоспособную, но добропорядочную и уважающую законы.

Реабилитация разрушала индивидуальность. Для Джонни Мантелла это означало конец: через полгода, от силы через год, его выпустили бы из госпиталя на свободу, но разум в его голове оказался бы разумом какого-нибудь Пауля Смита или Сэма Джонса, которые никогда бы не узнали, что их мозг принадлежит невинно осужденному человеку.

Если кто-то обвиняется в убийстве или другом тяжком преступлении, то реабилитации не избежать. Если же речь идет о непреднамеренном убийстве или воровстве – оставался шанс, что тебя отправят в каторжную тюрьму на Занзибаре-9 на несколько месяцев или лет тесать камни в каменоломнях, которых хватит заключенным не на один геологический период.

Мантелла не устраивала ни реабилитация, ни каторжная тюрьма, тем более за преступление, которого он не совершал. Оставался единственный выход. Стархевен.

Надо набраться смелости и похитить корабль, провести его через полгалактики к Нестору, солнцу Стархевена. В теле Джонни Мантелла должен сидеть человек, способный на это, и ему хотелось верить, что так оно и есть. Если честно, увести корабль не так уж и трудно. Его следует выкрасть на рассвете – так было уже не раз. Подвыпившие туристы потом возвращали корабль обратно и охотно платили любой штраф.

«На этот раз корабль не вернется», подумал Мантелл. Подготовив все необходимое, Джонни безмятежно подойдет к космодрому и перекинется парой шуточек с дежурными ребятами. Он имел дело с техническими разработками и знал устройство космического корабля. Местные жители слыли неповоротливыми, недалекими парнями, а это ему было на руку. Ему удастся без особого труда пробраться на корабль, заправленный топливом и готовый к старту.

И тогда прости-прощай, Мульцибер, с семью проклятыми годами нищеты и бродяжничества!

Идя по песку к далекому космодрому, он вдруг почувствовал, что воспоминания о Мульцибере стали смутными и расплывчатыми, словно ничего этого не было и в помине: ни Майка Брайсона, ни Джоя Харрела, ни толстого туриста-коротышки, – а все было лишь в призрачном сне.

Он не хотел быть реабилитированным. Он не хотел расставаться со своим «я», хотя в его прошлом не было ничего, кроме неприятностей и разочарований.

Будущее лежало в мире, созданном Беном Зурданом. Что таило оно неизвестно.

Но лететь навстречу неизвестности все же лучше, чем просто сидеть и ждать, когда явится полиция. А другого выхода не было.