"Монах: последний зиндзя" - читать интересную книгу автора (Ши Роберт)

Глава 9

Даже до смерти Муратомо-но Хидейори бакуфу не делали попыток провести в жизнь указы, запрещающие монахам носить оружие. Теперь, когда Хидейори ушел, его усилия по запрещению военных монахов были совершенно забыты. Жемчужный монастырь зиндзя, западнее горы Фудзи, всего в нескольких днях пути от Камакуры, процветал. Поскольку маленькая стычка могла произойти в любой момент, монахи Жемчужного монастыря проводили время, тренируясь в боевых искусствах зиндзя и обучая им семьи местных самураев. Здесь, после сдержанных, благоразумных расспросов, Моко нашел Дзебу.

Они стояли вместе на парапете монастырской каменной стены. Конусовидный пик Фудзи, позолоченный послеполуденным солнцем, возвышался над рядами низких зеленых холмов. Прошёл год с тех пор, как Моко видел шике. Он выглядел все еще изнурённым, но уже не напоминал скелет. Его белые волосы и борода были длинны, но это, казалось, шло ему.

– Я слышал, что ты присутствовал при одном трагическом событии в Камакуре, шике, – сделал Моко первую пробу.

Худое коричневое лицо было непроницаемо.

– Я не желал Хидейори смерти. Я ходил туда не для того, чтобы убить его.

– Ты имел много причин к этому, шике.

В послеполуденном свете глаза Дзебу были тускло-серыми, и его пристальный взгляд был сдержан. Моко решил, что он не знает этого человека вообще. Это был человек, потерявший в жизни всё, что он ценил, умерший и возвращенный обратно к жизни, изменившийся по ту сторону воображаемого. Сердце Моко упало. Как могут его слова убедить такого человека?

– Я пришёл, чтобы встать лицом к лицу с Хидейори, потому что Орден послал меня, – сказал Дзебу. – Наш Совет настоятелей решил, что будет бесполезно убеждать человека, подобного Хидейори, чтобы он отменил свой указ о запрещении зиндзя. Они решили применить давление на его самую слабую точку – суеверие. Так я появился перед ним у гробницы Хачимана.

– Опасная игра, шике. Если ты будешь обвинён в смерти сегуна, самураи могут атаковать каждый монастырь зиндзя на Священных Островах.

– Если бы указ Хидейори остался в силе, они сделали бы это.

– Счастье твоё и зиндзя, что госпожа Танико остановила толки, будто монах зиндзя был причиной смерти сегуна, – сказал Моко, полагая, что этим может помочь себе приблизиться к точке, когда Дзебу почувствует некоторую благодарность к Танико.

Дзебу пожал плечами:

– Она не имеет причин желать вреда зиндзя. – Он сказал это так, будто говорил с чужим.

Моко глубоко вздохнул и задумался.

– Шике, на сегодняшний день в стране очень мало людей, оставшихся в живых, которые знают что-либо об ужасном враге, которому мы смотрели в лицо. Возможно, самое трагическое в смерти господина Юкио – что мы потеряли военачальника, который мог позволить нам одержать победу над монгольскими захватчиками. Из всех, прошедших экспедицию господина Юкио в Китае, ты и госпожа Танико можете быть лучшими советчиками наших военных предводителей. Ты не должен прятаться в монастыре, шике. Госпожа Танико послала меня сказать тебе, что ты нужен ей в Камакуре!

– Самое трагическое в смерти Юкио – это то, что в конце только двенадцать человек были готовы сражаться вместе с ним.

Отвернувшись прочь, однако не раньше, чем Моко заметил блеск слез в серых глазах, Дзебу посмотрел вдаль, на владения Жемчужного монастыря. Он был назван соответствующе, спрятанный, как жемчужина, в уединенной долине. Монастырские здания были все длинные и низкие, с крытыми соломой крышами, соединённые закрытыми галереями. Ближайшие ворота вели к мужским и женским кварталам и к дому для гостей. Чуть дальше были залы для занятий по боевым искусствам, а еще дальше – узкая лагуна для плавания, изогнутые полигоны и конные тропы. Монастырские границы также включали неровные, поросшие лесом холмы с кружевом ручьев, где послушники тренировались в полевых условиях. На самом высоком холме находилось здание храма, такое же простое по конструкции, как и остальные, с извилистыми лестницами для подъёма к нему. На дальней стороне храма, перед горой Фудзи, были тории, символические ворота, состоящие из двух столбов и линтела с взметнувшимися вверх концами. Нигде Моко не видел знамен или военных знаков, и сейчас здесь не было даже учебных занятий. Это было мирное с виду место, ничуть не напоминающее центр, где изучают самые смертоносные искусства, известные человеку. Это напугало Моко совершенно: всё было так мирно, чисто и тихо.

– Госпожа Танико делала всё, что могла, чтобы помочь вам, шике, – сказал Моко. – Она не раз пыталась убедить господина Хидейори, что брат не враг ему. Долгое время она верила, что он не хочет, чтобы вы и господин Юкио были убиты. Когда она узнала, что это он отдал приказ о вашей смерти, она порвала с ним тотчас. Он бы, вероятно, убил её, если бы не умер, когда умер. Она никогда в действительности не обращалась спиной к тебе и господину Юкио, шике, ни на миг!

Дзебу сердито тряхнул головой:

– Как может кто-то верить, что Хидейори хочет, чтобы мы жили? Танико может быть способна на странности, но она не глупа.

– Она была пленницей Хидейори, шике. Он соткал сеть вокруг неё, и ничто не проходило сквозь нее без его позволения. Она не могла поговорить с тобой и не получала никакой вести от тебя в эти годы.

– Я послал ей письмо после того, как Ацуи был убит.

– Хидейори наверняка утаил его от неё. Она всегда беспокоилась о тебе, ты знаешь почему. Из-за неё я ушел искать тебя в Осю. Она послала за мной секретно, узнав, что ты всё ещё жив. Она, как огонь, пылала от счастья, но также ужасалась опасности, которая грозила тебе и господину Юкио.

Дзебу улыбнулся и положил руку на плечо Моко.

– Редко судьба проявляется так явно, Моко-сан. Более тридцати лет назад я сберёг твою жизнь, а теперь ты оберегаешь меня.

– Это госпожа Танико понуждала тебя беречь мою жизнь. Мы трое связаны вместе, начиная с того, что началось под тем кленовым деревом на дороге Токайдо. Ты не должен покидать её!

Дзебу стиснул свои большие костлявые руки так, что суставы стали белыми.

– Моко, я любил Танико со времени того путешествия, когда мы встретили друг друга под Токайдо. Я любил её безнадёжно. Снова и снова она отвергала мою любовь. Я воин и монах. Я не могу быть ничем кроме, но она порицала и презирала меня за то, чем я являюсь. Теперь она хочет видеть меня снова. Но уже поздно. Она никогда не сможет простить меня за Кийоси и Ацуи. Я не смогу простить её за Юкио.

– Она ничем не вредила Юкио, мастер Дзебу!

– Она вышла замуж за человека, который убил его. Всю свою жизнь она искала пути, чтобы соединиться с человеком, имеющим власть. Хоригава, Кийоси, Кублай-хан, Хидейори. Я не ищу власти, Моко. И это в конечном счете есть то, что всегда стоит между Танико и мной. Сейчас она имеет власть. Она лишила Бокудена регентства. Её дядя – вождь Шима, её брат – регент и её приемный сын – сегун. На самом деле она – императрица Страны Восходящего Солнца, имеющая реально больше власти, чем любая императрица или император, которые могли бы быть в настоящее время. Она думает, что легче взять власть, чем узнать, что делать с ней, когда она будет ее иметь. Она хочет получить помощь от меня. Женщина, которая была замужем за Хидейори, получает указания от духа Хидейори. Земля, которая позволила Юкио умереть, не заслуживает того, чтобы быть защищённой от Кублай-хана.

Моко, чьё сердце было полно отчаяния, протянул руки к Дзебу:

– Шике, ты не можешь быть таким беспощадным к женщине, которую любишь, и к своей стране!

Дзебу повернулся, запахнув серый балахон, и шагнул к ступеням, ведущим вниз, на монастырский двор.

– Я рад, что ты пришёл, когда смог, Моко, но, несмотря на это, я отказываю тебе, – сказал он резко. – Мы устраиваем здесь церемонию после захода солнца. Есть три ступени в нашем Ордене – монах, учитель и настоятель, и сегодня вечером монах будет подвергнут испытанию для вступления в круг учителей – это буду я.

– Ты удостоен почести своего Ордена, шике? Это замечательно!

– Мы считаем, что это не почесть, а добавочная ноша. Не монах хочет продвинуться на более высокий круг. Трудность существования, как учат зиндзя, достижение способности проникновения и поддержания себя в контакте с Сущностью намного больше во внутренних кругах. Я покажу своему брату монахов, без которых я всё ещё не могу жить. Я настоял, чтобы они предоставили тебе привилегию присутствовать вечером. Я должен предупредить тебя, что церемонии зиндзя бывают пугающими.

– Разве я не говорил, что должен следовать за тобой повсюду, шике?

Все послеобеденное время Моко прождал в доме для гостей Жемчужного монастыря, оплакивая свою неспособность расположить Дзебу к Танико и беспокоясь о вечерней церемонии. Он жил в монастырях зиндзя, ко никогда прежде не приглашался быть свидетелем какого-нибудь из их обрядов. Все слухи, которые он знал, восстали в его памяти: что богослужения зиндзя дьявольские, что они устраивают человеческие жертвоприношения, богохульствуют против императора, занимаются нечистоплотной половой игрой. Все это могло быть верно, предполагал он, но он надеялся, что ничего подобного не увидит.

Было начало лета, и ширмы шодзи в его помещении были открыты. Моко неоднократно видел зиндзя в серых балахонах с белой веревкой на шее, входящих в ворота и проходивших церемонно в монашеские обители. Очевидно, это были учителя или настоятели. Их лица были строги и ничего не выражали. Они пугали Моко. За годы его путешествий и изучения профессий плотника и кораблестроителя он научился уважать больше религию, чуждую зрелищ, но было что-то ужасно убедительное в зрелищах зиндзя.

Оттуда, где он сидел, Моко мог также видеть несколько женщин зиндзя, стирающих бельё в маленьком ручейке, что бежал мимо их здания. Дым поварского костра поднимался от соседнего навеса. Моко заинтересовался женщинами зиндзя, но все время боялся, что монахи обратятся к ним.

Тень монастырского холма ползла, пересекая двор, пока не достигла комнаты, где сидел Моко. Когда солнце скрылось, сердце его дрогнуло, будто он прощался со старым другом, которого мог никогда больше не увидеть. Монах в сером балахоне вошел к нему, испугав Моко, хотя он ухитрился сохранить достаточно достоинства, чтобы удержаться от крика. Монах зажёг керосиновую лампу и молча дал ему чёрный плащ из хлопка, который Моко надел поверх своего кимоно. У плаща был глубокий капюшон и чёрный шёлковый шнурок, который проходил вокруг пояса. Моко уселся на пол снова, хотя при его волнении ему было больно что-либо делать. Он предполагал, что, если бы он был действительно монахом, он мог бы медитировать. Но как ему медитировать? Он был растерян.

Сумерки углубились, став вечером. Полумесяц, желтый, как свиной клык, взошёл над монастырскими воротами, поразив Моко. Он хотел увидеть луну восходящей над Фудзиямой. Чудесное зрелище! Миг красоты заставляет человека забыть то, чего он боялся. Неудивительно, что самураи посвящают этому книги, картины и стихи.

Его страх вернулся, когда монах в капюшоне вошёл на веранду и кивнул ему. Процессия мудрецов и учителей, с затенёнными головами и лицами, тихо поднималась по узким каменным ступеням. Они шли без факелов. Месяц давал тусклый, но достаточный свет. Эскорт Моко повёл его к шеренге зиндзя в серых балахонах, которые освободили место для него. Они начали подниматься по ступенькам. Когда Моко вошел в храм, он был поражен его простотой. Это была голая комната с полированным полом из темного камня и стенами и потолком из грубо отёсанного дерева. Прямоугольный каменный блок служил алтарем. Пол спускался к алтарю рядами мелких ступеней, ширина которых была достаточной, чтобы уместить ряд сидящих монахов. Задняя сторона храма за алтарем открывалась в ночь. Там были великие тории и гора Фудзи, но они были слишком темны, чтобы их рассмотреть. В медленном, монотонном ритме монах тяжелой тростью ударял в полое бревно, подвешенное к центру крыши, рассылая резонирующий гул по храму.

Пустота места казалась крайне странной для Моко. Все буддистские храмы, которые он видел, были украшены золотом, толпами статуй, раскрашенных в ослепительные цвета. Храмы синто, пустые, как этот, были величественные в сравнении с ним. Только зал медитаций Ейзена был так же прост, но даже там имелась статуя Дарума, основателя дзена, чтобы совершенствоваться в созерцании. Жемчужный монастырь был почти полон, когда Моко вошёл. Белые балахоны сидели впереди, серые – сзади. Моко опустился рядом с задними и стал ждать. Гулкие звуки продолжались, и вместе с этим он слышал шарканье обутых в сандалии ног, так как остальные монахи входили в храм.

Резко наступила тишина. Настоятель Тайтаро и шике Дзебу вышли из-за алтаря. Шике был наг. Его тело, костлявое и мускулистое, было размечено оспинами шрамов и крест-накрест расчерчено рубцами. Нагота в храме? Это поразило Моко, напомнив ему слухи о непристойных занятиях зиндзя. Тайтаро был в своем белом балахоне настоятеля.

Отец и сын встали лицом к собравшимся, Тайтаро начал долгую проповедь, которую Моко нашёл невозможной для понимания. Старый настоятель призывал солнце, луну, звёзды, землю и различные формы природы в свидетели и благодарил, что они сотворили эту ночь. Проповедь частично пелась, частично говорилась в жутких, пронзительно высоких тонах, и это продолжалось долгое время. Голос Тайтаро в последние годы утратил звучность и был слабым и шелестящим. Наконец старый мудрец сказал:

– Монах Дзебу, наиболее глубоко мы сожалеем о том, что должны призвать тебя из твоей деятельной жизни в более высокий круг нашего Ордена.

Моко чувствовал, что оба они – Тайтаро и Дзебу – читали наизусть строки древнего ритуала. Аромат фимиама наполнял его ноздри, – запах, отличный от любого, который он когда-либо обонял, что-то среднее между кедром и чаем. Моко чувствовал себя спокойнее.

– Орден уже однажды просил тебя подвергнуться тяжёлому испытанию, которое могло кончиться твоей смертью, – сказал Тайтаро. – Это требуется от тебя опять.

– Я готов.

Тайтаро поднял руку:

– Пусть он будет связан и подвергнут испытанию!

Испытанию? Это заставило Моко привстать. Он наблюдал с растущим ужасом, как два монаха в сером подошли, положили Дзебу на алтарь и привязали его руки и ноги веревками к железным кольцам в камне. Тогда, стоя на алтаре, один из монахов прикрепил длинное, тяжёлое копье к верёвке, свисающей с кровли потолка, так, что оно было нацелено прямо в грудь Дзебу. Если бы копье упало, оно пронзило бы его сердце. «Это сумасшествие, – думал Моко. – Неужели шике вышел из тяжёлого испытания в Осю только для того, чтобы быть убитым своими собственными людьми?» Моко хотел кричать от этого безрассудства, но страх парализовал его язык.

– Ты можешь отказаться от этого испытания, – сказал Тайтаро. – Если ты согласишься продолжать испытание, будет так же, как когда ты был посвящен в Орден. Ты либо докажешь, что достоин, либо прекратишь существование.

«Скажи им, что ты не будешь продолжать, шике Дзебу, – молча понуждал Моко. – Почему нужен риск смерти ради чего-то, что не является даже честью? Почему нужно отказываться от своей жизни ради этих сумасшедших?» Но затем он вспомнил, что шике Дзебу, которым он восхищался более, чем всеми другими людьми, сам один из сумасшедших.

– Я буду продолжать, – сказал Дзебу твёрдым голосом.

– В определенное время в жизни каждого человека наиважнейшее из всех решение должно быть принято, – сказал Тайтаро. – Таким решением будет определение полного направления будущего человека и возможность воздействия на бесчисленные другие жизни также. Мы называем эти решения жизненными задачами. Монах Дзебу, мы знаем, что ты стоишь сейчас перед лицом жизненной задачи, разрешив которую ты можешь определить свою собственную судьбу, также как и судьбы других. Чтобы быть допущенным в круг учителей, ты должен ответить на два вопроса. Первый: какая жизненная задача стоит перед тобой сейчас? Второй: что ты будешь делать, чтобы разрешить ее? Твои ответы должны показать этим собравшимся учителям и настоятелям Ордена, что ты достиг уровня посвящения, для того чтобы быть учителем. Тебе дана вся эта ночь. Ты должен ответить на вопросы до восхода солнца.

Старый монах отвернулся прочь от алтаря, где Дзебу лежал связанный и нагой, с блестящим стальным копьем, направленным в его сердце, и сел на свое место в переднем ряду белых балахонов. Гул ударов трости по голому бревну начался опять, и монахи поднялись с песнопением на каком-то странном, давно утраченном языке. Монастырь вторил эхом их низкому гудению.

Моко поразился: «Мы действительно собираемся сидеть здесь до рассвета»? Он вспомнил из узнанного в Китае о небесных телах, что эта особенная ночь Первого месяца была самой короткой ночью в году.

Конечно, он хотел, чтобы у шике было все время мира для нахождения правильного ответа на странные вопросы старого Тайтаро, но этот каменный пол собирался быть ужасно жестким до утра. Он был болезненно жестким уже сейчас. Непостижимая песня продолжалась все дальше и дальше, и Моко утратил всякий след времени. Он задремал. Он услышал шелест балахонов около себя и увидел, что многие монахи ходят вдоль стен храма. Некоторые из них беседовали на низких тонах, другие даже покинули здание. Как могли они гулять и болтать, когда человек лежал связанный там, на камне алтаря, в опасности? Смертельной? Те, кто остался на своих местах, продолжали дьявольское песнопение.

Чуть позже, чувствуя себя немного пристыженным, поворачиваясь спиной к шике, но представив его просто страдающим в ночи или уснувшим в храме, что было бы неподобающим для шике Дзебу, Моко встал и поплёлся наружу. Было облегчением после сладкого фимиама дышать запахом ночного воздуха и наблюдать светлячков, мерцающих подобно звездам на горизонте.

– Что ты делаешь здесь, Моко-сан? – произнёс голос позади него. Моко вздрогнул и обернулся. Это был старый Тайтаро.

Его замешательство и негодование пузырились на губах Моко.

– Святой отец, простите меня, но это кажется подобным полному безумию! Я знаю, что вы любите своего сына. Я был с вами в горах Осю, когда вы чуть не умерли сами, борясь за сохранение его жизни. Как отважились вы поощрять его рисковать своей жизнью, чтобы другие зиндзя могли назвать его учителем, когда это кажется бессмысленным настолько, насколько возможно?

Подозрение внезапно возникло в его мозгу.

– Или он в действительности не рискует жизнью вообще? Вы бы не позволили ему быть заколотым копьем, не так ли?

– О да! – сказал Тайтаро. – Если его ответ выяснил бы невежество в истине посвящения, я бы сам разрезал веревку ударом своего меча, и копье упало и убило бы его.

– Почему, святой? Что склоняет тебя к этому?

– Вера, что только определённый способ жизни является ценным существованием.

– Я не знаю, что это значит, святой!

– Не старайся понять всё, относящееся к Ордену, пожизненные члены которого не всегда понимают это, Моко-сан.

– Но почему надо убивать человека за недостатки в ответе на вопрос?

– Для Дзебу задача заключалась бы не в знании правильного ответа, а в допущении, что он знает его, – Моко почувствовал, как рука Тайтаро легко, дружески хлопнула его, и старый мудрец ушёл.

С приступом страха Моко вспомнил первые заунывные слова Дзебу, которые слышал только он, во время его пробуждения в монастыре Черного Медведя. Тогда он понял, что испытание зиндзя произвело сильное впечатление на Дзебу. Они предлагали то, чего он хотел. Покой. Все, что он мог сделать, это дать ответ, который заставил бы копье упасть. Моко молил, чтобы шике Дзебу захотел жить…

Моко пошел назад, в храм, и опустился на своё место среди сидящих монахов. Вопреки его беспокойству, песнопение, фимиам и гул ударов по полому бревну усыпляли его, и он позволил себе унестись в сон. Моко ничего не мог сделать для шике Дзебу, кроме как быть здесь. Теперь он был на корабле, состязающемся в скорости со светло-голубыми океанскими волнами, оставившем Страну Восходящего Солнца далеко позади. Он шел к берегам Персии. Его корабль нырял, как дикий конь, без паруса и гребцов. Нос корабля разбивал большие, зеленые, прозрачные волны, словно гигантские изумруды. Персиянки были обнаженными женщинами и жили в круглых башнях из полированного белого камня, без дверей, и ездили на спинах гигантских птиц, Размахивая саблями, сверкающими в солнечном свете, они спускались к берегу. Они окружили его и подняли свои сабли. Они собирались разрубить его на части и накормить им своих больших птиц. Моко завизжал в ужасе: «Помогите! Помогите!»

Успокаивающая рука нежно потрепала его по плечу. Эхо его вопля всё ещё отдавалось в тяжёлом от фимиама воздухе храма. Монахи смотрели на него. Его лицо горело от стыда, и он склонил голову, чтобы скрыть свое смущение. «Они оказали мне честь, пригласив меня на свою церемонию, а я заснул и расстроил ее, – думал он. – Я опозорил шике Дзебу. Если бы я был благородным по крови, я бы должен был совершить сеппуку, но я не заслуживаю даже этого».

Тонкий голос Тайтаро вмешался в его муки:

– Пришло время тебе говорить, монах Дзебу!

Настала долгая тишина. В ознобе Моко думал: «Он не собирается отвечать. Вот что будет путем шике! Он не захочет отвечать на вопрос неверно. Он скорее допустит свое молчаливое сообщение, что он выбрал смерть». Моко смотрел вниз на нагого Дзебу, вытянувшегося на камне алтаря, молча умоляя шике заговорить. По ту сторону алтаря видневшееся сквозь открытый край храма небо начинало светлеть. Остов великого тория и конус Фудзи были черными силуэтами на индиговом небе.

– Только что я слышал крик о помощи! – Голос Дзебу был достаточно громким для слуха, но непринужденным, переменчивым, как будто он беседовал с несколькими друзьями. – Раньше я слышал другой крик о помощи. Я не обратил на него внимания. Орден учил меня, когда я был ребенком, не ждать от жизни ничего, кроме боли. Мне сейчас почти пятьдесят лет. Я любил, и любовь приносила мне муки и утраты. Я видел женщину, которую любил, замужем за своим врагом. Я убил человека, которого любил, своими собственными руками. Смерть принесла ему покой. Я не сложил оружия и чувствовал себя в объятиях смерти, и очнулся позднее, и обнаружил, что даже смерть покинула меня…

Я не обязан больше сражаться, но женщина, которая возглавляет страну, женщина, которую я действительно любил, послала за мной. Это и есть жизненная задача, о которой ты спросил меня, отец. Я знаю, это неправильное решение. Если я умру на этом алтаре, это будет справедливо. Если я останусь в этом монастыре и откажусь его покинуть, это будет правильно. Если я пойду в Камакуру помогать даме, которая послала за мной, это также верно. Я принял своё решение. Это верный выбор для меня, потому что Я ЕГО СДЕЛАЛ. – Он прервался на момент. – Я буду учителем, но не в монастыре зиндзя. Я пойду в Камакуру!

Ослепительный огонь появился позади Дзебу, на вершине горы Фудзи, как будто взорвался вулкан. Это был край восходящего солнца. Моко задержал дыхание, когда Тайтаро шагнул вперед с поднятым мечом. Он хотел закричать, но его горло сжалось от ужаса. Меч Тайтаро сверкнул, падая и разрезая веревки, которые держали Дзебу на каменной плите. Крик Моко вышел вздохом облегчения. Старый монах отступил прочь от Дзебу, вкладывая в ножны свой меч, и встал на колени.

– В этом решении проявилась Сущность, – сказал он едва слышным голосом. Он медленно нагнулся вперед, пока лоб его не прижался к полу. Ряд за рядом другие монахи делали то же. Моко склонился также, радуясь, сознавая, что не только спасена жизнь мастера Дзебу, но он собирается возвращаться с ним в Камакуру, чтобы помогать госпоже Танико бороться с захватчиками. Долгое время Моко держал голову опущенной, в то время как его сердце плясало от радости. Он услышал движение вокруг и наконец поднял глаза. Солнце взошло полностью и выглядело как красный диск, подвешенный над черным острием Фудзиямы. Тории обрамляли солнце и гору безупречно. Человек, который пролежал связанным на алтаре всю ночь, сейчас стоял. И его руки были протянуты в благословении. Моко понял, что храм и тории были расположены так, чтобы на рассвете самого длинного дня в году было видно солнце, восходящее над Фудзи, и что не случайно церемония происходила в эту особенную ночь.

Тайтаро дал Дзебу надеть длинный серый балахон.

– Это балахон учителя, серый от Пустоты, – сказал он.

– В сердце знания – Пустота! – произнесли монахи хором.

Тайтаро надел белую верёвку, завязанную в сложный узел, на шею Дзебу и сказал:

– Мир ограничен, подобно одной верёвке, связанной одним узлом.

– Верёвка есть Сущность, и это связывает Сущность, – подхватили монахи хором.

Тогда новый монах спустился по ступенькам вперед и вручил Дзебу толстую книгу, завязанную между деревянными обложками.

– Возьми «Наставления зиндзя», – сказал Тайтаро. – Они содержат ту часть нашей мудрости, которая может быть написана. Читай их ежедневно и сообщай тем, кто достоин.

Монахи подхватили хором:

– Проникновение есть пламя, которое превращает написанные слова в пепел!

– Позволь нашему Ордену приветствовать нового учителя! – сказал Тайтаро, и, к изумлению Моко, монахи отбросили прочь всё приличия, вскочили на ноги, смеющиеся и кричащие, и заторопились вперед, чтобы обступить Дзебу, приветствовать и обнимать его. Моко никогда не видел поведения, подобного этому, среди монахов. Но возбуждение момента понесло его, и он тоже оказался в шумном кругу вокруг Дзебу.

Когда Дзебу увидел его, он подошёл с улыбкой и взял Моко за плечо:

– Здесь есть один, который сообщил мне мою жизненную задачу!

Моко опустил голову, смущенный:

– Пожалуйста, шике, я не хочу подвергаться насмешкам!

Тайтаро сказал:

– Те, кто принесли пользу великой судьбе, часто скромные люди.

Моко обернулся к Тайтаро:

– Была ли рука судьбы в этом, святой? Или, напротив, могущественные силы отсутствовали? – Он хотел верить, что шике никогда не был в реальной опасности, но также он хотел верить, что была надлежащая причина для его страха.

– Ночное испытание действительно могло иметь иной исход, – сказал Тайтаро. – Я не мог предсказать, какой Дзебу сделает выбор. Но я видел великую модель этих событий, модель судьбы, если ты хочешь. Я расскажу тебе о ней, когда мы отправимся в Камакуру.

– Так вы пойдете с нами, святой? Как чудесно!

– Я пройду некоторую часть пути с вами, – сказал Тайтаро с улыбкой. Дзебу обернулся и посмотрел внимательно на старого монаха.

– Шике, – сказал Моко, – ты не рад теперь, что принял это решение?

Дзебу смотрел на Тайтаро:

– Я не ждал радости от этого, Моко. Безразлично, какую дорогу мы выбрали, любая ведет к печали. И на этой дороге печаль может встретить вас.

Внезапно Моко нашёл поразивший его ответ на вопрос, узнает ли когда-нибудь шике момент неудержимой радости. Моко обнаружил, что знает будущее, и это ставило его в неудобное положение. Было позорно для человека столь скромного чувствовать жалость к человеку столь возвышенному.