"Царь Иисус" - читать интересную книгу автора (Грейвз Роберт)

СОДЕРЖАНИЕ

Часть первая

Глава 1. ПРОСТОДУШНЫЕ ЛЮДИ

Глава 2. ДЕТИ РААВ

Глава 3. РОЖДЕНИЕ МАРИИ

Глава 4. ОН

Глава 5. НАСЛЕДНИЦА МЕЛХОЛЫ

Глава 6. ВИДЕНИЕ

Глава 7. МАРИЯ В АИН-РИММОНЕ

Глава 8. СУД НАД АНТИПАТРОМ

Глава 9. КРОВЬ ЗАХАРИИ

Глава 10. РОЖДЕСТВО

Глава 11. БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

Часть вторая

Глава 12. В ЛЕОНТОПОЛЕ

Глава 13. ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЕГИПТА

Глава 14. КНИЖНИКИ

Глава 15. ПЯТНО

Глава 16. СТРЕЛА И КИРПИЧ

Глава 17. ЧЕТЫРЕ ЗВЕРЯ ХОРИВ

Глава 18. ТЕРПЕНТИННАЯ ЯРМАРКА

Глава 19. ЦАРЬ АДАМ

Часть третья

Глава 20. ЦЕЛИТЕЛЬ

Глава 21. ПОЭТ И МУДРЕЦ

Глава 22. ЖЕНИХ

Глава 23. ЦАРСТВО БОЖИЕ

Глава 24. ДОЛГ

Глава 25. КРЮК МЯСНИКА

Глава 26. МЕЧ

Глава 27. ТРИДЦАТЬ СЕРЕБРЯНЫХ ШЕКЕЛЕЙ

Глава 28. ТРИДЦАТЬ ЗОЛОТЫХ ТАЛАНТОВ

Глава 29. ВЛАСТЬ СИРИУСА

Глава 30. ПРОЩАНИЕ

Исторический комментарий.

И. Свенцицкая. ЦАРЬ ИИСУС — РОМАН И ИСТОРИЯ


Когда в Евангелии от египтян Силом спросила Господа: «Долго ли будет смерть властвовать?» Он ответил: «Пока вы, женщины, носите детей…» А когда она опять спросила Его: «Значит, хорошо, что я не носила детей?» Он ответил: «Ешь всякую траву, кроме горькой…» Когда же она вновь стала пытать Его, Он ответил: «Когда вы, женщины, растопчете одеяние стыда и двое станут одно, и мужчина с женщиной не будут мужчиной и женщиной…» И в том же Евангелии Спаситель сказал: «Я пришел разрушить дела Женщины».

Климент Александрийский (Стромата, III) … Комментаторы отсылают к Ешу-ха-Ноцри (т. е. Иисусу), упоминая порочное царство Едом, поскольку он был едо-митянин… Его повесили накануне Пасхи… Он был близок к Царству (по праву наследования).

Валаам Хромой (т. е. Иисус) был тридцати трех лет, когда Пинтий Грабитель (т. е. Понтий Пилат) убил его… Говорят, его мать была из рода царей и правителей, но стала женой плотника.

Талмудический словарь, «Абанарбель». Вавилонский талмуд, Санхедрин 106Ь, 43а, 51а

Глава двадцать четвертая ДОЛГ

Не сразу пошел Иисус в Иерусалим, а сначала отправился на запад, в Сидонскую провинцию, где посетил еврейские общины. В Сарепте вдова-финикиянка, под чьим фиговым деревом он укрылся от солнца, попросила его исцелить от каталепсии ее дочь, но он отказал ей, заявив, что исцеляет только израильтян, однако спросил:

— Женщина, почему ты просишь меня об этом?

— Под моим фиговым деревом ты укрылся от солнца.

— За тень спасибо, но хлеб со стола детей нельзя кидать собакам.

Вдова не отставала.

— Не жалей собакам упавшие куски, — умоляла она его.

Тогда, вспомнив Илию, который за семьсот лет до него совершил чудо и дал вдове муку и масло, он смягчился и исцелил девочку, единственную неизраильтянку, ради которой он изменил своим правилам.

Надо понимать, его возможности были не безграничны. Опытные целители знают, что физически истощает даже один акт исцеления верой, пусть даже исполненный именем Господа, а если таких актов слишком много, то от дара вовсе ничего не остается. Однажды, когда Иисус был буквально осажден толпой в Хоразине, он почувствовал, как из него уходят силы, и крикнул:

— Кто коснулся меня?

Одна из женщин призналась, что дотронулась до его молитвенных одежд в надежде стать здоровой. Она страдала нарушением менструального цикла, отчего постоянно была нечистой.

— Воровка, ты хочешь сделать из меня фокусника?! — возмутился он и торопливо прошептал слова, препоручая лечение Господу.

Зимой он покинул Сидон и пошел через Галилею в Самарию. Желая отвлечь от себя внимание, он повсюду разослал своих учеников, куда по двое, куда по трое, а сам с Петром остановился в Капернауме, где его задержал казначей синагоги, потребовав уплаты Храмовой пошлины, которая еще во Второзаконии установлена в размере полшекеля, или двух драхм, на каждого взрослого еврея. От этой пошлины никто никогда не пытался уклониться, поэтому собирать ее было проще простого. Хотя Иисус считал, что собранные деньги тратятся неправильно, он тоже не отказался платить, правда, у него совсем не осталось денег, потому что мужья запретили Иоанне и- Сусанне помогать ему. Он сказал Петру:

— Закинь уду и в первой же рыбе, которая попадется, найдешь шекель, а я пока подожду тебя тут.

Петр позаимствовал у кого-то удочку и устроился на утесе недалеко от берега. Ему необыкновенно повезло, и вскоре он поймал огромную рыбину, которая называется тоизсоз и дорого ценится на базаре. Не прошло и часу, как он продал ее за четыре драхмы слуге из дома казначея, а потом с издевательской серьезностью сказал самому казначею:

— С молитвой я насадил приманку на крючок и забросил крючок в Море. Посмотри, какой камень я нашел в пасти первой же рыбы!

Известно, что эта рыба, когда видит поблизости врагов, открывает пасть, чтобы укрыть своих мальков, и закрывает ее с помощью подобранного со дна камня.

Однако удача отвернулась от Петра, и когда он возвратился на утес, то ничего больше поймать не смог.

Постепенно ученики расхолаживались в своем рвении из-за того, что им стали меньше подавать, и, случалось, они неделями голодали. Одежда тоже начала изнашиваться, сандалии — рваться.

— Кто-нибудь еще примет нас за идущих к Иисусу гивионян, — сокрушался любивший принарядиться Филипп.

В Сунеме Иисус успокоил всех, пообещав, что ни один человек, оставивший дом, семью и работу во имя любви к Господу, не будет обойден вниманием в царстве Божием. Когда они на вспаханном под пар поле жевали стручки рожкового дерева, он им сказал:

— В Апокалипсисе Варуха написано: «Настанет день, и на всякой виноградной лозе вырастут десять тысяч веток, и на каждой ветке — десять тысяч веточек, и десять тысяч виноградных гроздей вырастут на каждой веточке, и в каждой грозди будет десять тысяч виноградин, и каждая виноградина под прессом даст двадцать пять мер вина. И едва житель сей богатой земли протянет руку к грозди, другая гроздь будет звать его: «Нет, сорви меня, я сочнее, и восславь мною Бога».

— Что ж, вина у нас будет вдоволь, — заметил Иоанн. — Если хватит кувшинов.

— И то же самое будет с зерном. Каждое посаженное зернышко вырастет в дерево с десятью тысячами колосьев, и в каждом колосе будет десять тысяч зерен, и каждое смеленное зерно даст десять тысяч фунтов лучшей белой муки. То же будет с финиковыми пальмами, и с фиговыми деревьями, и с айвой.

— И с маслом, и с медом тоже? — спросил Фаддей тонким голосом. На самом деле он был Леввей, а Фаддеем (Телеса) его прозвали из-за его толщины. — Моему животу уже надоели стручки и плесневелые корки.

— Исайя прорекал для Мессии в Божием царстве вдоволь и масла, и меду. Столько же, сколько теперь мы видим кислых взглядов и слышим грубых слов.

— Трудно представить, как земля это выдержит?

— Увидишь, — сказал Иисус. — Когда сын Давида займет царский престол, двенадцать мужей займут престолы пониже и будут судить двенадцать колен. От чего бы они ни отказались сегодня, в сотни раз больше возвратится им.

Глаза учеников загорелись надеждой.

— А те двенадцать царей не твои ли ученики?

— Престолы не в моей власти, и даже самый смиренный муж в царстве Божием должен для начала испить горькую чашу страданий Мессии. Не боитесь испить из нее?

— Не боимся, — ответили ученики, не зная, на что они обрекают себя.

— Оставьте страх, — сказал Иисус. — Господь накормит вас.

Когда они подошли к границе Самарии, Иисус послал первыми Иакова и Иоанна на гору Гаризим, где жил первосвященник Самарии. Они должны были сказать ему: «Царь и его свита на пути в Иерусалим. Готовься встретить его!» Однако в ответ они услышали: «Скажите царю, священники еще не готовы. Во время его триумфального возвращения из Иерусалима мы встретим его, как положено».

Иаков и Иоанн все в точности пересказали Иисусу и возмущенно завопили:

— Господи, позволь нам призвать огонь небесный на головы нечестивцев. Помнишь, как поступил Илия с пятидесятниками Охозии?

Но Иисус утихомирил их:

— Я пришел не судить мир, а спасти Это просто слабые люди, и со временем вы укрепите их. Теперь же нам нет пути через Самарию.

Они перешли Иордан и направились на юг, через лес, туда, где росли белый тополь, мальва и тамариск. Тамошние жители слышали об Иисусе от его брата Иакова-евионита и толпами приходили посмотреть на него, некоторые даже с маленькими детьми, чтобы он благословил их. Ученики гнали их прочь, ибо пословица гласит: «Два года миновало, из младенца свинья стала». Но Иисус благословлял всех младенцев, говоря, что только тот, кто беззаботен и доверчив, как ребенок, войдет в царство Божие. А о более старших детях он говорил: «Эти ясно видят Божие величие, ибо жизнь еще не затуманила им глаза и язык их не знает ругани».

Среди старших ребятишек был и я — Агав из Дека-полиса, сын отца-сирийца и матери-самарянки. Когда Иисус сказал так, сердце у меня вскричало: «Правда!» В то время все вокруг, как мне казалось, излучало неяркое и непонятное сияние, но, когда я стал мужчиной, это сияние исчезло. Меня Иисус не благословил, потому что я не посмел сказаться евреем, но я почтительно поздоровался с ним, и он мне улыбнулся. Это был первый и последний раз, когда я видел Иисуса, так что самое время рассказать, как он выглядел.

Мне он показался ниже среднего роста, широким в плечах, с глубоко посаженными и сверкающими, как бериллы, глазами, с бледным и морщинистым лицом, с полными, будто надутыми, губами и ровными зубами, с раздвоенной ухоженной бородой, в которой были и рыжие, и черные волосы, как и на голове, с огромными руками и коротко остриженными ногтями. Он хромал и опирался или на палку из миндального дерева, украшенную плодами и цветами, или на другую, с очень простым рисунком. Когда он садился, то клал палки по обе стороны от себя прямо на землю, и, что я хорошо запомнил, — это удивительное разнообразие и не менее удивительная красота его движений. Руками он говорил почти так же, как губами.

Мой отец о чем-то долго вспоминал, когда Иисус уже ушел в другую деревню, и то и дело повторял:

— Чем-то мне его лицо знакомо. Или не знакомо? Где я мог его видеть? Наверно, только во сне, да и то вряд ли. А тебе, моя милая Антиноя, его лицо не показалось знакомым? Может быть, незнакомым и в то же время знакомым?

— Оно похоже на лицо человека, — сказала моя мать, — который запросто беседует и с богами, и с демонами. Такую грусть и такую красоту я видела только один раз на лице одного знатного хозяина большого дома. Его звали Мелеагр. Он играл на лире и предсказывал будущее. И был эпилептиком.

Мой отец замахал руками.

— Нет, нет, это не то, жена. Я, правда, видел его когда-то очень давно… — Тут у него на лице появилась растерянность. Он вспомнил. — Царь Ирод. Я его видел в детстве, лет шестьдесят назад, еще до того, как у него поседели волосы. Да! Но как это может быть? Иисус из Назарета похож на нашего старого благодетеля больше, чем все его сыновья!

Иисус пришел в Иерусалим. И на фруктовом рынке, и на медном рынке, и у городских ворот он проповедовал с не меньшим успехом, чем во время своего первого посещения Капернаума. Люди узнавали властные нотки в его голосе, а его целительское искусство побуждало довериться ему. Хотя то, что он говорил, для многих звучало по-фарисейски, тем не менее его приглашали проповедовать в синагоги победнее, — в Иерусалиме их тогда было две или три сотни, — и всегда приходило много народу. Однако священники-саддукеи, поскольку он возвещал близкое царство Бо-жие, постоянно следили за ним и готовы были взять его под стражу при малейшем подозрении в революционном призыве.

Унаследовавшие от древних пророков статус хранителей общественной морали фарисеи в свое время заключили с саддукеями молчаливое соглашение. Первосвященник был ставленником Рима и по долгу службы совмещал обязанности первосвященника с обязанностями председателя Великого Синедриона, так что за революционные идеи отвечал он, зато саддукеи согласились на то, что борьба с еретическими идеями — забота сопредседателей Высшего суда фарисеев, которые не только вершили суд согласно Моисееву Закону, но и по всему миру руководили синагогальной службой. Судьи из Высшего суда напрямую не соотносились с римским прокуратором и использовали в качестве посредника Великий Синедрион, в котором, кстати, были представлены, например, Никодимом, сыном Гориона, и Иосифом Аримафейским, однако, скорее всего, таким образом они помогали защищать учение саддукеев от неправильного понимания его римлянами как учения всего иудейского народа. Правило Шаммая: «Люби работу, ненавидь службу, и пусть не считают тебя другом власти», — сделало из фарисеев квиетистов. Они даже придумали поговорку: «Услышал звон мечей, ступай домой скорей». Но как бы глубоко ни расходились они с саддукеями в вопросах религии — особенно это касалось воскресения, — все же они поддерживали их в осуждении мессианства, особенно близко к сердцу принимаемого среди людей праздных, невежественных и нетерпеливых. Мудреца приход Мессии никогда не застанет врасплох, говорили они, но он зажмет уши и не станет бросаться на каждый крик, возвещающий о его приходе. Наступит час, явится Мессия, и неоспоримыми будут небесные доказательства того, что он — это он.

Председатели Высшего суда послали к первосвященнику Каиафе обсудить с ним вопрос об Иисусе своего велеречивого секретаря Иосифа Аримафейского. Иосиф попросил Каиафу не трогать Иисуса:

— Он простой и, мне кажется, благочестивый человек. Ему хочется спасти от гибели израильтян, которые по разным причинам или не были допущены в синагогу, или были отлучены от нее. Это преступники, сборщики податей, продажные женщины и всякий прочий сброд. Мне кажется, он делает нужное дело. В прошлом году, правда, у него были неприятности в Капернауме и Хоразине, но кто не знает этих тупоумных и нетерпеливых провинциалов. Будь я на их месте, я бы все ему позволил и еще благословил бы его. Конечно, ни одна уважающая себя синагога не пустит к себе людей с плохим прошлым, но у него так много последователей, что можно было бы на пожертвования построить для него отдельную синагогу. И Небесам это было бы любезно, и политикам спокойно.

— Нет, нет, друг мой Иосиф, по тому, что я слышал об Иисусе, твои лекарства не годятся. Он самым отвратительным образом науськивает нечистых на чистых, и мои симпатии всецело на стороне старцев Капернаума. Но вообще-то не могу с тобой не согласиться. Не будем его трогать, и толпе скоро надоедят его проповеди. Старцы же в синагогах, увидев, с кем он водит компанию, сами закроют перед ним двери. Передай своим просвещенным и благочестивым председателям мои поклоны. Пожалуй, я воздержусь от каких-либо действий в отношении этого чудотворца, если только в один прекрасный день он не забудется и не совершит что-нибудь противогосударственное. Тогда уж я вынужден буду принять меры. Кстати, ты не думаешь, что он немного сумасшедший? Неужели он вправду считает себя Мессией? Я спрашиваю об этом, потому что в прошлом году он позволил себе вмешаться в торжественную церемонию в день ив.

— Бывает, что пророки, именем Господа предсказывающие наступление царства Божия, сходят с ума. Это опасная профессия. Иоанн Креститель тоже очень странно вел себя перед смертью. И все же не думаю, что Иисус лелеет какие-то грандиозные планы: ведь обычно они выдают себя любовью к воинской славе, громким приказам, флагам, фанфарам… Я благодарен тебе, святой отец, за доброе отношение.

— А я — твоим просвещенным и благочестивым председателям за то, что ты навестил меня.

Иисус много времени посвящал отверженным, и кое-кто из язычников-хрестиан решил, будто чем человек грешнее, тем его покаяние предпочтительнее и тем больше ему воздается в царстве Божием, то есть стоит кому-то в будущем наспех покаяться и представить небесному писцу Еноху отчет в своих ужасных преступлениях, как этому человеку в Божием царстве будет обеспечено место выше любого набожного фарисея, который ни разу ни на волосок не отклонился от Закона. Трудно придумать более глупую пародию на учение Иисуса, который посвящал себя отверженным, потому что они были отверженными, а не потому, что ему нравились их грехи. С его точки зрения, царство Божие не могло прийти, пока не раскаются все израильтяне, но у него не вызывало сомнений воскресение благочестивых евреев.

— У них есть Закон и есть пророки, и им только надо не пропустить, когда наступит Божий день, чтобы принять участие во всеобщем покаянии. Отверженным же не от кого узнать Божью волю. Гиллель — благословенна его память — считал: «Невежественный человек грешит с чистой совестью».

Нигде не сказано, что Иисус относился к грешникам с любовью, хотя один раз, говорят, он с любовью посмотрел на богатого юношу, который с младенчества свято следовал Закону. Ему он сказал:

— Продай имение и раздай нищим.

Юноша ушел, печально размышляя о том, не потеряет ли он своих друзей и не навредит ли тем, кто зависит от него, если примет совет Иисуса, а Иисус вздохнул и спросил учеников:

— Вы когда-нибудь видели в Иерусалиме чужестранца, пытающегося провести нагруженного верблюда через игольное ушко? Вот так будет с богатым в царстве Небесном.

А одному старцу в синагоге, который упрекнул его в том, что он растрачивает свои душевные силы на подонков города, он сказал:

— У вас тут в Иерусалиме вошло в обычай раз в год обращать в истинную веру одного человека из какого-нибудь чужого города или из чужого народа и устраивать по этому поводу всеобщее ликование, чтобы весь мир знал: Закон дан всем, кто хочет служить Богу. Но почему Богу должно нравиться, как вы рыскаете в пустынях Мавритании или на берегах Каспийского моря, ловите там и обрезаете какого-нибудь разрисованного дикаря, чтобы выставить его на следующий год на обозрение, когда вы совсем не обращаете внимания на множество ваших же братьев израильтян, которым в первую очередь должны отдать свою любовь.

Декабрь и январь Иисус провел в Иерусалиме, втайне получая деньги от Никодима и ни разу не появившись в доме Лазаря из-за враждебности Марии. Лазарь тяжело переживал это якобы пренебрежение Иисуса и не пытался встретиться с ним на рыночных площадях. Зимой, во время праздника освящения Храма после осквернения его Антиохом Епифаном, Никодим послал к Иисусу своего сына, чтобы он тихонько спросил его: «Если ты Мессия, то почему не скажешь об этом? А если нет, то, кто ты?»

Иисус ответил ему:

— Передай своему отцу, что я пастух, заботящийся о своем стаде, и мне нет дела до всяких «если», потому что «если» — это волки, разоряющие нерадивого пастуха.

К концу зимы первосвященник Каиафа с неудовольствием узнал от своих шпионов, что влияние Иисуса со временем не слабеет, а крепнет, и в начале февраля его даже посетили представители иудейского храма в Леонтополе, которые потом спешно возвратились в Египет. Каиафу это сообщение обеспокоило, хотя он затруднился сделать из него какие-то выводы, поэтому, не ставя в известность председателей Высшего суда, он призвал к себе начальника Храмовой стражи и приказал ему:

— Пусть твои левиты не забрасывают камнями чудодея из Назарета. Я обещал Высшему суду не трогать его.

Начальнику стражи не надо было объяснять дважды. Он сообщил о пожелании первосвященника имеющим власть левитам, и те отправились в старый город к иевусеям:

— Первосвященник больше не опекает Иисуса из Назарета. Если сегодня вечером у Рыбных ворот его забросают камнями и погонят прочь из города, никто не будет взят под стражу. Однако следует обойтись без убийства.

В тот же вечер банды иевусеев пришли к Рыбным воротам, и едва появился Иисус, как они забросали его булыжниками и протухшей рыбой. Иисус не выказал испуга, и, хотя он не уклонялся, ни один камень и ни одна рыбина не попали в него. Он лишь сказал ученикам:

— Камни, брошенные в проповедников, возвращаются, и каждый камень — это проклятие тому, кто его бросил.

Он, не торопясь, вывел своих учеников из города через Рыбные ворота и вместе с ними направился к Иордану.

На какое-то время он поселился в Беф-Нимре, что в Заиорданье, и проповедовал в окрестных деревнях, однако в середине марта началось несчастливое время его жизни, и он принужден был возвратиться.

Царица Мария, дочь Клеопова, прислала к нему человека с известием: «Иди в Вифанию. Мой брат Лазарь заболел. Только ты можешь его исцелить».

Иисус отослал гонца:

— Скажи женщине, что я не лекарь. Разве нет лекаря в Вифании? Или в Иерусалиме?

Гонец вернулся через три дня.

«Поспеши. Мой брат Лазарь смертельно болен. Только ты можешь его исцелить».

Но он опять отослал его:

«Я не лечу. Если твой брат болен, пусть призовет Бога, и Он спасет его».

Когда-то он решил больше не видеться с Марией и заподозрил, что она использует болезнь брата как предлог заполучить его обратно. Он сказал Иуде из Кериофа:

— Я чувствую руку Женщины.

— Как это?

— Она убивает мужчин с помощью тех, кого они любят.

— Кто же колдунья? Мария-цирюльница?

— Все женщины — дочери Женщины, и Женщина — мать всех колдуний.

На другой день опять явился гонец, но уже в траурном одеянии.

— Лазарь умер, — сказал он.

— Нет. Просто заснул, и это похоже на смерть. Лазарь спит.

— Он умер, — повторил гонец. — От его дыхания не шевелится даже перышко голубя. Теперь только труба Гавриила его разбудит.

Иисус долго молчал. Потом сказал:

— Дети мои, придется нам возвратиться в Вифанию.

— Вифания рядом с Иерусалимом, — напомнил ему Матфей. — Камни были предупреждением.

— Ты боишься, Матфей? — вмешался Фома. — Я иду с учителем, даже если придется умереть.

Но и после того Иисус не очень торопился с возвращением. Один день он провел в молитвах и еще один день в проповедовании.

В Вифании они были лишь к вечеру третьего дня. Иисус остался в саду примерно в миле от города и послал Иуду привести к нему Марфу, сестру Лазаря. Когда она пришла, он как ни в чем не бывало спросил ее:

— Мой брат Лазарь еще не проснулся? Марфа очень рассердилась.

— Почему ты не пришел, когда мы тебя звали? Теперь слишком поздно. Мой брат мертв и уже четыре дня как похоронен. О, Иисус, Иисус, остерегайся моей сестры. У нее есть тяжелое обвинение против тебя.

— Приведи ее ко мне.

Марфа бегом бросилась домой и там шепнула Марии на ухо:

— Он прислал за тобой.

Мария извинилась перед родственниками, заполнившими дом во время траура:

— Не обижайтесь на меня. Мне хочется поплакать одной на его могиле.

Вместе с Марфой она пришла в сад и, задыхаясь от гнева, сказала Иисусу:

— Если б ты был в Вифании, мой брат не умер бы. Он ничего не ответил, только подал знак ученикам оставить их ненадолго одних. Мария продолжала:

— Ты отказал мне в своей любви. Ты отказал мне в ребенке. Ты всех нас кормил надеждой на скорый приход царства Божиего, в котором Лазарь, ты и я будем вместе наслаждаться блаженством, если не изменим твоему целомудрию. А теперь он умер. Но ты и я еще живем. В твоем сердце нет любви, иначе ты бы не отказал мне в моем сокровенном желании, которое ничем не отличается от сокровенного желания любой доброй израильтянки. И все-таки тебя называют справедливым человеком. Если ты справедливый, то плати свои долги. У тебя есть долг перед Богом. Этот долг ты платишь, и платишь с радостью. Но у тебя есть еще долг передо мной — долг плоти и крови. Заплати его новой жизнью или старой жизнью. Или дай мне ребенка, чтоб я забыла о своем позоре, или верни мне брата. Почему бы тебе не оживить его? Мне сказали, ты знаешь Тайное Имя.

Иисус тяжело вздохнул и ничего не ответил. Упав на колени, он долго-долго молился. Когда же он поднялся с колен, то торжественно прорек Марии:

— Так сказал Господь: «Я есь воскресение и жизнь. Кто верит мне, никогда не узнает вкуса смерти».

— Значит, ты мне вернешь моего брата Лазаря?

— Не я, а Господь, если будет милостив.

— Если назвать его по имени, то мертвый воскреснет. А как насчет выкупа? Пророк Илия, когда благодаря ему восстал из мертвых сын вдовы, заплатил выкуп множеством воинов из войска царя Охозии. И пророк Елисей за жизнь сына сунамитянки заплатил жизнью царя Сирии — Венадада, хотя Венадад любил его как брата.

— Кто преподал тебе тайное знание?

— Разве я не права? А если права, то кто будет жертвой?

— Я пришел не брать жизнь.

— И все-таки выкуп должен быть заплачен. После долгого молчания Иисус ответил:

— Нет более великой любви, чем та, которая принуждает человека класть свою жизнь за жизнь друга. Пойдем, Мария, покажи мне, где твой брат.

Она привела его к пещере, вырубленной в скале, возле которой рос кипарис и вход в которую преграждал большой камень. Обычно после окончания траура вход замуровывают. Ученики шли за ними, не зная, что на уме у Иисуса.

Похолодало. Солнце уже почти зашло за горизонт. Над пещерой сидели три огромные собаки и заходились в злобном лае. Иисус заплакал. Среди греков был распространен обычай платить жизнью за жизнь. Царь Адмет Ферский был выкуплен из Аида женой Алкестидой, предложивши за его жизнь свою. Аскле-пий, ожививший Главка Эфирского, тоже отдал Зевсу, по требованию Аида, свою жизнь. И евреи втайне придерживались того же обычая.

Иисус воскликнул:

— О Господи, доколе Ты будешь позволять Женщине убивать мужчин?

Он стонал так, словно у него вот-вот разорвется сердце.

Возле них уже собрались несколько человек, среди которых были друзья Лазаря. Не зная причину стенаний Иисуса, они говорили друг другу:

— Смотрите, как он любит покойного!

Иисус сделал знак ученикам отодвинуть камень. Когда они это исполнили, он вошел в пещеру и упал на колени:

— О Господи, будь милостив ко мне в Великий день. То, что я делаю, я делаю в Твою честь и плачу полный выкуп. Только отпусти душу моего заблуждавшегося брата Лазаря из тьмы, куда ее отправили колдовством. Ибо сказано: «Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону».

Помолчав немного, он сказал:

— Лазарь, сын Клеопы, именем твоего Создателя я заклинаю тебя, иди прочь из преисподней, иди прочь именем ЯХВЕ, иди прочь и живи!

Он назвал тайное имя Бога и, сделав шаг назад, протянул вперед руки. Все вокруг задрожали от ужаса не в силах оторвать глаз от черной дыры.

Некоторое время ничего не происходило. Потом во тьме появилась белая фигура, неуверенно продвигавшаяся вперед. Ужасный крик разорвал тишину, и все бросились врассыпную. Только Мария, Петр и Иуда остались стоять на месте.

Лазарь, осторожно ступая, вышел из пещеры.

Нижняя челюсть у него была подвязана салфеткой, а от его одеяния сильно пахло мирром.

— Бери своего брата, — сказал Иисус Марии. — Долг заплачен. — И повернулся к Петру и Иуде. — Переоденьте его и отпустите с миром!

Тяжело опираясь на посох, украшенный цветами, он повернулся и, хромая, пошел прочь.

Приказав ученикам возвратиться в Беф-Нимру, он направился в Восор и там проповедовал гордым и горячим жителям Едома. Сопровождал его один Иуда, и одному ему Иисус рассказал, что произошло между ним и Марией.

— Учитель, Господь милостив. Он не потребует твоей жизни. Кто-нибудь заменит тебя.

— Никто не знает путей Господа. Пусть исполнится Его воля.

— Кто же будет царствовать, если не ты?

— Не спрашивай. Пусть только Господь воскресит меня в Судный день.

И он печально прочитал стихи из тридцать первой главы Книги пророка Иеремии:

Долго ли тебе скитаться, отпадшая дочь? Ибо Господь сотворит на земле нечто новое: жена спасет мужа.