"Удел сироты" - читать интересную книгу автора (Бюттнер Роберт)

Глава пятая.

Грузовому отсеку «Звезды» не хватало иллюминаторов, но на модуле имелись кабельные каналы связи, выведенные на плоские плазменные экраны, соединенные с носовыми подстройками корабля. Более того, через камеру пилота мы видели, как модуль проскользнул вдоль величественного вращающегося «Экскалибура» – туши длиной более полутора километров, и состыковался. Словно снежинка села на круп полярного медведя.

«Эскалибур» напоминал «Надежду», если не считать усиленных защитных систем. Но они оказались излишни, так как слизни были повержены.

Откинувшись на спинку, я сидел в кресле, пока последний из моих людей в полной безопасности не пролез через люк, и только потом отстегнул ремни. Встав, я повернулся лицом к люку. Я словно плавал в волнах странной гравитации, образованной вращением корабля. Никогда не думал, что когда-нибудь вновь окажусь в ее власти.

– Генерал? Могу я к вам обратиться? – даже через интерком был хорошо различим гнусавый техасский выговор пилота.

Повернувшись, я посмотрел в сторону летной палубы. На «Звезде» летная палуба соединялась с грузовым отсеком через трубу, шириной в косую сажень, проложенную через заросли электроники. Чтобы пройти через эту трубу требовалась восхитительная гибкость тела, поэтому женщины пилоты обычно спускались на летную палубу и поднимались оттуда, когда пехоты в трюме уже не было.

Все, что обычно говорили мне пилоты, было совершенно сознательно устроенное представление для пассажиров… Я вновь вспомнил Пух. Улыбнувшись, я сглотнул невольно набежавшую слезу.

Эмоции не добавляют хороших манер. Я отвернулся, и тут же у меня за спиной раздался скрип синлонового полетного костюма пилота. Эхом разнесся он по грузовому отсеку. Наконец ботинки пилота со стуком опустились на панели палубы.

– Немного вежливости не сделало бы солдата менее тупее.

Хамство у пилотов развито даже сильнее, чем у выходцев из Техаса. Повернувшись, я посмотрел прямо в глаза пилоту модуля. Женщина, которая стояла перед люком на летную палубу, расставив ноги на ширину плеч, была миниатюрной как японка, или как цветок вишни. Глаза ее показались мне необычными: коричневые миндалины в фарфоре. Миндалины или нет, а взгляд этих глаз прожигал меня насквозь. Ее волосы напоминали шелковый эбонит. Она приглаживала их пальцами, словно только что сняла шлем.

Мой взгляд скользнул за отворот ее летного костюма. На самом деле я никогда не чувствовал, что по званию чуть выше портье, но то, что на мне погоня офицера требовало определенной вежливости. Я вновь встретился с ней взглядом.

– Майор, разве в Космических силах не учат разнице между «звездами» и «дубовыми листьями»?

Каждый из тех, кто служит, должен был потратить много времени на обычную строевую подготовку, а там, в первую очередь, учили именно этому.

– Генерал, мы до сих пор на борту моего корабля. Герой вы Битвы на Ганимеде или нет, вы подвергли угрозе мой корабль и команду. И меня не волнует, сколько говна у вас за плечами.

На это я ничего ответить не смог. Я почувствовал себя так, словно военный судья зачитал мне обвинение в измене на предварительном слушанье дела. Что и говорить капитан судна на борту своего корабля главный авторитет.

На ее летном костюме, прямо над сердцем была полоска – бейдж. Я прочитал:

Но, если честно, на бейдж я обратил внимание во вторую очередь.

Сам наряд пилота, насколько я помнил, не изменился. Полетный костюм пилота Организации Объеденных наций был нежно-голубым, свободным комбинезоном. Майор Озэйва носила простроченном оранжево-желтом костюм. Еще более странно то, что сшит он был из силона. К тому же он настолько плотно облегал фигуру, что не возникало вопроса о том, как майор Озэйла выглядит без него. А ответить на этот вопрос, будь он задан, можно было бы одним словом: прекрасно.

За последние семь месяцев я не видел женщин. А Пигалица… Она для меня не столько женщина, сколько солдат. Таких, как она, в моем отряде было несколько. Но офицер не может думать о своих солдатах, как о женщинах. Некоторые говорят, что это профессиональная отчужденность вроде той, которой обладают гинекологи. Но майор Озэйва не принадлежала к моим солдатам.

– Все еще не нагляделись, генерал?

Я отвел взгляд.

– Гм…

Я моргнул и почувствовал, что краснею. Совершенно недопустимо, чтобы я пялился на незнакомого пилота.

Она скрестила руки на груди.

– Я ждала вас двадцать минут, задержала отлет. Только ради вашей славы. Можете выбросить на помойку и себя, и вашу медаль за отвагу! Вы подвергли опасности мой корабль.

Озейва была права.

– Вы не понимаете…

Пилот взмахнула рукой, словно воробей крылом.

– Я понимаю этот порывистый ветер! А вы понимаете, что это такое? Вы едва не погубили пятьдесят человек!

Я заморгал, чтобы не дать слезе соскользнуть по щеке, а потом сглотнул.

– Я убил девять тысяч, – прошептал я.

Ее рот открылся, да так и остался приоткрытым. Словно розовая пещера.

Мы стояли и глядели друг на друга, пока сержант Орд не просунул голову в выходной люк.

– Генерал Уондер? Адмирал Брэйс приветствует вас на борту.

Озейва отвела взгляд, сверх меры задрала носик и записала дату конца миссии на экране.

А тем временем Орд провел меня через люк в светлый, теплый, чем-то напоминающий утробу трюм, заставленный корабельными механизмами. Впервые за семь месяцев я оказался в подобном помещении.

Очутившись в шлюзовом коридоре, Брамби отдал команды «разойдись», «раздеться» и прошептал:

– Поток!

Это слово прозвучало так, словно в нем было всего четыре буквы. При одной шестой гравитации «поток» больше напоминал ванну с губкой, но ощущение теплой, мыльной воды каскадом обрушившейся на меня, заставило невольно затрепетать. Потом мои люди переоделись, получили по чизбургеру, а я последовал за сержантом Ордом на мостик «Эскалибура».

«Эскалибур» очень напоминал «Надежду» на которой я прожил почти два года. Возможно, я и сам бы сумел пробраться к центральному мостику. Но прогулка с Ордом меня позабавила. Мы добрались до лестничного колодца, который новички называют лестницей. Пара чопорных, служащих Космических сил стояла на коленях, блокируя проход. Казалось, они полировали металл, стараясь его избавить от воображаемой грязи последние сто миллионов лет.

– Дыру протрете! – завопил Орд, словно физически ударив по щеткам, чтобы привлечь их внимание. Обе женщины выглядели привлекательно. Когда мы прошли мимо, их спины расслабились.

Неожиданно мне показалось, что песок Ганимеда въелся в каждую складку моей формы и каждую морщинку моего тела. Семь месяцев в одном и том же скафандре не самый лучший способ произвести впечатление на даму. И генералы не составляют исключения из правил.

Если Озэйву посчитать неким индикатором, то женщины станут для меня большой проблемой. Словно как у шестнадцатилетнего разгоряченного самца, нервы мои напоминали соединительный провод между глазными яблоками и моим пахом.

Вздохнув я последовал за Ордом. Наши шаги отдавались эхом в одном коридоре, потом в другом.

А через десять минут мы, задыхаясь, поднялись на мостик «Экскалибуром».

Мостик по размерам напоминал школьный класс с низким потолком, погруженный в тускло-красный полумрак.. Перед двадцатью плоскими едва заметно мерцающими экранами сидели двадцать офицеров. Каждый шептал данные и инструкции через крошечные, как вишенки, микрофоны.

Мастерская голография – переливчатая миниатюра «Экскалибура» – плавала в помещении среди пилотов, словно гигантский полупрозрачный кальмар. Герметично запечатанный корабельный груз и секции загруженные топливом были выделены. Импульсные двигатели, гудящие на корме, напоминали щупальца. Все в мастерской голографии – многоцветные полоски и пятна – мигало, медленно двигалось. То оно начинало блекнуть, а потом начинало сверкать, в то время как различные знаки появлялись и таяли в воздухе. Все лифты, которые двигались, каждый люк, который открывался и закрывался, были отмечены вспыхивающими искорками. Опытный командир мог читать это изображение, словно живую, трехмерную книгу.

Голоизображение доминировало в комнате, если не считать фигуры адмирала. Он застыл, внимательно разглядывая изображение, чуть наклонив голову, широко расставив ноги и заложив руки за спину.

Адмирал Атвотер Н. Брэйс выбрал для этого дня форму класса А – нежно-голубую, больше напоминающую спецодежду, чем костюм. Ленточка с именем была пришита прямо над сердцем. Его подбородок выпирал вперед, такой же крупный и гладкий, как нос дирижабля. Кожа Брэйса сверкала алым, отражая мерцание голографии.

Орд и я с вниманием ожидали. Шлемы зажаты под левой подмышкой. Мы жмурились и прислушивались к шепоту операторов консолей – своеобразной музыке, всегда звучащей на мостике большого корабля.

Я успел досчитать до трех сотен, прежде чем Брэйс нарушил молчание. Его корабль, его правила.

Брэйс поднял голову и повернулся лицом к нам. Орд и я отдали честь, адмирал тоже приложил руку к козырьку. Офицеры Космических сил, до этого служившие в военно-воздушных силах любой страны привыкли моментально вскидывать руки. Но Брэйс был выходцем из военно-морских сил.

– Сэр, генерал-майор Уондер командующий Экспедиционными силами Организации Объединенных наций на Ганимеде просит разрешения, подняться на борт.

– Разрешение дано, генерал.

Брэйс забыл добавить Орду и мне «с легкостью». Но он не забыл произнести «генерал».

Я подумал, что консоль оператора звука установлена специально возле нас, чтобы нам было лучше слышано.

Брэйс расплылся в улыбке, показав полированные зубы.

– Мы сейчас проводим дезинфекцию ваших отрядов, Уондер.

Филистимлянине сами не мылись.

– Соблюдать гигиену в полевых условиях очень трудно. Вода внизу существует только в виде льда, слежавшегося еще в докембрийский период, – принимать ванны на Ганимеде было холодно и неэффективно. Только частое повторение подобных процедур сохраняло солдат от болезней.

Маленькие синие глазки Брэйса скосились на мой боевой скафандр. Инфракрасный абсорбент алого слоя местами стерся, обнажив неопласт, а на нагрудной пластине было несколько вмятин от ударов слизней. Странный видок.

– Заметно, – он повернулся к Орду. – Сержант, покажите действующему генералу Уондеру его апартаменты.

– Конечно, конечно, сэр! – Орд отдал честь.

То как Орд сказал «конечно, конечно», вместо «есть, сэр», напомнило мне неуклюжее исполнение польки. Брэйс вел эту колымагу, и даже Орд отлично понимал это.

Орд отвел меня в мои апартаменты. Они ничуть не напоминали те, что я занимал на борту «Надежды». Тогда я квартировался на носу, а не на офицерской территории.

– Он всегда такая задница, а сержант?

– Кто, сэр?

– Кто?.. Я больше не рядовой, сержант. Я не подчиняюсь вам. Может, я и потеряю эти звезды сегодня после ужина, но в данный момент я командую семью сотнями солдат, которые прошли через ад. Следующие два года они будут расслабляться и чувствовать сожаление. А с ними обращаются, как с шестилетними, на корабле, где никто пороха не нюхал. Но пока они мои шестилетние пасынки. Поэтому я должен знать, что за порядки установил Брэйс на этом корабле. Мне нужна искренность от военно-служащего сержантского состава, от другого боевого пехотинца.

Орд не останавливаясь взглянул на меня. Моргнул, словно перед ним был споткнувшийся младенец.

– Адмирал Брэйс входил в высшую двадцатку Аннаполиса. Это делает его главной шишкой в Национальной Авиации. Он заключил временный договор с НАСА[13], а потом вернулся в военно-морские силы. Командовал «Тегераном». Он знает космос и умеет управлять большими кораблями, – Орд остановился перед каютой и положил руку на ручку двери. – Ваши апартаменты, сэр.

– А вы, знаете, как уйти от ответа.

Уголки рта Орда скривились, но всего на миллиметр. Потом он кивнул.

– Он – впертая задница, сэр.

Я зашел в свою каюту. Тут был персональный душ. Впервые с тех пор как я жил за городом мальчишкой, с тех самых пор, когда у меня еще были родители, у меня появилось собственное жилье. А все, что произошло до войны, для меня случилось миллион лет назад. Жестом я пригласил сержанта зайти.

– Присядете, сержант? – для него я – старший офицер. Он – подчиненным. Не нужно задавать ему вопросы. Но Орд это Орд, а я – это я.

Орд кивнул, сел, так, словно ему в спину упирался вражеский штык.

В одну из стен моей каюты был встроен термо. Глоток жизни! Я достал две кофейные пластмаски, поставил их на термостол, потом протянул одну с черным и дымящимся кофе Орду. Нет военного, который откажется от кофе. Правда, не все предпочитают такой черный.

Орд расслабился, но только чуть-чуть.

– Сержант, я никогда раньше не встречался с Брэйсом. Какие у него проблемы? Почему он смотрит на меня волком?

Орд поставил свой шлем на свое бронированное колено.

– Сэр, чисто технически, вы находитесь в ранге адмирала.

Я сделал маленький глоток кофе, обжег язык и кивнул.

– И не смотря на это, я – ребенок, который и подойти не может к сортиру в Аннаполисе?

Орд глотнул кофе, словно молочный коктейль.

– Вне обсуждения, сэр. Вы вели отряды в бой. Этим могут похвастаться немногие. Как военный человек, адмирал относится к этому с почтением. Но как человек, который тренировался всю жизнь для того, чтобы делать то, что вы делали в свои двадцать пять, он завидует. И это можно понять.

– Детский сад какой-то.

– Да, сэр. Все дело в эмоциях. Генерал должен сознавать это. Существует также фундаментальная персональная разница между офицерами пехоты, которым сопутствует удача, и офицерами с хорошей технической подготовкой.

– Хотите сказать, что в армии нет задниц?

– Сэр, существует множество эффективных стилей руководства. Я вам скажу так: стиль адмирала совместим с вашей миссией и окружающей обстановкой, но порой он неснеосен.

Я расстегнул нагрудник и, сняв, отложил его в сторону, потом сжал протертые рукава и стянул скафандр.

– Пехота действует в более неформальной обстановке, – кивнул Орд в сторону моей одежды.

– В грязи и хаосе?

Орд вновь кивнул.

– Беззаботность по отношению к форме, похоже, может сильно поднять авторитет командира пехоты. Среди военно-морских офицеров и летного состава привыкли к более жесткому отношению к уставу.

– Они спят под простынями. А если потеряют инструкции, ядерное оружие не сработает. Они следуют догме.

Орд покачал головой и пожал плечами.

Я показал на его боевой скафандр без единого пятнышка.

– Разве не вы на базе учили нас сливаться с грязью.

– Это не относится к данному разговору, сэр. Для них поддержание внешнего вида – основа армейской дисциплины. Я же говорил об адаптации на местности, когда невозможно поддерживать должный внешний вид.

Я кивнул.

– Ладно. Благодарю вас, сержант. Но только за службу. С остальным мне еще предстоит разобраться.

Орд встал и поставил свой пустой стаканчик на выдвижной столик.

– Сэр, еще раз примите благодарность от меня и от всех нас. Мы благодарим вас и остатки вашей армии. Вы отлично справились со своим делом, сэр, – он отдал мне честь, и я повернулся так, чтобы он видел моего лица. Так было нужно. Не положено ему видеть слез генерала…

Я помылся, насколько это возможно при одной шестой «g». Тер кожу, пока она не стала красно-лиловой. Потом я лег на койку и впервые, насколько я помнил, теплые простыни коснулись моего тела. Я закрыл глаза и позволил вибрации двигателей «Эскалибура» укачать меня.

Я уснул.

Так началось мое шестьсот дневное путешествие домой.