Глава 18

ОПРАВДАННАЯ БЕЗНРАВСТВЕННОСТЬ

Продолжение оказалось таким же грубым, как и начало. Мужчина в возрасте, яростно хрипя и рыча, как дикое животное, терзал девушку и на пике наслаждения даже со звоном хлестнул ее по лицу.

Все кончилось мгновенно. Отлепившись от нее, он опустил и расправил роскошную многослойную красно-бело-золотистую мантию и спокойно отошел в сторону, даже не взглянув на обесчещенную бедняжку. Думать о всяком сброде у первосвященника Йозумиана Дьюдьи Айночека, благословенного провозвестника Дома Защитника, самого влиятельного человека, по крайней мере, в этом районе портового города Мемнон, времени не было.

Мысли его были заняты возвышенным, земное только мешало, поэтому «паства» была для него скорее досадной помехой, чем предметом забот.

Не совсем уверенно переставляя ноги и слегка покачиваясь, чувствуя себя опустошенным, он прошелся по загроможденной каморке, беглым взглядом обвел тачки и ящики, холщовые мешки и сваленные грудами инструменты. Редко когда он или кто-либо другой из служителей Селуны заглядывал сюда по какой-то иной причине, кроме той, что сегодня привела его. Здесь было грязно, пахло солью и водорослями - в общем, самое место для слуг, а не для господ. Преимущество у комнатки было лишь одно: здесь имелась потайная дверь, через которую «посетителей» можно было незаметно спровадить прямо на улицу.

Подумав об этом, он обернулся к девушке, совсем еще девчонке. Она плакала, однако ей все же достало ума не всхлипывать громко, чтобы не задеть его самолюбие. Пусть ей больно, но ведь это пройдет. А вот чувство протеста и ненужные мысли гораздо опасней, и надо разъяснить ей, что к чему.

– Сегодня ты верно послужила Селуне, - сказал благословенный. - Удовлетворив зов бренной плоти, я смогу лучше сосредоточиться на тайнах и загадках рая, и, если они мне откроются, тебе и твоему несчастному отцу легче будет туда попасть. На-ка вот.

Он взял заплесневелую буханку хлеба, которую положил на тачку у двери, когда вошел сюда, тряхнул, чтобы сбросить каких-то мелких червячков, и бросил девочке. Та схватила ее и крепко прижала к груди.

Айночек снисходительно усмехнулся:

– Конечно, тебе этот дар дорог, ведь ты не понимаешь, что гораздо более ценной наградой станет результат моих сосредоточенных размышлений. Ты настолько погрязла в земных нуждах, что не в силах обратить свой взор к божественному.

Видя по лицу девушки, исчерченному дорожками слез, что она не поняла ни слова из того, что он сказал, Айночек презрительно фыркнул и распахнул дверь, испугав подошедшего в этот момент со стороны улицы молодого священнослужителя.

– А, благочестивый Гозитек! - приветствовал он.

– Прошу прощения, первосвященный, - промямлил Пейпан Гозитек, склоняясь в почтительном полупоклоне. - Мне показалось…

– Да, я уже закончил, - сказал Айночек и чуть отступил, показывая молодому человеку на девушку, которая тихо раскачивалась, вцепившись в плесневелый хлеб.

– Ваш трактат о Завете Ибрандула ждет меня в моих покоях, - сообщил он, и Гозитек просиял. - Говорят, ваши догадки почти гениальны, и, судя по тому, что я успел просмотреть, это правда. Ведь этот бог, ведающий самой смертью, еще так плохо понят.

Гозитек, хотя и старался изо всех сил напустить на себя смиренный вид, расплылся в улыбке.

– Как работа, продвигается? - поинтересовался Айночек, поняв, что нащупал слабую струну молодого человека.

– Д-да, да, первосвященный, - пробормотал Гозитек, потупив взор.

Айночек сдержал насмешливую ухмылку. Конечно, гордыню считают слабостью, даже грехом, но ничто, кроме честолюбия, не подвигнет молодого человека корпеть над такой работой. Гозитек между тем с любопытством заглянул через его плечо, и Айночек отодвинулся, чтобы дать ему получше рассмотреть бедную девушку.

Глаза Гозитека похотливо блеснули, он невольно провел языком по губам.

– Забирайте ее, - предложил Айночек. - Правда, ей сейчас немного больно, но ведь ваша работа важнее ее самочувствия. Освободитесь от земных желаний и погрузитесь в состояние созерцательности. Мне не терпится понять, как вы в своем трактате объясняете божественный промысел на уровне Фуги. Мысль о божествах, борющихся между собой за мятущиеся души умерших, чрезвычайно привлекает меня. Это помогло бы привлечь гораздо больше верующих в культ Селуны.

Он обернулся к девушке.

– Твоя покойная матушка никак не может попасть в рай, - сказал он с презрительным смешком, который даже не попытался замаскировать. - А благочестивый Гозитек, - и он отступил в сторону, чтобы она его увидела, - за нее молится. Если ты проявишь к нему внимание, ей будет намного легче вознестись. Так-то лучше, - проговорил он, оборачиваясь к молодому клирику, и вышел из каморки.

Добравшись до своих личных покоев на третьем, последнем этаже храма, он уже и думать забыл о девушке. В комнате стоял рабочий стол из хорошего полированного дерева - совсем непохожий на мебель из невзрачного зернистого плавника, который обычно использовали в этом портовом городе. Не только древесина, но и большая часть утвари, ковров и убранства храма, самого крупного и представительного здания в юго-восточной части широко раскинувшегося города, были привозными.

Ведь необходимо, чтобы обстановка тоже вдохновляла на размышления о божественном.

Айночек прошел к двери на балкон. Он, как и другие жрецы богини Луны Селуны и родственных культов Валькура и Шаундакула, жил в большом храме, называвшемся Домом Защитника. Это место было средоточием молитв и созерцания. Здесь располагалась многотомная, постоянно пополнявшаяся библиотека, предмет зависти всего Побережья Мечей. Крупные поступления в библиотеку имели место несколько лет назад, по окончании Смутного Времени, когда в катакомбах под этим самым зданием был открыт культ бога Ибрандула. Прятавшихся там жрецов заставили выйти на свет, но убили не всех. Благодаря храбрости и дерзновенности Айночека многих приняли в клир.

– Следует расширять пределы наших знаний,- наставлял он своих сомневающихся подчиненных.

Хотя, конечно, новых клириков взяли тайком.

Общий балкон был снабжен заграждением, чтобы скрыть служителей от назойливых взглядов глазеющих снизу крестьян, часами готовых просиживать на площади, умоляя отпустить им грехи или излечить молитвами, хотя сами даже гроша за это не могли заплатить, идиоты. А вот на другом, его собственном балконе заграждения не было. Отсюда открывался прекрасный вид на бухту. Полная луна висела над спокойной водой, высвечивая силуэты больших многомачтовых торговых судов, бросивших якорь далеко от берега и тихо и мерно покачивающихся на волнах. Природная красота и согласие напомнили жрецу о недавнем соитии, и он ощутил подлинную связь со Вселенной и погрузился в мысли о вечности и единстве с Селуной. Какое наслаждение испытываешь в такие мгновения! Избавившись от нечистых плотских желаний, возносишься к звездам и богам.

Прошло больше часа, луна скрылась, и Айночек, наконец, обратился к блестящему трактату Гозитека.

Наконец-то он обрел душевный покой и соединился с Селуной.

Как выглядела несчастная, с помощью которой он освободился от телесных тягот, первосвященный уже и вспомнить не мог.