"Одинокая леди" - читать интересную книгу автора (Роббинс Гарольд)Глава 1В тот день в Нью-Йорке уже царила весна. Молодая зелень листочков на деревьях в Центральном парке, трепещущих на легком ласковом ветру, переливалась под лучами теплого майского солнца. Мы прошли мимо скамеек, заполненных бездельниками, наслаждающимися теплом. Мы не говорили, не смотрели друг на друга — мы были вместе и, одновременно, порознь, занятые своими глухими и не слышными другому мыслями. Он так и не заговорил, пока мы не вышли к переходу на Пятьдесят девятую стрит, что напротив нашего дома. Мы остановились под светофором, ожидая зеленого. Улицы, как всегда, были переполнены машинами... И тут он, наконец, сказал: — Ты можешь не торопиться с переездом. Я улетаю десятичасовым самолетом в Лондон и не вернусь раньше, чем через месяц. — О'кей. Мне сказали, что моя квартира будет готова. Он схватил меня за руку и потянул, потому что грузовик слишком близко проехал у тротуара, и сразу же отпустил, как только мы отступили, — Просто я хотел тебе сообщить, что буду через месяц, и ты можешь оставаться в этой квартире. — Спасибо, Уолтер, но я уезжаю домой на уик-энд. А к понедельнику, надеюсь, все будет в порядке. Швейцар, открывший нам дверь, посмотрел на нас как-то странно. — Мистер Торнтон, — сказал он, — миссис Торнтон! Конечно, он уже знал. Я уверена, что знал. К этому времени весь свет должен был бы уже знать. В газетах, в разделе светской хроники, писали об этом бесконечно — ну как же, Торнтоны разводятся! Мы молча подошли к лифту, вошли, поднялись наверх, вышли в коридор, подошли к бывшим нашим апартаментам. — У меня есть ключ, — сказал Уолтер. Его чемоданы были уже уложены и закрыты и стояли в прихожей. Он затворил за нами дверь и какое-то время стоял молча. Затем сказал: — Думаю, что неплохо было бы выпить. — Сейчас налью, — сказала я и привычно пошла к бару в гостиной. — Я сам, — сказал он. — Мне нетрудно. Не возражаешь, если я и себе налью? Я бросила несколько кубиков льда в два бокала, налила немного шотландского. И мы с бокалами в руках поглядели друг на друга. — Будь! — сказал он. — Будь, — повторила я. Он сделал большой глоток, а я пригубила. — Шесть лет, — произнес он. — Даже не верится. Я не ответила. — Как они промчались... И куда исчезли, куда ушли? — Не знаю. — Ты помнишь тот день, когда я впервые привел тебя сюда? Темнело, шел снег, и парк белел в сумерках за окном. — Я была совсем ребенком тогда... девочкой. Но эта девочка жила в теле женщины. В его глазах мелькнуло удивление. — Я так и не заметил, когда же ты выросла, Джери-Ли. — Такие вещи происходят постепенно, день за днем, капля за каплей. — Увы, я не замечал. — Знаю, — сказала я грустно. В том-то и все дело. Во всяком случае, больше, чем все остальное, приведшее к разводу, мне кажется, было именно то, что для него я всегда оставалась девочкой-невестой. Он допил виски и поставил пустой бокал на крышку бара. — Поднимусь наверх и попробую вздремнуть. Никогда не могу заснуть в этих ночных перелетах. — О'кей. — Машина придет за мной в восемь тридцать. Ты еще будешь здесь, когда я спущусь? — Да, буду. — Мне бы не хотелось уезжать, не сказав тебе «до свидания». — И мне бы не хотелось, — сказала я, и тут словно прорвало плотину, и мои глаза наполнились слезами. — Прости, Уолтер... На короткое мгновение его рука коснулась моей. — Все образуется, — сказал он торопливо. — Все образуется. И я понимаю. — Я любила тебя, Уолтер, ты же знаешь! — Знаю. Вот, — и больше не о чем говорить. Он вышел из комнаты. Я услышала его шаги на лестнице и в спальне. Затем донесся звук закрываемой двери и отозвался эхом в опустевших комнатах. Я вытерла глаза салфеткой «клинекс», подошла к окну и стала смотреть на парк. Листья зеленели, дети весело и шумно играли, солнце сияло. Торжествовала весна. Будь оно все проклято! Если и вправду пришла весна, почему я дрожу от холрда? После его отъезда комнаты казались мне совершенно пустыми... Телефон зазвонил, когда я шла из спальни на кухню, чтобы перехватить хоть что-нибудь. Какого черта! Кто еще? Оказалось, Гай. — Что ты делаешь? — спросил он. — Ничего. Собралась приготовить себе какой-никакой обед. — Уолтер уехал? — Да. — Тебе не следует сегодня оставаться в одиночестве, — сказал он деловито. — Пойдем куда-нибудь по-обедаем вместе. — Очень мило с твоей стороны, — сказала я и действительно так подумала. Гай за эти годы стал нашим общим другом. Он поставил первую пьесу, написанную Уолтером после встречи со мной. В ней я исполняла главную роль. Он много возился со мной, когда я работала над ролью. — А может, спектакль лучше отменить из-за дождливой погоды? У меня нет настроения выходить. — Тебе станет легче. — И все же — нет. Спасибо. — Тогда позволь мне принести тебе сандвичи. Я тут остановился недалеко, — добавил он быстро, опасаясь, что я возражу. Я колебалась. — И кроме того, у меня появились кое-какие соображения, касающиеся переработки твоей пьесы, — добавил он. — Мы могли бы заодно обговорить. — О'кей. — Так-то лучше. Я захвачу бутылочку вина и травку. У нас будет милый, спокойный, уютный вечер. Через полчаса, идет? — Хорошо. Я положила телефонную трубку и пошла в спальню. Открыла шкаф, чтобы достать пару джинсов, и тут зазвонил междугородний. Я метнулась к телефону. Это была мать. — Джери-Ли? — спросила она. — Да, мать. — Когда ты вернулась? — Сегодня днем. — Ты бы могла позвонить мне, — заявила она раздраженно. — У меня не было ни минутки свободной, мать. Прямо из аэропорта я поехала к своему адвокату — нам с Уолтером нужно было подписать еще какие-то там бумаги. — Значит, развод состоялся окончательно и бесповоротно, — сказала она с явным неодобрением. — Я не предполагала, что мексиканский развод имеет юридическую силу в Нью-Йорке. — Имеет. — Ты все равно должна была позвонить мне. Я твоя мать. Я имею право знать, что происходит. — Ты знаешь отлично, что происходит. Перед тем как улететь в Хуарес, я все тебе подробно объяснила. Кроме того, я приеду к тебе на уикэнд и перескажу во всех восхитительных подробностях... — Ты вовсе не обязана рассказывать мне подробности, если у тебя нет такого желания, — заявила она с обидой в голосе. Я изо всех сил старалась держать себя в руках. Не знаю, как, но она всегда умудряется ставить меня в ; такое положение, когда я вынуждена оправдываться. Даже больше — обороняться. Я поискала взглядом сигарету, но поблизости не было ни одной пачки. — Проклятье, — пробормотала я. — Что ты сказала? — Не могу найти проклятые сигареты. — Но это вовсе не причина, чтобы выражаться, — тут же сказала мать. — И потом, мне кажется, что ты куришь слишком много. — Да, мать... — я наконец нашла сигарету и закурила. — Когда ты рассчитываешь приехать ко мне? — Утром. Скорее всего после завтрака. — Я приготовлю ленч. Для тебя. Так что не ешь слишком много за завтраком. — Да, мать, — я решила сменить тему разговора. — Отец дома? — Да. Ты хотела бы поговорить с ним? — Пожалуйста. Его голос даже по телефону прозвучал тепло и заботливо. — Как там себя чувствует моя маленькая девочка? И это меня доконало: я почувствовала, как слезы опять потекли из глаз. — Большой и избитой, — выдавила я. Вся нежность мира уместилась в одно-единственное слово: — Тошно? — Угу... — Выше голову. У тебя есть мы. — Я знаю. — Все наладится. Потерпи. Со временем все обычно проходит. Наконец, мне удалось взять себя в руки. — Поговорим завтра, па. Я просто не могу дождаться, когда, наконец, смогу повидаться с тобой. — И я. Я положила трубку — времени оставалось в обрез, чтобы заскочить в душ и одеться До прихода Гая. Он остановился в дверях с глупой улыбкой на лице и большим пакетом в одной руке и еще большим букетом в другой. Сунул цветы мне в руки и поцеловал в щеку. И я сразу же почувствовала, что он уже основательно приложился. — Счастья! Счастья! — сказал он. — Ты ненормальный, — сказала я. — Цветы-то зачем? — Отмечать, — невозмутимо сказал он. — Не каждый день разводится лучший друг! — Не уверена, что это смешно. — А что бы ты хотела, чтобы я рыдал? Я не ответила. — Я рыдал на вашей свадьбе, несмотря на все успехи, какие принес мне ваш брак, — парировал он. — А теперь вы развелись и вы оба счастливы. И это надо отметить! — Ты все делаешь задом наперед. — Какого черта — что так, что этак — все хорошо! Он прошел в гостиную и достал бутылку шампанского из пакета. — Принеси бокалы. Добрый старый «периньои» — для нас самое лучшее сейчас! o— и он выстрелил пробкой. Поднимая бокал, он сказал: — Пьем за лучшие времена! Я пригубила, и в нос ударил газ. — До дна! Я допила, и он снова наполнил мой бокал. — Ты хочешь напоить меня? — Обязательно, — заявил он. — Тебе не повредит. Ни-никоим образом. Шампанское пилось так, как и должно было питься отличное шампанское. Я почувствовала себя бодрее. — Ты действительно ненормальный, — заявила я громко. И тут я поймала на себе внимательный взгляд его блекло-голубых глаз и поняла, что он вовсе не так уж и пьян, как мне показалось в первый момент. — Полегчало? — спросил он. — Да. — Вот и чудесно. Теперь мы будем есть. Лично я умираю с голоду. И он принялся опорожнять содержимое пакета. Не прошло и нескольких минут, как в комнате стали витать соблазнительные запахи окорока, бастурмы, зелени и маринадов. Я проглотила слюну. — Сейчас накрою стол, — сказала я. — Зачем? — он схватил сандвич и впился в него зубами. Пробормотал с набитым ртом: — Тебе ни на кого здесь не надо производить впечатление. Я уставилась на него: при Уолтере все должно было происходить тип-топ, по раз заведенному порядку. Например, мы ни разу не ели в кухне. Он снова наполнил мой бокал. — Ешь, пей и расслабляйся. Я взяла сандвич и с наслаждением откусила солидный кусок. И опять, совершенно неожиданно, увлажни-"лись глаза. Он сразу же заметил. — Нет, нет, только не надо! Я хотела ответить и не смогла — в горле застрял комок, который невозможно было проглотить. — Не плачь! — сказал он. — Я люблю тебя, — он улыбнулся и озорно подмигнул мне. — То есть я хочу сказать, что люблю тебя так же сильно, как любой гомик может любить лесбиянку. |
||
|