"Одинокая леди" - читать интересную книгу автора (Роббинс Гарольд)Глава 21Все это происходило так давно — семнадцать лет тому назад — и в то же самое время, словно только вчера... Семнадцать лет — это что? Половина жизни? Да, половина... Но сколько бы событий ни произошло с тех далеких осенних дней, стоило ей нажать нужную кнопку в сознании, как немедленно все возвращалось к ней, словно из таинственной бесконечной кладовой памяти. Все возвращалось... Она отогнала воспоминания волевым усилием и посмотрела на часы, висящие на стене напротив ее больничной кровати. Было уже четыре часа дня. Ее соседка давно покинула больничные стены, и из всех сегодняшних пациентов осталась лишь она одна. Вошел врач и сел рядом с кроватью на ослепительно белый треногий табурет. Посмотрел внимательно сквозь сильные линзы очков на Джери-Ли, улыбнулся. Из-за этих линз глаза его казались огромными. — Ну-с, как мы себя чувствуем? — Подыхаю от скуки, — сказала она. — Когда мне можно убираться отсюда? — Прямо сейчас. Я только подпишу историю болезни и заполню документы на выписку... Он взял температурную карточку, закрепленную в ногах кровати, сделал какую-то отметку и нажал кнопку вызова сестры. Сразу в дверях возникла крупная чернокожая добродушная сестра. — Да, доктор? — сказала она. — Мисс Рэндол может идти домой, — сообщил он ей. — Помогите ей, пожалуйста, собраться. — Да, доктор, — сказала она и обратилась к Джери-Ли: — Там, внизу, мэм, джентельмен в комнате ожидания сидит с двенадцати, ждет вас. — Что же вы мне не сказали? — Он сказал, что не торопится, может подождать, не хочет вас тревожить, — сестра прошла в крохотную комнатку для одежды, достала вещи Джери-Ли и принялась раскладывать их на постели. — А теперь, дорогая, разрешите, я помогу вам встать с постели. — Я вполне оправилась, — ответила Джери-Ли, во когда встала на ноги, то внезапно почувствовала слабость и ухватилась за протянутую черную руку сестры. — Спасибо, сестра. Та широко улыбнулась. — Через минутку все будет в порядке, дорогая. Обычно хватает минуты, чтобы мы, женщины, смогли оклематься и утвердиться на своих на двоих. Джери-Ли пошла в ванную комнату. Когда она вышла, доктор все еще был в палате, ждал ее. — Я бы хотел осмотреть вас через неделю. Она молча кивнула. — И никакого секса, пока я не разрешу, — добавил он строго и потом хмыкнул: — Дайте отдохнуть этому местечку. Она подняла глаза на него и улыбнулась своим мыслям: секс — самое последнее, о чем она сейчас думает. Но все же ответила в тон его неуклюжей шутке: — А другим местом я тоже не могу работать? Теперь он засмеялся откровенно и позволил себе поерничать: — Это уж не моя область, и вам придется проконсультироваться с дантистом! — Заметано, док! — Серьезно, отдохните несколько дней, не спешите окунаться с головой в работу. — Обязательно, док. Спасибо! Он вышел из палаты, и она начала одеваться. Когда она закончила, появилась сестра с креслом-каталкой. Джери-Ли скептически посмотрела на нее. — Неужели мне выезжать на люди в сей карете? — издевательски спросила она сестру. — Таковы наши правила, — совершенно серьезно ответила та. — До самой двери. — В таком случае необходимо подкрасить губы, — заявила Джери-Ли с чисто женской логикой и внимательно оглядела себя в зеркале. Немного тона на щеки тоже не помешает, подумала она, доставая косметичку. Удивительно, как быстро появляется специфическая больничная нездоровая бледность. В первый момент она его не узнала. Темные зеркальные очки, шатенистые накладные фальшивые усики, хотя, как правило, он не признавал никакой растительности на лице и тщательно брился. И в добавление ко всему этому маскараду еще и парик, скрывающий его от природы вьющиеся темные короткие волосы. Узнав его, она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться на весь приемный покой — настолько нелепо он выглядел. — Как ты, Джери-Ли? — неестественно тонким голосом спросил он, стараясь скрыть свой глубокий, бархатный баритон. — Просто великолепно. — Сестра, — распорядился он, — машина ждет у входа. Сестра кивнула и покатила кресло к двери, выехала по пандусу к машине. Он взял на прокат «Континентл» вместо своей машины — у него был великолепный «Корниш» с откидным верхом. Он заботливо открыл дверцу, и сестра помогла Джери-Ли перебраться на переднее сидение. — До свидания, — сказала сестре Джери-Ли. — Спасибо вам. — Мы всегда будем рады вам, дорогая, — ответила сестра. — Желаю удачи. Он достал двадцатидолларовую банкноту и протянул сестре. — Благодарю вас, мистер Баллентайн, — сказала сестра, опуская деньги в карман халата. Ее черное, лоснящееся добродушное лицо расплылось в улыбке. Она склонила голову и ушла. Он застыл, рот его смешно приоткрылся. Потом растерянно спросил Джери-Ли: — Как она умудрилась узнать меня? Джери-Ли от души веселилась и самым неприличным образом хихикала. — Ох, Джордж, ты, может быть, и кинозвезда первой величины, но ни на грош не смыслишь в искусстве грима. Он обошел машину и, хлопнув дверцей, сел за руль. — Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал меня, — проворчал он обиженно, как большой ребенок. — Не волнуйся, выбрось из головы. Кого она только тут не повидала — приезжают, уезжают. Она не станет болтать. — Я просто не могу позволить себе такую роскошь, как новые сплетни и болтовня, — сказал он, трогаясь с места. — И без того в студии с меня не слезают с этими разговорами. — Я сказала, не волнуйся. Наконец, он вспомнил о главном. — Как ты-то? — О'кей. — Правда о'кей? — О'кей. — Скажи, тебе полегчало теперь, когда все уже позади? — А тебе? — спросила она. — Как гора с плеч, — признался он. — По-моему, мы сделали единственно правильную вещь. Она потянулась за сигаретой. — Разве ты так не думаешь? — спросил оя. — Если ты так считаешь... Он протянул руку и похлопал ее по плечу. — Я был совершенно прав, ты сама убедишься. Завтра утром ты проснешься и поймешь, что я был совершенно прав. — Завтра утром я собираюсь проснуться в таком жутком похмелье, что даже и не вспомню, что было сегодня, — буркнула она. — Что с тобой, Джери-Ли? Чего еще ты от меня хочешь? — Ничего, — ответила она искренне, — абсолютно ничего. — И она откинулась в удобном кресле. Нет, у всех мужиков что-то не в порядке с умственными способностями, что-то не в порядке... Почему они всегда считают, что женщины хотят от них чего-то такого, чего они не собираются дать? Особенно если ты ничего ае просишь и ничего не хочешь — вот чего они совершенно не в состоянии понять своими мужскими мозгами. В ее жизни было только двое мужчин, которые так не чувствовали и не думали. Один — ее отец, другой — Уолтер Торнтон. Все, чего они хотели, это — давать, давать ей. Может быть, именно поэтому она покинула их. Изменила... Просто она никогда не умела брать. — Он слишком для тебя стар, — запротестовала ее мать и повторяла это без конца. — Он старше твоего отца! И как быть с его сыном? Тебе придется встречаться с ним? — Нет, не собираюсь, да и никакой необходимости не будет, — ответила Джери-Ли. — И кроме того, мать, все это не имеет совершенно никакого значения, потому что я люблю Уолтера! Вероника принялась нервно ходить по комнате. — Что ты знаешь о любви? — спросила она. — Ты еще совсем ребенок! Тебе даже нет восемнадцати. — А что такое любовь, мать? — с вызовом спросила Джери-Ли. — Он нравится мне, я восхищаюсь им, я уважаю его и я хочу быть с ним в постели. — Джери-Ли! — охнула Вероника. — Если это не любовь, тогда скажи мне, что оно такое! — закончила Джери-Ли, не обратив внимания на возмущение матери. — Вовсе не то, что ты думаешь! — сказала Вероника. — Секс? Ты же видела, что чуть было не произошло у тебя с этими мальчишками. — И это должно меня отвратить от любви? — Господи, я вовсе не об этом говорю, — в отчаянии сказала мать и оглянулась беспомощно на мужа. — Объясни ты ей, Джон. Помоги ей понять! Джон тихонько покачал головой. — Не могу. Любовь такая, какой представляет ее себе каждый отдельный человек, это его личное дело. И в то же время любовь такая, какой представляют ее себе.двое любящих. И опять же — она совершенно иная для каждого любящего человека. — Но она у нас еще совсем ребенок! — опять сказала Вероника. — Если ты так считаешь" значит ты сама не знаешь свою дочь, — сказал Джон. — Джери-Ли перестала быть ребенком давным-давно. — Ему исполнится пятьдесят раньше, чем ей восемнадцать. — Если различие в возрасте превратится в проблему, то это будет их проблема. Я уверен, что они оба достаточно здраво обдумали и обсудили эту сторону своего брака и знают, что так или иначе им придется ее решать. — И все равно, ей нужно мое письменное согласие на брак, — заявила Вероника упрямо, — а я вовсе не собираюсь его давать! — Ничего хорошего не получится, дорогая, потому что я дам! Веронику охватила ярость, и она закричала: — Нет! ты не имеешь никакого права — ова тебе не дочь! Джери-Ли увидела, как дернулось лицо отца от причиненной ему боли, но он сдержался, и голос его был спокойным и размеренным, когда он ответил после короткой паузы: — Нет, она моя дочь! Настолько же моя, насколько ее физиологического отца. Я люблю ее, я ее удочерил и, кстати, с точки зрения закона, этого вполне достаточно. — И что же получается, — что ты согласен подтвердить перед всеми, что все те слухи и сплетни, которые ходили по городу, — правда? — Мне плевать на то, что болтают обыватели, что думают или даже во что свято верят. Единственное, что мне не безразлично, — это счастье моей дочери! — Даже если ты знаешь, что она совершает ошибку и поплатится за нее рано или поздно? — Этого я не знаю так же, как и ты. Но даже если она, как выяснится, совершит ошибку, я все равно буду ее любить, и все равно она останется моей дочерью, и я буду стараться помогать ей. Вероника повернулась лицом к дочери. — В последний раз, Джери-Ли! Пожалуйста, выслушай меня! В твоей жизни появятся молодые мужчины, твоего собственного возраста. И с одним из них ты могла бы стареть вместе, рука об руку, и вместе рожать, растить и воспитывать детей. Всего этого с ним ты будешь лишена. — Ради Бога, мама! — сказала в отчаянии Джери-Ли. — Он не калека! Я уже переспала с ним, и он изумительный мужчина! — Так... — уронила мать. — Значит, все, что говорят, — правда. Слезы выступили на глазах Джери-Ли. — Нет! Только в том случае, если ты веришь болтовне, — она выбежала из дома, хлопнув дверью. Джон устало посмотрел на жену. — Вероника, — сказал он без всякой надежды, что она его услышит. — Иногда я начинаю удивляться — что я нашел в тебе много лет назад? Ты так беспросветно глупа!.. Джордж Баллентайн остановил машину перед самой дверью ее дома. — Ты не хочешь зайти и что-нибудь выпить? — Нет, — ответил он. — Я обещал моему агенту, что встречусь с ним и выпью в пять, в баре у стадиона для игры в поло. — Чудесно, — она открыла дверцу и вышла. — Спасибо за то, что приехал и подбросил меня. — О чем ты говоришь! Напротив, я виноват. Я вовсе не предполагал, что все так ужасно затянется и усложнится. Ничего не усложнилось. Разве ты никогда не слышал: сделать аборт проще, чем вылечить насморк. — Она обошла вокруг машины и подошла с другой стороны к дверце со спущенным стеклом. — Ты уверен, что не хочешь заскочить ко мне? — спросила она, теребя его искусственный ус. — Мы не можем трахнуться, но мне не запрещается поцеловать тебя взасос туда, где ты любишь. Доктор разрешил, да. А ты же всегда говорил, что у меня самые лучшие, самые жадные губы в нашем затраханном городе. — Ну... это... я думаю, что смог бы через полчасика после встречи с агентом заскочить... Агент не станет возражать... — и он чуть порозовел. Она рассмеялась, сорвала усики с его верхней губы и прилепила их ему на лоб — в самой серединке. — Ох, Джордж, и почему ты такое дерьмо? — добавила она и вошла в дом. Заперев за собой дверь, она прислонилась к ней спиной и заплакала так, что по щекам струйками потекли слезы... Господи, да что же это такое в ней, что она всегда привлекает к себе всякое дерьмо? Ведь не всегда же было так! Уолтер не был дерьмом. Ну, не совсем. Он просто был слабым, да. Ему вечно требовались со стороны поддержка и одобрение, даже больше, чем ей. Она прошла через все комнаты прямо в спальню и упала на кровать, не снимая одежды. Уставилась в потолок. Глаза ее высохли. Она лежала, не шевелясь. Зазвонил телефон, но Джери-Ли не обратила на него никакого внимания. После трех звонков включился автоматический секретарь и взял на себя труд ответить за нее. Она протянула руку, достала из ночной тумбочки коробку сигарет, выбрала с косячком, медленно раскурила и глубоко вдохнула. Сладкое успокоение вместе со вдохом вошло через легкие в ее кровь и растеклось по всему телу. Она нажала кнопку магнитофона, и мягкие звуки музыки заполнили комнату. Она сделала еще две глубокие затяжки, положила сигарету на пепельницу, перевернулась на живот и зарылась лицом в ладони... И снова перед глазами возникла маленькая девочка, плачущая на верхней ступеньке внутренней лестницы в их старом доме. Возникла и — исчезла. Она села на кровати — нет, она уже не та маленькая девочка... Давным-давно не маленькая девочка. С того самого дня, когда они обвенчались с Уолтером и он увез ее в Нью-Йорк и там, по эскалатору — выше, выше — в апартаменты на самом верхнем этаже здания, откуда открывался вид на весь этот огромный город. |
||
|